Текст книги "Нерадивый ученик"

Небо стало еще темнее, дождь налетал порывами, то переходя в ливень, то стихая до мелкой мороси, а в глубине дома, в сухой прохладной комнате, Хунта готовила переворот. Они уже три года плели нити заговора, и тот порой напоминал Тиму сны, которые он видел, когда болел и лежал с высокой температурой, сны, в которых ему поручали что-то сделать – разыскать нужного человека в огромном незнакомом городе, кишащем людьми и подсказками; решить длиннющую, запутанную арифметическую задачку, где каждое действие влекло за собой десятки новых. Казалось, что ситуация никак не меняется. Не было задач, которые не приводили бы к необходимости обдумывать новые задачи, так что вскоре старые забывались и по умолчанию возвращались в руки взрослых или попадали в ничейную зону, и тогда приходилось начинать все сначала. Что с того, что Этьену в прошлом году (если привести самый яркий пример) удалось почти на неделю остановить бумажную фабрику, засорив водозаборник? Прочие дела шли своим чередом, как будто сам заговор имел некий существенный изъян и был обречен на неудачу. Хоган Ленитроп в тот же вечер должен был бросить дымовую шашку на заседании АУР, выкурить всех из зала и утащить их протоколы и финансовые отчеты, но ему вдруг позвонили и попросили поговорить с одним анонимным алкоголиком, который впервые оказался в их городе и обратился в местное отделение АА, потому что попал в беду и был чем-то напуган.

– Чего он боится? – попытался выяснить Тим.

Случилось это год назад, ранней осенью, вскоре после начала занятий в школе. Хоган зашел к Тиму домой сразу после ужина, небо было светлым, хотя солнце уже село, и они пошли во двор покидать мяч в корзину. Мяч кидал только Тим, у Хогана же наложились друг на друга два обещания, и теперь он мучился.

– Боится, что снова начнет пить, – объяснил Тиму Хоган. – Я возьму с собой это, – сказал он, показывая пакет молока. – Если он захочет выпить, мы выпьем молока.

– Буэ, – скривился Тим, который не очень-то любил молоко.

– Слушай, – начал Хоган, – молоко нужно не только детям. Давай я расскажу тебе о пользе молока. Это великолепный напиток.

– Лучше расскажи про пиво, – предложил Тим. Последнее время его увлекала идея основательно напиться.

– Тебе смешно, – обиделся Хоган. – А мне, между прочим, повезло, что я сумел бросить пить. И мой отец то же самое говорит. Взять хотя бы этого парня, с которым мне надо поговорить. Ему тридцать семь лет. Прикинь, насколько я его опередил.

– Ты должен сегодня вечером подложить дымовую шашку, – напомнил Тим.

– Слушай, Тим, может, ты подложишь вместо меня, а?

– Мы с Грови собираемся взорвать натрий, – сказал Тим. – Помнишь? И это должно произойти одновременно.

– Ну, тогда скажи Грови, что я не могу, – сказал Хоган. – Извини, Тим, никак не могу.

Именно в этот момент – как и следовало ожидать – появился Гровер. Тим и Хоган постарались как можно дипломатичнее объяснить ему ситуацию, но, как обычно, их усилий оказалось недостаточно, поскольку Гровер устроил им разнос по полной программе и, обозвав их по-всякому, ушел в сумерки, которые тем временем успели крадучись наползти с гор, так что никто и не заметил, как стемнело.

– Похоже, натриевая атака отменяется, – спустя некоторое время робко предположил Хоган, – а, Тим?

– Да, – согласился Тим.

По обыкновению, все шло не так, как должно было; никакого продвижения к цели. Этьен зря нырял с аквалангом – разве что шутки ради. Бумажная фабрика снова начнет работать, люди вернутся в цеха, атмосфера опасности и недовольства – то, чего добивался и на что рассчитывал Гровер, исходя из своих темных замыслов, о которых он никому не рассказывал, – рассеется, и все пойдет по-прежнему.

– Слушай-ка, Тим, – предложил Хоган голосом Мишки Йоги{160}160
  Мишка Йоги – антропоморфный медведь, герой мультфильмов студии «Ханна-Барбера», выходивших с 1958 г., а также видеоигр, комиксов и ряда полнометражных постановок.


[Закрыть], которым говорил, когда старался кого-то приободрить, – может, пойдем вместе в отель и потолкуем с этим парнем?

– Так он в отеле? – спросил Тим.

– Да, – ответил Хог.

