Текст книги "Лес за пределами мира"

Глава XIII: Начало охоты

На следующий день он проснулся до рассвета, угнетённым, с тяжёлым сердцем, не ожидая от сегодняшнего дня ничего отличного от предыдущих четырех дней. Тем не менее, он встал; а когда спустился в зал, то увидел хозяйку, сидевшую на высоком троне в полном одиночестве, одетую в белое платье; она повернула голову, заслышав его шаги, приветливо взглянула на него и сказала:

– Подойди ко мне, гость.

Он приблизился и остановился, она продолжала:

– Хотя ты не был встречен здесь ни с достаточным радушием, ни с почестями, тем не менее, в твоем сердце не появилось желания покинуть нас; это хорошо, что ты не пытался уйти отсюда, потому что тебе не удалось бы это сделать без нашей помощи и позволения. Благодарю тебя, что, находясь под нашим кровом четыре дня, имея тяжесть на сердце, ты, тем не менее, не жаловался. Я не могу поверить в твое низкое происхождение; ты хорошо сложен, у тебя стройное тело, твой взгляд ясен, ты кажешься отважным юношей. А потому я хочу спросить тебя: готов ли ты оказать мне услугу, отплатив тем самым за мое гостеприимство?

Уолтер отвечал ей, поначалу несколько запинаясь, настолько поразительны были произошедшие с ней изменения, ибо теперь она говорила с ним доброжелательно, голос её был подобен голосу мудрого старца, хотя, на самом деле, так говорила бы любая знатная дама с молодым человеком, готовым во всем послужить ей. Он отвечал:

– Леди, я могу лишь смиренно и от всего сердца поблагодарить тебя за оказанное тобою гостеприимство; все эти дни я терзался окружающей меня пустотой, и нет ничего лучше, что я мог бы попросить, чем служба к чести и славе моей хозяйки.

Она несколько нахмурилась и произнесла:

– Ты не должен называть меня хозяйкой, те, кто называют меня так, – мои рабы, но ты не раб мне. Зови меня «моя госпожа», и я буду счастлива иметь такого оруженосца, поскольку тебе предстоит послужить мне на охоте. Оденься соответствующим образом; возьми лук и стрелы, пусть у тебя на поясе будет меч. В этой прекрасной стране вряд ли можно найти зверей более опасных, чем олени или лоси. Я тоже переоденусь; мы отправимся, как только рассветёт и, надеюсь, прекрасно проведем этот летний день.

Он поклонился ей, и она, встав, ушла в свои комнаты, а Уолтер переоделся и вышел ждать её на крыльцо; менее чем через час она вышла из дома, и сердце Уолтера бешено забилось; когда он увидел следующую за ней служанку, то с трудом мог удержаться, чтобы не впиться глазами в свою любимую. Она была одета так же, как раньше, и вела себя благоразумно, за исключением того, что, как только она увидела его, любовь отразилась на её лице, что она постаралась тут же скрыть: прежде чем хозяйка сумела бы заметить изменения, на краткий миг происшедшие с лицом девушки, оно приняло прежнее безучастное выражение.

Уолтеру показалось странным, что после презрения, выказанного по отношению к горничной-рабыне хозяйкой, после угроз в её адрес, вдруг стала мягкой и обходительной с ней, как умудренная жизнью леди относится к юной девушке. Когда Уолтер склонился перед ней, она повернулась в сторону служанки и произнесла:

– Взгляни же, моя милая, на этого прекрасного юношу, который пришел ко мне! Может ли кто сравниться с ним доблестью в нашем лесу? Разве имеет значение его происхождение? Разве не дрогнет твое сердце, стоит лишь тебе представить то горе, и страхи, и трудности Мира, лежащего за пределами Леса, которые он преодолел, чтобы достичь этой прекрасной, маленькой, приветливой страны, так горячо любимой нами обеими? А ты, юноша, взгляни на эту маленькую, прекрасную, стройную девушку, и скажи, нравится она тебе или нет: разве мог ты надеяться встретить столь прекрасное создание в столь уединенном месте?

Искренняя и добросердечная улыбка озарила её лицо, казалось, она не заметила никаких изменений в поведении Уолтера, который изо всех сил старался не смотреть на служанку. Что касается девушки, то она полностью владела собой, и на лице её не отражалось ничего, кроме того, что должно было отражаться на лице любой девушки в её положении; она стояла скромно потупив взор, со смущенной улыбкой, слегка покраснев, словно бы стесняясь незнакомого ей молодого человека.

