Текст книги "Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник)"

– Ну-ну, Холмс, – сказал я грубоватым тоном, опасаясь, как бы он снова не прибег к шприцу с кокаином. – Нам не повезло, но мы можем попробовать еще раз.

Мой друг не снизошел до ответа. Я попытался пошутить:

– Мисс Джейн и мисс Кассандра были восхитительными заслонными лошадками, но, быть может, это легковесное прикрытие не смогло сбить с толку нашу добычу.

Моя невинная шутка оказала потрясающее действие. Шерлок Холмс повернулся ко мне так резко, что я даже растерялся. Он заговорил быстро и взволнованно:

– Вы попали в яблочко, Уотсон! Заслонная лошадь! Это старинный трюк, когда охотник прячется за существом, которое добыча считает безобидным. Но только все обстояло ровно наоборот: заслонной лошадью был князь Петр, и одурачили нас!

Видя, что я сбит с толку, он пояснил:

– Кропоткина вызвали в Лондон для отвода глаз. Он всегда на виду, и все внимание приковано к нему. А между тем настоящие убийцы принимают все меры, чтобы не иметь с ним ничего общего. Да, обе стороны сделают все возможное, чтобы нельзя было усмотреть ни малейшей связи между ними. Мы должны отдать должное полиции: у князя не было ни шанса уйти от слежки. Все силы были брошены на то, чтобы держать под наблюдением не того человека. А теперь мы должны спросить себя: кто же главное действующее лицо? Можно сразу сказать, что оно разительно отличается от Кропоткина. Держится в тени, а не посещает модные рестораны. Избегает общества, а не разглагольствует на собраниях.

Думаю, мы сможем найти зацепку. Мне нужно немедленно послать сообщение в министерство иностранных дел.

Холмс торопливо набросал записку, пока я звал посыльного, которому было приказано доставить ее секретарю лорда Хоксбери и подождать ответа. В ожидании его Холмс места себе не находил, хотя на самом деле прошло менее часа – удивительная скорость для правительственного чиновника. Мой друг быстро пробежал письмо.

– Пойдемте, Уотсон. Пора нам нанести визит инспектору Лестрейду и признать, что мы теперь разделяем его взгляды.

В Скотленд-Ярде нам сказали, что Лестрейд патрулирует со своими людьми Вильерс-стрит недалеко от «Савоя». Поспешив туда, мы увидели инспектора, который беседовал с тремя констеблями.

– Лестрейд, – обратился к нему мой друг, – я присоединяюсь к вашему мнению. Князь Петр не опасен. Я пришел смиренно просить вашей помощи. Мне нужен кто-то, кто может узнать действительно опасного анархиста по словесному портрету.

Лестрейд захихикал, веселясь от души.

– Я знал, что вам рано или поздно понадобится помощь полиции, мистер Холмс. Ну что же, рад буду оказать ее, тем более что в прошлом вы дали мне пару ценных советов. Познакомьтесь с констеблем Блуитом из специальной службы[20]20
  Это подразделение лондонской городской полиции, созданное в 1883 году, первоначально занималось борьбой с тайной организацией «Ирландское республиканское братство». Позднее специальная служба была наделена функциями политической полиции, на нее возложили охрану членов королевской семьи, британских и иностранных государственных деятелей.


[Закрыть] – он знает всех анархистов.

Флегматичный Блуит кивнул в знак согласия:

– Да, сэр, это так. С годами вы узнаёте анархистов, их повадки, людей, с которыми они встречаются.

– Вот тут у меня, – сказал Шерлок Холмс, – выдержка из отчета французской полиции относительно загадочного гостя из Англии. Он останавливался в пансионе, хозяйка которого состоит на службе у полиции. Осведомительница говорит, что этот человек мог сказать по-французски всего несколько слов и говорил с акцентом, который хозяйка пансиона сочла русским. Они общались на английском, которым этот человек владел свободно. Это важно, так как все русские аристократы говорят по-французски. Следовательно, мы можем сделать вывод, что он не принадлежит к высшим классам. На нем было пальто, отделанное каракулем, популярным у средних классов в России, которые не могут позволить себе дорогой мех. Он средних лет, маленького роста и носит аккуратно подстриженную козлиную бородку. Этот человек начинает лысеть и надевает шапку, чтобы это скрыть. На руках бледные чернильные пятна, так что он, вполне возможно, клерк.

