Текст книги "Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга"

11. Изъян

Хеппи-энда не будет. Это плохая новость. Но в жизни мы этого не чувствуем. Быть живым и психически здоровым значит верить нарративу сознания, который утверждает, что, одержав одну конкретную победу, одолев эту вершину, мы будем наконец довольны. Обретем мир, счастье и блаженный покой. Увы, это заблуждение. Нам не суждено до них добраться, так как мы соревнуемся за статус. А со статусом есть одна проблема: сколько бы мы ни выигрывали, этого всегда мало. Мы всегда хотим большего. Таков изъян человеческой природы, заставляющий нас продолжать игру.

Взять, к примеру, Пола Маккартни. Как бывший участник The Beatles он прожил жизнь, ежедневно вдыхая статус. Помешанные на кумире фанаты, восхищение противоположного пола, пожизненная репутация гения, нескончаемое благополучие – вряд ли кто-либо в современной истории может похвастаться тем же, что и он. И все же его задело, что на конвертах пластинок авторами песен, в написании которых он принимал участие, значатся «Леннон – Маккартни».

Сначала шел Леннон.

Почему Леннон должен быть впереди? Разве это справедливо? Это не казалось чем-то значимым, когда два репетирующих в спальне подростка договорились писать именно так, независимо от того, кто из них что сочинил. Но теперь по какой-то причине это стало важным. И у Маккартни созрел план. Во всех случаях, когда заключенные с ним контракты предполагали свободу маневра, он менял порядок имен, ставя Леннона на второе место. В 1976 году вышел концертный альбом Wings Over America, куда вошли пять песен Beatles. Они были подписаны «Маккартни – Леннон». Затем, перед выходом в 1995 году альбома Anthology с коллекцией величайших хитов группы, он поинтересовался, можно ли указать имя Леннона вторым рядом с песней «Yesterday», которую Маккартни написал один. Йоко Оно ответила отказом.

В ноябре 2002 года Маккартни выпустил еще один концертный альбом, Back in the U.S., в который вошли 19 песен Beatles. И Маккартни переставил имена во всех записях об авторстве. Рядом с каждой песней. Йоко Оно не собиралась это терпеть. Она поручила своему юристу опубликовать заявление, в котором действия Маккартни были названы «смехотворными, абсурдными и мелочными». Затем, явно сама не чуждаясь смехотворного, абсурдного и мелочного поведения, Йоко удалила имя Маккартни из сведений об авторах самой знаменитой песни Plastic Ono Band – «Give Peace a Chance», куда Леннон включил Пола в свое время в благодарность за помощь с другими композициями. Только в 2003 году Оно и Маккартни заключили перемирие. Но даже в 2015-м Пол все еще ворчал по поводу этой истории.

У Пола Маккартни репутация порядочного человека, которого удивительным образом не испортила жизнь среди музыкальной элиты. Что не помешало ему заняться перетасовкой фамилий. Видимо, в нем до сих пор живо это страстное желание, внутреннее напряжение, зов крови. Похоже, этот изъян – часть человеческой природы. Профессор-социолог Сесилия Риджуэй описывает эксперименты, проведенные с целью установить, в какой момент стабилизируется однажды приобретенная потребность в статусе. «Нет такой точки, – пишет она, – в которой мы перестаем желать еще более высокого статуса». Исследователи считают одной из причин, почему стремление к статусу «никогда не удовлетворяется до конца», тот факт, что «человек не может овладеть статусом раз и навсегда. Поскольку речь идет об оценке, которую дают ему другие люди, статус всегда, по крайней мере теоретически, можно отобрать». Поэтому мы продолжаем хотеть большего. Все большего и большего.

Можно заметить схожий изъян и в нашем отношении к деньгам, этому яркому символу, который мы часто используем, чтобы измерить статус. Неважно, сколько мы зарабатываем, дефект статусной игры заставляет нас хотеть еще больше. И убеждать себя, что мы этого достойны. В ходе одного из исследований, где участвовали больше 70 тысяч человек, обнаружилось: почти две трети респондентов со среднерыночным доходом считают, что им недоплачивают, и только 6 % думают, что имеют более чем достаточно. Группа под руководством психолога профессора Майкла Нортона опросила более двух тысяч человек, состояние которых начиналось от миллиона долларов и заканчивалось куда большими суммами. Их попросили оценить свой уровень удовлетворенности жизнью по десятибалльной шкале, а затем сказать, сколько денег им нужно, чтобы почувствовать себя абсолютно счастливыми. «Во всех точках кривой дохода – благополучия, – писал Нортон, – почти все отвечали, что денег нужно в два или в три раза больше».

