Текст книги "Пираты-призраки"

Глава 12
ТЕНЬ В МОРЕ

К четырем часам, когда отбили восемь склянок и вторая смена вышла на палубу сменить нас, уже совсем рассвело. Перед тем как уйти на отдых, мы по приказу второго помощника закрепили все распустившиеся паруса; и теперь, при дневном свете, всех так и тянуло взглянуть на брам-стеньги и реи. Том, который лазил на фок-мачту для осмотра оснастки, поведал, отвечая на многочисленные вопросы матросов, что там наверху ему на глаза не попалось ничего необычного.

В восемь часов, когда мы вышли на дневную вахту, я увидел парусного мастера – он возвращался на бак из запасной каюты второго помощника. В руке у него был складной метр, и я понял, что там в каюте он снимал мерку с трех бедолаг, чтобы снарядить их в последний путь. После завтрака он почти до полудня работал, выкраивая три савана из старых парусов. Затем с помощью второго помощника и одного из вахтенных он вынес тела трех мертвых матросов на шканцы и зашил их в парусину, положив каждому в ногах по несколько кусков пемзы. Он заканчивал свою работу, и я услышал, как Старик приказывает второму помощнику свистать всех на ют на панихиду. Что и было исполнено.

Ветер утих; на море был почти полный штиль – корабль лишь чуть покачивало на зеркальной, едва вздымающейся глади моря. Единственными звуками, которые улавливало ухо, были мирный, ленивый шелест парусов да монотонное поскрипывание рей и оснастки от легкого движения судна. И в этой торжественной тишине капитан отслужил прощальный молебен.

Большой и штормовой доски не нашлось, поэтому пришлось снять с одного из люков решетчатую крышку. Первым на нее положили голландца (я догадался, что это он, по его коренастой фигуре), и когда капитан закончил отпевание, второй помощник приподнял конец решетки – тело соскользнуло за борт и погрузилось в глубину.

– Бедняга! – сказал кто-то из матросов, и думаю, что не у меня одного сжалось от горести сердце.

Затем на решетку был уложен Джейкобс, а после него наступила очередь Джека. Когда поднимали тело Джока, точно озноб пробежал по толпе. Многие искренне любили его. Я стоял у планшира на кормовом кнехте, рядом со мной был Тамми, а чуть позади – Пламмер. Когда второй помощник наклонил крышку люка в последний раз, из толпы моряков донесся нестройный хор хриплых голосов:

– Прощай, Джок! Прощай, Джок!

А затем, услышав падение тела и всплеск, они бросились к борту, чтобы сказать ему последнее «прощай». Даже второй помощник, не удержавшись, поддался общему порыву и перегнулся через планширь. С того места, где я стоял, мне было хорошо видно, как тело ушло в воду, и теперь в течение нескольких мгновений я наблюдал за тем, как белое пятно парусинового мешка все сильнее закрашивается синью морской глади. Скоро оно совсем исчезло из виду – мне показалось, что это произошло както уж очень резко.

– Все! – произнесло сразу несколько голосов, и наша вахта медленно потянулась на бак. Пара матросов из второй смены остались, чтобы установить на место крышку люка.

Неожиданно шедший сразу за мной Тамми толкнул меня в спину.

– Смотри, Джессоп. Что это такое? – сказал он, показывая на воду рукой.

– Где? – спросил я.

– Да вон! Какая-то странная тень.

И тут я понял, о чем он говорит. Это было что-то большое и темное. Оно виднелось точно в том месте – так мне показалось, – где исчез Джок. – Смотри! – повторил Тамми. – Тень становится все больше и больше!

Он был изрядно взволнован. То же могу сказать и о тебе.

Я вглядывался в простирающуюся перед нами водную гладь. Тень как будто поднималась из морских глубин. Она обретала вполне определенные очертания. И когда эти очертания стали совсем узнаваемыми, я буквально похолодел от ужаса.

– Видишь? – спросил Тамми. – Это ведь тень корабля!

Так оно и было. Тень корабля поднималась из непроницаемой для глаза океанской пучины под нашим килем. "Пламмер, который оказался поблизости, услышал последнее замечание Тамми и посмотрел за борт.

– О чем ты? – спросил он.

– Вот об этом! – ответил Тамми, показывая пальцем.

