Текст книги "Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга"

4. Воображаемый мир правил

Жизнь не то, чем кажется. Нейробиолог профессор Крис Фрит считает, что «наше восприятие мира – фантазия, конфликтующая с реальностью». Мир иллюзий, в котором мы существуем, основывается на объективной истине: мы живем на планете Земля и дышим воздухом под небесами. Но на этом фундаменте мы строим бесконечное количество воображаемых игр. Люди собираются вместе, договариваются, какие символы они будут использовать для обозначения «статуса», а затем стремятся их получить. Символы могут принимать форму денег, или власти, или пластикового самосвала из коробки с игрушками в детском саду. Это может быть логотип люксового бренда, сексуально выглядящие кубики на животе, награда за научные достижения или гигантский ямс. Создавая иллюзии, разум придает этим символам ценность – настолько высокую, что мы готовы за них сражаться и умирать. Нам рассказывают историю, в которой все это представляется необычайно важным: будто наши боги реальны, а их поиск священен. Это заставляет нас чувствовать себя не игроками, а героями, путешествующими к чудесной цели. Мы верим этой истории. Она вплетается в наше восприятие реальности. Она ощущается не менее реальной, чем почва, воздух и небо. Но правда человеческой жизни в том, что она представляет собой набор галлюцинаторных игр, строящихся вокруг символов. Эти игры – продукт коллективного воображения. Они возникают в нейронных мирах тех, с кем мы выбрали играть вместе, – наших родственников, соплеменников, нашего народа. Эти люди по-настоящему понимают нас, они выцарапывают на стенах мира те же смыслы, что и мы.

И все же это описание остается неполным. Если бы наша жизнь состояла только из групп людей, бездумно набрасывающихся на призы, цивилизация не смогла бы функционировать. При игре в «Монополию» используют символические деньги, места на игровой доске, пластиковые дома и отели. Но их невозможно просто захватить. Игроки должны четко придерживаться правил поведения. В статусных играх все точно так же. Чтобы играть в них, требуются правила, на которые согласны все участники. И наряду с умением обрабатывать статусные символы мозг обладает экстраординарной способностью запоминать правила и следовать им.

Количество правил, по которым мы играем в своей жизни, невозможно сосчитать. Чаще всего мы даже не осознаем, что следуем им: мы просто делаем вещи, которые запомнили как правильные, и судим себя и других – оцениваем, присваиваем и отбираем статусы – исходя из того, насколько хорошо мы следуем правилам. Эти правила изобрели наши предки, как недавние, так и древние. Мы знаем, как сегодня прожить успешную жизнь, потому что инструкции достались нам в наследство от тех, кто жил до нас. Их правила диктуют нам, что мы должны делать и кем быть, чтобы победить. Они хранятся в двух отдельных местах – антрополог Роберт Пол считает, что «в человеческой жизни работают два канала наследования». В каждом канале – свой комплект инструкций. Первый комплект заложили наши предки, которые миллионы лет жили кочевыми племенами. Это эпоха, на которую приходится бóльшая часть эволюции человеческого мозга. И все живущие сегодня по-прежнему закодированы играть в игры охотников и собирателей. Эти правила хранятся в нашей ДНК.

Правила игр охотников и собирателей были предназначены для конкретной цели – помочь нашим племенам быть эффективными, а их членам – мирно и хорошо работать вместе. Была создана игра, стимулировавшая просоциальное поведение, благоприятное для группы. Грубо говоря, чем чаще человек ставил интересы племени выше собственных, тем более высокий статус он зарабатывал и тем лучше становились условия его жизни. Эти правила были жизненно важны, потому что люди часто бывают жадными, нечестными и агрессивными. Исследование 60 обществ, существовавших до Нового времени, выявило семь общих правил игры, которые считаются универсальными: помогать своей семье, помогать своему сообществу, платить добром за добро, быть храбрым, подчиняться вышестоящим, правильно распределять ресурсы, уважать чужую собственность. Эти элементарные правила диктуют те методы, с помощью которых люди поддерживают работоспособность племени. Эти правила определяют основы нашей игры: подчиняться вышестоящим означает «проявлять почтение, уважение, лояльность и послушание в отношении тех, кто выше вас в иерархии, используя соответствующие формы обращения и этикета»; платить добром за добро значит «возвращать долги, прощать людей, когда они извиняются»; распределять ресурсы значит в том числе «стремиться к переговорам и компромиссу».

