Текст книги "Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник)"

– Это не типично для приступа малярии, – прокомментировал я. – Обычно больной чувствует дурноту и головокружение и садится или ложится, прежде чем его свалит лихорадка.

Холмс читал дальше:

– Перечислены все мелкие повреждения: пострадало не только лицо, но и руки – на них обнаружены царапины. Имеется свежий кровоподтек на бедре и след укола на подошве левой ноги.

Он отложил бумаги в сторону и опустился в кресло, попыхивая трубкой. Прошло немного времени, и Холмс снова заговорил:

– Я считаю, что нам нужно вернуться на место событий, Уотсон. Мне крайне необходимо проделать кое-что, чем я легкомысленно пренебрег в прошлый раз.

И вот мы снова доехали на поезде до станции Кью-Гарденз. Поздоровавшись с миссис Андерсон, которая явно не пришла в восторг от того, что снова нас видит, мы отправились с Доггертом в террариум. Когда мы с Холмсом остались одни, он обыскал пол у входа, обращая особое внимание на пространство вокруг рабочего стола. Наконец он воскликнул:

– Вот оно, Уотсон! Как я и ожидал…

И он очень осторожно кончиками пальцев вытащил из уголка позади стола какой-то маленький клубок. Холмс держал его на расстоянии от меня, но я увидел, что это две длинные, переплетенные между собой колючки.

– Они выглядят зловеще, – с сомнением произнес я. – Уж не шипы ли это растений, которые мы здесь видели?

– Да, конечно. Однако взгляните на эти шипы! Ради бога, осторожней!

Приглядевшись, я увидел на колючках какое-то темное вещество.

– Вы подозреваете яд? – спросил я.

– Яд, Уотсон, который вызывает потерю контроля над мускулами, но не мгновенную смерть. В сочетании с амазонскими джунглями это вам ничего не говорит?

– Кураре!

– Совершенно верно, кураре. Еще столетия назад его использовали южноамериканские индейцы. Он готовится из коры чилибухи: ее варят несколько дней, пока не получится густая темная масса, содержащая большое количество стрихнина. Поскольку он воздействует на организм, только когда попадает в кровь, им смазывают наконечники стрел, а в данном случае – колючки. Важно рассчитать дозу в зависимости от размера жертвы: птица умрет через минуту, мелкое млекопитающее – через десять минут, а такое крупное существо, как человек, – минут через двадцать. Вспомните мертвую лягушку, которую я нашел, Уотсон. Чтобы проверить действие яда, индейцы колют лягушку отравленной стрелой, а затем подсчитывают число прыжков, которые она сможет сделать, прежде чем умрет. Я считаю, что лягушка стала жертвой подобного опыта.

Заметьте также, что колючки смяты. Их подложили Андерсону в сапог. Стоило ему обуться и встать, как колючка вонзилась в ногу, – отсюда след укола, который заметил доктор Кронин. Конечно, Андерсон выругался, но подумал, что колючка случайно попала в сапог, когда он в прошлый раз был в оранжерее. Он извлек колючку и выбросил туда, где я ее отыскал. Через несколько минут, когда он уже дошел до пруда, Андерсона разбил паралич, и он упал, став легкой добычей для пиявок. Яд невозможно обнаружить: современная медицина не знает способа выявить стрихнин, если доза не смертельна.

Немного поразмыслив, я пришел к очевидному выводу и спросил:

– Могу я заключить, что вы подозреваете в этом преступлении миссис Андерсон?

– Определенно. Только она или Доггет могли посещать оранжерею не вызывая вопросов, а также знали привычки Андерсона и имели возможность устроить ловушку. Но я не уверен, что она действовала по собственной воле. Выбор кураре в качестве яда скорее указывает на человека с индейскими корнями. Я склонен думать, что на преступление миссис Андерсон подбил сеньор Гомеш, который и раздобыл яд. Мои познания в антропологии наводят меня на мысль, что в его жилах течет индейская кровь.

– Но почему она согласилась на такое?

