Текст книги "Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник)"

Дело о пропавших рубинах

Как-то утром в конце 1893 года мы сидели с Холмсом за завтраком. В ту зиму было необычайно холодно. Из окна гостиной было видно, как выпавший за ночь снежок превращается в черную слякоть под ногами пешеходов и колесами экипажей. Небо затянуло тучами, воздух был холодный и влажный, и все это производило на меня гнетущее впечатление. Миссис Хадсон уже принесла почту, и мы оба не смогли отказать себе в удовольствии почитать за едой.

– Тут интересное письмо, Уотсон, – сказал мой друг. – От одного из моих йоркширских кузенов. Меня и моего брата Майкрофта приглашают провести Рождество в Уэст-Райдинге. Видно, кузен и его жена пожалели двух старых холостяков.

– И вы примете приглашение?

– Честное слово, думаю, что непременно приму! При всей моей любви к Лондону, он не слишком хорош в это время года. Короткие каникулы за городом будут мне полезны, и я вернусь в Новый год обновленным.

Конечно, я постарался скрыть свои чувства, но у меня стало тяжело на сердце. За неимением друзей, которым я мог бы навязаться в праздничное время, в отсутствие Холмса я волей-неволей принужден буду встречать Рождество в одиночестве.

– Надеюсь, вы поедете со мной, Уотсон? – спросил Холмс.

– Я? Но я же не член вашей семьи, Холмс. Я не могу напрашиваться к вашим родственникам.

– Вздор! У себя в Йоркшире они видят так мало новых лиц, что всегда очень рады гостям. Они будут часами сидеть как завороженные, слушая ваши истории о жизни в столице. Конечно, для вас найдется место. У них большой дом, и кроме слуг с ними живет только их маленький сын.

– Ну что же, будет восхитительно провести Рождество за городом. Быть может, если бы вы так деликатно затронули этот вопрос, чтобы у них был шанс отказать, я бы согласился.

– Я пошлю им телеграмму, когда мы закончим завтрак. К сожалению, телеграмма оставляет мало места для тонкости и деликатности, но я сделаю все, что смогу!

Вот так и вышло, что за несколько дней до Рождества мы с Холмсом сели на поезд на вокзале Сент-Панкрас. Путешествуя с удобствами, мы через несколько часов прибыли в деревню Клапэм на живописной возвышенности Йоркшир-Дейлз.

Перед маленьким вокзалом нас уже ожидала двуколка. Кучер, жизнерадостный и краснолицый, назвавшийся Послетуэйтом, хлестнул лошадь, и мы пустились в путь бодрой рысью. В этих северных краях было, конечно, гораздо холоднее, чем в Лондоне, и все вокруг покрывала толстая снежная пелена. Я с удовольствием озирал окрестности. На склоне холма простирались поля, обнесенные стенами из камней, сложенными без раствора; за ними высились крутые утесы; кое-где виднелись группы деревьев. Эта картина вносила умиротворение в душу того, кто проводит слишком много времени в лабиринте бесконечных улиц нашей великой столицы.

Спустя час дорога круто пошла в гору. Над нами неясно вырисовывалась гора, с одной стороны отвесная, с другой же более плавно спускавшаяся к западу. Ее темная громада напоминала большого зверя, который разлегся и чутко дремлет.

– Что это за гора, Послетуэйт? – спросил я.

– Пенигент, сэр, один из Трех Пиков. Вы сможете рассмотреть ее из окна дома: оттуда ее хорошо видно.

Вскоре мы свернули с дороги и, проехав между двумя каменными воротными столбами, покатили по подъездной аллее к дому – большому загородному особняку, возведенному лет пятьдесят назад одним из великих баронов, наживших состояние на шерсти. Построили его, как и самые скромные здешние коттеджи, из известняка, имеющего по большей части темно-желтый оттенок.

Семья вышла нас встречать. Кузен Холмса Джон Парсонс, высокий мужчина крепкого сложения, долго тряс его руку.

– Добро пожаловать в Йоркшир, доктор Уотсон! – обратился он ко мне очень приветливо, обмениваясь со мной рукопожатием.

