Текст книги "Когда пируют львы. И грянул гром"

26

Йоханнесбург для Шона обеднел без Даффа. Улицы уже не казались оживленными, в Рэнд-клубе ему было скучно; волнение, которое он прежде испытывал на бирже, притупилось. Однако он по-прежнему ходил на биржу: приходилось работать и со своей долей, и с долей Даффа.

После долгих совещаний с Градски и Максом Шон поздно вечером возвращался к себе в гостиницу. Напряженный день изматывал его, глаза болели от усталости, а мозг настолько уставал, что для раскаяния уже не оставалось сил. Вдобавок его очень тяготило одиночество. Он шел в Оперный театр, находил подходящую компанию и топил усталость в шампанском. И когда какая-нибудь девица, забравшись на большой стол в центре комнаты, отплясывала там канкан, а потом замирала перед Шоном и Тревором Хейнсом, склонив голову до колен и до самых плеч задрав юбки, Шон безропотно уступал Тревору право стащить с нее трусики, хотя еще неделю назад он скорее разбил бы Тревору нос, чем сделал это. Шон больше не находил в этом ничего интересного. И домой возвращался рано.

В следующую субботу, в полдень, на еженедельную планерку в кабинет явились Кёртис и Франсуа. Когда они закончили и Градски ушел, Шон обратился к ним с предложением:

– Хотите пойти со мной в бар «Гранд-Националя»? Раздавим бутылочку-другую, отметим, так сказать, окончание рабочей недели.

Кёртис и Франсуа беспокойно заерзали на стульях.

– Понимаете, босс, мы уже договорились встретиться с ребятами в «Светлых ангелах».

– Отлично, я иду с вами, – с энтузиазмом сказал Шон.

Перспектива снова посидеть, выпить с простыми людьми вдруг показалась ему весьма привлекательной. Его уже тошнило от необходимости проводить время в компании тех, кто жал ему руку, с улыбочкой заглядывал в лицо, а сам только и ждал удобного момента, чтобы его уничтожить. А как было бы здорово пойти с этими двумя и говорить о шахтах, а не об акциях и облигациях, смеяться вместе с людьми, которым наплевать на то, что «Сентрал Рэнд консолидейтед» в понедельник поймает котировку шестьдесят шиллингов за акцию. Он выпьет с Франсуа и Кёртисом, а потом, возможно, подерется с кем-нибудь, и это будет честный, сногсшибательно красивый кулачный бой. О господи, да, конечно, как было бы хорошо побыть с людьми, души которых чисты, – пусть под ногтями у них грязь, а рубашки под мышками потемнели от пота.

Кёртис и Франсуа быстро переглянулись.

– Да там в основном будут работяги, босс, там всегда по субботам собираются старатели, которые ковыряются в земле.

– Вот и отлично, – сказал Шон. – Пошли.

Он встал, застегнул на все пуговицы светло-серый плащ с лацканами, обрамленными черным муаровым шелком в тон черной жемчужине на булавке галстука, и взял лежащую на столе трость.

– Пойдем, не будем терять время.

Чтобы добраться до шумной «Таверны светлых ангелов», надо было преодолеть всего один квартал. Шон улыбнулся и прибавил шагу, словно старая охотничья собака, вновь почуявшая в ноздрях запах птицы. Франсуа и Кёртис шагали по сторонам, стараясь не отставать.

На барной стойке таверны стоял огромный землекоп. Шон сразу узнал его – это был рабочий из его шахты «Сестренка». Закинув голову и изогнувшись всем телом, чтобы уравновесить тяжелую плетеную бутыль, он приник губами к ее горлышку, и кадык его равномерно ходил взад-вперед. Его окружала толпа, и все хором скандировали:

– Пей до дна, пей до дна, пей до дна…

Землекоп закончил, швырнул бутыль в дальнюю стенку и смачно рыгнул. Потом поклонился, милостиво принимая аплодисменты публики, и только тогда заметил стоящего в дверях Шона. Тыльной стороной ладони работяга виновато вытер губы и спрыгнул со стойки. Остальные тоже повернулись к двери и увидели Шона. Шум постепенно стих. Все молча заняли свои места у стойки. Шон шагнул в помещение в сопровождении Франсуа и Кёртиса, положил на стойку стопку соверенов:

– Бармен, прибери-ка их и наливай всем! Я угощаю! Сегодня суббота, самое время повеселиться как следует.

