Текст книги "Тайная жизнь ребёнка до рождения"

В тех немногих исследованиях, которые в основном проводились при поддержке правительства, предпринимались попытки изучить долгосрочные последствия пренатального и родового опыта и их влияние на уровень успеваемости детей, но они не продвинулись настолько далеко, чтобы быть нам чем-то полезными.

Эти отчёты оставляют без ответа многие вопросы – например, почему одни дети учатся лучше других, или какие события или ситуации формируют эмоционально устойчивое, уверенное в себе «я», столь необходимое для хорошей успеваемости в школе и достижения успеха в жизни. И, что самое важное, они не объясняют нам, какую роль играют пренатальная и родовая истории ребёнка в формировании или разрушении стабильности этого «я».

Возможно, когда-нибудь мы найдём ответы на эти вопросы. А пока мы можем извлечь некоторую пользу из результатов пилотного проекта, который я провёл в 1979 году. И пусть моя работа была скромной по масштабам и ограничивалась довольно узким кругом лиц (пациентами, проходившими курс глубинно-ориентированной психотерапии), я убеждён, что её результаты являются значимыми долгосрочными предикторами последующего поведения.

Я выстроил своё исследование вокруг двух ключевых категорий: пренатальные события и опыт появления на свет (эти вопросы будут рассмотрены отдельно в следующей главе). Затем, чтобы упростить интерпретацию результатов, я разделил эти общие категории на две более узкие: объективно наблюдаемые события и субъективные ощущения. Это позволило мне разграничить то, что люди считали влиянием на себя, от того, что действительно влияло на них.

Как и можно было предположить, у большинства участников исследования, проходивших курс психотерапии, оказались весьма насыщенные пренатальные и родовые истории. Более двух третей (66 %) признались, что их матери испытывали сильный стресс во время беременности; почти половина (47 %) утверждали, что их матери были глубоко несчастны. Тем не менее 55 % сообщили, что их матери с нетерпением ждали материнства, в отличие от остальных 45 %, которые оказались нежеланными детьми. Данные об отношении отцов были немного иными: чуть более половины (51 %) сказали, что их отцы хотели ребёнка, а 49 % – что не хотели. Отцов, которые хотели иметь мальчика, оказалось вдвое больше, чем тех, кто хотел бы девочку. Поскольку большинство участников исследования родилось во время расцвета искусственного вскармливания (то есть в 40–50-е годы прошлого века), лишь немногие из них были вскормлены грудью. Лишь 16 % сообщили, что после рождения их прикладывали к материнской груди.

Результаты субъективного опроса оказались более информативными. Опрашиваемые чаще всего упоминали об ощущении покоя в утробе матери (43 %), но за ним почти вплотную следовало чувство тревоги (41 %). У многих встречались травмирующие воспоминания о процессе рождения: более 60 % испытуемых утверждали, что помнят ощущение удушья во время рождения, а более 40 % отметили боли в голове, шее или плечах. Возможно, из-за специфики выборки эти данные могли быть несколько искажены; в более типичной группе, скорее всего, процент травмирующих пренатальных и родовых воспоминаний был бы ниже. Однако одним из преимуществ исследования терапевтической группы является эффект увеличения, который делает корреляции более заметными и лёгкими для наблюдения. Например, 75 % испытуемых идентифицировали себя как интровертов, а 65 % признали, что в настоящее время испытывают гнев, депрессию или тревогу.

Последняя подборка данных подводит нас к самой сути исследования – анализу пренатального опыта, лежащего в основе неудовлетворённости участников эксперимента. Безусловно, самым важным фактором оказалось отношение матери к своему будущему ребёнку. Результаты исследования показали, что у испытуемого было гораздо больше шансов вырасти эмоционально стабильной личностью, если его мать с нетерпением ожидала его рождения. Также была обнаружена тесная связь между желанием матери иметь ребёнка и его сексуальной активностью во взрослом возрасте. В целом чем позитивнее мать относится к предстоящему рождению ребёнка, тем выше вероятность того, что её сын или дочь вырастет человеком со здравым и зрелым отношением к сексуальной жизни.

Однако стоит упомянуть, что оптимальным сочетанием факторов для формирования личности было позитивное отношение к беременности и рождение ребёнка желаемого пола. У представителей обоих полов такая комбинация приводила к снижению уровня депрессии, уменьшению иррациональных вспышек гнева и улучшению сексуальной адаптации. Это многое говорит о нашем обществе: мужчина, мать которого хотела девочку, но родился мальчик, сталкивался с меньшими долгосрочными проблемами, чем женщина, рождённая матерью, которая мечтала о сыне.