Некоторое время констебль задумчиво смотрел в пространство, покачиваясь на каблуках.

– Хорошее описание, сэр. Под него подходят несколько известных нам человек, но я бы сказал, что это мистер Яновский. Он заботится о своей внешности, а потому хорошо одевается и прикрывает лысину. В нашей стране давно. Бегло говорит по-английски.

– А где он сейчас?

Констебль покачал головой:

– Он жил в Баттерси, но в последнее время я его там не вижу. По правде говоря, мы вообще редко его встречали. Он замкнутый и скрытный субъект, очень угрюмый. Ни с кем особенно не общается. Я слышал, что его жена умерла в русской тюрьме, и с тех пор он ненавидит любую власть. Одно говорит в его пользу: он не чурается работы. У него есть постоянная служба. Он переводит документы для фирм, которые поддерживают деловые отношения с Россией.

Внезапно я вспомнил слова лорда Хоксбери: «Моему министерству пришлось нанять еще трех переводчиков».

– Холмс! – воскликнул я, но мой друг уже устремился в сторону Стрэнда.

– В министерство иностранных дел! – бросил он через плечо Лестрейду. – Следуйте за мной как можно быстрее! Это вопрос жизни и смерти!

Шерлок Холмс замахал руками, останавливая кэб, который приближался на приличной скорости и чуть его не переехал.

– В министерство иностранных дел! – крикнул он. – Два соверена, если домчите нас туда за пять минут!

К счастью, кэбмен был отчаянный малый и без лишних слов стал нахлестывать лошадь. Мы изрядно рисковали, но, к моему облегчению, вскоре оказались у цели. Холмс бросил вознице обещанные соверены и понесся вверх по министерской лестнице.

– У вас есть переводчик по фамилии Яновский? – спросил он у швейцара. – Нам нужно немедленно попасть в его кабинет!

Швейцар только снисходительно улыбнулся. Он привык к тому, что люди прибывают сюда в превеликой спешке и требуют немедленного внимания. Вместо ответа он потянулся за своим пером и листом бумаги.

– Может быть, и есть такой, сэр, а возможно, и нету. Если бы вы помогли мне заполнить этот бланк, сообщив, кто вы и по какому здесь делу, я бы позаботился, чтобы его передали ответственному лицу. Может быть, мы начнем с ваших имен и адресов, джентльмены?

В эту минуту в вестибюль влетели Лестрейд и его констебли.

– Что это за столпотворение… – начал было швейцар, но Лестрейд схватил его за ворот.

– Хватит, старина, – прорычал он. – Сообщи этому джентльмену то, чего он хочет, да побыстрей, или я вас арестую!

Швейцар посмотрел на него с оскорбленным видом и попробовал протестовать, но вовремя заметил, как мрачно смотрят на него люди в полицейской форме. Тогда он пришел в себя и подозвал курьера.

– Отведи этих джентльменов в кабинет мистера Яновского, Перкинс, – сказал он, изо всех сил стараясь не уронить достоинства.

– Живо, сынок! – напутствовал Лестрейд курьера. – Бегом! Мы очень торопимся!

Молодой человек весьма резво понесся вверх по лестнице, и все мы еле поспевали за ним. На втором этаже он повернул налево и помчался по коридору, как заяц. Мы бежали за ним, выбиваясь из сил, и наконец ввалились все вместе в темноватую комнату, заваленную бумагами. В углу стоял большой деревянный ящик с внушительным висячим замком.

– Что это? – спросил Холмс, указывая на ящик.

– Его принесли вчера для мистера Яновского, – развязно произнес парень. – Там полно книг и бумаг, которые ему нужны для работы. Очень тяжелый – его несли сюда четыре человека. Мистер Яновский все повторял, чтобы они были осторожны.

Холмс схватил кочергу, стоявшую у камина, и поддел замок. Рывком выломав запор, мой друг открыл крышку.

