Текст книги "Лунный камень"

Старший инспектор Сигрейв очень уважал сержанта, но себя он уважал еще больше. Получив ощутимый удар от знаменитого Каффа, он, выходя из комнаты, не преминул ударить в ответ, насколько хватило сил.

– Своего мнения я еще не высказал, – промолвил господин старший инспектор своим обычным военным голосом. – Оставляя дело в ваших руках, я хочу сказать только одно, сержант: из мухи очень легко сделать слона. Прощайте.

– Не сложнее, чем вовсе не заметить муху, если слишком задирать нос. – С этим достойным ответом сержант Кафф отвернулся от коллеги и подошел к окну.

Мистер Франклин и я стали ждать, что будет дальше. Сержант смотрел в окно, засунув руки в карманы, и тихонько насвистывал «Последнюю розу лета». Позже я заметил, что он начинал насвистывать, только когда его мозг напряженно работал, дюйм за дюймом приближаясь к намеченной цели. Мотив «Последняя роза лета», видимо, помогал ему и ободрял его. Мне кажется, эта песенка соответствовала его характеру. Она напоминала ему о его любимых розах, да и насвистывал он ее так, что она превращалась в самую печальную мелодию на свете.

Отвернувшись от окна спустя пару минут, сержант вышел на середину комнаты и замер, в задумчивости глядя на дверь спальни мисс Рейчел. Через какое-то время он кивнул головой, как будто говоря «Ну все, довольно», и, обращаясь ко мне, попросил о десятиминутной беседе с моей хозяйкой, как только ее светлости будет удобно.

Выходя из комнаты с этим посланием, я услышал, как мистер Франклин задал сержанту вопрос, и остановился в дверях послушать, что ответит сыщик.

– Вы уже догадываетесь, кто украл алмаз? – поинтересовался мистер Франклин.

– Никто не крал алмаз, – ответил сержант Кафф.

Услышав этот поразительный ответ, мы оба вздрогнули и оба попросили его объяснить, что он имел в виду.

– Подождите немного, – ответил сержант. – Еще не все части головоломки сложились.

Глава XIII

Миледи я нашел в гостиной. Когда я передал ей просьбу сержанта Каффа, она раздраженно поморщилась.

– Мне обязательно с ним беседовать? – спросила она. – Вы не могли бы поговорить с ним от моего имени, Габриель?

Мне это показалось непонятным, что, вероятно, отразилось у меня на лице. Миледи соблаговолила пояснить:

– Боюсь, у меня теперь немного расшатались нервы, – сказала она. – В этом лондонском полицейском есть что-то неприятное… Не знаю что. У меня предчувствие, что он принесет с собой хлопоты и беду в наш дом. Это очень глупо, и со мной такого никогда прежде не случалось, но это так.

Я не знал, что на это ответить. Чем больше я узнавал сержанта Каффа, тем больше он мне нравился. Открывшись мне, миледи тотчас взяла себя в руки, ибо, как я уже говорил, была женщиной решительной и мужественной.

– Если я должна с ним встретиться, значит, должна, – сказала она. – Но я не хочу встречаться с ним наедине. Просто не смогу. Приведите его, Габриель, и оставайтесь с нами, пока мы будем разговаривать.

На моей памяти то был первый приступ уныния миледи с самого детства. Я вернулся в будуар. Мистер Франклин вышел в сад и присоединился к мистеру Годфри, время отбытия которого приближалось, а мы с сержантом Каффом направились в комнату миледи.

Уверяю вас, миледи немного побледнела, когда увидела его! Впрочем, в остальном она держала себя в руках и спросила у сержанта, не возражает ли он против моего присутствия при разговоре, и даже прибавила, что я – ее доверенное лицо и старый слуга и что во всем, относящемся к делам домашним, я именно тот человек, к которому стоит обращаться. Сержант вежливо ответил, что будет рад, если я останусь, поскольку он должен что-то сказать о слугах в общем, а моя осведомленность в этом вопросе уже однажды оказалась полезной для него. Миледи указала на два кресла, мы сели и без всякого перехода приступили к разговору.

