Текст книги "Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник)"

Дело о русском анархисте

В один прекрасный день я стоял у окна нашей квартиры, от нечего делать наблюдая за суетой на Бейкер-стрит, как вдруг заметил легкий кабриолет, который на большой скорости приближался с южной стороны. Он пересек улицу и остановился у нашей двери.

– Холмс! – взволнованно позвал я своего друга. – Вы сейчас получите известие из министерства иностранных дел.

Холмс, удобно устроившийся с газетой в своем кресле, взглянул на меня и рассмеялся.

– Если при виде человека в синем двубортном сюртуке, серых брюках с красными лампасами и фуражке с королевской монограммой вы объявляете о прибытии министерского посыльного, не ожидайте похвалы за способности к дедукции. Однако давайте посмотрим, что он принес – не сомневаюсь, что-то интересное!

Мы с нетерпением ждали, пока миссис Хадсон объявит о посетителе. Появившись, он вытянулся по стойке «смирно» и отсалютовал нам.

– У меня депеша для мистера Шерлока Холмса, – доложил посыльный.

– Это я, – ответил мой друг, принимая письмо, открыл его и прочел. – Гм-м! – произнес он. – Лорд Хоксбери просит меня посетить его «срочно в удобное для меня время». Полагаю, это значит, что мы должны мчаться сломя голову. Надеюсь, вы сможете сопровождать меня, доктор?

– С величайшим удовольствием!

Мы отпустили посыльного и доехали в кэбе до Уайтхолла. Стоило нам сообщить свои имена, как нас тотчас же проводили в кабинет министра иностранных дел.

– Добрый день, джентльмены, – приветствовал он нас. – Весьма любезно с вашей стороны прибыть так скоро. Пожалуйста, садитесь.

Мы с Холмсом сели, а вот лорд Хоксбери остался стоять. Казалось, что-то не дает ему покоя.

– Я пригласил вас сюда, мистер Холмс, по очень деликатному делу, – начал он. – Конечно, мне известно о ваших выдающихся способностях и умении хранить тайны. Лорд Холдхерст уведомил меня об услуге, которую вы оказали нашей стране в деле, касающемся военно-морского договора, и я абсолютно уверен, что щекотливая ситуация, которую я собираюсь обсудить, останется между нами.

Мой друг кивнул, подтверждая эти слова.

Министр продолжал:

– Дело касается безопасности представителя важнейшей европейской державы. Отношения наших стран очень хрупки. В настоящее время идут вооруженные столкновения между двумя граничащими между собой африканскими колониями, которые принадлежат двум нашим империям. В эти столкновения втянуты размещенные там воинские подразделения наших стран. Если только за короткое время не будет достигнуто какое-то соглашение, мы вполне можем оказаться в состоянии войны. Правительство державы, о которой идет речь, прислало сюда своего представителя для разрешения наших противоречий. Мне, как министру иностранных дел, поручено достичь удовлетворяющего обе стороны урегулирования вопроса. Поэтому, как вы понимаете, чрезвычайно важно, чтобы у посланника не было причин жаловаться на оказанный ему прием или какие-то угрозы.

– Разумеется. А с какой стати ему жаловаться на это?

У лорда Хоксбери сделался мрачный вид.

– Существуют политические силы, джентльмены, для которых неприемлемо любое правительство. Они говорят, что борются за освобождение народа от любой власти, но если бы их усилия увенчались успехом, мы получили бы не свободу, а полный произвол негодяев, которых ничего бы не сдерживало. Эти люди ухватятся за любую возможность внести в общество раскол и подорвать веру в существующий порядок. В данном случае им предоставляется уникальная возможность, когда всего одно убийство способно вызвать большую войну.

Скотленд-Ярд полностью посвящен во все обстоятельства. Создана группа для расследования угрозы безопасности этого дипломата. Ее возглавляет инспектор Лестрейд, с которым вы, наверно, знакомы. Само собой разумеется, я уверен в компетентности нашей полиции, но в нынешних особых обстоятельствах… – Тут он умолк, очевидно не зная, как продолжить.