Парень оказался в городе проездом, и почему-то никто не хотел с ним встречаться. Нэнси, секретарша в главном офисе АА, отчаявшись кого-нибудь найти, позвонила Хогану. Он согласился. «Он пойдет», – сказала она кому-то, кто был с ней в офисе, и Хогану показалось, что на другом конце провода раздался смех.

Тим взял свой велосипед, крикнул родителям, что скоро вернется, и покатил с Хоганом под горку сквозь сгущающиеся сумерки к центру города. Стояла отличная осенняя погода, какая бывает в тот краткий промежуток, когда некоторые деревья, опережая график, начинают быстро желтеть, насекомые с каждым днем жужжат все громче, а по утрам, если ветер дует с северо-запада, по дороге в школу можно увидеть, как над вершинами гор кружат одинокие ястребы, готовясь к отлету на юг. Несмотря на загубленный день, Тим с наслаждением катился, не крутя педалей, вниз по склону к скоплению желтых огоньков, радуясь, что сбежал от двух страничек арифметических примеров и главы из учебника по физике, которую должен был прочитать, не говоря уже о паршивом фильме, какой-то романтической комедии 1940-х годов, которая шла в этот вечер по единственному работающему каналу. Проезжая мимо домов, окна и двери которых были открыты ради первой вечерней прохлады, Тим и Хоган мельком видели голубоватое свечение телевизионных экранов с одним и тем же фильмом и улавливали обрывки диалога: «…Рядовой, вы что, совсем с ума…»; «Да, была одна девушка, там, дома…» (всплеск, комический вопль) – «О, простите, сэр, я думал, вы японский лазутчик…» – «Да как же я могу быть японским лазутчиком, если мы в пяти тысячах…»; «Я буду ждать, Билл, буду ждать тебя столько, сколько…» Они миновали пожарное депо, возле которого, сидя на старой пожарной машине «ляфранс»{161}161
  …на старой пожарной машине «ляфранс»… – Тракстон Слокум Ляфранс основал компанию «LaFrance Manufacturing Company», выпускавшую противопожарное оборудование, в городе Эльмира, штат Нью-Йорк, в 1873 г., а в 1903 г. она была переименована в «American LaFrance Fire Engine Company». Закрылась в 1984 г., но затем торговая марка «LaFrance» дважды воскрешалась: с 1995 г. под эгидой даймлеровского филиала «Freightliner», а с 2005 г. – инвестиционной компании «Patriarch Partners». В 2014 г. закрылась окончательно.


[Закрыть], курили и рассказывали анекдоты взрослые парни; проехали мимо кондитерской, заходить в которую ни Тиму, ни Хогану сегодня не хотелось; внезапно вдоль дороги замелькали счетчики платной стоянки – здесь располагался участок с диагональной парковкой, а значит, надо было держать руку на тормозе и внимательно следить за движением машин. Когда приятели добрались до отеля, уже совсем стемнело, ночь накрыла Мандаборо, как крышка кастрюлю, и магазины начали закрываться. Оставив на улице велосипеды, Тим и Хоган вошли в отель. Ночной портье, только что заступивший на дежурство, окинул их тусклым взглядом.

– Анонимные алкоголики? – удивился он. – Ну, вы шутники.

– Честное слово, – сказал Хоган, показывая пакет молока. – Позвоните ему. Мистер Макафи, комната двести семнадцать.

Портье, которому всю ночь предстояло бездельничать, набрал номер и поговорил с мистером Макафи. Когда он повесил трубку, его лицо как-то странно искривилось.

– Судя по голосу, черномазый, – сообщил он.

– Мы можем подняться? – спросил Хоган.

Портье пожал плечами:

– Он сказал, что ждет вас. Если возникнут проблемы, просто скиньте трубку с рычага. У меня тут зазвенит.

– Ладно, – сказал Хоган.

Они прошли через холл между двумя рядами кресел и поднялись на лифте. Номер мистера Макафи был на втором этаже. Поднимаясь наверх, Тим и Хоган глянули друг на друга, но ничего не сказали. Они постучали в дверь. Мистер Макафи открыл не сразу. Ростом он был не намного выше, чем они. Он действительно оказался негром – с усиками, в серой шерстяной кофте и с сигаретой.

– Я думал, он шутит, – произнес мистер Макафи. – Вы, ребята, правда из АА?

– Он – да, – сказал Тим.

Лицо мистера Макафи как-то странно изменилось.

– Вот как, – сказал он. – Что ж, забавно. Здесь у вас любят позабавиться, почти как в Миссисипи. Ну, вы свое дело сделали? Можете идти.

– Мне сказали, вам нужна помощь. – Вид у Хогана был явно озадаченный.

Мистер Макафи отошел от двери.