Я пихнул его локтем под ребро, но было уже поздно. Пламмер увидел тень. Как ни странно, он как будто не придал этому особого значения.

– Ну и что тут такого? – спокойно сказал он. – Подумаешь, тень от корабля. Эка невидаль.

Тамми, понявший мой намек, не стал продолжать эту тему. Но когда Пламмер отправился на нос вместе с остальными, я сказал Тамми, чтобы он больше не трепался об этом среди матросов. – Тут может черт знает что начаться, если мы не будем осторожны, заметил я. – Разве не помнишь, о чем говорил капитан вчера ночью?

– Помню, – сказал Тамми. – Само собой вырвалось; в следующий раз буду осторожнее.

Здесь я вынужден сделать совсем небольшое отступление, поскольку совершенно забыл упомянуть в своем рассказе о том, что в ту самую ночь, когда мы искали Стаббинса, у меня все-таки состоялся разговор с капитаном и вторым помощником. Решился я на него, конечно, не сразу и под большим нажимом со стороны Тамми. Ему удалось убедить меня в том, что после произошедшего ночью они постараются понять меня. Так оно и случилось. Столь внимательных слушателей еще нужно было поискать – они буквально впитывали каждое слово, и я поведал им все: и о зловещих фигурах, появляющихся из моря, и о корабельных огнях, и о таинственной оболочке, накрывшей нашу посудину. Какие уж они выводы для себя сделали – не знаю, но капитан попросил нас с Тамми во избежание возникновения паники никому больше ничего не рассказывать. На том и порешили.

Так вот. Я заметил, что второй помощник стоит сейчас недалеко от нас и оцепенело смотрит на воду. Я повернулся и заговорил с ним:

– На ваш взгляд, сэр, что это может быть?

– Бог его знает! – сказал он, оглядываясь, чтобы проверить, нет ли рядом кого из матросов. Он отошел от борта и повернул на ют. Поднявшись по трапу, он обернулся к нам и сказал:

– Парни, поставьте на место сходню. И напоминаю. Джессоп, никому и ничего!

– Слушаюсь, сэр! – ответил я.

– Тебя это тоже касается, паренек! – добавил он, обращаясь к Тамми и двинулся на корму.

Тамми и я еще возились со сходней, когда второй помощник вернулся. Он привел с собой капитана.

– Прямо под сходней, сэр, – донеслись до моего слуха слова помощника.

Некоторое время капитан смотрел на воду. Затем произнес:

– Ничего не вижу.

Тогда второй помощник тоже перегнулся через борт, вглядываясь в морскую глубину. Я последовал его примеру, но странное видение, чем бы оно ни было, исчезло.

– Его больше нет, – сказал второй помощник. – Но он там был, никаких сомнений, когда я пошел за вами.

Через минуту, закрепив как следует сходню, я отправился на бак, но второй помощник окликнул меня и тихим голосом попросил рассказать капитану то, что я видел.

Я ответил:

– Не берусь утверждать наверняка, сэр, но мне показалось, что это была поднимающаяся из моря тень корабля.

– Слышите, сэр? – обратился второй помощник к капитану. – То, что я вам и говорил.

Капитан пристально посмотрел на меня и спросил:

– Ты абсолютно уверен?

– Да, сэр, – ответил я. – И Тамми видел его.

На этом разговор закончился. Они двинулись на ют. Второй помощник что-то говорил капитану. Догнав их, я спросил:

– Мне можно идти, сэр?

– Да, ты свободен, Джессоп, – бросил он через плечо и чуть позже, обернувшись, добавил: – И ни слова об этом в кубрике!

– Слушаюсь, сэр, – ответил я и отправился на нос, где в кубрике меня ждал обед.

– Твоя порция в бачке. Джессоп, – сказал Том, когда я переступил порог. Расправляясь со своим пайком, я не обращал внимания на болтовню других матросов. Тревожные мысли одолевали меня. Эта тень, этот корабль, поднимающийся из океанской бездны, – все это произвело на меня неизгладимое впечатление. И это не померещилось мне; кроме меня, еще двое или даже трое, если считать Пламмера, видели корабль.

