Текст книги "Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга"

Исследовательницы-феминистки часто отрицают корректность подобных выводов. Они кажутся им слишком удобным предлогом для сохранения статус-кво. Причины тоже не оставляют исследовательниц равнодушными. Может быть, дело лишь в культурном коде? То есть в том, что женщин растят в сексистском обществе и они запрограммированы верить, что не должны интересоваться тракторами? Или речь идет о более древнем коде, который записан в нашей ДНК? Может, женщин больше интересуют игры, имеющие отношение к людям, отчасти из-за того, что разделение труда возникло миллионы лет назад, и из-за биологического факта материнства? Очевидно, насколько противоречивы такие споры. Будучи непосредственно связаны с вопросами статуса, они тревожат нас и могут оказаться опасными в наших играх с кузинами и кузенами. Они провоцируют столкновение, угрожая сакральной истории, согласно которой гендерное неравенство может быть лишь результатом злого умысла мужчин. Но в обоих лагерях есть разумные, благонамеренные эксперты, оперирующие продуманным набором фактов. Ни одна из сторон не сомневается в том, что гендерное неравенство существует и играет важную роль, или в том, что сексистские предрассудки – это проблема общества. Если выяснится, что причины неравенства отчасти генетические, нас ждет борьба за такую организацию общества и экономики, чтобы миллионам женщин больше не приходилось нести несправедливые наказания за самовыражение.

Несправедливость, встроенная в наши сегодняшние игры, не ограничивается вопросами гендерной и расовой принадлежности. Через пятьсот поколений после зарождения земледелия мы все еще рождаемся внутри социальных каст, которые помогают нам занять свое место в иерархии и выбрать будущую профессию. Классовая структура не хочет уходить из нашей жизни. Проводя исследование детско-родительских отношений в фешенебельной части Манхэттена – Верхнем Ист-Сайде, – профессор Куссеров обнаружила, что у детей, которые росли внутри практикуемых там игр, правила и символы элиты встроены в мозг с рождения. Социальные классы не просто отражают уровень благосостояния и происхождение, они также говорят о вкусах в искусстве, еде, одежде, отношении к спорту и отдыху. Они проявляются в акценте и в выборе слов. В 1955 году небольшой сенсацией стало эссе Нэнси Митфорд, дочери второго барона Редесдейла, об особенностях языка «английского высшего общества»,[65]65
  В этом эссе, начинающемся со слов «Английская аристократия может быть на грани исчезновения, но это единственная оставшаяся аристократия в мире», Нэнси Митфорд ссылается на исследование лингвиста Алана Росса, который, собственно, и ввел термин U как сокращение от upper class. Росс писал, что потомственные аристократы позволяют себе более старомодные и даже просторечные выражения, чем стремящийся за модой средний класс, в чьей речи чаще встречаются неологизмы и заимствования из других языков. Росс приводил пример: nana («бабуля», non-U) и granny («бабушка» U).


[Закрыть]. Митфорд использовала применительно к языку сокращения U (upper class – высшее общество) и non-U: non-U – сладкое, U – пудинг; non-U – туалетная бумага, U – бумага для уборной. «Говорящие на U едят ленч в середине дня и ужинают вечером; у говорящих на non-U (а также детей и собак, говорящих на U) основной прием пищи приходится на середину дня[66]66
  Слово dinner, которое может переводиться как «обед» (если встречается в текстах до XX века), и как «ужин», в английском языке исторически имеет значение как основной прием пищи, что отражало различия в образе жизни крестьян и рабочего класса, встающих рано утром, и аристократии. На рабочем севере Англии еще встречается использование слова dinner в значении обеда, а ужин там называют словом tea («чай»).


[Закрыть]». Милфорд также пишет о типичной U-манере неодобрительно, осуждающе молчать. «Молчание – единственная возможная U-реакция на многие неловкие ситуации вокруг: вырвавшееся перед тем, как выпить, „будем здоровы!“ или „рады были видеть“ во время прощания. Молчанием также следует реагировать, когда полузнакомые люди называют вас по имени, и на ужасную ситуацию, когда вас представляют по имени и фамилии, не добавив, как к вам обращаться».