Эти встроенные в ДНК правила формируют поведение людей. Они – базовые инструкции для жизни; общие для всех, они демонстрируют коллективную человеческую сущность. Вот почему, если поместить гимнастку из Эритреи, шамана-эскимоса и шахматного гроссмейстера из Словакии в номер нью-йоркского отеля, они смогут наладить сотрудничество на элементарном уровне и через какое-то время у них, скорее всего, сама по себе сформируется некая нестабильная иерархия, в которой кто-то один окажется наверху, а остальные займут места ниже. Так происходит, когда людей объединяют в группы. Игра возникает самопроизвольно.

Второй комплект правил достался нам от людей, которые жили не так давно. Они закодированы в культуре. В каждой культуре имеется набор четко выраженных правил, по которым надо жить тем, кто к ней принадлежит. Люди судят о нас, и мы сами судим о себе по тому, насколько хорошо мы играем по этим правилам. Как и древние нормы, встроенные в ДНК, эти правила так крепко укореняются в нашем восприятии, чтобы мы почти не знали об их существовании до тех пор, пока кто-нибудь их не нарушит.

Поговорим о пабах. Большинство англичан ходят в паб развлечься, не слишком задумываясь о том, что происходит в процессе. Но в пабах действует великое множество скрытых правил. Профессор-антрополог Кейт Фокс выделила некоторые из них. Она пишет, например, что «в Англии стойка бара в пабе – одно из немногих мест, где непредосудительно вступать в разговор, то есть устанавливать социальный контакт, с абсолютно незнакомым вам человеком»[14]14
  Фокс К. Парадоксальные англичане. 2460 фактов. М.: Рипол-Классик, 2017.


[Закрыть]. Это «правило общительности» применимо «в ограниченном виде» около мишени для игры в дартс и бильярдного стола, «но только в отношении тех, кто стоит рядом с игроками: находящиеся поблизости столики считаются „неприкосновенными“». Еще несколько правил, очевидных для англичан, но не для иностранцев: «в любой компании из двух и более человек кто-то должен купить напитки для всей группы»; в баре существует «невидимая очередь, и все – и бармены, и посетители – соблюдают эту очередь»; существует «строгий этикет касательно того, как следует привлекать внимание бармена: это дóлжно делать без слов, не поднимая шума и не прибегая к вульгарной жестикуляции»; постоянным посетителям разрешается нарушать это правило, но только в шутливой форме; необходимо благодарить барменов и «дружелюбно приветствовать улыбкой», «когда вам подали напитки и, позже, когда вернули сдачу»; «первая заповедь» диалогов в пабе: «ничего не воспринимай слишком серьезно <…> даже монолог на одну и ту же тему в течение пяти минут иногда может быть расценен как признак излишней серьезности». И так далее.

Правила статусных игр в разных странах мира могут различаться весьма существенно. Их разница может предопределять радикальные различия типов личности, поскольку мозг формируется с учетом местных правил. Лучше всего изучены различия между Востоком и Западом. Жители Запада имеют тенденцию рассматривать стремление к обретению статуса главным образом как работу отдельной личности. Это формирует их стратегии игры. Психологи выявили, что западные люди, как правило, любят выделяться, чувствовать себя уникальными, демонстрируют самодовольство и считают, что их показатели выше средних по всем статьям, в том числе когда речь идет о здоровых привычках, непредвзятости и навыках вождения автомобиля. В ходе одного из исследований 86 % австралийцев оценили эффективность своей работы «выше среднего»; 96 % американцев – участников другого исследования считали себя «особенными». Игры, характерные для Восточной Азии, отличает бóльшая коллективная направленность. В таких странах, как Япония и Китай, стремление к статусу чаще всего считается зоной ответственности группы.

Там люди чаще чувствуют, что поднялись на более высокий уровень, когда служат коллективу; они завоевывают статус, стараясь казаться незаметными, за счет конформизма и самопожертвования. На Востоке статус группы зачастую ставят превыше всего. Такой план игры может показаться стоящим и даже завораживающим, пока не задумаешься о его последствиях для прав каждого отдельного человека.

