Текст книги "За чертой"

Все входят в комнату Синтии.

Синтия. Господи, какой ужас!

Стрейф. Успокойся, Синтия, и объясни, что произошло.

Синтия. Я читала, вдруг он подошел. Улыбнулся мне, как вчера вечером. Он выбрал меня: я видела это, поняла по его глазам.

Декко. Я заметил, как он улыбнулся тебе вчера вечером, Синт. Я так и сказал: «Он улыбнулся Синтии», – но они подумали, что я их разыгрываю.

Стрейф (вполголоса). Хватит, Декко. Помолчи.

Милли (обращаясь к Стрейфу). По-моему, ей надо уснуть.

Стрейф. Милли права, дорогая. Тебе станет лучше, если ты поспишь немного. Потом все расскажешь нам.

Синтия. Господи, разве я усну!

Декко. Может быть, примешь мое снотворное, Синт?

Синтия рыдает.

Стрейф (спокойно). Думаю, снотворное не помешает, Декко.

Декко. Сейчас принесу. (Уходит.)

Синтия. Лучше бы уснуть и не просыпаться. Лучше бы вообще не появляться на свет в этом страшном мире.

Все стихает.

Милли (от автора). Мы уложили ее в постель. Стрейф и я стояли у кровати, на которой лежала Синтия без туфель, в простеньком голубом платье, помятом и буквально мокром от слез. Я хотела было снять с нее платье, пусть бы она в комбинации легла под простыню, но меня что-то удержало: я подумала, что жене Стрейфа неприлично раздеваться при мне в подобных обстоятельствах. Декко принес снотворное, и Синтия покорно проглотила две таблетки.

Звон посуды и. гул голосов в столовой. В Гленкорн-Лодже время ленча.

Декко. Бедная старушка, бедная Синт, бедная глупышка.

Стрейф. Ума не приложу, что же произошло. Когда мы проходили мимо конторы Молсидов, я заметил там двух полицейских.

Милли. Не знаю, что и думать…

Стрейф. Ничего не понимаю. Зачем они здесь?

Официантка. Желаете суп из омаров?

Милли. Да, пожалуйста, мне и мистеру Дикину.

Стрейф. А мне салат из крабов.

Официантка. Сию минуту, сэр.

В столовую торопливо входит миссис Молсид и направляется прямо к их столику.

Декко. Там, где магнолии, довольно уединенно. Этот тип мог запросто…

Миссис Молсид. Майор Стрейф, не можете ли вы уделить моему мужу несколько минут, он ждет вас в конторе. Прошу извинить, что вынуждена побеспокоить вас, но…

Стрейф. Як вашим услугам.

Вместе выходят из столовой. Милли и Декко молча едят суп.

Шум в столовой стихает, пока звучит голос Милли.

Милли (от автора). Мы сидели за столом, не проронив ни слова, когда подошла официантка забрать тарелки после супа. Нам уже стало ясно: это не буря в стакане воды, а что-то гораздо серьезнее, и никто из нас уже не в силах изменить ход событий. Вернулся Стрейф и рассказал, что тут произошло: этот тип почти два часа исповедовался Синтии, а потом, спускаясь со скалы, упал и утонул.

Снова слышен шум столовой.

Декко. Боже мой!

Стрейф. Она осталась сидеть под магнолиями, а он отправился к морю и спускался по той стороне скалы, где никто не ходит, не там, где мы возвращались в отель. Судя по всему, Синтия подошла к обрыву и стояла там, когда он пытался выплыть.

Милли. Стояла там?

Стрейф. Она несомненно все видела. Помните, утром был прилив, но когда Артур и Молсид добежали до скалы, начался отлив, море отступило, оставив на берегу уже бездыханное тело. По версии мистера Молсида, несчастный, скорее всего, поскользнулся на водорослях, облепивших камни.

Милли. Какой ужас!

Стрейф. Синтия же уверяет, будто он сам бросился в море.

Пауза.

Милли. Она говорит, что на ее глазах он покончил с собой?

Стрейф. Вот именно.

Декко. Но, Стрейф, с какой стати…

Стрейф. Жизнь потеряла для него смысл, так Синтия заявила Молсидам, но, по-моему, все это игра ее расстроенного воображения. С ней хочет поговорить полиция, когда она очнется. Я сказал, что она приняла снотворное.