Чтобы почувствовать себя абсолютно счастливыми. Но они не станут абсолютно счастливыми. В этом и есть изъян. Он – часть сплетенной нами иллюзии реальности. Он сообщает нам о существовании цели. Но мы никогда не перестанем хотеть большего. И хотя у нас бывают приступы синдрома самозванца, когда мы чувствуем себя не в своей тарелке, в конечном итоге мы очень хорошо воспринимаем любую перспективу повышения статуса. Это верно и для представителей элиты, находящихся на самом верху в своих играх. Они принимают статус и привыкают к нему, акклиматизируясь к мириадам способов его измерить: деньгам, власти, влиянию, лести, одежде, драгоценностям, транспортным средствам и распределению мест в них, странам для отдыха и для жизни, количеству наемных работников, размеру и роскошности дома и офиса, смеху над их шутками, готовности поддерживать зрительный контакт, языку тела, количеству апельсинового сока, налитого в стакан. Они заслужили это! А потом захотели большего. И получили больше. Но потом и это стало нормой. Таким образом, наши боссы, политики и знаменитости могут опьянеть от статуса, и по этой причине их поведение начнет становиться все менее вменяемым.

Опьянение статусом – необычное и в то же время широко распространенное явление, демонстрирующее, как игра способна отравлять сознание человека. В СМИ полно рассказов о капризах звезд: Том Круз потребовал выгнать всех из ресторана, чтобы он мог поесть в тишине; Канье Уэст заявил, что ковер в гардеробной «слишком неровный», и настоял на том, чтобы ворс отгладили утюгом; а Мадонна требовала, чтобы «специальная бригада стерилизаторов очистила ее ковер от ДНК», – все это демонстрация власти, символизирующей очень высокий статус.

Некоторые национальные лидеры ведут себя еще хуже. Русская императрица Анна Иоанновна настаивала, чтобы на ее придворных было новое платье всякий раз, когда она их видит. Пристрастие к статусным символам Имельды Маркос, бывшей первой леди Филиппин, уже стало притчей во языцех: после сафари в Кении она привезла коллекцию африканских животных на остров Калауит, откуда, чтобы освободить место для зверинца, выселили 254 семьи; Имельда была настолько одержима страстью строить и покупать огромные здания (в том числе на Манхэттене), что про нее шутили, будто у нее «жилой эдипов комплекс»; когда Маркосы бежали из президентского дворца, только на одном чеке 1978 года из нью-йоркского бутика Bvlgari стояла сумма в полтора миллиона долларов. Мозг каждого из Маркосов сплетал лестную личную историю, утверждавшую экстравагантность как добродетель, будто это был их «долг» перед бедными: «Ты должен быть своего рода маяком, путеводной звездой, задающей им направление». Но мой любимый национальный лидер – президент Туркменистана Сапармурат Ниязов, известный также как Туркменбаши, «глава всех туркмен». Он переименовал дни недели, лунные кратеры, породы лошадей, город, канал, месяцы года и слово, означающее хлеб, в честь себя и членов своей семьи. В Ашхабаде возвели отделанную золотом статую Ниязова, которая поворачивалась, чтобы всегда оставаться лицом к солнцу.

Упоение статусом – определяющее свойство монархов и членов правящих семей со всеми их дворцами, коронами и навязчивыми ритуалами выражения почтения. Принц Эндрю подвергся критике за то, что тратил десятки тысяч фунтов налогоплательщиков на перелеты в частных самолетах, чтобы смотреть турниры по гольфу, но ему далеко в плане экстравагантности до его предка Георга IV. После того как сопернику Георга – Наполеону – устроили пышную коронацию как императору Франции, Георг решил, что его праздник будет круче. В честь коронации Георга IV был устроен невообразимый пир, на котором подали 80 оленьих и 80 говяжьих лопаток, 400 телячьих ножек, 40 лососей, 40 форелей, 80 камбал, 1610 цыплят, 160 овощных блюд, 160 гусей и три четверти тонны бекона. Что до напитков, то там было 240 бутылок бургундского, 1200 бутылок шампанского и 2400 бутылок кларета. Первая перемена блюд сопровождалась въездом верхом в пиршественный зал герцога Веллингтона, лорда Говарда и маркиза Англси.