Он также может привести к напряженности при столкновении культур. Путешествуя по разным континентам, мы порой испытываем так называемый культурный шок, когда поведение, которое, как нас учили, должно встречать принятие и помогать обретению статуса, не срабатывает. Жители Запада, у которых принято гордиться своей прямотой, высокими достижениями и уникальностью, могут показаться незрелыми и невоспитанными жителям Азии, для которых жизненно важным элементом статусной игры является «лицо». Социолог профессор Давид Яу Фай Хо определил три способа потерять лицо: когда «человек не соответствует ожиданиям, связанным с его/ее социальным статусом», когда «с человеком не обращаются с тем уважением, которого заслуживает его/ее лицо», и когда «члены его группы (например, члены семьи, родственники, непосредственные подчиненные) не выполняют свои социальные роли». Выстроенная вокруг групп азиатская игра может кардинально отличаться от игры, в которую играют на Западе. Например, если работника выделят похвалой, его команда может переживать это как потерю лица. Работник, которого похвалили, будет испытывать не воодушевление, а стыд и стремление снизить эффективность своей работы, будет намеренно делать свою работу хуже, чтобы восстановить гармонию и лицо группы.

Правила меняются не только по мере перемещения в пространстве, но и по мере перемещения во времени: в различные эпохи люди играли в совершенно разные игры. Многообразие этих игр можно наблюдать в популярных книгах об этикете. В 1486 году госпожа Джулиана Бернерс описала, какие виды птиц надлежит использовать для охоты людям разного статусного ранга: йоменам предназначался тетеревятник, для леди подходил соколок, для графа – сапсан, для принца – сокол, для короля – кречет, для императора – орел. В 1558 году писавший об этикете флорентиец Джованни делла Каса наставлял тех, кто делит постель с посторонним, что «это не благородная привычка, обнаружив на простыне что-то неприятное, как иногда случается, тут же поворачиваться к тому, с кем делите постель, и указывать ему на это. Еще менее уместно протягивать что-то дурное пахнущее тем, кто не учуял запаха, поднося неприятно пахнущую вещь им к носу и говоря: „Хотелось бы мне знать, что это так воняет“». В «Китайской книге этикета и правил поведения для женщин и девочек», которая впервые была опубликована на Западе в 1900 году, а написана на много веков раньше, утверждалось:

 
Уважай своего свекра;
Не выказывай перед ним ни радости, ни горя.
Пусть на лице твоем будет сила.
Не смей даже ходить позади него,
Не стой перед ним, когда говоришь,
Но стой сбоку от него.
Спеши исполнить каждое его приказание.
Когда твоя свекровь сидит,
Тебе следует стоять, демонстрируя уважение;
Быстро подчиняйся ее командам.
 

Таковы были справочники с правилами игры жизни. И правила, зашифрованные на их страницах, казались такими же реальными и истинными, как и те, которых мы придерживаемся теперь. Конечно, вам никогда не следовало проходить позади своего свекра; разумеется, йомен не мог охотиться с ястребом, естественно, вам нельзя заговаривать с незнакомцами за столиками в английских пабах. Знание этих правил и следование им сигнализировали о вашем положении человека с высоким статусом, а их несоблюдение свидетельствовало, что ваш статус низок.

Мозг начинает усваивать эти правила в младенчестве. В двухлетнем возрасте у нас имеется около ста триллионов связей между клетками мозга, вдвое больше, чем у взрослых. Это потому, что при рождении мы еще не знаем, где окажемся. Мозг младенца приспособлен для множества разных окружений, для множества игр. В двухлетнем возрасте мы лучше взрослых умеем распознавать лица представителей других рас и слышать тональности иностранных языков. Но затем наш мозг начинает приспосабливаться к среде. Связи выбраковываются со скоростью до ста тысяч в секунду. Мы превращаемся в игроков конкретного времени и места.

Все наше детство учителя и родители вдалбливают нам правила и символы культуры, двигаясь по кругу от наказаний к похвале: «Хороший мальчик! Хорошая девочка!» Мы чувствуем, что парим как птицы, когда совершаем «правильные» поступки, и низвергаемся, когда делаем что-то «плохое». В нас развивается сознание, полное ужасных потоков стыда, смущения, вины и сожаления, но это же сознание позволяет нам радостно качаться на волнах гордости. Сознание, по мнению профессора-антрополога Кристофера Боэма, дает нам «социальное зеркало». «Постоянно глядя в него, мы можем вести счет позорным провалам, угрожающим нашему репутационному статусу, или гордо и добродетельно фиксировать личный прогресс».

Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз – так мы движемся, играя в повседневную жизнь. Правила и символы того времени и места, где мы живем, формируют наши убеждения, образ мыслей и поведение. Эти правила определяют нас. Мы начинаем предлагать статус другим людям, если считаем, что они хорошо играют по нашим собственным внутренним правилам. А если они не соблюдают правила, мы этот статус у них отбираем. Мы играем, двигаясь с помощью мускулов, улыбаясь с помощью глаз и напевая с помощью голоса. И теперь статусная игра не только внутри нас, но и снаружи, поскольку мы связаны с другими людьми, такими же, как мы, и вместе наделяем смыслом мир, в котором нам предстоит играть.

Выйти из игры невозможно. Она загружена в наш мозг и в мозг всех, кого мы когда-либо встретим. Некоторые пытаются излечиться от жажды статуса с помощью медитации. Но медитирующие тоже могут оказаться слишком довольны собой. В ходе исследования 3700 человек, которые прибегали к специальным практикам, чтобы «снизить привязанность к потребностям своего „я“ и эго, таким как социальное одобрение и успех», было установлено, что они преуспели с точки зрения «интеллектуального совершенства», соглашаясь с такими заявлениями, как: «Я лучше понимаю свои чувства, чем большинство других людей – свои», «Благодаря своему опыту я лучше взаимодействую со своим телом, чем большинство людей» и «Этот мир был бы лучше, если бы других посетили те же откровения, что и меня». Руководитель исследования профессор Роос Вонк отмечает, что видение себя, которое появилось у участников, было «прямой противоположностью прозрению».

Единственный целесообразный способ попытаться выйти из игры – найти пустую комнату и оставаться в ней. В Японии более полумиллиона взрослых страдают «синдромом социальной изоляции». Они отказываются покидать свои комнаты, кроме случаев, когда буквально вынуждены это сделать. Таких людей называют хикикомори, и они «неспособны следовать правилам общества», – отмечает профессор Теппеи Секимизу. Для таких людей оказывается слишком сложно добиться надежных связей и статуса, они однозначно соглашаются со следующими заявлениями: «Я не вписываюсь в компании» и «Я тревожусь по поводу того, что подумают обо мне другие». Многие из них проводят взаперти годы. Некоторые умирают в одиночестве. И это в конечном итоге выбор, который стоит перед каждым из нас: стать хикикомори или играть.

5. Три игры

У статуса множество форм. Мы можем получить его просто в силу возраста: молодые выигрывают у бассейна в отеле, пожилые – в поезде. Те, кому повезло родиться красивыми, выигрывают за счет внешнего вида. Крупный обзор литературы по психологии продемонстрировал, что внешне привлекательных людей оценивают выше, чем непривлекательных, и «даже те, кто их знает», обращаются с ними лучше. Большая часть человеческой жизни состоит из трех разновидностей стремления к статусу, трех вариантов игры: доминирования, добродетели и успеха. В играх доминирования статус завоевывается силой или запугиванием. В играх добродетели статус присваивается игрокам, явно проявляющим верность долгу, послушание и высокие моральные качества. В играх успеха статус дается за достижение не просто победы, но точно определенных результатов, которые требуют навыков, таланта или знания. В игры доминирования играют в мафии и в армии. Религиозные и монархические институты строятся на играх добродетели. Игры успеха преобладают в корпорациях и спорте.

Важно понимать, что деление по категориям не так уж строго. Пожалуй, этих видов игр в чистом виде и вовсе не существует – в них всегда есть место и доминированию, и добродетели, и успеху. При этом один из режимов игры обычно становится преобладающим и начинает определять игру, как приправа определяет вкус супа. Уличные драки было бы логично описать как игру доминирования, но в них действуют и правила добродетели (нельзя хватать за волосы, бить ниже пояса), а результат боев зависит не только от силы, но и от мастерства. Аналогичным образом высокотехнологичная компания Apple играет в игру успеха, когда внедряет инновации, но также и в игру добродетели, когда рекламирует ценности своего бренда, и в игру доминирования, когда преследует своих соперников в суде за нарушение патентных прав. От игр, в которые играют боксеры и шефы мишленовских ресторанов, захватывает дух, потому что в них смешаны примерно в равных пропорциях доминирование, добродетель и успех: эти игры часто весьма жестоки, опосредованы традициями и строгими правилами поведения, а победителей славят за достижения, подтверждающие высокий профессионализм.