Пауза.

Милли. Ничего не понимаю.

Декко. Она видела все издали, откуда ей знать, поскользнулся он или нет? Скалы внизу, у самой воды.

Стрейф (медленно, размышляя). По-моему, она решила, что после своей выходки несчастный с отчаяния бросился в море.

Милли. Но он мог и поскользнуться. Ведь он был в панике, что она сообщит в полицию. Одного не понимаю, почему она не подняла шум, когда он начал приставать к ней, не позвала Молсидов? Что вдруг на нее нашло?

Декко. В любом случае это ужасно. И весьма некстати для Молсидов.

Милли. Вчера вечером этот тип меня совсем не заинтересовал.

Стрейф. Тело уже увезли. Думаю, на этом все кончится. Вот только Синтии придется побеседовать с полицейскими. Формальность, как я полагаю.

Декко. Признаюсь, это выбило меня из колеи.

Стрейф. Нам не мешало бы немного отдохнуть.

Все стихает.

Милли (от автора). После ленча мы разошлись по комнатам, как обычно, поспать часок. Я сняла брюки и блузку, надеясь, что Стрейф все-таки заглянет ко мне, но он не пришел, и его можно понять. К своему удивлению, я поймала себя на том, что думаю о Декко, пытаясь представить, как он лежит в комнате под названием «Гортензия», вытянув на кровати длинное тело, и на подушке вырисовывается его носатый профиль. Втайне меня давно мучило любопытство, какие у него на самом деле отношения с теми девицами, о которых он рассказывал: правда ли, будто в Лондоне есть некая Джульетта, готовая ради денег выйти за него замуж. Потом я подумала о том человеке с рыжими волосами, как он испугал Синтию, как поскользнулся на водорослях. Я не жалела его: по его милости мы попали в скверную историю, а кому это понравится? В конце концов, он получил то, что заслуживает. Одно досадно, что это коснулось нашей компании. «Только Синтия могла устроить нам такие неприятности», – подумала я, не в силах сдержать раздражение. Потом я заснула и увидела сон. Мне приснилось, что Трайв Мейджор и Уоррингтон П. Дж. управляют почтой в Африке и посылают телеграммы всем знакомым, в том числе Джульетте, подружке Декко. Ирландец в телефонной будке оказался тем рыжим типом, а телефонная будка плавала в открытом море, и ее уносило все дальше и дальше. Синтию обнаружили мертвой в зарослях магнолий и ждали прибытия Эркюля Пуаро. «Поклянись, что не ты ее убил», – прошептала я Стрейфу, но он только сказал, что тело Синтии напоминает ему мешок с куриными костями.

Слышен ласковый плеск волн. Издалека доносятся голоса двух детей.

Девочка. Где ты? Отзовись, где ты? Мальчик. А-а.

Девочка. Зачем ты дразнишь меня?

Мальчик. Я буду любить тебя вечно, так говорят в кино. Ты красивее Ким Новак…

Их голоса тонут в шуме моря. Чайная гостиная. Декко и Милли за столом. Обитатели отеля пьют чай.

Декко (скороговоркой). Да, пожалуй. Чай по полной программе, не возражаешь, Милли? В конце концов, нам не удалось кончить ленч.

Милли. Да, Китти, будь добра.

Китти. Хорошо, мадам.

Декко. Думаю, что и майор Стрейф присоединится к нам. И конечно, миссис Стрейф: бедняжка вообще осталась без ленча.

Китти. Слушаюсь, сэр.

Милли. Ты же знаешь, она много не ест. А вот и Стрейф.

Подходит Стрейф и садится.

Стрейф. Я чувствую себя гораздо бодрее.

Декко. Что Синтия?

Стрейф. Я заглянул к ней, когда шел сюда, она проснулась. Я сказал, что мы ее ждем.

Милли. Думаю, Молсиды уже оправились от потрясения?

Стрейф. Скорей всего. Он спрашивал, не затруднит ли меня отвезти Синтию в полицию, чтобы они больше не приезжали сюда.

Декко. Что ж, его можно понять.