Сегодняшние титаны капитализма часто страдают той же болезнью, их сияющие резиденции – отличные примеры упоения статусом. Во время мирового финансового кризиса 2007 года многие главы промышленных и финансовых гигантов продемонстрировали безобразное, ни на чем не основанное тщеславие. Руководители Ford, Chrysler и General Motors прилетели в Вашингтон на частных самолетах, чтобы просить государственных денег. А в Великобритании прославилось имя Фреда Гудвина, генерального управляющего Королевского банка Шотландии, под руководством которого банк оказался в долгах на 24 млрд фунтов, и потребовалось 45 млрд фунтов денег налогоплательщиков для его финансового оздоровления.

Своим безжалостным стремлением к урезанию расходов он заслужил прозвище Фред Шред[23]23
  От англ. shred – кромсать.


[Закрыть]. Но в отношении собственной персоны он такой строгостью не отличался. В 2005 году он открыл штаб-квартиру стоимостью в 350 млн фунтов, где, как писали в газетах, помещения кухни были перенесены ближе к его кабинету, чтобы морские гребешки, которые Гудвин предпочитал на ланч, не остывали, пока их несут к столу. Туда же ежедневно доставляли из Парижа свежие фрукты. Когда в приемной перед его кабинетом размером с футбольное поле было обнаружено крошечное пятнышко, Гудвин приказал сменить обои, каждый рулон которых стоил тысячу фунтов. Однажды, после того как Гудвину подали по ошибке розовый бисквит, он послал мейл, угрожающий дисциплинарным взысканием, с заголовком: «ГАДСКИЙ БИСКВИТ».

Все это доказывает, что опьянение статусом действительно существует, а наблюдать за ним бывает еще и весело. Но каким бы забавным ни казалось перечисление излишеств представителей элиты, изъян, лежащий в их основе, может быть разрушительным для всех нас, особенно когда проявляется внутри компаний, на которые мы работаем. Исследование специалиста по организационной психологии профессора Денниса Туриша показало, что люди, стоящие на низших ступенях корпоративной иерархии, «по привычке преувеличивают степень своего согласия с мнениями и поступками людей с более высоким статусом как со способами приобретения влияния» и по большей части молчат, не высказывая критики. И тут изъян игры дает о себе знать. Руководители – тоже люди, они рады верить всем этим чудесным, укрепляющим их ощущение статуса новостям. Они часто некритично относятся к похвале и согласию, и отсутствие плохих новостей не вызывает у них подозрения. А те, кто пытается донести до них плохие новости, нередко бывают наказаны репутацией сложных людей, видящих во всем негатив, и «некомандных игроков». И в конечном итоге их карьера может оказаться под угрозой.

Такие руководители знают свое место в игре и позволяют собственным иллюзиям обосновывать его наиболее удобным образом. Мозг делает их звездами героических историй, в которых завышенный статус представляется полностью заслуженным. Они настолько проникаются этими иллюзиями, что любые лестные новости воспринимают как истину, а нелестные – как несправедливые нападки. А тех, кто высказывает разумные возражения, объявляют злодеями и наказывают. Другие игроки, напуганные их примером, держат язык за зубами. Такие ситуации нередки. Одно из исследований выявило, что 85 % сотрудников неспособны «поднять вопрос или сообщить шефу о поводе для беспокойства, хотя и понимают важность этого». Когда Туриш и его группа, побывав в компании, доносят до начальства отрицательные мнения персонала, руководители «часто бывают в шоке». Некоторые воспринимают информацию серьезно, но «многие агрессивно отрицают выявленные факты. Они говорят, что раньше никто не привлекал их внимание к соответствующим проблемам, а значит, данные ученых, скорее всего, небезупречны».