Хозяйка ласково посмотрела на неё и сказала:

– Подойди ближе, дитя, тебе нечего опасаться этого скромного, добропорядочного юноши, ведь он тоже немножко боится тебя и, конечно, опасается меня; в этом нет ничего необычного.

Она взяла девушку за руку, притянула её к себе, прижала к груди, поцеловала в губы и щеки, а затем распустила шнуровку её платья, обнажив её плечо, и приподняла её юбку; затем, повернувшись к Уолтеру, произнесла:

– Взгляни, чужестранец! Разве не прекрасное существо взросло среди грубой дубравы? Тебе не нравится её железное кольцо? Оно всего лишь означает, что она принадлежит мне, и что я, возможно, не могу без неё обойтись.

Она взяла девушку за плечи, развернула её как бы шутливо, и произнесла:

– Теперь ступай, и приведи ко мне лучших собак; мы хотим принести сегодня в дом много дичи, а моему увальню не нужно ничего, кроме сладкого хлеба и меда.

Девушка ушла, стараясь, как показалось Уолтеру, не смотреть в его сторону. Он стоял смущенный, растерянный при виде такого простодушного, доброжелательного обращения со служанкой знатной госпожи, и видом строгой целомудренной красоты дорогой его сердцу девушки, и на ум ему пришла мысль: – всё, что он слышал, с тех пор как впервые переступил порог этого дома, не было ли наваждением зла?

Пока он размышлял над этим вопросом, совершенно сбитый с толку, глядя в одну точку остановившимся взором, хозяйка рассмеялась, прикоснулась к его руке и сказала:

– Теперь, чужестранец, после того как ты видел мою служанку, не появилось ли у тебя желания поговорить с ней где-нибудь наедине? Позволь мне напомнить тебе о твоём, данном мне, обещании. Скажу тебе более, для твоей же пользы, поскольку она не может нас сейчас слышать, самое лучшее, что я могу сделать, это взять тебя сегодня с собой; здесь есть и другие глаза, и они не столь прекрасны, как глаза моей прекрасной пленницы; и кто знает, не был бы сегодня же извлечен меч, если бы я была менее благожелательна к тебе и позволила твоему желанию осуществиться.

Произнеся это, она чуть подвинулась вперед, он немного повернулся, так что ему теперь был виден край ореховой рощицы, и ему почудилось, что он снова увидел желто-коричневое существо, тайком передвигавшееся среди деревьев; отвернувшись, он взглянул на хозяйку, встретился с ней глазами; на короткий миг ему показалось, что у них изменилось выражение, став весьма далёким от искренности и доброжелательности; но лишь на короткий миг – через мгновение всё было по-прежнему, и она произнесла, весело и мягко:

– Так, так, чужестранец, теперь, когда пелена спала с твоих глаз, ты можешь некоторое время уделить мне?

Едва он взглянул на нее, как иные видения промелькнули у него в голове, – что может случиться с ним и его возлюбленной, если он не ответит на её страсть, или если она разоблачит его в лукавстве? А потому он опустился перед нею на колени, и отвечал ей в тон:

– Моя прекрасная госпожа, разве могу я, услышав твои слова, впредь переносить разлуку с тобою? И если моя речь сбивчива, если я отвожу взгляд, то не потому ли это, что мой разум отказывает мне, когда я вижу твою красоту, и когда слышу я ласковые слова, которые ты говоришь мне?

Она рассмеялась его словам, но не презрительно, и отвечала:

– Ты хорошо сказал, чужестранец, именно то, что оруженосец должен был сказать своей ленной даме, прекрасным солнечным утром, когда и она, и он, и весь мир радуются жизни.

Она стояла совсем рядом с ним, говоря это, и рука её лежала у него на плече, а глаза её лучились и сверкали. Сказать по правде, разрешение от терзавшей его загадки, данное ему самому себе, казалось наиболее приближенным к истине, ибо ему казалось, что никогда прежде не встречал никого прекраснее, чем она: даже облаченная, для леса, в костюм языческой богини-охотницы, с перехваченным в талии поясом, с сандалиями на ногах, луком в руках и колчаном за спиной: она превосходила убранством и величеством его возлюбленную, и белизной кожи, и статью, и яркостью волос; она была словно цветок, превосходящий все прочие цветы красотой и сладостью аромата.