Многие научные работы, включая мои собственные исследования, подтверждают наличие прямой связи между курением матери и невротическим поведением ребёнка. В этом нет ничего удивительного, ведь, как упоминалось в первой главе, курение может стать для нерождённого ребёнка источником серьёзного беспокойства. Аналогичная отрицательная корреляция наблюдается при употреблении алкоголя. Однако, несмотря на то что физическое воздействие алкоголя на плод гораздо более разрушительно, чем влияние никотина, я убеждён, что здесь также играют роль психологические факторы. Женщина пьёт больше, потому что испытывает тревогу, и именно её негативные эмоции наносят реальный вред её ребёнку.

Безусловно, одной из наиболее примечательных корреляций, обнаруженных в ходе моего исследования, стала связь между субъективными ощущениями ребёнка в утробе и его сексуальным поведением во взрослом возрасте. Мы обнаружили, что участники эксперимента, которые вспоминали о страхе, пережитом ещё до рождения, оказались менее уверенными в себе в сексуальном плане и чаще испытывали проблемы в интимной сфере. В то же время те, кто вспоминал утробу как безопасное и спокойное место, ощущали больше гармонии в своей сексуальной жизни.

Я думаю, что это обусловлено тем, что сексуальные предпочтения человека – это выражение того, как он научился относиться к себе ещё до появления на свет. Если эта гипотеза действительно верна, это означает, что объектом нашего изучения выступали не сами сексуальные установки, а факторы, которые оказывают влияние на их формирование. Человек, который считает себя общительным и уравновешенным в целом, скорее всего будет воспринимать себя таким же и в интимном плане, в то время как тот, чья самооценка омрачена гневом и обидой, привнесёт эти качества в свою сексуальную жизнь.

Вам может показаться, что в этой главе я слишком много внимания уделяю негативному влиянию мыслей и чувств женщины на её будущего ребёнка. Однако стоит отметить, что отрицательные эмоции изучены гораздо глубже, нежели положительные, такие как забота и ласка. К сожалению, мы, медики, порой слишком увлекаемся изучением патологических состояний и болезней, забывая о здоровье и его сохранении. Настало время сместить акценты. Моё исследование выявило несколько аспектов материнского чувства (например, желание иметь ребёнка и стремление родить малыша определённого пола), которые оказывают положительное психическое воздействие. Конечно, существует множество других факторов, и в следующей главе мы рассмотрим, как они влияют на благополучие нерождённого ребёнка.

Источники информации

Поколение «детей войны». Lester W. Sontag, “War and the Fetal Maternal Relationship”, Marriage and Family Living, 6:1–5, 1944.

Предрасположенность к эмоциональным расстройствам, Sontag, “Somatopsychics”, op cit., p.2.

Голод и уязвимость гипоталамуса. G.P. Ravelli et al., “Obesity in Young Men after Famine Exposure in Utero and Early Infancy”, The New England Journal of Medicine, August 12, 1976, pp. 349–353.

Смерть отца и уязвимость гипоталамуса. Matti O. Huttunen and Pekka Niskanen, “Prenatal Loss of Father and Psychiatric Disorders”, Archives of General Psychiatry, pp. 429–431, April 1978.

Гиперактивный АНС. Lester W. Sontag, “Significance of Fetal Environmental Differences”, American Journal of Obstetrics & Gynecology, 42:996-1003, 1941.

Невротический младенец. Sontag in Ashley Montagu, Life before Birth (New American Library, New York, 1964), p. 50.

Трудности при обучении чтению. R. Davis et al., From Birth to Seven: The Second Report of the National Child Development Study (Longmans Group, London, 1972).

Исследование прогестерона и эстрогена. “Prenatal Hormones Change Style of Play,” Medical World News, pp. 35–36, March 31, 1980.

Зрение и видение. Peerbolte L. “Psychic Energy”, Serviere Publishers, Wassenaar, Holland, 1975.

Пациент с приступами тревоги. Личное обращение доктора Пола Бика к автору.

Память мозга. Wilder Penfield, Mysteries of the Mind (Princeton University Press, Princeton, NJ., 1975), pp. 21–27.