– Тут ты, пожалуй, прав. Да. Хотите войти? – Похоже, ему было все равно.

Мальчишки вошли в комнату, и Хоган поставил молоко на письменный столик в углу. Они впервые оказались в гостиничном номере и впервые разговаривали с цветным.

Мистер Макафи был контрабасистом, но сейчас без инструмента. Накануне он выступал на каком-то музыкальном фестивале в Леноксе. Как его угораздило попасть в Мандаборо, он не имел ни малейшего представления.

– Такое иногда случается, – сказал он. – У меня бывают провалы в памяти. Только что я был в Леноксе, а потом бац – оказываюсь в этом вашем – как его там? – Мандаборо. С тобой так не было?

– Нет, – ответил Хог. – Меня иногда тошнило, а хуже этого ничего не было.

– Ты, значит, больше не пьешь? Завязал?

– Навсегда, – сказал Хоган. – Пью только молоко.

– Выходит, ты молокосос, – улыбнулся мистер Макафи.

– Что именно я должен делать? – спросил Хоган. – Как по-вашему?

– Поговорить со мной, – сказал мистер Макафи. – Или я буду говорить, пока мне не захочется спать. Или пока кто-нибудь – хотя бы Джилл – не приедет за мной.

– Джилл – это ваша жена? – спросил Тим.

– Эта та девчонка, что ходила на горку с Джеком{162}162
  Джилл… ходила на горку с Джеком… – Отсылка к известному детскому стихотворению. В переводе С. Маршака:
Идут на горку Джек и Джилл,Несут в руках ведерки.Свалился Джек и лоб разбил,А Джилл слетела с горки.

[Закрыть], – ответил мистер Макафи и захохотал. – Нет, кроме шуток, так оно и было.

– Хотите рассказать про них? – спросил Хоган.

– Нет. Пожалуй что нет.

Тогда Тим и Хоган рассказали мистеру Макафи о школе, о своем городке, о том, чем занимаются их родители, а потом, быстро проникшись к нему доверием, поведали ему и о более секретных вещах: о том, как Этьен застопорил бумажную фабрику, о своем логове и о запасе натрия.

– Точно, – воскликнул мистер Макафи, – натрий. Помню, однажды я кинул кусок натрия в унитаз и спустил воду. И тут как бабахнет! Это было в Бомонте, в Техасе, я там раньше жил. Потом директор заходит в класс, лицо перекошенное, в руках держит обломок унитаза – вот так. И спрашивает: «Кто из вас, джентльмены, совершил это вопиющее безобразие?»

Хоган и Тим, похохатывая, рассказали ему, как Этьен однажды забрался на дерево и принялся стрелять из рогатки маленькими, с горошину, шариками натрия в бассейн в одной из усадеб, где как раз шла коктейльная вечеринка, и при первых же взрывах гости бросились врассыпную.

– Шикарно вы тут живете, – сказал мистер Макафи. – Усадьбы и все такое прочее.

– Мы там не живем, – сказал Тим. – Просто иногда забираемся по ночам и купаемся в бассейнах. Самый хороший в усадьбе Ловеласа. Хотите, пойдем туда? Сейчас тепло.

– Да, – поддержал приятеля Хог. – Можем прямо сейчас. Пошли.

– Ну вы даете, – опешил мистер Макафи.

– Почему бы и нет? – удивился Хог.

– Вы, ребята, уже не маленькие и должны понимать, почему нет, – закипая, сказал мистер Макафи. Он посмотрел им в глаза, покачал головой и произнес еще более сердитым тоном: – Если меня поймают, мне каюк, детка. Только и всего.

– Там никто никого не ловит, – сказал Хоган, пытаясь успокоить его.

Мистер Макафи лег на кровать и уставился в потолок.

– Если вы правильного цвета, тогда не ловят, – прошептал он, но мальчики его услышали.

– У вас цвет кожи еще лучше, чтобы не попасться ночью, – сказал Тим. – Вы больше и бегаете быстрее. Если нас никто не может поймать, то и вас не поймают, мистер Макафи, честное слово.

Мистер Макафи посмотрел на ребят. Не отрывая от них взгляда, закурил новую сигарету, прикурив от предыдущей. Невозможно было догадаться, о чем он думает.

– Может, попозже, – сказал он, затушив старый окурок. – Сказать, почему я так нервничаю из-за этого? Из-за воды в бассейне, понимаете? Если закладываешь за воротник, то эта вода как-то странно на тебя действует. С тобой так не было, Хоган? – (Хоган покачал головой.) – Со мной было один раз, еще в армии.