Стрейф. Вероятно, эта процедура не займет много времени. Потом мы могли бы покататься, заглянули бы в ту таверну, что на дороге в Ардбиг, выпили бы по рюмочке перед обедом.

Декко. Прекрасная мысль, Стрейф. (Смеется.)

Милли. Я видела такой странный сон. Мне снились ваши школьные приятели, а того типа унесло в море в телефонной будке.

Китти. Прошу вас.

Стрейф. Спасибо, Китти.

Слышно, как на столе расставляют чайную посуду.

Милли. Макбрайд верен себе. Печенье с изюмом просто тает во рту.

Стрейф. А вот и Синтия.

Шум в чайной гостиной затихает.

Милли (от автора). Это действительно была она. Судя по ее виду, она только что сползла с постели. Голубое платье еще больше помялось. Она даже не потрудилась провести расческой по волосам и не припудрила опухшее лицо. Мне на какой-то момент показалось, что она движется точно во сне.

Снова слышен шум в гостиной.

Стрейф. Тебе лучше, дорогая?

Декко. Садись, Синт.

Синтия. Он погиб. Его бросало точно щепку. Все кончилось за пять минут.

Стрейф. Постарайся забыть обо всем, дорогая.

Синтия. Его историю мне никогда не забыть. Сейчас я увидела все это во сне.

Милли (бодро). И я как раз рассказывала, какой странный сон мне приснился. По дороге в Ардбиг зашла речь о телеграммах – Декко собирался отправить телеграмму своей Джульетте, с этого и началось…

Синтия. «Вы позволите? – спросил он. – Я хочу рассказать вам историю о двух детях». Он даже не знал моего имени, и я не знаю, как его звали.

Милли. Возьми, Стрейф.

Стрейф. Благодарю. Какую же историю, дорогая?

Синтия. О двух детях, о том, как они сели на старые велосипеды и сбежали подальше от городских улиц – от нищеты и горя, от ругани и драк. Он ничего не объяснил: может быть, они украли эти велосипеды. Но во сне я так ясно увидела этих детей. Двух влюбленных детей.

Стрейф. Ужасный сон. И так напугал тебя, дорогая.

Милли (все так же бодро). А мне приснились Трайв Мейджор и Уоррингтон П. Дж. Ты, верно, знаешь, Синтия, как однажды они…

Синтия. Девочка была хрупкая, в ее огромных карих глазах пряталась тайна. Мальчик, конечно, рыжеволосый и худой как щепка. Они играли здесь в прятки. В то время здесь все было заброшено. «Странное чувство, когда возвращаешься на старые места, – сказал он. – Странно спать в комнате под названием „Камелия“.

Декко. У тебя, старушка, немного сдали нервы.

Стрейф. Ничего удивительного.

Декко. Выпей чаю, и все пройдет.

Стрейф. Послушай, дорогая, если этот тип действительно приставал к тебе…

Синтия (внезапно кричит). Господи, зачем ему было ко мне приставать!

В гостиной наступает полная тишина.

Стрейф. Говори потише, дорогая.

Синтия. Они приехали сюда летом. Цвела жимолость. И тимьян. Он не знал, что они так называются.

Снова слышен плеск волн. На этом фоне звучат детские голоса.

Девочка. Где же ты? Где ты?

Мальчик. Далеко-далеко. Ужасно далеко. (Он поддразнивает ее, но голос его полон нежности и счастья.)

Девочка. Не надо, пожалуйста. Ну пожалуйста.

Мальчик. Я в лесу. А теперь у коттеджа. Я ушел на белую ферму. Теперь я у родника.

Девочка (умоляюще). Отзовись. Не прячься… Прошу тебя, отзовись.

Мальчик. Я же тут, совсем рядом. Я люблю тебя. Я просто без ума от тебя.

Девочка. Так в кино говорят.

Мальчик. В кино целуются.

Девочка. В кино отвечают: «И я люблю тебя».

Мальчик. Старые фильмы мне больше всего нравятся. Девочка. И я люблю тебя.

Плеск волн стихает, и снова слышны голоса в гостиной.