Затем меня представили его жене, молодой очаровательной женщине, и познакомили с их сыном Кристофером, крепеньким малышом лет трех. Несмотря на столь юный возраст, он не цеплялся за юбку матери, а смело подошел к нам и с серьезным видом позволил пожать свою ручку.

Отдав слуге наши пальто и трости, мы с Холмсом вместе со всеми прошли в просторную гостиную, чтобы выпить весьма желанную чашку кофе. Там нас представили Родерику Кили, брату миссис Парсонс, который также приехал на Рождество. Он поднялся, пробормотав подходящие к случаю слова. Я заметил, что брат не похож на сестру: он – темноволосый и мрачный, она – блондинка с жизнерадостным нравом.

– Есть вести от Майкрофта? – осведомился Холмс.

– Мы получили от него телеграмму сегодня утром, – ответил Джон. – Он рассчитывает прибыть к нам завтра перед ленчем.

– Превосходно! Он сможет отправиться с нами на прогулку завтра днем.

Эти слова вызвали бурный взрыв общего веселья: Майкрофт славился своей ленью и тучностью.

Нас провели в соседнюю комнату, из окна которой, как и говорил Послетуэйт, открывался превосходный вид на гору Пенигент. Я уже предвкушал бодрящую прогулку по заснеженным тропинкам – неважно, будет ли меня сопровождать Майкрофт.

Обед, поданный в тот вечер, был простой сельской трапезой, но вкусной и обильной. Снисходительные родители позволили Кристоферу сидеть за столом с нами, и он восседал на высоком стульчике рядом с матерью. С нами также обедала его няня, мисс Бэк, очень хорошенькая девушка лет двадцати. Она была родом из Илкли, но в речи ее почти не замечалось местного акцента. Должен признаться, что ее правильные черты и прекрасный цвет лица произвели на меня благоприятное впечатление.

Миссис Парсонс вышла к обеду в длинном платье кофейного цвета, отделанном кружевами, и великолепном ожерелье. Это были рубины, но ограненные как изумруды – продолговатые, со скошенными углами, в легкой, изящной золотой оправе. Весьма элегантное украшение. Я сделал хозяйке дома комплимент по поводу ее ожерелья.

– Вы слишком добры, доктор Уотсон, – ответила она. – Вам может показаться, что оно слишком роскошно для семейного обеда, но у нас здесь так мало шансов продемонстрировать свои драгоценности. Иногда мы бываем на балах в Лидсе или Ланкастере, но они так далеко, что мы туда редко выбираемся. Поэтому я пользуюсь случаем, когда у нас гости.

– Развлечения, конечно, важны для такой молодой особы, как вы, но что касается меня, то я бы с удовольствием поселился в ваших краях. Мне здесь так уютно и спокойно, что я с ужасом думаю о возвращении в многолюдный Лондон с его суетой. Я бы завел себе тут практику, но у всех здешних жителей такое цветущее здоровье, что я умер бы с голоду!

Все засмеялись, а Холмс возразил:

– Ну, на худой конец всегда есть достойный Послетуэйт. У него все еще болит локоть с тех пор, как он несколько лет назад упал со своего боевого коня.

Миссис Парсонс взглянула на него удивленно:

– Он уже рассказал вам о своей службе в кавалерии? Должно быть, вы произвели на него прекрасное впечатление – ведь он молчун, как любой добрый йоркширец.

– Он ничего мне не рассказывал, но я сразу же увидел по его выправке, что это старый вояка. А из того, как он правил лошадью по пути сюда, я заключил, что он питает к ней нежность, а также что когда-то давно он сломал левый локоть. Перелом локтевого сустава – обычное дело при падении с лошади.

– Поразительно! Вы совершенно правы: он служил в Пятом уланском полку в Индии под началом моего отца, полковника Кили. Когда ему пришлось покинуть армию из-за этого злополучного перелома, отец взял его в свой дом, а оттуда Послетуэйт перешел к нам.

– Ваш отец проявлял весьма похвальную заботу о своих солдатах, – заметил я.

Миссис Парсонс вздохнула:

– Да, действительно. Однако столько людей нуждается в помощи! Боюсь, что в одних только здешних местах есть много тех, кто получил ужасные раны на службе своей королеве и отечеству. Поскольку они больше не в состоянии зарабатывать себе на жизнь, то постоянно голодают и в конце концов рано умирают от болезней и лишений.