– Спасибо, мистер Кортни!

– Ваше здоровье, мистер Кортни!

– Gezondheid[35]35
  Ваше здоровье (голл.).


[Закрыть], мистер Кортни!

Голоса звучали несколько приглушенно – из уважения.

– Пейте, ребята, там этого золота еще полно.

Шон вместе с Франсуа и Кёртисом стояли у стойки. Он шутил, и они смеялись. Говорил он громко, как с добрыми товарищами, а счастливое лицо так и сияло от удовольствия. Он заказал еще выпивки.

Скоро дал о себе знать мочевой пузырь, и Шон отправился в туалет. Там были люди, они о чем-то говорили, и он не стал заходить сразу, остановившись послушать.

– …Чего он приперся сюда, чего ему надо? Катился бы лучше в свой дерьмовый Рэнд-клуб.

– Ш-ш-ш! Тихо ты! А вдруг он услышит? Хочешь потерять работу?

– А мне плевать! Да кто он такой?! «Пейте, ребята, там этого золота еще полно… я босс, ребята, делайте, что вам сказано, ребята, поцелуйте меня в задницу, ребята».

Шон застыл как парализованный.

– Да заткнись ты, Фрэнк, он скоро уйдет.

– Чем скорее, тем лучше, это я вам говорю. Ишь вырядился, ублюдок: сапожки за десять гиней, золотая тросточка. Пусть проваливает к своим.

– Да что ты орешь, успел уже нажраться…

– Да, успел, вот сейчас пойду туда и скажу это все ему прямо в лицо…

Шон потихоньку вышел и медленно направился к стойке, где стояли Франсуа с Кёртисом:

– Вы меня простите, ребята, совсем забыл, у меня сегодня еще одно важное дело…

– Очень жаль, босс, – облегченно вздохнув, сказал Кёртис. – Ну что ж, может, тогда в другой раз?

– Да, как-нибудь в другой раз.

Они были рады, что он уходит в свой Рэнд-клуб. А там трое чуть не подрались за то, чтобы угостить его выпивкой.

27

В тот вечер он обедал с Кэнди и за ликером рассказал ей о случившемся. Она выслушала его до конца, не перебивая.

– Они не хотели, чтобы я там был! Не понимаю, что я им сделал, за что они меня так не любят.

– И это тебя беспокоит?

– Да, это меня беспокоит. Раньше никто так ко мне не относился.

– Я рада, что это тебя беспокоит, – мягко улыбнулась она. – Когда-нибудь из тебя получится неплохой человек.

– Нет, но за что они меня ненавидят? – снова гнул свое Шон.

– Завидуют. Ты же сам сказал, что говорил тот человек. «Сапожки за десять гиней, золотая тросточка» – вот что стоит за этим. Теперь ты уже не такой, как они, ты богатый. И не жди, что они с этим смирятся.

– Но я же ничего плохого им не сделал, – возражал он.

– А это не обязательно. В этой жизни я поняла одно: за все, что ты получаешь, надо платить. И это вот и есть часть твоей платы за успех.

– Черт возьми, как жаль, что рядом нет Даффа, – сказал Шон.

– Ну да, и Дафф растолковал бы тебе, что это – чушь собачья, да? – проговорила Кэнди. – «Да наплюй ты на них на всех, дружок, на это немытое быдло! Нам и без них хорошо», – передразнила она Даффа.

Шон потер нос и уставился в стол.