Перед нами была адская машина. Ящик на три четверти заполнили порохом цвета грязного мела. На порохе циферблатом вниз лежали дешевые часы. Холмс осторожно открыл круглую дверцу сзади. К молоточку был привязан маленький матерчатый мешочек.

– Детонатор, – прошептал Холмс, осторожно берясь за молоточек и поворачивая его. – Гремучая ртуть или какое-то другое вещество. Ну вот, я его обезопасил!

На следующий день иностранный дипломат вернулся в Лондон и благополучно завершил свою миссию. Вопрос о колониях был решен к удовольствию обеих сторон.

Полиция тщетно искала бомбиста Яновского в его излюбленных местах. Князь Петр вернулся в Париж через день после разоблачения бомбиста. Разумеется, против него не могли быть приняты никакие меры.

Лорд Хоксбери послал за Холмсом, чтобы поблагодарить его лично, и снова подчеркнул необходимость соблюдать строжайшую секретность в интересах государства. Ему удалось этого добиться. Ничего не просочилось наружу. Никто не узнал о неудавшемся покушении.

Однако я счел знаменательным, что в последующие месяцы был внесен на рассмотрение билль об иностранцах. Благодаря ему власти получали полномочия проверять благонадежность тех, кто эмигрировал в Великобританию, прежде чем им позволено будет сойти на берег с судна.

Представляя этот билль в палате Парламента, министр иностранных дел выступил весьма красноречиво. В своей речи он сказал, что наша знаменитая терпимость привела к тому, что Англия стала прибежищем неблагонадежных и убийц, которые презирают наши идеалы, пользуясь при этом всеми благами.

Дело о собирателе древностей

Наши с Холмсом приключения разыгрывались в разных декорациях, но, быть может, самыми причудливыми стал дом знаменитого собирателя древностей, который жил в Блумсбери, неподалеку от Британского музея. А началось все с того, что Холмсу доставили записку, содержавшую просьбу прибыть на Чиниз-сквер тем утром, но зачем – об этом ни слова не говорилось. Холмс осведомился, готов ли я сопровождать его, и получил мое согласие. Помимо того что предстоящее дело интриговало меня, я давно хотел хотя бы одним глазком взглянуть на прославленную коллекцию.

Проделав весь путь пешком – дом находился неподалеку от Бейкер-стрит, – мы очутились на площади, окруженной очень высокими и узкими домами из кирпича, почерневшего за два столетия от лондонского смога.

Лакей, открывший нам дверь, был смуглый, с ястребиными чертами, и я вообразил, что он египтянин. Нас ожидали. Лакей с поклонами провел нас через холл, очень большой, с огромным саркофагом в центре, грубо высеченным из мрамора в незапамятные времена. С гробницы взгляд перебегал на множество скульптур, частью водруженных на пьедесталы, а затем уже скользил по небольшим диковинам, висевшим на стенах и просто поставленным на пол. Набиралось их здесь такое множество, что, несмотря на изрядные размеры холла, перемещаться по нему было трудно. Я в восхищении крутил головой.

Отсюда мы проследовали на второй этаж, в чудесную гостиную, где также хранилось множество раритетов. Однако здесь, расставленные на полках, они не мешали передвигаться. В основном это были инструменты, которыми пользовались ученые древности. Я заметил несколько астролябий и большой великолепный планетарий. Из широких окон гостиной открывался живописный вид на сквер, украшавший площадь.

Посреди гостиной в кресле сидел сердитый с виду старик в богатой, но поношенной одежде. Это явно был наш клиент. Рядом с ним устроилась на стуле красивая молодая женщина с белокурыми волосами. На ней было домашнее платье темно-коричневого цвета. Я предположил, что это дочь хозяина дома. Слуга поклонился своему господину и объявил:

– Мистер Хом и мистер Утсон.

Старик не поднялся.

– Садитесь, джентльмены, – предложил он, указав на стулья, стоявшие в стороне.

Поскольку слуга даже не шевельнулся, чтобы нам помочь, мы были вынуждены сами передвинуть стулья.

– Вообще-то, я на самом деле доктор Уотсон, – уточнил я.

– Не сомневаюсь, что так оно и есть, – желчно произнес пожилой джентльмен. – Я сэр Саймон Хардвик, и я позвал вас сюда по весьма серьезному делу.