У Джона Парсонса слова жены вызвали легкое раздражение.

– Ты уже упоминала это много раз, дорогая, – сказал он, – и я всегда высказывал мнение, что большинство этих людей – бездельники и плуты, которые прекрасно могли бы работать, если бы захотели. Но зачем? Им же всегда дадут денег те, у кого чувства частенько берут верх над разумом.

Миссис Парсонс нахмурилась:

– Ты несправедлив, Джон. Войны, в которых мы постоянно участвуем, неся просвещение и истинную религию тем, кому в этом мире меньше повезло, делают калеками ужасающее количество наших молодых людей. Наш долг – позаботиться о них. Уж если сам кузен королевы, маркиз Грэнби, подает пример, разве можем мы не следовать его примеру?

– Вот еще один из тех, кто всегда готов выслушать слезливую историю. Я уверен, что, если он будет и дальше раздавать свое состояние, каждую пивную в Англии назовут его именем!

Было ясно, что назревает семейная ссора, поэтому я поспешил сменить тему:

– Я надеялся у вас пострелять. Тут хорошая охота?

– Да, – ответил Джон Парсонс. – На вересковых пустошах полно шотландских куропаток и зайцев, а поскольку тут мало деревьев, то можно бить дичь без помех с большого расстояния. Вот Родерик прекрасный стрелок. Может быть, ты возьмешь доктора Уотсона с собой, Родерик, когда в следующий раз пойдешь на охоту?

– Конечно, – безразличным тоном ответил Родерик, не отрывая глаз от своей тарелки.

– И вы должны взять одно из моих ружей, – продолжил Джон, игнорируя плохие манеры своего шурина. – Надеюсь, вы подберете что-нибудь подходящее в оружейной комнате. Завтра я отведу вас туда.

На следующее утро небо налилось свинцом, грозил пойти снег. Послетуэйт рано выехал в Клапэм встречать Майкрофта. Вскоре после того, как он отправился в путь, начали падать первые снежинки – сначала неторопливо, потом всё быстрее и быстрее. Наконец снег повалил с такой силой, что мы забеспокоились, не задержит ли это прибытие поезда.

Я час-другой почитал роман, но он показался мне скучным, и я решил поискать чьего-нибудь общества. Заглянув в классную комнату, я увидел мисс Бэк с ее подопечным. Мальчик играл с большим игрушечным фортом.

– Пиф-паф! – закричал он, когда я вошел.

Я улыбнулся малышу.

– Я друг, – запротестовал я, – настоящий британский солдат, как и ты.

Кристофер взглянул на меня с сомнением:

– А где же твой красный мундир, если ты солдат? Все солдаты носят красные мундиры. Я хочу такой мундир.

– У меня есть мундир дома, – сказал я, – но, вообще-то, я уволился из армии. Видишь ли, меня ранили.

Услышав это, Кристофер просиял:

– Тебя подстрелили?

– Да. Ранили в плечо. Было очень больно.

Мисс Бэк взглянула на меня с сочувствием:

– Мне так жаль, доктор Уотсон. Надеюсь, вы теперь совсем оправились?

– В сырую погоду еще побаливает, но ничего страшного. Много моих товарищей не вернулись из Афганистана, так что я считаю, что мне еще повезло. А теперь, молодой человек, давайте-ка посмотрим, как у вас обстоит дело со стратегией.

Я склонился над фортом, сделанным из деревянных досок. Окна прорезали лобзиком, спереди имелись ворота с действующим запором, через которые можно было войти в форт; присутствовали и крепостные валы. Оловянные солдатики располагались в различных позах: одни патрулировали, другие угрожали кому-то оружием.

– Ты знаешь, кто это такие? – спросил я, указав на солдатиков с синими киверами и поясами.

– Это саперы. Они роют траншеи и все такое.

Мисс Бэк рассмеялась:

– Он знает все о полковых формах. Послетуэйт часто играет с ним и научил всему, что связано с армией. Это он смастерил форт.