– Прошу тебя, Шон, не слушай Даффа, когда он начнет тебя учить, что на людей нужно плевать. Он и сам в это не верит, но говорит очень убедительно. Нет, люди – это очень много в жизни, люди важнее, чем золото, чем земля, чем все остальное на свете.

Шон поднял голову:

– Я это однажды уже понял… когда попал под обвал в шахте. Для меня это стало очень ясно – там, в темноте, в грязи. И я тогда дал себе слово. – Он неуверенно улыбнулся. – Я сказал себе, что больше никогда никому не принесу страданий, если смогу, конечно. Я серьезно думал об этом, Кэнди. Тогда это чувство было очень сильным, но… но…

– Да, мне кажется, я понимаю. Принять такое решение очень непросто, но еще труднее сдержать его. Одно-единственное переживание вряд ли способно изменить образ мысли человека. Это как строить стену, кирпичик к кирпичику. Каждый раз прибавляешь совсем немного, а потом видишь: стена готова. Я тебе говорила, Шон, что в тебе есть сила. Мне кажется, когда-нибудь ты закончишь строить свою стену, и когда это случится, слабых мест в ней не будет.

28

В следующий вторник Шон отправился в Ксанаду – в первый раз после отъезда Даффа. В танцевальной зале Джонсон и еще четверо клерков упаковывали и маркировали подарки.

– Дело идет к концу, Джонсон?

– Почти, мистер Кортни. Завтра с утра пришлю сюда пару фургонов, и заберем все это.

– Да уж, пожалуйста. Не хочу, чтобы это барахло здесь больше валялось.

По мраморной лестнице он поднялся, постоял на верхней площадке. Дом казался совсем вымершим: новенький, стерильно чистый, он словно ждал, когда сюда явятся люди и пробудят его к жизни. Шон прошел по коридору, останавливаясь перед картинами, которые подбирала сюда Кэнди. Они были писаны маслом, в мягких тонах – женщины любят подобные вещи.

– Без них можно обойтись… лучше повешу что-то другое, где больше огня, больше алого, черного, ярко-синего.

Он распахнул дверь в свою спальню. Здесь ему больше понравилось: на полу колоритные персидские ковры, стены обшиты темными атласными панелями и кровать – хоть играй на ней в поло. Он улегся на нее и стал смотреть в потолок, украшенный витиеватым орнаментом:

– Эх, скорей бы вернулся Дафф, как бы мы хорошо с ним зажили в этом доме!

Он встал и снова спустился.

– Все закончено, сэр.

– Молодец! Тогда свободен.

Он прошел в кабинет, приблизился к пирамиде для ружей. Взял дробовик системы Пурди, подошел к окну и посмотрел на свет. Ноздри слегка раздулись, он сразу вспомнил запах ружейного масла. Положил ружье на плечо и почувствовал его вес, волнующий, возбуждающе приятный. Повел стволами по дуге через все помещение, следуя за полетом воображаемой птицы, и вдруг в поле зрения попало лицо Даффа. Шон так удивился, что застыл на месте, наставив стволы ему в голову.

– Не стреляй, я не буду делать резких движений, – мрачно заявил Дафф.

Шон опустил ружье, отнес его обратно к пирамиде.

– Здравствуй, – сказал он.

– Здравствуй, – ответил Дафф, продолжая стоять в проеме двери.

Шон сделал вид, будто никак не может пристроить ружье в пирамиде, и стоял спиной к Даффу.

– Ну, как поживаешь, дружок?

– Прекрасно! Отлично!

– А как остальные?

– Это ты о ком, в частности, спрашиваешь?

– Кэнди, например.

Шон ответил не сразу, взвешивал вопрос.

– В общем… если бы ты сунул ее в камнедробилку, могло быть и хуже.

– Значит, не очень?

– Очень даже не очень, – согласился Шон.

Они постояли, помолчали.

– Я так понимаю, ты сейчас тоже не очень ко мне, так? – спросил наконец Дафф.

Шон пожал плечами и подошел к камину.

– Даффорд, вы свинья, – непринужденно заявил он.

