Текст книги "Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга"

Несмотря на то что многие немцы предавались антисемитским обвинениям, не все из них были готовы оправдать жестокость к евреям. Их гораздо больше заботил славный путь к национальному порядку, единству и восстановлению статуса. Как пишет Эванс, «для рядовых членов партии в 1920-х и в начале 1930-х самым важным аспектом нацистской идеологии был акцент на солидарности общества – концепция органического расового единства всех немцев, за которой следовали с некоторым отрывом экстремальный национализм и культ Гитлера. Антисемитизм, напротив, был важен только для меньшинства, а у многих представителей этого меньшинства проявлялся от случая к случаю». Понимая это, Гитлер публично отступил от антисемитизма. До 1922 года он упорно возмущался по поводу евреев, однако затем, на протяжении большей части 1930-х, относительно редко касался в своих речах «еврейского вопроса». Случаи насилия на почве антисемитизма рассматривались многими как досадные, но понятные вспышки чрезмерного энтузиазма со стороны вспыльчивых радикалов.

Обещания будущего статуса были куда эффективнее расовой ненависти. Партия Гитлера позиционировала себя как молодую перспективно мыслящую организацию, обладающую уникальными силой, дисциплиной и рвением, необходимыми, чтобы вернуть Германии ее законное место. Гитлер сплел фантастическую иллюзию, которую миллионы потенциальных избирателей сочли неотразимой, – о том, что все немцы принадлежат к элитной арийской расе господ. Ариец – «Прометей человечества, со светлого чела которого во все времена слетали искры гениальности». Устройство статусной игры в пересказе Гитлера сводилось к тому, что только раса, а не класс, имеет значение: «Классы не существуют. Их просто не может быть. Класс означает касту, а каста – расу». Гитлер говорил, что немцы стали жертвами «величайшего злодеяния века», что, когда он услышал о поражении в войне, у него «потемнело в глазах» и он заплакал. Но период унижения закончится, когда они сплотятся в единый народ. Под его руководством они поднимутся до еще больших высот и будут жить в славном тысячелетнем царстве арийцев – Третьем рейхе.

«Наконец-то практическое предложение по обновлению народного духа, – заявил один 18-летний последователь нацизма в 1929 году. – Разрушим партии! Покончим с классами! За истинно национальное общество! Это цели, которым я готов посвятить себя безоговорочно». 5 марта 1933 года партия Гитлера победила на выборах, хотя за нее проголосовало менее 50 %. Нацисты быстро начали навязывать правила и символы своей игры всей нации. Министр пропаганды Йозеф Геббельс объявил, что Германия должна «мыслить как один человек, реагировать как один человек и всем сердцем служить правительству». 21 марта вступил в силу Закон против вероломных нападок на государство, партию и о защите партийной униформы. Он обязывал «каждого заботящегося о благе нации» доносить властям на любого, кто «виновен в оскорблении правительства Рейха или национальной революции».

Ровно через три недели после избрания Геббельс проинформировал радиостанции, что нонконформисты будут «вычищены» из рядов журналистов. Взамен им предлагалось избавиться от нежелательных элементов самим. Изгнание идеологических врагов и евреев со статусных должностей продолжалось: были уволены инакомыслящие преподаватели университетов, художники, писатели, журналисты и ученые, в том числе 20 действующих или будущих нобелевских лауреатов, таких как Альберт Эйнштейн и Эрвин Шрёдингер. Экстремальную напряженность той игры можно сравнить со случаем «Небесных врат»: игрокам требовалось заработать нацистский статус или довольствоваться ничем. Кузены разбушевались. Как и в напряженные дни разгула испанской инквизиции, началась волна разоблачений, часто вызванных личной неприязнью, в результате чего сложилась «атмосфера запугивания и настороженности, когда можно было пострадать за неосторожное замечание, достигшее любопытных ушей». На следующий день после выборов была официально запрещена коммунистическая партия. К концу года десятки тысяч ее членов были брошены в тюрьмы или убиты. «Массированная, жестокая и смертельная атака» оправдывалась верой в то, что они готовили революцию. Вскоре были запрещены все другие политические партии. Был издан декрет, объявлявший «Хайль Гитлер!» обязательным приветствием для государственных служащих. Декрет сообщал, что «любой, кто не желает быть заподозренным в преднамеренном плохом поведении, должен использовать это приветствие».

