Текст книги "Принципы экономики. Классическое руководство"

Обвиняемая компания в принципе не может опровергнуть, что она преследовала эту цель (такое отрицательное утверждение недоказуемо), поэтому все сводится к вопросу, поверят ли в это те, кто слушает обвинение.

Хищническое ценообразование – это не просто теория без доказательств. С точки зрения экономики в нем мало или вообще нет смысла. Компания, торгующая себе в убыток, чтобы вытеснить с рынка конкурента, прибегает к весьма рискованной стратегии. Единственное, в чем она может быть точно уверена, что сначала потеряет деньги. Получит ли она когда-либо лишнюю прибыль, чтобы авантюра окупилась, – вопрос спорный. Сможет ли она, сделав это, ускользнуть от антимонопольных законов – еще более сомнительно, а ведь антимонопольные меры приводят к миллионным штрафам и/или разделению компании. Но даже если предполагаемый «хищник» умудрится как-то справиться с этими проблемами, отнюдь не очевидно, что устранение конкурентов будет означать избавление от конкуренции. Даже если компания-конкурент обанкротится, ее физические активы и навыки персонала, некогда сделавшие ее конкурентоспособной, не растворятся в воздухе. Может появиться новый предприниматель, который приобретет и то и другое, причем, возможно, по низким ценам при ликвидации, и в результате будет иметь меньше затрат, чем прежний, а потому окажется более опасным конкурентом, который позволит себе установить более низкие цены или обеспечить более высокое качество при той же цене.

Для иллюстрации того, как нечто подобное может произойти, вернемся в 1933 год, к банкротству газеты Washington Post (хоть и не из-за демпинговых цен конкурента). В любом случае оно не привело к исчезновению печатных станков, здания и репортеров. Все это приобрел Юджин Мейер, причем за пятую часть той суммы, которую он предлагал за ту же газету всего четырьмя годами ранее. За последующие десятилетия при новом владельце и менеджменте Washington Post превратилась в крупнейшую столичную газету страны, а к началу XXI века вошла в пятерку крупнейших национальных газет по тиражам.

Если бы в 1933 году к ее банкротству привело хищническое ценообразование со стороны конкурента, то он бы ничего не добился: Post сумела подняться, а производственные затраты Юджина Мейера стали ниже, чем у предыдущего владельца, и потому он оказался более грозным конкурентом.

Банкротство может устранить из бизнеса конкретных владельцев и менеджеров, но оно не устранит конкуренцию в виде новых людей, которые могут либо возглавить обанкротившееся предприятие, либо начать новый бизнес с нуля в той же отрасли. Уничтожение определенного конкурента (или даже всех существующих конкурентов) не означает исчезновения конкуренции, которая может принять форму создания новых компаний. В общем, хищническое ценообразование бывает дорогостоящим занятием со слабыми перспективами возмещения убытков от грядущих монопольных прибылей. Неудивительно, что оно остается теорией без конкретных примеров. Удивительно, что эта неподтвержденная теория всерьез применяется в антимонопольных делах.

Плюсы и минусы антимонопольных законов

Возможно, наиболее очевидный плюс американских антимонопольных законов – это полный запрет на сговор с целью установления цен. Такое нарушение автоматически ведет к суровому наказанию – безотносительно к возможным оправданиям. Но перевешивает ли это различные негативные последствия антимонопольных законов для конкуренции на рынке – совсем иной вопрос.

Введение более строгих антимонопольных законов в Индии привело ко многим контрпродуктивным результатам, прежде чем в 1991 году законы были отменены. Некоторым индийским промышленникам запретили расширять свои успешные предприятия, чтобы они не превысили некий финансовый предел, определяющий «монополию», независимо от количества конкурентов у такого «монополиста». В итоге индийские предприниматели часто использовали свой капитал за границей, обеспечивая товары, рабочие места и налоги другим странам, где ограничений было меньше. Например, один такой предприниматель производил в Таиланде волокно из целлюлозы, купленной в Канаде, и отправлял его на свою фабрику в Индонезию, где делали пряжу. Затем пряжа экспортировалась в Бельгию, где из нее изготавливали ковры.