Синтия. В школе они учили географию и арифметику. Им рассказывали легенды об ученых и героях, о королеве Мэб и Финне Маккуле [3]3
  Королева Мэб и Финн Макнул – героя ирландского национального эпоса.


[Закрыть]. О том, как святой Патрик [4]4
  Св. Патрик (конец IV – cep. V в.) – основатель ирландской католической церкви.


[Закрыть] обратил язычников в христианство. История знала много королей и верховных королей, и еще в ней были Шелковый Томас и Уолф Тон [5]5
  Томас, по прозвищу Шелковый, и Уолф Тон в разные периоды возглавляли восстания против английского владычества.


[Закрыть], бегство графов и осада Лимерика. Много сражений и убийств.

Шум гостиной стихает.

Милли (от автора). Когда Синтия все это произнесла, мне пришло в голову, что трагические события сегодняшнего утра подействовали на ее рассудок. Она вела себя странно: непричесанная, спустилась в гостиную и ни с того ни с сего заговорила о детях, В ее словах не было ни капли смысла; неужели она не в состоянии понять, что лучше поскорее забыть об этом прискорбном эпизоде? Я протянула ей блюдо с печеньем, надеясь, что она начнет есть и замолчит, но она оставила мой жест без внимания.

Снова шум гостиной.

Синтия. Любила ли она шить и готовить? Какие исторические герои ей нравились?

Стрейф. Знаешь, дорогая, мы никак не можем понять, о чем ты нам толкуешь.

Синтия. Я рассказываю вам историю детей. Рассказываю о мальчике и девочке. Они бывали здесь. С тех пор прошло много лет, но вчера вечером он приехал, чтобы в последний раз попытаться понять. А потом бросился в море.

Милли. Синтия, дорогая, выпей чаю, попробуй печенье, напрасно ты от него отказываешься.

Синтия. Палило солнце, они ехали на старых велосипедах, счастливые беглецы. Вы можете представить себе, как это было? Новый асфальт на дороге, дробь камешков, отскакивающих от колес. Клубы пыли от промчавшейся машины, запах нагретого гудрона.

Стрейф (вздохнув). Нет, дорогая, ничего мы не представляем.

Синтия. Они плавали, а потом загорали на берегу, там, где вы шли сегодня. Ходили к роднику за водой. Тогда здесь не росли магнолии. Не было парка, ухоженных тропинок к морю среди скал. Этот край, такой идиллический для нас, был и для них царством покоя: деревья, папоротники, заросли шиповника у родника, солнце и море. В лесной чаще скрывался заброшенный дом, и они искали его. Играли в прятки. На белой ферме их поили молоком.

Пауза.

Декко. Все миновало, и слава Богу. Шум гостиной стихает.

Милли (от автора). И снова на Синтию будто столбняк нашел, а я опять подумала, уж не повредилась ли она умом от переживаний. Я не могла отказать себе в удовольствии и представила, как ее выводят из отеля и сажают в синий фургон, похожий на машину «скорой помощи».

Снова слышен шум гостиной.

Синтия. Может быть, все дело в тех городских улицах, на которых они росли. Или виновата история, которую они учили, он – у христианских братьев, она – у монахинь? Здесь на острове история не кончилась, это в Суррее она давным-давно остановилась.

Стрейф. Перестань терзать себя, дорогая.

Декко. Синт, мы должны отрешиться от того, что здесь случилось.

Синтия. Через двести лет после рождества Христова началось правление верховных королей Тары [6]6
  Древняя столица Ирландии.


[Закрыть]. Прошло полвека, и остался только гаэльский язык правителей и латынь церковников. Нахлынули норманны, и с тех пор кровопролитие не прекращалось. В 1172 году папа отдал Ирландию Генриху II. Вам это известно? Известно, что папа взял и подарил страну королю?

Стрейф (резко). Нет, дорогая, неизвестно.