Она сказала:

– Ты показал себя прекрасным оруженосцем перед охотой, и если ты покажешь себя таким же в лесу, то лучшего нельзя будет и пожелать, и гость станет желанным. Но, взгляни, вон идет моя служанка с лучшими собаками. Пойди к ней на встречу, прими поводки и не будем более медлить.

Уолтер повернул голову и увидел девушку, ведущую на поводках две пары больших собак. Он скорым шагом направился к ней на встречу, надеясь на взгляд или хотя бы пол-слова; но она всего лишь позволила ему взять из её рук поводки, все с той же смущенной полуулыбкой на лице, и, пройдя мимо него, подойдя к хозяйке, плавно покачиваясь, как ивовые ветви на ветру, встала рядом с ней, опустив руки. Хозяйка повернулась к ней и произнесла:

– Следи за собой, моя милая, пока мы будем в отсутствии. Тебе не нужно ни бояться, ни стесняться этого прекрасного молодого человека, ибо он воспитан и умеет себя вести; но что ты будешь делать, оставшись наедине с сыном короля, я не знаю. Конечно, он пылкий воздыхатель, но он жесток; и когда не в настроении, то равно способен причинить зло и тебе, и мне. Если ты уступишь его желаниям, это может плохо для тебя кончиться; если же нет, то тебе следует остерегаться его, дай мне знать, только мне, и никому более, и я сумею защитить тебя от его гнева. Я что-нибудь придумаю. Вчера он был откровенен со мной и сказал, что тебя следует наказывать, как обычно наказывают рабов, но я велела ему избегать подобных слов; я смеялась и подшучивала над ним, пока он не ушел от меня раздраженным, в сильном гневе. Так что смотри, чтобы тебе не попасть в ловушку и не оказаться жертвой его коварства.

Девушка припала к ногам хозяйки, обнимала их, и целовала, а затем, когда встала, та провела рукой по её волосам и, повернувшись к Уолтеру, сказала:

– А теперь, оруженосец, давай оставим все эти неприятности, и козни, и вожделения, и устремимся, подобно древним язычникам, в зеленую дубраву.

Она подобрала свое платье, так что стали видны колени, и устремилась к лесу, лежавшему к югу от дома; Уолтер последовал за ней, пораженный её красотой, не смея обернуться и взглянуть на девушку, ибо он знал, чего она хочет от него, и этим единственным её желанием было, чтобы он избавил её от пребывания в этом доме, полном лукавства и лжи.

Глава XIV: Охота на оленя

Пока они шли, лес вокруг них менялся; отдельно стоящие, большие, широко раскинувшие ветви деревья, всё больше сменялись кустарником. В одной из таких зарослей они подняли оленя, Уолтер спустил собак с поводка, и сам, вместе с хозяйкой, бегом устремился за ними. Она перемещалась легко и быстро, не сбивая дыхания, что весьма удивило Уолтера; в своем стремительном движении она сама уподобилась гончим, ловко избегая колючих кустов и тут и там выступающих ветвей. Но, не смотря на всю быстроту их движения, добыча оставила позади и собак, и охотников, устремившись в чащу, посреди которой находилось озеро. Они последовали за ним в чащу, но он, на их глазах, устремился в воду и поплыл к противоположному берегу; пока они пробирались сквозь подлесок, он достиг противоположного берега, так что им пришлось оставить всякую надежду заполучить добычу; на этот раз охотники остались с пустыми руками.

Хозяйка бросилась на зеленую траву около воды, пока Уолтер созывал гончих и брал их на поводки; а когда обернулся, то – о, чудо! – он увидел её плачущей, всего лишь от того, что они упустили оленя; и снова Уолтер был удивлен, что столь ничтожная причина могла вызвать слезы на её глазах. Он не посмел спросить, что заставило её рыдать, ни попробовать утешить ее; он просто стоял и молча взирал на её красоту.

Вскоре она подняла голову, повернулась к Уолтеру и сердито произнесла:

– Оруженосец, почему ты стоишь возле меня неподвижно, подобно глупцу?

– Увы мне, – отвечал он, – твоя красота заставляет меня делать глупости, не оставляя мне ничего иного, как просто смотреть на тебя.

Она сказала, раздраженным тоном:

– Ерунда, оруженосец, сейчас не время для льстивых придворных речей; что было хорошо в начале дня в доме, не годится в лесу. К тому же, я знаю твое сердце гораздо лучше, чем ты можешь подумать.