Но факт остается фактом: миллионы немцев – больше половины страны – не голосовали ни за Гитлера, ни за его партию. Как всегда во времена тирании, граждане разделились на истово верующих, притворщиков (один из свидетелей, бывший в то время подростком, рассказывал, что, если учитель «хотел продвижения по службе, он должен был показать, какой он истинный нацист, независимо от того, верил он в то, что говорил, или нет»), аполитичных и бунтовщиков. Острые умы, стоящие за нацистским режимом, знали, что с помощью одних только стратегий доминирования не удастся соблазнить несогласных. В своем первом выступлении перед прессой после вступления в должность начальник управления пропаганды НСДАП Геббельс сказал журналистам: «Есть два способа совершить революцию. Можно поливать противника огнем из пулеметов до тех пор, пока он не признает превосходство тех, у кого в руках пулемет. Это один путь. Но можно также переделать нацию за счет революции духа и тем самым не уничтожить врага, а привлечь его на свою сторону». Нацисты использовали обе стратегии.

Распространение игры на все общество означает контроль более мелких игр, из которых оно состоит: бюрократии, общественности, СМИ и клубов – всех мест, где люди играют по правилам, чтобы получить статус. Университеты уже были в руках нацистов, «подавляющее большинство профессоров» стало «уверенными националистами» и антисемитами. Именитых сотрудников университетов, отказавшихся подчиняться, часто заменяли «посредственностями из числа нацистов, чьи претензии к движению по карьерной лестнице были основаны исключительно на том, что их поддерживала студенческая нацистская организация», – пишет Эванс. Они учили студентов, будущую «элиту, для которой расизм, антисемитизм и идеи превосходства Германии стали практически второй натурой». Будучи энергичными воинами, студенты «организовывали кампании против неугодных преподавателей в местных газетах, устраивали массовые срывы их лекций и возглавляли отряды штурмовиков при обысках и рейдах». В мае 1933 года они провели скоординированную «акцию против негерманского духа» во многих университетах, изъяли из библиотек книги, которые считали политически неправильными, и сожгли, сложив из них костры.

Но университетов было недостаточно: правилам и символам нацистов надо было захватить практически каждую игру, заменив старые критерии притязаний на статус новыми. К концу 1933 года в гитлерюгенд вступили более двух миллионов подростков. К 1935 году их число удвоилось, а в 1939 году членство в гитлерюгенде стало обязательным для детей старше десяти лет. Нацисты укомплектовали огромный штат администрации по социальной защите профессионалами, верившими в концепцию расовой чистоты, – их убеждения распространились на обладавшую колоссальной властью бюрократию в здравоохранении, силовых структурах и тюремной системе. Добровольные объединения в каждой деревне, малых и больших городах прошли через процесс нацификации; сама партия разворачивала игры с региональными, районными и локальными организациями, «укомплектованными преданными и энергичными функционерами, многие из которых были хорошо образованы и знали толк в управлении». Была основана нацистская женская организация, созданы особые группы для гражданских служащих, крестьян, инвалидов войны «и для многих других слоев населения – с особой, целенаправленной пропагандой, адресованной именно им». Партия хитро адаптировала свой посыл, приводя его в соответствие с ценностями каждой значимой игры: так появился Гитлер для сельхозрабочих, Гитлер для философов, Гитлер для ветеранов войны, Гитлер для бизнесменов, Гитлер для женщин. Историк и теоретик маркетинга профессор Николас О’Шонесси считает, что «нацисты предложили хоть что-то да каждому». Как и во время «золотой лихорадки» сатанинской паники, эти группы воплощали статусные игры и ускоряли внедрение правил и символов большой нацистской игры.