Сами понимаете, я не мог не думать обо всем этом. Признаюсь, какое-то время мои мысли двигались по совершенно замкнутому кругу. Затем мне в голову пришло нечто, что заставило мое воображение заработать в другом направлении. Если помните, в том самом первом случае фигура ступила на борт, выйдя из моря. Туда же она вернулась потом. А теперь появляется этот корабль-тень или корабль-призрак, как я назвал его для себя. Должен сказать, ему весьма подходило подобное определение. Я надолго задумался и, забывшись на какое-то мгновение, сам себя вслух спросил:

– Так, может, это экипаж?

– Что? – поинтересовался Джаскетт, который сидел на соседнем сундучке.

Я взял себя в руки, насколько это было возможно, и, повернувшись к нему, с наигранной беспечностью спросил:

– Я что-то сказал?

– Да, приятель, – ответил он, пялясь на меня с любопытством. – Ты сказал что-то о каком-то экипажи.

– Наверно, задремал и что-то приснилось, – сказал я, вставая с пустой миской.

Глава 13
КОРАБЛИ-ПРИЗРАКИ

В четыре часа, когда мы снова заступили на вахту, второй помощник приказал мне закончить начатую работу – доплести шпигованный мат: Тамми тоже получит задание – ему надо было сплести линь[22]22
  Линь – судовой трос из высококачественной пеньки для оснастки, такелажных работ.


[Закрыть]. Я прицепил мат к грот-мачте и растянул его между ней и передней стен кой палубной рубки. Через пару минут Тамми принес несколько концов будущего линя и привязал их к штырю на мачте.

– Как ты думаешь, что же это было? – резко спросил он после небольшой паузы.

Я взглянул на него и сказал:

– А ты что думаешь?

– Даже и не знаю, – ответил он. – Но у меня такое подозрение, что это как-то связано со всем остальным. Кивком головы он показал на верхушки мачт.

– Похоже, что это действительно так, – согласился я и рассказал ему все, что пришло мне в голову во время обеда.

– Боже праведный! – воскликнул он, выслушав меня.

Затем Тамми на какое-то время замолчал.

– Итак, ты хочешь сказать, что они живут там? – нарушил он наконец молчание.

– Возможно, – ответил я. – Хотя вряд ли мы вправе называть подобную форму существования жизнью.

Он понимающе кивнул и тихо произнес:

– Согласен.

Вскоре он решил поделиться со мной пришедшими ему в голову мыслями.

– Выходит, что это… Это судно сопровождает нас все время, только мы не замечали его?

– Вот именно, – ответил я. – С того самого момента, как началась вся эта чертовщина.

– А если предположить, что таких кораблей несколько? – спросил он вдруг. Я взглянул на него и сказал:

– Если их несколько, то остается только молить Бога, чтобы наши пути не пересеклись. Меня поражает кровожадность этих пиратов-призраков. – Да, это ужасно, – согласился Тамми. Вид у него был крайне встревоженным.

– Боже, оказаться бы сейчас дома! – с тоской произнес я.

– Я подумал о том же самом, – сказал Тамми.

После этого мы оба довольно долго работали молча. Первым не выдержал Тамми.

– Как ты думаешь, – спросил он, – мы действительно будем спускать на ночь все паруса?

– Конечно, – ответил я. – После того, что случилось, кто сможет заставить матросов лезть ночью наверх?

– Но… Но, предположим, капитан отдаст приказ… – начал он.

– Ты сам полезешь? – перебил я его.

– Нет! – сказал он решительно. – Пусть меня лучше в кандалы закуют!

– Тогда вопрос решен, – сказал я. – Ты не полезешь, и никто не полезет.

В этот момент пришел второй помощник. Он сказал:

– Заканчивайте, ребята, уберите мат и линь, возьмите метлы и приберитесь тут.

– Есть, сэр, – ответили мы хором.

Второй помощник ушел на бак. Я попросил Тамми забраться на рубку и отвязать конец мата.

– Сейчас, – сказал он и полез на крышу рубки.

Когда мат был уже свернут, я сказал ему:

– Иди, отнеси свой линь, пока я тут заканчиваю. Я только перевяжу его канатом, и все. Справлюсь один.

– Подожди-ка, – ответил он и, собрав целую охапку отходов ветоши и ворса на палубе, помчался к борту.

– Эй! – крикнул я вслед. – Не надо выбрасывать их за борт. Они останутся на плаву, и капитан или второй помощник сразу засекут их.

– Быстрее сюда, Джессоп! – перебил меня Тамми, приглушив до шепота голос.