Уолтер склонил голову и покраснел, она снова взглянула на него, её лицо изменилось, она улыбнулась и произнесла, на этот раз мягко:

– Взгляни же, оруженосец, я разгорячилась, устала и раздражена; но сейчас мне стало немного лучше; мои колени говорят моим плечам, что холодная вода этого маленького озера доставит приятную сладость в жаркий солнечный полдень, заставит забыть меня о моей неудаче, стоит мне окунуться в него. А потому ступай с гончими в чащу и жди там, пока я не приду. Я приказываю тебе не оглядываться, пока ты будешь идти, здесь нет для тебя никакой опасности; кроме того, я не заставлю тебя долго ждать и оставаться в одиночестве.

Он склонил голову, повернулся и отправился в чащу. Теперь, когда их разделяло некоторое пространство, он вновь подумал, что она чудеснейшее создание, и почти забыл все сомнения и опасения по её поводу, скрывались ли под прекрасным обликом ложь и лукавство, была ли она воплощенным злом в образе женщины. Потому что, когда он увидел её ласковое обращение с дорогой его сердцу, любимой им служанкой, сердце его возмутилось против нее, несмотря на то, что его глаза и его уши внушали совсем иное, и она казалась ему змеей, обернувшейся вокруг любимого им существа.

Но теперь всё было иначе, он лежал на траве в ожидании её прихода; она пришла через час с небольшим. Она подошла к нему, улыбающаяся, веселая, дышащая свежестью, её зеленое платье спускалось почти до земли.

Он вскочил при её приближении, она подошла, и сказала, с улыбкой:

– Оруженосец, нет ли еды в твоей сумке? Я дала тебе пищу, когда ты был голоден, несколько дней тому назад; теперь настал твой черед.

Он улыбнулся ей в ответ, раскрыл свою сумку, вытащил оттуда хлеб, мясо и вино и разложил все это перед ней на зеленой траве, а сам смиренно стал возле нее. Но она сказала:

– Нет, оруженосец, садись, и ешь, и пей вместе со мной, ибо сегодня мы охотимся вместе.

Он присел, трепеща, но уже не по причине её величия, не из страха перед её хитростью и колдовством.

Некоторое время они сидели, после того, как утолили голод, и хозяйка начала расспрашивать Уолтера о землях, которые он посетил во время своих странствований, о нравах людей, которые их населяют.

Наконец, она произнесла:

– Ты многое рассказал мне, ты мудро отвечал на мои вопросы, как и подобает доброму оруженосцу, и это мне нравится. А теперь расскажи мне о городе, в котором ты родился и вырос, о городе, о котором ты мне до сих пор ничего не рассказывал.

– Госпожа, – сказал он, – это прекрасный большой город, и многим он кажется самым прекрасным в мире. Но я оставил его, и теперь он мало значит для меня.

– Разве у тебя не осталось там родственников? – спросила она.

– Остались, – отвечал он, – там остались мои друзья и мои недруги; и ещё лживая женщина, из-за которой я оставил свой прекрасный город.

– И кто была эта женщина? – спросила хозяйка.

– Она была моей женой, – отвечал Уолтер.

– Она была красива?

Уолтер некоторое время смотрел на нее, затем отвечал:

– Я могу сказать, что она определенно не была столь же красива, как ты; но это был бы не полный ответ. Она была очень красива. Но теперь, добрая и милостивая госпожа, позволь мне сказать: я удивлен, что ты так подробно расспрашиваешь меня о моем городе, о Лэнгдоне на Холме, в котором я родился, и где остались близкие мне люди; мне кажется, что он известен тебе не хуже, чем мне.

– Мне? – удивилась хозяйка. – Мне?

– Тебе, – отвечал Уолтер. – Разве это не так?

Она заговорила, и некий оттенок презрения прозвучал в её тоне:

– Ты полагаешь, что я способна блуждать по миру, с места на место, подобно торговцам? Нет, я живу в Лесу позади Мира, и не покидаю его. Что заставило тебя думать иначе?

Он отвечал:

– Прощу извинить меня, госпожа, если я был дерзок; но случилось так, что впервые я увидел тебя, когда ты спускалась на набережную нашего города, затем ты поднялась на корабль, и он покинул гавань. Первым шел странный карлик, которого я встретил здесь, затем твоя служанка, и уже вслед за ними – прекрасная, величественная хозяйка.

