Текст книги "Зеленый Феникс"

Глава VI

Кукушонок вприпрыжку бежал по лесу к Лавинию. Он с легкостью перелетал через кучи листьев, виноградную лозу, корни и камни, почти не чувствуя их под своими длинными ногами. Он казался себе сильным, ловким и очень нужным: у него было важное поручение. Он нес послание, которое его мать передала Асканию: «Когда солнечная колесница промчится по небу, дриады придут к тебе, чтобы принести присягу на верность». Три дня назад она вышла из заточения, бледная, обессиленная, как после Белого Сна. А сегодня, провожая Кукушонка, светилась от счастья, будто из Ливии прилетели аисты, и дерево ее расцвело и покрылось птичьими гнездами.

Асканий, даже не повидавшись с Меллонией, прямо из Зала советов поспешил в Лавиний, чтобы освободить Помону. Волумна, как только ее лишили королевского звания, исчезла. Она не вернулась в свое дерево и даже не захотела увидеться с дочерью.

Подбегая к берегу Нумиции, Кукушонок стал насвистывать. Внезапно он остановился: может, следует задержаться у могилы отца и выразить свою скорбь?

– Отец, – прошептал он, – как ты там, в Элизиуме? Говорят, мертвые приходят в мечтах и сновидениях, чтобы утешить тех, кого они любят.

И, действительно, он услышал голос. Что это было, шелест деревьев, стук дятлов или свист крыльев ласточки? Дух его отца или игра воображения?

«Не скорби обо мне в этот счастливый день, когда троянцы и дриады научились жить в мире. Когда Меллония и Асканий встретились как друзья, и ты обрел их обоих».

То, что он услышал затем, несомненно, происходило наяву. Кто-то большой легко и осторожно шел, раздвигая листья. Это мог быть только лев. Кукушонок решил побыстрее перейти через реку и ускорил шаг. Время для рискованной встречи с незнакомым и, возможно, голодным львом было явно неподходящим. Но в том, как ступал этот лев, и как от него пахло шерстью и землей, чувствовалось что-то знакомое. От всех львов пахнет по-разному, и у каждого своя поступь. Это был друг Сатурна, тот самый, с которым Кукушонок и Асканий познакомились после того, как они оставили Меллонию у могилы отца. О том, чтобы не поздороваться, не могло быть и речи.

Между двух вязов, среди кустов ежевики, бежала, скрываясь в темном лесу Сатурна, тропинка.

– Кукушонок.

На тропинке стояла Волумна, преграждая ему путь. К Разорванному платью прицепились колючки, волосы растрепались и спадали на уши, седина почти вытеснила зелень, будто снег накрыл траву. Она казалась совсем старой и выглядела на свои три с лишним сотни лет.

Волумна поднесла к губам трубку для выдувания отравленных стрел, маленькое, изящное оружие, выкованное из серебра, удивительно похожее на флейту. Одно движение – и она прикоснется к ней ртом, легкий выдох – и смерть полетит ему прямо в лицо, в сердце, туда, куда она прицелится. А стрелок она меткий и попадает в летящего дятла с пятидесяти шагов. Можно напасть на нее, можно побежать в противоположную сторону, но спастись от ее стрелы все равно не удастся.

– Я ждала тебя, – сказала она, – ты идешь в Лавиний?

– Да.

– К своему брату? Сыну Энея?

– Да, Волумна.

– Мне нужно тебе что-то сказать.

Она была такой старой, седой и бледной, что на миг ему пришла в голову безумная мысль: «Не хочет ли она попросить, чтобы я вступился за нее перед братом?»

– Твой отец погиб в стычке с рутулами.

– Я знаю.

– Так вот, это я обнаружила их в лесу. Они хотели всего лишь поохотиться, и ничего больше. Но я сказала Повесе: «Они вытащили ваши сети. Напали на ваше поселение. Убили твоих друзей. Ты должен пожаловаться Энею. Он прогонит их». Повеса поверил мне и сделал все, как я сказала. Мне не потребовалось даже подкупать его.

– Мой отец пришел туда, и рутулы убили его…

– Он пришел, но вовсе не рутулы его убили. Неужели ты действительно думаешь, что эти жалкие оборвыши могли победить троянского героя? Он сражался сразу с тремя и вовсе не собирался уступать им. Под ударами его прославленного меча щиты разлетались на кусочки. Один из рутулов упал на колени. Другой обратился в бегство. В какой-то момент Эней повернулся спиной к кустам и деревьям. И тут я нанесла удар. Никто не видел меня. Невозможно заметить дриаду в ее зеленой тунике, если она этого не хочет. И для рутулов, и для троянцев я была всего лишь листвой и туманом. Это я убила твоего отца!