– Я уже составил свое мнение об этом деле, – начал сержант Кафф, – но, если ваша светлость не возражает, пока что не буду его оглашать. Я здесь для того, чтобы рассказать, что я обнаружил наверху в комнате мисс Вериндер и что намерен, с позволения вашей светлости, делать дальше.

Он поведал ей о пятне на двери и изложил выводы, на которые оно его натолкнуло (примерно в тех же словах, в каких излагал их старшему инспектору Сигрейву, только с бо́льшим уважением).

– Одно можно сказать наверняка, – подытожил он. – Алмаз исчез из ящика шкафчика. Почти с такой же уверенностью можно утверждать, что следы краски должны иметься на одежде кого-то в доме. Прежде чем идти дальше, мы должны найти этот предмет одежды.

– И эти следы краски, надо полагать, укажут на вора? – заключила моя хозяйка.

– Прошу прощения, ваша светлость, я не говорю, что алмаз украден. Я только говорю, что сейчас он исчез. Если мы найдем одежду с пятном краски, она может привести нас к нему.

Ее светлость посмотрела на меня:

– Вы что-нибудь понимаете?

– Сержант Кафф понимает, – ответил я.

– Как вы предлагаете искать эту одежду? – поинтересовалась миледи, снова обращаясь к сержанту. – Стыдно сказать, но сундуки и комнаты моих слуг, которые служат у меня уже не первый год, уже обыскал другой полицейский. Я не могу позволить и не позволю, чтобы они подверглись такому унижению во второй раз!

(Вот это хозяйка! Одна на десять тысяч, можно сказать!)

– Именно об этом я и хотел поговорить с вашей светлостью, – сказал сержант. – Этот полицейский нанес большой вред расследованию, показав слугам, что подозревает их. Если я дам им повод опять почувствовать себя подозреваемыми, кто знает, какие еще препятствия они будут нам чинить, в особенности женщины. В то же время их сундуки нужно еще раз обыскать по той простой причине, что целью первого обыска был камень, а нам нужно найти платье с пятном. Я полностью с вами согласен, миледи, с чувствами слуг нельзя не считаться, но точно так же я совершенно уверен, что гардероб слуг нужно обыскать.

Это было похоже на глухой тупик. Миледи так и сказала, только выразилась более изящно.

– У меня есть план, как выйти из этого затруднения, – сказал сержант Кафф. – Если ваша светлость согласится, я предлагаю все объяснить слугам.

– Женщины тотчас решат, что вы их подозреваете, – прервал его я.

– Не решат, мистер Беттередж, – ответил сержант, – если я скажу им, что собираюсь обыскивать гардеробы всех – от ее светлости и ниже, – кто спал в доме в ночь со среды на четверг. Это обычная формальность, – прибавил он, покосившись на миледи, – но слуги решат, что их ставят наравне с господами, и, вместо того чтобы мешать расследованию, почтут за честь помочь ему.

Я увидел, что он прав. Миледи, справившись с первым удивлением, тоже это увидела.

– Вы уверены, что без обыска не обойтись? – спросила она.

– Миледи, это самый короткий путь к нашей цели.

Миледи встала, чтобы позвонить горничной.

– Со слугами вы будете говорить с ключом от моего гардероба в руке, – сказала она.

Сержант Кафф остановил ее очень неожиданным вопросом:

– Не нужно ли сначала убедиться, что остальные леди и джентльмены в доме согласятся на это?

– В доме есть еще только одна леди – мисс Вериндер, – с удивленным видом ответила моя хозяйка. – А из джентльменов только мои племянники: мистер Блейк и мистер Эйблуайт. Никто из них не станет возражать.

Я напомнил миледи, что мистер Годфри собрался уезжать, и, как только я упомянул об этом, сам мистер Годфри постучался в дверь и зашел попрощаться. За ним появился и мистер Франклин, который ехал с ним на станцию.

Миледи объяснила им затруднение. Мистер Годфри согласился сразу. Он в окно крикнул Сэмюэлю принести наверх чемодан, после чего сам вложил ключ в руку сержанта Каффа.

– Мой багаж можно послать за мной в Лондон, – сказал он, – когда расследование закончится.

Сержант взял ключ с подобающими извинениями.

– Прошу меня простить за то, что доставляю вам неудобства из-за простой формальности, но пример господ для слуг творит чудеса.

Мистер Годфри прочувствованно попрощался с миледи, оставив на прощание послание мисс Рейчел, выраженное в таких словах, что мне стало совершенно ясно: он не принял ответ «нет» и намерен при первой же возможности снова поставить вопрос о женитьбе.

Мистер Франклин, сопровождая кузена, сообщил сержанту, что разрешает осматривать всю свою одежду и ничего не хранит взаперти. Сержант Кафф выразил им свою признательность. Как видите, его план был с готовностью принят миледи, мистером Годфри и мистером Франклином. Оставалось только заручиться согласием мисс Рейчел, чтобы можно было начинать поиски запачканного краской платья.

Необъяснимая неприязнь миледи к сержанту как будто усилилась, когда мы снова остались одни.

– Если я пришлю вам ключи мисс Вериндер, – сказала она ему, – полагаю, вам пока от меня ничего более не нужно?

– Прошу прощения у вашей светлости, – сказал сержант Кафф. – Прежде чем мы начнем, я бы хотел, если это удобно, взглянуть на бельевую книгу. Возможно, пятно осталось не на самом платье, а на белье. Если наш обыск ничего не даст, я хочу проверить все белье в доме и все белье, которое было отправлено в стирку. Если какого-то предмета будет недоставать, мы хотя бы сможем предположить, что краска была на нем и что его хозяин намеренно избавился от него вчера или сегодня. Старший инспектор Сигрейв, – прибавил сержант, повернувшись ко мне, – привлек внимание служанок к пятну, когда все они собрались в комнате в четверг утром. Может оказаться, что это одна из многочисленных ошибок старшего инспектора Сигрейва.

Миледи велела мне позвонить в колокольчик и приказать принести бельевую книгу. Пока ее несли, она оставалась с нами на тот случай, если сержанту Каффу после проверки книги захочется еще что-то спросить.

Бельевую книгу принесла Розанна Спирман. В то утро девица вышла к завтраку очень бледной и изможденной, но, очевидно, достаточно окрепла после вчерашней болезни, чтобы выполнять свою обычную работу. Сержант Кафф внимательно посмотрел на нашу вторую горничную: когда она входила – на ее лицо, а когда выходила – на кривое плечо.

– Вы что-то еще хотите сказать мне? – спросила миледи, все так же желая избавиться от общества сержанта.

Великий Кафф открыл бельевую книгу, за полминуты увидел в ней все, что ему было нужно, и снова закрыл ее со словами:

– Осмелюсь побеспокоить вашу светлость еще одним вопросом. Молодая женщина, которая принесла эту книгу, служит у вас так же давно, как остальные служанки?

– Почему вы спрашиваете? – поинтересовалась миледи.

– В последний раз, когда я ее видел, она сидела в тюрьме за кражу.

После этого ничего не оставалось, кроме как рассказать ему всю правду. Миледи особо упирала на хорошее поведение Розанны и на лестные отзывы о ней смотрительницы исправительного дома.

– Надеюсь, вы не подозреваете ее? – очень искренне добавила в конце миледи.

– Я уже говорил вашей светлости, что никого в доме не подозреваю в воровстве… пока что.

Услышав ответ, миледи встала, чтобы пойти наверх и попросить ключи у мисс Рейчел. Сержант, опередив меня, подошел к двери и открыл ее с низким поклоном. Миледи, проходя мимо него, содрогнулась.

Мы ждали, ждали, но ключ все не появлялся. Сержант Кафф ко мне не обращался. Он обратил свой тоскливый лик к окну, засунул тонкие руки в карманы и принялся тихонько насвистывать «Последнюю розу лета».

Наконец пришел Сэмюэль, но не с ключами, а с запиской для меня. Я нервно нацепил очки, чувствуя на себе гнетущий взгляд сержанта. В записке от миледи было всего две-три строчки, написанные карандашом. Она сообщала мне, что мисс Рейчел наотрез отказалась предоставлять свой гардероб для осмотра. Когда ее спросили почему, она разрыдалась. Когда вопрос повторили, она ответила: «Не хочу, потому что не хочу. Если вы примените силу, я подчинюсь, но иначе не заставите».

Я понимал нежелание миледи показываться сержанту Каффу с таким ответом дочери. Не будь я слишком стар для милых слабостей юного возраста, думаю, я сам покраснел бы от мысли, что должен на него взглянуть.

– Новости о ключах мисс Вериндер? – спросил сержант.

– Она отказывается разрешать обыск в своем гардеробе.

– А! – промолвил сержант.

Голос сержанта не был подчинен такой строгой дисциплине, как его лицо. «А!» он произнес тоном человека, который услышал то, что ожидал услышать. Он разозлил и испугал меня одновременно. Почему – не знаю, но это так.

– От обыска придется отказаться? – спросил я.

– Да, – ответил сержант, – от обыска придется отказаться, потому что мисс Вериндер не соглашается на него, как остальные. Мы должны обыскать либо все гардеробы в доме, либо ни одного. Отправьте чемодан мистера Эйблуайта в Лондон ближайшим поездом и верните бельевую книгу девушке, которая ее принесла, с поклоном и благодарностью от меня.

Он положил бельевую книгу на стол, достал перочинный ножик и принялся чистить ногти.

– Вы, кажется, не сильно расстроены? – заметил я.

– Нет, – ответил сержант, – я не сильно расстроен.

Я попытался вывести его на объяснения.

– Зачем же мисс Рейчел чинить вам препоны? – поинтересовался я. – Разве не в ее интересах вам помочь?

– Немного подождите, мистер Беттередж, немного подождите.

Головы поумнее моей уже поняли бы, куда он метит, как понял бы это и человек, менее привязанный к мисс Рейчел. Ужас миледи перед ним (как я понял впоследствии) указывал на то, что она видела, куда он метит, как говорится в Священном Писании, «сквозь тусклое стекло». Я же пока этого не видел.

– Что же делать? – спросил я.

Сержант Кафф закончил ноготь, над которым работал, осмотрел его с печальным интересом и спрятал ножик.

– Давайте выйдем в сад, – сказал он, – и посмотрим на розы.

Глава XIV

Из гостиной миледи в сад быстрее всего попасть можно было по уже известной вам дорожке в кустах. Чтобы вы лучше поняли дальнейшее, могу добавить, что по этой дорожке любил гулять мистер Франклин. Когда он выходил из дома и когда мы не могли найти его в других местах, мы шли сюда и чаще всего находили его здесь.

Боюсь, мне придется признаться, что я старик упрямый. Чем больше сержант Кафф старался скрыть от меня свои мысли, тем настойчивее я старался их понять. Когда мы свернули на дорожку в кустах, я попытался заманить его в новую ловушку.

– Будь я на вашем месте, – сказал я, – в таком положении я бы не знал, как поступить.

– Будь вы на моем месте, – ответил сержант, – вы бы составили мнение, а в таком положении, если бы у вас еще оставались сомнения насчет своих выводов, они исчезли бы окончательно. Пока что не важно, какие это выводы, мистер Беттередж. Я привел вас сюда не для того, чтобы вы вытягивали из меня сведения. Я привел вас сюда для того, чтобы узнать кое-что от вас. Несомненно, вы все могли рассказать и в доме и сюда можно было не выходить, но двери и слушатели притягивают друг друга, к тому же у людей моей профессии вырабатывается полезное для здоровья пристрастие к свежему воздуху.

Разве такого человека проведешь? Я сдался и стал как мог терпеливо ждать, что последует дальше.

