Текст книги "Лунный камень"

Глава X

За Эйблуайтами гости начали прибывать один за другим, пока не собрались все. Включая семью, всего собралось двадцать четыре человека. То было поистине величественное зрелище, когда все сели за стол, а фризинголлский ректор встал и прекрасно поставленным голосом прочел молитву.

Нет нужды утомлять вас перечислением гостей. Никого из них вы не встретите снова – во всяком случае, в моей части повествования, – кроме двоих.

Эти двое сидели по обе стороны мисс Рейчел, которая как королева дня, естественно, приковывала к себе взгляды всех присутствовавших. В этот раз она вызвала к себе повышенное внимание тем, что (к тайному недовольству миледи) надела чудесный подарок, затмивший все остальные, – Лунный камень. Когда его вложили ей в руки, он не имел оправы, но универсальный гений мистера Франклина при помощи его тонких пальцев и небольшого количества серебряной проволоки сумел превратить его в брошь, которая теперь красовалась на лифе ее белого платья. Конечно же, все поражались чудесному окрасу и размеру алмаза, но только два гостя сказали о нем что-то необычное, те два гостя, о которых я уже упоминал, сидевшие по правую и по левую руку от мисс Рейчел.

Слева от нее сидел мистер Кэнди, наш доктор из Фризинголла.

Это был приятный компанейский маленький человечек, но, должен сказать, он обладал одним недостатком: слишком любил шутить, к месту и не к месту, и имел привычку заводить разговор с незнакомыми людьми, не прощупав предварительно почву. В обществе он постоянно садился в лужу и неумышленно сталкивал лбами других. В медицинской практике он вел себя осторожнее, принимал решения, руководствуясь каким-то инстинктом (как говорили его враги), и, как правило, оказывался прав там, где более рассудительные доктора ошибались.

То, что он сказал мисс Рейчел об алмазе, было, как обычно, мистификацией или шуткой. С серьезным видом он попросил у нее разрешения (в интересах науки) забрать алмаз и сжечь. «Сначала мы нагреем его, мисс Рейчел, – вещал доктор, – до такой-то температуры, потом подвергнем его воздействию потока воздуха, таким образом мы постепенно – пф! – испарим алмаз и избавим вас от необходимости заниматься таким хлопотным делом, как хранение единственного в своем роде драгоценного камня».

Миледи, слушавшая его с измученным выражением лица, кажется, втайне желала, чтобы доктор говорил искренне и чтобы мисс Рейчел оказалась настолько преданной науке, что согласилась бы пожертвовать своим подарком на день рождения.

Гостем, сидевшим справа от молодой хозяйки, был известный общественный деятель, не кто иной, как знаменитый индийский путешественник мистер Мертуэт, который, переодевшись, рискуя жизнью, побывал там, где еще не ступала нога европейца.

Это был долговязый, худощавый, жилистый и молчаливый человек. Вид он имел уставший, глаза со смуглого лица глядели твердо и внимательно. Ходили слухи, что ему приелась скучная жизнь в наших краях и он решил снова отправиться в путешествие, чтобы вернуться в дикие страны Востока. Если не считать того, что он сказал мисс Рейчел о ее камне, сомневаюсь, что за весь обед он произнес больше шести слов или выпил хотя бы один бокал вина. Лунный камень был единственным, что хоть как-то его заинтересовало. Слава камня, видимо, настигла его в одном из тех смертельно опасных индийских мест, в которых ему довелось скитаться. Сначала он молча смотрел на него, смотрел так долго, что мисс Рейчел засмущалась, а потом своим холодным, невозмутимым тоном произнес:

– Мисс Рейчел, если вы когда-нибудь поедете в Индию, не берите с собой дядиного подарка. Индийский алмаз может оказаться предметом поклонения для индусов. Я знаю один город и один храм в этом городе, где вы, появившись в таком виде, не проживете и пяти минут.

Мисс Рейчел, находясь в безопасной Англии, с видимым удовольствием выслушала, какая опасность ей грозит в Индии. Удовольствие Лопотух было еще больше. Они с грохотом побросали ножи и вилки и заголосили:

– О, как интересно!

Миледи, беспокойно ерзавшая на стуле, поспешила сменить тему.

Постепенно я начал понимать, что этот праздничный обед проходил не так безоблачно, как прежде.