Синтия. Род Мандевиллей владел и этими долинами, где нам знаком каждый уголок, и всем побережьем, где мы ездим на машине. Это было норманнское семейство, более ирландское, чем сами ирландцы. Они приняли имя Маккуиллан и правили в этом крае, пока у них не отобрали владения в 1603 году. Представьте себе самые дорогие нам места, оскверненные ненавистью, заговорами и местью. Вспомните подлое убийство Шана О'Нила Гордого. (Пауза.) Вражда, как вьюнок, оплетающий изгородь, проникает всюду. Смута и ненависть. И такие звучные имена: Финола Макдоннелл, Малахи, носивший золотую цепь, добытую в бою у надменного завоевателя. Клан Кару из Карлоу и из Корка, Ричард Фицгилберт Клэр, Уолтер де Бергоу, Нилл Девяти Царств, сэр Роберт Деверу, сэр Чарлз Кут, Роберт Эммет, Нэппер Танди [7]7
  Видные фигуры, оставившие заметный след в истории Ирландии XIII – XVIII веков.


[Закрыть]. Как легко мы произносим их, имена друзей и врагов, от которых не осталось теперь и следа! (Пауза.) Битва при Винигер Хилл, битва при Каллане, битва при Кинсейле, битва при Йеллоу Форде, битва при Гленмама, битва при Бенбурне, Килкеннийский статут. Акт об устроении Ирландии. Акт об отречении. Акт об облегчении участи католиков. (Пауза.) За этими красивыми названиями – столько убитых, голодных, умерших, а рядом те, кто спокойно взирал на это. Язык забыт, вера под запретом. За восстанием наступал голод, потом приходило время сева, но не поля зеленели на острове, а новые люди врастали корнями в чужую землю, и всюду, точно зараза, ползли алчность и предательство. Немудрено, что сегодня память истории отзывается распрями и в ответ на задиристую дробь барабанов гремят выстрелы. Немудрено, что здесь сам воздух отравлен взаимным недоверием.

Пауза.

Декко (смущенно). Как же много ты знаешь, Синт!

Стрейф (тоже смущенно). Синтия всегда была любознательной. И у нее превосходная память.

Синтия. Тех детей улицы породили прошлые битвы и бесчисленные Акты. Их породила кровь, реки пролитой крови, той, что скрыта за звучными названиями. Когда они во второй раз приехали сюда, дом перестраивали. На лужайках громоздились бетономешалки, грузовики мяли траву, всюду крики и брань. Они провели здесь один день, а потом разошлись каждый своей дорогой: детство кончилось, ушло в прошлое вместе с идиллией их первой любви. Он стал клерком на одной из верфей. Она уехала в Лондон и поступила работать в игорное бюро.

Стрейф. Дорогая моя, все, что ты рассказываешь, очень увлекательно, только нам-то какое дело до этого.

Синтия. Ну, конечно, никакого. Они же выродки, уроды. Разве они могут быть иными?

Стрейф (зло). Никто это не говорит, дорогая.

Синтия. Эта история так бы и кончилась – он работал бы в доках Белфаста, она принимала ставки. Их детская любовь прошла бы без следа, как суждено такой любви.

Декко. У меня был приятель, кажется, его звали Голлсол. Помнишь его, Стрейф? Такой длинный парень. У него произошла романтическая история с дочерью землекопа. Через десять лет он на ней женился, как потом рассказывали. Чудеса, правда? (Поспешно.) Я не хочу сказать, Синт, что это из той же оперы…

Синтия (спокойно, почти безразлично). Вам на все наплевать. Наплевать, что их уже нет в живых.

Милли. Кого «их», Синтия?

Синтия (снова кричит, сорвавшись). Господи, да я же говорю вам! Он пришел к ней на Мейда-Вейл и убил ее.

Пауза.

Милли. Дорогая, ты ничего не путаешь? Ведь ты немного не в себе, тебя мучили кошмары. Может быть, это только твое воображение или ты где-то вычитала…

Синтия. Бомбы не взрываются сами собой. Смерть не приходит сама по себе в Дерри и Белфаст, в Лондон, Амстердам и Дублин, в Берлин и Иерусалим. Всегда находятся убийцы. (Пауза.) Ими стали эти дети.

Пауза. Милли разливает чай.