– Не будем углубляться в причины поведения юной мисс, – продолжил сержант, – пожалеем только, что она отказывается мне помогать, потому что этим она делает расследование более сложным, чем оно могло бы быть в противном случае. Сейчас мы должны разгадать загадку пятна на двери – а она, можете мне поверить, является ключом к тайне исчезновения алмаза – каким-то другим образом. Мистер Беттередж, я принял решение побеседовать со слугами, узнать, что они думают и чем занимаются, вместо того чтобы обыскивать их гардеробы. Однако сперва я хочу задать вам пару вопросов. Вы человек наблюдательный… Вы не заметили никаких странностей в поведении кого-то из слуг (не принимая во внимание страх и возбуждение, разумеется) после того, как стало известно об исчезновении алмаза? Может быть, кто-то с кем-то поссорился? Может быть, у кого-то изменилось обычное настроение? Скажем, кто-нибудь неожиданно заболел или рассердился?

Я тут же подумал о внезапной болезни Розанны Спирман за вчерашним обедом, но не успел ответить, потому что заметил, как глаза сержанта Каффа вдруг скосились в сторону кустов, и услышал, как он чуть слышно пробормотал:

– Ага!

– Что случилось? – спросил я.

– Ревматизм в спине разыгрался, – произнес он громким голосом, словно хотел, чтобы нас услышал кто-то посторонний. – Видно, погода скоро будет меняться.

Еще несколько шагов привели нас к углу дома. Свернув резко вправо, мы вышли на террасу и спустились по ступенькам в сад. Там сержант Кафф остановился на открытом месте, откуда было видно все вокруг.

– Насчет этой юной особы, Розанны Спирман, – сказал он. – При ее внешнем виде маловероятно, что у нее есть любовник. Но ради нее самой я должен спросить у вас, не обзавелась ли она, бедняжка, поклонником, как остальные?

Что за странные вопросы? И какое, черт возьми, это имеет отношение к делу? Я молча уставился на него.

– Я видел, как Розанна Спирман пряталась в кустах, когда мы проходили мимо.

– Это когда вы сказали «ага»?

– Да, когда я сказал «ага». Если поклонник имеется, то ее прятанье по кустам не является чем-то важным. Если же нет… Учитывая то, что происходит в этом доме, такое поведение крайне подозрительно, и, хоть это мне неприятно, я буду вынужден действовать соответственно.

Что, скажите на милость, я мог на это ответить? Я знал, что дорожка в кустах – излюбленное место прогулок мистера Франклина; я знал, что он, скорее всего, свернул бы туда по возвращении со станции; я знал, что Пенелопа снова и снова заставала тут свою подругу и всегда говорила, что цель Розанны – привлечь внимание мистера Франклина. Если моя дочь была права, вполне вероятно, что Розанна в кустах дожидалась возвращения мистера Франклина, когда ее заметил сержант. Передо мной встал трудный выбор: упомянуть о фантазиях Пенелопы и выдать их за свои либо обречь несчастную на последствия, очень серьезные последствия, которыми могли обернуться подозрения сержанта Каффа. Из жалости к девушке – клянусь честью, исключительно из жалости к девушке – я дал сержанту необходимые объяснения и сказал, что она оказалась настолько безумна, что воспылала страстью к мистеру Франклину Блейку.

Сержант Кафф никогда не смеялся. В тех редких случаях, когда его что-то забавляло, уголки его губ немного приподнимались, не больше. Сейчас они приподнялись.

– Не лучше было сказать: она оказалась настолько безумна, что родилась некрасивой и простой служанкой? – спросил он. – То, что она полюбила джентльмена с наружностью и манерами мистера Франклина Блейка, мне кажется не самым большим безумством в ее поведении. Впрочем, я рад, что все прояснилось: когда все решается, на душе спокойнее. Да, я сохраню это в тайне, мистер Беттередж. Мне нравится быть чутким к человеческим слабостям, хотя при моей профессии не так часто выпадает возможность проявить данную добродетель. Думаете, мистер Франклин не подозревает о чувствах девушки? Ах, будь она недурна собою, он бы это быстро понял. Некрасивым женщинам трудно приходится на этом свете, будем надеяться, что на том свете им воздастся. У вас хороший сад и ухоженный газон. Взгляните, насколько красивее смотрятся цветы, когда между ними трава, а не гравий. Нет, спасибо, я не хочу срывать розу. У меня сердце кровью обливается, когда я вижу, как их отрывают от стебля. Так же, как у вас сердце обливается кровью, когда вы узнаете, что в людской что-то неладно. Когда об исчезновении алмаза стало известно, вы не заметили ничего необычного в поведении слуг?