– Превосходно! Ну что же, твои люди хорошо расставлены. Они у тебя охраняют ворота с обеих сторон – это всегда слабое место. И солдаты стоят по углам – это тоже хорошо: они могут держать под обстрелом обе стороны форта одновременно. Вы допустили только один промах, генерал: нет людей у окон. Они нужны на тот случай, если враг подберется слишком близко и укроется под стенами – тогда его не достать со стен.

Кристофер нахмурился:

– У меня недостаточно солдат. Я могу расставить их только на стенах.

– Близится Рождество, мой дорогой, – лукаво произнесла мисс Бэк. – Быть может, новые солдатики придут строем, чтобы поступить в твое распоряжение.

Эти слова не совсем убедили мальчика, но он немного повеселел и, больше не обращая на нас внимания, продолжил свою битву. Мы с мисс Бэк, усевшись у окна, завязали приятную беседу.

Окна классной комнаты выходили на фасад дома, и вдруг я с облегчением увидел, как возвращается двуколка. Послетуэйт сидел на козлах, но я бы не узнал его: он был весь покрыт снегом, а голова утонула в шарфе.

Мы с мисс Бэк поспешили к дверям и успели поприветствовать Майкрофта, когда его тучная фигура поспешно ввалилась в дом. Я заметил, что сапоги у него промокли и брюки хоть отжимай ниже колен. Послетуэйт следовал за Майкрофтом по пятам с его сумками и, небрежно свалив их в углу, отправился ставить лошадь в конюшню. Все вздохнули с облегчением, когда закрылась дверь, за которой остались ветер и пурга.

– Ха-ха! – воскликнул Майкрофт. – Как хорошо снова оказаться в доме! Правда, боюсь, нам, лондонцам, нескоро удастся вернуться в свою привычную обитель.

– Вы хотите сказать, что нас занесло? – спросил Джон Парсонс.

– Вне всякого сомнения. Мне пришлось выйти из экипажа и тащиться на эту проклятую гору, иначе я бы и сейчас там был!

– Нет повода для беспокойства, – вмешалась миссис Парсонс. – Мы бываем отрезаны примерно раз в три года, так что уже привыкли, и у нас всегда наготове большие запасы еды и топлива. Единственная опасность – это скука, но в такой компании она нам не грозит!

Майкрофта сразу же проводили переодеться в отведенную ему комнату, и скоро он присоединился к нам. Теперь он сидел в гостиной перед пылающим в камине огнем. Была еще середина дня, но из-за непогоды пришлось зажечь лампы. Горничная внесла чай, и мы уселись за стол. Майкрофт, умяв огромное количество пирожков и печенья, развлекал нас забавными историями. Этот завсегдатай клуба, по-видимому, был знаком со многими известными людьми, к тому же знал анекдоты о каждом.

– На прошлой неделе вечером, – гремел его раскатистый голос, – премьер-министр обедал в клубе с отменным аппетитом. Позже он рассказал мне, что не завтракал, так как совещался со своим секретарем, который излагал ему новости о ситуации в Крыму. Ленч он пропустил, потому что королева внезапно вызвала его, также желая услышать, что нового. Участие в дебатах о Крыме лишило его пятичасового чая. Наконец он приехал в клуб и заказал свой любимый обед: бараньи отбивные с отварным картофелем и зелеными бобами. Но в тот самый момент, когда официант поставил все это перед ним, явился посыльный от его жены, напомнивший, что они должны быть на приеме у французского посла, о чем премьер совершенно забыл. Схватив нож и вилку, он принялся с величайшей поспешностью отправлять в рот огромные куски мяса и целые картофелины. У него ушло менее двух минут на то, чтобы опустошить целую тарелку. Затем он встал и выбежал из столовой!

Мы бурно веселились, представляя себе, как безукоризненный мистер Гладстон, чью умеренность в еде и прекрасные застольные манеры ставили в пример всем детям в стране, поглощает свой обед подобным образом.

Проведя еще некоторое время за приятной беседой, мы разошлись кто куда. Я отправился в библиотеку, чтобы разобрать деловые бумаги и написать несколько писем. По иронии судьбы, именно теперь, когда у меня выдался досуг, чтобы наверстать упущенное в корреспонденции, я не имел возможности отправить письма.

В семь часов я собрал все бумаги и направился в свою комнату переодеться к обеду. Когда я дошел до холла, сверху донесся громкий крик. Я услышал быстрые шаги и увидел миссис Парсонс, перегнувшуюся через перила на втором этаже.

