Текст книги "Любовь прямо по курсу"

Глава 8
Маленький огонек

Оставив Нассау позади, мы на скорости шесть узлов идем к Эксуму. Плещущие о борт темно-синие волны звучат музыкой в моих ушах. Ветер и вода поют дуэтом. Со смешанным чувством удовольствия и вины я пытаюсь представить рядом с собой Бена. Я словно хочу воплотить его, но история не знает подобных случаев. Новых воспоминаний с ним не будет.

Убегаю в каюту, чтобы Кин не видел моих слез. Утирая глаза футболкой, я слышу, как он окликает меня.

– Принеси, пожалуйста, ведро!

Судя по спокойному тону, мы не тонем. Паниковать ни к чему, но я хватаю ведро и быстро поднимаюсь наверх. Что-то шумно пролетает мимо меня и с брызгами падает в воду. С десяток летающих рыб бьются на палубе. Несколько маленьких серебристых рыбок лежат неподвижно – видимо, расшиблись при падении; остальные подпрыгивают, их тонкие крылья трепещут, словно рыбы пытаются взлететь.

– Собери, пожарим на ужин.

Пока Кин говорит, на палубу падает очередная рыба. Летучие рыбы мне не в новинку. Мы с Беном уже сталкивались с ними – во время плавания одна такая рыба влетела в открытое окно каюты, и мы обнаружили ее, лишь когда вернулись в порт. Меня эти мелкие камикадзе не умиляют.

– Филейный нож в сумке, – говорит Кин. – Перед заморозкой тебе придется их выпотрошить.

– Мне?

– Почему бы и нет? Отличная возможность научиться. Я подскажу, как это делается.

Рыбы бьются, и ведро дергается у меня в руке. Они гораздо меньше скумбрии, и я уже мысленно представляю, как во время потрошения лишаюсь пальца.

Я протягиваю Кину ведро.

– Приготовить – с радостью, но потрошить тебе придется самому.

Глаза Кина скрыты очками, но уголки рта подергиваются, словно он вот-вот рассмеется.

– Что ж, честная сделка.

Я берусь за румпель.

Кин вспарывает брюхо рыбе длиной с его ладонь. Он действует уверенно и вместе с тем аккуратно.

– Анна, не возражаешь, если я спрошу, сколько тебе лет?

– Двадцать пять. А тебе?

– В конце месяца исполнится тридцать. А именно – тридцатого числа.

– Моя мама называет этот день – когда возраст равен дате – «волшебным днем рождения». Мой случился, когда мне исполнилось пять лет.

– И он был волшебным?

– Ну, я получила все, что хотела. Бабушка испекла торт с розовыми розами, мне подарили куклу-принцессу со светящейся короной, а папа снял с моего велосипеда страховочные колеса. Тогда мне это казалось волшебным, но позже я поняла, что мои желания были довольно типичными для пятилетней девочки.

– С другой стороны, ты двадцать лет верила, что определенные дни рождения бывают волшебными. Я бы хотел, чтобы мне снова было двадцать пять.

Что-то в тоне его голоса удерживает меня от вопроса «почему». Кин чистит рыбу, больше ни словом не нарушая повисшего неловкого молчания. Он уносит рыбу в холодильник, затем возвращается и садится в рубке, глядя в сторону. Так, в молчании, мы миля за милей проплываем вдоль Эксумского района. Солнце садится в океан. На Бимини закат походил на картину безумного художника, а здесь словно багряные пальцы медленно протянулись сквозь золотую краску.

– Боже, ну и мрачная мы парочка! – вздыхает Кин. – Ты, тоскующая по Бену, и я, расчувствовавшийся из-за ерунды. А сейчас вот я увидел закат и подумал, что Бог словно спрашивает меня, как я смею упиваться жалостью к себе, когда Он дарит такое зрелище.

– Ты веришь в Бога?

Кин пожимает плечами.

– Конечно. А ты нет?

– В последнее время Он не балует меня своей милостью.