До сих пор я был очень откровенен с сержантом Каффом, но хитрость, с которой он подвел разговор к этому последнему вопросу, заставила меня насторожиться. Проще говоря, меня не радовала мысль помогать его поискам, если он тайком, как змея подколодная, подбирается к таким же, как я, слугам.

– Я ничего не заметил, – ответил я, – кроме того, что все мы, включая меня, потеряли голову.

– Это все, что вы можете рассказать? – осведомился сержант.

Я ответил ему (как мне хочется верить) с непроницаемым видом:

– Это все.

Гнетущий взгляд сержанта Каффа впился в мое лицо.

– Мистер Беттередж, – произнес он, – позвольте пожать вам руку. Вы мне ужасно нравитесь.

(Почему он выбрал для этого именно то мгновение, когда я уловками пытался вырвать из него доказательства расположенности, выше моего понимания! Я даже почувствовал некоторую гордость. Да, я возгордился тем, что наконец сумел провести знаменитого Каффа!)

Мы вернулись в дом. Сержант попросил, чтобы я выделил ему комнату, а потом начал приглашать туда слуг (только тех, кто работает в доме), одного за другим, в порядке старшинства, от первого до последнего.

Я проводил сержанта Каффа в мою комнату, а потом собрал слуг в зале. Розанна Спирман как ни в чем не бывало пришла вместе со всеми. Она была по-своему не менее ловка, чем сержант, и у меня появилось подозрение, что она слышала, что он мне говорил о слугах в общем до того, как заметил ее. Во всяком случае, сейчас она стояла передо мной с таким видом, будто никогда и не слышала о такой штуке, как кусты.

Выполняя указания сержанта, я начал по очереди отправлять их в его комнату. Кухарка первой отправилась в судилище (в другие дни служившее моей комнатой). Оставалась она там недолго, а когда вышла, сообщила: «Сержант Кафф не в духе, но сержант Кафф настоящий джентльмен». Потом пошла личная горничная миледи. Она задержалась в комнате намного дольше. Выйдя, буркнула: «Если сержант не верит порядочной женщине, он может оставить свое мнение при себе!» Потом пошла Пенелопа. Она провела в комнате не больше минуты. Выйдя, сказала мне: «Сержанта Каффа нужно пожалеть. Отец, в молодости у него, наверное, была несчастная любовь». После Пенелопы пошла первая горничная. Она, как и горничная миледи, задержалась. Выйдя, произнесла: «Я не для того устраивалась на службу к ее светлости, мистер Беттередж, чтобы какой-то жалкий ищейка открыто подозревал меня!» Потом пошла Розанна Спирман. С ней сержант Кафф беседовал дольше, чем с остальными. Когда вышла – гробовое молчание и серые, как пепел, губы. После Розанны пошел Сэмюэль, лакей. Провел в комнате минуты две-три. Выйдя, проговорил: «Тому, кто чистит сержанту Каффу туфли, должно быть стыдно». Нэнси, судомойка, пошла последней. Выйдя, заявила: «У сержанта Каффа есть сердце. Он не позволяет себе шутить над бедной работящей девушкой».

Когда все закончилось, я вошел в судилище узнать, будут ли еще распоряжения, и застал сержанта за привычным занятием: он смотрел в окно, насвистывая «Последнюю розу лета».

– Что-нибудь прояснилось, сэр? – спросил я.

– Если Розанна Спирман захочет выйти из дома, – сказал сержант, – отпустите бедняжку, только сначала сообщите мне.

Нужно было мне не трепать языком о Розанне и мистере Франклине! Было очевидно, что бедная девушка попала под подозрение сержанта Каффа, несмотря на все мои усилия не допустить этого.

– Надеюсь, вы не считаете, что Розанна имеет отношение к исчезновению алмаза? – осмелился спросить я.

Уголки печальных губ сержанта чуть приподнялись, он посмотрел на меня так же внимательно, как только что смотрел на сад.

– Пожалуй, я не буду отвечать на этот вопрос, мистер Беттередж, – сказал он. – Вы можете опять потерять голову.

Тут у меня появились сомнения, что мне удалось провести знаменитого Каффа. К моему большому облегчению, наш разговор прервал стук в дверь и известие от кухарки: Розанна Спирман просит разрешения выйти по своей обычной причине: у нее болит голова и она хочет подышать свежим воздухом. Сержант подал мне знак, и я ответил:

– Пусть идет.

– Где выход для слуг? – спросил он, когда мы остались одни.

Я показал ему черный ход.

– Заприте дверь своей комнаты, – сказал сержант, – и, если кто-нибудь будет спрашивать меня, отвечайте, что я здесь, думаю.

Он снова скривил губы и исчез.

После его ухода неудержимое любопытство подтолкнуло меня заняться собственными поисками.

Понятно было, что подозрения сержанта Каффа насчет Розанны были вызваны чем-то, что он узнал во время допроса слуг в моей комнате. Из них всех (исключая саму Розанну) более-менее продолжительное время сержант допрашивал только двоих: личную горничную миледи и первую горничную. Как раз эти две женщины с самого начала были главными гонительницами бедной девушки. Придя к этому заключению, я как бы случайно заглянул в людскую и, увидев, что они пьют чай, тотчас присоединился к трапезе. (Ибо nota bene: для женского языка капля чая – то же самое, что капля масла для гаснущей лампы.)

Мои надежды найти в чайнике союзника оправдались. Менее чем через полчаса я уже знал все то, что знал сержант.

Ни горничная миледи, ни первая горничная, похоже, вчера не поверили в неожиданную болезнь Розанны. Эти две чертовки – прошу прощения, но как иначе назвать пару злобных женщин? – в четверг несколько раз тайком поднимались к комнате Розанны, но нашли ее запертой. Они стучали, но им не ответили. Они прислушивались, но не услышали внутри ни звука. Когда девушка спустилась к чаю, а потом была отправлена к себе из-за плохого самочувствия, две вышеупомянутые чертовки снова попытались открыть ее дверь и снова нашли ее запертой. Они смотрели в замочную скважину, но та была заткнута. В полночь они видели пробивающийся из-под двери свет и слышали треск огня (огонь в комнате служанки в июне!) в четыре часа утра. Обо всем этом они доложили сержанту Каффу, который в ответ на их искреннее желание помочь ему только посмотрел на них кислым, подозрительным взглядом и дал понять, что не верит ни одной из них. Этим объясняются неприглядные отзывы, с которыми эти женщины выходили после допроса. Этим же (помимо воздействия чайника) объясняется и готовность обсуждать неучтивость сыщика.

Поскольку я уже перенял некоторые уловки великого Каффа и догадался, что он решил тайно проследить за вышедшей на прогулку Розанной, мне показалось очевидным, что он намеренно не показал горничным, как сильно они ему помогли. Они были из тех женщин, которые раздулись бы от гордости, если бы он отнесся к их свидетельствам как к заслуживающим доверия, и могли сказать или сделать что-нибудь такое, что насторожило бы Розанну.

Я вышел в погожий летний день, испытывая жалость к бедной девушке и большое беспокойство от того, как складывались события. Переместившись через какое-то время к кустам, я встретил там мистера Франклина. Проведя кузена на станцию, он вернулся и долго разговаривал с миледи. Она сообщила ему о непонятном отказе Рейчел разрешить обыскивать свой гардероб и этим навеяла на него такое уныние, что он, казалось, был бы рад прекратить этот разговор. В тот вечер впервые за все время, которое я его знал, на его лице проступил фамильный темперамент.