Кукушонок больше не боялся ее стрел. Одиннадцать лет непрерывной ненависти поразили его, как удар молнии, посланной Зевсом. Он стал деревом, загоревшимся священным огнем, пришедшим с небес. Но, в отличие от дерева, он мог двигаться и нападать, даже не обращая внимания на стрелы, смазанные быстродействующим ядом. Сейчас он способен был прыгнуть лучше любого паука.

Но все же он опоздал. Более опасная молния, опередив его, вылетела из леса Сатурна. Волумна, наделенная острейшим слухом, забыла первую заповедь леса: всегда прислушивайся.

– Друг! – закричал Кукушонок. – Не глотай ее целиком! Ты отравишься стрелами!

Но оказалось, он боялся зря. Друг Сатурна был слишком привередлив, чтобы рисковать своим здоровьем. С тщательностью повара, готовящего дичь к царскому столу, он освободил Волумну от таких несъедобных деталей, как одежда, булавки и стрелы, и теперь наслаждался трапезой.

* * *

Лес двинулся на встречу с равниной. Возглавляемые новой королевой – даже Кукушонок еще не знал, кого они избрали, – дриады шли, чтобы принести клятву верности Асканию, царю и победителю. Они вплели в волосы нарциссы, в руках у них были корзины, наполненные гранатами, похожими на красное золото. Это мог быть праздник или похороны. Наверное, и то и другое.

Асканий и Кукушонок ожидали их у входа в город, стоя на вершине холма, у подножия которого расстилалось поле. Оно было заполнено оживленными фавнами и кентаврами, пришедшими из дальних уголков Вечного Леса, чтобы посмотреть, как ненавистные им дриады будут унижены перед троянцами. Кентавры всегда занимались сельским хозяйством и сейчас на поле, как грибы, выросли сделанные ими лотки – круглые куски дерева под голубыми парусиновыми навесами, где они собирались продавать свои овощи – чечевицу, тыквы и кабачки. Фавны пришли сюда не работать, а поглазеть, а если удастся, и украсть, что плохо лежит или останется от продажи. Кукушонок втянул носом воздух. Сильно пахло затхлой рыбой и свежими фруктами. Среди толпы он заметил Повесу, непривычно чистого, в шлеме, нагрудных пластинах и с флейтой. Похоже, он приготовился как воевать, так и играть.

Большинство жителей города – около трех сотен мужчин, женщин и детей – поднялись на городскую стену, чтобы приветствовать дриад, все, кроме тех, кто охранял вход в город, самого царя, его брата и Лавинию. Асканий все еще не полностью доверял дриадам.

– Неизвестно, может, новая королева будет хуже Волумны.

– Помона слишком молода, чтобы стать королевой, – обнадежил его Кукушонок.

Медленно извиваясь, как длинная зеленая змея, из леса показалась процессия. Кукушонку пришлось внимательно всматриваться, чтобы различить отдельных дриад в зеленых туниках. Он вспомнил, что не всегда и не все они действовали заодно. Он вырос среди них, но дриады все равно казались ему даже в ущерб себе покорными королеве, безответными вроде рабочих пчел. Он забывал, что были такие дриады, как его мать, ни в чем не похожие на бывшую королеву, и что новая властительница потребует иного подчинения и выдвинет новые идеалы. Чуткие ноздри Кукушонка уловили запах бергамота, хотя Асканий утверждал, что в воздухе пахнет лишь тухлой рыбой. («Эти грязные фавны», – бормотал он.) Послышалось пение дриад, печальное и заунывное («Лишь ночь приносит облегчение»), а потом радостное («И вновь вернутся птицы в ветви»).

– Радуются они или грустят? – спросил Асканий. – Не могу понять.

– Я тоже не понимаю. Даже после двенадцати лет жизни рядом с ними. Они и сами не понимают себя. Как ты думаешь, их королевой станет Сегета?

– Вполне возможно, – ответил Асканий, – после ее речи в Зале советов. Только у нее хватило смелости выступить против Волумны. Но все равно наверняка сказать трудно. У всех в волосах нарциссы, но ни на одной не видно короны.

– Феникс, пойдем им навстречу, хоть ты и царь. Там мама, и она улыбается нам.

– Хорошо, Кукушонок, только не беги. Ради подданных мы должны держаться с достоинством.

Два брата спустились по склону. Кукушонок шел первым, пытаясь вышагивать как можно более величественно, но мать его была так невообразимо хороша – он никогда не видел у нее такого румянца, ярче гранатов, лежавших в корзине, – что Кукушонок не выдержал и побежал, а за ним и Асканий. Оказавшись в объятиях матери, он вдруг ощутил, какая она хрупкая и маленькая! И как силен и надежен он сам, приведший ее к Асканию, а теперь и в Лавиний!