Невозможно узнать, сколько еще индийских предприятий вкладывали деньги за границей из-за ограничений против «монополий». Зато точно известно, что после отмены Закона о монополиях и ограничительной торговой практике в 1991 году в стране началось расширение крупных предприятий, принадлежавших как индийским бизнесменам, так и иностранцам, которые сочли Индию более подходящим местом для ведения и расширения бизнеса. Кроме того, резко возросли темпы экономического роста страны, что снизило количество малоимущих, а у правительства появилось больше возможностей помогать им, поскольку налоговые поступления росли вместе с ростом экономической активности в стране.

Хотя индийский Закон о монополиях и ограничительной торговой практике был призван обуздать крупный бизнес, в реальности он смягчил давление конкуренции – как внутренней, так и внешней, снизив тем самым стимулы к эффективности. Оглядываясь на ту эпоху, один из ведущих промышленников Индии Ратан Тата из Tata Industries сказал о своем огромном конгломерате:

Группа работала в защищенной среде. Менее чувствительные компании не заботились о конкуренции, не беспокоились о своих затратах и не обращали внимания на новые технологии. Многие из них не смотрели даже на долю рынка.

Иными словами, смягченный капитализм привел к результатам, похожим на социализм. Позднейшее открытие индийской экономики для конкуренции дома и за границей стало для многих шоком. Некоторые из директоров Tata Steel «хватались за голову», узнав, что теперь из-за повышения ставок фрахта компания ежегодно теряет 26 миллионов долларов. В прошлом они могли просто поднять цену на сталь, однако при наличии других конкурирующих производителей цены на местные перевозки нельзя было просто переложить на потребителей без риска, что они перейдут к конкурентам. У Tata Steel оставалось два пути: либо выйти из бизнеса, либо поменять способы его ведения. Журнал Forbes писал:

Tata Steel потратила 2,3 миллиарда долларов на закрытие обветшавших заводов и модернизацию рудников, шахт и сталелитейных предприятий, а также на строительство новой доменной печи. С 1993 по 2004 год производительность резко возросла с 78 тонн стали на работника в год до 264 тонн – благодаря модернизации заводов и уменьшению брака.

В 2007 году Wall Street Journal сообщала, что аналитики подтверждают заявления Tata Steel о том, что она производит сталь с самыми низкими затратами в мире. Однако все эти изменения не понадобились бы, если бы эта и другие индийские компании по-прежнему прятались от конкуренции за вывеской предотвращения «монополии». Конкуренция революционизировала не только индийскую сталелитейную промышленность, но и среди прочих автомобилестроительную и часовую.

Глава 9. Рыночные и нерыночные экономики

В целом «рынок» умнее самых умных из его отдельных участников.

Роберт Бартли, редактор Wall Street Journal

Хотя коммерческие предприятия, основанные на прибыли, в современных странах с развитой промышленностью стали одним из самых распространенных экономических институтов, понимание того, как они устроены и как вписываются в экономику и общество, распространено далеко не так широко. Преобладание таких предприятий во многих экономиках мира считается настолько само собой разумеющимся, что мало кто задается вопросом, почему именно этот способ обеспечения жизненных потребностей и удобств стал превалировать над альтернативными методами выполнения экономических функций.

Капиталистический бизнес – это всего лишь один из множества экономически продуктивных видов деятельности человека в разных местах планеты в разные исторические периоды. Тысячи лет люди жили без бизнеса. Племена охотились и ловили рыбу совместно. В течение столетий феодального строя ни крестьяне, ни дворяне не были бизнесменами. Даже позже миллионы американских семей вели самодостаточное хозяйство на фермах, выращивали себе еду, строили дома и шили одежду. Еще совсем недавно существовали кооперативы, например израильские кибуцы, где люди добровольно предоставляли друг другу продукты и услуги, обходясь без денег. Во времена Советского Союза целая современная промышленная экономика состояла из государственных и управляемых государством предприятий, которые вели ту же деятельность, что и предприятия в капиталистической экономике, но фактически не были бизнесом в силу своих стимулов и ограничений.