Воспоминания пациентки о том, как её мать была на вечеринке. Личная переписка доктора Гэри Майера с автором.

Правительственные доклады. “Long Term Effects of Prenatal and Birth Experiences,” R. Davies et al., op cit., p. 70.

Глава 4. Внутриутробная связь

Несколько лет назад мне попался на глаза довольно любопытный доклад швейцарского педиатра, доктора Штирниманна. Его исследование было посвящено режиму сна новорождённых, что казалось уже давно изученным вопросом: в медицинских библиотеках предостаточно литературы о сне младенцев. Но доктор Штирниманн придал своему исследованию новый вектор. Вместо того чтобы исследовать сон детей после рождения и искать объяснения, как это делали другие учёные, он решил сделать шаг назад – в утробу матери.

Такой творческий подход привёл к весьма впечатляющим результатам. Исследования показали, что существует простая причина, по которой новорождённые спят в определённое время, и она не связана с графиком кормления, распорядком дня в яслях или другими факторами, которые существуют в его жизни после рождения. Режим сна ребёнка устанавливается за несколько месяцев до его появления на свет, в утробе матери. Доктор Штирниманн продемонстрировал этот факт максимально просто и наглядно. Он выбрал две группы беременных женщин с разными привычками сна – тех, кто рано встаёт, и тех, кто ложится спать поздно. Затем он изучил расписание сна их детей после рождения. Как и предполагал Штирниманн, у всех «ранних пташек» родились рано встающие дети, а у всех «ночных сов» – дети с таким же режимом сна.

Этот почти идеальный пример установления связи между матерью и ребёнком до рождения вызвал у меня неподдельный интерес к исследованию Штирниманна. Сделав всего лишь шаг назад, доктор сумел продемонстрировать, что ещё не рождённые дети способны синхронизировать свои биологические ритмы с материнскими с такой же степенью точности, что и новорождённые.

Мы прекрасно знаем, насколько важна для новорождённых связь с матерью. Дети, которые синхронизируются со своими мамами, часто извлекают из этого немало пользы. Тем не менее процесс синхронизации довольно сложен, и тот факт, что столько мам и их младенцев справляются с ним безупречно с первой попытки, всегда вызывал у меня удивление.

Современные исследования свидетельствуют о том, что некоторые реакции матери заложены на биологическом уровне. Однако, несмотря на такое преимущество, как могут мать и ещё не родившийся ребёнок исполнять такой сложный и идеально исполненный танец без предварительной подготовки?

Исследование доктора Штирниманна выявило, что ещё за несколько месяцев до рождения мать и ребёнок начинают синхронизировать свои ритмы и реакции. Это позволило сделать однозначный вывод: формирование после рождения связи, которая ранее рассматривалась как отдельное явление, на самом деле является продолжением процесса, начинающегося задолго до этого, ещё в утробе матери.

Знаменитый гарвардский педиатр Т. Берри Бразелтон ранее уже высказывал подобные предположения. Во время выступления на симпозиуме, посвящённом формированию связи, он выдвинул гипотезу о том, что матери и новорождённые, которые быстро устанавливают контакт после родов, могут использовать систему коммуникации, возникшую ещё во время беременности. Эту теорию подтвердило открытие, сделанное несколько лет спустя биологами из Городского университета Нью-Йорка. Хотя их исследования проводились на животных, а не на людях, обнаруженная ими система внутриутробной связи между курицей и её ещё не вылупившимся цыплёнком функционировала почти так, как предполагал доктор Бразелтон, который верил, что подобная система должна работать и у людей. Эта система основывалась на серии сложных и весьма специфических сигналов[10]10
  Было установлено, что у ещё не вылупившихся цыплят существуют особые сигналы выражения удовольствия и тревоги, а куры реагируют на каждый из них соответствующим образом. Например, уловив сигнал о тревоге, курица тихонько кудахтала или делала движение, которое мгновенно успокаивало испуганного цыплёнка.


[Закрыть] и помогала в адаптации после рождения, как и ожидалось. Учёные обнаружили, что цыплята, которые вылупились под наседкой, лучше реагировали на зов матери и легче приспосабливались к новой среде, чем те, которые вылупились в механическом инкубаторе.

Справедливо предположить, что если такая система функционирует у животных, стоящих на низкой ступени эволюционной лестницы, то аналогичная, хотя и более развитая система существует и у нас. Последние исследования подтверждают эту гипотезу. Из этих данных становится очевидно, что внутриутробная система связи человека по сложности, градации и тонкости не уступает той, что формируется после рождения. По сути, эти две системы являются частями единого непрерывного жизненного процесса: всё, что происходит после рождения ребёнка, является развитием и продолжением того, что происходило до него.

Это открытие проливает свет на поразительную способность новорождённого к общению сразу после появления на свет. Его способность реагировать на объятия, поглаживания, взгляды и прочие сигналы матери обусловлена его длительным знакомством с ней ещё до рождения. В конце концов, способность понимать язык тела и взглядов матери не является особо сложной задачей для существа, которое оттачивало свои навыки чтения сигналов в утробе, решая гораздо более сложную задачу – учиться реагировать на её мысли. Отчёты докторов Лукеш и Роттманна убедительно подтверждают его впечатляющие способности в этой области. Ещё более ярким примером взаимодействия матери и ребёнка стал доклад авторитетного австрийского акушера Эмиля Рейнольда на конференции Международного общества пренатальной психологии. Хотя основной темой доклада было влияние материнских эмоций на плод, в нём также упоминалось и о том, как ребёнок становится активным участником внутриутробного взаимодействия.

Как и исследование доктора Штирниманна, этот эксперимент был гениален в своей простоте. Беременных женщин просили в течение 20–30 минут полежать лицом вниз на кушетке под аппаратом УЗИ. Доктор Рейнольд намеренно не предупреждал их, что, когда мать лежит в таком положении, её ребёнок постепенно затихает и тоже лежит спокойно. Как только малыш расслаблялся, его матери сообщали, что на экране ультразвукового аппарата видно, что плод не шевелится. Эта информация вызывала испуг, чего и хотел добиться исследователь. Доктор Рейнольд хотел узнать, насколько быстро страх матери передаётся её ребёнку и как он отреагирует на эту эмоцию. Во всех случаях реакция была поразительно быстрой: всего через несколько секунд после того, как матери узнавали, что их малыш практически не двигается, изображение на экране УЗИ начинало шевелиться. Ни один из младенцев не подвергался опасности, однако, уловив страх матери, все они начинали активно толкаться.

Весьма вероятно, что реакция детей отчасти была ответом на резкое повышение уровня адреналина в крови матери, вызванное испугавшим её сообщением доктора Рейнольда, но не более того. На каком-то ином уровне малыши испытывали сочувствие к переживаниям своих мам.

Ещё более наглядный пример внутриутробной связи – история девочки, которую я назову Кристиной. Об этом случае я узнал от доктора Петера Фодора-Фрейберга, моего давнего друга, который в настоящее время занимает должность профессора кафедры акушерства и гинекологии в Университете Уппсалы в Швеции и является одним из ведущих акушеров Европы.

Всё начиналось просто замечательно. Кристина родилась крепкой и здоровой девочкой. Но потом началось что-то непонятное. Обычно младенцы, у которых сформирована привязанность к матери, сами тянутся к материнской груди, но Кристина, как ни странно, этого не делала. Каждый раз, когда мама предлагала ей грудь, малышка отворачивалась. Сначала Питер предположил, что девочка может быть больна, но когда Кристина с аппетитом выпила предложенную ей бутылочку детской молочной смеси, он решил, что её реакция – лишь временное отклонение. Но это было не так. На следующий день, когда Кристину принесли в палату к матери, она снова отказалась от груди, и это повторялось все последующие дни.

Озадаченный поведением девочки, но движимый научным интересом, Питер решил провести оригинальный эксперимент. Он рассказал о странном поведении Кристины другой своей пациентке и спросил, не согласится ли она покормить её грудью. Женщина согласилась. Когда медсестра передала ей сонную Кристину, малышка, вопреки ожиданиям, не отказалась от груди, как это было с её матерью, а приникла к ней и стала жадно сосать. Поражённый такой реакцией Питер на следующий день пришёл к матери Кристины и рассказал ей о случившемся. «Как вы думаете, почему ребёнок так себя повёл?» – спросил он. Женщина ответила, что сама не знает. «Может быть, во время беременности вы чем-то болели?» – предположил Питер. «Нет, ничем не болела», – ответила она. Тогда доктор напрямую спросил: «А вы хотели забеременеть?» Женщина подняла на него глаза и сказала: «Нет, не хотела. Я хотела сделать аборт, но муж хотел ребёнка, поэтому я её и родила».