Дафф сощурился:

– Ну что ж, приятное было знакомство, дружок. Полагаю, с этого момента дорожки наши расходятся?

– Хватит молоть чушь, Дафф, зря тратишь время. Налей-ка лучше да расскажи, каково это – быть свиньей. А еще я хочу обсудить с тобой живопись, которую Кэнди развесила в коридоре наверху. Не знаю, то ли подарить кому-нибудь, то ли просто сжечь.

Дафф, подпиравший плечом дверной косяк, выпрямился и безуспешно попытался скрыть вздох облегчения, хотя лицо выдавало его.

– Но прежде чем закроем тему и похороним ее, – быстро продолжил Шон, – я хочу сказать тебе следующее. Мне очень не нравится твой поступок. Я понимаю, почему ты так поступил, но лично мне это не нравится. Это все, что я могу сказать. Хочешь что-нибудь добавить?

– Нет, – ответил Дафф.

– Тогда ладно. Думаю, ты отыщешь в шкафу бутылочку курвуазье, она стоит сразу за графином с виски.

В тот вечер Шон отправился в «Кэндис-отель». Кэнди он нашел в кабинете.

– Кэнди, он вернулся.

– О-ох! – Кэнди перевела дыхание. – Ну как он, а, Шон?

– Немного исправился, но не так чтобы очень.

– Да я не об этом… он здоров?

– Как всегда. Он был настолько любезен, что спросил, как у тебя дела, – сказал Шон.

– И что ты ему сказал? – спросила Кэнди.

Шон пожал плечами и уселся на стул рядом с ее рабочим столом. Посмотрел на высокие столбики соверенов – Кэнди как раз занималась подсчетом.

– Это что у тебя, вчерашняя выручка? – спросил он, уходя от ответа.

– Да, – рассеянно ответила она.

– Да ты у нас богачка… может, пойдешь за меня? – улыбнулся он.

Кэнди встала и подошла к окну.

– Я так полагаю, вы оба сейчас поедете в Ксанаду, – сказала она.

Шон что-то пробурчал.

– А «Покои Виктории» займут братья Хейнс, – быстро продолжила она, – они уже говорили со мной об этом, так что не беспокойся. Там вам будет веселей, лучше и не придумать. Держу пари, каждый вечер будет полно гостей. Ничего не имею против, с этим я уже смирилась.

Шон подошел к ней и, осторожно взяв за локоток, повернул к себе. Достал из верхнего кармана шелковый носовой платок и протянул, чтобы она высморкалась.

– Ты хочешь с ним встретиться, Кэнди?

Не доверяя голосу, она покачала головой.

– Я присмотрю за ним, как и обещал.

Он обнял ее, затем повернулся, чтобы уходить.

– Шон! – окликнула она и, когда он оглянулся, попросила: – Ты уж заходи ко мне, хоть иногда. Пообедаем вместе, поговорим. Ты же останешься моим другом, правда?

– Конечно. Конечно, дорогая Кэнди.

Она улыбнулась сквозь слезы:

– А пока пакуй вещи, свои и Даффа, а я велю отвезти их к вам в Ксанаду.

29

Шон через стол посмотрел на Даффа, ожидая его поддержки. Они сидели в зале заседаний совета директоров. Дафф выпустил густое кольцо сигарного дыма. Вращаясь и расширяясь, как круг от брошенного камня на воде, оно наткнулось на крышку стола и раздробилось. Шон с горечью понял, что поддерживать его Дафф не собирается. Накануне они долго спорили, чуть не полночи. Шон все надеялся: а вдруг Дафф все-таки передумал? Теперь стало ясно, что это не так. И тогда он снова обратился с просьбой, в последний раз:

– Они запросили увеличения заработной платы на десять процентов. Я считаю, это справедливо, потому что цены в городе подскочили, а зарплаты остались те же. У этих людей есть жены и дети, джентльмены, почему вы не принимаете это в расчет?