Глядя на этот день рождения сейчас, в свете последовавших за ним событий, я начинаю подумывать, что проклятый алмаз навел порчу на все общество. Я щедро потчевал гостей вином и, будучи наделенным привилегиями, следовал за не пользовавшимися успехом блюдами, нашептывая доверительно гостям: «Извольте испробовать. Прошу вас, измените свое мнение, ибо я совершенно уверен, что это вам понравится». В девяти случаях из десяти они изменяли мнение из уважения к старому доброму Беттереджу, как им было угодно меня называть, но все впустую. За столом разговор то и дело обрывался, и воцарялось молчание, отчего лично я чувствовал себя крайне неудобно. А когда они снова заговаривали, то всегда делали это невпопад и очень неудачно. Например, мистер Кэнди, доктор, произнес больше нелепостей, чем за все время, которое я его знал. Взгляните на один пример, и вы поймете, что я должен был чувствовать, стоя у буфета и всем сердцем желая празднику успеха.

Одной из присутствовавших на обеде дам была почтенная миссис Тредголл, вдова профессора, носившего ту же фамилию. О своем покойном муже она говорила много, да только ни разу не растолковала незнакомым ей людям, что он уже умер. Полагаю, она считала, что любой здоровый взрослый человек в Англии просто обязан был это знать. Во время очередной заминки в разговоре кто-то затронул сухой и довольно неприятный предмет анатомии человека, после чего добрая миссис Тредголл опять завела речь о супруге, не упоминая, что он уже отошел в мир иной. Она заявила, что изучение этого предмета было любимым занятием профессора в часы досуга. На беду, сидевший напротив нее мистер Кэнди (не знавший ничего о покойном господине) услышал ее. Будучи человеком чрезвычайно вежливым, он воспользовался возможностью выразить поддержку увлечению профессора анатомией.

– В хирургическом колледже недавно выставили изумительную коллекцию скелетов, – громким, веселым голосом сказал через стол мистер Кэнди. – Сударыня, я бы настоятельно советовал профессору, когда у него будет свободное время, посмотреть их.

Стало так тихо, что было слышно, как муха летит. Гости из почтения к памяти профессора сидели молча. Я в этот миг находился за спиной миссис Тредголл и подливал ей в бокал глинтвейн. Она уронила голову на грудь и очень тихо произнесла:

– Моего возлюбленного супруга больше нет на этом свете.

Увы, мистер Кэнди не услышал этого и, даже не подозревая об истинном положении вещей, заговорил еще громче и вежливее.

– Профессор может не знать, – сказал он, – что туда можно попасть по карточке члена колледжа в любой день, кроме воскресенья, с десяти до четырех.

Миссис Тредголл уронила голову чуть ли не в тарелку и повторила важные слова еще более тихим голосом:

– Моего возлюбленного супруга больше нет на этом свете.

Я начал подмигивать мистеру Кэнди, мисс Рейчел коснулась его руки, а миледи смотрела на него с таким выражением, что нам лучше не знать, что в ту минуту было у нее на уме, но все напрасно! Он продолжил с прямо-таки безудержной любезностью:

– Почту за честь послать профессору мою карточку, если вы назовете его адрес.

– Сэр, его адрес – могила! – неожиданно вскричала миссис Тредголл с такой яростью, что бокалы зазвенели. – Профессор уже десять лет как мертв.

– Господи боже! – воскликнул мистер Кэнди.

Все общество, кроме Лопотух, которые захохотали, охватило такое уныние, будто все предпочли бы отправиться вслед за профессором, чтобы взывать из могилы.

Вот и весь сказ про мистера Кэнди. Остальные гости вели себя примерно в таком же ключе, каждый по-своему. Когда стоило бы что-то сказать, они молчали, а если и заговаривали, то всегда невпопад. Мистер Годфри, столь красноречивый на публике, отказался напрягать силы в светской беседе. То ли он злился после поражения в цветнике, то ли робел – не могу сказать. Все, что он говорил за столом, предназначалось для ушей леди (тоже нашей родственницы), сидевшей с ним рядом. Это была участница его комитета, очень одухотворенная особа с красиво открытой шеей и большим пристрастием к шампанскому, которое она пила, как вы понимаете, в больших количествах. Я стоял у них за спиной у буфета и могу засвидетельствовать, что общество лишилось весьма поучительного разговора, который я услышал, откупоривая бутылки, нарезая баранину и так далее. Что они говорили о своей благотворительности, я не услышал. Когда у меня появилось время их послушать, они уже далеко ушли от женщин, требующих заключения, и женщин, требующих спасения, и были заняты беседой на серьезные темы. Религия (разобрал я слова мистера Годфри между бутылками и бараниной) означает любовь. А любовь означает религию. Земля – это небо, слегка обветшалое. А небо – это обновившаяся земля. На земле есть очень нехорошие люди, но во искупление этого все женщины на небе становятся членами удивительного комитета, в котором всегда царит согласие, а мужчины в образе добрых ангелов прислуживают им. Изумительно, изумительно! Но почему, черт возьми, мистер Годфри рассказывал об этом только своей даме?

Вы скажете: наверняка мистер Франклин сумел расшевелить общество и сделать этот вечер приятным.

Ничего подобного! Он вполне пришел в себя и пребывал в прекрасном настроении – я подозреваю, что Пенелопа сообщила ему о приеме, оказанном мистеру Годфри в цветнике, – но, как мистер Франклин ни старался, в девяти случаях из десяти он выбирал какую-то неправильную тему или обращался не к тому человеку. Закончилось это тем, что кое-кого он обидел, а кого-то озадачил. Его заграничное обучение, эти его французские, немецкие и итальянские стороны, на которые я уже ссылался, проявились за гостеприимным столом миледи самым неподобающим образом.

Что вы скажете, к примеру, о его пространных рассуждениях на тему, до каких границ позволено заходить замужней женщине в проявлении приязни к мужчине, не являющемуся ее мужем, которые он во французской фривольной манере изложил одинокой тетушке фризинголлского приходского священника? Что вы скажете на то, что он, проявив немецкую сторону, начал доказывать одному землевладельцу, известному скотоводу, который поделился своим опытом в разведении племенных бычков, что опыт не имеет никакого значения и что для правильного разведения племенных бычков нужно заглянуть в глубины собственного разума, развить идею идеального бычка и произвести его на свет? А как вам такое: когда депутат нашего графства, разгорячившись за сыром и салатом, принялся рассуждать о распространении демократии в Англии и воскликнул: «Если мы утратим старинную защиту, позвольте вас спросить, мистер Блейк, с чем же мы останемся?», – мистер Франклин ответил ему с итальянской точки зрения: «У нас останутся три вещи: любовь, музыка и салат». Он не только поверг в ужас общество подобными выходками, но еще, когда наконец проступила его английская сторона, с него сошел весь заграничный лоск, он затронул медицинскую тему и так поднял на смех докторов, что добродушный маленький мистер Кэнди прямо-таки рассвирепел.

Спор между ними начался с того, что мистеру Франклину пришлось признать (уж не помню, как до этого дошло), что в последнее время он очень плохо спал по ночам. Мистер Кэнди на это заметил, что причина сего – расшатанные нервы и что ему необходимо немедленно пройти курс лечения. Мистер Франклин ответил, что, по его мнению, курс лечения ничем не отличается от блуждания в потемках на ощупь. На это мистер Кэнди метко заметил, что, если уж на то пошло, мистер Франклин сам пытается в темноте ощупью найти свой сон и ничто кроме медицины не сможет ему помочь. Мистер Франклин в долгу не остался, заявив, что много раз слышал выражение «слепой ведет слепого» и только теперь понял его смысл. В таком духе они продолжали, распаляясь и закипая, пока мистер Кэнди, защищая свою профессию, наконец не вышел из себя окончательно, после чего миледи пришлось вмешаться и окончить этот спор. Это вынужденное проявление власти окончательно испортило настроение собравшимся. Разговор время от времени еще начинался, но ему не хватало жизни, поэтому для всех стало облегчением, когда миледи встала и подала дамам знак оставить мужчин за вином.

Только я успел расставить в ряд графины перед мистером Эйблуайтом (который заменял хозяина дома), как со стороны террасы донесся звук, от которого я тотчас позабыл о манерах. Мы с мистером Франклином переглянулись. Это был звук индийского барабана. Не быть мне Габриелем Беттереджем – индийские фокусники вернулись к нам с возвращением в дом алмаза!

Когда они показались из-за угла террасы, я насколько мог быстро поковылял к ним, чтобы прогнать, но, к несчастью, обе Лопотухи оказались рядом с ними раньше меня. Они вылетели на террасу, как пара фейерверочных ракет, охваченные желанием посмотреть на фокусы индусов. За ними последовали остальные дамы, потом вышли и джентльмены. Прежде чем вы успели бы сказать «Господи, помоги», мошенники уже раскланивались на восточный манер, а Лопотухи целовали хорошенького мальчика.

Мистер Франклин стал рядом с мисс Рейчел, а меня поставил у нее за спиной. Наши предположения, пожалуй, были верны, а она, ни о чем не догадываясь, стояла с алмазом на груди прямо на виду у индусов.

Какие трюки они показывали и как они это делали – не расскажу. После такого неудачного обеда, после того как эти негодяи не замедлили вернуться, чтобы увидеть драгоценный камень собственными глазами, я, признаться, потерял голову. Первым, что я заметил, помню, было неожиданное появление индийского путешественника мистера Мертуэта. Обогнув полукруг, который образовали сидевшие и стоявшие зрители, он молча зашел за спину фокусникам и неожиданно обратился к ним на их родном языке.

Если бы он ткнул в них штыком, сомневаюсь, что индусы испугались бы сильнее и развернулись бы к нему с большей быстротой, чем тогда, когда услышали первые слова, слетевшие с его уст. Но в следующий миг они уже кланялись и приветствовали его самым вежливым манером. Перебросившись с ними парой слов на непонятном языке, мистер Мертуэт отошел от них так же тихо, как подходил. Предводитель индусов, выступавший переводчиком, снова развернулся к зрителям, и я заметил, что после разговора с мистером Мертуэтом его кофейного цвета лицо посерело. Он поклонился миледи и сообщил, что представление окончено. Лопотухи, безмерно разочарованные, издали громкое «О», направленное против мистера Мертуэта за то, что он остановил выступление. Предводитель индусов приложил руку к груди и второй раз повторил, что представление закончено. Мальчик обошел зрителей со шляпой в руке, дамы удалились в гостиную, а мужчины (за исключением мистера Франклина и мистера Мертуэта) вернулись к вину. Я с лакеем пошел за индусами, чтобы убедиться, что они покинули двор.

Возвращаясь через кустарник, я почувствовал запах табака и увидел мистера Франклина и мистера Мертуэта (последний курил сигару), которые медленно прохаживались между деревьями. Мистер Франклин поманил меня, чтобы я подошел к ним.

– Это, – сказал он, представляя меня великому путешественнику, – Габриель Беттередж, старый слуга и друг нашей семьи, о котором я только что говорил. Не могли бы вы повторить для него то, что сейчас рассказали мне?

Мистер Мертуэт вынул изо рта сигару и лениво прислонился к стволу дерева.

– Мистер Беттередж, – начал он, – эти трое индусов такие же фокусники, как вы или я.

Новая неожиданность! Я, естественно, поинтересовался, встречался ли он прежде с этими людьми.

– Никогда, – ответил мистер Мертуэт, – но я знаю, как выглядят настоящие индийские фокусы. Все, что вы сегодня видели, – неуклюжее и плохое подражание. Если только меня не подводит долгий опыт, эти люди – брамины из высокой касты. Я сказал им, что они переодеты, и вы видели, как это сказалось на них, хотя индусы славятся своим умением скрывать чувства. В их поведении скрывается загадка, которую я не могу объяснить. Они дважды нарушили законы своей касты: во-первых, уплыв за море, и во-вторых, переодевшись фокусниками. У них на родине это считается страшным преступлением. У них должна быть для этого очень серьезная причина, и, когда они вернутся домой, им придется оправдываться, дать какое-то убедительное объяснение, чтобы их снова приняли в свою касту.

Я был ошеломлен. Мистер Мертуэт снова вставил в рот сигару. Мистер Франклин после, как мне показалось, короткой внутренней борьбы разных сторон его характера нарушил тишину:

– Мне неловко, мистер Мертуэт, что я беспокою вас нашими семейными делами, которые никакого отношения к вам не имеют и о которых мне бы не хотелось рассказывать посторонним, но после сказанного вами я чувствую себя обязанным ради леди Вериндер и ее дочери сообщить вам о том, что, возможно, направит вас на след. Я обращаюсь к вам конфиденциально и надеюсь, вы не забудете об этом.

После этого вступления он поведал путешественнику историю, которую рассказал мне на Зыбучих песках. Даже невозмутимый мистер Мертуэт настолько увлекся услышанным, что позволил сигаре погаснуть.

– А теперь, – закончив, спросил мистер Франклин, – что вам подсказывает опыт?

– Мой опыт, – ответил путешественник, – подсказывает, что вам удавалось уходить от смертельной опасности чаще, чем мне, и это, поверьте, не пустые слова.

Теперь изумился мистер Франклин.

– Все настолько серьезно? – промолвил он.

– Я считаю, да, – ответил мистер Мертуэт. – После вашего рассказа я не сомневаюсь, что возвращение Лунного камня на лоб индийского идола и является причиной и оправданием нарушений законов касты, о которых я только что говорил. Эти люди будут выжидать удобного случая с терпеливостью кошки и воспользуются им со свирепостью тигра. Как вам удалось спастись, для меня загадка, – прибавил выдающийся путешественник, снова зажигая сигару и пристально глядя на мистера Франклина. – Вы носили с собой алмаз здесь и в Лондоне, но все еще живы! Поразительно. Но давайте попробуем найти этому объяснение. Когда вы забирали алмаз из банка в Лондоне, было светло?

– Да, это было днем, – ответил мистер Франклин.

– И на улице было много людей?

– Очень.

– Вы, конечно же, договорились с леди Вериндер, что приедете в определенное время. Между домом и станцией дорога проходит по пустынным местам. Вы приехали вовремя, как договаривались?

– Нет, я приехал на четыре часа раньше.

– Поздравляю, вы поступили очень благоразумно! Когда вы взяли алмаз, чтобы отвезти его в местный банк?

– Через час после того, как привез его сюда… И за три часа до того, как меня ожидали здесь увидеть.

– Снова поздравляю вас! Вы один везли его обратно сюда?

– Нет, так вышло, что я ехал с кузинами и грумом.

– Поздравляю вас в третий раз! Если вы когда-нибудь захотите путешествовать за границами цивилизованного мира, мистер Блейк, дайте знать, я поеду с вами. Вам везет.

Все это никак не укладывалось в мою английскую голову, и я вмешался в разговор:

– Сэр, вы же не хотите сказать, что они, будь у них такая возможность, отняли бы жизнь у мистера Франклина ради того, чтобы завладеть алмазом?

– Мистер Беттередж, вы курите? – спросил путешественник.

– Да, сэр.

– Вытряхивая пепел из трубки, вы задумываетесь о нем?

– Нет, сэр.

– В той стране, где родились эти люди, убить человека им не сложнее, чем вам вытряхнуть пепел из трубки. Если бы тысяча жизней стояла между ними и возвращением алмаза и если бы они знали, что могут уничтожить эти жизни, не обнаружив себя, они бы отняли их все. В Индии выход из касты – серьезное преступление, убийство человека – обыденность.

Я высказал свое мнение на этот счет: они – шайка воров и убийц. Мистер Мертуэт высказал свое мнение: они – удивительные люди. Мистер Франклин никакого мнения высказывать не стал, а вернул нас к насущному вопросу.

– Они видели Лунный камень на платье мисс Вериндер, – напомнил он. – Что нам делать?

– То, что советовал сделать ваш дядя, – ответил мистер Мертуэт. – Полковник Гернкастл понимал, что это за люди. Завтра пошлите алмаз в Амстердам (только везти его должны не меньше двух человек) и разрежьте его. Сделайте из него не один, а полдюжины алмазов. После этого священная сущность Лунного камня прекратит существование, прекратит существование и заговор.

Мистер Франклин повернулся ко мне.

– Что ж, делать нечего, – сказал он. – Завтра же мы должны поговорить с леди Вериндер.

– Сэр, почему не сегодня? – спросил я. – Что, если индусы вернутся?

Вместо мистера Франклина ответил мистер Мертуэт:

– Они не станут так рисковать. И вообще, они никогда не действуют напрямую… Тем более в таком деле, когда малейшая ошибка может поставить крест на всей их затее.

– А вдруг эти мерзавцы окажутся смелее, чем вы думаете, сэр? – не унимался я.