– Вы были на Второй мировой? – спросил Тим. – Дрались с японцами, да?

– Не довелось, – ответил мистер Макафи. – Тогда я был слишком молод.

– Нам тоже не довелось, – сказал Хоган.

– Нет, я служил во время войны в Корее. Только оставался в Штатах. Играл в оркестре – в военном оркестре, понимаете, – в форте Орд в Калифорнии. Там на холмах вокруг залива Монтерей полно небольших баров; любой, кто хочет, может запросто прийти в такой бар и начать играть. Туда ходили в основном профессиональные музыканты, которые раньше играли в Лос-Анджелесе, а теперь их призвали в армию, и они попали в Орд. Эти парни – многие из них – играли в студийных ансамблях, так что джемы бывали о-го-го. Как-то вечером завалились мы в один такой придорожный бар вчетвером и стали играть, и все так очень даже неплохо пошло. Мы все малость поднабрались, попивали винцо – вина там море, в этой самой долине, забыл, как называется{163}163
  …вокруг залива Монтерей… б…с …вина там море, в этой самой долине, забыл, как называется. – Имеется в виду долина Кармел (где в городе Кармел-у-моря жил друг Пинчона писатель и музыкант Ричард Фаринья, которому посвящена «Радуга тяготения»).


[Закрыть]. Так вот, пьем мы вино и играем – блюзы и все такое прочее, и тут в бар заходит эта леди. Белая леди. Вроде тех, что сидят у бассейнов и тянут коктейли на вечеринках. Усекаете? Полная такая дамочка, не то чтобы толстая, просто женщина в теле. И говорит нам, что, мол, хочет, чтобы мы пошли и поиграли у нее на вечеринке. А день тогда был вторник или среда, и нам вроде как стало любопытно, чего это она устраивает вечеринку посреди недели. Так ведь, говорит, вечеринка идет с прошлых выходных, нон-стоп. Понимаете? Ну, мы отправляемся, значит, к ней и видим, что все так и есть, тетка нас не обманула. Шум и гвалт стоит такой, что слышно за милю. Наш баритон-сакс, итальянец по имени Шелдон какой-то там, не успел в дверь войти, а ему на шею уже пара-тройка цыпочек бросаются и спрашивают… ладно, вам еще рано знать, что именно, – но мы рассаживаемся и начинаем наяривать. Выпивки там хоть залейся, и все так и норовят тебя угостить. И знаете, что они пьют? Шампанское. Натуральное шампанское. Всю ночь мы его хлещем, и к утру все уже лежат в отключке, и мы заканчиваем играть. Я пристраиваюсь возле барабанов и засыпаю. Просыпаюсь, потому что слышу, как девушка где-то смеется. Встаю, солнце светит в глаза, времени – часов, наверное, девять или десять утра. По идее, мне должно быть погано, но я чувствую себя лучше некуда. Выхожу, значит, на эту терраску, там прохладно и кругом туман, не такой, что по земле стелется, а просто не видно верхушек деревьев – сосен, надо думать, потому как стволы у них такие – прямые, одним словом. Все в этом белом тумане, а внизу океан. Тихий океан. И тишина такая, что даже сквозь туман слышно, как там на побережье бухают пушки: «Бум, бум». Это в Орде идут учебные стрельбы. Я спускаюсь к бассейну и все думаю об этой девчонке, которая смеялась, и тут бац – из-за угла выбегает старина Шелдон, а за ним эта самая девчонка. Он врезается в меня, она не успевает остановиться, и мы все трое валимся в бассейн, как есть во всей одежде. Вот тут мне и пришлось хлебнуть малость водички, и знаете, что со мной потом было? Я вдруг опять опьянел вдрызг, ничуть не меньше, чем ночью после всего этого шампанского. Как вам такой расклад, а?

– Все это очень здорово, – сказал Хоган. – За исключением выпивки, конечно.

– Да, было здорово, – подтвердил мистер Макафи. – Единственное, пожалуй, хорошее утро за всю жизнь – ну, из тех, которые помню.

На какое-то время он замолчал. Потом зазвонил телефон. Спросили Тима.

– Эй, – раздался голос Гровера на другом конце, – можно к вам прийти? Этьену надо где-нибудь спрятаться на ночь.

Этьен, похоже, перепугался насчет своей диверсии на бумажной фабрике. Он понял, что совершил нечто серьезное и что полицейские, если его схватят, быстро узнают про остальные дела и будут беспощадны. А у Гровера его будут искать в первую очередь. Только в месте вроде отеля у него был шанс уйти от облавы. Тим спросил мистера Макафи, тот ответил, что в принципе не против, но как-то неохотно.