– Доктор Уотсон, будьте любезны, найдите моего мужа и скажите, чтобы он не мешкая шел в нашу комнату. Случилось ужасное!

Я немедленно побежал в кабинет, где застал Джона Парсонса и Шерлока Холмса за беседой, и передал сообщение. Втроем мы поспешили наверх. Миссис Парсонс была в одном из своих нарядных платьев, но вид имела убитый. В углу заливалась слезами ее горничная Брук.

– Мои рубины, Джон! Они исчезли! – воскликнула хозяйка дома, обращаясь к мужу.

Его лицо сразу помрачнело.

– А когда ты видела их в последний раз? – спросил он.

– Я положила их в свою шкатулку для драгоценностей вчера вечером, как всегда. В течение дня у меня не было случая заглянуть в шкатулку, а сейчас я открыла ее, чтобы достать ожерелье – но его там нет! Я сразу же позвала Брук, полагая, что она могла взять его, чтобы почистить. Но она не брала.

Шерлок Холмс задал вопрос:

– Кто-нибудь имеет доступ в вашу комнату, кроме вас, вашего мужа и горничной?

– Никто. Брук прибирает, когда нужно, растапливает камин и приносит мне утром чай.

– В таком случае мы должны предположить, что рубины украдены.

– Это невозможно, – с жаром возразил Джон Парсонс. – Мои слуги вне подозрения: большинство служит у нас с самого моего детства. А что касается гостей, то все они – кроме вас, доктор, – мои близкие родственники.

– Конечно, все это неприятно, но я прошу вас не отчаиваться: по крайней мере, рубины не покинут дом, пока он занесен снегом. А за это время я надеюсь найти лицо, укравшее их.

* * *

В тот вечер обед прошел в атмосфере уныния. Миссис Парсонс была в отчаянии и мало ела, а говорила и того меньше. Мистер Парсонс пребывал в ярости и сидел темнее тучи, ни с кем не беседуя. При таких обстоятельствах и все остальные заговаривали лишь по необходимости.

После обеда Шерлок Холмс отправился в комнату миссис Парсонс со своей лупой. Примерно час спустя он присоединился к нам с Майкрофтом в библиотеке, чтобы обсудить то, что ему удалось выяснить.

– В комнате ничего не заметно – разве то, что она обитаема. Думаю, вор просто улучил удобную минуту и вошел. Поскольку комната первая по счету от лестничной площадки, мы все проходим мимо нее, направляясь к себе в спальню. Уверен, вы заметили, что дверь этой комнаты часто остается открытой. Туалетный столик – у дальней стены. Преступник мог в три шага туда дойти, похитить рубины и сбежать, и на все это не ушло бы много времени.

Наведя справки, я выяснил, что спальни слуг находятся в задней части дома и к ним ведет отдельная лестница. Никто из них, кроме Брук, обычно не поднимается по главной лестнице. Исключение составляет мисс Бэк, комната которой расположена рядом с детской.

Майкрофт хмыкнул:

– Значит, возможность имели Брук, мисс Бэк, Родерик Кили, мы с вами – и, конечно, мистер и миссис Парсонс.

– Вряд ли они бы стали красть у самих себя! – рассмеялся я.

Шерлок вопросительно приподнял бровь, а Майкрофт насмешливо фыркнул.

– Напротив, мой дорогой Уотсон, – возразил мой друг, – миссис Парсонс – главная подозреваемая. Ведь она, добрая душа, хотела бы помочь тем, кто, как ей известно, страдает не по своей вине. Но ее муж помимо прочих своих добродетелей обладает типично йоркширской бережливостью и скептицизмом. Поэтому он ей ничего не даст. Разве не может быть, что она спрятала рубины и при первой же возможности их продаст, чтобы употребить деньги на дело, которое считает достойным?

– Ну что же, это возможно. Но вы же сами видели, какой расстроенной она была за обедом всего два часа назад!

– Мой галантный Уотсон! Ничто так не пробуждает в вас благородного рыцаря, как женские слезы! Хорошо, отставим пока миссис Парсонс и рассмотрим другие кандидатуры.