Холмс небрежно взмахнул рукой:

– Может быть, им бы не помешала поддержка в расследовании, связанном с иностранным дипломатом, занимающим столь высокий пост?

Лорд Хоксбери немедленно ухватился за этот намек:

– Конечно, конечно! Вы точно все обрисовали. У такого человека, как вы, хорошо знакомого с положением дел на континенте, вполне могут появиться ценные идеи.

– Вы делаете мне честь, сэр, своей верой в мои способности, но я не могу ручаться за успех в таких обстоятельствах, когда мотив и средства для совершения политического убийства есть у множества людей. В подобных случаях полиция, которая повсюду имеет свои глаза и уши, – самое лучшее оружие, какое у вас есть.

– В целом я с вами полностью согласен, но теперешние наши противники, вероятно, решили прибегнуть к помощи иностранного анархиста, обладающего большим опытом «пропаганды действием», как они это называют на своем отвратительном жаргоне. Другими словами, пропаганды путем убийства невинных людей с помощью револьвера или бомбы. Этот иностранный агент – князь Петр Кропоткин. Он русский, до недавнего времени жил в Париже. Кропоткин пользуется известностью в анархистских кругах. Хотя тому нельзя представить убедительных доказательств, которые требуются в суде, есть мнение, что именно он стоит за недавними бурными демонстрациями в Реймсе, за взрывом бомб в Лионе и за другими беззакониями. Шесть дней тому назад этот человек внезапно покинул Париж и теперь находится в Лондоне.

– А вы совершенно уверены, что его приезд связан с визитом вашего посланника?

– Скажем так: у нас имеются очень сильные подозрения. Как вам известно, парижская полиция имеет в своем распоряжении огромное количество шпиков и осведомителей, которые снабжают ее подробными сведениями. Так вот, к нам поступили достоверные сведения, что отъезд князя Петра последовал за визитом загадочного русского. Последний немного знал французский и говорил с хозяйкой пансиона на хорошем английском. Это лицо прибыло сразу же после того, как был организован визит дипломата, а вскоре князь Петр отбыл в Англию. Даты совпадают настолько, что с этим нельзя не считаться.

– Могу ли я осведомиться, было ли широко известно о дипломатическом визите?

Губы лорда Хоксбери сжались.

– Я понимаю, куда вы клоните, мистер Холмс. Нет, об этом визите не было широко известно, и отсюда мы можем заключить, что кто-то в моем министерстве осведомляет анархистов. Я ставлю перед вами, мистер Холмс, сразу две жизненно важные для нашей страны задачи: воспрепятствовать действиям, направленным против нашего почетного гостя, и найти осведомителя в моем министерстве.

– Вам известно нынешнее местонахождение князя Петра?

– Да. Он вовсе не скрывает своих передвижений. Впрочем, это было бы бесполезно, поскольку за ним пристально следят. Он снимает апартаменты в отеле «Савой». Люди инспектора Лестрейда ведут за ним неусыпное наблюдение, и стоит ему с кем-нибудь встретиться, как это становится известно. Его номер и багаж обыскали; его письма вскрывают и прочитывают на почте, за ним повсюду ходят хвостом. Он ничего не делает, чтобы воспрепятствовать слежке, – по-видимому, она его даже забавляет.

– У него бывают посетители?

– Большое число. И он почти каждый вечер обедает в свете. Как ни грустно, его деятельность созвучна, хотя лишь отчасти, модному ныне декадентскому нигилизму.

– Почему бы вам просто не арестовать его под тем или иным предлогом? Если бы вы продержали его в камере несколько недель, а потом выпустили, объяснив, что вышло прискорбное недоразумение, то проблема была бы решена.