– Не волнуйтесь, – сказал Хоган. – Этьен просто боится. Как и вы.

– А ты никогда не боишься? – спросил мистер Макафи. Голос его при этом как-то странно задрожал.

– Из-за алкоголя – нет, – ответил Хоган. – Я, наверно, не так сильно и пил.

– О, так это просто была такая фаза, понял.

Мистер Макафи неподвижно лежал на кровати, его лицо казалось особенно черным на фоне подушки, Тим заметил, что мистер Макафи сильно потеет. Пот стекал по его шее и впитывался в наволочку. Вид у него был нездоровый.

– Может, вам что-нибудь нужно? – встревоженно спросил Тим. И, не услышав ответа, повторил вопрос.

– Выпить, – театральным шепотом произнес мистер Макафи. И, показывая на Хогана, добавил: – Может, тебе удастся уговорить твоего приятеля позволить мне чуток выпить, чтобы расслабиться. Честное слово, мне правда надо чего-нибудь выпить.

– Нельзя, – сказал Хоган. – В этом вся суть. Я для того и пришел, чтобы вы не напились.

– Говоришь, ты пришел, чтоб не дать мне выпить? Ошибаешься. – Он медленно поднялся, как будто у него болел живот или что-то внутри, и снял телефонную трубку. – Не могли бы вы принести нам бутылку «Джима Бима», – сказал он, – и… – тщательно пересчитав людей в комнате, – три стакана? Да? Ладно. Хорошо, только один стакан. О, здесь уже есть один стакан. – И повесил трубку. – Мастерства не пропьешь, – добавил он. – А ничего они тут в Мандаборо, штат Массачусетс, ушлые.

– Слушайте, зачем вы нас тогда позвали? – спросил Хоган. Голос его звучал упрямо и четко, а значит, он в любой момент мог расплакаться. – Зачем вы вообще звонили в АА, если все равно собирались напиться?

– Мне была нужна помощь, – отозвался мистер Макафи, – и я думал, что мне помогут. А ведь и правда помогли, верно? Подумать только, кого мне прислали.

– Эй, – сказал Тим, и Хоган заплакал.

– Ладно, – сказал мистер Макафи. – Валите отсюда, ребята. Марш по домам.

Хоган перестал реветь и упрямо произнес:

– Я остаюсь.

– Черта с два. Убирайтесь. Вы большие шутники в этом городе, так что должны понять, когда вас разыгрывают. Ты, парень, иди в АА и скажи, что они тебя подставили. Докажи им хотя бы, что умеешь проигрывать.

Все трое стояли и смотрели друг на друга в этой дешевой комнатушке, оклеенной обоями с хризантемами в четыре цвета, с перечнем правил в рамочке, висевшей возле двери, с пустым пыльным кувшином и стаканом, единственным креслом, полутораспальной кроватью с бежевым покрывалом и запахом дезинфекции, и в какой-то момент им начало казаться, что никто никуда не пойдет, что они так и будут стоять, застыв, точно восковые фигуры в музее, но тут появились Гровер и Этьен, и Тим с Хоганом впустили их в номер. Мистер Макафи, сжав кулаки, снова подошел к телефону.

– Будьте добры, – сказал он в трубку, – избавьте меня от этих детей. Пожалуйста.

Этьен выглядел так, будто еще не отошел от шока, и казался раза в два толще обычного.

– По-моему, полицейские нас засекли. Правда, Грови? – повторял он.

Он притащил с собой акваланг и гидрокостюм, полагая, что снаряжение станет неопровержимой уликой, если обнаружится у него дома.

– Он переволновался, – пояснил Гровер. – А у вас здесь что, проблемы?

– Мы пытаемся удержать его от пьянства, – ответил Хоган. – Он позвонил в АА и попросил помощи, а теперь говорит: пошли вон.

– Я полагаю, вам известно, – обратился Гровер к мистеру Макафи, – о позитивной корреляции между алкоголизмом и сердечной недостаточностью, хроническими заболеваниями верхних дыхательных путей, циррозом печени…

– А вот и он, – сказал мистер Макафи.

Перед открытой настежь дверью возник Бето Куфифо, гостиничный коридорный и городской чудак, которому давно следовало бы уйти на пенсию и жить на социальное пособие, но он был мексиканцем и разыскивался на родине за контрабанду или угон автомобиля – преступление варьировалось в зависимости от того, кому он об этом рассказывал. Как он оказался в округе Беркшир, никто толком не знал. Его обычно принимали за франкоговорящего канадца или итальянца – единственных чужаков, появлявшихся в этих местах, – и чувствовалось, что ему нравится эта легкая двусмысленность, из-за чего он, собственно, и застрял в Мандаборо.