– Я понимаю, почему ты так думаешь. Но подобные мгновения напоминают мне, насколько хуже могла быть моя жизнь.

– Хуже, чем остаться без ноги?

– Да. Я мог стать тем, кто это со мной сделал.

Допытываться я не хочу, а Кин, похоже, пояснять не собирается. Он встает.

– Пойду пожарю рыбу. Хочешь есть?

– Я же сказала, что сама приготовлю ужин.

– Мне нечем заняться. – Он уходит.

Темнеет, на небе появляются звезды. Гремят кастрюли, Кин насвистывает какой-то незнакомый мотив. Мы с Беном никогда не пользовались плитой во время плавания – из-за качки процесс приготовления пищи становится непредсказуемым. Мы почти всегда брали с собой готовую еду. Кину ветер и волны, похоже, не мешают. Примерно через час он приносит свечу, початую бутылку вина, которую я открыла еще на Бимини, и тарелки с жареной рыбой и гарниром из картошки и капусты.

Кин берется за румпель, а я вилкой отковыриваю кусочек рыбы. Снаружи она хрустящая, а внутри мягкая, ничуть не похожая на рыбу.

– Я бы так хорошо не приготовила, – признаюсь я. – Чувствую себя неумехой.

– Запомни этот ужин. Потому что когда мы пойдем от Теркса и Кайкоса в Сан-Хуан, где не будет возможности причалить к берегу и купить еды, ты устанешь от постоянной лапши.

– Боже, я никогда бы не смогла дойти сама до Сан-Хуана. Я едва проплыла из Майами до Бимини.

– Но ведь проплыла!

Отпив из бутылки, Кин передает ее мне. Пить из горлышка, которое он только что трогал губами, слишком интимно, но к черту. Это всего лишь вино.

– Даже я в одиночку не рискнул бы идти в Сан-Хуан.

– Думаешь, я смогу самостоятельно плыть по Карибскому бассейну?

– Уверен. Главное, чтобы погода не испортилась. Поскольку уже почти зима, это вполне вероятно.

– А что мне делать, если погода испортится?

– Если будешь в море, то продолжай плыть. Однако если есть возможность переждать непогоду, то оставайся там, где она тебя застанет, и просто пей побольше рома, пока не распогодится.

Мы доедаем рыбу, и я иду мыть посуду. Вскоре Кин зовет меня, чтобы сменить курс в сторону Свиного острова. Уже темно, так что раньше утра я на остров не сойду, но меня переполняет возбуждение – вскоре я достигну одной из целей Бена, да еще и собственными глазами увижу этих свиней.

Я поднимаюсь на палубу, и мы меняем курс яхты, затем допиваем вино, поочередно прикладываясь к бутылке. К тому времени, когда мы подплываем к острову, в моем желудке разгорается маленький теплый огонек. На Бимини я была пьяна и не в себе; сегодня я наслаждаюсь умиротворением.

Мы не единственные на стоянке у острова. Поднявшись на нос, чтобы бросить якорь, я насчитала в серповидном заливе около десяти других судов. В темноте их якорные огни сияют, словно звезды.

– Хочешь поплавать? – спрашиваю я, раздеваясь до купальника и переступая через ограждение кормы.

– Насколько ты сейчас пьяна, если считать Бимини за десятку? – спрашивает Кин.

– На троечку, – хихикаю я.

– Присоединюсь к тебе чуть позже.

Я прыгаю в воду и плыву на спине. По ночному небу летят кометы, а я стараюсь не загадывать желание о том, чтобы Бен был рядом. Краем глаза я вижу Кина, плывущего за мной. Мы довольно долго качаемся на волнах, не говоря ни слова. Я молчу, даже когда из уголка моего глаза скатывается слеза и падает в океан.

Взбираемся на яхту. Мои пальцы сморщились, словно сушеные сливы. Спустившись в каюту, я набираю в ведро пресную воду, чтобы Кин омыл ногу, и переодеваюсь в пижаму. Когда входит Кин, я уже лежу в кровати.