Лорд Хоксбери поджал губы:

– Как у министра иностранных дел, у меня мало полномочий в границах нашей страны. Инструкции такого рода должны исходить от министра внутренних дел. К несчастью, он не согласен с моей оценкой ситуации. Он совершенно правильно указывает на то, что русская знать тесно связана с английской – ведь сама королева, по слухам, питала привязанность к покойному царю в бытность его цесаревичем, – и мы бы серьезно их оскорбили, арестовав русского аристократа. Министр заявляет, что мои страхи – химера, порожденная французами, которые, как известно, чересчур импульсивны. Он считает, что опрометчивые действия могут поставить под угрозу нашу расширяющуюся торговлю с Россией. И, честно говоря, я не могу этого отрицать. Наши торговые связи действительно увеличились настолько, что моему министерству пришлось нанять еще трех переводчиков.

Тут мне невольно припомнились разговоры о том, что слабый здоровьем премьер уйдет в отставку к следующим выборам. Лорд Хоксбери и министр внутренних дел считались наиболее вероятными претендентами на его пост. Я ничего не сказал, но мне было больно сознавать, что безопасность страны ставится в один ряд с борьбой за кресло.

– Понятно, что князь Петр не сам бросает бомбы, – между тем произнес мой друг, – иначе его бы уже отдали под суд. Он – мозг, который рождает замысел преступления и руководит действиями фанатика-исполнителя. Стало быть, вы подразумеваете, что я должен найти людей, которых он избирает своими орудиями, организует, инструктирует и вдохновляет. – Холмс откинулся на спинку кресла и соединил кончики пальцем характерным для него жестом. – Не скрою от вас, сэр, что дело это крайне сложное. Все преимущества на стороне анархиста. Вы же не можете попросить иностранного дипломата, чтобы он прятался? Это было бы несовместимо с его достоинством. Он вынужден следовать постоянными маршрутами и встречаться с одними и теми же людьми. У преступника есть все возможности изучить характер местности, подыскать себе укрытие, не спеша выбрать оружие и подготовить пути к бегству.

Лорд Хоксбери забылся настолько, что чуть не стал ломать руки, но тут же отвернулся к окну и принялся смотреть на Сент-Джеймский парк. Несомненно, при этом он размышлял о крахе своей карьеры и репутации в том случае, если князь Петр или его клевреты добьются успеха. Он будет проклят как человек, который не выполнил свой долг и не предотвратил войну.

– Конечно, вы правы, мистер Холмс, и я лишь могу просить вас сделать все, что в ваших силах. Вам стоит лишь сказать, и у вас будет все необходимое. Кроме того, инспектор Лестрейд получит инструкции оказывать вам любое содействие.

– Естественно, я приложу все силы. Ваш дипломат в настоящее время в Лондоне?

– Нет. К счастью, он, подобно многим его соотечественникам, любит охоту, так что мы увезли его на неделю в Инвернесс стрелять шотландских куропаток. Мы сослались на то, что наши противоречия лучше обсуждать в непринужденной обстановке. В таком отдаленном районе каждый новый человек на виду, поэтому мы считаем, что пока дипломат в безопасности. Мой заместитель вместе с помощником уточняет детали и информирует меня с помощью телеграфа. Проблема сложная, а потому обсуждение идет медленными темпами, так что есть надежда продержать дипломата в Северной Шотландии дней десять. После этого он должен вернуться в Лондон, и тогда начнутся активные разъезды между моим министерством и его посольством, и так несколько дней – пока окончательно не решится вопрос. Если к тому времени вам не удастся обнаружить убийц, это будет самый опасный период.

– Ну что же, у нас еще есть немного времени, – сказал Шерлок Холмс. – Мы с Уотсоном будем расследовать дело и докладывать вам, как только сможем.

Распрощавшись с министром, мы вернулись на Бейкер-стрит.

– Факты! – воскликнул мой друг. – Чтобы перейти к активным действиям, нам нужны факты. Давайте для начала поищем нашего героя в моем алфавитном указателе. – Он имел в виду объемистый свод разнообразных биографических данных, записей о событиях, экспериментах и прочей разнородной информации, который он пополнял, когда что-то привлекало его внимание.

Немного покопавшись среди папок, составленных на буфете, Холмс извлек пухлый конверт, вытряхнул его содержимое на стол и начал перебирать.