– Одна бутылка крепкого, – возвестил Бето. – Шесть пятьдесят.

– Как это шесть пятьдесят? – удивился мистер Макафи. – Импортное, что ли?

Он достал бумажник и мельком глянул внутрь. Тим разглядел там только одну купюру – доллар.

– Спросите у них внизу, – сказал Бето. – Мое дело – принести.

– Слушай, запиши ее на мой счет, а? – попросил мистер Макафи, протягивая руку к бутылке.

Бето спрятал бутылку за спину.

– Шеф сказал, чтобы вы сразу заплатили. – Лицо Бето было все в морщинах, и поэтому трудно было с уверенностью определить его выражение, однако Тиму показалось, что коридорный улыбается, причем явно злорадно.

Мистер Макафи извлек из бумажника доллар и протянул его Бето:

– Держи, а остальное запиши на счет.

Тим видел, как мистер Макафи буквально обливается потом, хотя в комнате было довольно прохладно.

Бето взял доллар и сказал:

– Остается пять пятьдесят. Извиняюсь, сэр, но вам лучше поговорить с шефом.

– Эй, ребята, может, у вас есть какая мелочь? – спросил мистер Макафи. – Не одолжите мне пять с половиной баксов?

– Только не на виски, – сказал Хоган. – Даже если бы у меня были деньги.

Остальные выгребли из карманов мелочь, и когда пересчитали, разложив монетки на ладошках, набрался всего лишь доллар с четвертью.

– Остается еще четыре двадцать пять, – объявил Бето.

– Ты прямо как счетная машина, – крикнул мистер Макафи. – Брось ерепениться, парень, давай сюда бутылку.

– Если не верите мне, – сказал Бето, кивком показывая на телефон, – спросите внизу. Там вам то же самое скажут.

На секунду всем показалось, что мистер Макафи действительно может позвонить. Но, помолчав, он предложил:

– Слушай, давай я с тобой поделюсь. Согласен? Полбутылки тебе. Небось хочется промочить горло после трудового дня?

– Я эту гадость не пью, – ответил Бето. – Только вино. Спокойной ночи, сэр.

Он повернулся, чтобы закрыть дверь. И в этот момент мистер Макафи прыгнул на него, пытаясь выхватить бутылку. Бето от неожиданности выронил ее. Бутылка упала на коврик и откатилась на пару футов. Мистер Макафи и Бето сцепились и начали неуклюже бороться. Хоган схватил бутылку и выбежал в дверь; заметив его движение, мистер Макафи изрек что-то вроде «О господи» и попытался вырваться из лап коридорного. Однако, когда он подскочил к двери, Хоган был уже далеко. Как видно, мистер Макафи понял, что его не догнать, и обессиленно приник головой к дверному косяку. Бето извлек из кармана расческу и причесал остатки волос. Затем, подтянув ремень, прошел мимо мистера Макафи и направился к лифту, злобно оглядываясь на чернокожего постояльца, словно опасаясь, что тот снова может на него наброситься.

Гровер, Тим и Этьен застыли на месте, не понимая, что делать. Мистер Макафи начал как-то странно хрипеть; ребята и не подозревали, что человек может издавать такие звуки, лишь однажды они слышали нечто подобное, когда рыжий бездомный щенок по кличке Норман, любивший поиграть с Пьером, если тот не спал, наглотался куриных костей, которые застряли у него в глотке, и потом всю ночь жутко хрипел во дворе, пока отец Гровера не увез его куда-то на машине. Мистер Макафи так и стоял, прислонившись головой к косяку, и хрипел точно так же, как Норман. «Эй», – произнес наконец Гровер, потом подошел к мистеру Макафи и взял его за руку, которая была не особо крупнее Гроверовой, только гораздо темнее; и Тим сказал: «Да, пойдемте»; они потихоньку повели его к кровати, с которой Этьен тем временем снял бежевое покрывало, уложили в постель и укрыли. Вдруг с улицы донесся вой сирены.

– Полиция! – завопил Этьен и бросился в ванную.

Автомобиль с гудящей сиреной промчался мимо отеля, и Тим, выглянув в окно, успел разглядеть, что это была пожарная машина, направлявшаяся на север; в комнате вновь стало тихо – было лишь слышно, как в ванну набирается вода, а на кровати плачет мистер Макафи. Он повернулся на живот, уткнулся лицом в подушку, зажав ею уши, и плакал так, как плачут маленькие дети: всхлипывая, втягивал воздух и затем с подвыванием выдыхал, и так снова и снова, будто не мог остановиться.