Для большинства немцев нацистская игра стала единственным способом достичь заметного статуса. За несколько месяцев, прошедших после назначения Гитлера канцлером, количество членов партии утроилось и достигло 2,5 миллионов – их было так много, что пришлось объявить мораторий на вступление в НСДАП. К 1939 году «в различных нацистских организациях состояло не меньше половины, а вероятнее, что две трети всех немцев. Членство в партии стало ключевым фактором карьерного роста и продвижения по социальной лестнице. Благодаря разветвленной сети организаций нацистская партия создала множество хорошо оплачиваемых должностей для функционеров и около двух миллионов престижных позиций для волонтеров». После того как люди начинают играть в игру и наслаждаться ее наградами, игра становится частью их идентичности. Они начинают полагаться на нее, защищать ее, проповедовать ее ценности. В результате игра становится самодостаточной и воспроизводится самостоятельно, потому что теперь каждый отдельный игрок требует, чтобы она шла не понарошку, чтобы был настоящим и истинным его статус. Тирания кузенов становится все заметнее, а по мере того как набирает обороты «золотая лихорадка», в игру вовлекаются новые участники, привлеченные все более и более соблазнительными наградами. Игра становится могущественнее, а предлагаемый ею статус – все выше.

Отсюда можно вынести один крайне важный урок: тираны часто начинают с речей о том, во что мы уже верим. Они плетут неотразимую удобную иллюзию, которая подразумевает, что вы, как всегда и подозревали, заслуживаете более высокого статуса, и адресно обвиняют тех, про кого вы и так догадывались, что они враги: педофилов, выкрестов, крупный бизнес, коммунистов, евреев. Они прибегают к обвинениям и сплетням, они полны энтузиазма и праведного гнева. Вы начинаете играть. Заполучив вашу поддержку, тираны закручивают гайки. Предлагаемые ими убеждения становятся радикальнее и конкретнее, а вера в них все строже контролируется – для этого активизируется доминантная тактика «второго „я“». Самые тиранические игры – культы и фундаменталистские политические и религиозные течения – настаивают на полном подчинении мыслей и поступков; их иллюзия реальности целиком колонизирует вашу нейронную территорию. Они стремятся стать для игрока единственным источником статуса; никаких конкурирующих игр они не потерпят. В масштабе нации, предполагающем наличие других игр – университетов, СМИ и государственной бюрократии, – все они должны обслуживать основную игру. Неважно, где происходят игры, статусом награждают только за то, что служит племени, а подозреваемых в отступничестве ожидают ужасные последствия.

Ничего из произошедшего не стало бы возможным, если бы Гитлер не предоставлял статус своим игрокам. И если нам кажется предосудительным констатировать очевидные «успехи» нацистского режима, то это потому, что мы рассказываем сакральную историю о его чудовищности: все, что звучит хотя бы слегка позитивно, табуировано и тут же включает сигнал тревоги. Но мы должны быть храбрыми. Чудовища существуют только в воображении. Нацистскую катастрофу нельзя понять без осознания того, почему немцы стали поклоняться своему лидеру как богу и как они достигли целей Геббельса, утверждавшего после победы на выборах в 1933 году, что они победили сомневающихся, потому что работали с ними, «пока у них не сформировалась зависимость от нас».