Даже в тех странах, где нормой стал бизнес, ориентированный на прибыль, множество частных некоммерческих организаций, таких как колледжи, фонды, больницы, симфонические оркестры и музеи, предоставляют различные продукты и услуги в дополнение к государственным учреждениям, например почтовым отделениям и публичным библиотекам. Хотя некоторые из этих организаций предоставляют продукты и услуги, отличающиеся от тех, что предоставляют предприятия, ориентированные на прибыль, другие производят аналогичные или дублирующие продукты.

Университеты публикуют книги и проводят спортивные соревнования, билеты на которые приносят миллионы долларов выручки. Журнал National Geographic издается некоммерческой организацией; такая же ситуация с журналами, издаваемыми Смитсоновским институтом и рядом независимых некоммерческих исследовательских учреждений («аналитических центров»), такими как Брукингский и Гуверовский институты, Институт американского предпринимательства. Некоторые функции департамента автотранспорта (например, продление прав) берет на себя Американская автомобильная ассоциация. Эта некоммерческая организация также организует авиаперелеты и путешествия на круизных лайнерах, подобно коммерческим туристическим агентствам.

В общем, деятельность коммерческих и некоммерческих организаций пересекается, как и деятельность некоторых государственных органов – местных, национальных или международных. Более того, многие виды деятельности со временем переходят от одного типа организаций к другому. Например, когда-то за муниципальный транспорт в США отвечали частные компании, затем троллейбусы, автобусы и метро в основном перешли в ведение государства. В последнее время произошли сдвиги в обратном направлении, и теперь некоторые государственные функции (например, вывоз мусора и управление тюрьмами) в ряде мест перешли к частным коммерческим предприятиям, а определенные функции некоммерческих колледжей и университетов (например, книжные магазины в кампусах) – к таким компаниям, как Follett и Barnes & Noble. К традиционным некоммерческим учебным заведениям добавились коммерческие университеты, такие как Университет Финикса, в котором студентов не только больше, чем в любом из частных некоммерческих учебных заведений, но и чем в некоторых государственных университетах.

Одновременное наличие нескольких организаций, делающих сходные или дублирующие вещи, дает возможность понять, как различные способы ведения экономической деятельности влияют на различные стимулы и ограничения, с которыми сталкиваются лица, принимающие решения в этих организациях, и как это, в свою очередь, влияет на эффективность их деятельности и на экономику и общество в целом.

Неправильные представления о бизнесе в обществе, где большинство людей его не изучали и им не занимались, практически неизбежны. В обществе, где большинство людей – наемные работники и потребители, легко думать о компаниях как о «них», то есть безличных организациях, внутренняя суть которых в основном непонятна, а обращающиеся суммы настолько огромны, что это не укладывается в голове.

Коммерческие предприятия и нерыночные производители

Поскольку нерыночные способы производства продуктов и услуг столетиями, если не тысячелетиями, предшествовали рынкам и предприятиям, возникает закономерный вопрос: почему в таком огромном числе стран мира бизнес в значительной степени вытеснил нерыночных производителей? Этот факт – вытеснение бизнесом многих других способов организации производства продуктов и услуг – свидетельствует о том, что преимущества в издержках, отраженные в ценах, весьма существенны. И такой вывод делают не только экономисты свободного рынка. В Манифесте Коммунистической партии Маркс и Энгельс говорят о буржуазии: «Дешевые цены на ее товары – вот та тяжелая артиллерия, с помощью которой она разрушает все китайские стены». Но это никак не избавило бизнес от критики – ни тогда, ни потом.

Поскольку людей, желающих вернуться к феодализму или ко временам самодостаточных хозяйств, очень немного (если такие вообще есть), сегодня основная альтернатива капиталистическому бизнесу – государственные предприятия, которые могут быть либо изолированными явлениями, либо частью всеобъемлющего множества организаций, основанных на государственной собственности на средства производства (социализм). Существует много теорий о достоинствах и недостатках рыночных и нерыночных способов производства продуктов и услуг. Однако все дело в реальных результатах деятельности рыночных и нерыночных производителей.

В принципе и рыночную, и нерыночную деятельность могут осуществлять конкурирующие или монополистические предприятия. Но на практике конкурирующие предприятия в основном ограничиваются рыночной экономикой, тогда как государство для определенной задачи обычно создает один орган с исключительными полномочиями.