В «Руководство для новичков» элитного Итонского колледжа в наши дни включают глоссарий, чтобы прибывающие на учебу мальчики могли выучить язык для посвященных, не менее вычурный, чем тот, на котором говорили члены культа «Небесные врата»: «клюв (Beak) – господин учитель; сухарь (Dry Bob) – ученик, увлекающийся крикетом или футболом, но не греблей; городской (Oppidan) – любой, кто учится в Итоне, но живет за пределами кампуса, в отличие от стипендиата (Colleger) – итонца, живущего в кампусе; Школа Порни[67]67
  Построена на деньги учителя французского языка Марка Энтони Порни, жившего во второй половине XVIII века, и названа в его честь.


[Закрыть] – начальная школа на Итон-Хай-стрит; The Wall – стена, возле которой играют в особый вид футбола – итонский пристенок»[68]68
  Редкая разновидность игры с мячом. Примечательна своими правилами: игра проводится раз в год на чрезвычайно узкой и длинной площадке (5 на 11 метров) вдоль стены, построенной в 1717 году. Одну из команд представляют собственно те, кого называют Oppidian, другую – Collegers, те, кто получают королевскую стипендию и живут в Итоне. Как правило, матчи заканчиваются ничьей: в последний раз официальный гол в итонском пристенке был забит в 1909 году.


[Закрыть]. В элитных учебных заведениях часто говорят на своем языке для посвященных. Игроки могут называть условия, в которых выросли, «итонским стилем» или «оксфордским стилем». «Старые итонцы, – пишет Роберт Веркайк, – находят изящные способы узнавать друг друга, и дело не только в акцентах и галстуках. Итонское приветствие двух мужчин, которые подозревают, что окончили один колледж, звучит так: „Вы тоже учились в школе?“»

Такие особые языки дарят «моментальное ощущение принадлежности к сообществу избранных», которое, по мнению Веркайка, отделяет итонцев от других горожан. Это может показаться достойным порицания, но все статусные игры устроены подобным образом. Знать альтернативные слова для обозначения «студентов без стипендии» и «спортсменов», использовать вместо слова «туалет» слово «уборная»[69]69
  В Америке наоборот.


[Закрыть] – это то же самое, что и знание: сравнивать Индию с Марсом – расизм и колониализм, а также ни в коем случае нельзя заглядывать на чужую грядку с ямсом. Из таких воображаемых соглашений с товарищами по игре состоит общая территория, на которой мы играем. Они позволяют нам комфортно чувствовать себя в присутствии друг друга, а также сознавать свою ценность, присваивать друг другу статус за знание общих правил и символов и их использование. Это магические слова, позволяющие узнавать себе подобных.

В своей речи в часовне Королевского колледжа в Кембридже писатель Алан Беннетт сказал: «Частное образование – несправедливость. Те, кто предоставляет его, знают об этом. Те, кто платит за него, знают об этом. Те, кому приходится идти на жертвы, чтобы иметь возможность его купить, тоже знают. И те, кто его получает, знают, или им следовало бы знать». Нам хорошо известно, что в самых престижных британских играх – в юриспруденции, государственном управлении, СМИ, искусстве – встречается чрезмерное количество таких игроков. Частное образование получили около 7 % британцев, тем не менее 70 % адвокатов в стране и 60 % оскаровских лауреатов – именно они. Менее 1 % населения учились в Оксфорде или Кембридже, но большинство премьер-министров Великобритании были выпускниками этих университетов. Проведенное в 2019 году исследование выявило, что 71 % старших судей, 57 % профильных министров и 44 % газетных обозревателей окончили Оксфорд или Кембридж. В парламенте 2010–2015 годов премьер-министр и лидер оппозиции оба были выпускниками Оксфорда с одной и той же степенью по «философии, политике и экономике» (так же как канцлер казначейства теневого кабинета, министр иностранных дел и первый заместитель министра финансов).