– Не будете ли вы столь любезны изложить вашу проблему? – холодно попросил Холмс.

– Меня ограбили, мистер Холмс, – ворчливым тоном ответил старик. – Украли бесценную рукопись, которая произвела бы революцию в наших взглядах на определенный период британской истории.

– Боже мой, – пробормотал мой друг. – Пожалуйста, расскажите о деталях.

– Это письмо, написанное на пергаменте, датируется тысяча пятьсот восемьдесят шестым годом. Оно написано Уильямом Мейтлендом Летингтонским, государственным канцлером Марии Стюарт, королевы Шотландской. Письмо украли у моего агента, напав на него.

В беседу вмешалась молодая леди:

– Быть может, нам следует пояснить, сэр Саймон, что вашему агенту, синьору Ладраццо, поручено приносить любые рукописи, которые, по его мнению, могут представлять для вас интерес? Недавно он принес серию писем Мейтленда, а вчера вечером должен был вручить последнее. На него напали, и письмо было украдено.

Холмс поджал губы.

– Значит, строго говоря, это письмо не является вашей собственностью? – осведомился он.

– Это собственность Ладраццо, которую он нес, чтобы мне продать, – в нетерпении отрезал сэр Саймон. – Юридическая сторона не должна вас интересовать.

– Очень хорошо, – согласился мой друг. – Где и когда на него напали?

– Прямо перед моим собственным домом! Налоги, которые мы платим на содержание полиции, идут коту под хвост. Что касается времени, то было около восьми часов вечера. Мисс Латимер, – он указал на молодую леди, – первой оказалась на месте.

Мисс Латимер, которая, как я теперь понял, была не родственницей, а помощницей нашего клиента, продолжила рассказ:

– Вчера вечером я услышала, как звонит дверной колокольчик. Конечно, было уже темно. Поскольку мы ожидали синьора Ладраццо, я сама открыла дверь. К своему ужасу, я увидела, что у этого джентльмена по лбу струится кровь. Я сразу же отвела его в комнату экономки и оказала ему помощь. Его сильно ударили по затылку, и кожа там была содрана. Он рассказал, что, когда приблизился к нашей двери, на него напали сзади и, пока он лежал оглушенный, обшарили карманы и украли письмо.

– Насколько ценным было это письмо? – спросил Холмс.

– С точки зрения истории оно бесценно, – с нажимом произнес сэр Саймон. – Я щедро вознагражу вас, если вы мне его вернете. Что касается денежной стоимости, – продолжил он с меньшим пафосом, – то я плачу своему агенту пять фунтов за письмо.

Холмс сделал недовольную гримасу.

– По-видимому, странно было затевать кражу, рискуя из-за такой незначительной суммы, – заметил он. – Что говорилось в письме?

– Понятия не имею, – усмехнулся сэр Саймон, – потому что оно было украдено, прежде чем я заполучил его.

– Именно так, – спокойно произнес мой друг. – И тем не менее у вас есть некоторые соображения насчет его содержания, раз вы утверждаете, что оно сделало бы переворот в наших взглядах на историю.

– Да, конечно, – ворчливым тоном ответил сэр Саймон. – Письмо было из серии, попавшей в мои руки, и потому мы можем судить о его содержании. Если помните, в тысяча пятьсот восемьдесят пятом году Марию, королеву Шотландскую, заточили в замок Чартли. Всегда считалось, что Мейтленд был неизменно предан своей королеве, но эти письма к барону Бергли свидетельствуют, что, по мере того как ухудшалось положение Марии Стюарт, он все усерднее пытался снискать милость английского трона. Вполне возможно, что в своей дальнейшей переписке он выдал заговор Энтони Бабингтона, имевший целью убийство королевы Елизаветы, что и привело Марию на плаху!

Холмс не стал пожимать плечами, поскольку это вызвало бы ярость его клиента.

– Это письмо определенно представляет большой исторический интерес, – пошел он на уступку, – но меня ставят в тупик несколько вопросов. Во-первых, странно, что нашелся энтузиаст, который организовал нападение, чтобы завладеть письмом. Вы знаете кого-нибудь столь одержимого интересом к временам Елизаветы?