– Это, конечно, Родерик Кили.

– Бесспорно, он под подозрением. Родерик – младший из трех сыновей полковника Кили, и поэтому у него мало перспектив. Он вполне мог себя убедить, что долг сестры – помочь ему, когда он испытывает нужду в наличных, а если он сам о себе позаботится, то избавит ее от тягостного объяснения с мужем.

– Конечно, он виновен, – сказал я. – Брук много лет служит горничной у миссис Парсонс, а у мисс Бэк, разумеется, нет преступных наклонностей.

Холмс улыбнулся:

– Брук я могу пропустить, чего нельзя сказать о мисс Бэк. Она определенно не из простой семьи: это видно по ее речи и манерам. И тем не менее она занимает скромную, хотя и почтенную должность няни. Мы можем сделать вывод, что либо она рассорилась со своей семьей, либо у ее родных наступили тяжелые времена и она вынуждена браться за ту работу, которая подвернулась. Возможно, молодая женщина затаила обиду и, считая несправедливым, что ее хозяйке дано так много, а ей – так мало, решила восстановить справедливость.

– Я не могу в это поверить!

Холмс пожал плечами:

– Такая возможность существует – но на этом я пока остановлюсь. Можно построить множество гипотез, но без фактов неясно, которая из них верна.

– Вот в чем загвоздка, – хмыкнул Майкрофт. – Факты. Мы знаем только, что рубины были похищены. А теперь нам нужно понаблюдать за остальными. Нельзя допустить, чтобы они покидали дом. На этих чертовых вересковых пустошах существует тысяча мест, где можно спрятать ожерелье, а потом забрать его спустя несколько месяцев, когда уляжется шум.

– Но мы вряд ли сможем удерживать обитателей дома взаперти против их воли, – возразил я.

– Всего несколько дней, – сказал Майкрофт, – а за это время мы с моим младшим братом, вне всякого сомнения, разгадаем загадку.

– Возможно, удержать их в доме будет не так уж трудно. Теперь, когда снаружи снега навалило по колено, а в сугробы можно провалиться с головой, понадобится весьма веский предлог для прогулки.

* * *

На следующий день оказалось, что я заблуждался. Через час после завтрака я заметил, как Родерик, одетый в теплую куртку, с ружьем и ягдташем в руках, направляется к дверям.

– Привет! – поспешно обратился я к нему. – Куда это вы?

– А как вы думаете? – ответил он неприветливо. Правда, и мой тон был ненамеренно резким. – Я собираюсь немного поохотиться. Вернусь перед чаем.

– О, мне бы хотелось пойти с вами, – незамедлительно заявил я.

– Как-нибудь в другой раз.

К счастью, в эту минуту очень вовремя появился Джон Парсонс, который принял мою сторону.

– Как же так, Родерик? – вмешался он. – Ведь ты обещал позавчера взять доктора Уотсона с собой на охоту и показать места. Пожалуйста, подожди всего несколько минут, пока мы его экипируем.

– Ну хорошо, – неохотно согласился Родерик.

Ему явно не улыбалось брать меня с собой, но еще больше не хотелось оскорбить своего богатого зятя. Я решил быть беспристрастным: быть может, он просто предпочитает охотиться в одиночку. И тем не менее я поклялся неусыпно следить за ним.

Джон Парсонс привел меня в оружейную комнату. Она была маленькой, но хорошо оборудованной: тут имелся даже стол, на котором я увидел инструменты и разные жидкости для чистки оружия. Здесь хранилось несколько винтовок «Ли Энфилд». На стене висело огромное ружье для охоты на слонов. В витрине лежали пистолеты, включая две пары старинных дуэльных. Но главным образом коллекция состояла из дробовиков – их тут было не меньше двадцати.

Я с похвалой отозвался о собрании оружия, и Джон пояснил:

– Обычно в августе я приглашаю сюда друзей пострелять шотландских куропаток на вересковых пустошах. Ничего нет лучше хорошей охоты, хороших друзей и хорошей прогулки на свежем воздухе.

– Вы очень гостеприимны.

– Я делаю это ради собственного удовольствия. А теперь давайте-ка посмотрим. Вот этот «пурди», кажется, вам подойдет. Не хотите ли его опробовать?