Тим закрыл дверь и сел на стул возле стола. Гровер уселся в кресло около кровати, и так началось их ночное бдение. Макафи продолжал плакать, с этим ничего нельзя было поделать – только сидеть и слушать. Один раз зазвонил телефон. Портье поинтересовался, нет ли у них проблем, и Гровер ответил:

– Нет, с ним все в порядке. Все будет в порядке.

Тиму понадобилось в уборную, и когда он зашел туда, то увидел, что в полной ванне воды, сжавшись от страха, лежит Этьен в гидрокостюме с аквалангом, похожий на черный арбуз с ручками и ножками. Тим похлопал его по плечу, и Этьен забултыхался, пытаясь уйти глубже под воду.

– Это не полиция, – что было мочи крикнул Тим. – Это я – Тим.

Этьен вынырнул на поверхность и снял маску с трубкой.

– Я прячусь, – объяснил он. – Хотел напустить побольше пены, но нашел только этот обмылок, и пены получилось негусто.

– Пойдем, поможешь нам, – сказал Тим.

Этьен протопал в комнату, оставляя за собой лужицы воды, и уселся на пол; и они втроем просто сидели и слушали, как плачет мистер Макафи. Плакал он долго, временами впадая в дрему. Иногда, очнувшись, начинал рассказывать какие-то длинные истории и снова засыпал. Время от времени кто-нибудь из ребят тоже задремывал. Тиму это чем-то напоминало ночи в комнате Гровера, с радиопереговорами полицейских, капитанов грузовых судов и буксиров, когда все эти голоса, отскакивая от невидимого свода в заоблачной выси, проникали через антенну гроверовского приемника в сновидения. Ему чудилось, будто мистер Макафи тоже вещает из неведомого далека, рассказывая о чем-то, о чем Тим не сможет днем с уверенностью сказать, что это слышал: о старшем брате, который в Депрессию однажды утром ушел из дома, сел на товарный поезд и пропал, а потом прислал им единственную открытку из Лос-Анджелеса; и мистер Макафи, тогда совсем еще ребенок, решил последовать за братом, но в тот раз ему удалось добраться только до Хьюстона; о девушке-мексиканке, с которой он какое-то время встречался, а она постоянно пила какое-то пойло – Тим не разобрал, как оно называлось, – и у которой был сынишка, умерший от укуса гремучей змеи (Тим увидел эту змею, подползающую к нему, и от ужаса с криком выскочил из паутины сна), а однажды утром девушка взяла и ушла, как его брат, исчезнув в утренней пустоте, еще до рассвета; о ночах, когда он сидел совершенно один на берегу возле доков и глядел на черный Залив, туда, где кончались огни, теряясь во мраке, и ты оставался наедине с этим огромным ничто; о стычках уличных банд, изо дня в день происходивших на соседних улицах, или о драках на пляже под жарким летним солнцем; о джазовых вечеринках в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, неудачных выступлениях с тенор-саксофонными группами, о которых лучше и вовсе забыть (только как?); о полицейских, которые забирали его в участок, о камерах, где он побывал, и сокамерниках, которых звали, к примеру, Длинный Нож, Пако-с-Луны или Фрэнсис Икс Фаунтлерой (который спер у него заначенный бычок «Пэлл-Мэлл», пока он спал в то жуткое утро после пьянки с приятелем-киномехаником – они перемежали косяки винищем под экраном кинотеатра для автомобилистов неподалеку от Канзас-Сити, а на громадном изогнутом полотнище громыхал фильм с Джоном Уэйном).

– «Кровавая аллея»{164}164
  …фильм с Джоном Уэйном… «Кровавая аллея»… – Приключенческий фильм Уильяма Уэллмена и Джона Уэйна «Blood Alley» с Уэйном и Лорен Бэколл в главных ролях, выпущенный в 1955 г. и рассказывающий о китайских повстанцах, которые спасают из рук местных коммунистов капитана американского торгового судна, чтобы тот помог им угнать старый речной пароход и бежать на нем в Гонконг.


[Закрыть], – пробормотал Тим. – Точно. Я видел этот фильм.