– Спасибо, что привез меня сюда. Особенно учитывая, что мой план тебе не понравился.

– Ничего не имею против твоего плана. Я лишь надеюсь, что он оправдает твои ожидания.

* * *

Бена живо интересовали свиньи. Одни источники утверждали, что свиней на остров завезли моряки, намереваясь потом возвращаться и есть их. Другие гласили, что свиньи приплыли на остров после кораблекрушения. Как бы там ни было, они избежали одомашнивания; по-моему, именно это больше всего и нравилось Бену.

Он учился в Принстонском университете и работал в логистической компании родителей, чтобы оправдать их ожидания. Его мать считала, что я ему не соответствовала. Она не могла принять тот факт, что ее сын влюбился в девушку, которая работала в эротическом ресторане. Я была слишком светловолосой, слишком хорошенькой и слишком посредственной для богатого молодого мужчины с Будущим. Порой я задумываюсь над тем, пережили бы наши отношения неодобрение его родителей? А может, он убил себя, чтобы освободиться?

Положив в шлюпку пятифунтовый мешок картошки, я плыву к берегу. Там уже есть люди. Кто-то утром приплыл на моторном катере и встал на якорь на мелководье. Другие прибыли на шлюпках с судов, стоящих в гавани. Минут пятнадцать назад с соседнего острова приплыл речной трамвайчик с туристами. Они развлекались, делая селфи и снимая видео.

Я доплываю до мелководья, и большая, усыпанная коричневыми пятнами свинья с рявканьем закидывает ногу на шлюпку и пытается влезть в нее. Испугавшись, я бросаю свинье картошку, и она принимается жадно ее пожирать. Другие свиньи, завидев новый источник пищи, подплывают и окружают меня. Мешок с картошкой быстро пустеет.

Как Кин и предупреждал, свиньи сразу бросают меня и плывут дальше в поисках тех, кто их накормит. Обидно до слез. Не оттого, что Кин был прав или свиньи оказались не такими уж и очаровательными, а потому, что Бен ошибался. Нет здесь никакой свободы. Только иллюзия, построенная на гниющих фруктах, кусках хлеба и пятифунтовых мешках картофеля.

Когда я уплывала, Кин сидел в рубке, ругался и звякал деталями, которые он то добавлял, то убирал из разобранного мотора, пытаясь его починить. Я еще не готова вернуться. Не готова признать его правоту. Вытащив шлюпку на песок, я брожу вдоль полосы прибоя и собираю вынесенных волнами на берег морских звезд. Живых бросаю в воду, а мертвых оставляю себе. На похоронах кто-то сказал мне, что в моих воспоминаниях Бен всегда будет жив, но это совершенно не одно и то же.

Солнце на полпути к полудню. Я плыву к яхте, и свиньи меня не беспокоят.

– Как все прошло? – спрашивает Кин.

Мотора нигде не видно. Интересно, удалось Кину его починить или все усилия оказались напрасными?

– Не знаю.

Он разводит руки в стороны.

– Тебя обнять?

Смеясь сквозь слезы, я подхожу к нему. Его руки знают, как нужно обнимать, его рубашка умиротворяюще пахнет солью и машинным маслом.

– В другое время мне эти свиньи, может, и понравились бы, – бормочу я в его плечо. – Но не сегодня. Ты был прав.

– Я не хотел этого.

– Мы можем отплыть?

Он отпускает меня, а мне хочется чуть подольше остаться в убежище его рук.

– Разумеется. В любой момент, когда пожелаешь.

Глава 9
увеличительное стекло

От Свиного острова мы идем на двигателе. Порт-Хау на южной оконечности Кэт-Айленд становится желанной передышкой после более чем шестидесяти миль плавания. Штиль, солнце недавно зашло, и только одна лодка стоит на якоре в заливе – большой двухмачтовый парусник «Шемино». Над водой плывет старый добрый рок-н-ролл, слабый запах сигарет и женский голос, подпевающий «ша-ла-ла» ирландцу Вану Моррисону.