Я вскочил на ноги и спрыгнул с люка; Тамми смотрел за борт.

– Что случилось? – спросил я, подбежав к нему.

– Смотри! – сказал он, показывая рукой с зажатой в ней ветошью вниз на воду прямо под нами.

Несколько клочков ветоши выпали из его руки, и водяная гладь подернулась легкой рябью, мешая заглянуть в глубину. Когда рябь исчезла, я понял, о чем говорит Тамми.

– Там их два! – прошептал он. – Нет, смотри, еще один. – Он взволнованно дышал и взмахивал рукой.

– А вон еще один ближе к корме, – пробормотал я.

– Где? – спросил он.

– Вон. – Я показал пальцем.

– И правда, – прошептал Тамми. – Сразу четыре штуки!

Я не спускал с них глаз. Мне казалось, что они стоят на огромной глубине и совершенно неподвижны. Однако, несмотря на их размытые очертания, у меня не было ни малейших сомнений, в том что это самые настоящие парусники. Несколько минут мы молча наблюдали за ними. Наконец Тамми очень тихо произнес:

– Они настоящие, это точно.

– Возможно, – откликнулся я.

– Значит, мы действительно видели их сегодня ночью, – сказал он.

– Да, – согласился я.

Откуда-то с носу донесся голос второго помощника. Он направлялся на ют и по дороге наткнулся на нас.

– Эй, парни, что вы тут делаете? – резко спросил он.

Я подал ему знак рукой, чтобы он не повышал голоса и не привлекал внимания других матросов. Он сделал несколько шагов в нашу сторону.

– Что происходит? – повторил он довольно раздраженно, но уже значительно тише.

– Взгляните за борт, сэр, – сказал я.

Видимо, по тону моего голоса он понял, что происходит нечто действительно серьезное, потому, не мешкая, буквально бросился к борту.

– Смотрите, сэр, – сказал Тамми. – Целых четыре штуки!

Второй помощник заглянул за борт и в следующее мгновение резко подался вперед. Я услышал, как у него вырвалось:

– Боже мой!

После этого он с минуту смотрел на воду, не произнося ни слова.

– Там еще два, чуть подальше, – сказал я ему, показывая пальцем.

Чтобы заметить их, ему не потребовалось много времени, правда и рассматривал он их совсем недолго. Отойдя от борта, он приказал нам продолжать уборку палубы и, уже уходя, добавил:

– И никому ни слова!

– Наверно, побежал докладывать Старику, – заметил Тамми, дождавшись, когда второй помощник отойдет подальше.

Я лишь пробормотал что-то в ответ – мои мысли целиком были заняты кораблями-призраками.

Мы взяли метлы и пошли обратно. По дороге нам встретились второй помощник и капитан. Они проследовали на нос и остановились у браса фок-мачты. Я видел, как помощник показал капитану на брас, точно докладывая ему о состоянии оснастки. Я догадался, что это делалось нарочно, с тем чтобы отвлечь внимание, если кто-то из матросов вдруг посмотрит в их сторону. Затем Старик как бы между прочим глянул за борт: его примеру последовал второй помощник. Минуты через две они вернулись на корму и поднялись на ют. Я мельком увидел лицо капитана, когда он проходил мимо, и понял, что он сильно обеспокоен или, лучше сказать, сбит с толку. Только мы закончили подметать палубу, как пробили четыре склянки, и мы спустились в кубрик, чтобы перекусить. Матросы, потягивая чай, лениво переговаривались друг с другом.

– Слышал, будем теперь спускать паруса на ночь, – подал голос Квойн.

– Что? – переспросил Джаскетт, отрываясь от своей кружки.

Квойн повторил.

– Кто это говорит? – поинтересовался Пламмер.

– Я слышал это от дока, – ответил Квойн. – А ему сказал стюарт.

– А стюарту-то откуда знать? – спросил Пламмер.

– Не знаю, – сказал Квойн. – Может, слышал, как начальство совещалось на корме.

Пламмер повернулся ко мне и спросил:

– А ты что-нибудь знаешь об этом, Джессоп?

– О чем? О том, что будем убирать паруса? – переспросил я.

– Да, – сказал он. – Ведь Старик, кажется, беседовал с тобой утром, а?

– Да, – признал я. – Разговор шел именно об этом.