– Князь Петр Кропоткин, точнее, Петр Алексеевич Кропоткин. Поступил в Пажеский корпус в возрасте пятнадцати лет, произведен в офицеры. Молодым человеком попал в армию, вызвался служить в Амурском казачьем войске. Участвовал в экспедициях по Восточной Сибири, и это дело было ему по душе.

Выйдя в отставку, отправился в Швейцарию, где познакомился с мыслителями так называемой Юрской федерации, отвергавшими всякую государственную власть, и они приобщили его к анархизму.

Вскоре стал издавать журнал «Авангард», призывавший к «пропаганде действием». Вот вырезка из этого периодического издания, Уотсон, которую я мог бы перевести следующим образом: «Мы – за насильственный путь. Давайте возьмемся за ружья, висящие на стенах наших мансард».

Как уже проинформировал нас министр иностранных дел, Кропоткин считается руководящей силой, стоящей за рядом убийств и бурных демонстраций. Благодаря военной выучке он остается исключительно хладнокровным в критических ситуациях – некоторые даже могли бы назвать его бессердечным. Рассказывают, что однажды он сидел в парижском кафе, а на соседней улице тем временем взорвалась его бомба. «Это в Люксембургском дворце!» – воскликнул официант. Кропоткин отпил глоток абсента и поправил его: «Думаю, в кафе „Одеон“».

– Этот человек просто чудовище! – вскричал я.

– Полностью с вами согласен, – спокойно ответил Холмс. – Однако ему не откажешь в уме и отваге. Если прибавить к этому его многолетний опыт, можно сделать вывод, что он опасный противник. Боюсь, он не по зубам Лестрейду. И тем не менее давайте нанесем инспектору визит и посмотрим, как его успехи.

Мы застали Лестрейда в его кабинете, где все свидетельствовало о бурной деятельности. Констебли в форме и детективы в штатском непрерывно входили и выходили. Сам Лестрейд был в приподнятом настроении.

– Совсем другое дело, когда дают все, о чем просишь, и даже больше, – откровенничал он. – Это так приятно! Мы получили возможность следить за его сиятельством денно и нощно. Не сомневаюсь, что стоит ему почесать нос, как кто-нибудь из моих людей сразу об этом донесет.

– А не заметили ли они чего-то более существенного? – осведомился мой друг.

– Совсем ничего! – ответил Лестрейд. – Между нами, джентльмены, я думаю, что лорд Хоксбери просто помешался на князе. Мы следим за русским круглосуточно, но он ведет жизнь, обычную для человека его круга. Он встречается только с людьми респектабельными – нет, пожалуй, это слово не подходит, потому что он видится со многими современными литераторами, мораль которых, на мой взгляд, оставляет желать лучшего. Во всяком случае, он не входит в сношения ни с кем из тех, кого бы вы назвали опасными, скажем с анархистами. Вряд ли человек, занимающий такое высокое положение, желает изменить установленный порядок. Да, он порой якшается с неподходящей компанией, но что тут плохого, в конце концов?

С другой стороны, – продолжал инспектор, – предостерегающе подняв палец, – мы не должны благодушествовать. Мы вот направили все свое внимание на иностранцев, а между тем у нас полно отечественных смутьянов. И теперь, когда в мое распоряжение поступили констебли, мы можем присматривать и за этой публикой. Не все это знают, но существуют личности, которые представляются пламенными патриотами, а сами хотят свергнуть правительство. Они называют себя якобитами и считают, что королевская семья узурпировала престол, по праву принадлежащий Стюартам, толкуют что-то насчет того, что Вильгельм Оранский был иностранцем[18]18
  После свержения Якова II Стюарта в ходе «Славной революции» 1688 года королем Англии стал голландский правитель Вильгельм Оранский, женатый на дочери Якова II, Марии II Стюарт, и правивший совместно с нею.


[Закрыть]. Как я обнаружил, они повсюду, причем хорошо организованы.

Он вынул свою записную книжку и начал ее пролистывать.