– Да уж, знаю, – прошипел сэр Саймон. – Это тот шарлатан из Далиджа, который воображает себя большим ученым, тогда как на самом деле он дилетант, сэр, просто дилетант.

– Ах да, – задумчиво сказал Холмс, – кажется, я слышал о джентльмене, которого вы упомянули.

– А кто не слышал? Этот субъект наполнил свой дом мумифицированными телами, высохшими головами и чучелами животных. Он приобрел известность у невежественной публики и стал посмешищем всех серьезных антиквариев. Состояние, нажитое торговлей бакалеей, позволило этому дилетанту перехватить много ценных раритетов у таких серьезных коллекционеров, как я. Он абсолютно беспринципен. А теперь, по-видимому, опустился до кражи того, что не может купить.

– Ну что же, мы непременно рассмотрим такую возможность, – согласился Шерлок Холмс. – Мне также кажется, что либо нападавшему необычайно повезло, либо он знал заранее о визите агента, который должен доставить вам важные документы елизаветинской эпохи. С кем еще вы обсуждали это дело?

Сэр Саймон и мисс Латимер переглянулись.

– Кажется, мы упомянули это при герре Шульдиге, – предположила она. – Сэр Саймон сделал заказ компании «Сименс», которая должна провести электричество в дом, и герр Шульдиг надзирает за работой. Он постоянно бывает в доме – вообще-то он и сейчас здесь. Как образованный человек, он проявил интерес к нашей коллекции. Помимо него есть еще слуги, которые проживают в доме.

– Могу я воспользоваться возможностью и побеседовать с этим джентльменом? – спросил мой друг.

Сэр Саймон позвонил в колокольчик лакею, и скоро Шульдиг предстал перед нами собственной персоной. Мое первое впечатление оказалось неблагоприятным. Это был тучный человек с двойным подбородком и лоснящейся кожей. Он заискивающе улыбнулся нам, сжав руки.

– Доброе утро, – сказал Шерлок Холмс. – Как я понял, ваша задача – обеспечить этот дом преимуществами электрического освещения?

– Да, это так. Это большая привилегия и большое преимущество для каждого образованного человека. Как вы понимаете, в газовых испарениях присутствует сера и много воды – даже больше, чем вы думаете, – а это может пагубно сказаться на чудесных книгах сэра Саймона. И, конечно, существует опасность пожара. Электричество – наилучший выход.

– Я с вами полностью согласен: электричество – великое благо. Итак, вы, наверно, слышали о недавнем нападении и краже. Насколько я понимаю, вас в это время не было в доме?

– Нет, я ушел около шести часов. Во время нападения я был у себя дома. Таким образом, к сожалению, не могу вам ничего рассказать.

– Вы знакомы с жертвой?

Казалось, Шульдиг слегка колеблется.

– Нет, – наконец проговорил он. – Я никогда его не видел – только слышал о нем от сэра Саймона и мисс Латимер.

– Вы упоминали о нем кому-нибудь?

– Нет-нет. Это меня не касается. Мое дело – электричество.

– Понятно, – сухо произнес Холмс. – Благодарю вас за содействие.

Когда Шульдиг вышел, Холмс снова повернулся к клиенту:

– Возможно, сам синьор Ладраццо хвастался своей находкой, или лицо, с которым он имеет дело, оказалось чрезмерно болтливым. Правда, знаю по опыту, что такие люди не склонны распространяться о своих делах. Ну что же, пока что у меня достаточно сведений, чтобы начать расследование. Однако я попрошу вас одолжить мне два последних письма из этой серии, чтобы их исследовали.

Сэр Саймон сделал жест в сторону мисс Латимер, и она, грациозно поднявшись, направилась к чудесному письменному столу, отделанному черным орехом. Отперев ящик, она вынула два сложенных листа пергамента, которые передала моему другу.

– Как я вижу, написано по-французски, – заметил он, взглянув на письмо.

– Да, мистер Холмс, – подтвердила девушка. – Точнее, это среднефранцузский, на котором говорили и писали с четырнадцатого по шестнадцатый век. Высшие классы во времена Тюдоров часто писали на французском.