Монополия – враг эффективности, будь то при капитализме или социализме. Разница между системами в том, что при социализме монополия становится нормой. Даже в смешанной экономике, когда одни виды экономической деятельности осуществляет государство, а другие – частный сектор, действия государства обычно являются монополистическими, в то время как на частном рынке, как правило, работают предприятия-конкуренты. Таким образом, когда на какую-то часть Соединенных Штатов обрушивается ураган, наводнение или другое стихийное бедствие, экстренную помощь оказывают как Федеральное агентство по управлению в чрезвычайных ситуациях (FEMA), так и многочисленные частные страховые компании, дома и собственность клиентов которых оказались повреждены или уничтожены. Откровенно говоря, FEMA работает медленнее и не так эффективно, как частные страховые компании. Страховая компания не может себе позволить передавать деньги своим страхователям медленнее конкурента. Мало того что жители пострадавшего региона перейдут к нему, если их компания затянет с выплатами, а их соседи получат приличный аванс от конкурента, так еще и слухи о любой такой разнице быстро разлетятся по стране, заставляя миллионы людей переводить миллиарды долларов, вращающиеся в страховом бизнесе эффективной компании.

Между тем государственное учреждение не испытывает такого давления. Несмотря на то что FEMA критиковали и высмеивали за неумение оказать своевременную помощь пострадавшим от стихийного бедствия, другого государственного органа, к которому люди могли бы обратиться за той же услугой, просто нет. Более того, руководители этих агентств получают фиксированную зарплату, которая не зависит от того, насколько быстро и качественно они помогли пострадавшим. В тех редких случаях, когда государственная монополия вынуждена конкурировать с частными предприятиями, выполняющими ту же работу, результаты нередко аналогичны тому, что происходило с почтовой службой в Индии:

Когда 27 лет назад нынешний руководитель почтовой службы региона Мумбаи А. П. Шривастава пришел в эту систему, почтальоны регулярно нанимали дополнительных работников, помогавших им таскать большие мешки с письмами, на доставку которых уходил целый день.

Сегодня больше половины доставки по стране осуществляют частные службы FedEx и United Parcel Service. Это означает, что тысячи почтальонов заканчивают обход еще до обеда. Господин Шривастава, который не может уволить лишний персонал, тратит большую часть своего времени на придумывание занятий для сотрудников. Он отказался от продажи лука в почтовых отделениях (слишком скоропортящийся продукт) и вместо этого рассматривает возможность продажи масла для волос и шампуня.

Индийская почта, которая в 1999 году перевезла 16 миллионов почтовых отправлений, к 2005 году, с приходом FedEx и UPS, перевозила менее 8 миллионов. Очевидно, что конкуренция предполагает наличие победителей и побежденных, но это вовсе не означает, что люди хорошо понимают и принимают последствия столь очевидного факта. Журналист New York Times в 2010 году счел «парадоксальным» заявление, что высокоэффективный немецкий производитель музейных витрин «затрудняет жизнь» производителям аналогичной продукции из других стран. Немецкие производители других продуктов тоже весьма успешны, но «часть их успеха достигается за счет таких стран, как Греция, Испания и Португалия». Он приходит к слишком знакомому выводу: «Проблема, с которой сражаются политики, – как исправить экономический дисбаланс, созданный конкурентоспособностью Германии».

В Соединенных Штатах десятилетиями демонизировали нескольких ретейлеров с низкими ценами за то, что они вытесняют из бизнеса конкурентов с более высокими ценами. Закон Робинсона – Патмана 1936 года иногда называли Законом против Sears, Roebuck[59]59
  Sears, Roebuck and Co – полное название компании Sears. Прим. пер.


[Закрыть], и конгрессмен Патман также осуждал руководителей сети магазинов A&P. В XXI веке роль злодея унаследовала компания Wal-Mart, поскольку она тоже мешает выживать конкурентам с более высокими ценами. Там, где, как в Индии, в роли конкурента с повышенными ценами выступает государство, жесткость его правил (например, невозможность уволить лишних работников) только затрудняет перемены – по сравнению с частным бизнесом, пытающимся выжить в условиях новой конкуренции.

С точки зрения общества в целом проблема не в высоком качестве или эффективности, а в инерции и неэффективности. Инерция присуща людям и при капитализме, и при социализме, однако в условиях свободного рынка за нее приходится платить. В начале XX века и Sears, и Montgomery Ward после десятилетий успешных продаж исключительно по почтовым каталогам не хотели работать с магазинами. И только при появлении в 1920-х годах конкуренции со стороны сетевых магазинов, когда прибыли упали, а баланс начал становиться отрицательным, у них не осталось иного выбора, как самим стать сетевыми магазинами. В 1920 году Montgomery Ward потеряла почти 10 миллионов, а задолженность Sears составляла 44 миллиона – и все это в долларах, намного более дорогих, чем нынешние. При социализме Sears и Montgomery Ward могли бы заниматься продажей товаров по почте как угодно долго, и у государства не было бы особых стимулов оплачивать открытие конкурирующих сетевых магазинов, чтобы усложнить всем жизнь.

Социалистическая и капиталистическая экономики отличаются не только по количеству производимой продукции, но и по ее качеству. В Советском Союзе низкое качество было характерно и для продуктов, и для предоставляемых услуг – от автомобилей и фотоаппаратов до обслуживания в ресторанах и на авиалиниях. И это не было случайностью. Стимулы принципиально отличаются, когда вам нужно удовлетворить потребителя, поскольку от этого зависит ваше финансовое выживание, или когда весь ваш тест на выживаемость – это всего лишь выполнение производственных квот, установленных центральными плановыми органами. В рыночной экономике потребитель обращает внимание не только на количество, но и на качество. Однако плановые комитеты настолько перегружены миллионами продуктов, что не способны отслеживать больше, чем просто валовой выпуск.

То, что низкое качество – это результат стимулов, а не каких-то особенностей, присущих гражданам Советского Союза, доказывает тот факт, что когда в Соединенных Штатах и Западной Европе цены свободного рынка заменяли контролем арендной платы и другими формами регулирования цен и государственных дотаций, за этим неизменно следовало снижение качества продукции и услуг. Один предприниматель из Индии обнаружил, что при разных стимулах в одной и той же стране может существовать как превосходный, так и ужасный сервис:

Каждый раз, когда я ел в придорожном кафе или дхабе[60]60
  Дхаба – придорожный ресторан в Индии, предлагающий в основном блюда местной кухни. Прим. пер.


[Закрыть], тарелка с рисом появлялась через три минуты. Если я хотел еще одну роти[61]61
  Роти (чапати) – блюдо индийской кухни, круглая тонкая лепешка. Прим. пер.


[Закрыть], ее приносили через тридцать секунд. В магазине сари продавец показывал мне сотню сари, даже если я не покупал ни одного. После моего ухода ему приходилось кропотливо раскладывать их по одному и возвращать на полки. Напротив, когда я покупал железнодорожный билет, оплачивал счет за телефон или снимал деньги в государственном банке, меня обслуживали ужасно, считая какой-то досадной помехой, и заставляли ждать в очереди. Обслуживание на базаре было великолепным, потому что владелец лавки понимал, что его благосостояние зависит от клиентов. Если он был вежлив и предлагал качественные продукты по конкурентной цене, клиент вознаграждал его. В противном случае его клиенты переходили в магазин по соседству. На железных дорогах, в телефонных компаниях и банках не было конкуренции, и их сотрудники никогда не ставили клиентов во главу угла.

Лондонский журнал The Economist также указывал, что в Индии можно «наблюдать, как кассиры в государственных банках болтают друг с другом, в то время как очередь клиентов растянулась до улицы». При сравнении государственных и частных институтов часто упускается из вида, что форма собственности и управление не единственные их различия. Государственные институты – это почти всегда монополии, а частные организации обычно имеют конкурентов. Конкурирующие государственные учреждения, выполняющие одинаковые функции, с неодобрением называют «ненужным дублированием». Посчитают ли разочарованные клиенты, простаивающие в очереди в государственном банке, альтернативный банк ненужным дублированием – вопрос другой. Приватизация помогла дать на него ответ. Газета Wall Street Journal писала:

В банковском секторе по-прежнему доминирует Государственный банк Индии, однако растущий средний класс страны переносит большую часть своего бизнеса в высокотехнологичные частные банки, например в HDFC Bank и ICICI Bank, оставляя государственным банкам наименее прибыльные предприятия и худших заемщиков.