– Пока что мне удалось внедрить своих людей в Орден белой розы, Клуб легитимистов, Общество короля-мученика Карла, Клуб белой кокарды, Общество красной гвоздики и Орден Сен-Жермен. Все они желают покончить с конституцией. Вот где таится действительная опасность, мистер Холмс! В основном это джентльмены, так что у них есть и деньги, и мозги. Если бы они начали использовать динамит, то были бы во сто крат страшнее любого анархиста. Но теперь, когда на всех их собраниях присутствуют мои люди, я могу гарантировать, что этого не случится.

– Должен признаться, я всегда полагал, что якобиты просто эксцентричные романтики, – сказал мой друг.

Лестрейд рассмеялся с довольным видом.

– Ну, вы же не можете всего предусмотреть, мистер Холмс. Но я полагаю, что в данном случае полиция держит все под контролем.

Оставив без внимания эту явную колкость, Холмс договорился с инспектором о том, что в случае необходимости мы сможем срочно связаться с полицией. Лестрейд пообещал осведомлять подчиненных о месте своего пребывания, если ему понадобится вдруг покинуть свой кабинет.

Вернувшись на Бейкер-стрит, мы обсудили, какие шаги нам следует предпринять.

– Убийство известного лица, которое хорошо охраняют, требует сложного планирования, – объяснял мне Шерлок Холмс. – Опытный убийца позаботится о том, чтобы в его распоряжении было гораздо больше людей, чем, по мнению полиции, ему понадобится. Вспомните, что в убийстве покойного царя участвовало трое боевиков, действовавших порознь. Они ждали в том месте, где царская карета замедлит ход перед мостом. Первая бомба не убила царя, и бомбиста схватили. Но тут бросил бомбу второй, и его императорское величество был убит. Позже обнаружилось, что третий убийца ожидал своей очереди на тот случай, если двое первых потерпят неудачу[19]19
  Речь идет о народовольцах Николае Рысакове, Игнатии Гриневицком и Иване Емельянове, которые 1 марта 1881 года участвовали в убийстве Александра II. Кроме них в группу метальщиков входил Тимофей Михайлов, но он не явился на Екатерининский канал, почувствовав, что не в силах произвести покушение.


[Закрыть].

Нынешнее предприятие, в котором задействовано столько людей из трех разных стран, нельзя организовать в минуту. Инструкции не пробормочешь походя, как театральную реплику в сторону. Теперь, когда анархисты вызвали в Англию агента, взявшего на себя руководство покушением, им понадобится встречаться, и не один раз, потому что они неизбежно начнут дискутировать. Конфликт заложен в самой природе анархиста. Любое анархистское государство в конечном счете будет состоять из одного человека. А неутомимый Лестрейд немедленно сообщит нам об этих встречах. Итак, где же они могут встречаться? Каким образом происходят передача и уточнение инструкций?

– Может быть, через официантов? – предположил я.

– Возможно. Многие официанты – иностранцы, а «Савой» – очень современный отель. Никого из обслуживающего персонала нельзя исключить из списка подозреваемых. Такое дело, как убийство крупной политической фигуры, должно быть хорошо организовано, и наша задача – выяснить, каким именно образом. Предоставим Лестрейду вести наружное наблюдение, а сами попытаемся прорваться в заколдованный круг.

– Это будет нелегко.

– Да, действительно. Но мы будем двигаться к этому постепенно, шаг за шагом, доктор. Сначала нужно организовать встречу с его сиятельством. Полагаю, важно присмотреться к этому человеку. Мы должны завоевать его доверие, сойтись поближе с его знакомыми, и тогда у нас появится шанс вычислить заговорщиков.

* * *

Назавтра Холмс исчез, но уже на следующее утро допытывался, держа меня за пуговицу:

– Как бы вам понравилось сделаться анархистом, Уотсон? Одним из тех, кто хочет рискнуть своей жизнью ради свободы?

– Мне придется маскироваться? – с сомнением спросил я.

– Вовсе нет! Вы останетесь тем, кто вы есть, – врачом, но врачом, которого волнует бедственное положение угнетенных. Нет смысла приближаться к нашему герою, не будучи представленными: он сразу же заподозрит неладное, каковы бы ни были обстоятельства. Но если мы сумеем создать себе легенду, тогда другое дело. Я навел кое-какие справки, и, думаю, нам помогут. Вы не пройдетесь со мной до Паддингтона?