– По-видимому, вы сведущи в среднефранцузском?

– Конечно. Я изучала историю Средневековья и елизаветинскую эпоху в университетском колледже.

Должен признаться, что меня восхитило такое сочетание красоты и учености. Она показалась мне воплощением знаменитых стихов Теннисона, воспевшего «златовласых ученых дев».

– Мисс Латимер – мой бесценный помощник, – признал сэр Саймон. – В настоящее время она занята составлением каталога документов елизаветинской эпохи, которые я приобрел на аукционе.

Холмс поднялся.

– Мы желаем вам хорошего дня, сэр, – сказал он. – Сделаем отчет, как только сможем.

– Для начала посетим итальянца? – предложил я, когда мы вышли из дома.

– Не сейчас, Уотсон. Вы часто в своих рассказах сетовали на мою циничную натуру. Боюсь, мои нынешние действия не заставят вас изменить мнение. Прежде всего мы пойдем к одному моему знакомому, чтобы проверить подлинность этих документов.

– Вы считаете, что они подделаны?

– Учитывая туманный характер всего дела я полагаю, что это вполне вероятно. Давайте, по крайней мере, выясним, подлинные ли они, и, если окажется, что нет, нашему клиенту нечего расстраиваться из-за потери письма. Ему останется лишь позаботиться о том, чтобы негодяй вернул деньги.

Холмс привел меня в грязноватую букинистическую лавку в Пайд-Булл-ярд, по соседству с Британским музеем. Пробираясь среди гор пыльных томов, мы обнаружили маленькую нишу в задней части лавки, где сидело какое-то сморщенное существо. Оно взглянуло на нас и неуверенно улыбнулось.

– Как, мистер Холмс? Какая честь для меня, что вы зашли!

– Доброе утро, Франклин, – ответил Холмс. – Я приобрел эти листы пергамента. Не окажете ли вы мне любезность высказать свое мнение об их происхождении?

Франклин молча принял документы и направился с ними к окну. Казалось, он внимательно их читает. Потом, вставив в глаз лупу, какими пользуются ювелиры, он принялся изучать пергамент. Сначала исследовал поверхность, затем повернул письмо к свету и снова стал рассматривать. Вернувшись к своему столу, он взял острый скальпель, служащий хирургам для самых тонких операций, и поскреб чернила. В конце концов он пожал плечами:

– По моему мнению, они подлинные, мистер Холмс. Если бы вы оставили эти документы, я мог бы провести дальнейшие исследования, но сомневаюсь, что это изменило бы мое мнение.

– А не могут они быть палимпсестами?[21]21
  Палимпсест – рукопись, выполненная на пергаменте поверх смытого или соскобленного текста. Палимпсесты были распространены до начала книгопечатания.


[Закрыть]

– Именно это я проверяю первым делом. Один из самых распространенных трюков – взять кусок бесценного пергамента, быть может какой-то древний документ, и соскрести текст. Однако при этом всегда остаются следы. Поверхность обычно покрыта крошечными отметинами, и, кроме того, почти всегда видны следы первоначального текста. В данном случае этого нет, а потому я заключаю, что на пергаменте ничего не было перед тем, как на нем начали писать.

Теперь перейдем к чернилам. Вы должны понимать, господа, – продолжил он менторским тоном, – что в делах такого рода важно имитировать старину с самого начала, а не пытаться состарить надписи потом. Например, если вы готовите чернила из дубовых чернильных орешков и гуммиарабика, как делали наши предки, то нужно разбавить их перед использованием, чтобы чернила казались выцветшими, а не пытаться обесцветить написанный текст. И, даже будучи разбавлены, новые чернила хорошо пристают к пергаменту. Здесь я вижу, что чернила сухие и осыпаются. Несомненно, они весьма почтенного возраста. Итак, на основании всего вышеизложенного я делаю вывод, что ваши письма – подлинники той эпохи.

Холмс кивнул и взял письма.

– Благодарю вас, Франклин, – сказал он, и меня удивил его пренебрежительный тон. – Вы оказали мне ценную услугу.

Франклин мрачно улыбнулся в ответ.