Дафф выпустил еще одно колечко дыма, а Градски достал из кармана часы и многозначительно на них посмотрел. Макс кашлянул и вставил свое слово:

– Мистер Кортни, мне кажется, мы все уже обсудили. Может, приступим к голосованию?

Градски поднял руку – это означало, что он против Шона. На Даффа Шон и смотреть не хотел. Не хотелось видеть, как он голосует заодно с Градски. Но он все же заставил себя повернуть голову. Обе руки Даффа лежали перед ним на столе. Он выпустил еще колечко и наблюдал, как оно разбилось о крышку стола.

– Кто за это предложение? – спросил Макс, и Дафф с Шоном одновременно подняли руки.

Только теперь Шон понял, как много бы значило, если бы Дафф проголосовал против него. Дафф подмигнул ему, и Шон не сдержал улыбки.

– Значит, тридцать голосов «за» и шестьдесят «против», – объявил Макс. – Следовательно, предложение мистера Кортни отклоняется. О принятом решении я проинформирую руководство Союза горняков. А теперь, перед тем как закрыть заседание, у кого-нибудь есть еще вопросы?..

Шон с Даффом вернулись в свою контору.

– Я поддержал тебя только потому, что знал: Градски все равно победит, – весело сказал Дафф.

Шон хмыкнул.

– Конечно, он прав, – невозмутимо продолжил Дафф, придержав дверь в кабинет Шона. – Повышение заработной платы на десять процентов означает резкий скачок общих эксплуатационных расходов, до десяти тысяч в месяц.

Шон ногой захлопнул за собой дверь и ничего не сказал.

– Да ради бога, Шон, брось ты эту свою позицию всеобщего благодетеля, не доводи ее до абсурда. Градски прав – Крюгер в любой момент способен накинуть на нас еще какой-нибудь свой налог, и нам придется финансировать все эти новые проекты развития Ист-Рэнда. Нам ни в коем случае нельзя сейчас допустить, чтобы издержки производства поползли вверх.

– Ладно, – пробурчал Шон, – все уже решено. Но я очень надеюсь, что мы в результате не получим забастовку.

– Существует много способов разделаться с забастовками. У Градски есть договор с полицией, она на нашей стороне; кроме того, пару сотен человек всегда можно быстро перебросить из Кимберли, – объяснил ему Дафф.

– Черт подери, Дафф, но ведь это неправильно. И ты знаешь, что это неправильно. Даже вон тот нелепый Будда с маленькими глазками знает, что это неправильно. Но что я могу сделать? Черт побери, что я могу сделать?! – взорвался Шон. – Черт возьми, как ужасно чувствовать собственную беспомощность!

– Не забудь, ты сам захотел отдать ему в руки власть, – смеялся Дафф. – Ладно, хватит с нас попыток переделать мир, пошли домой.

Проходя через приемную, они наткнулись на Макса. Он был возбужден и явно нервничал.

– Простите меня, джентльмены, мне надо перекинуться с вами парой слов.

– От чьего имени, – резко спросил Шон, – от себя лично или от Градски?

– Это личное дело, мистер Кортни, – ответил Макс, понизив голос.

– А до завтра не подождет? – спросил Шон. Не останавливаясь, он прошел мимо и направился к двери.

– Прошу вас, мистер Кортни, это дело крайней важности, – взмолился Макс и отчаянно вцепился ему в руку.

– В чем дело, Макс? – спросил Дафф.

– Мне надо поговорить с вами наедине. – Макс снова понизил голос и с несчастным видом бросил взгляд на входную дверь.

– Ну ладно, говорите, – подбодрил его Дафф. – Мы сейчас одни.

– Нет, только не здесь. Мы можем встретиться немного позже?

Дафф вскинул брови:

– В чем дело, Максимилиан? Только не говорите, что вы хотите продать неприличные картинки.

– Сейчас мистер Градски ждет меня в гостинице. Я сказал ему, что пойду поищу кое-какие бумаги, и, если я немедленно не вернусь, он что-нибудь заподозрит.