– Вот видите! – сказал Квойн. – Я был прав!

В эту секунду в дверном проеме кубрика появился один из матросов второй вахты и прокричал:

– Всем наверх – убавлять паруса!

И в то же мгновение над палубой пронзительно зазвучал свисток второго помощника.

Пламмер встал и, потянувшись за своей фуражкой, произнес:

– Ладно, сдается мне, что начальство, и правда, решило взяться за ум.

Мы вышли на палубу.

Стоял полный штиль, и тем не менее мы спустили и закрепили на реях все тримбом-брамселя и брамсели. Потом мы спустили грот и фок. Прямая бизань уже была спущена.

Мы занимались фоком, когда солнце начало закатываться за горизонт. Мы привязали к рею свой край паруса, и я ждал примерно с минуту, пока остальные управятся со своей частью работы. Я смотрел, как садится солнце, и вдруг увидел нечто такое, на что в иных обстоятельствах не обратил бы ни малейшего внимания. Солнце нырнуло почти наполовину за горизонт и выглядело огромным малиновым куполом. Неожиданно над поверхностью моря вдали справа по курсу появилось небольшое облачко тумана. Оно затянуло его тонкой пеленой дыма. Этот туман или дымка быстро сгущался, но в то же время рвался на отдельные клубы весьма странной формы, так что красный свет солнца проникал между ними темнокрасным заревом. Затем на моих глазах загадочная пелена стянулась в одно место и поднялась к небу, принимая форму трех крепостных башен. Башни приобрели более строгие очертания, под ними начал проступать какой-то удлиненный профиль. Все четче и четче вырисовывались отдельные детали, и в следующий момент я вдруг увидел, что клубы тумана превратились в огромный корабль. Причем корабль не просто был – он еще и двигался. Поначалу он стоял боком к солнцу, теперь же начал разворачиваться. Форштевень[23]23
  Форштевень – брус по контуру носового заострения судна, в нижней части соединен с килем.


[Закрыть] выдвинулся в нашу сторону медленно и величественно, три мачты вытянулись по одной прямой. Корабль направлялся прямо на нас. Он увеличивался в размерах, но, с другой стороны, терял четкость линий. За его кормой солнце почти полностью закатилось за горизонт, осталась лишь тонкая полоска. Затем в сгущающихся сумерках корабль как будто погрузился обратно в океан. Солнце исчезло в море, и то видение, которое я наблюдал, слилось, потерялось в однообразно серой краске наступающей ночи.

До моего слуха донесся крик – это был голос второго помощника, который находился на мачте вместе с нами:

– Эй, Джессоп, пора! Пошли быстрей! Пошли быстрей!

Я огляделся и увидел, что почти все матросы уже покинули рей.

– Слушаюсь, сэр, – пробормотал я, перебрался по лееру к мачте и спустился на палубу. На меня снова накатил страх.

Чуть позже на юте пробили восемь склянок, и после общей переклички я отправился на корму сменить штурвального. Первое время, пока я стоял за штурвалом, мой мозг, казалось, отключился и был не способен воспринимать окружающее, но вскоре это ощущение прошло, и я обратил внимание на мертвое спокойствие, воцарившееся на море. Не чувствовалось ни малейшего ветерка, и даже никогда не смолкающий скрип оснастки как будто замирал временами.

Штурвальному при такой погоде делать было абсолютно нечего. Я мог бы запросто сидеть в кубрике и курить свою трубку. Внизу на главной палубе мерцали фонари, подвешенные на перекладины вант на фоки гротмачтах. Их стекла были затемнены, чтобы не слепить глаза офицеру и вахтенным на юте.

Воцарилась ночь. Было очень темно и тихо, но я едва воспринимал окружающее. Теперь, когда мой мозг снова заработал, он был занят главным образом тем загадочным, огромным миражем, что поднялся на моих глазах из моря.

Я продолжал пристально вглядываться в темноту и с замиранием сердца ждал нового появления загадочного корабля. Меня не покидало острое предчувствие того, что в любую минуту может случиться нечто ужасное.