Хотя некоторые частные предприятия в различных странах даже на свободном рынке могут предоставлять (и предоставляют) плохие услуги или экономить на качестве, при этом они рискуют собственным существованием. Когда в Америке XIX века зародилась пищевая промышленность, вполне обычным делом стала фальсификация продуктов питания более дешевыми наполнителями. Чтобы скрыть фальсификацию, продукты, например, часто продавались в непрозрачных или цветных упаковках. Но когда Генри Хайнц начал продавать овощные заготовки, например тертый хрен, в прозрачных стеклянных бутылках, это обеспечило ему решающее преимущество перед конкурентами, которые оказались на обочине, в то время как компания Heinz стала одним из стабильных гигантов американской индустрии и продолжала успешно работать и в XXI веке. При продаже компании в 2013 году она стоила 23 миллиарда долларов.

То же самое произошло и с британской компанией Crosse & Blackwell по производству продуктов питания, которая продавала качественные продукты не только в Британии, но и в Соединенных Штатах. Она оставалась одним из лидеров отрасли и в XX, и в XXI веках. Совершенства вы не найдете ни в рыночной, ни в нерыночной экономике (да и в любых других видах человеческой деятельности), но рыночная экономика берет свою цену с предприятий, которые разочаровывают клиентов, и вознаграждает тех, кто выполняет перед ними свои обязательства. Истории крупных финансовых успехов в Америке часто связаны с фанатичным поддержанием репутации продуктов, даже если они вполне обыденные и недорогие.

Компания McDonald’s построила свою репутацию на стандартных гамбургерах и поддерживала качество продуктов вплоть до того, что заставляла своих инспекторов без предупреждения посещать поставщиков мяса даже посреди ночи, чтобы посмотреть, не добавляют ли они в него что-нибудь неприемлемое. Полковник Сандерс славился своими внезапными появлениями в ресторанах сети Kentucky Fried Chicken. Если ему не нравилось, как приготовили курицу, он выбрасывал ее в мусорное ведро, надевал фартук и сам готовил несколько порций, чтобы продемонстрировать, чего он ждет от работников. Впоследствии его протеже Дейв Томас перенял эту практику при создании собственной сети ресторанов Wendy’s. Хотя полковник Сандерс и Дейв Томас не могли побывать во всех ресторанах сети, ни один владелец франшизы не желал рисковать тем, что однажды увидит, как главный босс выбрасывает в мусор его прибыль.

В эпоху кредитных карт неотъемлемой частью их обслуживания стала защита идентификационных данных пользователей от кражи или неправомерного использования. Wall Street Journal указывала, что такие компании, как Visa и MasterCard, «взимали штрафы, отправляли предупреждения и проводили семинары с целью заставить рестораны тщательнее подходить к защите информации» о пользователях карт. Газета дополняна: «Все компании, принимающие пластиковые карты, должны выполнять набор сложных правил безопасности, установленный компаниями Visa, MasterCard, American Express и Discover (подразделение Morgan Stanley)».

За всем этим стоит элементарный факт: бизнес продает не только физический продукт, но и его репутацию. Автомобилисты, путешествующие по незнакомому региону, с большей вероятностью обратятся в ресторан быстрого обслуживания под вывеской McDonald’s или Wendy’s, чем в другие. Эта репутация выражается в долларах и центах; в данном случае – в миллиардах долларов. Люди с такими деньгами на кону вряд ли терпимо отнесутся к тем, кто поставит их доброе имя под угрозу. Рэй Крок, основатель сети McDonald’s, взорвался бы от гнева, если бы обнаружил, что парковка перед рестораном замусорена, поскольку его франчайзи должны следить не только за чистотой помещений, но и за отсутствием мусора на улицах в радиусе двух кварталов от McDonald’s.