Осторожные игроки улавливают изъян в психологии элит и стараются улучшить собственное положение в иерархии с помощью лести. Она отлично работает – Туриш называет ее «ароматной ловушкой». Исследование с участием 451 генерального директора компаний показало, что лидеры, которым часто и активно льстили и с которыми постоянно соглашались, выше оценивают свои способности, в меньшей степени склонны менять курс, когда что-то идет не так, а фирмы под их руководством с большей вероятностью демонстрируют низкую эффективность. Когда Туриш предупреждает руководителей о такой опасности, они обычно кивают, с легкостью выражая согласие. «Во время семинаров многие перекидываются забавными анекдотами о том, как это бывает, – пишет Туриш. – Но затем чаще всего утверждают, что сами они от такого развития событий застрахованы. А на деле это почти всегда не так». Исследование Туриша очевидным образом продемонстрировало, что более успешными руководителями становятся те, у кого «менее податливые» подчиненные.

Разумеется, большинство из нас никогда не достигнет таких уровней статуса. Но тем не менее мы можем задуматься над тем, о чем предупреждает нас опыт руководителей, членов королевских семей и знаменитостей. Мы все в той или иной степени живем внутри лестной для нас истории. Когда нас балуют, нам льстят, перед нами трепещут, мы часто не подвергаем происходящее сомнению. Мы принимаем это, наслаждаемся этим и верим, что заслуживаем большего. Мы никогда не бываем довольны тем, что получили. Мы продолжаем играть, убежденные, что следующий ход сделает нас счастливыми; возможно, даже абсолютно счастливыми.

Но статус никогда не сделает никого абсолютно счастливым. В ходе одного небольшого, но удивительного исследования психологи попросили 15 американских знаменитостей с очень высоким статусом, среди которых были видный голливудский актер, баскетбольный чемпион и R&B-суперзвезда, помочь им проанализировать, что же происходит с человеком на заоблачных вершинах популярности. Ощущения от того, как впервые наконец достигаешь звездного статуса, они описали как нечто фантастическое. Один из них вспоминал «толпы людей, просьбы, письма, приветствия на улицах, людей в машинах, автомобильные гудки, выкрикивание имени… все это нарастает подобно торнадо и мчится в твою сторону». «Ты вдруг начинаешь чего-то стоить. Ты становишься важен».

А потом мозг сочиняет историю, утверждающую, что ты заслужил это. «Моя жизнь отличается тем, что меня целуют в зад, а это не всегда хорошо, потому что начинаешь верить, что твой зад достоин, чтобы его целовали, – высказал свое мнение другой участник исследования. – Тут надо все время быть начеку. Я думаю, это очень непросто. Бывают моменты, когда я этим пользуюсь. Пользуюсь липнущими ко мне людьми или властью, оказавшейся в моих руках». Как бы круто это ни звучало, но этого недостаточно. Достаточно вообще никогда не бывает. Вот мнение еще одного участника опроса: «Я торчал почти на всех известных людям веществах, но оказалось, что самую сильную зависимость вызывает слава».

А затем наступает паранойя. «Не думаю, что после того, как мы становимся известными, мы всё так же доверяем людям… непонятно, смеются над моими шутками, потому что считают их забавными или потому что они мои». Близкие люди постепенно отдаляются. «Я растерял друзей… Они чувствуют себя ниже меня… Ты особенный, а они – нет. И ты быстро замечаешь, что у вас действительно не остается ничего общего». Некоторые суперзвезды выразили разочарование в игре. Но проблемой был не статус сам по себе. А то, что они не получали правильного статуса: у них было достаточно статуса за счет игры успеха, но теперь им хотелось получить статус за добродетель. «Ты обнаруживаешь, что миллионы людей любят тебя за то, что ты делаешь. Но им наплевать, что ты собой представляешь».

Изъян – часть сплетенной нами иллюзии реальности. Это причуда сознания, заставляющая нас оставаться в игре и продолжать ее. Если и есть в этих историях что-то утешительное, то, как ни парадоксально, это мысль о равенстве. Представители элиты, стоящие намного выше нас, никогда не найдут того, что ищут. Неважно, кто мы и как высоко по иерархической лестнице нам удалось взобраться, жизнь – игра, которая никогда не заканчивается.