Он снял со стойки этот прекрасный образец оружейного искусства. Ложа была из красного дерева, чудесная чеканка на металле изображала сцену охоты: утка взлетала из камышей, а пара собак подавала голос. Курок выполнен в виде пучка камышей. Картинка открывалась взгляду не вся сразу, а по частям, когда поворачивалось ружье.

Я прижал его к плечу и прицелился. Оно было прекрасно сбалансировано.

– Превосходное оружие, должен сказать! – заявил я. – Пожалуй, никогда не держал в руках лучшего.

– Боюсь, дробовик никогда не сможет стать с тобой единым целым, если не сделан на заказ. Но тем не менее вы отлично постреляете. А теперь позвольте дать вам патроны. Вот эти, с мелкой дробью пятнадцатого номера, годятся для куропаток, двадцатый номер подходит для кроликов и зайцев. Если вы зарядите дула разными патронами, то будете готовы, кто бы ни попался.

Я рассыпался в благодарностях, но он лишь отмахнулся и, выйдя со мной из комнаты, тщательно запер дверь.

– Желаю вам удачной охоты, доктор. Сожалею только, что не смогу пойти с вами, но в конце года дела поместья отнимают так много времени. Надеюсь, сегодня за чаем вы развлечете нас охотничьими байками.

Распрощавшись с ним, я направился в свою комнату, чтобы одеться для прогулки. Я спешил как мог, но когда спустился, то заметил, что Родерик явно раздражен задержкой.

– Пошли, – буркнул он и, не вымолвив больше ни слова, вышел первым на снег.

Мы обогнули дом и начали взбираться по крутому склону. Это было нелегко, тем более что нам не хотелось класть ружья на снег. К счастью, многие глыбы известняка покрывал дерн, и, используя их как опору для рук и ног, мы довольно бодро продвигались вперед. Через полчаса этого выматывающего подъема мы оказались на горизонтальном холмистом пространстве. Оно образовывало как бы широкую ступеньку на подступах к горе Пенигент, которая теперь возвышалась над нами.

– Как называется это место? – спросил я.

– Бли-Фелл, – ответил мой спутник, – но мы пойдем дальше, к Ньюби-Мосс, вон туда: там чаще встречается дичь.

Идти стало легче, но расстояние составляло почти две мили. Я попытался завязать на ходу разговор:

– Вам часто выдается случай пострелять?

– Реже, чем хотелось бы.

– Конечно, хорошо иметь сестру, у которой большой дом в Дейлз.

– У моей сестры нет ничего подобного – это у моего зятя есть большой дом в Дейлз.

– Ну конечно, это я и хотел сказать.

Родерик только хмыкнул в ответ, и я замолчал, сохраняя силы для ходьбы.

Мы прошли еще несколько ярдов, как вдруг прямо у нас из-под ног выскочил заяц. Он понесся по кривой к груде валунов, бешено работая лапами и прижав уши. Мы оба вскинули ружья к плечу, хотя Родерик сделал это быстрее, и выстрелили. Наши выстрелы слились в один. Заяц подпрыгнул, перекувырнулся в воздухе и упал мертвый. С удовлетворенным смешком Родерик подошел к нему и, подобрав тушку, сунул в свой ягдташ.

– Кто из нас подстрелил его? – спросил я.

– Я.

Вскоре мы добрались до Ньюби-Мосс. Эта плоская равнина была разделена на поля с уже знакомыми мне стенами, сложенными без раствора. Мы перебрались через первую, и Родерик предложил:

– Давайте встанем в линию. Так выйдет лучше: у нас будет в два раза больше дичи, и, если повезет, вдвоем мы всю ее перестреляем.

Я сильно подозревал, что ему просто не хочется со мной беседовать, но согласился, так как по-прежнему мог наблюдать за его передвижениями. Мы разошлись примерно на сорок футов и медленно двинулись по полю. К тому времени, как мы достигли дальней границы, нам так ничего и не встретилось. Мы оба начали перелезать через стену. Это было нелегко, потому что стена доходила нам до груди, а верхние камни качались. Наконец я залез на стену и собирался с нее спрыгнуть на дерн, как вдруг услышал очень громкий хлопок, и меня отбросило обратно на поле.