Главной причиной несправедливости являются «узы старой дружбы», дающие прямой доступ к элитным играм. В Итоне ведется база данных бывших учеников, к которой можно получить доступ и узнать их контакты. Данные хранятся бессрочно. Есть и другие, менее прозрачные формы несправедливости. Когда все эти связанные узами старой дружбы мальчики и девочки встречаются в залах заседаний советов директоров и закрытых клубах, они говорят на одном и том же языке статусной игры – и дело тут не только в волшебных словах. Поскольку их приборы виртуальной реальности сделаны на одной фабрике, они почти мгновенно узнают друг друга, обнаруживая бесконечное количество культурных ключей, многие из них – на подсознательном уровне. Обнаружив их, они автоматически чувствуют себя увереннее, так как становятся друг для друга источником статуса, живым подтверждением правдивости своих иллюзий. Крепкие связи, которые ощущают выпускники Итона и аналогичных элитных учебных заведений, могут несправедливо перекрыть доступ к игре амбициозным, достойным игрокам. Эффективные в целом люди чувствуют себя сбитыми с толку и отвергнутыми, когда их подсознательный язык статуса оказывается неспособен обеспечить связь.

Подобное чувство отчуждения было зафиксировано по итогам опроса, проведенного социологом профессором Майком Сэвиджем. Одна из опрашиваемых, Луиза, выросла в муниципальном доме на юге Лондона и в 14 лет не умела читать и писать. Тем не менее, став взрослой, она заседает в правлении нескольких крупных брендов индустрии красоты и зарабатывает больше четверти миллиона фунтов в год. Луиза ежедневно играла с людьми, выросшими в семьях элит. Она сообщила, что эти люди уважали ее прошлое и пройденный ею путь. И все же она «тяжело переживала изоляцию», вызванную чуждой ей «культурой неформальной болтовни на рабочем месте, когда говорят об искусстве, обмениваются смешными историями об отпусках и обсуждают школьные годы, что становится своего рода смазкой механизма деловых отношений или помогает построить доверительные отношения со старшими коллегами». Луиза сказала исследователям: «Понимаете, я не особо в этом участвую, я очень далека от этого».

Аналогичный опыт отчуждения бывает и у тех, кто перемещается между играми на культурном уровне: иммигрантам, выращенным с одним набором правил и символов, приходится жить во взрослой жизни с другим набором. Группа Сэвиджа задала свои вопросы Гите, чьи родители-индийцы приехали в Лондон из Уганды[70]70
  До депортаций индийцев диктатором Иди Амином в 1972-м в Уганде проживало около 80 тысяч индийцев, что составляло около процента населения страны. Исторически индийцы составляют наиболее богатую часть общества, являясь одними из крупнейших налогоплательщиков страны по сравнению с другими этническими группами. На индийцев приходится 65 % налогов Уганды, чем воспользовался в 1971 году Иди Амин, обрушив на них индофобские обвинения в заговоре против угандийцев.


[Закрыть] и открыли в Ист-Энде газетный киоск. Гита поступила в университет и стала успешным графическим дизайнером. Она рассказала об «изматывающих попытках определить свои культурные ценности, разрываясь между идентичностью ее рабочего класса индийской родни и самоопределением британского среднего класса. Гита сообщила следующее: «Я никогда не чувствовала себя своей и при этом всегда думала, что такое происходит только со мной, понимаете? Я не верила до конца в индийскую культуру, но и в жизнь моих английских друзей не могла влиться в полной мере – они были куда свободнее меня. Поэтому я всегда плыла по течению, ныряла в различные культуры и выныривала из них и оставалась очень отстраненной, где бы ни находилась».

Снова дистанция, снова отстраненность, снова отчуждение: Луиза и Гита вполне могли заподозрить, что это способно отбросить их назад в статусной игре. Возможно, успех легче приходил к тем, кто вырос среди элит или даже в культурной среде более многочисленной нации. Это не значит, что те, с кем сталкивались девушки, проявляли к ним враждебность. Они просто играли по своим правилам, используя символы, встроенные в их мозг, вели себя как люди – единственным известным им способом. Но верно также и то, что эти игроки вступали в игры жизни с более выгодных стартовых позиций – располагая привилегиями.