Когда мы вышли из лавки, Холмс пояснил:

– Франклин – браконьер, превратившийся в лесничего, Уотсон. Когда-то он так искусно подделал завещание, что ненадолго меня провел. Мне подумалось, что человек с такими ценными талантами не должен томиться в тюрьме, потому что может быть мне полезен. Я отдал в руки полиции того, кто заказал подделку, а Франклина предупредил. Но я недвусмысленно объяснил ему, что еще одно такое преступление будет его концом. В благодарность за услугу он помогает мне разобраться с проблемами вроде сегодняшней. Теперь он зарабатывает на жизнь, реставрируя старинные тома. И если порой реставрация носит, скажем так, воображаемый характер, никому от этого нет большого вреда.

Однако вернемся к нашему делу. Оно становится все более интересным. Судя по всему, рукописи подлинные, поэтому мы можем предположить, что и нападение было настоящим. Давайте-ка зайдем теперь в Библиотеку Британского музея, тем более что до нее рукой подать, и узнаем мнение эксперта о содержании наших писем.

Музей находился через дорогу от лавки Франклина. Холмс повел меня через большие залы в самый центр, к читальному залу. Как всегда, я испытал благоговейный трепет от его величины и от огромного стеклянного купола над головой. Холмс, у которого имелся читательский билет, часто наведывался в библиотеку, чтобы исследовать исторический фон какого-нибудь дела, когда не хватало сведений в его собственном алфавитном справочнике.

У стойки Холмс спросил профессора Грэя. Этот джентльмен вскоре появился и тепло пожал руку моему другу.

– Здравствуйте, мистер Холмс! Чем я вам могу помочь сегодня? – спросил он.

Этот пожилой господин бодрого вида вполне соответствовал расхожему представлению о профессоре, непременно бородатом, в твидовом костюме.

– Здравствуйте, профессор! Мне доверили эти письма, якобы написанные Уильямом Мейтлендом Летингтонским. Я был бы безмерно вам признателен, если бы вы высказали мнение об их содержании.

Взяв письма, профессор Грэй принялся их читать.

– Гм-м, весьма интересно! – наконец сказал он. – Возможно, вам известно, что за свое коварство Уильям Мейтленд получил прозвище Макиуилли – от Макиавелли. Очень удачная игра слов! Он был замешан в заговоре с целью убийства Давида Риччо, личного секретаря королевы Марии и, по слухам, ее любовника. Несмотря на это, ему удалось вернуть себе расположение королевы, и позже он состоял при ней на важной государственной должности. Одно время Мейтленд был послом Марии в Англии и, несомненно, приобрел много знакомых среди тамошней знати. Судя по этим письмам, он служил и нашим и вашим.

Пока Холмс беседовал с профессором, я взглянул в сторону и заметил промелькнувший знакомый профиль.

– О, герр Шульдиг! – воскликнул я. – Какой сюрприз – увидеть вас здесь!

Шульдиг вздрогнул и резко остановился. Повернувшись ко мне, он сказал с угодливой улыбкой:

– Доктор Уотсон! – Его полные щеки блестели от пота. – Как приятно снова увидеть вас так скоро!

– Вы здесь по делам службы?

– Да-да, конечно! Компания «Сименс» проводит электричество и в этой библиотеке. Самая изумительная коллекция в мире! Это большая честь для нас. Однако прошу меня извинить, я тороплюсь по делу: в этом большом здании так много работы.

– Конечно.

Холмс заметил, что я беседую с немцем.

– Мы познакомились с герром Шульдигом сегодня в доме одного из наших клиентов, – сообщил он как бы невзначай профессору, когда толстяк поспешно удалился. – По-видимому, он хорошо знает свое дело.

– Безусловно. Бесценный специалист! Возможно, вы этого не помните, мистер Холмс, но десять лет назад в этой библиотеке было темно и мрачно. Всего один газовый фонарь горел под куполом, и в сумрачные и туманные дни мы не могли здесь работать. И, конечно, всегда существовала ужасная угроза пожара, который нанес бы немыслимый урон.

К счастью, теперь все это в прошлом. Электрический свет позволяет нам работать в любое время, и мы не зависим больше от капризов климата и времени года. Правда, читатели, привыкшие к газовому освещению, жалуются, как ни странно, на то, что электрический свет слишком яркий!