– А, Беттередж, – сказал он. – Как вам нравится это ощущение тайны и подозрительности, с которым мы теперь живем? Помните то утро, когда я только приехал сюда с Лунным камнем? Лучше бы я тогда выбросил его в Зыбучие пески!

После этого нервного всплеска он не разговаривал, пока не заставил себя успокоиться. Мы молча шли рядом минуту или две, а потом он спросил меня, чем занимается сержант Кафф. Отделаться от мистера Франклина рассказами о том, что сержант уединился в моей комнате, чтобы подумать, было невозможно, и я рассказал ему все как есть, упомянув, что горничная миледи и первая горничная рассказали о Розанне Спирман.

В мгновение ока мистер Франклин сообразил, какой оборот приняли подозрения сержанта.

– Разве сегодня утром, – сказал он, – вы не говорили мне, что какой-то торговец вчера встретил Розанну на дороге во Фризинголл в то время, когда она должна была лежать в кровати больной?

– Да, сэр.

– Если тетушкина горничная и та другая женщина говорили правду, можно не сомневаться, что торговец ее встретил. Внезапная болезнь девицы была прикрытием, чтобы обмануть нас. У нее был какой-то неблаговидный повод тайно уйти в город. Платье со следами краски принадлежало ей, а огонь в четыре часа утра горел в комнате, чтобы уничтожить его. Розанна Спирман украла алмаз. Я иду к тете, расскажу ей, что происходит.

– Повремените с этим, сэр, – произнес у нас за спиной грустный голос.

Мы развернулись и оказались лицом к лицу с сержантом Каффом.

– Почему? – спросил мистер Франклин.

– Потому что, если вы расскажете ее светлости, ее светлость скажет мисс Вериндер.

– И что тогда? – Мистер Франклин произнес эти слова с неожиданным жаром и напором, как будто сержант нанес ему смертельную обиду.

– Сэр, вы полагаете разумным задавать мне такой вопрос и в такое время?

Секунду они молчали, мистер Франклин подошел ближе к сержанту. Взгляды мужчин встретились. Первым заговорил Франклин, понизив голос так же внезапно, как до этого его повысил:

– Я полагаю, мистер Кафф, вы понимаете, что это дело чрезвычайно щекотливое?

– Мне сотни раз приходилось заниматься щекотливыми делами, – невозмутимо ответил сыщик.

– Означает ли это, что вы запрещаете мне рассказать тете, что случилось?

– Это означает, сэр, что я отказываюсь заниматься этим делом, если вы расскажете леди Вериндер или кому бы то ни было, что случилось, без моего разрешения.

Это решило вопрос. Мистеру Франклину ничего не оставалось, кроме как подчиниться. В сильном раздражении он развернулся и ушел.

Я слушал их разговор с трепетом, не зная, кого подозревать и что думать. Однако, несмотря на мое замешательство, две вещи мне были понятны. Во-первых, молодая хозяйка каким-то непостижимым образом была причиной тех колкостей, которыми они обменивались. Во-вторых, они прекрасно понимали друг друга без каких-либо объяснений.

– Мистер Беттередж, – сказал сержант, – в мое отсутствие вы совершили большую глупость. Вы попытались провести собственное небольшое расследование. Надеюсь, в будущем свои расследования вы будете проводить со мной.

Он взял меня под локоть и повел по той дороге, по которой пришел. Должен признать, я заслужил этот упрек… Но я не собирался ему помогать расставлять ловушки для Розанны Спирман. Украла – не украла, законно это или нет, мне было все равно. Я жалел ее.

– Что вам нужно от меня? – спросил я, стряхнув его руку и остановившись.

– Всего лишь кое-какие сведения о здешних окрестностях, – ответил сержант.

Я не мог отказаться улучшить познания сержанта Каффа в географии.

– Там есть дорога, ведущая от дома к морю? – спросил сержант, указывая на сосновую рощу, за которой начинались Зыбучие пески.

– Да, – ответил я, – такая дорога есть.

– Покажите.

В сумерках летнего вечера сержант и я вместе отправились к Зыбучим пескам.