Привилегии – взрывоопасное явление. Как мы уже знаем, людям свойственно испытывать раздражение в адрес тех, кто, по их ощущениям, слишком задрал нос, равно как и считать статус таких людей несправедливым и показушным. Негодование вызывает в нас желание низвергнуть их, например путем подчеркивания социальной дистанции, передразнивания, унижения, бойкота или казни. Подобный рессентимент стал движущей силой некоторых самых кровавых событий человеческой истории. Нацисты и коммунисты направляли свою ненависть на группы, статус которых воспринимался ими как незаслуженный. Они рассказывали историю о том, что эти группы захватили богатство, влияние и власть, не принадлежавшие им по праву. И что сбросить их с высоты привилегированного положения, охотясь на них и убивая, – это честная игра.

Опасность в иллюзиях. Те, кто стоит выше нас, могли забраться туда благодаря упорному труду и способностям, а могли – и в результате интриг и доминирования. Наиболее вероятно, что они использовали все существующие стратегии. Как бы то ни было на самом деле, мы склонны верить в сочиненные мозгом басни, согласно которым эти люди – просто мошенники, чем и объясняется их столь очевидное процветание. В чем именно это процветание проявляется, зависит от игры, в которую мы играем: они могут быть богаче нас, их игры могут быть более уважаемы обществом, их сакральные убеждения могут быть более влиятельны и часто побеждать наши. Но как бы мы ни измеряли статус, ощущение, что эти самодовольные крысы покушаются на наши призы в игре, легко может стать для нас наваждением. Воины, притягивающие внимание подобными историями, сами могут добиться значительного повышения ранга. Они устраивают погоню за статусом, очередную «золотую лихорадку» из-за статуса, обвиняя во всем чертовых иммигрантов, чертовых белых, чертовых мужчин, чертовых женщин, чертовых миллениалов, чертовых бумеров…

Каждый раз, когда вы слышите такие рассуждения, вам пытаются продать упрощенное представление о реальности, полной неразрешимых проблем. Возьмем расовый вопрос. Действительно, существуют привилегии белого человека. Но правда и то, что среди этнических групп Великобритании больше всего зарабатывают не белые, а китайцы и индийцы. Доход китайцев на 30 % больше, чем их белых коллег. 69 % учеников государственных школ Великобритании китайского происхождения поступают в университеты, как и 50 % учеников из Азии и 44 % чернокожих студентов. Кто же внизу? Белые; у них этот показатель равен 30 %. Аналогично в США самой успешной демографической группой с точки зрения доходов являются не белые, а выходцы из Азии. Тем не менее расизм реально существует, и проблема эта требует самого пристального внимания. Просто, если наблюдать за реальным миром, он часто оказывается более противоречивым, чем предложенная воинами картина.

Есть много способов добиться привилегий в жизненной игре. Ты можешь быть умным, красивым, психически здоровым, талантливым, физически развитым; можешь быть мужчиной в игре, где доминируют мужчины, женщиной в преимущественно женской игре, можешь быть моложе 30 лет, окончить частную школу и университет; возможно, тебе посчастливилось родиться не в бедной семье, у тебя хорошие профессиональные связи, правильный акцент, ты живешь в правильной части страны, у тебя успешные родители с хорошими связями, ты живешь в вестернизированной культуре с ее свободами, возможностями, заботой о равенстве и правах человека, и так далее. Правда о привилегиях в том, что они представляют собой комбинацию всех этих факторов – и еще многих других. Привилегии – сложное и динамичное явление, уникальное для каждого, в зависимости от того, кто мы и в какие игры пытаемся играть.

Важнейшая разновидность привилегий заложена в наших генах. Чтобы процветать, нужно быть личностью определенного типа, а наш темперамент, сила духа, ум, коммуникабельность и относительное стремление к статусу по большей части являются унаследованными. Мы рождаемся с ними, а потом они укореняются в нас все больше и больше, если нам повезло и всеми этими чертами обладают наши родители. Многие представители элиты просто получили от богов подарок в виде рождения в правильном чреве.