Однако пробили две склянки, а все оставалось на удивление спокойным, во всяком случае так мне казалось. Должен сказать, что кроме этого загадочного туманного видения мне все время вспоминались те четыре черных призрака, лежащих в глубине моря под нашим левым бортом. Каждый раз, когда я вспоминал о них, я переполнялся благодарностью к тем, кто развесил фонари на главной палубе. Меня удивляло, почему ни одной лампы не было на вантах бизани. Я весьма сожалел, что никто не подумал об этом, и собирался обязательно сказать об этом второму помощнику, как только он снова появится на корме. В тот момент он находился в передней части юта. Он стоял, облокотившись на поручни, и, насколько я мог судить, заметно нервничал. Уже три раза он спускался на главную палубу и прохаживался по ней, заглядывая во все углы. Он точно искал чего-то.

Неожиданно для меня вахтенный на рынде отбил три склянки, и с бака ему ответил носовой колокол. Мне показалось, что удары прозвучали прямо у меня под ухом. В воздухе было что-то необъяснимо странное в ту ночь.

Затем, сразу после того как второй помощник откликнулся на крик впередсмотрящего: «Полный порядок на борту!» – с правой стороны грот-мачты донеслось стрекотание блоков и тарахтящий шум разматывающихся снастей. Одновременно раздался пронзительный скрип бейфута наверху мачты, и я понял, что кто-то отсоединил фалы топселя. Послышался звук рвущихся снастей, шипящий свист, а затем последовал удар – это рухнул на палубу рей. Второй помощник прокричал что-то неразборчивое и бросился к трапу. С главной палубы донесся топот бегущих ног и голоса вахтенных. Потом я услышал голос капитана:

– Принесите еще фонарей! Больше фонарей! – закричал он и громко выругался.

Последовала общая сумятица, продлившаяся с минуту, затем послышалось металлическое щелканье собачки на шестерне, и по этому звуку я понял, что матросы накручивают фалы на кабестан. Отдельные слова долетали до моего слуха. Раздавался голос Старика, он, похоже, спрашивал у кого-то: – … А вся эта вода?

– Понятия не имею, – раздался в ответ голос второго помощника.

Какое-то время ночь была наполнена звуком щелкающих собачек на кабестане, скрипящего бейфута и гулкой дрожью канатов. Затем снова раздался голос второго помощника, доложившего:

– Похоже, все в порядке, сэр.

Я не успел расслышать ответ капитана, поскольку в то мгновение мне в спину дохнуло каким-то ледяным дыханием. Я резко повернулся и увидел нечто выглядывающее из-за гакаборта[24]24
  Гакаборт – верхняя закругленная часть кормы судна.


[Закрыть]. Свет фонаря, висевшего над компасом, отражался в двух стеклянных глазах, поблескивающих жутким тигриным блеском. Но, кроме глаз, я ничего более рассмотреть не мог. Я оцепенел от ужаса. Глаза горели в нескольких шагах от меня. Собрав остатки мужества, я бросился к компасу, и схватил фонарь, и, мгновенно развернувшись, направил его луч на незваного гостя. Эта тварь – или как ее еще назвать? – почти перелезла через поручни, но теперь, остановленная светом, с какой-то змеиной гибкостью отпрянула назад. Она скользнула обратно за борт, в морс, и исчезла из виду. В моем сознании остались два злобных глаза и влажный блеск некоего бесформенного тела. Еще секунду я стоял, потрясенный увиденным, а затем, сорвавшись с места, понесся что было сил к спуску с юта. Я спрыгнул с трапа, при приземлении потерял равновесие и грохнулся задом о палубу. В левой руке я по-прежнему сжимал фонарь. Мое появление, сопровождаемое диким воплем, который я издал при падении, весьма напугало находящихся рядом с кабестаном матросов, и несколько человек даже обратились в бегство. Потом, конечно, они разобрались, в чем дело.

Откуда-то с носа прибежали капитан и второй помощник.

– Какого черта? – прокричал второй помощник, остановившись передо мной. – Что происходит, почему ты не у штурвала?

Он буквально пожирал меня глазами. Я поднялся и попытался ответить ему, но потрясение мое было слишком велико.

– Я… Там… Там… – Это все, что я смог выдавить из себя.

– Проклятье! – закричал зло второй помощник. – Марш к штурвалу!

Я не сдвинулся с места.

– Ты слышал или нет, черт тебя подери! – орал второй помощник.

– Слышал, сэр, но… – начал я.

– Марш на ют, Джессоп! – приказал он.

Что мне еще оставалось делать? Я пошел, решив для себя, что объясню ему все, как только представится возможность. Наверху трапа я остановился. Я не собирался возвращаться к штурвалу в одиночку. Снизу донесся голос капитана – он расспрашивал своего помощника об инциденте.

Второй помощник ответил не сразу. Прежде он повернулся к матросам, которые явно не торопились расходиться, и довольно резко произнес:

– Все свободны, ребята!

Я слышал, как вахтенные двинулись на бак. Они негромко переговаривались между собой. И только когда матросы ушли, второй помощник ответил на вопрос капитана. Он не мог знать, что я находился совсем рядом и слышу их разговор.

– Это Джессоп. Похоже, он опять что-то увидел. Но команда не должна знать ничего об этом – все и так уже изрядно перепуганы.

– Верно, – послышался голос капитана.

Они поднялись по трапу, и я отбежал на несколько шагов. – А здесь почему нет фонарей, мистер Тулипсон? – спросил удивленно капитан.

– Я думал, что здесь они не потребуются, – ответил второй помощник.

Затем он добавил что-то об экономии керосина.

– Повесьте, – решительно сказал Старик.

– Будет исполнено, – ответил помощник и крикнул вахтенному на рынде принести на ют пару ламп.

Затем они оба перешли на корму, где и наткнулись на меня, стоявшего под застекленным люком.

– Что ты тут делаешь, почему не на штурвале? – строго спросил меня Старик.

К тому времени я немного пришел в себя.

– Я вернусь туда, только если штурвал будет хорошо освещен, – сказал я.

Капитан грозно топнул ногой, и второй помощник поспешил вмешаться.

– Отставить, Джессоп! – воскликнул он. – Так не пойдет, парень. Давай-ка быстро к штурвалу и чтобы больше никаких споров. Тут вмешался капитан.

– Подождите! Что тебя пугает, Джессоп?

– Я видел нечто совершенно непонятное, сэр; оно перелезло через бор т…

– А! – воскликнул он, останавливая меня торопливым жестом. – Ты сядь, а то тебя всего дрожь бьет.

Я опустился на скамейку. Как отметил капитан, меня действительно трясло, и в моей руке мотался из стороны в сторону фонарь, снятый с компаса, – пятно света плясало на досках палубы.

– Итак, – продолжил он, – расскажи нам, что же произошло.

И я рассказал им все, что видел. Пока я говорил, вахтенный принес лампы и привязал их к вантам – одну с правого, другую с левого борта.

– Повесь еще один фонарь над гиком, – приказал капитан пареньку, когда тот закончил привязывать первые две лампы. – И поживей!

– Есть, сэр, – ответил практикант и побежал выполнять приказание.

Когда оно было выполнено, капитан заметил:

– Теперь ты можешь смело возвращаться к штурвалу – на корме стало совсем светло.

Я поднялся, поблагодарил его и пошел к штурвалу. Вернув на прежнее место фонарь, я взялся за рулевое колесо. Время от времени я с замиранием сердца оглядывался через плечо, и только когда пробили четыре склянки и меня пришли менять, я облегченно вздохнул.

Дабы избежать расспросов о своем внезапном появлении у подножия трапа на спуске с юта, я не потел в кубрик, а долго бродил, раскурив трубку, по главной палубе. Теперь я не особо нервничал, потому что на вантах с каждого борта висело по две лампы, и еще пара фонарей стояла на запасных стеньгах под фальшбортом.

Все же, несмотря на обилие света, мне показалось, что где-то после того, как пробили пять склянок, из-за поручней чуть дальше к корме от талрепов[25]25
  Талреп – приспособление для натягивания снастей стоячего такелажа.


[Закрыть] фок-мачты высунулась голова. Я сорвал с вант ближайший фонарь и направил туда его свет, но ничего не обнаружил. Однако глаза этого монстра навечно запечатлелись в моем сознании. Позже, когда я вспоминал их, у меня на душе становилось совсем гадко. Со временем я понял, какими жестокими были они… Бывает такой взгляд – тяжелый и непроницаемый. Дважды в течение одной и той же вахты я испытал схожие ощущения, только во второй раз это мерзкое видение исчезло еще до того, как я успел дотянуться до фонаря. А затем раздалось восемь склянок, и настала наша очередь быть подвахтенными.