Кукушонок не забыл и брата:

– Теперь ты обними ее, Феникс.

Асканий обнял и не отпускал Меллонию, пока Кукушонок не похлопал его по плечу и не прошептал:

– Спроси, кто теперь новая королева.

Асканий выпустил Меллонию из своих объятий и, не отрывая взгляда, запинаясь, неожиданно робко сказал:

– Мы приготовили для вас пир. Но где ваша королева? Я должен приветствовать ее.

– Ты уже сделал это, – засмеялась она. – И вовсе не по-царски.

– Но ты так молода, – воскликнул Асканий. («Молода! – подумал Кукушонок. – В двадцать-то девять лет!»)

– Я ждала, когда ты коронуешь меня. Ты теперь повелитель леса.

Асканий снял хризолитовую корону и осторожно надел ее Меллонии на голову. Она была ей велика, и драгоценные камни померкли рядом с сиянием ее малахитовых волос. Меллония же протянула ему корзину с гранатами.

– Скромный дар, но поднесенный с любовью.

Пока Асканий, не отрывая взгляда, смотрел на Меллонию, будто она была первой женщиной и, конечно, первой королевой, которую он увидел в своей жизни, Кукушонок наблюдал за дриадами, пытаясь понять, что они думают. Они больше не казались самодовольными или бесстрастными. Конечно, некоторые дриады постарше сохранили свой надменный вид. Подчиниться мужчинам? Немыслимо! Они холодно смотрели перед собой, будто он и Асканий были всего-навсего слугами фавнов, а во главе их стояла не его мать, а Волумна. Сегету, Рузину и большинство более молодых дриад явно одолевали сомнения – доверять троянцам или нет. (Кроме Помоны, которая, заметив на стене Мелеагра, уже не отводила от него взора, не испытывая при этом никаких сомнений.) Позволят ли Меллонии править самой или Асканий будет делать это вместо нее? Превратятся ли дриады в подданных или будут считаться союзниками? Всю жизнь, а жизнь некоторых из них исчислялась веками, им говорили, что мужчины – грубые дикари. Но сегодня один из них надел свою корону на голову их королевы, а взгляды его солдат, следивших за ними со стен города, выражали отнюдь не злобу, а призывную нежность, способную смягчить даже сердце Горгоны.

Асканий обратился к дриадам с несвойственной ему сдержанностью и самообладанием, хотя, как подозревал Кукушонок, ему легче было бы отразить атаку целого полчища эллинов.

– Я приготовил для вас и вашей королевы угощение. Будьте нашими дорогими гостями. Вас ждут мои люди, приплывшие из далекой страны. Наш город был разграблен и сожжен, большинство кораблей поглотило жестокое море. Мы никогда не чувствовали себя дома среди этих чужих лесов, запертые в своем городе. Теперь мы вместе должны отодвинуть засов и раскрыть ворота.

Ответную речь держала Меллония. Кукушонок был смущен и одновременно горд. Трудно признать королеву в своей матери. Но ее глаза сияли, будто она увидела – или вспомнила – бога. Ему захотелось опуститься перед ней на колени.

– Мы тоже ощущали бремя неволи. И тем более жестоким оно было, что мы не скрывались за стенами, а считали себя свободными. Но подлинная свобода заключается в том, чтобы быть вместе, а не держаться порознь. Пришло время отодвигать засовы и раскрывать ворота.

Меллония, Кукушонок и Асканий вошли в город – королева, принц и царь. Другая царица, Лавиния, стояла в воротах. Асканий поклонился ей, а Меллония улыбнулась, словно говоря: «Ты тоже любила Энея. Мы этого не забудем».

– Жаль, что отца нет в живых, – вздохнул Асканий. – Он был бы очень горд.

– Я помню, как он рассказывал мне о Дидоне, – сказала Меллония. – О том, что она пыталась обратить лето в весну, сделав вид, будто в водяных часах не падают капли, а тени не движутся по циферблату солнечных часов. Помнишь, Асканий?

– Да.

– Но еще большую ошибку можно совершить, если пытаться обратить лето в осень, слишком внимательно прислушиваться к водяным часам и не отрывать взгляда от движущейся тени.

– Ты говоришь загадками, – сказал Асканий. – Как мой отец.

– Ты ведь понимаешь, что она хочет сказать, – заметил Кукушонок.

– Я не уверен в этом. И не смею надеяться, что это то, о чем я мечтаю.

– Феникс, – сказала Меллония. – Ты что-нибудь слышишь?

– Да. Шум крыльев.

– Может, это ласточка? Или дятел?

– Нет. Это мотылек.