Все то же верно и для нас как для игроков. Три вида игры отвечают за формирование трех типов людей: условно мы можем стать Иди Амином[15]15
  Иди Амин (1925–2003) – президент Уганды в 1971–1979 годах, развернувший в стране массовые репрессии и организовавший военное вторжение в Танзанию.


[Закрыть], матерью Терезой или Альбертом Эйнштейном. Но в каждом содержатся элементы всех трех архетипов. У людей есть возможность добиваться статуса за счет актов доминирования, добродетели или профессионализма, и, будучи одержимыми статусом, мы прибегаем к любым доступным стратегиям: и ученый, и принцесса, и босс картеля будут использовать в игре своей жизни динамичные модели, сочетающие доминирование, добродетель и успех. В поведении каждого из нас угадываются иногда неудобные, часто противоречивые сочетания трех способов получить главный приз.

История о том, как человеческая жизнь приобрела такую форму, пересекается с историей нашего биологического вида. Более двух с половиной миллионов лет назад мы специализировались на играх доминирования и были пугающе агрессивными доисторическими людьми размером с шимпанзе. Наши кости были толще, зубы – длиннее, челюсти – шире, наши жесткие брови выступали над глазницами, а сила мускулов в два раза превышала сегодняшнюю. Доминирование – это тот способ, который чаще всего используют в своих статусных играх животные. Когда куры оказываются в компании друг друга, они клюются до тех пор, пока не установят порядок подчинения; раки окружают друг друга и начинают жестокую схватку с отрыванием конечностей, после чего победитель остается, гордый собой, а проигравший обращается в бегство.

И хотя насилие не было для нас единственным способом обретения статуса – в некоторых обществах приматов, в том числе у наших ближайших родственников, шимпанзе, отношения с союзниками и поддержание мира между подчиненными особями также играли жизненно важную роль, – можно не сомневаться, что тогда представители нашего вида были гораздо свирепее. Спровоцированные соперниками, самцы легко впадали во вспышки убийственной ярости. «Реактивная агрессия доминировала в социальной жизни так же, как и сейчас, у множества общественных приматов», – пишет профессор Ричард Рэнгем. Найденные доказательства, в том числе «массивные черты лица» наших предков, позволяют предположить, что мы, с наибольшей вероятностью, «продолжали физически драться один на один по крайней мере до среднего плейстоцена», то есть примерно 770 000–126 000 лет назад.

Мы постепенно отошли от использования кулаков и клыков, когда начали играть в игры с символами. Мы можем только строить догадки относительно того, почему это произошло, и строим их до сих пор. Некоторые верят, что, когда люди спустились с деревьев, угроза, исходившая от хищников, побудила их собираться в группы для совместной обороны. По мере того как плотность населения росла, самцам приходилось сталкиваться со все большим количеством соперников. Кроме того, наши предки изменили стратегию копуляции в пользу формирования парных связей, внутри которых самцы предлагали самкам мясо и защиту в обмен на приоритет в сексуальном партнерстве. Состав таких протосемей расширялся благодаря дедушкам и бабушкам, дядям и тетям; строились устойчивые связи, и возникало разделение обязанностей, сопряженных с заботой о детях. А когда женщины и мужчины из разных семей составляли пару, возникали неустойчивые племена или кланы. Совместное проживание создавало условия для совместного обучения и делало возможной передачу правил и символов следующим поколениям.

Биолог профессор Эдвард О. Уилсон считает следующим по хронологии критически важным событием появление совместных стоянок людей примерно миллион лет назад. Ученый описывает их как человеческие «гнезда» и замечает, что так жили все «без исключения» животные, которые добились значительного увеличения выживаемости благодаря характерному для нас навыку сотрудничества. Как и они, мы «выращивали детенышей в гнезде, уходили от них в поисках пищи, а затем приносили добычу обратно, чтобы поделиться с другими»[16]16
  Эдвард Уилсон. Хозяева Земли. Социальное завоевание планеты человечеством / Пер. с англ. Н. Ленцман. СПб.: Питер, 2014.


[Закрыть]. Такая жизнь означала разделение труда, совместное пользование ресурсами, коллективную защиту собственных гнезд и набеги на чужие.