– Какая же тут может быть еще причина, кроме любви? – сказал мой друг с насмешливой интонацией, которая появлялась у него, когда он упоминал о нежных чувствах. – Что, как не любовь, всегда движет женщинами? Ясно, что ее нежность к Андерсону с годами притупилась. Она сама нам призналась, что наша страна осталась для нее чужой, что она постоянно тоскует по теплу и открытости своей родины. У миссис Андерсон нет детей, которые могли бы привязать ее к Англии и, возможно, укрепили бы этот брак. Увлечение Андерсона поглощало его целиком, он часто оставлял жену на долгие месяцы и к тому же был намного старше.

И вот в один прекрасный день молодой бразилец наносит визит в этот дом. Он беседует с миссис Андерсон на ее родном языке о Бразилии. И, возможно, вскоре она в него влюбляется. Они обмениваются секретами, как это свойственно любовникам, и она открывает Гомешу, что Андерсон – агент роялистов. Как честный дипломат, Гомеш докладывает об этом своему начальству и получает приказ убить Андерсона.

– Постойте, Холмс, – возразил я, – одно дело сбежать с любовником, и совсем другое – совершить убийство по его приказу. Она рисковала поставить себя в очень опасное и сложное положение.

– Вы совершенно правы, Уотсон, и потому я считаю, что он использовал мощный стимул: предложил ей брак и новую жизнь в стране, которую она любит.

– Неужели он зашел так далеко, что готов был жениться ради карьеры?

Холмс пожал плечами:

– С его точки зрения это был бы выгодный брак. В конце концов, она дочь высокопоставленного правительственного чиновника и к тому же унаследует все имущество Андерсона. Оно значительно и по нашим меркам, а в Бразилии это целое состояние. Чем не превосходный брак для человека его происхождения?

– Но способ убийства, Холмс! Весь ужас отравления кураре состоит в том, что жертва остается в полном сознании, пока не умирает от удушья из-за паралича мышц, контролирующих дыхание. Он чувствовал, как пиявки высасывают его кровь, но не мог ни позвать на помощь, ни пошевелиться!

– Действительно, – согласился Холмс, – пренеприятная кончина. Ну что же, пожалуй, нам пора побеседовать с миссис Андерсон.

Мы вернулись в дом и попросили разрешения переговорить с этой леди наедине.

Без всякой преамбулы Холмс задал вопрос:

– Как я понимаю, миссис Андерсон, вы обещали сеньору Гомешу выйти за него замуж?

Женщина окаменела от потрясения, что, разумеется, и входило в намерения Холмса. Он желал, чтобы она утратила равновесие и, быть может, сказала больше, чем хотела.

– Как вы узнали? – пролепетала она. – Мы же никому не говорили!

Холмс сделал непринужденный жест.

– Методом дедукции, мадам. Точно так же, как пришел к заключению, что это вы убили мужа с помощью яда кураре.

И снова она напряглась от страха. С минуту мне казалось, что миссис Андерсон упадет в обморок, но она шатаясь дошла до кресла и села. Ее губы беззвучно шевелились. Через несколько секунд она немного пришла в себя.

– Надеюсь, вы не изложили полиции эту смехотворную теорию? – осведомилась она надменно.

Выражение лица Холмса было суровым.

– Пока что нет, мадам, но я собрал улики, которые должны убедить ее в вашей вине. Я не испытываю к вам сочувствия, миссис Андерсон. В конце концов, это было хладнокровное убийство. Я прав, полагая, что вы действовали по наущению сеньора Гомеша?

Она с вызывающим видом гордо откинула голову:

– Я не стану возлагать на другого свою вину в этом преступлении. Это моя рука поместила отравленные колючки в сапог. Я утратила любовь к мужу. Он предал мою страну. Я хотела стать свободной. Фернанду лишь обеспечил меня средством для убийства.

– Ну что же, он обладает дипломатической неприкосновенностью. Я же не могу допустить, чтобы вас повесили, а он остался на свободе. Но я настаиваю на том, мадам, чтобы вы оба покинули эту страну на следующем же пароходе, иначе я сообщу полиции все, что знаю.

Она кивнула в знак согласия.

Мы сразу же ушли. Холмс был мрачнее тучи.

– Грязное дело, Уотсон! – воскликнул он. – Одно из самых хладнокровных убийств, какие мне приходилось видеть, а мы не можем отдать преступников в руки правосудия. Наше единственное утешение состоит в том, что я не верю, будто такая парочка может быть счастлива. Я изложу все факты сэру Джозефу. Он должен узнать правду. Полагаю, он согласится, что нам не следует вмешиваться, какие бы выводы ни сделал коронер. Что же до остального, то вам придется помалкивать.