– Привет! – громко кричат с парусника, и три пары рук взлетают в воздух в приветственном взмахе. В одной из рук полыхнула искорка зажженной сигареты.

Нас впервые приветствуют на стоянке.

Кин прикладывает ко рту руки рупором и кричит ответное приветствие, а я машу. Мы встаем достаточно близко к паруснику, бросаем якорь.

– Давайте к нам! – кричат с парусника.

После двух дней плавания и самокопаний я подустала от самой себя и готова пойти в гости, хотя не особо люблю заводить новые знакомства. Спустившись в каюту, Кин роется в сумке.

– Ты идешь? – спрашивает он, обнюхав и отбросив в сторону серую футболку.

– Да.

Мы обветрились и пропитались средствами от загара, но я умываюсь и меняю старую белую рубашку Бена, ставшую моей неофициальной формой для плавания, на красный топик с цветочным узором. Обувь я не надеваю, зато брызгаю на себя духами, чтобы замаскировать запах пота. Кин надевает джинсы. Хочет скрыть протез?

– Чтобы новые знакомые не испытывали неловкости, – поясняет он, словно прочитав мои мысли.

– Мне казалось, тебя это не особо напрягает.

– Так и есть. Просто не хочется, чтобы люди сначала замечали мой протез, а не меня самого. – Он достает из сумки бутылку «Гиннесса». – Пусть лучше заметят мое обаяние и чертовски красивое лицо.

– Какое еще обаяние?

– То есть с тем, что у меня красивое лицо, ты согласна?

Я подмигиваю.

– Не знаю, не заметила.

Кин кладет руку на грудь.

– Ты ранила меня в самое сердце.

Я смеюсь.

– Ладно, красавчик, идем знакомиться с новыми соседями.

Мы садимся в шлюпку; я держу пиво, а Кин берется за весла. Некоторые мачты парусника увешаны китайскими бумажными фонариками, с палубы доносятся теперь песни группы «Crosby, Stills & Nash». Вспомнилась коллекция старых пластинок Бена, оставшаяся в Форт-Лодердейле. Коллекцию – вместе с остальными вещами Бена – забрала его мать. Бен был бы рад новым знакомствам. Он непременно сказал бы, что весь смысл этого путешествия заключается в том, чтобы больше узнать о мире. Мне не хватает прошлого, когда весь мой мир вертелся вокруг Бена, однако сегодня я не хочу впускать печаль в сердце.

Кин бросает швартовый трос крупному седому как лунь мужчине с мощной шеей и широким лицом. Тот улыбается, зияя пустотой на месте одного из передних зубов, и приветствует нас на борту «Шемино» энергичным крепким рукопожатием.

– Я Роэн, – представляется он с незнакомым акцентом и ведет нас в центральную рубку. – А это мои друзья.

Их двое. Женщина обнимает за шею мужчину, между пальцев у которого дымится сигарета. У обоих темные волосы, но мужчина белокожий, а женщина смуглая. Роэн указывает сначала на мужчину, а потом на женщину.

– Это Джеймс и Сара.

Кин представляет нас и преподносит «Гиннесс» так, словно это бутылка дорогого вина.

– Подарок скромный, зато я привез его из самой Ирландии, так что можете быть уверены, что это не подделка.

Роэн предлагает нам присесть, а сам уходит в каюту. Кин садится напротив Джеймса и Сары, но когда я собираюсь устроиться рядом с ним, Сара хлопает по свободному месту рядом с собой.

Вырез ее белой блузки в крестьянском стиле соскальзывает с плеча. У Сары красные губы, а глаза подведены просто идеально. Она выглядит крутой и опытной, и я чувствую себя рядом с ней потной дояркой. Не удивлюсь, если Кин сейчас не сводит с нее глаз. Смотреть на него, чтобы подтвердить или опровергнуть свои догадки, я не хочу. Сара такая красивая, что я не могу отвести от нее глаз.

– Анна, ты умеешь плавать с аквалангом?