В коммунальном мире гнезд жестокая ярость альфа-самцов становилась нежелательной и непрактичной. Сходиться с другими и обходить их означало добиваться сотрудничества окружающих. Особо жестоких самцов, пытавшихся доминировать над племенем, все чаще ожидали остракизм или казнь. Более мирные мужчины с социально ориентированным интеллектом начинали обретать статус. Постепенно сформировался новый тип людей с немного другими паттернами функционирования гормональной системы и химическими процессами в мозге, регулирующими поведение. Наш скелет изменился, наш мозг изменился, и наш образ жизни тоже поменялся.

Однако мы сохранили и ранее выработанную предрасположенность к самоорганизации по рангам: у наших предков были, по мнению психолога профессора Дэвида Басса, «четко определенные статусные иерархии, в которых ресурсы беспрепятственно поступают тем, кто находится наверху, и сочатся тонкой струйкой к тем, кто внизу». Такие иерархии естественным образом предполагали соперничество молодых со старыми, конкуренцию мужчин за женщин и наоборот. Возможно, именно в качестве пережитка нашего доисторического прошлого, где доминировали альфа-самцы, нам достались печальные для женщин последствия, с которыми мы боремся до сих пор: зачастую мужчинам автоматически присваивался более высокий статус. Однако по мере того, как мы учились специализироваться на задачах, необходимых для выживания групп, появлялись и новые критерии разделения.

А наши статусные игры постепенно перемещались в царство коллективного воображения. Все больше значения придавалось не тому, насколько человек безжалостен, а тому, что о нем думают другие игроки. Этого вида статуса, основанного на престиже, можно было добиться, продемонстрировав, что ты полезен группе. Для этого существовало два способа. Во-первых, можно было стать успешным, демонстрируя знания и навыки, которые приносят пользу остальным. Можно было рассказывать отличные истории, точно предсказывать будущее, быть превосходным охотником, кудесником, мастером, изготавливающим лучшие орудия труда, следопытом, хорошо уметь искать мед. Члены живущего на Панаме племени куна играют в успех, ведя пожизненно подсчет убитых ими тапиров. У тех, кто убил больше животных, самый высокий статус. А на островах Торресова пролива лучшие охотники за черепахами племени мериам пользуются уважением среди старейшин деревни, и их мнение поддерживает большинство – как на общих собраниях, так и в частных спорах.

Во-вторых, статус, основанный на престиже, можно завоевать, будучи добродетельным: демонстрируя убеждения или поведение, соответствующие интересам группы. Такого рода статус присваивается тем, кто демонстрирует заботу об общественном благе, преданность группе и способствует соблюдению ее правил. Также выше в иерархии поднимаются те, про кого думают, что они мужественны или великодушны к партнерам по игре. Басс пишет о том, что в племени хадза в Танзании охотники, которые часто делятся мясом, «получают высокий социальный статус – престиж, трансформируемый в сильные социальные альянсы, уважение других людей и больший успех в спаривании». Люди соревнуются в «конкурентном альтруизме», сражаются за то, чтобы «другие считали, что они вносят большой вклад в жизнь группы». Конечно, статус за альтруизм присваивается и в более современных обществах: исследования показывают, например, что «сильно растет в глазах окружающих престиж людей, жертвующих на благотворительность».

Чтобы уметь играть в два варианта игры престижа, мозгу необходимо развить необычную способность. Игры в престиж основываются на символах. В отличие от соревнований в физическом доминировании, мы играем в них не сами – за нас играет наша репутация. Мы можем воспринимать свою репутацию как символическую версию себя, существующую в сознании окружающих. При этом человеческому мозгу необходимо хранить эти, весьма подробные, символические личности. Наши нейронные миры заполнены галлюцинациями других, такими отчетливыми, что их практически можно вызывать по собственной воле. Мы так и ходим по миру со всеми, кого знаем, внутри собственных черепных коробок.