Дело о медиуме

– У меня тут интересное письмо, Уотсон, – сказал мой друг Шерлок Холмс однажды утром.

Миссис Хадсон только что принесла почту, и Холмс разбирал ее, отделяя важные письма от счетов и несущественной корреспонденции.

– Какое-то дело? – осведомился я.

– Да. Возможно, я возьмусь за него. Клиент живет в Бирмингеме, что нарушит ровное течение моей жизни, а также и вашей, если вы захотите присоединиться ко мне. Но, с другой стороны, я засиделся в метрополисе, и, возможно, смена обстановки и пребывание в незнакомом городе как раз то, что мне нужно.

Он передал мне письмо, и я прочел следующее:

Сэр,

хотя мне в высшей степени неприятно посвящать посторонних в сугубо семейные дела, я верю, что Ваше искусство в разоблачении мошенников и шарлатанов может сослужить мне бесценную службу.

Я попросил бы Вас прибыть в мою контору двадцать первого числа сего месяца, и тогда я изложу все детали. Вы найдете вознаграждение весьма щедрым.

Искренне Ваш

Джеймс Мёрчисон

Письмо было напечатано на бланке. Я изучил печатный заголовок: «Галантерея Мёрчисона». По моим сведениям, крупная компания.

– Тон довольно-таки безапелляционный, – заметил я.

– Да, действительно, – согласился Холмс, – но я склонен быть снисходительным и приписать это тревоге за свою семью. Вы, наверно, заметили, как сильно перо давило на бумагу, когда он выводил слова «мошенников» и «шарлатанов». К тому же это вопрос моих финансов, которые существенно поправит щедрое вознаграждение богатого и благодарного клиента. Да, Уотсон, по размышлении я решил, что обязательно отправлюсь в Бирмингем. Надеюсь, вы будете меня сопровождать.

До даты, назначенной Мёрчисоном, оставалось всего два дня. Какое-то время ушло на то, чтобы отправить телеграмму, подтверждающую согласие, справиться с расписанием поездов и собрать вещи. И вот мы уже садились в вагон первого класса для курящих на вокзале Юстон.

Через два часа поезд прибыл в Бирмингем. У вокзала мы наняли экипаж, который доставил нас к «Галантерее Мёрчисона». Это было удивительное четырехэтажное здание: каждый этаж выстроен в своем архитектурном стиле. По углам диковинного строения высились прямоугольные башни.

Мы сообщили привратнику свои имена, и посыльный проводил нас в кабинет Мёрчисона, расположенный в одной из башен, – просторную, роскошно обставленную комнату со стенами, облицованными прекрасным мрамором, и мраморным полом.

Мистер Мёрчисон поднялся, приветствуя нас. Этот высокий импозантный человек определенно принадлежал к числу тех, кто «сделал себя сам», в нем чувствовалась сила.

– А, мистер Холмс, рад вас видеть! – сказал он. – И вас, конечно, тоже, мистер Уотсон.

Мы оба поклонились.

– Если вы присядете, я изложу суть проблемы.

Просить дважды нас не пришлось.

Мёрчисон, казалось, испытывал колебания, нехарактерные для человека его склада. Наконец он решился.

– Я хочу, мистер Холмс, чтобы вы изобличили мошенницу. – Он снова заколебался. – Дело весьма необычное…

– Для нас это будет не только долгом, но и удовольствием, – сказал Холмс, явно пытаясь успокоить клиента. – Пожалуйста, изложите все детали дела.

– Должен предупредить, что оно весьма деликатного свойства. Важно, чтобы ничего из сказанного мною не стало известно.

– Я заверяю вас в этом. Мы с доктором Уотсоном сохраним все в тайне.

– Конечно, – вставил я.

– Итак, речь идет об обмане. Обманывают не меня, а мою жену. Причем самым жестоким образом. Мы потеряли нашего сына, наше единственное дитя. Он погиб в Трансваале несколько лет назад[9]9
  Имеется в виду Англо-бурская война 1899–1902 годов, которую Великобритания вела против бурских республик – Трансвааля (Южно-Африканской Республики) и Оранжевого Свободного Государства.