Список основных побед гитлеровского режима велик и вызывает головокружение (не стесняйтесь пропустить страницу, если вы уловили мысль). Через несколько месяцев после прихода к власти нацисты санкционировали строительство абсолютно нового ультрасовременного вида дорог – скоростных шоссе. Причем Гитлер лично подписывал проекты мостов и станций обслуживания. К 1935 году на строительстве шоссе работали 125 тысяч человек, и к лету 1938-го было проложено 3500 километров дорожного полотна. К концу того же года было потрачено пять миллиардов марок на схемы создания рабочих мест. Выдавались субсидии на покупку, переоборудование и содержание домов, вкладывались большие суммы в неблагоустроенные районы, помолвленным молодым парам предлагались беспроцентные займы, чтобы помочь им начать семейную жизнь (только за первый год таких займов было выдано около четверти миллиона). Через собственное объединение для организации досуга «Сила через радость» нацисты скупали и субсидировали тысячи театральных билетов (в 1938 году это составляло больше половины всех билетов, продававшихся в Берлине), организовывали музыкальные концерты на фабриках, строили театры, устраивали выставки, организовывали постановку опер и пьес (в 1938 году около 7,5 миллионов зрителей посетили устроенные ими драматические спектакли, 6,5 миллионов – вечера оперы и оперетты). Немцам предлагалось с большой скидкой провести отпуск в Ливии, Финляндии, Болгарии, Стамбуле, скидка на железнодорожные билеты составляла 75 %, на проживание в гостиницах – 50 % (только в 1937 году в отпуск через организацию «Сила через радость» отправилось 1,7 миллиона немцев, и почти семь миллионов участвовали в мини-отпусках выходного дня, которые обеспечивали 11 % проживающих во всех гостиницах Германии в сутки). Они ездили в круизы – 140 тысяч пассажиров только за один год. Ежегодная кампания «Зимняя помощь» помогала собрать сотни миллионов марок для нуждающихся и обеспечить их пищей, одеждой и топливом. Гитлер нанял Фердинанда Порше, чтоб создать доступный «народный автомобиль» (известный сегодня как «Фольксваген-жук»), проект которого имел огромный успех (хотя из-за войны ни одна машина не была продана). Был стабилизирован внешний долг, принимались расширенные меры по охране здоровья граждан, в том числе дальновидные запреты на использование асбеста, радиоактивных веществ, пестицидов и пищевых красителей. Вводились стандарты охраны труда и техники безопасности, «на десятилетия опередившие стандарты других стран». Нацистские ученые были первыми в мире, кто однозначно констатировал связь между курением и раком легких, после чего партия провела активную кампанию против этой вредной привычки. Когда нацисты пришли к власти, треть населения – 6,1 миллиона человек – были безработными. К 1935 году эта цифра снизилась до 2,2 миллиона, к 1937 году безработных было менее миллиона, в 1939 году было заявлено о полной занятости. С 1933 по 1939 год рост сельскохозяйственной отрасли составил 71 %, объем валового национального продукта с 1932 по 1939 год вырос на 81 %.

Разумеется, жизнь не была идеальной. Часть приведенных выше цифр взята из отчетов государственных органов, которые маскировали роль в нацистских успехах таких факторов, как удача, подходящее время и манипуляция статистикой. Следует также признать ненадежность этих данных: они не учитывают расовую дискриминацию, а многие «созданные» рабочие места были освобождены силой или предназначались для подготовки к войне. В обществе сохранялся дефицит товаров, отчасти потому что ресурсы перераспределялись в пользу военной промышленности. Журналист Уильям Ширер писал в своем дневнике об одежде, сделанной из целлюлозы, и о «длинных очередях угрюмых людей перед продовольственными магазинами». Важно также не преувеличивать роль статуса: облегчение, которое чувствуют обнищавшие люди, когда их обеспечивают средствами к существованию, – это не статус, удовольствие от дешевого отпуска – это не статус, удобство скоростных шоссе и восторг от поездки по ним – не статус; передышка от тревоги, связанной с безработицей и коммунистической угрозой, – тоже не статус. Однако есть вещи, в которых элементы статуса присутствуют: ощущение, что жизнь каждого отдельного гражданина и государства в основном находится на подъеме, а честь нации восстанавливается, что Германия и немцы когда-нибудь снова смогут высоко поднять голову, сознавая, что движутся к земле обетованной.