– Перемены поначалу даются трудно, – заметил Шерлок Холмс. – Позвольте выразить вам искреннюю благодарность за оказанную помощь. Ваша эрудиция всегда была потрясающей.

– Вы не торопитесь? Мне бы очень хотелось, пользуясь случаем, снять копии с этих писем. Конечно, если нет возражений.

– Полагаю, мой клиент не будет против, – любезно произнес Холмс.

А я, хоть и был настроен менее оптимистично, зная о собственническом отношении сэра Саймона к рукописям, счел за благо промолчать.

Пока профессор Грэй снимал копии, мы с Холмсом сидели на кожаном диванчике, переговариваясь вполголоса, чтобы не мешать читателям.

– Вы сделали какие-нибудь выводы? – осведомился я.

– Мне по-прежнему неясен мотив кражи, – пожаловался мой друг. – Если нападавший нуждался в относительно небольшой денежной сумме, почему просто не ограбил какого-нибудь богатого пьяницу на темной улице в Сохо, вытащив у него бумажник? Очевидно, нужно было именно это конкретное письмо. Однако вряд ли кого-то настолько интересуют письма елизаветинской эпохи, если только они не написаны одним из монархов того времени.

– Быть может, вся важность письма заключается в том, чт́о написано на пергаменте? – предположил я. – Скажем, если украденное письмо проливало свет на бесчестный поступок, совершенный знатной особой того времени, то не исключено, что потомок захотел любой ценой защитить доброе имя своей семьи.

– Четыреста лет спустя? Сомневаюсь. Даже самый возмутительный скандал покрывается романтической патиной за столь долгое время. Герцог Сент-Олбенский спокойно заседает в палате лордов и не считает, что его достоинству вредит родство с прекрасной, но распутной Нелл Гвин[22]22
  Нелл (Элинор) Гвин (1650–1687) – английская актриса, более известная как фаворитка короля Англии Карла II. Их внебрачный сын получил от короля титул герцога Сент-Олбенского, положив начало этому роду.


[Закрыть].

– А как насчет теории сэра Саймона, что тут замешан его соперник, коллекционер из Далиджа?

– Я не принимаю это всерьез, Уотсон. Мания коллекционирования приобретает у людей различные формы. Интересы коллекционера из Далиджа лежат главным образом в области антропологии: он ценит экзотику. Сомневаюсь, чтобы его заинтересовал кусок пергамента елизаветинских времен, что бы на нем ни было написано. Кроме того, хотя коллекционеры и не разборчивы в средствах, когда охотятся за добычей, я сомневаюсь, чтобы он дошел до кражи.

Я подозреваю, что, скорее всего, письмо украли ради выкупа и скоро у сэра Саймона потребуют крупную сумму – вероятно, угрожая уничтожить письмо, если он не заплатит. В таком случае будет понятно, что это не случайная кража: негодяй прекрасно знал, чт́о делает, и строил свой расчет на мании коллекционеров, которые заплатят сколько угодно, лишь бы собрать всю серию.

Минут через двадцать профессор Грэй вернулся с нашими оригиналами. Стороны обменялись благодарностями, и мы снова очутились в широком дворе музея.

– По-моему, у нас есть время перед чаем, чтобы посетить итальянца, – сказал Холмс. Он помахал своей тростью кэбу. – Саффрон-Хилл! – крикнул он кэбмену.

На Саффрон-Хилл, длинной и узкой грязной улице, отделяющей Холборн от Клеркенуэлла, с недавнего времени стали селиться итальянцы. Шарманщики, продавцы мороженого, музыканты, художники – словом, представители типично итальянских профессий нашли здесь приют.

Остановив кэб у давно не крашенной, облупившейся двери, мы постучались. Открыла нам молодая женщина, которая взглянула на нас с опасливым подозрением.

– Нам синьора Ладраццо, – пояснили мы.

Она не ответила – возможно, не говорила по-английски или понимала, но плохо. Однако фамилия Ладраццо ей все же что-то сказала, и, подойдя к подножию лестницы, женщина позвала: