Текст книги "Лунный камень"

Глава XVI

В комнате горела только лампа, при которой она обычно читала. Абажур был опущен так низко, чтобы тень скрывала ее лицо. Вместо того чтобы поднять голову и, как обычно, встретить нас прямым взглядом, она сидела близко к столу и упрямо смотрела в раскрытую книгу.

– Мистер Кафф, – сказала она, – вам для вашего следствия важно знать заранее, если кто-нибудь сейчас решит покинуть этот дом?

– Чрезвычайно важно, миледи.

– В таком случае я сообщаю вам, что мисс Вериндер хочет погостить у своей тетушки, миссис Эйблуайт, во Фризинголле. Она покидает нас завтра утром.

Сержант Кафф посмотрел на меня. Я сделал шаг вперед, чтобы обратиться к хозяйке, и… почувствовав, как сжалось сердце, шагнул обратно, так ничего и не сказав.

– Могу ли я спросить вашу светлость, когда мисс Вериндер изъявила желание ехать к тетушке? – осведомился сержант.

– Примерно час назад, – ответила миледи.

Сержант Кафф снова взглянул на меня. Говорят, сердце старика трудно заставить биться быстрее. Мое сердце не могло бы биться быстрее, даже если бы мне снова стало двадцать пять!

– Миледи, я не имею права, – сказал сержант, – указывать мисс Вериндер, как поступать. Все, о чем я прошу вас, это отложить, если возможно, ее отъезд до второй половины дня. Завтра утром мне самому нужно быть во Фризинголле, и я вернусь в два часа, если не раньше. Если мисс Вериндер удастся задержать до этого времени, я бы хотел сказать ей пару слов, неожиданно, до того как она уедет.

Миледи отправила меня передать нашему кучеру ее указание не подавать карету мисс Рейчел до двух часов.

– Хотите еще что-то сказать? – спросила она у сержанта, когда это было сделано.

– Всего одну вещь, ваша светлость. Если мисс Вериндер удивится этому изменению планов, прошу вас не говорить ей, что ее поездка отложена из-за меня.

Миледи быстро подняла голову, как будто хотела что-то сказать, но усилием воли взяла себя в руки и, снова опустив взгляд на книгу, взмахом руки отпустила нас.

– Удивительная женщина, – сказал сержант Кафф, когда мы вышли в зал. – Если бы не ее самообладание, мистер Беттередж, загадка, которая не дает мне покоя, была бы разгадана уже сегодня.

От этих слов в моей старой глупой голове наконец засияла вся правда. Наверное, на какой-то миг я лишился рассудка, потому что схватил сержанта за воротник и прижал его к стене.

– Проклятье! – вскричал я. – С мисс Рейчел что-то неладно, а вы все время скрывали это от меня!

Сержант Кафф, прижатый к стене, посмотрел мне в глаза. Ни один мускул не дрогнул на его скорбном лице.

– Стало быть, вы наконец догадались, – произнес он.

Мои руки отпустили его воротник, голова упала на грудь. Мою несдержанность хотя бы отчасти оправдывает то, что я служил этой семье пятьдесят лет, прошу вас не забывать об этом. Мисс Рейчел в детстве много-много раз забиралась мне на колени и дергала меня за бакенбарды. Мисс Рейчел, со всеми ее недостатками, на мой взгляд, была самой славной, самой милой, самой лучшей молодой хозяйкой, которой когда-либо прислуживал и которую любил старый слуга. Я попросил прощения у сержанта Каффа, но боюсь, что сделал я это со слезами на глазах и не совсем подобающим образом.

– Не расстраивайтесь, мистер Беттередж, – неожиданно душевно произнес сержант. – При моем ремесле, если бы мы принимали обиду близко к сердцу, мы бы ничего не стоили. Если вам от этого легче, можете снова взять меня за воротник. Вы не имеете ни малейшего понятия, как это делается, но я понимаю ваши чувства и извиню вашу неловкость.

Он скривил уголки губ, похоже, думая, что очень удачно пошутил.

Я провел его в мою маленькую гостиную и затворил дверь.

– Я хочу знать правду, сержант, – сказал я. – Что вы подозреваете? Нехорошо скрывать это от меня.

– Я не подозреваю, – ответил сержант Кафф. – Я знаю.

Мой горячий характер снова дал о себе знать.

– Проще говоря, вы хотите сказать, что мисс Рейчел украла собственный алмаз? – процедил я.

– Да, – ответил сержант, – это я и хочу сказать. Лунный камень все время находился у мисс Вериндер, и она призналась в этом Розанне Спирман, потому что догадывалась, что мы будем подозревать Розанну. В этом, если кратко, вся суть дела. Берите меня снова за воротник, мистер Беттередж. Если это задевает ваши чувства, берите меня за воротник.

Видит бог, это не принесло бы мне облегчения.

– Приведите свои доводы, – только и смог промолвить я.

– Мои доводы вы услышите завтра, – сказал сержант. – Если мисс Вериндер откажется откладывать путешествие к тетушке (а вы увидите, что так и будет), я завтра же с удовольствием открою карты перед вашей хозяйкой. И, поскольку я не знаю, чем это обернется, я прошу вас присутствовать при этом и послушать, что будет сказано с обеих сторон. Отложим это дело до завтра. Нет, мистер Беттередж, больше вы не услышите от меня ни слова о Лунном камне. Вас ждет ужин. Это одна из многочисленных человеческих слабостей, к которым я всегда отношусь с сочувствием. Вы позвоните слугам, а я пока прочитаю молитву «За хлеб наш насущный…».

– Приятного аппетита, сержант, – прервал его я. – У меня пропал аппетит. Я дождусь слуг, проверю, чтобы вам все было подано как следует, а потом, с вашего позволения, пойду к себе и попытаюсь все обдумать в одиночестве.

Я убедился, что ему подали все самое лучшее (и я бы ничуть не жалел, если бы все самое лучшее встало у него поперек горла). Тут еще мистер Бегби, старший садовник, зашел с недельным счетом, и сержант тотчас заговорил с ним о розах и достоинствах травяных и гравийных дорожек. Оставив их вместе, я с тяжелым сердцем пошел к себе. На моей памяти за долгие годы это была первая неприятность, которую не унесли бы с собой клубы табачного дыма и которая осталась бы недосягаема даже для «Робинзона Крузо».

Встревоженный, несчастный, не зная, куда податься, я решил выйти на террасу и подумать в тиши и одиночестве. Не важно, о чем я думал. Я чувствовал себя старым, немощным, непригодным для своей службы и впервые в жизни задумался о том, когда Господу Богу будет удобно забрать меня. И все же, несмотря на это, я продолжал твердо верить в мисс Рейчел. Если бы сержант Кафф был самим великим Соломоном и сказал бы мне, что моя юная хозяйка замыслила что-то дурное, я бы этому премудрому Соломону дал один простой ответ: «Вы не знаете ее, а я знаю».

Мои размышления были прерваны появлением Сэмюэля. Он принес мне записку от хозяйки.

Когда я пошел в дом, чтобы прочитать ее при свете, Сэмюэль заметил, что погода, наверное, будет меняться. Мой встревоженный разум не дал мне заметить этого, но теперь, когда мне на это указали, я услышал беспокойство собак и тихий жалобный стон ветра. Посмотрев на небо, я увидел тучи, которые становились все чернее и чернее и плыли все быстрее и быстрее, затягивая бледную луну. Приближалось ненастье. Сэмюэль был прав, приближалось ненастье.

В записке миледи сообщалось, что судья из Фризинголла прислал ей напоминание об индусах. В начале следующей недели негодяев нужно было выпустить на волю, и, следовательно, они получали свободу действий. Если у нас еще оставались к ним вопросы, времени терять было нельзя. Забыв упомянуть об этом во время последней встречи с сержантом Каффом, миледи теперь хотела, чтобы я исправил это упущение. Индусы совершенно вылетели у меня из головы (как наверняка они вылетели из вашей). Я не видел особой пользы в том, чтобы ворошить эту тему, однако тотчас повиновался указанию.

Я нашел сержанта Каффа и садовника за бутылкой шотландского виски, погруженными в яростный спор о розах. Сержант так увлекся, что, когда я вошел, поднял руку, показывая, чтобы я не прерывал разговор. Насколько я мог понять, их мнения не сошлись в вопросе о том, нужно или нет белую моховую розу для улучшения роста прививать к шиповнику собачьему. Мистер Бегби говорил «да», сержант говорил «нет». Мне они показались похожими на двух запальчивых мальчишек. Не зная ничего о выращивании роз, я занял позицию посередине, как поступают судьи ее величества, когда ни одна из чаш весов правосудия не может перевесить другую.

– Господа, – промолвил я, – вам обоим есть что сказать.

Эти беспристрастные слова вызвали временное затишье, и я положил на стол перед сержантом Каффом записку миледи.

К этому времени я уже почти ненавидел сержанта. Однако ради истины я вынужден признать, что по части сообразительности он не знал себе равных.

Прочитав записку, он уже через полминуты вспомнил отчет старшего инспектора Сигрейва, вычленил из него ту часть, в которой говорилось об индусах, и придумал, что делать. В отчете мистера Сигрейва упоминался некий великий путешественник, знавший индусов и понимавший их язык, не так ли? Прекрасно. Известны ли мне имя и адрес этого джентльмена? И снова прекрасно. Не мог бы я написать их на обороте записки миледи? Весьма обязан. Сержант Кафф разыщет этого джентльмена, когда поедет во Фризинголл завтра утром.

– Вы полагаете, это что-то даст? – спросил я. – Старший инспектор Сигрейв нашел их невинными, как младенцы.

– До настоящего времени все заключения старшего инспектора Сигрейва оказывались ошибочными, – ответил сержант. – Пожалуй, завтра стоит проверить, ошибался ли старший инспектор Сигрейв еще и насчет индусов. – С этими словами он повернулся к мистеру Бегби и продолжил спор с того места, на котором тот прервался: – В этом вопросе главное – грунт и время года, терпение и усердие, господин садовник. Или вот взгляните с такой стороны. Если взять белую моховую розу…

Окончания спора я не услышал, потому что уже затворил за собой дверь.

В коридоре я увидел Пенелопу и спросил, чего она ждет.

Она ждала звонка от молодой хозяйки, когда молодая хозяйка пожелает позвать ее помогать собирать вещи перед завтрашним путешествием. Как выяснилось из дальнейших расспросов, мисс Рейчел объясняла свое желание уехать во Фризинголл тем, что дом сделался для нее невыносим, и тем, что она больше не может терпеть такой гнусности, как присутствие полицейского под одной крышей с нею. Когда полчаса назад ей сообщили, что ее отбытие будет отложено до двух часов, она пришла в неистовство. Миледи, присутствовавшая при этом, сделала ей строгий выговор, после чего (очевидно, желая сказать нечто такое, что предназначалось только для ушей ее дочери) выслала Пенелопу из комнаты. Моя девочка была очень расстроена происходившими в доме переменами.

– Все не так, папа, все теперь не так, как было раньше. Мне кажется, будто над нами нависла какая-то страшная беда.

Я чувствовал то же самое, но перед дочерью, конечно же, этого не показывал. Пока мы разговаривали, позвонила мисс Рейчел, и Пенелопа убежала по черной лестнице наверх помогать ей с вещами. Я направился другой дорогой в зал посмотреть, что говорил барометр о перемене погоды.

Как раз когда я проходил мимо двустворчатой двери в людскую, та с грохотом отворилась и на меня налетела Розанна Спирман с искаженным, словно от боли, лицом и прижатыми к сердцу руками, как будто оно болело.

– Что с вами, девочка моя? – спросил я, останавливая ее. – Вы нездоровы?

– Ради господа бога, не говорите со мной! – Она вырвалась из моих рук и бросилась к черной лестнице.

Я позвал кухарку, которая находилась недалеко и слышала нас, и попросил ее присмотреть за бедняжкой.

Кроме кухарки нас услышали еще два человека. Сержант Кафф быстро вышел из моей комнаты и спросил, что случилось. Я ответил:

– Ничего.

Мистер Франклин отворил дверь с другой стороны и, поманив меня к себе, спросил, не видел ли я Розанну Спирман.

– Она только что прошла мимо меня с очень встревоженным видом и вела себя очень странно.

– Боюсь, что это я невольно стал причиной такой тревоги, Беттередж.

– Вы, сэр?

– Я не могу этого объяснить, – сказал мистер Франклин, – но, если девица действительно замешана в пропаже алмаза, я уверен, она уже была готова во всем признаться… И не кому-то, а мне! Каких-нибудь две минуты назад.

После его слов я посмотрел на двустворчатую дверь и заметил, что она немного приоткрылась изнутри.

Нас подслушивали? Дверь вернулась на место, прежде чем я успел к ней подойти. Когда я заглянул за нее в следующее мгновение, мне показалось, что за углом мелькнули фалды строгого черного сюртука сержанта Каффа. Он не хуже меня знал, что не может рассчитывать на мою помощь теперь, когда я узнал, в какую сторону повернуло его расследование в действительности. В таких условиях было вполне в его характере заняться помощью самому себе и делать это втайне.

Не ощущая полной уверенности в том, что это действительно был сержант, и не желая натворить беды там, где, господь свидетель, все и так было плохо, я сказал мистеру Франклину, что мне показалось, будто одна из собак забежала в дом, а потом попросил его рассказать, что произошло между ним и Розанной.

– Вы проходили через зал, сэр? – спросил я. – Вы встретились случайно, когда она обратилась к вам?

Мистер Франклин указал на бильярдный стол:

– Я гонял шары и пытался выбросить из головы это несчастное дело о пропаже алмаза, а потом случайно поднял взгляд и увидел ее. Розанна Спирман стояла рядом со мной, как привидение. То, что она так подкралась ко мне, показалось мне настолько странным, что я поначалу даже растерялся. Видя, как она взволнована, я спросил, хочет ли она поговорить со мною. Она ответила: «Да, если осмелюсь». Зная, какие на ней лежат подозрения, я мог дать лишь одно объяснение такому ответу. Признаюсь, я слегка оробел. Мне не хотелось выслушивать исповедь девицы, в то же время при тех трудностях, которые сейчас нас окружают со всех сторон, я просто не имел права отказать ей в разговоре, если она действительно намерилась поговорить со мной. Положение было довольно неловкое, и, должен сказать, вышел я из него так же неловко. Я сказал ей: «Не совсем понимаю вас. Вы хотите, чтобы я что-то сделал?» Заметьте, Беттередж, я говорил не грубо. Несчастная не виновата, что некрасива. Я тогда это почувствовал. Кий все еще был у меня в руках, и я снова начал катать шары, чтобы как-то снять напряженность. Но, как оказалось, я только все ухудшил. Боюсь, я невольно напугал ее. Она вдруг развернулась, и я услышал, как она пробормотала: «Он смотрит на бильярдные шары! На что угодно, только не на меня!» Не успел я ее остановить, как она вышла из зала. Мне это не дает покоя, Беттередж. Вы не могли бы передать Розанне, что я не хотел показаться невежливым? Возможно, я был немного груб с нею, но только в мыслях. Я почти даже надеялся, что исчезновение алмаза можно будет связать с нею. Не потому что я хочу бедной девушке зла, но… – Тут он замолчал, подошел к бильярдному столу и стал катать шары.

После всего, что произошло между сержантом и мною, я знал то, что он оставил недосказанным, не хуже его самого.

Теперь лишь доказательство того, что Лунный камень находился во владении нашей второй горничной, могло снять позорное подозрение, которое лежало на мисс Рейчел в мыслях сержанта Каффа. Вопрос уже состоял не в том, чтобы успокоить нервы молодой хозяйки, а в том, чтобы доказать ее невиновность. Если бы Розанна не сделала ничего, что могло бы ее скомпрометировать, надежду, в которой признался мистер Франклин, можно было бы, говоря по совести, назвать жестокой. Но дело обстояло иначе. Она притворилась больной и тайно сходила во Фризинголл. Она не спала всю ночь, делая или уничтожая что-то, запершись у себя в комнате, а еще в тот вечер она побывала на Зыбучих песках при обстоятельствах, мягко выражаясь, весьма подозрительных. Принимая во внимание все эти обстоятельства, как ни жаль мне было Розанны, я не мог назвать взгляд мистера Франклина на это дело необоснованным или неестественным. Я так и сказал ему.

– Да, да, – ответил он. – Но есть надежда, очень слабая надежда, разумеется, что поведение Розанны имеет какое-то объяснение, о котором мы пока не догадываемся. Я терпеть не могу оскорблять чувства женщин! Передайте несчастной то, о чем я просил вас, и, если она захочет поговорить со мной, не важно, чем это для меня закончится, пришлите ее ко мне в библиотеку. – С этими добрыми словами он положил кий и ушел.

Поспрашивав в людской, я выяснил, что Розанна ушла в свою комнату. Все предложения помощи она с благодарностью отклонила и только попросила, чтобы ее не беспокоили, когда она будет отдыхать. Следовательно, в тот вечер ее желание сделать признание закончилось, если предположить, что она вообще собиралась его сделать. Я сообщил об этом мистеру Франклину, после чего он покинул библиотеку и пошел спать.

Когда я тушил свечи и запирал окна, ко мне подошел Сэмюэль с известием о двух гостях, которых я оставил в своей комнате.

Спор о белой моховой розе, по всей видимости, подошел к концу. Садовник ушел к себе, а сержанта Каффа в нижнем этаже дома нигде нельзя было разыскать.

Я заглянул в свою комнату. И верно, там никого не было, я увидел только два пустых бокала и почувствовал сильный запах горячего грога. Быть может, сержант решил сам пойти в приготовленную для него спальню? Я отправился наверх проверить.

Когда я дошел до второго лестничного пролета, мне показалось, что я услышал слева от себя тихое, размеренное дыхание. Слева от меня начинался коридор, ведущий к комнате мисс Рейчел. Я заглянул туда, и там, с красным платком, завязанным на седоватой голове, подложив под голову свернутый валиком строгий черный сюртук, на трех составленных прямо посреди прохода стульях, спал сержант Кафф!

Как только я подошел к нему, он проснулся, мгновенно и бесшумно, как собака.

– Спокойной ночи, мистер Беттередж, – произнес он. – И запомните, если вы когда-нибудь надумаете заняться разведением роз, белую моховую розу лучше не прививать к шиповнику собачьему, что бы ни говорил садовник!

– Что вы здесь делаете? – спросил я. – Почему не легли в постель?

– Я не лег в постель, – ответил сержант, – потому что я один из множества людей в этом жалком мире, кто может зарабатывать деньги честно и одновременно легко. Сегодня вечером возвращение Розанны Спирман с Зыбучих песков совпало по времени с объявлением мисс Вериндер о своем желании покинуть дом. Что бы ни спрятала Розанна, у меня не вызывает сомнений, что ее молодая хозяйка не могла уехать, пока не была уверена, что эта вещь спрятана. Сегодня они уже один раз тайно встретились. Если они попытаются встретиться снова, когда все лягут спать, я хочу оказаться у них на пути, чтобы помешать им это сделать. Не вините меня за то, что нарушились ваши приготовления ко сну, мистер Беттередж… Вините алмаз.

– Как бы я хотел, чтобы этот алмаз никогда не появлялся в нашем доме! – воскликнул я, не сдержавшись.

Сержант Кафф со страдальческим видом посмотрел на стулья, на которых ему предстояло провести ночь, и мрачно произнес:

– Я тоже.

Глава XVII

Ночью ничего не случилось, и (рад сообщить) ни мисс Рейчел, ни Розанна не вознаградили бдительность сыщика попытками встретиться.

Я полагал, что утром сержант как можно раньше отправится в город, но он выжидал, словно сперва хотел что-то сделать. Оставив сержанта заниматься своими делами, я вышел во двор и вскоре встретил мистера Франклина на его любимой дорожке среди кустов.

Не успели мы обмолвиться и парой слов, как к нам неожиданно присоединился сержант Кафф. Он подошел к мистеру Франклину, который встретил его, надо заметить, довольно надменным взглядом.

– Вы хотите мне что-то сказать? – ответил он на вежливое приветствие.

– Да, я хочу вам кое-что сказать, сэр, – сказал сержант. – Это касается расследования, которое я здесь провожу. Вчера вы заметили, в какую сторону оно повернуло. Неудивительно, что в вашем положении вы были поражены и оскорблены. Также неудивительно, что свою злость, вызванную семейным скандалом, вы вымещаете на мне.

– Что вам нужно? – довольно резко спросил мистер Франклин.

– Я всего лишь хочу напомнить вам, сэр, что до сих пор никто не доказал, что я ошибаюсь. Имея это в виду, будьте добры не забывать, что я представитель закона и действую здесь по согласованию с хозяйкой дома. В таких условиях, скажите, вы как добропорядочный гражданин обязаны или нет поделиться со мною известными вам сведениями?

– Мне никакие сведения не известны, – ответил мистер Франклин.

Сержант Кафф отклонил этот ответ, как если бы никакого ответа не последовало.

– Вы можете сберечь мое время, – продолжил он, – если захотите понять меня и все рассказать.

– Я вас не понимаю, – бросил мистер Франклин. – И мне нечего рассказывать.

– Сэр, вчера вечером одна из служанок (не будем называть имен) тайно разговаривала с вами.

И снова мистер Франклин прервал его, и снова мистер Франклин ответил:

– Мне нечего сказать.

Молча стоя рядом, я подумал о движении двустворчатой двери, которое я заметил вчера вечером, и о фалдах сюртука, исчезнувших за углом в конце коридора. Сержант Кафф, несомненно, услышал достаточно до того, как я прервал его, чтобы заподозрить, что Розанна облегчила душу, признавшись в чем-то мистеру Блейку.

Едва эта мысль пришла мне в голову, как на другом конце тропинки появилась – кто бы вы думали? – Розанна Спирман собственной персоной. За нею следовала Пенелопа, которая явно пыталась заставить ее вернуться в дом. Увидев, что мистер Франклин не один, Розанна остановилась, видимо, не зная, как поступить. Пенелопа встала позади нее. Мистер Франклин увидел девушек одновременно со мной. Сержант с дьявольской хитростью сделал вид, что не заметил их. Все это произошло в течение секунды. Прежде чем мистер Франклин и я успели промолвить хоть слово, сержант Кафф, как будто заканчивая предыдущее предложение, громким голосом, так, чтобы услышала Розанна, сказал мистеру Франклину:

– Так что не бойтесь причинить ей вред. Напротив, я настоятельно советую вам довериться мне, если вы принимаете участие в Розанне Спирман.

Мистер Франклин мгновенно сделал вид, что тоже не заметил девушек, и ответил также громко:

– Я не принимаю никакого участия в Розанне Спирман.

Я посмотрел в конец дорожки. С такого расстояния я лишь увидел, что, как только мистер Франклин произнес эти слова, Розанна вдруг развернулась. Если секунду назад она противилась, то теперь позволила моей дочери взять себя за руку и повести в дом.

Когда девушки исчезли, прозвучал созывающий к завтраку звонок, и даже сержант Кафф был вынужден признать, что его план не сработал.

– Я еду во Фризинголл, мистер Беттередж, – тихо сказал он мне. – Вернусь к двум.

Не произнеся более ни слова, он пошел своей дорогой, и мы на несколько часов избавились от него.

– Вы должны все объяснить Розанне, – сказал мне мистер Франклин, когда мы остались одни. – Похоже, я обречен говорить какие-то несуразности этой бедной девушке. Вы сами должны были видеть, что сержант Кафф нам обоим поставил ловушку. Если бы он смог запутать меня или расстроить ее и заставить не сдержаться, она или я могли бы сделать что-нибудь такое, что было бы ему на руку. Под влиянием минуты я не увидел лучшего выхода и поступил так, как поступил. Это заставило девушку промолчать, а сержанту показало, что я его раскусил. Беттередж, он явно подслушивал, когда я разговаривал с вами вчера вечером.

«Он сделал кое-что похуже, – мысленно возразил я. – Он вспомнил мои слова о том, что девица полюбила мистера Франклина, и хотел сыграть на этом, когда при самой Розанне заговорил об участии мистера Франклина в ней же».

– Что до подслушивания, сэр, – заметил я (оставив второй вывод при себе), – если подобные вещи будут продолжаться, скоро мы все такими станем. Шпионить, подсматривать и подслушивать свойственно людям в нашем положении. Еще день-два, мистер Франклин, и мы вовсе перестанем разговаривать по той причине, что все мы будем знать, что нас кто-то внимательно слушает, чтобы выведать наши тайны. Простите меня за несдержанность, сэр. Ужасная тайна, нависшая над этим домом, опьяняет меня, как вино, и сводит с ума. Я не забуду, что вы мне сказали. При первой же возможности поговорю с Розанной.

– Вы ведь насчет вчерашнего вечера ей еще не рассказывали? – спросил мистер Франклин.

– Нет, сэр.

– Так ничего не говорите и сейчас. Лучше не вызывать доверие девушки, когда сержант так и ждет, чтобы нас застать врасплох. Я веду себя очень непоследовательно, правда, Беттередж? Я не вижу выхода из этого положения. И все было бы не так ужасно, если бы следы алмаза не вели к Розанне. И все же я не могу и не стану помогать ему уличать эту девушку.

Вот уж действительно неразумно. Но у меня в голове происходило то же самое. Я прекрасно его понимал. Если угодно, вспомните хотя бы раз в жизни, что вы смертны, и, возможно, вы тоже поймете его. Пока сержант Кафф ездил во Фризинголл, в доме и вокруг, если кратко, происходило следующее.

Мисс Рейчел ждала, когда будет подана карета, чтобы уехать к тетушке, упрямо запершись в своей комнате. Миледи и мистер Франклин вместе позавтракали, а после завтрака мистер Франклин вдруг принял одно из своих внезапных решений – он стремительно вышел во двор, чтобы успокоить возбуждение долгой прогулкой. Я был единственным, кто видел, как он вышел, и он сказал мне, что вернется до возвращения сержанта. Наступила перемена погоды, которую предвещал вчерашний вечер. Вскоре после рассвета проливной дождь сменился сильным ветром, дувшим весь день. Но, хоть тучи не раз собирались на небе, снова дождь так и не пошел. Не такой уж плохой день для прогулки, если вы молоды, сильны и можете выстоять перед налетающими с моря сильными порывами ветра.

После завтрака я помогал миледи разбирать наши домашние счета. Лишь однажды она затронула тему Лунного камня, когда запретила мне упоминать о нем в разговоре с ней. «Дождитесь, когда вернется этот человек, – сказала она, имея в виду сержанта. – Тогда нам придется об этом поговорить, но сейчас это не обязательно».

Покинув хозяйку, в своей комнате я нашел дожидавшуюся меня Пенелопу.

– Отец, я бы хотела, чтобы вы пошли к Розанне и поговорили с ней, – сказала она. – Я очень беспокоюсь о ней.

Я сразу понял, в чем дело. Однако я придерживаюсь одного жизненного правила: мужчины (как существа высшие) должны стараться улучшать женщин, где только это возможно. Когда женщина хочет, чтобы я что-то сделал (моя дочь или не моя дочь – не важно), я всегда требую объяснений. Чем чаще вы будете заставлять их ломать голову, выискивая объяснения, тем более покладистыми они будут в жизни. Не их вина, что они (несчастные существа!) сначала действуют, а потом думают. Виноваты те дураки, которые потакают им.

Объяснения Пенелопы в этом случае можно передать ее собственными словами.

– Отец, – сказала она, – я боюсь, что мистер Франклин, не догадываясь об этом, очень оскорбил Розанну.

– Что привело Розанну на дорожку среди кустов? – спросил я.

– Ее собственное безрассудство, – ответила Пенелопа, – по-другому я это не могу назвать. Сегодня утром она вознамерилась поговорить с мистером Франклином, чем бы это ей ни грозило. Я сделала все, чтобы остановить ее, вы видели. Если бы только я смогла увести ее до того, как она услышала эти ужасные слова…

– Ну, будет, будет, – сказал я. – Ты преувеличиваешь. Лично я не припомню ничего такого, что могло бы встревожить Розанну.

– Да, ничего не случилось, но мистер Франклин сказал, что не принимает в ней никакого участия… И произнес это таким безжалостным голосом!

– Он сказал это, чтобы заставить замолчать сержанта, – уточнил я.

– Я говорила ей об этом, – сказала Пенелопа, – но, понимаете, хоть мистера Франклина нельзя в этом винить, он уже не первую неделю унижает и расстраивает ее, а теперь еще и это! Она, понятное дело, не имеет права ждать от него участия, и то, что она забыла свое место, забыла, кто она, чудовищно, но она, кажется, совсем потеряла гордость, потеряла настоящие чувства, потеряла все. Она напугала меня, отец, когда мистер Франклин произнес те слова. Она от них точно в камень превратилась. А потом ею овладело какое-то странное безразличие, и с тех пор она просто выполняет свою работу, как во сне.

Мне стало немного не по себе. Что-то в сказанном Пенелопой приглушило мой здравый смысл. Теперь, когда мои мысли устремились в этом направлении, я вспомнил, что произошло между мистером Франклином и Розанной накануне. Тогда казалось, что она была ранена в самое сердце, а теперь, как назло, стрела обиды снова уязвила это нежное место. Печально! Печально… Тем более печально, что девушке стоило винить саму себя.

Я обещал мистеру Франклину поговорить с Розанной, и сейчас, похоже, настало самое подходящее время сдержать обещание.

Девушку мы нашли в коридоре у спален, где она подметала пол, бледная, сосредоточенная, как всегда опрятная, в скромном ситцевом платье. Я заметил какую-то странную затуманенность, блеклость в ее глазах, как будто она, нет, не плакала, а слишком долго во что-то всматривалась. Вероятно, тот туман породили ее собственные мысли, ибо здесь вокруг нее не было ничего, чего она бы не видела сотни раз.

– Выше голову, Розанна! – сказал я. – Не позволяйте собственным фантазиям мучить вас. Я должен передать вам кое-что от мистера Франклина.

И самыми мягкими, самыми успокоительными словами я изложил перед ней дело. Как вы уже заметили, у меня очень строгие принципы отношений с противоположным полом, но как-то получается, что, когда я сталкиваюсь с женщинами лицом к лицу, у меня, должен признать, не получается применять эти принципы.

– Мистер Франклин очень добр и заботлив. Пожалуйста, поблагодарите его от меня, – вот и все, что она ответила.

Моя дочь уже заметила, что Розанна занимается работой по дому как во сне. К этому замечанию я теперь добавлю, что слушала и разговаривала она тоже как во сне.

У меня появилось сомнение, что ее разум в состоянии воспринимать то, что я ей говорил.

– Розанна, вы уверены, что поняли меня? – спросил я.

– Совершенно уверена.

Она отозвалась не как живая женщина, а как создание, приводимое в движение машиной. Все это время она не переставала подметать. Я забрал у нее щетку как только мог осторожно.

– Что же это, девочка моя? – мягко промолвил я. – Вы сами на себя не похожи. Вас что-то тяготит. Я ваш друг… И останусь вашим другом, даже если вы нехорошо поступили. Розанна, поделитесь со мной своей тревогой, расскажите все как на духу.

Когда-то от таких моих слов у нее на глаза накатились бы слезы, но сейчас я не заметил перемен в ее лице.

– Да, – невыразительно промолвила она, – я расскажу.

– Миледи? – спросил я.

– Нет.

– Мистеру Франклину?

– Да, мистеру Франклину.

Я не нашел, что сказать на это. Ее состояние не позволяло ей понять предостережение не говорить с мистером Франклином наедине, которое он попросил меня передать ей. Понемногу прощупывая путь, я сообщил ей, что мистер Франклин вышел на прогулку.