Макс уже чуть не плакал, кадык его ходил вверх и вниз, то выскакивая из-под высокого воротничка, то снова прячась. Дафф вдруг очень заинтересовался.

– И вы не хотите, чтобы Норман об этом знал? – спросил он.

– Ни боже мой! – На глазах у Макса уже наворачивались слезы.

– Когда вы хотите встретиться?

– Сегодня вечером, после десяти, когда мистер Градски отправится к себе.

– Где?

– В восточном конце отвала шахты «Сестренка» есть обходная дорога. По ней сейчас никто не ходит.

– Я знаю ее, – сказал Дафф. – Мы будем прогуливаться там верхом в половине одиннадцатого.

– Спасибо, мистер Чарливуд, вы об этом не пожалеете.

Макс тут же рванулся к двери и исчез.

Дафф поправил бобровую шапку и ткнул Шона в живот концом своей трости:

– Понюхай-ка, втяни в себя воздух.

Дафф принюхался, и Шон последовал его примеру.

– Я ничего не чувствую, – заявил Шон.

– Воздух исполнен этим сладостным запахом, – объяснил ему Дафф. – Сладостным запахом предательства.

Из Ксанаду они выехали сразу после половины девятого. Дафф настаивал, чтобы оба надели черные накидки.

– Атмосфера, дружок, главное – атмосфера. Нельзя отправляться на подобные рандеву в грязных штанах цвета хаки и в veldschoen[36]36
  Вельдскуны, башмаки из сыромятной кожи (африкаанс).


[Закрыть]. Иначе все только испортишь.

– Ну уж нет. Будь я проклят, если выряжусь в этот маскарадный костюм. На мне нормальная одежда. Меня она устраивает.

– Неужели мне никак не убедить тебя заткнуть за пояс пистолет? – с задумчивым сожалением спросил Дафф.

– Не-а, – засмеялся Шон.

– Нет? – покачал головой Дафф. – Да ты у нас варвар, дружок. Никакого вкуса, вот беда.

Двигаясь по Йоханнесбургу, они старались избегать больших улиц и уже в полумиле от города выехали на дорогу в Кейптаун. В темной бездне неба плавал совсем тоненький серпик месяца. Но крупные звезды светили ярко, и в их свете белые отвалы шахт, каждый величиной с большой холм, смотрелись прыщами на лике земли.

Как ни странно, Шона охватило волнение – энтузиазм Даффа всегда действовал на него заразительно. Они скакали рядом легким галопом, почти касаясь друг друга стременами. Плащ Даффа развевался у него за спиной, а встречный воздух раздувал сигару Шона, и она казалась огромной раскаленной искрой.

– Придержи лошадь, Дафф, поворот где-то здесь. Он успел зарасти травой, можно пропустить.

Они натянули поводья и пошли шагом.

– Который час? – спросил Дафф.

Шон затянулся сигарой и поднес часы к ее пылающему кончик:

– Четверть одиннадцатого. Мы приехали рано.

– Спорим, наш Максимилиан явится раньше? Ага, вот дорога.

Дафф повернул лошадь, и Шон последовал за ним. Совсем рядом перед ними вырос крутой отвал шахты «Сестренка», облитый белым звездным светом. Чтобы его объехать, следовало окунуться в его тень. Лошадь Даффа захрапела и прянула в сторону, а Шону пришлось сжать бока своей коленями, поскольку она тоже принялась выплясывать.

Из чахлых кустов, растущих вдоль дороги, вышел Макс.

– Я рад, что мы встретились под этой луной, Максимилиан, – приветствовал его Дафф.

– Прошу вас, джентльмены, уведите лошадей с дороги. – Макс все еще был возбужден – не меньше, чем днем.

Они привязали лошадей к кустам рядышком с лошадью Макса и вернулись к нему.

– Ну, Макс, что новенького? Как семья? – спросил Дафф.