Если мы достигнем земли обетованной, а все прежние барьеры – классовые, гендерные и расовые – будут преодолены, вскоре мы увидим, что нами управляет генетическая элита, привилегированные победители лотереи рождения. Эти достойные зависти несколько человек будут жить, работать и играть вместе, становясь источниками статуса друг для друга. Они начнут говорить в определенной манере, одеваться в определенной манере, проводить время определенным образом, примут собственные четко отличающие их от остальных правила и символы. Они будут на сознательном и подсознательном уровнях устанавливать свои игры, создавая все больше привилегий для себя и своих детей. А мы будем восхищаться ими и подражать им, так же как делаем это сегодня. Проблема с элитами в том, что они сами по себе являются неразрешимой проблемой. Они – неизбежный результат игры, на которую мы запрограммированы. Элиты никуда не денутся – а мы всегда будем чувствовать себя слабыми в сравнении с ними.

27. Конфликт иллюзий

Неолиберальные земли охвачены войной. В ней сражаются соперничающие коалиции, живущие каждая своими иллюзиями реальности. Обе уверены, что игру, которая составляет жизнь, надо исправить. Одна сторона считает, что в игре несправедливо доминируют белые люди, особенно белые мужчины, и уж тем более те, что гетеросексуальны. Другая думает, что несправедливо преимущество в игре высокообразованных элит. Обе стороны все чаще нападают на устройство общества в последние годы. Одна сторона одержала ряд убедительных побед и подчинила себе игры культуры, образования и торговли. Другая много раз выигрывала в политической игре, особенно в 2016 году, когда президентом США стал Дональд Трамп, а жители Великобритании проголосовали за выход из Европейского союза. Эти битвы ознаменовали то, что может оказаться началом конца неолиберальной эпохи, какой мы ее знали.

Обе армии известны под множеством оскорбительных, неуклюжих или неточных названий: левые радикалы, СЖВ, прогрессивные активисты с одной стороны, «альтрайты»[71]71
  Alt-right, или Alternative Right (альтернативные правые), – собирательное название для новых правых политических и идеологических движений, опирающихся на националистические и консервативные идеи. Представители альтернативных правых в основном сосредоточены в США, где они поддерживали Дональда Трампа на американских выборах 2016 года.


[Закрыть], белые шовинисты и правые популисты – с другой. Для краткости и объективности будем называть их новыми левыми и новыми правыми. И те и другие играют в игры добродетели. Они стараются получить моральный статус от соратников, сражаясь за сакральные символы, в том числе за убеждения. В своей сплоченной игре они прибегают к стратегии доминирования: нападают в сети и на улицах, устраивают протесты, переходящие в столкновения и надругательства над сакральными символами оппонентов, запугивают и устрашают демонстрацией силы, например как это делают антифа слева и «Гордые парни»[72]72
  The Proud Boys – ультраправая эксклюзивно мужская организация, созданная в 2016 году. Наиболее громким случаем политического насилия с ее участием стал наезд на толпу митингующих в Шарлотсвилле, в ходе которого пострадало 19 человек.


[Закрыть] справа. Каждая группа увлечена упрощенной и удобной ей версией истории: они светочи нравственности, пробивающиеся наверх сквозь тьму несправедливости. Это война крайностей. Бóльшая часть населения не совпадает с ними в восприятии игры полностью. Беда в том, что и новые левые, и новые правые видят врагов во всех, кто с ними не согласен. Поэтому политические позиции в центре спектра, которые разделяет большинство, становятся объектом атак с обеих сторон, что заставляет многих испытывать отчуждение, страх, смущение и злость, пока мир вокруг лихорадит.

С точки зрения статусной игры ясно видны силы, лежащие в основе культурной войны. Мы уже выяснили, что на протяжении человеческой истории общества трясло, когда игроки переставали получать ожидаемые награды от своих игр. Именно так вышло со многими новыми левыми. Анализ положения дел в Великобритании показывает, что они чаще всего принадлежат к младшей демографической группе и среди них больше всего миллениалов и представителей поколения Z. Это группы, которым выпало пережить относительное снижение статуса: они более квалифицированы, чем беби-бумеры, и все же на 20 % беднее, чем были беби-бумеры в том же возрасте. Капитал среднего миллениала по состоянию на 2016 год был на 41 % ниже, чем у человека его возраста в 1989 году. Им с бóльшим трудом дается покупка собственности и получение образования. Из учебных заведений они выпускаются со средним долгом в 32,7 тысячи долларов в США и в 40 тысяч фунтов в Англии.