Кроме того, нам пришлось научиться разговаривать. Возможно, мы храним чужие репутации в своем мозгу, но эти репутации живут и умирают в историях, которые мы о них рассказываем. Превалирующая на данный момент теория утверждает, что именно поэтому у людей развилась речь – ради сплетен. Если другие члены племени отзываются о нас хорошо, наградой нам будут престижная репутация и связанные с нею заманчивые бонусы; если плохо – наш рейтинг упадет, и мы рискуем подвергнуться наказанию. Мы также можем получить статус за счет сплетен. Те, с кем мы сплетничаем, сами могут быть символом статуса: если вы обмениваетесь слухами с людьми высокого ранга, это подразумевает, что и ваш ранг высок. Более того, одна из важнейших целей сплетен состоит в демонстрации правил племени и того, что случится, если их нарушить. Сплетничая, мы показываем, что знаем и соблюдаем правила, и это также может помочь в завоевании статуса. Сплетню описывают как «деятельность с целью привлечь внимание, добиться интереса к себе и улучшить свой имидж за счет социального сравнения и дискредитации других людей». Это определение универсально и жизненно важно для нашей игры: дети начинают сплетничать почти сразу, как только учатся говорить.

Так же как в сплетне, правила и символы племени закодированы в мифах и легендах, которые рассказывают старшие, в ритуалах и церемониях, в одежде и поведении окружающих. По мере взросления мы усваиваем эти правила и символы, у нас формируется сознание, возникает своего рода воображаемое племя, которое будет судить нас и предупреждать, когда мы ошиблись. Если нарушать правила, не делясь мясом, говоря или делая что-то неправильно во время ритуала, «это приведет к репутационному ущербу, ухудшению перспектив спаривания, остракизму, а в самых крайних случаях – к казни членами группы, – пишет биолог профессор Джозеф Хенрич. – Естественный отбор сформировал нашу психику таким образом, что сделал нас покорными. Мы стыдимся нарушения правил и легко усваиваем социальные нормы».

По мере того как менялись способы играть в наши статусные игры, мы медленно трансформировались в странных, заносчивых, испуганных, увешанных сверкающими драгоценностями животных, которыми являемся сегодня. Мы начали заниматься приносящими статус видами деятельности: рисовать, играть на музыкальных инструментах, носить изысканные драгоценности, делать, выставлять напоказ и продавать желанные объекты. В Германии была найдена фигурка льва возрастом 40 тысяч лет, на изготовление которой было затрачено, по оценкам, более 400 часов квалифицированного ручного труда. В Украине найдены следы четырех монументальных сооружений, построенных из костей мамонта, причем некоторые черепа весили не меньше 100 килограммов. По мнению ученых, этому монументу 20 тысяч лет, и в нем хранились сокровища, такие как украшения из янтаря и ископаемые раковины. Часть из них предположительно приобрели в 500 километрах от сокровищницы.

Мы становились более тщеславными и одновременно более добродетельными. Переход от игр доминирования к играм репутации привел к тому, что при взаимодействии с членами группы мы стали невероятно толерантны по сравнению со своими родственниками-приматами. Физическая агрессия встречается у людей с частотой менее одного процента по сравнению с шимпанзе и бонобо. Стаи шимпанзе считают «в несколько сот, а то и тысяч раз» более агрессивными, чем даже самые жестокие человеческие общества. Нам не надо отрывать друг другу конечности и гениталии и пить кровь жертв ради обретения статуса, как это делают шимпанзе, ведь мы можем заработать статус, поднимая престиж и демонстрируя ранг с помощью фигурок львов из слоновой кости и блестящих ракушек.

В игры престижа играют везде и всегда, от джунглей и саванн доисторических обществ до улиц и небоскребов сверкающих огнями городов. Однажды ученые предположили, что только человеческие существа используют престиж таким образом, но с тех пор было установлено, что это делают и другие животные, что можно наблюдать, например, когда мудрая старая слониха ведет свое стадо к воде. Но ни один другой вид не продвинулся так далеко, как наш. Престиж – предмет наших наиболее страстных желаний. Это взятка, которая побуждает нас быть полезными и действовать на благо племени. Престиж заставляет нас постигать искусство совместной жизни. Мы преследуем разные цели и решаем проблемы как члены совместных групп, потому что запрограммированы заботиться о том, что думают о нас другие игроки: мы приходим в восторг от полученного в награду статуса. Стремясь заслужить хорошую, престижную репутацию, мы используем одну из двух имеющихся стратегий – добиваемся прогресса за счет добродетели или успеха. В этом секрет нашего благополучия как биологического вида, и это помогло нам занять доминирующее положение на планете. Антрополог, доктор наук Джером Х. Барков писал: «Трудно представить развитие сложных обществ без символического престижа».