[Закрыть]. Моя жена была безутешна – до недавнего времени, когда она подпала под влияние женщины, которая выдает себя за медиума. Это некая мадам Беверли. Она утверждает, что установила контакт с духом нашего мальчика, и передает сообщения из потустороннего мира. – Он пристально посмотрел на моего друга. – Надеюсь, мистер Холмс, вы не верите в подобные вещи?

– Нет, уверяю вас, – холодно произнес тот.

– Очень хорошо. Моя жена находится под влиянием этой женщины. Она ни о чем не говорит, кроме спиритических сеансов, которые посещает, и сообщений, которые якобы приходят от нашего сына.

Существует также вопрос денег. Разумеется, медиум берет плату за свои услуги, и уже выплачены значительные суммы. Я думаю, основная часть карманных денег моей жены каждый месяц уплывает в карманы этой женщины.

У Холмса сделался задумчивый вид.

– Несомненно, существуют правовые ограничения, касающиеся медиумов. Вы, безусловно, рассмотрели этот аспект дела?

– Да. Я консультировался с юристом, который изучил положения закона, но ничем меня не утешил. Поскольку эта женщина имеет постоянное место жительства, против нее нельзя возбудить дело согласно закону о бродяжничестве, который часто применяется против цыган и гадалок. По существу, закон не запрещает деятельность медиумов, если они не предсказывают несчастья. А эта особа крайне осторожна: она вообще ничего не предсказывает, только утверждает, что через нее говорит наш сын.

– Понятно, – задумчиво произнес мой друг. – Дело, вне всяких сомнений, необычное. Перед нами правонарушитель, который занимается мошенничеством, но поскольку все его плутни построены на вере в сверхъестественное, обычные юридические процедуры уличения преступника здесь не годятся. Улик не соберешь и ничего не докажешь. Медиум утверждает, что передает сообщения, которые якобы приходят из мира духов, и даже церковные власти – архиепископ Кентерберийский или папа римский – не могут этого опровергнуть.

Мёрчисон кивнул в знак согласия:

– Знаю, но я надеялся, что при ваших прославленных талантах вы найдете выход.

– Ну что же, посмотрим, что тут можно сделать. Если медиум применяет фокусы, характерные для этой профессии, мы продемонстрируем это вашей жене. Однако должен сказать, что в таких случаях жертва часто продолжает верить шарлатану просто оттого, что отчаянно нуждается в утешении, и отметает всякую мысль о мошенничестве.

Мы немного посидели в унылом молчании, потом Холмс принялся расспрашивать Мёрчисона о деталях дела. Его интересовала периодичность спиритических сеансов, уплаченные суммы и прочее. Наконец, полчаса спустя, он закончил свои расспросы.

– Думаю, на сегодня хватит, мистер Мёрчисон. Следующий шаг – беседа с вашей женой. Мы можем прийти к вам домой завтра утром?

Мёрчисон подергал себя за ус.

– Я понимаю, что это необходимо для расследования, но как мне объяснить жене ваше желание поговорить с ней?

Холмс отмахнулся:

– Это не проблема. Мы с доктором Уотсоном можем, например, представиться членами Общества спиритических исследований, которое якобы связано с Королевским колледжем в Лондоне. На самом деле такого общества не существует, но вряд ли ваша жена станет проверять. Мы скажем, что слышали восторженные отзывы о мадам Беверли и хотим побеседовать с кем-нибудь, кто ее знает. А затем попросим представить нас медиуму и выразим желание присутствовать на спиритическом сеансе.

Мёрчисон кивнул:

– Я понял. Этого будет достаточно. Я также могу помочь вам с визитными карточками. Мы в Бирмингеме гордимся своей деловитостью, и я знаю одного печатника, который изготовит вам визитки уже сегодня днем.

Холмс быстро набросал текст для визиток, и мистер Мёрчисон порекомендовал нам гостиницу, находящуюся поблизости. Засим мы откланялись.

* * *

В тот же вечер после обеда, собираясь обсудить дело, мы удобно устроились в зале гостиницы, которая, к слову сказать, оказалась довольно комфортабельной. Холмс набил свою длинную трубку, а я закурил сигару.