– Конечно! – с жаром ответил я.

Мы двадцать минут шли по Мэрилебон-роуд, затем Холмс углубился в лабиринт узких улочек, проходивших возле железнодорожной линии. В конце этой прогулки мы свернули в маленький грязный двор. В одном углу находилась мастерская шорника, который, по-видимому, не был завален работой. Холмс указал на ряд ступеней сбоку здания, ведущих наверх.

– Как я понимаю, нам туда, – сказал он.

Он поднялся по ступеням и постучал в дверь. К моему удивлению, нам открыла молодая леди в приличном платье и к тому же с приличными манерами. Черты у нее были довольно резкие, на носу сидели очки.

– Чем я могу вам помочь, джентльмены? – осведомилась она официальным тоном.

Холмс поклонился:

– Мое имя – Шерлок Холмс, а это мой добрый друг доктор Джон Уотсон. Мы уже давно сочувствуем вашему делу. Однако лишь недавно нам стало ясно, что ничего нельзя добиться, если не перейти от слов к делу. Поэтому мы пришли к вам узнать, не можем ли чем-нибудь помочь в ваших начинаниях.

– Пожалуйста, входите.

Мы очутились в помещении, оказавшемся маленькой типографией. Комната была завалена кипами газет, коробками с типографским шрифтом и различными деталями механизмов. В центре стоял ручной печатный станок, забрызганный типографской краской. За письменным столом, на котором высились горы бумаг, сидела прехорошенькая особа. При нашем появлении она подняла вопрошающий взор.

– Я Кассандра Стивенс, – представилась девушка, впустившая нас, – а это моя сестра Джейн. Джейн, эти джентльмены предложили помочь в нашей работе.

Лицо Джейн озарилось очаровательной улыбкой.

– Нам всегда пригодится лишняя пара рук, – сказала она.

Холмс поклонился Джейн.

– Мы оба не чужды литературных занятий и вполне могли бы, к примеру, редактировать статьи и вычитывать гранки. Кроме того, у нас достаточно сил, и мы были бы счастливы помочь в том, что требует приложения физической силы.

При этих словах Кассандра несколько смягчилась.

– Да, физические усилия даются нам нелегко, – призналась она. – Вы не выпьете с нами чаю? За чаем мы могли бы обсудить, какую помощь можем от вас получить.

Так мы попали в редакцию «Факела», одной из мелких газет анархистского толка, которых тогда развелось великое множество. Основную часть этого движения составляли молодые идеалисты, подобные Кассандре и Джейн, которые выросли в семье литератора и получили либеральное воспитание. Глубоко озабоченные страданиями бедняков в таких странах, как Куба и Россия, они решили привлечь внимание к их бедствиям путем «пропаганды словом». Позже я обнаружил, что в сравнении со многими радикальными газетами и журналами «Факел» был довольно умеренным.

Почти все следующие дни мы провели в «Факеле». Помогали, чем могли. Я сортировал ссыпанный после набора шрифт, занимался доставкой, правил статьи, был на побегушках и выполнял разные мелкие поручения.

Постепенно мы познакомились с теми, кто часто захаживал в редакцию. Тут бывал один польский граф в поношенном бархате, непрерывно толковавший о своих имениях под Краковом, которые отняли у него власти. Заглядывало несколько «пролетариев», единственным занятием которых были, по-видимому, громогласные обличения капиталистической системы, мешавшие нам работать. Особенно много шуму производил один из них, горький пьяница. К счастью, получив небольшую сумму, он обычно возвращался в местную пивную. Наведывались и поклонники Джейн, худосочные молодые люди, представлявшиеся литераторами.

Кроме самих девушек постоянно трудились в редакции только мы с Холмсом, чем быстро завоевали их доверие.

Когда Холмс решил, что плод созрел, он небрежно коснулся вопроса, ради которого все затевалось.

– Леди, вы в курсе, что в настоящее время в Лондоне находится известный революционер, князь Петр Кропоткин? – осведомился он.