В этом контексте речь идет о качестве, соответствующем конкретной клиентуре. Гамбургеры и жареную курицу никто не считает изысканной здоровой пищей, и общенациональная сеть массового изготовления этих блюд не достигнет уровня более самобытных, модных и дорогих ресторанов. Сеть может лишь обеспечить качество в пределах, ожидаемых от нее клиентами. Однако эти стандарты качества часто превосходят те, которые устанавливаются или применяются государственными органами. Как писала USA Today:

Министерство сельского хозяйства США (USDA) сообщает, что мясо, которое оно покупает для Национальной программы школьных обедов, «соответствует стандартам коммерческих продуктов и даже превосходит их».

Так бывает не всегда. McDonald’s, Burger King и Costco, например, гораздо строже контролируют наличие в продуктах бактерий и опасных патогенов. Они проверяют говяжий фарш в 5–10 раз чаще, чем USDA мясо для школ во время обычного производственного дня.

Предельные значения для некоторых бактерий, которые компания Jack in the Box и другие крупные предприниматели устанавливают для своих бургеров, в десять раз строже, чем USDA устанавливает для школьного мяса.

Что касается курицы, то USDA поставляет в школы тысячи тонн мяса старых птиц, которое в противном случае могло бы пойти на компост или корм домашним животным. Период яйценоскости у них давно закончился, и они не прошли бы проверку у полковника Сандерса – KFC их не купит. Непригодны они и для супа – компания Campbell Soup говорит, что перестала использовать их десять лет назад из «соображений качества».

Несмотря на то что рыночная экономика, по сути, безличный механизм по распределению ресурсов, некоторые наиболее успешные предприятия процветают благодаря вниманию к личности. Одной из причин давнего успеха розничной сети Woolworth стал акцент ее основателя Фрэнка Вулворта на вежливости по отношению к покупателям. Это было связано с его собственными болезненными воспоминаниями о том, как сотрудники обращались с ним как с грязью, когда он нищим деревенским мальчиком заглядывал в магазин, чтобы что-нибудь купить или просто посмотреть.

Ревностное стремление Рэя Крока поддерживать репутацию McDonald’s как идеально чистого места окупилось в первые же годы, когда он отчаянно нуждался в кредите, чтобы остаться в бизнесе, поскольку финансист, посетивший рестораны McDonald’s, позже признался: «Если бы парковки были грязными, если бы на фартуках сотрудников оказались жирные пятна, а еда была невкусной, McDonald’s никогда не получила бы тот заем». Точно так же хорошие отношения Крока с поставщиками – людьми, продававшими ему бумажные стаканчики, молоко, салфетки и прочее, – уже спасали его раньше, когда эти поставщики согласились ссудить ему деньги, чтобы уберечь от более раннего финансового кризиса.

То, что называют капитализмом, точнее было бы назвать консьюмеризмом[62]62
  Консьюмеризм (потребительство) – от англ. consumer («потребитель»). Прим. пер.


[Закрыть]. Именно потребители заказывают музыку, а те капиталисты, которые хотят оставаться капиталистами, должны научиться под нее танцевать. Начало XX века встречали с большими надеждами на замену рыночной конкуренции более эффективной и гуманной плановой экономикой, регулируемой государством в интересах народа. Однако к концу века все эти ожидания оказались настолько дискредитированы фактическими результатами в различных странах мира, что даже большинство коммунистических стран отказались от центрального планирования, тогда как социалистические правительства в демократических странах начали распродавать государственные предприятия, убытки которых ложились тяжелым бременем на плечи налогоплательщиков.

К приватизации пришли консервативные правительства премьер-министра Маргарет Тэтчер в Великобритании и президента Рональда Рейгана в Соединенных Штатах. Однако наиболее убедительным доказательством эффективности рынка было то, что даже социалистические и коммунистические правительства, возглавляемые людьми, настроенными против капитализма, развернулись в сторону свободного рынка, увидев, что происходит в случае, когда промышленность и торговля не регулируются ценами, прибылями и убытками.

Победители и проигравшие

Многие люди, высоко ценящие благополучие, созданное рыночной экономикой, тем не менее сетуют на то, что отдельные люди, группы, отрасли или регионы страны не в полной мере пользуются благами экономического прогресса, а некоторые даже оказались в худшем положении, чем раньше. Политические лидеры или кандидаты особенно склонны сокрушаться по этому поводу и предлагать различные государственные «решения» для «исправления» ситуации.