Это стало откровением для Питера, но только не для Кристины, которой ситуация была ясна уже давно. Она долгие месяцы с болью осознавала, что мать её отвергает. Малышка не установила эмоциональную связь с матерью после рождения, потому что её мать не сделала этого до родов. Кристина была лишена эмоциональной поддержки в утробе матери, и теперь, хотя ей едва исполнилось четыре дня, она была полна решимости защитить себя от матери любым возможным способом.

Со временем, если мать Кристины изменит своё отношение к дочери, она, вероятно, сможет вернуть себе её расположение. Но если бы эта связь была установлена до рождения Кристины, этого не пришлось бы делать.

На процессы формирования привязанности до и после рождения могут влиять разные периоды и обстоятельства, но их последствия остаются практически неизменными. Эмоциональная привязанность, сформированная сразу после рождения ребёнка, имеет большое значение для развития его отношений с матерью. Она похожа на ту связь, которая возникает между ними до его появления на свет. Оба периода имеют определённые временны́е рамки. Наиболее благоприятное время для создания связи между матерью и новорождённым – это первые часы и дни после родов. Для формирования внутриутробной связи наиболее важны последние три месяца беременности, особенно последние два. В это время ребёнок уже достаточно развит физически и интеллектуально, чтобы обмениваться с матерью сложными сигналами.

Роль матери одинаково важна на обоих этапах. Она задаёт нужный ритм, подаёт сигналы и формирует реакцию ребёнка. Однако это происходит лишь в том случае, если ребёнок сочтёт её указания логичными. Даже трёх– или четырёхмесячный младенец не будет бездумно следовать за матерью как лемминг. Если её действия будут сумбурными, неосторожными или враждебными, ребёнок может их проигнорировать или растеряться.

Иными словами, внутриутробная связь не возникает сама собой. Чтобы она сформировалась, необходима любовь к ребёнку и понимание собственных чувств. Если они есть, то могут с лихвой компенсировать все те эмоциональные расстройства, которым мы подвержены в повседневной жизни.

Нерождённый ребёнок – удивительно стойкое создание, умеющее использовать для своего развития даже минимальные проявления материнской любви. Однако его связь с матерью не может быть односторонней. Если мать эмоционально отдаляется, малыш испытывает дискомфорт. Вот почему такие серьёзные психические заболевания, как шизофрения, часто мешают установлению эмоциональной связи. Это также объясняет, почему дети матерей, страдающих шизофренией, подвержены высокому риску возникновения эмоциональных и физических расстройств.

Пережитое во время беременности потрясение[11]11
  Такие глубокие потрясения, как потеря дома или смерть близкого человека, могут настолько истощить эмоциональные ресурсы беременной женщины, что она будет неспособна эмоционально поддерживать своего будущего малыша. Это, естественно, почувствует и ребёнок.


[Закрыть] иногда может так же повлиять на ребёнка, даже если женщина совершенно здорова. В подобных ситуациях, как и в случае с матерью-шизофреником, связь может значительно ослабнуть или даже разорваться практически по той же причине. Если мать поглощена своими переживаниями, у неё не остаётся эмоциональных ресурсов для ребёнка, и он не получает отклика на свою потребность в привязанности.

Несколько лет назад доктор Зонтаг описал два трагических случая из жизни. Поскольку он наблюдал за обеими женщинами с самых ранних стадий их беременности, у него была уникальная возможность оценить непосредственное влияние инцидента на их нерождённых детей, а затем, после их появления на свет, проследить его долгосрочные последствия.

«В первом случае, – писал он, – молодая женщина, ожидающая своего первенца, которого мы регулярно изучали… с целью выявления показателей активности и частоты сердечных сокращений, однажды вечером укрылась в нашем институте, потому что её супруг впал в психоз и угрожал её убить. Она чувствовала себя испуганной и одинокой и не знала, куда обратиться за помощью. В результате она пришла в наш институт, и мы обеспечили ей ночлег. Через несколько минут она пожаловалась, что её ребёнок толкается так сильно, что причиняет ей боль. Мы измерили уровень двигательной активности плода, и он оказался в десять раз выше того, что мы наблюдали во время еженедельных консультаций.

В другом случае женщина, находившаяся под нашим наблюдением, потеряла мужа в автомобильной аварии. И в этом случае двигательная активность плода увеличилась в десять раз».

На первый взгляд, реакции этих новорождённых напоминают реакции детей из исследования доктора Рейнольда, которые сопереживали своим матерям, однако это впечатление обманчиво. Реакция, зарегистрированная доктором Зонтагом, – это не проявление сочувствия, а панический ужас ребёнка, чей организм подвергся мощному воздействию материнских гормонов, провоцирующих тревогу. Тот факт, что каждый малыш родился с дефицитом веса, страдал коликами, капризничал, был раздражительным и много плакал, подтверждает, что все дети пережили серьёзную травму, поскольку подобные проблемы почти всегда связаны с сильными эмоциональными потрясениями в утробе матери. Если бы доктор Зонтаг представил больше данных о последующем состоянии этих младенцев, возможно, это показало бы, что их послеродовые расстройства были связаны не столько с физическим воздействием гормонов, сколько с тем, как пережитые потрясения изменили эмоциональное отношение к ним их матерей, потому что зачастую наибольшую опасность для нерождённого ребёнка представляет не мгновенная физическая и гормональная реакция его матери на событие, а её долгосрочная эмоциональная реакция.

Если мать будет настолько поглощена своими переживаниями и утратами, что замкнётся в себе, то, скорее всего, её ребёнок будет испытывать невыносимые страдания. Но если она продолжит поддерживать открытыми каналы связи с малышом и передавать ему ободряющие послания, он сможет успешно развиваться. Как я уже говорил, крепкая внутриутробная связь – это надёжная защита ребёнка от возможных опасностей и неопределённости внешнего мира, и, как мы уже видели, её влияние ощущается и после рождения. Во многом именно эта связь формирует будущее отношений между матерью и младенцем. Всё, что произойдёт в будущем, определяется тем, что происходит сейчас, поэтому так важно, чтобы мама и её малыш оставались на связи друг с другом.

Этот процесс осуществляется через три канала связи. В подавляющем большинстве случаев эти каналы одинаково способны передавать сообщения от ребёнка к матери или от матери к ребёнку. Первый из них, физиологический, – единственный из трёх, который можно назвать обязательным; даже отвергающая ребёнка будущая мать биологически взаимодействует со своим малышом, обеспечивая его питательными веществами. Однако, как мы увидим позже, то, каким образом мать и ребёнок используют этот конкретный канал, также играет важную роль.

Второй канал общения, поведенческий, – самый известный и доступный для наблюдения. Так, многочисленные исследования показали, что нерождённые дети начинают активно двигаться, когда испытывают дискомфорт, страх, тревогу или беспокойство. Учёные также обнаружили, что мать общается со своим будущим ребёнком поведенчески. Один из самых распространённых приёмов такого общения – поглаживание живота. Этот успокаивающий жест характерен для всех беременных женщин и имеет универсальное значение.

Третий канал, во многом самый сложный для определения, я называю симпатической коммуникацией. Он включает в себя элементы первых двух, но в то же время является более обширным и глубоким. Хорошим примером такого общения может служить любовь. Как шестимесячный эмбрион узнаёт, что его любят? Возможно, ему об этом говорит то, что его мать ласково гладит живот, следит за своим питанием и реагирует на его поведенческие сигналы? Всё это – часть ответа, но ещё не весь ответ.

Плач новорождённых – ещё один пример симпатической коммуникации. Почему новорождённые китайские дети плачут меньше, чем американские? Этот показатель многое говорит о культурной принадлежности каждого ребёнка. Но откуда трёхнедельный или даже трёхмесячный младенец может понимать, как следует себя вести в соответствии с его культурными традициями? Ответ, как мне кажется, снова кроется в симпатической коммуникации. Ещё один пример такого взаимодействия можно найти в сельских районах Африки, где женщины носят своих новорождённых привязанными куском ткани к спине или боку. Казалось бы, младенец может запросто испачкать одежду матери своими испражнениями. Однако с африканками такого почти никогда не случается. Они каким-то образом успевают почувствовать, когда их ребёнок собирается опорожниться, и вовремя снимают его со спины, удерживая в стороне. Такое интуитивное знание не считается у них чем-то необычным. Более того, африканскую женщину, которую ребёнок испачкал после седьмого дня его жизни, во всеуслышание объявляют плохой матерью.