– О, в самом деле?! – воскликнула Кассандра. – Я много о нем слышала. Как чудесно было бы встретиться и обсудить наше движение с кем-то, кто обладает таким большим опытом!

На лице Холмса появилось задумчивое выражение.

– Возможно, это удалось бы организовать. Мой друг сказал мне, что князь регулярно пьет чай в «Кафе ройял». Почему бы нам тоже туда не сходить и не представиться ему?

Девушек не пришлось долго уговаривать. Думаю, из-за преданности своей работе они редко выходили в свет, а тут нашелся превосходный повод.

После ленча они сходили домой переодеться к обеду. Пока мы их ждали, Холмс обозначил свои цели:

– Многих мужчин сгубило хорошенькое личико, Уотсон, и я надеюсь, этот трюк у нас сработает. Говорят, князь Петр питает слабость к прекрасному полу. Посмотрим, не совершит ли он какую-нибудь оплошность, польщенный вниманием юных леди.

Мы доехали вчетвером в извозчичьей карете до Риджент-стрит и вошли в «Кафе ройял». Холмс сопровождал Кассандру, а я – Джейн. Я заметил, как Холмс тихо переговорил со старшим официантом и что-то сунул ему в руку, после чего нас проводили к столику в глубине ресторана, находившемуся на некотором расстоянии от музыкантов.

– Именно здесь обычно предпочитает сидеть князь Петр, – с улыбкой пояснил мой друг. – Отсюда удобно следить за входом в зал, и тут достаточно тихо, чтобы он мог беседовать с друзьями. Говорят, он обожает споры и обладает умом острым как клинок.

Мы заказали чай и болтали в ожидании его. Девушки пребывали в волнении. Минут через двадцать старший официант бочком подошел к нашему столику и шепотом обратился к Шерлоку Холмсу:

– Как я понял, вы желали, чтобы вам сообщили, когда прибудет князь Петр, сэр. Так вот, сейчас его сиятельство направляется к нам.

Посмотрев в сторону двери, мы увидели высокого худого человека в безупречном вечернем костюме. У него было узкое, очень бледное лицо, довольно крупный нос и длинные усы. В руках он держал шелковый цилиндр и пару темно-красных перчаток. В целом этот мужчина производил впечатление элегантного денди.

– Это ваш шанс, мисс Джейн, – с улыбкой сказал Холмс.

– О нет, я не могу! – затрепетала Джейн.

– Не будь же такой глупой, – укорила ее сестра. – Если этого не сделаешь ты, то сделаю я!

И с этими словами она поднялась и смело пошла наперерез нашему объекту.

– Князь Петр Кропоткин, я полагаю? – спросила она.

Русский улыбнулся и поклонился, слегка приподняв брови в вежливом недоумении.

– Простите мою навязчивость, ваше сиятельство, но я и мои друзья – стойкие приверженцы дела свободы, и мы бы сочли за великую честь, если бы вы присели за наш стол.

Я увидел, как русский бросил взгляд в нашу сторону. Выражение его лица слегка изменилось, когда он заметил красоту Джейн. Он улыбнулся, продемонстрировав очень белые зубы.

– Напротив, это честь для меня, мадемуазель, – возразил он с едва уловимым акцентом. – Могу я узнать ваше имя?

– Я Кассандра Стивенс, а это моя сестра Джейн. С нами два очень верных товарища – мистер Холмс и доктор Уотсон.

Все мы поднялись и стоя приветствовали князя.

Сев за стол, он с улыбкой обвел нас взглядом, затем заказал какой-то ликер и, поддавшись уговорам девушек, отведал сэндвич, почти неправдоподобно тонкий, какими славилось это заведение.

– Мы с сестрой издаем «Факел», – объяснила Кассандра, – маленькое периодическое издание, цель которого – поощрять рациональную дискуссию о неравенстве в нашем обществе. Мы с величайшим интересом следим за вашими выступлениями и публикациями.

– Да, я наслышан о вашей прославленной газете, – из вежливости солгал наш гость. – Нашему делу повезло, что у него есть такие талантливые и красивые сторонники.