12. Всеобщее предубеждение

Существует универсальное предубеждение, которое объединяет все человечество: мы не любим тех, кто задирает нос по поводу своего высокого статуса. Негодование по этому поводу испытывают не только в политическом, классовом, гендерном и культурном контекстах. Его гангреной поражена вся человеческая жизнь. Людям очень комфортно быть жестокими к знаменитостям, генеральным директорам, политикам и членам королевских семей, как будто супервысокий статус делает тех неуязвимыми для боли. Я как-то обнаружил, что хихикаю над твитом, сообщающим: «Все это реальные колумнисты Telegraph: София Мани-Куттс, Гарри де Кеттевилль, Гамиш де Бреттон-Гордон, Боудикка Фокс-Леонард». С легким уколом раскаяния я вдруг понял, что мне фактически предлагают тыкать пальцем в представителей элиты и смеяться над ними. Тот твит лайкнули в общей сложности 27 тысяч раз.

Неприязнь в отношении подчеркнуто высокостатусных игроков – это встроенный элемент нашего игрового сознания вот уже миллионы лет. Люди всегда были неисправимыми охотниками за рейтингами. В каменном веке наше соперничество за статус регулировалось настолько жестко, что существовавшие в то время иерархии были куда компактнее сегодняшних. Да и неравенства между представителями высших и низших ступеней было куда меньше. Недавнее исследование не выявило доказательств повышенного уровня стресса у женщин с низким статусом в «эгалитарном» племени хадза на севере Танзании. Иногда утверждают, что у охотников и собирателей вообще не было статусных игр, что мы формировались в своего рода наивной безмятежности абсолютного равенства. Но было бы ошибкой считать незатейливость иерархий признаком того, что мы не запрограммированы заботиться о статусе. Напротив, по мнению психолога профессора Пола Блума, «эгалитаристский образ жизни охотников и собирателей существует, потому что отдельные люди серьезно заботятся о статусе. Члены таких обществ в конечном итоге остаются примерно равными, потому что каждый из них борется за то, чтобы никто не обрел над ним или ней слишком большую власть».

Относительно плоское игровое поле этих обществ стало возможным благодаря высокой чувствительности отдельных личностей к попыткам других вести себя как «важные птицы» и активному подавлению таких попыток. Атмосфера «агрессивного эгалитаризма» поддерживалась направленными против «важных птиц» инстинктами, из-за которых никакой отдельный игрок не мог подняться слишком высоко. В современных группах охотников и собирателей тех, кто слишком гордится своей добычей, традиционно высмеивают. Антрополог, доктор наук Элизабет Кашдан пишет, что среди охотников живущего в Калахари племени кунг, «если человек не принижает свои достижения или не говорит о них с легкостью, его друзья и родственники без колебаний сделают это за него». Есть запись, на которой люди племени поддразнивают охотника, спрашивая о его добыче: «Что это? Что это за кролик?» На стоянках эскимосов, если неодобрение, выраженное легким движением мышц лица, открытые попытки пристыдить или публичное высмеивание не помогают сбить с человека спесь, все племя собирается вокруг самоуверенного нарушителя и поет ему в лицо «песнь осмеяния». Самой популярной темой сплетен современных охотников и собирателей остается «нарушение норм высокостатусными людьми». Исследования, проведенные в развитых странах, показывают, что мы также предпочитаем посплетничать о высокостатусных людях, лучше в рамках нашего гендера – соперниках и соперницах в наших играх.

Наша антипатия к высокостатусным игрокам может быть продемонстрирована в лабораторных условиях. Когда нейропсихологи предлагали участникам исследований почитать что-то о популярных, богатых и умных людях, они наблюдали активацию отделов мозга, отвечающих за восприятие боли. А если этим же испытуемым давали тексты о выдуманном снижении рейтингов таких людей, у них активировались системы, отвечающие за удовольствие.

Психологи наблюдали схожие результаты у представителей разных культур. Во время исследования, проводившегося в Японии и Австралии, участники получали удовольствие, узнавая о падении выскочек, и чем выше был статус человека, тем большим было удовольствие от его снижения. Самая ядовитая зависть отмечалась, если «выскочки» были успешны в «области, важной для участника, например в сфере академических достижений, если речь шла о студентах», то есть когда они были соперниками в игре.