Я лежал, ничего не понимая, и вдруг ощутил боль в левой руке. Услышав, как Родерик бежит ко мне, я испугался за свою жизнь: а вдруг он собирается меня прикончить? Я поискал на земле свой дробовик, но он отлетел слишком далеко. Увидев кровь на снегу, я перевернулся, чтобы на всякий случай оказаться лицом к Родерику. Однако он отшвырнул свое ружье и склонился надо мной с явной тревогой.

– С вами все в порядке? Куда я вам попал?

– В руку. – Я попробовал поднять ее, но тут же отказался от этой попытки.

Вынув из своего ягдташа нож, Родерик разрезал мне рукав. Завернув его, он осмотрел рану.

– Думаю, ничего страшного. Правда, много крови и ранок, но они маленькие, а серьезной раны нет. Вы сможете идти или мне сбегать за помощью?

– Помогите мне сесть.

Он приподнял меня, и я немного посидел, приходя в себя. Наконец с помощью Родерика я поднялся на ноги.

– Думаю, что смогу идти.

– Молодец. Положите правую руку мне на плечо, и вперед.

Мы пошли медленным шагом, и дважды Родерику приходилось оставлять меня, чтобы проделать брешь в стене. Впрочем, наш путь лежал в основном под гору, к тому же раненая рука стала неметь и боль притупилась.

Наконец показался дом. Родерик закричал, и Послетуэйт вместе с одним из грумов вышел нам помочь. Меня внесли в гостиную и осторожно положили на кушетку.

– Уотсон! Что с вами случилось? – воскликнул Шерлок Холмс, подойдя ко мне.

– Меня ранило в руку. Ничего серьезного, нет повода для беспокойства.

– Слава богу, коли так, – сказал мой друг, бросив убийственный взгляд на Родерика, – поскольку нет возможности пригласить доктора и нам придется лечить вас самим. Так что же все-таки стряслось?

– Это моя вина, – объяснил Родерик. – Когда я забирался на стену, спусковой крючок ружья зацепился за пуговицу моей куртки. Чертовски глупо с моей стороны было оставлять курок взведенным, но нам попадалось так мало дичи, что не хотелось упустить шанс.

Мисс Бэк торопливой походкой вошла в комнату.

– Мой бедный доктор Уотсон! Могу я чем-нибудь помочь? Я ухаживала за моим дорогим отцом в его последние годы, так что у меня есть опыт сиделки.

– Конечно, вы можете помочь, если не боитесь вида крови, – сказал я, с благодарностью глядя на нее. – Если бы вы принесли таз с горячей водой, пинцет, полотенца и бинты, то я бы проинструктировал вас, что делать дальше.

– Я принесу все это немедленно.

И она поспешила прочь. Холмс побеседовал со мной в общих чертах о вересковых пустошах, но ему явно мешало присутствие Родерика. По возвращении мисс Бэк мой друг сказал:

– Мы оставим вас с вашим пациентом, но будем поблизости. Пожалуйста, позовите нас, если что-нибудь понадобится.

Оба они удалились. Мисс Бэк поставила таз на коврик и опустилась на колени возле кушетки. Обрезав ножницами рукава куртки и рубашки у локтя, она осторожно стерла кровь. Я осмотрел рану. На руке виднелась широкая лента мелких ранений – к счастью, не с той стороны, где проходит артерия. Я вздохнул: все могло быть гораздо хуже. Правда, я считал, что вполне достаточно служил в Афганистане мишенью и с меня хватит.

Без дальнейших подсказок мисс Бэк взялась за дело. Некоторые раны были поверхностными, другие – чертовски глубокими. Я скрежетал зубами, стараясь не стонать. Что касается леди, то она тревожно всматривалась в мое лицо, когда ей приходилось вынимать глубоко засевшие дробинки, а через несколько минут уже тихо плакала. Следуя моим указаниям, она скатала бинт, крепко обмотала мне руку и завязала, сделав узел и отрезав кончики.

– Ну вот, готово.

Неожиданно для себя я протянул здоровую руку и обнял мисс Бэк. Под влиянием порыва она придвинулась ко мне, и мы долго и страстно целовались. Ее сильное молодое тело прижалось к моему, и мы забыли обо всем на свете.