– Позвольте, Уотсон, описать вам некоторые трюки, используемые медиумами, – сказал мой друг, закуривая. – Мы должны быть начеку во время сеанса, чтобы не прозевать их. Во-первых, в комнате погасят свет под тем предлогом, что он якобы отпугивает духов, а на самом же деле для того, чтобы обделывать в темноте свои делишки. Медиумы почти всегда работают у себя дома – вряд ли вы когда-нибудь встретите странствующего медиума. Причину отыскать несложно: в собственном доме проще подготовиться к сеансу – скрыть от постороннего глаза разные мошеннические приспособления и аппаратуру, спрятать сообщника за ширмой или за портьерами. Во время сеанса он будет издавать разные звуки, зажигать огни или даже устроит так, что с потолка начнет капать вода.

Иногда медиум что-нибудь прячет в своей одежде, скажем, скрывает в рукавах крючки, которые можно использовать для манипуляций. Порой он привязывает к ногам наждачную бумагу. При трении друг о друга куски наждачной бумаги издают причудливые звуки. Существуют тысячи фокусов, и я надеюсь увидеть что-нибудь новенькое в ходе нашего расследования.

– Но, конечно же, не каждый медиум – мошенник, – возразил я. – Мы должны верить свидетельству множества экспертов, наблюдавших за сеансами. Например, говорят, что Хелен Берри в Америке создала маленького ребенка из эктоплазмы в присутствии свидетелей. Он делал умоляющие жесты ручками и шевелил губами, хотя ничего не было слышно. Все нашли это весьма трогательным зрелищем. Как же можно подделать такое?

Шерлок Холмс вынул изо рта трубку и помахал ею в воздухе.

– Я склонен предположить, что тут была использована марля, покрытая флуоресцентной краской. Сообщник мог опускать ее или махать ею, а воображение зрителей довершало остальное.

– И тем не менее, – не сдавался я, – известные ученые проводили эксперименты со всей строгостью. Медиумы переодевались под присмотром, затем их вводили в комнату, предназначенную для спиритического сеанса, куда они попадали впервые. Однако, несмотря на все это, они добивались поразительных результатов.

Холмс кивнул:

– Да, я читал о таких экспериментах, но это меня пока что не убедило. В конце концов, если нас ставит в тупик Маскелайн[10]10
  [Джон Невил] Маскелайн (1839–1917) – известный британский иллюзионист и изобретатель, который высмеивал псевдогипноз и спиритизм, демонстрируя фокусы с парением тела над поверхностью стола и прочими «чудесами».


[Закрыть] своими демонстрациями в Египетском зале на Пиккадилли, почему же нельзя обвести вокруг пальца ученых? Я склоняюсь к мнению, что наиболее здраво судить о спиритических сеансах способны не люди науки, а фокусники.

– Значит, вы убеждены, что эта мадам Беверли – мошенница?

– Детектив-консультант поставил бы себя в крайне невыгодное положение, если бы принял за истину объяснения из области сверхъестественного, Уотсон. Скажи я только клиенту, что его бриллиантовое ожерелье украдено зловредным демоном, он, боюсь, не пожелал бы долее пользоваться моими услугами и вряд ли заплатил бы за них. Нет, я верю в естественные человеческие побуждения: желание матери, понесшей тяжелую утрату, найти утешение – и стремление алчной, порочной особы нажиться на материнском горе.

Я покачал головой, не соглашаясь с непоколебимым рационализмом моего друга, и вскоре пошел спать.

Завтракали мы в обычное время. Вскоре нам доставили фальшивые визитные карточки, как и было обещано. В десять часов мы заказали кэб, который, дребезжа на булыжных мостовых Бирмингема, довез нас до дома Мёрчисона в Эдгбастоне. Экипаж остановился перед роскошным особняком, построенным, вероятно, несколько лет назад. Вручив свои визитки, мы дождались приглашения в гостиную, где увидели своего клиента и его жену.

– Мистер Холмс, доктор Уотсон, – сказала она, подавая нам руку, – я очень рада вас видеть. Насколько я понимаю, вас привел сюда интерес к мадам Беверли?