Жители сельской местности почти всегда обладают более развитой интуицией, чем городские жители. Вероятно, это связанно с тем, что они склонны больше доверять своим ощущениям. Рационализация и механизация производства, получившие широкое распространение в Европе и Америке за последние несколько столетий, как будто подрывают это доверие. Загадки природы вызывают у нас чувство дискомфорта. Если мы не можем что-то объяснить, то предпочитаем это игнорировать. Однако это не означает, что наше прошлое или африканское настоящее можно назвать какой-то акушерской утопией. В обоих случаях уровень младенческой смертности был и остаётся чрезвычайно высоким. Идеальным вариантом было бы сочетание необычайной материнской чуткости, характерной для сельских обществ, и наших передовых стандартов медицинского обслуживания. Мы уже сделали первый шаг в этом направлении благодаря формированию привязанности. Понимая, как происходит этот процесс, можно идти дальше.

Потребуются дополнительные исследования, а также новое, более чуткое отношение к беременным женщинам. Врачи-акушеры, педиатры, психиатры, медсёстры, акушерки, администраторы больниц – все, кто взаимодействует с будущими матерями, должны научиться быть более внимательными и заботливыми и менее склонными к применению медицинских методов для решения тех проблем, которые на самом деле являются эмоциональными. Однако конечный результат взаимодействия с ребёнком до рождения, как и после него, зависит от самой женщины. Она должна уделять больше внимания тому, какие сигналы она отправляет своему малышу, и тому, что получает от него в ответ. Это требует знаний: понимания путей общения и осознания сообщений, которые этими путями передаются. Также необходимо желание слушать: ребёнку всегда есть что сказать, и его обязательно следует выслушать.

Поведенческая коммуникация

Ребёнок

Толчки ещё не появившегося на свет малыша – наиболее очевидная форма его взаимодействия с внешним миром. Спровоцировать их могут самые разные факторы – от испуга до громкого голоса искреннего в своих намерениях, но слишком шумного отца. Аудиолог Мишель Клементс однажды столкнулась с этим на практике, когда её лабораторию неожиданно посетил скептически настроенный супруг одной из её пациенток. Жена рассказала ему о работе доктора Клементс, но он не поверил, что их будущий ребёнок способен слышать. Понимая, что никакие научные аргументы не смогут убедить мужчину, доктор Клементс предложила ему провести небольшой эксперимент. Она попросила его прижать голову к животу жены и громко крикнуть. А дальше последовал хрестоматийный пример поведенческой коммуникации (а также яркой демонстрации темперамента плода). Когда мужчина закричал, на животе его жены внезапно вздулся маленький бугорок. Возмущённый громким звуком ребёнок выразил свой протест против нарушения своего спокойствия яростным пинком в живот матери.

Ещё один звук, вызывающий бурную реакцию плода, – жёсткий пульсирующий ритм рок-музыки. Как я уже говорил, нерождённым детям он не нравится. Одна из пациенток доктора Клементс столкнулась с этим, когда была вынуждена покинуть рок-концерт из-за интенсивных толчков её малыша. Ещё более неприятны для слуха плода громкие сердитые голоса ссорящихся родителей. Это часто провоцирует активные толчки нерождённого ребёнка.

Толчки также могут быть признаком неблагополучия плода. Молодая женщина, которую я назову Дианой, убеждена, что именно это стало причиной яростных толчков её ребёнка. Первые семь месяцев беременности он вёл себя совершенно нормально. Но однажды, в середине двадцать восьмой недели, Диана почувствовала после полудня резкий толчок в животе. Сначала она не придала этому значения. В тот день она ходила по магазинам и решила, что эта беготня могла утомить ребёнка. Но к вечеру толчки стали настолько интенсивными, что их было невозможно игнорировать. Забеспокоившись, Диана позвонила своему акушеру и записалась на приём на следующий день.

Диагноз «плацентарная недостаточность»[12]12
  Плацента, расположенная очень низко в матке и подверженная опасности отслоения, создаёт угрозу жизни будущего ребёнка.


[Закрыть], поставленный на следующее утро, мог быть просто совпадением, хотя Диана убеждена, что последующее поведение её ребёнка говорит об обратном. Она убеждена, что малыш брыкался, сигнализируя о своём дискомфорте, потому что после того как был поставлен диагноз и назначено правильное лечение, он угомонился и оставался спокойным до самых родов.