Лицо её изменилось, когда она услышала это, оно побледнело, затем покраснело, губы её сжались; но она сдержалась, и сказала:

– Оруженосец, я вижу, что не искусен во лжи и что ты не лукав, а потому полагаю, ты искренне веришь в то, что видел меня; но я никогда не была в Лэнгдоне, не слышала о нем, и ничего не знала о его существовании, пока ты не рассказал мне о нем. А потому, полагаю, что какой-нибудь злой дух явил тебе мое видение в твоем городе.

– Может быть, госпожа, – отвечал Уолтер, – но что за злой дух мог явить тебя мне?

Она помедлила с ответом, затем произнесла с плохо скрываемым раздражением:

– Разве тебе не известно, что враги человека зачастую живут с ним под одной крышей? И если я узнаю правду, если я узнаю, кто это сделал, он поплатится за то зло, которое совершил.

Она опять замолчала, руки её сжались, она вся напряглась от еле сдерживаемого гнева; Уолтер испугался за нее, и все его прежние опасения вновь вернулись в его сердце, и он раскаялся, что сказал так много. Но через некоторое время, все, что причинило ей неприятности и вызвало её гнев, казалось, покинуло её, она снова пришла в хорошее расположение духа, мило улыбнулась ему и произнесла:

– Впрочем, я рада, я благодарю тебя, мой оруженосец и друг, что ты рассказал мне об этом. Я не держу на тебя зла. Более того, разве не благодаря этому видению ты оказался здесь?

– Да, это так, госпожа, – отвечал он.

– В таком случае нам следует поблагодарить его, – сказала хозяйка, – за то, что ты благополучно достиг нашей страны.

Она протянула ему руку, он опустился на колени и покрыл её поцелуями, и ему казалось, что будто кто-то прикоснулся к его сердцу раскаленным железом, он почувствовал слабость, у него закружилась голова. Но он продолжал удерживать её руку, и покрывал её поцелуями, и пальцы, и запястье, и не сознавал, ни что он делает, ни где находится.

Она немного отступила от него, и сказала:

– День в самом разгаре, и если мы хотим вернуться обратно с добычей, нам следует поторопиться. Поднимайся, оруженосец, возьми собак и ступай за мной, ибо невдалеке есть роща, в которой обитает множество прекрасных оленей, крупных и мелких. Продолжим нашу охоту.

Глава XV: Добыча

Так шли они, без особой спешки, с половину мили, и хозяйка велела Уолтеру идти рядом с нею, а не следовать немного позади, как это приличествует слугам; время от времени она касалась его руки, указывая на зверя, птицу или дерево, и близость её тела кружила ему голову, и он ни о чем не мог думать, кроме нее.

Как только они достигли рощи, она повернулась к нему и сказала:

– Оруженосец, я хорошо знаю лес, и можешь мне поверить, нас не постигнет неудача во второй раз; вот что мы сделаем; наложи стрелу на тетиву своего лука и жди меня здесь, никуда не отлучаясь; я пойду в рощу одна, без собак, и выгоню добычу прямо на тебя; будь внимателен, от твоего выстрела зависит, получишь ли ты награду от меня.

Говоря так, она снова подоткнула свою юбку под пояс, взяла лук, достала из колчана стрелу и легким движением исчезла в роще, оставив его смотрящим ей вслед, прислушивающимся, как шуршат листья под её ногами, и шелестят ветви, когда она скользит между ними.

Так стоял он в течение нескольких минут, пока не услышал странные звуки, словно кто-то старался заглушить рыдания, с той стороны, куда ушла хозяйка, сердце его забилось, и не успел он ещё подумать о том, что случилось что-то недоброе, как уже стремительным движением, но почти бесшумно, ринулся в лес.

Почти сразу он увидел хозяйку, стоящую на небольшой поляне, с лицом, бледным, как смерть, её колени были сжаты, она покачивалась из стороны в сторону, руки бессильно свисали вдоль тела, лук и стрелы лежали на земле; а в десяти ярдах перед ней большеголовая рыжая бестия, припав к земле, медленно приближалась к ней.