Потом мистер Макафи ненадолго заснул, а проснувшись, начал громко вспоминать о другой девушке, с которой познакомился в автобусе; она играла на тенор-саксофоне и только что ушла от белого музыканта, с которым жила. Они ехали из Чикаго на запад, сидели рядом на заднем сиденье над мотором и пели друг другу скэтом рефрены того и сего, по очереди подражая джазовым инструментам, а потом ночью она спала, положив голову ему на плечо, и ее волосы сладко пахли и блестели в темноте; она вышла около Шейенна и сказала, что, пожалуй, поедет в Денвер; и он больше никогда ее не видел после того, как бросил прощальный взгляд на ее тонкую фигурку с футляром саксофона, бродившую возле старого кирпичного здания железнодорожной станции напротив автовокзала, среди допотопных, как в ковбойских фильмах, повозок, и она помахала ему, когда автобус тронулся с места. А затем он вспомнил о том, как однажды точно так же сам ушел от Джилл, только было это уже в Лейк-Чарльз, штат Луизиана, в те времена, когда учебный лагерь в форте Полк еще работал вовсю и по улицам толпами бродили пьяные солдаты, распевая:

 
Я увидел, как в кошмаре: не отмажешься – призыв. И со страху полысел весь, как повестку получил.
Мне сказали: «Ты нам нужен, недобор таких чудил».
И вот он уже, КМБ{165}165
  Я увидел, как в кошмаре: не отмажешься – призыв. / И со страху полысел весь, как повестку получил. / Мне сказали: «Ты нам нужен, недобор таких чудил». / И вот он уже, КМБ. – Переделка первого куплета «Боевого гимна республики» – американской патриотической песни, написанной Джулией Уорд Хау в 1861 г. на мелодию аболиционистской песни «Тело Джона Брауна» и ставшей неофициальным гимном армии северян в Войне Севера и Юга. Начинался «Боевой гимн» так:
Я увидел, как во славе сам Господь явился нам,Как Он мощною стопою гроздья гнева разметал,Как Он молнией ужасной обнажил меча металл.Он правды держит шаг.

[Закрыть]{166}166
  КМБ – курс молодого бойца.


[Закрыть].
 

– Что за КМБ? – переспросил Гровер.

– «Комитет менторов будущего», – ответил мистер Макафи. – Серьезная контора.

И Джилл отправилась на север в Сент-Луис или куда-то еще, а он поехал домой в Бомонт, потому что его мать заболела. До этого он прожил с Джилл два месяца в Алжире, городишке через реку напротив Нового Орлеана, – не так долго, как в Нью-Йорке, но дольше и спокойнее, чем в Лос-Анджелесе, и на этот раз они пришли к грустному негласному согласию, что здесь, на этой станции, полной пьяных бродяг, посреди болот, посреди ночи они неизбежно должны расстаться.

– Эй, Джилл, – сказал мистер Макафи. – Эй, детка.

– Кого вы зовете? – спросил Гровер.

– Жену, – пояснил Тим.

– Джилл? – произнес Макафи. Его глаза были закрыты, он словно изо всех сил старался их открыть. – Джилл здесь?

– Вы сказали, что она приедет за вами, – напомнил Тим.

– Нет, не приедет. Кто тебе такое сказал, парень? – Его глаза внезапно открылись, пугающе белые. – Надо ей позвонить. Эй? Хоган? Позвонишь ей от меня?

– Я Тим, – сказал Тим. – Какой у нее номер?

– В бумажнике. – Он достал из кармана потрепанный бумажник из коричневой кожи, битком набитый всякой всячиной. – Сейчас.

И он принялся там рыться, перебирая бумажки и вынимая старые визитные карточки раскиданных по всей стране агентств по трудоустройству, торговцев машинами и ресторанов; календарь двухлетней давности с расписанием футбольных матчей Техасского университета; фотографию (из автомата «четыре за четвертак»), где был снят он сам в военной форме, улыбающийся рядом с девушкой в белом пальто, которая тоже улыбалась, потупив взгляд; запасной шнурок, прядь чьих-то волос в конверте с наполовину оборванным названием госпиталя в углу; старое водительское удостоверение армейского образца, давным-давно просроченное; пару сосновых иголок, кусочек язычка от саксофона, клочки и обрывки разноцветных бумажек. На одном таком листочке голубого цвета было написано «Джил» и указан нью-йоркский адрес и номер телефона.

– Вот. – Он протянул листочек Тиму. – Позвони ей за ее счет. Знаешь, как это делается? – (Тим кивнул.) – Закажи междугородний разговор и попроси позвать мисс Джилл… – он щелкнул пальцами, вспоминая фамилию, – Джилл Паттисон. Да.

– Уже поздно, – заметил Тим. – Может, она спит?

Мистер Макафи ничего не ответил. Тим вызвал оператора и заказал междугородний разговор.

– Мне свое имя называть, что ли?

– Нет-нет, скажи, что звонит Карл Макафи.