– В таком случае нужно спустить собак, – посоветовал мистер Мертуэт. – У вас есть крупные собаки?

– Две, сэр. Мастифф и бладхаунд.

– Этого хватит. В нашем положении, мистер Беттередж, мастифф и бладхаунд имеют одно большое преимущество – они вряд ли будут задумываться о неприкосновенности человеческой жизни.

Как только он это произнес, до нас донеслись звуки игравшего в гостиной фортепиано. Мистер Мертуэт выбросил сигару и взял мистера Франклина под локоть, уводя его к леди. Следуя за ними к дому, я заметил, что небо стремительно заволакивает тучами. Мистер Мертуэт на это тоже обратил внимание. Повернувшись ко мне, своим обычным сухим и невыразительным тоном он произнес:

– Мистер Беттередж, сегодня вечером индусам понадобятся зонтики.

Хорошо ему было шутить, но я-то не был знаменитым путешественником, и мне на жизненном пути как-то не приходилось рисковать жизнью среди воров и убийц в отдаленных уголках земли. Обливаясь холодным потом, я вошел в свою комнату и беспомощно плюхнулся в кресло, пытаясь понять, что же делать дальше. В таком взвинченном состоянии кто-нибудь другой довел бы себя до горячки, я же поступил иначе. Закурив трубку, я взял «Робинзона Крузо».

Почитав пять минут, я натолкнулся на такой изумительный отрывок (страница сто шестьдесят один):

«Страх опасности в десять тысяч раз ужаснее самой опасности, когда она предстает перед глазами, и гнет тревоги оказывается куда больше самого зла, о котором мы тревожимся».

Если кто-то после таких слов не поверит в «Робинзона Крузо», значит, у него просто винтика в голове не хватает, или же такой человек погряз в самомнении. Доказывать что-то ему – пустая трата времени, лучше оставить доказательства для человека с более доверчивой душой.

Я уже докуривал вторую трубку, продолжая наслаждаться этой чудесной книгой, когда Пенелопа (подававшая чай) зашла ко мне рассказать, что она видела в гостиной. Она оставила Лопотух петь дуэты – слова начинались с «О», музыка была под стать. Она заметила, что миледи впервые за время, которое мы ее знали, допустила несколько ошибок в висте. Она видела, что великий путешественник прикорнул в углу. Она слышала, как мистер Франклин оттачивал остроумие с мистером Годфри, в основном потешаясь над женскими благотворительными обществами, а мистер Годфри нанес ему ответный удар, гораздо более резкий, чем пристало джентльмену его благожелательного характера. Она обратила внимание на мисс Рейчел, которая делала вид, что пытается умиротворить миссис Тредголл, показывая ей фотографии, но на самом деле украдкой бросала на мистера Франклина взгляды, в которых ни одна умная горничная не могла ошибиться ни на миг. Наконец она хватилась мистера Кэнди, доктора, который загадочным образом исчез из гостиной, а потом так же загадочно вернулся и вступил в разговор с мистером Годфри. В общем и целом все проходило значительно лучше, чем можно было ожидать после событий за обеденным столом. Если бы нам удалось продержаться еще час, старик Время подвел бы свои экипажи и освободил бы нас от гостей.

В этом мире все рано или поздно заканчивается, и даже безмятежный покой, навеянный «Робинзоном Крузо», иссяк, когда ушла Пенелопа. Мною снова овладела тревога, и я решил осмотреть двор, прежде чем пойдет дождь. Вместо лакея, у которого нос был человеческим, а потому бесполезным в непредвиденных обстоятельствах, я взял с собой бладхаунда. На то, что он почуял бы чужого, можно было положиться. Мы обошли вокруг дома, вышли на дорогу и вернулись тем же путем, не обнаружив ничего, похожего на притаившегося человека.

Прибытие экипажей как будто стало сигналом к началу дождя. Он полил так, будто собирался идти всю ночь. За исключением доктора, которого ждала двуколка, все гости разъехались по домам в закрытых экипажах. Я сказал мистеру Кэнди, что боюсь, как бы он не промок насквозь, он же ответил мне, что удивляется, как это я дожил до такого возраста и до сих пор не знаю, что у докторов кожа непромокаемая. И он уехал под дождем, смеясь своей маленькой шутке. Так мы наконец избавились от наших гостей.

Далее мне предстоит рассказать, что случилось той ночью.