И победы Гитлера на этом пути отлично иллюстрируют подобранные нами факты. Как отметил Кершоу, «подавляющее большинство населения явно хотело „национального успеха“ – реставрации власти и славы Германии в Европе». Чувства, которые мы привыкли связывать с безумием гитлеризма, часто возникали, когда он помогал каким-то образом залечить раны, нанесенные ненавистным Версальским договором: когда в 1936 году без особого сопротивления со стороны союзников была возвращена Рейнская область, восторг немцев «взлетел на новый пик» и сопровождался «бурным всеобщим одобрением». По свидетельству одного из современников, «…дух Версаля ненавидели все немцы. И вот Гитлер разорвал этот проклинаемый всеми договор и бросил его французам под ноги». После такого же легкого присоединения Австрии в 1938 году популярность Гитлера достигла «беспрецедентных высот», сотни тысяч немцев заполнили улицы городов, горячо выражая восторг. Один из современников отмечал, что даже сомневающиеся в этот момент признали: «Гитлер – великий и прозорливый государственный деятель, с которым Германия поднимется после поражения 1918 года, достигнет былого величия и сохранит его». Даже когда Гитлер против воли народа втянул Германию в войну, серия быстрых ошеломляющих побед, включая захват ненавистной Франции и ее капитуляцию, как считает Кершоу, «символически смыла позор германской капитуляции в том же месте в 1918 году».

Сам Гитлер, отчасти благодаря эффективной пропаганде, стал символом возродившейся Германии. В логике статусной игры он стал священен, превратился в буквальном смысле в эквивалент бога, в фигуру, символизировавшую все, что ценили его игроки, которая фактически была их статусом. Один из современных очевидцев, Отто Дитрих, писал: «Мы видели в нем <…> символ нерушимой жизненной силы немецкой нации». Еще один очевидец, баварский министр Ганс Шемм: «В личности Гитлера воплотились чаяния миллионов немцев». Пропагандистский лозунг тех времен: «Германия – это Гитлер, Гитлер – это Германия».

Несмотря на все это, Гитлер по-прежнему только лишь арендовал свой трон у народа. В его адрес слышались крики одобрения или разочарования, в зависимости от того, поднималась выше или опускалась вверенная ему нация. Но власть игры, в которую мы играем, и безумие иллюзий, что сплетаем вокруг нее, редко были более очевидны, чем в периоды успеха Гитлера. Появились сотни городков и деревень с названиями типа «Гитлер-Оукс» или «Гитлер-Линден», площади переименовывали в «Адольф-Гитлер-Платц», новорожденных девочек называли Гитлерина, Адольфина, Гитлерике и Гилерина; люди вывешивали флаги и плакаты с его именем, в витринах магазинов красовались портреты и бюсты Гитлера, украшенные цветами, а хорошую погоду стали называть «гитлеровской»; к его дню рождения присылали тысячи писем, подарков и стихов. «Мой бесконечно почитаемый фюрер! У Вас день рождения, а у нас есть только два пламенных желания: пусть все на нашей Родине сейчас и в будущем будет именно так, как хотите Вы, и пусть Господь сохранит Вас для нас навсегда». Больные туберкулезом часами вглядывались в образ Гитлера, чтобы «набраться сил», распространились слухи, что стены разбомбленных домов с портретами Гитлера всегда остаются целыми. Продавались сосиски со свастикой, школьницы делали с ней маникюр, один мясник вылепил Гитлера из сала, а некая молодая женщина «поклялась кричать „Хайль, Гитлер!“ и вскидывать руку в нацистском приветствии в моменты оргазма». Сотни тысяч, «возможно, даже миллионы» маршировали по улицам во время парадов. Журналист Уильям Ширер «попал в толпу из десятков тысяч бьющихся в истерике людей, которые устроили столпотворение перед гостиницей, где остановился Гитлер, и кричали: „Мы хотим нашего фюрера!“ Я был немного шокирован, глядя на их лица, особенно на лица женщин, когда Гитлер наконец появился ненадолго на балконе. Они напомнили мне то безумное выражение, которое я видел как-то раз в глуши в Луизиане на лицах одержимых проповедников, которые вот-вот впадут в транс. Собравшиеся смотрели на Гитлера так, как если бы он был мессией, их лица выглядели совершенно нечеловеческими».

Было ли это религией? Было ли это культом? И тем и другим и в то же время ничем из этого – это была тиранически напряженная статусная игра, и она работала.