Предпосылкой социального коллапса считают «перепроизводство элит». Как мы знаем, это ситуация, когда появляется слишком много элитных игроков, которые вынуждены сражаться за немногочисленные высокостатусные должности. Что-то в этом роде происходит, судя по всему, с новыми левыми. Это элитная прослойка семи демографических групп, представители самых образованных и состоятельных семей. У большинства новых левых университетское образование и высокие научные степени – магистров или докторов. В 2019 году 31 % выпускников в Великобритании занимали должности, для которых их квалификация была избыточной. В 1992 году эта цифра составляла 22 %. Опрос 215 тысяч недавних выпускников в 2020 году показал, что уровень тревоги у них выше, чем у населения в среднем. В США, где беспрецедентные 13 % имеют степени магистров, кандидатов наук или профессиональную степень (причем с 2000 года количество таких людей удвоилось), 34 % всех выпускников колледжей и 41 % недавних выпускников заняты не полностью или выполняют работу, не соответствующую их квалификации. В то время как в растущих отраслях, таких как IT, создаются новые рабочие места, другие игры терпят непропорционально сильные удары. И в Великобритании, и в США среди лиц с неполной занятостью больше всего выпускников факультетов искусств, гуманитарных наук и журналистики.

Снижение относительного статуса молодых, погруженных в интернет, высокообразованных игроков приводит к росту количества отказов от игры. Всего за три года, с 2015 по 2018-й, процент поддерживающих капитализм молодых американцев снизился с 39 до 30 %, проведенный в 2019 году опрос показал, что 36 % миллениалов заявляют о своей поддержке коммунизма. Социолог профессор Томас Кушман пишет, что «антикапитализм стал своего рода несущей конструкцией светской религии интеллектуалов, габитусом[73]73
  Габитус (здесь) – система прочных приобретенных предрасположенностей, которые в дальнейшем используются как исходные установки индивидов, порождающие конкретные социальные практики.


[Закрыть] критически настроенных интеллектуалов как статусной группы». В 2020 году удовлетворенность демократией среди миллениалов впервые упала ниже 50 %. Другой автор этого же исследования, доктор Роберто Фоа, утверждает, что «неудовлетворенность молодежи вызвана растущей долговой нагрузкой, меньшими шансами на владение недвижимостью, трудностями с созданием семьи и зависимостью успеха от унаследованного капитала, а не от упорного труда и таланта».

В другом углу ринга – новые правые. К этой категории относятся не все, кто голосовал за Трампа и Брекзит, хотя их количество измеряется десятками миллионов и простирается в том числе и на не белое население. Мы выделим из них основное ядро – не имеющих высшего образования представителей рабочего класса и нижнего сегмента среднего класса, чей относительный статус непрерывно снижался всю неолиберальную эпоху. С 1979 по 2005 год средняя фактическая почасовая ставка белых представителей американского рабочего класса с неполным средним образованием упала на 18 %. По мнению политолога профессора Кэтрин Крамер, эти люди считают, что работают так же усердно, как их родители, но живут хуже них. «С их точки зрения, они делали все, чему их учили, чтобы преуспеть, но почему-то этого оказалось недостаточно». Аналогичные мнения высказывают сторонники «Движения чаепития» из Луизианы[74]74
  Движение чаепития – консервативно-либертарианское политическое движение в США, названное в честь «Бостонского чаепития» 1773 года, акции протеста американских колонистов против британского правительства. Движение выросло из протестов против реформы здравоохранения США в 2008 году и практически стихло к сегодняшнему дню, хотя соображение, что государство не должно взыскивать налоги без обеспечения в ответ парламентского представительства, популярно в стране до сих пор, равно как и другие постулаты Движения чаепития.