– Прежде чем мы начнем обсуждать наши дела, джентльмены, я хочу, чтобы вы дали мне слово чести: получится из этого что-нибудь или нет, вы не скажете никому ни слова о том, что я вам сегодня поведаю.

«Как он бледен, – подумал Шон. – Впрочем, возможно, дело в звездном свете».

– Я согласен, – сказал Шон.

– Вот те крест! – подтвердил Дафф.

Макс распахнул пальто и извлек из-под пазухи длинный конверт:

– Думаю, если сначала покажу вам вот это, легче будет объяснить вам свое предложение.

Шон взял конверт.

– И что там внутри, Макс? – спросил он.

– Последние отчеты четырех банков, с которыми имеет дело мистер Градски.

– Спички, Шон. Света нам, дружок, света! – нетерпеливо воскликнул Дафф.

– У меня с собой фонарь, – сказал Макс и присел, чтобы разжечь его.

Шон с Даффом присели вместе с ним и в круге желтого света развернули банковские отчеты. Изучали молча, внимательно. Наконец Шон откинулся на пятках назад и раскурил сигару.

– Ну что ж, я очень рад, что сам не должен такую кучу денег, – заметил он.

Сложив листы бумаги, он сунул их обратно в конверт и сдавленно засмеялся. Макс взял у него конверт и аккуратно спрятал куда-то под пальто.

– Ну хорошо, Макс… давай рассказывай… растолкуй нам все поподробней, – сказал Шон.

Макс наклонился и задул фонарь. То, о чем он собирался поведать, гораздо легче излагать в темноте.

– Большая сумма наличными, которую мистер Градски должен был выплатить вам, джентльмены, и снижение добычи на его алмазных копях в части, касающейся нового картельного соглашения в алмазной промышленности, – все это заставило его сделать огромный заем в каждом из всех своих банков.

Макс замолчал и прокашлялся.

– Суммы вы только что видели. Разумеется, банки потребовали гарантий, то есть обеспечения ссуды, и мистер Градски предоставил им весь свой пакет акций «Сентрал Рэнд консолидейтед». Банки установили нижний предел стоимости акции в размере тридцати пяти шиллингов каждая. Как вам известно, акции «Сентрал Рэнд консолидейтед» сейчас котируются по девяносто шиллингов, и это дает им большой запас прочности. Однако в случае, если акции упадут до тридцати пяти шиллингов, банки начнут их продавать. Они выбросят на рынок все акции «Сентрал Рэнд консолидейтед», которыми владеет мистер Градски, все до единой.

– Продолжай, Макс, – сказал Дафф. – Мне все больше нравится слушать твой голос.

– И мне пришло в голову вот что: если мистер Градски на какое-то время уедет из Йоханнесбурга – скажем, отправится в Англию покупать новое оборудование или еще что-нибудь в этом роде, – у вас, джентльмены, появится возможность опустить стоимость акции «Сентрал Рэнд консолидейтед» до тридцати пяти шиллингов. Если делать все аккуратно, на это понадобится дня три или четыре. Вы сыграете на понижение и пустите слух, что Ведущая жила на большой глубине выклинилась, то есть сжалась. Мистера Градски здесь не будет, некому будет защитить его интересы, и как только акции «Сентрал Рэнд консолидейтед» достигнут тридцати пяти шиллингов, банки станут от них избавляться. Цена на них обвалится, и вы, имея на руках достаточно наличных, сможете скупить акции «Сентрал Рэнд консолидейтед» всего лишь за небольшую часть их истинной стоимости. Не вижу причин, почему бы вам не получить контроль в компании и в придачу не заработать пару миллионов.

Снова наступило молчание. На этот раз оно длилось долго.

– А что ты будешь иметь от этого, Макс? – спросил наконец Шон.

– Вы выпишете мне чек на сто тысяч фунтов, мистер Кортни.

– Цены растут, – заметил Шон. – Я думал, что такого рода работа всегда стоила тридцать сребреников. И такса была установлена, кажется, твоими земляками.

– Заткнись! – резко оборвал его Дафф и уже помягче обратился к Максу: – Мистер Кортни любит иногда пошутить. Скажи-ка мне, Макс, это все, чего ты хочешь? Неужели только деньги? Скажу тебе откровенно – это мало похоже на правду. Ты же и так вполне обеспеченный и богатый человек.

Макс быстро встал и направился к лошадям, но на полдороге резко повернулся к ним. Лицо его скрывала темнота, но голос не мог обмануть их.

– Вы что, думаете, – закричал он, – я не знаю, как меня всюду кличут?! «Придворный шут», «Язычок Градски», «Жополиз»… Вы думаете, мне это нравится? Думаете, я получаю удовольствие оттого, что каждый день, каждую минуту ползаю перед ним на брюхе? Я хочу снова стать свободным. Я хочу снова стать человеком.

Макс замолчал и закрыл лицо руками. Он всхлипывал. Шон не мог на это смотреть, и даже Дафф смущенно опустил глаза. Макс снова заговорил, на этот раз своим обычным тихим и печальным голосом:

– Мистер Кортни, если завтра вы придете к себе в кабинет в вашей желтой жилетке, я приму это как знак, что вы намерены принять мое предложение и что мои условия вас устраивают. Тогда я организую все, что необходимо, чтобы гарантировать отсутствие мистера Градски в стране.

Отвязав лошадь, он вскочил в седло и направился к дороге, ведущей в Кейптаун. А Шон с Даффом остались сидеть, слушая, как затихает в темноте топот копыт лошади Макса.

– Эти банковские отчеты подлинные, – заговорил Дафф, – я хорошо рассмотрел печати.

– А эмоции Макса еще более подлинны, – сказал Шон, бросая окурок сигары в кусты. – Такое сыграть невозможно. Когда я его слушал, мне стало противно. Черт побери, как можно столь хладнокровно предавать человека, который ему доверяет?

– Давай-ка не будем, дружок, обсуждать нравственность Макса. Озаботимся лучше фактами. Нормана продали нам с потрохами, с горчичкой и чесночком и за каждым ухом по веточке зелени. И я предлагаю поджарить его и скушать.

Шон улыбнулся:

– Но зачем? Приведи мне основания, докажи логически, зачем нам это надо. Я хочу, чтобы ты убедил меня. Что-то мне подсказывает, что после сегодняшней встречи с Максом я не удивлюсь, если это будет легко.

– Во-первых, он этого заслуживает. – Дафф загнул один палец.

Шон кивнул.

– Во-вторых, – Дафф загнул второй палец, – если мы получим контроль, то сможем вести дело так, как сами захотим. Ты сможешь побаловать себя тем, что поднимешь зарплату, а я снова буду чувствовать себя наверху.

– Да! – Шон задумчиво подергал себя за ус.

– В-третьих, мы приехали сюда делать деньги и такой возможности, как эта, у нас еще не было. И мой последний довод, самый, кстати сказать, сильный… тебе так идет эта желтая жилетка, дружок, ты так в ней прекрасен, что я и за тысячу акций «Сентрал Рэнд консолидейтед» не хотел бы упустить возможность увидеть тебя в ней.

– Да, скроена она ладно, – признался Шон. – Но послушай, Дафф, я бы не хотел, чтобы снова случилось что-нибудь такое, что случилось с Локткампером. Грязное это дело, ты же понимаешь.

Дафф встал:

– Норман уже большой мальчик, он этого делать не станет. Тем более что он все равно останется богатым: у него алмазные копи. Мы всего лишь освободим его от ответственности за Витватерсранд.

Они направились к лошадям. Шон уже вставил ногу в стремя, но вдруг застыл.

– Боже мой, – воскликнул он, – я не могу этого сделать! Все пропало!

– Но почему? – встревожился Дафф.

– На эту жилетку я пролил подливу и не смогу ее завтра надеть. Мой портной меня просто убьет.