Однако, как мы уже убеждались, нас все равно влечет к высокостатусным людям: мы жаждем контактов со знаменитыми, успешными и яркими. И наши взаимоотношения с элитными игроками остаются потрясающе амбивалентными. С одной стороны, мы группируемся вокруг них, предлагаем им статус, чтобы у них учиться и в процессе самим приобретать статус. С другой – они вызывают у нас саднящее чувство обиды и недовольства. Возможно, виной тому несоответствие между нашим нейронным игровым снаряжением и невероятно разросшейся структурой современных игр. Наш мозг ориентирован на небольшие племенные группы, но сегодня – особенно на работе и онлайн – мы играем в игры колоссальных масштабов, где «важные птицы» окружают нас стаями, как в фильме Хичкока. Статус относителен: чем выше поднимаются другие, тем ниже оказываемся по сравнению с ними мы. Статус – это ресурс, и видимое преуспевание других крадет его у нас. Мы готовы делать исключение для наших амбассадоров: артистов, мыслителей, спортсменов и лидеров, с которыми мы себя идентифицируем. Нам кажется, что эти люди каким-то образом символизируют нас. Они несут в себе частицу наших личностей, кусочки нашей плоти, – мы болеем за них, и их успех становится нашим собственным. В нашем подсознании они являются фантастически успешными версиями нас самих: наш механизм «подражай – льсти – приспосабливайся» побеждает рессентимент.

Дискомфортное несоответствие между мелкими играми, в которые мы запрограммированы играть, и разросшимися, в которые играем на самом деле, является источником множества конфликтов и разнообразной несправедливости. Рост масштаба человеческих игр начался, когда мы покинули свои стоянки ради оседлой жизни в сообществах земледельцев и пастухов. Старые племенные кланы, в которые трансформировались большие семьи, обрели постоянное жилище и поля, на которых надо было работать. Затем они стали объединяться. Такие крупные сообщества часто вырастали вокруг деревень, так называемых вождеств[24]24
  Вождество (англ. chiefdom) – в антропологической науке территория, включающая в себя несколько деревень или общин, объединенных под властью вождя.


[Закрыть],. Затем они приобретали специализацию, организуясь вокруг тех или иных игр и превращаясь в кузнецов, плотников, пастухов. Так возникли сословия. Социальный статус и положение в обществе всё в большей степени определялись родственными связями и происхождением: человек мог родиться в сословии ткачей, молочников или свежевателей туш. Существующая сегодня классовая система, где на будущий статус и профессию человека оказывает серьезное влияние такой случайный фактор, как рождение, – продолжение описанного процесса, уходящего корнями на тысячи лет назад, к зарождению цивилизации.

В древних сообществах один семейный клан неизбежно становился богаче и влиятельнее других. По мере стабилизации оседлого образа жизни скапливались доселе невиданные излишки продовольствия. А еще люди стали делить между собой землю. Впервые в истории в частных руках стали скапливаться значительные богатства. И бóльшая их часть уходила наверх, в клан, оказавшийся на вершине. Как же его представители объясняли эту удачу? Рассказывая лестную для себя историю, из которой выходило, что они заслуживают свое положение, ведь они и в самом деле особенные. Они часто запрещали браки с представителями низших кланов, что позволило им радикально обособиться и стать богами среди людей. Возникали территории, которыми либо через совет старейшин, либо единолично управляли вожди.

При таких новых методах приумножения статуса и его символов старый метод модерации игры перестал работать. Человеческие племена некогда успешно сдерживали свои иерархии с помощью сплетен: окружающие наказывали «важных птиц» за соответствующий стиль поведения. Но теперь возникли условия для появления всемогущих правителей. И наша доисторическая жажда статусного превосходства взяла реванш. Представителям элиты их статус казался заслуженным и даже данным свыше, поскольку их мозг навевал им предсказуемо лестные иллюзии. Но затем проявлялся известный нам изъян: они привыкали к своему статусу и хотели большего. А обретение еще более высокого статуса означало командование более крупными группами: чем больше игроков было под властью лидера, тем больше у него влияния, уважения и всяких побрякушек. По мере того как росло население, территории объединялись, и представители элиты пытались расширить свои владения в военных походах. Деревни становились королевствами, государствами, империями. Наше игровое поле обрело гигантские размеры, а представители элиты теперь играли в свои игры где-то высоко над нами, словно боги.