В прошлом году под Рождество Бен купил нам сертификаты на обучение подводному плаванию, однако мы так и не воспользовались ими.

– Я умею плавать с трубкой и маской.

– Это нужно исправить, – говорит Сара так, словно мы старые друзья. – Мы здесь именно этим и занимаемся – ныряем.

У нее британский акцент, что поднимает уровень ее гламурности на миллион пунктов.

Джеймс, темноглазый, со скептическим изгибом губ, объясняет, что последние шесть месяцев они исследуют подводные пещеры, плавают с китами, ловят лобстеров… Кстати, у Джеймса тоже британский акцент.

– По документам, Роэн катает дайверов из Нассау, а мы его команда, – поясняет Джеймс. – Но он берет столько заказов, чтобы хватило лишь на пиво и кислородно-азотную смесь для подводных погружений.

Я рассказываю, что мы с Кином плывем из Флориды до Пуэрто-Рико, а потом я в одиночестве продолжу путь в Карибский бассейн. В моем рассказе я выгляжу гораздо более опытным мореплавателем, чем на самом деле. Я не упоминаю Бена по той же самой причине, по которой Кин молчит про свой протез, – не хочу, чтобы первой реакцией на меня стала жалость.

Возвращается Роэн с запотевшими бутылками «Хайнекена».

Мы общаемся, и Джеймс во время разговора курит одну сигарету за другой. Выясняется, что у Роэна акцент племени африкаанс, потому что он родом из Южной Африки. У Сары британские, французские и алжирские корни, она инфлюэнсер в «Инстаграме»[7]7
   Социальная сеть, принадлежащая компании Meta, признанной экстремистской организацией и запрещенной на территории Российской Федерации.


[Закрыть], ей платят за ее селфи. Как и Кин, наши новые знакомые много путешествовали, и чем больше они рассказывают о своих приключениях, тем большей провинциалкой я себя ощущаю. Сара вспоминает подводные каникулы, которые она провела с друзьями на Пулау-Перентиан-Кесиль – острове, который я ни за что не смогу найти на карте. Джеймс упоминает о том, что целый год преподавал английский в Японии. А Кин рассказывает, как участвовал в регате Сидней – Хобарт на борту семидесятифутовой гоночной яхты.

Заслышав знакомые названия, они подхватывают истории друг друга, а я могу сказать лишь, что однажды посетила Гранд-Каньон.

– Мне всегда хотелось увидеть каньон, – говорит Сара. – Увы, Америка такая большая, что ее жители не могут объехать всю свою страну, не говоря уж о том, чтобы посетить остальные страны.

Бен смотрелся бы здесь уместнее, чем я. У его семьи достаточно денег для путешествий по миру, а сам он во время учебы в колледже ухитрился пешком обойти Центральную и Южную Америку. Ему было бы что рассказать, а вот я могу лишь поделиться тем, как ссорилась с сестрой на заднем сиденье автомобиля.

Пару бутылок спустя я, извинившись, выхожу в уборную. По сравнению с моей яхтой «Шемино» огромен и, несмотря на тут и там валяющиеся принадлежности для подводного плавания, очень хорошо обустроен. Койка в носовой части большая, под стать габаритам Роэна, а камбуз совсем как настоящая кухня: здесь есть микроволновка и посудомоечная машина с функцией сушки. Когда я выхожу из ванной, у дверей меня поджидает Сара.

– Кин – твой?

– Что? – Вопрос застает меня врасплох.

– Я пытаюсь выяснить, есть ли у вас отношения.

– А. Нет, мы просто путешествуем вместе.

Сара улыбается.

– Он лакомый кусочек.

Я воспринимаю Кина как человека, который в буквальном смысле слова спас мою задницу. Однако благодаря Саре сейчас смотрю на него другими глазами. Боже, почему я не разглядела его сразу?

– Ну… да.

Она рассмеялась низким, чарующим смехом.

– Только сейчас обратила внимание?

– Нет. Ну… может быть.

Ее идеальные брови выгнулись арками.