[Закрыть]. Социолог профессор Сесилия Риджуэй ссылается на исследование, согласно которому упомянутые лица «выросли, сознавая себя уважаемыми представителями срединной Америки, заслужившими статус своим трудолюбием и верностью американским традициям», а теперь чувствуют себя ущемленными в социальном и экономическом плане. «Они считают, что представители городской элиты побережий относятся с ним презрением, смотрят на них как на невежественных зашоренных провинциалов и распределяют привилегии в пользу других социальных групп, которые, по мнению опрошенных, ленивее их. Негодование этих людей легко перекипает в расизм. По их мнению, «другие социальные группы», которые получают выгоду от «особых привилегий», это, например, афроамериканцы.

Сюжет, по словам этого белого контингента Америки, таков: высокообразованные элиты узурпировали власть, и теперь простых американцев оскорбляют и унижают, считают «скотами» и «трейлерной швалью», несправедливо раздувая меж тем статус «меньшинств». Ту же историю рассказывают похожие на них люди в Великобритании. Там под «меньшинствами» чаще всего имеют в виду иммигрантов. В обеих странах образованные представители элиты десятилетиями поддерживали неолиберальные проекты глобализации, цель которых – превратить как можно большую часть мира в открытый рынок[75]75
  Открытый рынок характеризуется отсутствием тарифов, налогов, лицензионных требований, субсидий, объединения в профсоюзы и любых других правил или практик, которые мешают деятельности свободного рынка.


[Закрыть], где могут свободно обращаться товары, услуги и трудовые ресурсы. На сообщества белых представителей рабочего класса Великобритании сильно повлияла трудовая миграция из Африки, Восточной Европы и мусульманских стран. Экономические преобразования, вызванные неолиберальными реформами, по мнению политологов профессоров Роджера Итвелла и Мэтью Гудвина, авторов подробного анализа зарождения правого популизма, «способствовали разжиганию сильного чувства ущемленности – веры некоторых групп в то, что они проигрывают другим». «Это означает, что в них много страха перед будущим, перед тем, что ждет впереди их и их детей. Мнения этих людей по вопросам иммиграции и идентичности тесно сплетены с глубоко переживаемым чувством поражения. На сегодняшний день миллионы избирателей уверены, что прошлое было лучше настоящего, а настоящее, хотя и унылое, все же лучше будущего».

Многие левые и некоторые правоцентристы испытывают отвращение к политическим взглядам новых правых: государственному национализму, антиглобализму, мигрантофобии и боязни «этнической мегакатастрофы». Новые правые поддерживают политиков, «ставящих на первое место культуру и интересы нации и обещающих дать возможность выражать свое мнение людям, которые считают, что далекая от жизни, подчас коррумпированная элита ими пренебрегает и даже презирает их», – пишут Итвелл и Гудвин. Восприятие относительного ухудшения своего положения как поражения их группы в игре – «неотъемлемая часть» этого движения. Неолиберализм и глобализация «сильно повлияли на воспринимаемый уровень уважения, признания и статуса людей относительно других членов общества». Итвелл и Гудвин пишут, что современные белые мужчины, принадлежащие к неквалифицированной рабочей силе, которые вдруг обнаружили, что «плохо приспособлены противостоять экономическим потрясениям, особенно склонны считать, что их социальный статус снизился и их больше не признают и не оценивают по достоинству как членов общества. Эти люди испытали на себе всю силу экономических катаклизмов: снижение количества гарантированных, постоянных и хорошо оплачиваемых рабочих мест, воцарение экономики знаний, для которой в приоритете высшее образование, которого у них нет». На все связанные с этим опасения наложились в 2016 году Брекзит и избирательная кампания Трампа. Похожие настроения в Европе вылились в поддержку Марин Ле Пен во Франции, Маттео Сальвини в Италии и Виктора Орбана в Венгрии.