В течение нескольких минут мы беседовали о необходимости и неизбежности социальной реформы, затем перешли к более личным вопросам: князь Петр расспрашивал девушек об их успехах в деле анархизма и осыпал похвалами. Они были взволнованы, их обворожили манеры его сиятельства. Джейн, по-видимому, гипнотизировал его высокий титул, а Кассандру – размах деятельности князя. Боюсь, обе они возбудились при мысли о жестокостях, которые ему приписывались. Мне было горько оттого, что прекрасные образчики английской женственности очарованы таким монстром. Но моя роль требовала, чтобы я скрывал свои эмоции.

Я был немногословен, зато Холмс разговорился и, благодаря широким познаниям в разных областях, включая современные проблемы, ему удавалось в какой-то степени направлять беседу. Когда Кассандра упомянула о каких-то лекциях, которые ее заинтересовали, Холмс весьма непринужденным тоном упомянул еженедельные сборища в доме Ивана Конинского – известного нигилиста.

– О да, – с придыханием произнесла Джейн. – Все наслышаны об этих знаменитых дискуссиях. Как бы я хотела туда попасть – но нужно приглашение, а мы незнакомы ни с кем из его круга.

– Может быть, князь Петр мог бы вас представить? – спросил Холмс, поклонившись гостю.

Кропоткин ответил не сразу. Возможно, чтобы дать себе время подумать, он достал портсигар и взял одну из длинных коричневых русских сигарет, которые любил. Из другого кармана он вынул серебряный спичечный коробок в форме цилиндра с крышечкой в виде черепа, посверкивавшего крошечными рубинами вместо глаз. Достав восковую спичку, он зажег сигарету.

– Увы, мадам, – с сожалением обратился он к Джейн, – боюсь, в этот раз не получится. Прошу вашего понимания: в таких высоких делах, с которыми мы связаны, мои товарищи не позволят мне малейшего риска. Я не могу представить вас после столь короткого знакомства. Надеюсь, мы сможем снова встретиться, и, когда узнаем друг друга получше, я рад буду лично сопровождать вас туда. На этот раз я приехал в Англию всего на несколько дней, по делу. Быть может, в январе, когда я предполагаю вернуться сюда, вы позволите мне снова с вами встретиться?

Он откинулся на спинку кресла и, глубоко затянувшись, элегантно выпустил кольцо дыма.

– Я вынужден быть осторожным, – добавил он, томно улыбнувшись Джейн. Его губы казались очень красными на бледном лице. – Полицейские шпионы повсюду. – Он даже не взглянул на нас с Холмсом, но я убежден, что он смеялся над нами.

Девушки одобрили его осторожность, в то время как Холмс скрыл свою досаду, вежливо выразив сожаление. Вскоре русский распрощался с нами, низко склонившись над ручками наших спутниц. Мы посадили девушек в кэб и пешком направились на Бейкер-стрит. Мой друг был в скверном настроении: целая неделя из отведенного на расследование времени потеряна зря. По прибытии на квартиру он молча опустился в кресло с застывшим выражением лица. Я счел за лучшее оставить его в одиночестве и пошел по своим делам.

В следующие дни я мало видел Шерлока Холмса. Наверно, он делал вылазки в каком-то из своих маскарадных обличий, пытаясь собрать сведения у слуг. Наконец как-то вечером я застал его с письмом в руке.

– Только что прибыло сообщение из министерства иностранных дел, – мрачно произнес он. – Завтра наш дипломат возвращается в Лондон. И, к несчастью, я должен признаться, что потерпел неудачу. Кропоткин беседует со всеми и не говорит ничего. Он бывает всюду и ничего не делает. У меня нет ни малейшего намека на то, кто его приспешники. И я не настолько оптимист, чтобы поверить, будто Лестрейд со своими констеблями способен перехитрить этого человека. Уотсон, у меня кошки на душе скребут. Я еще мог бы пережить урон, нанесенный моей репутации, но мысль, что моя страна будет истекать кровью в результате моей несостоятельности – вот это я не могу вынести. – Он отвернулся от меня, поникнув головой.