– Да, миссис Мёрчисон, так и есть, – ответил Холмс. – Удивительные истории о ее способностях дошли до нашего общества, и нам поручено собрать детальные сведения о них.

– Я буду просто счастлива вам помочь: мадам Беверли подарила мне новую жизнь, и я ей многим обязана. Пожалуйста, садитесь, и я с радостью отвечу на ваши вопросы.

– Вы не могли бы для начала сказать мне, – попросил Холмс, вынимая записную книжку, – когда состоялось ваше знакомство с этой леди?

– Примерно четыре месяца назад.

– А как случилось, что вы познакомились?

– Она написала мне, мистер Холмс, на этот адрес. Сообщила, что мой сын Томас явился ей, когда она впала в транс на спиритическом сеансе, и попросил со мной связаться. Когда я прочитала эти слова, то сначала была шокирована и почувствовала отвращение. Общеизвестно, что у нас был сын, который погиб в ходе южно-африканской кампании, и я посчитала это письмо вульгарной попыткой заманить меня на спиритические сеансы. Но дальше в письме говорилось, что он до последнего часа помнил мое любимое изречение: «Там, где есть страх, не может быть мудрости».

– «Ubi timor adest, sapientia adesse nequit», – процитировал я.

– Совершенно верно, доктор Уотсон. Это высказывание Лактанция, одного из ранних христиан, жившего в Африке[11]11
  [Луций Целий Фирмиан] Лактанций (ок. 250 – ок. 325) – известный христианский богослов из Африки, принявший христианскую веру в 303 году.


[Закрыть]. Я частенько цитирую его, но лишь в своем семейном кругу, и никто, кроме нас, не мог этого знать. Я связалась с этой женщиной на следующий день и была приглашена на сеанс, который состоялся назавтра. – Она сделала паузу, так ее взволновали воспоминания. – Не знаю, поверите ли вы, мистер Холмс, – вот мой муж совсем мне не верит, – но на этом сеансе со мной говорил мой сын!

– Значит, вы узнали его голос?

– Тембр несколько иной, мистер Холмс: голос был более хриплый, чем у Томаса, и говорил он немного невнятно, но все обороты речи его. Он упоминал случаи из его детства, которые я сама забыла и не вспоминала, пока он о них не упомянул. Например, как ему подарили игрушечный пароход на десятый день рождения и мы взяли его с собой на реку Коул, чтобы испытать. Течение унесло пароходик, и Том заплакал. И тогда Питерс, наш конюх, побежал вдоль берега и вошел в воду, чтобы вернуть игрушку.

– Конечно, это демонстрирует поразительные способности медиума, – вежливо признал Холмс. – Но вернемся к вопросу о голосе вашего сына. Как я понял, он не говорил ни голосом мадам Беверли, ни своим собственным?

– Совершенно верно. Голос был намного ниже женского, но в то же время отличался от голоса Томаса при жизни. Мадам Беверли считает, что мы на земле воспринимаем его голос искаженным вследствие Великой Перемены.

– Понятно. А теперь поговорим о вашем сыне. Каким человеком он был?

Миссис Мёрчисон указала на фотографию стандартного размера, стоявшую на столике. На ней был изображен красивый молодой человек в форме младшего офицера.

– Этот снимок сделан как раз накануне его отбытия в Трансвааль. Как вы видите, он был красив и хорошо сложен.

– На нем форма Пятьдесят восьмого пехотного полка, – заметил Холмс.

– Да, ратлендширцы. Я родом из Оукема, члены нашей семьи служат в этом полку.

– Пятьдесят восьмой полк прослыл одним из самых выносливых и отважных, – с гордостью сказал мистер Мёрчисон. – Его солдат прозвали «железными спинами»: им была нипочем любая порка.

Я заметил, что миссис Мёрчисон слегка поморщилась при этом замечании.

– Он всегда был романтиком, мистер Холмс, – продолжала она. – На него оказали сильное влияние слава империи и поэзия миссис Хеманс[12]12
  [Фелиция] Хеманс (1793–1835) – английская поэтесса, романтические стихи которой пользовались популярностью в XIX веке.


[Закрыть]. Он настоял на том, чтобы вступить в этот полк, и мы не возражали.

– Да, действительно, – вставил мистер Мёрчисон. – Мы были рады видеть, что он выполняет свой долг перед королевой и родиной. Я также считал, что для него полезно дать выход юношеской энергии, посмотреть мир и побыть в роли командира. Конечно, я надеялся, что через несколько лет он вернется в Англию и займется изучением нашего семейного дела, которое я в конце концов ему передам.

– Однако, увы, этому не суждено быть, – продолжила миссис Мёрчисон. – Его послали вместе с полком подавлять восстание в Трансваале, и он был убит в сражении при Маджуба-Хилл.

– Кажется, оно произошло три года тому назад? – спросил Холмс.

– Да, верно.

– А у вас есть какие-то сведения о том, как он погиб?

– Мне кое-что известно. Враг наступал не сомкнутым строем, а врассыпную, передвигаясь от прикрытия к прикрытию, и вел прицельный огонь. Был дан приказ отступать, но, поскольку буры уже завладели вершиной холма, отступление превратилось в беспорядочное бегство. В этой неразберихе пуля попала Томасу в голову, и он умер мгновенно.

– Это мадам Беверли описала бой подобным образом? – поинтересовался мой друг.

– Ее устами говорил Томас, – поправила миссис Мёрчисон с мягкой улыбкой.

– Конечно, – согласился Холмс. – Весьма подробный рассказ, на котором лежит печать достоверности. – Он что-то записал в своем блокноте, потом закрыл его и сказал: – Думаю, благодаря вашей любезной помощи мы имеем все, что нам требуется на данный момент. Разумеется, следующим шагом будет посещение спиритического сеанса, а далее – беседа с мадам Беверли. Позволительно ли нам надеяться, что вы будете столь любезны и организуете нашу встречу?

– Сегодня вечером будет удобно?

– Замечательно. Но вы уверены, что она будет свободна? Ведь ее не предупредили заранее.

– Конечно. В конце концов, я ее единственная клиентка.

– Действительно. Это весьма необычно. Вам известно, почему она не устраивает сеансов для других людей, понесших тяжелую утрату?

– Она объяснила, что для проникновения в потусторонний мир требуются огромные усилия, а она не очень сильна физически. Я даю ей достаточно денег, чтобы она могла на них прожить. В конце концов, сумма сравнительно небольшая, и это устраивает нас обеих. Давайте я запишу вам ее адрес. Это в Хэндсуорте, недалеко от центра города. Обычно мадам Беверли начинает сеанс в восемь часов, так что вы могли бы прибыть в половине восьмого.

Когда мы распрощались с супружеской четой и шли уже по подъездной аллее, Холмс поделился со мной своими мыслями.

– Вне всякого сомнения, здесь замешан кто-то хорошо знавший Томаса Мёрчисона, – заметил он. – Возможно, это слуга, который давно живет в доме. Не исключено, что он все еще служит у этой семьи. Такой человек знает историю Томаса и знаком с его манерой говорить. Кроме того, напрашивается вывод, что это лицо само состояло на военной службе: штатский не смог бы подобным образом описать ход сражения. Это еще больше сужает круг. Отыскав этого человека, мы разрешим загадку. Когда источник сведений будет выявлен, нам останется лишь прояснить механизм обмана, к которому прибегла мадам Беверли.

Хэндсуорт оказался вполне респектабельным районом. Когда мы уже расплачивались с кэбменом, который доставил нас сюда от гостиницы, какой-то человек безумного вида заговорил с нами. Он был в черном, одежда чистая, хотя и поношенная. Более всего поражали его глаза, очень большие и выпуклые. Он пристально смотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого.

– Вы собираетесь посетить женщину, которая беседует с мертвыми? – спросил он тихо, но в голосе его слышалась страсть.

Ему ответил Холмс:

– Да, собираемся. А вы можете что-то нам о ней рассказать?

– Я могу сказать, что ваши бессмертные души в опасности! Разве не сказано в Книге Левит: «Не обращайтесь к вызывающим мертвых, и к волшебникам не ходите, и не доводите себя до осквернения от них. Я Господь, Бог ваш»[13]13
  Лев. 19: 31.


[Закрыть].

– Все это хорошо, и тем не менее, – настаивал Шерлок Холмс, – что вы можете сказать нам о мадам Беверли?

Молодой человек посмотрел на него недоверчиво:

– Она же ведьма! Что еще вам нужно знать? Не переступайте ее порога! Несомненно, она красива, как любой суккуб или ламия, которые заманивают мужчин. «Ворожеи не оставляй в живых!»[14]14
  Исход 22: 18.


[Закрыть]

– Закон в наше время не одобрит подобных действий, – возразил Холмс.

– К нашей общей погибели! Разве нас ничему не научила история с волшебницей из Аэндора? Разве царь Саул не согрешил, приказав колдунье вызвать призрак пророка Самуила, после чего был низложен и погиб?

Заключив, что мы не услышим от этого субъекта ничего существенного, мой друг с улыбкой отвернулся от него.

Мы поднялись по ступенькам и позвонили в колокольчик. Дверь открыла маленькая пухлая леди в пурпурном платье, весьма взволнованная и оттого суетливая.

– Добрый вечер, добрый вечер! – воскликнула она. – Полагаю, мистер Холмс и доктор Уотсон из Королевского колледжа? Миссис Мёрчисон предуведомила нас, что вы придете. Такая милая леди! Я каждый вечер возношу благодарственные молитвы, что мадам Беверли смогла дать ей утешение. Мадам Беверли сегодня в превосходной форме – я уверена, что мы не будем разочарованы! Я миссис Барнард, живу по соседству. Меня всегда интересовал мир духов, и я так благодарна мадам Беверли за то, что она позволяет мне помогать ей во время сеансов!

Не переставая тараторить, она спустилась вместе с нами по ступенькам в холл и проводила в маленькую гостиную. Основную часть комнаты занимал большой круглый стол из красного дерева. Вокруг него было расставлено несколько стульев, стояло здесь также кресло с ручками и подушечками для головы. Миссис Мёрчисон, которая уже была здесь, беседовала с хорошенькой хрупкой молодой женщиной. Молодая леди поднялась нам навстречу, и мы снова воспользовались поддельными визитными карточками.

– Мистер Холмс, доктор Уотсон, – произнесла она сдержанно, – добро пожаловать в мой дом!

– Благодарю вас, мадам, – ответил Холмс. – Мы весьма благодарны за предоставленную нам возможность наблюдать за работой той, что находится в таком тесном контакте с потусторонним миром.

Она кивнула и очаровательно улыбнулась:

– Вы очень любезны. Позвольте осведомиться, хорошо ли идут дела у вашего общества?

– Недурно, – без запинки произнес Холмс, – хотя, как ни печально, многие еще относятся к спиритизму с предубеждением.

– Таким образом они демонстрируют узость кругозора, – изрекла молодая женщина. – Как сказал Великий Бард, «и в небе, и в земле сокрыто больше, чем снится вашей мудрости, Горацио»[15]15
  Шекспир У. Гамлет. Акт 1. Перевод М. Лозинского.


[Закрыть].

В соответствии со своей ролью секретаря я задал вопрос:

– Могу я уточнить, как мне писать в отчете: мисс или миссис Беверли?

– Я предпочитаю «мадам», – с улыбкой ответила она.

– Конечно, – кивнул я, делая пометку.

Мы еще немного побеседовали, после чего начались приготовления к спиритическому сеансу. Миссис Барнард суетилась, гася почти все светильники в комнате. Холмс спросил, можно ли мне сесть возле лампы, поскольку я должен делать записи, и разрешение было дано. Наконец все заняли свои места вокруг стола. Мадам Беверли уселась в большое кресло с подушечками, по одну сторону от нее поместился Холмс, по другую – миссис Мёрчисон, мы же с миссис Барнард сели рядом с ними.

Усаживаясь на свое место, я уронил карандаш. Мне пришлось залезть за ним под стол, и через несколько секунд я появился, бормоча извинения.

Посредница между этим миром и тем откинулась в кресле, закрыв глаза. Голова ее двигалась по подушечкам.

– Томас! – позвала она властным голосом. – Томас! Ваша мать здесь!

Ничего не произошло. Мадам Беверли начала раскачиваться в кресле, взывая к мертвому, и так – несколько раз. И вдруг ее напряженное лицо расслабилось. Голова откинулась на подушечку кресла, дыхание сделалось затрудненным.