Столкновение иллюзий новых правых и новых левых можно отлично проиллюстрировать серией твитов американской журналистки Рани Моллы, которая написала под ссылкой на статью о бедственном положении малоимущих белых работников сельской птицефабрики, получающих всего 13 долларов в час: «Ой, да завали уже!» И предложила альтернативный заголовок материала: «Каково это – иметь все преимущества и все равно быть вечно ноющими мудаками?» Молла писала для Wall Street Journal, Bloomberg и Vox, она окончила два престижных учебных заведения – Оберлинский колледж и факультет журналистики Колумбийского университета. Молла и новые левые видят в происходящем игру в одни ворота, они считают, что биологические категории, такие как, например, цвет кожи, дают игрокам «все преимущества». Их противники тоже считают, что идет игра в одни ворота, но в другом направлении: элитное образование Моллы дает «все преимущества» ей и таким, как она. Когда новые правые смотрят наверх, «они часто видят людей с совершенно другим воспитанием, ведущих абсолютно другой образ жизни и придерживающихся иных ценностей, – пишут Итвелл и Гудвин. – В основе сегрегации лежит образование». Более 41 % белых миллениалов, проголосовавших в 2016 году за Трампа, не имели высшего образования. В целом за Трампа проголосовали тогда три четверти белых избирателей без высшего образования; 74 % граждан, не имеющих специальности, поддержали Брекзит, то есть образование разделило людей куда сильнее, чем социальные классы, уровень доходов или возраст.

Те, кто посещал высшие учебные заведения, чаще придерживаются «либеральных взглядов на культуру». Это касается отношения к нации и к иммигрантам – ключевого вопроса как для новых левых, так и для новых правых. В Великобритании образованные новые левые меньше, чем представители других демографических групп, склонны гордиться тем, что они британцы, а с тем, что иммиграция оказывает на Великобританию положительное влияние, согласны 85 % против 43 % среди общего количества жителей. Их соперники играют в националистические игры. Не относящиеся к белым людям и христианству языки, магазины, еда, религии, вытесняющие их собственные, воспринимаются как символы поражения. Новые правые чувствуют себя отлученными от игры, в которую играют все вокруг, и способны замечать только вероятность нового унизительного обесценивания в будущем.

Их бесят заполонившие культуру признаки того, что враги побеждают, тем более что они хорошо заметны во многих элитных играх, из которых состоит общество. Чуждая им идеология проникла в корпорации: Starbucks продает печенье в форме русалки в поддержку фонда борьбы за права трансгендерных людей Mermaids («Русалки»); производитель бритв Gillette изображает в своих рекламных роликах мужчин (почти всегда белых), которые ведут себя как агрессоры, сексисты и насильники, с текстом «Это продолжается слишком долго»; американская стриминговая компания Hulu пишет в твиттере: «Одеваясь в этом году на вечеринку #Huluween, помните, что надо надеть культурно приемлемый и никого не задевающий костюм». О росте влияния новых левых игроков говорит и то, что они занимают лидирующие позиции во многих элитных играх: главный библиотекарь Британской библиотеки Лиз Джолли заявила, что «расизм – изобретение белых», директор премии за лучшую комедию Эдинбургского театрального фестиваля Ника Бернс сообщила, что ей «хочется увидеть будущее юмора в мире социальной и расовой справедливости», Американская психологическая ассоциация одобрила пресс-релиз, в котором член ассоциации доктор Теопия Джексон заявила, что «каждый институт Америки возник на базе идеологии превосходства белых и капитализма – и это наша болезнь». В редакционный совет New York Times была избрана Сара Чон, журналистка, известная своими расистскими твитами, например такими: «О, есть что-то нездоровое в том, как жестоко мне нравится вести себя с белыми стариками», «Белые перестали размножаться. Вы все скоро исчезнете. Таков и был мой план с самого начала», «Белые мужчины – дерьмо», «Тупые белые придурки метят своими мнениями интернет, как собаки, ссущие на пожарные гидранты», «#отменитьбелыхлюдей».

Новые левые также весьма преуспели в институционализации своей игры и иллюзорной реальности благодаря быстро растущей индустрии обеспечения многообразия, равенства и инклюзии. Во многих университетах существует для этих целей разветвленный бюрократический аппарат, распоряжающийся многомиллионными бюджетами. В Мичиганском университете годовой зарплатный фонд таких сотрудников превышает 11 миллионов долларов, а среди ста занятых на полный рабочий день человек 25 зарабатывают более 100 тысяч долларов в год. В Йеле количество сотрудников и представителей студенческих организаций, обеспечивающих многообразие, равенство и инклюзию, превышает 150 человек. Исследование 669 американских университетов выявило, что в трети из них преподавательский состав обязан проходить соответствующее обучение.