– Теперь ты изменишь свой ответ?

Я не хочу заявлять права на попутчика, однако внезапно, вспомнив о его протезе, испытываю острое желание защитить Кина. Изменятся ли чувства Сары, когда она увидит его протез? Или она сочтет Кина ущербным?

– Нет. Он не мой мужчина.

Я возвращаюсь к компании. На Кина словно навели увеличительное стекло, и я замечаю все. Как он улыбается – словно вот-вот рассмеется. Как он бурно жестикулирует во время разговора – словно приглашает весь мир на свою вечеринку. Какие у него идеальные плечи… Смотреть на него – как смотреть на горящую лампочку: даже с закрытыми глазами я продолжаю видеть его очертания.

Сара не садится на прежнее место рядом с Джеймсом – нет, она придвигается ближе к Кину, и это порождает во мне бурю недовольства. Я не ревную, просто мне кажется, что Кин достоин лучшего. Вместе с тем я осознаю всю нелепость своих мыслей: ведь их отношения – не мое дело.

После полуночи Джеймс тушит сигарету, встает и машет нам рукой на прощание.

– Пойду спать. Рад был познакомиться.

– Куда вы поплывете потом? – спрашивает меня Роэн.

Сара касается руки Кина и смеется. Кин рассказывает ей об очередной регате, а Сара улыбается и все внимание уделяет только ему – и Кин поворачивается к ней.

– Мы направляемся к островам Теркс и Кайкос, – отвечаю я. – Завтра на Рам-Ки, затем на Саману и Маягуану.

Роэн делает долгий глоток.

– Утром мы плывем в Порт-Хау. Можете присоединиться к нам, и на следующий день мы поплывем на Рам-Ки вместе.

– Хорошая мысль, – говорит Сара, прерывая рассказ Кина. – Анна, мы можем вместе пойти на твоей яхте, а мальчики пусть плывут позади.

– Что скажешь? – спрашиваю я Кина, пытаясь интонацией передать свое нежелание плыть на Кэт-Айленд – этого не было в планах Бена.

Увы, Кин не понимает моих сигналов.

– Отличная идея.

– Значит, решено, – заявляет Роэн официальным тоном.

Встав, он принимается собирать со стола пустые бутылки. Пожелав нам спокойной ночи, Роэн с полными руками пустых бутылок уходит в каюту. Мы остаемся втроем, но один из нас здесь явно лишний.

– Я, наверное, вернусь на яхту. Если вы… – Я осекаюсь, чтобы по моему тону не стало понятно, будто я ожидаю, что они переспят сразу после моего ухода. Хотя я более чем уверена, что именно это и произойдет. – Я приплыву утром.

– Незачем. Я возвращаюсь с тобой, – говорит Кин.

Если Сара и разочарована, то скрывает это. Расцеловав нас на прощание в обе щеки, она говорит, что рада знакомству.

– Анна, я серьезно говорила насчет того, чтобы идти вместе на твоей яхте. Подумай. И позвоните нам утром.

– Обязательно.

Склонившись к уху Сары, Кин шепчет что-то такое, от чего ее губы складываются в лукавую сексуальную улыбку.

Мы уходим.

– Приятные люди, – говорит Кин, когда мы отплываем.

Он смотрит на «Шемино»… или на Сару, которая, быть может, все еще стоит на палубе?

– Да.

– Все хорошо?

Я киваю, хотя испытываю серьезные сомнения. Теперь, когда я увидела Кина в другом свете, у меня не получается воспринимать его по-прежнему. Он мужчина, к тому же исключительно привлекательный, а мы вдвоем на маленькой яхте.

– День был долгим. К тому же я чуток перепила пива. Все было замечательно.

– Хочешь остаться здесь еще на день?

– Не знаю.

– Сделаем так, как ты захочешь, Анна. Однако должен сказать, здесь есть, на что посмотреть: руины плантации, красивый заброшенный монастырь.

Этого острова не было в планах Бена, но мне хочется увидеть его.

– Ладно, остаемся.