Однако из увеличения масштабов извлекли выгоду только те, кто оказался наверху, в то время как игроки низших рангов страдали. Они становились слабее и болезненнее. Скелеты, извлеченные в Греции из могил 3500-летней давности, продемонстрировали, что высокостатусные представители правящих семей были на 5–7 сантиметров выше остальных людей, а дырок в их зубах было в три раза меньше. В результате раскопок в Чили оказалось, что у мумий элитных игроков, похороненных с украшениями и золотыми заколками для волос, на 400 % реже встречались поражения костей, вызванные инфекционными заболеваниями. А у простых женщин они встречались ощутимо чаще, чем у мужчин. Переход людей к оседлому образу жизни и закрепление за ними земель привели к чудовищному расширению статусной игры, от которого мы так и не оправились.

Сегодня люди те же, кем были всегда, – амбициозные галлюцинирующие животные. Мы всё так же завистливы и обидчивы. Заметные символы чуждого процветания – богатство, собственность, двойные фамилии репортеров Daily Telegraph – способны изменить стиль нашей жизненной игры. Они могут менять и нас самих, делать подлыми, жесткими и менее склонными к сотрудничеству. Исследователь социальных сетей профессор Николас Христакис провел эксперимент, по условиям которого участники играли в трех онлайн-мирах. Первый был эгалитаристским, во втором присутствовала средняя степень неравенства, характерная для скандинавских стран, а третий был похож на США. В каждой команде игроков по случайному принципу назначили богатыми и бедными и выдали всем настоящие деньги. Затем игроки должны были решить, вносить ли вклад в благосостояние группы, воспользоваться деньгами для удовлетворения собственных эгоистичных желаний или же переметнуться в группу соперников. Как ни удивительно, разница в поведении участников зависела в наибольшей степени не от степени неравенства в игре, а от того, было ли это неравенство видимым. В случаях, когда благосостояние игроков, в том числе верхушки, было скрыто, принимались более эгалитаристские решения. Но когда богатство демонстрировалось открыто, игроки в каждой игре становились менее дружелюбными и сотрудничали «примерно вполовину реже», а богатые гораздо чаще стремились эксплуатировать бедных.

Рост численности человечества привел к еще одной уловке с очень серьезными последствиями. Как нам известно, люди постепенно стали играть в статусные игры неформально: хотя в племенах охотников и собирателей ранг членов племени иногда проявлялся внешне в виде подсказок об успехах – ожерелий из костей на шее охотников, безопасном месте ночевки вождя, – чаще всего ранг просто ощущался. Его признаки можно было отследить в языке тела, тоне голоса и готовности окружающих прислушиваться к тому или иному человеку. Но после формирования оседлых сообществ вожди, короли, священники, премьер-министры и генеральные директора стали подтверждать свой высокий статус титулами и ритуалами, актами принуждения и демонстрацией величия. То есть люди стали играть в две параллельные игры: формальную, проявляющуюся в разветвленных иерархиях культуры, экономики и общественной жизни, и неформальную, истинную игру, которая продолжается в головах игроков.

Это привело к феномену, который можно назвать «парадоксом принца Чарльза», когда одно и то же лицо имеет одновременно высокий и низкий статус. Принц Чарльз купается в волнах самого высокого формального статуса, будучи ближайшим претендентом на британский трон. Но у принца относительно низкий истинный статус, так как только половина британских подданных оценивает его положительно. Такая динамика может стать для игроков причиной больших неприятностей, если их лидеры – будь то параноидальная особа королевской крови или начальник-деспот – теряют уверенность в стабильности своего истинного статуса и начинают требовать от игроков повышенной демонстрации лояльности, готовности восхищаться ими и следовать приказам.

Эволюция не готовила нас к тому, чтобы играть формально и с таким накалом. Зато научила рессентименту. Когда-то очень давно это опасное чувство помогало нашим племенам нормально функционировать и мешало разрастаться их иерархиям. Оно побуждало нас наказывать тех, кто, по нашим ощущениям, тщеславно пытался возвыситься над нами, претендуя на незаслуженный статус. А сегодня мы окружены такими людьми. И вызванное этим негодование зачастую окрашивает нашу собственную историю о мире в темные тона. Оказывается, мир населен бесконечным полчищем злодеев, а нам остается лишь тыкать в них пальцами, улюлюкать и петь песни осмеяния с высоты собственных праведности и завистливости.