Он замер; одна стрела уже лежала на тетиве, другая была зажата между пальцами руки, державшей тетиву. Он вскинул правую руку, натянул и высвободил тетиву в мгновение ока; стрела мелькнула рядом с замершей женщиной, раздался страшный рев, от которого, казалось, содрогнулись стоявшие рядом деревья; желтогривый лев обернулся, стараясь достать зубами стрелу, глубоко вонзившуюся в его туловище возле лопатки, поразившую его, подобно небесному грому. Просвистела вторая стрела, а затем Уолтер, отбросив лук и выхватив меч, молнией блеснувший в его руке, устремился вперед, пока лев крутился на месте, будучи не в силах продолжать нападение. Уолтер осторожно приблизился к нему, и, одним ударом поразив зверя в сердце, отскочил, не будучи уверен в том, что жизнь покинула чудовище, и он не сможет броситься на него последним движением; но тот пошатнулся, свирепый рык замер, и он неподвижно вытянулся у ног охотника.

Уолтер некоторое время стоял рядом с ним, а затем повернулся к хозяйке, которая опустилась на землю там, где стояла, и лежала, сжавшись в комок, не издавая ни единого звука. Он подошел, опустился рядом с нею на колени, приподнял её голову и произнес, как ему показалось, громко, что враг повержен. Прошло несколько мгновений, она пошевелилась, вытянулась, повернулась, словно просыпаясь; бледность уходила с её лица, на него возвращалось привычное мягкое выражение и даже слабая улыбка. Она снова замерла на какое-то время, а Уолтер сидел рядом и смотрел на нее, пока она не открыла глаза и села, и узнала его, и улыбнулась ему, произнеся:

– Как случилось, оруженосец, что сон вдруг сморил меня?

Он ничего не отвечал, пока она окончательно не пришла в себя и память не вернулась к ней; она поднялась, бледная, дрожащая, и сказала:

– Уйдем из этого леса, здесь поселилось Зло.

И она спешным шагом двинулась прочь; он последовал за ней к тому месту, где оставил собак, они жались друг к другу, тревожно поскуливая; Уолтер взял поводки и поспешил за хозяйкой, которая, не останавливаясь, продолжала быстро идти.

Наконец она остановилась, обернулась к Уолтеру и произнесла:

– Подойди ко мне, оруженосец.

Он подошел, и она продолжала:

– Я устала; давай присядем под этой рябиной и немного передохнем.

Они сели; некоторое время взгляд её оставался неподвижным, затем она сказала:

– Почему бы тебе не содрать с него шкуру?

Он отвечал:

– Я так и сделаю; а потом вернусь и брошу её к твоим ногам.

Он поднялся, но она ухватила его за куртку и потянула вниз, сказав:

– Нет, ты не пойдешь; останься со мной. Сядь.

Он повиновался, и она произнесла:

– Ты не должен оставлять меня; я боюсь: я не привыкла глядеть в лицо смерти.

Сказав так, она побледнела и приложила руку к груди, и сидела так некоторое время, не произнося ни слово. Наконец она повернулась к нему, улыбнулась, и произнесла:

– Какой ты увидел меня там, когда я стояла перед диким зверем, готовым броситься на меня?

И она взяла его руку в свою.

– Ты была прекрасна, – отвечал он, – исполнена достоинства, как всегда; ты была прекрасна, но я боялся за тебя.

Она не отняла своей руки, и сказала:

– Верный и доблестный оруженосец, я обещала тебе, отправляясь в рощу, что если ты не упустишь добычу, тебя ждет вознаграждение. Зверь мертв, и шкура его осталась на нем. Но ты вправе потребовать вознаграждения сейчас, но можешь взять время и подумать, чего бы ты хотел получить.

Он чувствовал тепло её руки, он ощущал аромат её тела, смешанный с ароматами окружавшего их леса под горячим полуденным солнцем, и сердце его неудержимо влекло к ней. Он мог попросить в награду её сердце, он мог попросить в награду свободу для её служанки, и возможность удалиться с ней в любую страну; и пока он разрывался, не в силах выбрать одно из двух, хозяйка, внимательно смотревшая на него, отняла свою руку; сомнения и страх проникли в его сердце, и он не сказал ни слова.

Она весело рассмеялась и произнесла:

– Хорош оруженосец, который боится женщину больше, чем льва. Будет ли достаточной наградой, если я позволю тебе поцеловать меня в щеку?

Она склонила к нему свое лицо, он поцеловал её и подумал о том, что ждет его завтра.

Затем она поднялась и произнесла:

– Итак, оруженосец, идем домой; не смущайся, возможно, тебя ожидают и другие награды.

Обратный их путь прошел без приключений, и они вернулись в дом почти на закате. Уолтер огляделся, ища взглядом служанку, но её нигде не было; хозяйка сказала:

– Я иду в свои покои; твоя служба на сегодня окончена.

Она ласково взглянула на него и ушла.