В этом мирном краю мы пьем джин с тоником, едим барашка или куриные котлеты. Тысячу раз добро пожаловать, говорит нам мистер Молсид. Мы играем в бридж и покупаем твид. Трайв Мейджор скрашивает наши беседы вместе с Уоррингтоном П. Дж. и А. Д. Каули-Стаббсом. Мы смеемся над глупостью пьяного в телефонной будке. И в Суррее мы твердим о том же: о Трайве Мейджоре, о его давних школьных проказах, рассказываем анекдоты, обсуждаем подружек Декко и решаем, жениться ли ему. Ужасы, которые нам показывают в Суррее по телевизору, стали для нас привычными.

Стрейф (с раздражением). Прошу тебя, говори потише.

Синтия. Отель утопает в цветах. Милая Китти приветливо встречает нас в столовой, а в холле всегда готов услужить старина Артур. У нас постоянный столик, а когда случается трагедия, мы делаем вид, что ничего не произошло, потому что так требуют приличия.

Милли. Ты сама не понимаешь, что говоришь. Пойдем, мы проводим тебя в твою комнату.

Синтия. Искалеченные на улицах, лужи крови на стоянках машин. «Бритты, убирайтесь!» – написано на скале, но мы едем мимо и улыбаемся. (Пауза.) Несколько месяцев он искал ее в людских толпах в Бирмингеме и Лондоне, где каждый мог стать ее жертвой. В который раз нападал на след и в который раз терял его. А она в это время сидела в комнате на Мейда -Вейл и делала бомбы.

Декко. Бомбы?

Стрейф. Синтия, мы терпеливо слушаем тебя, но, согласись, это просто бред.

Синтия. Кто-то рассказал ему о ней. Назвали ее имя, но он не мог поверить. Он помнил девочку, которая смеялась на морском берегу и которую он когда-то любил. Каждый раз, когда он узнавал о новых взрывах, он думал о ней и не понимал, что с ней стало. Он плакал, говоря об этом. Мысль о ее жестокости не давала ему покоя, сказал он.

Стрейф (сраздражением). Синтия, будь добра, постарайся говорить потише.

Синтия. Днем он был не в силах работать, а ночью лежал не смыкая глаз. Ее образ преследовал его, он то вспоминал их робкие детские поцелуи, то видел ее руки, педантично выполнявшие свою страшную работу. Он представлял, как она торопливо идет в толпе с хозяйственной сумкой и где-то оставляет ее. Давным-давно здесь в Гленкорн-Лодже они разводили костер перед старым заброшенным домом и готовили еду. Долго лежали на траве, а на закате солнца, садились на велосипеды и возвращались домой.

Снова стихает шум гостиной.

Милли (от автора). Мне вдруг пришло в голову, что Синтия все выдумала. Эта история возникла в ее воображении в тот момент, когда несчастный тонул у нее на глазах. Они только что мило беседовали, он вполне мог рассказывать, как проводил здесь каникулы, наверное, и о какой-то девушке упомянул. В этом не было ничего странного, он действительно мог приезжать на каникулы в Гленкорн-Лодж. Они с Синтией распрощались, и тут с ним случилось несчастье. Когда Синтия увидела, как он тонет, что-то сместилось в ее сознании, у нее ведь явная склонность к депрессии. Конечно, нелегко, когда сыновья тебя презирают и муж тобой пренебрегает, только и есть в жизни хорошего, что бридж да наши поездки сюда. Вот она и сочинила всю эту галиматью про девочку, ставшую террористкой. Впечатлительная Синтия связала нелепую случайную гибель с разгулом бессмысленного насилия, которое показывают по телевизору. Интересно, что привиделось бы бедняжке, если бы мы отдыхали, скажем, в Саффолке. Я догадывалась, что Стрейф и Декко тоже начинают понимать, что Синтия просто морочит нам голову со всей этой историей о рыжем пареньке и девочке. «Бедная», – хотела я сказать, но промолчала.

Снова слышен шум гостиной.

Синтия. Наконец он нашел ее, и когда они встретились, она взглянула на него так, словно прошлого у них не было. Она не улыбнулась. Казалось, губы ее разучились улыбаться. Он позвал ее с собой, на родину, но она не ответила ему. Ненависть затаилась в ней, точно болезнь, и, расставшись с ней, он ощутил в себе такую же ненависть. (Пауза.) Он поселился в Лондоне, устроился работать на железной дороге. Но мысли о ней по-прежнему не давали ему покоя, все сильнее терзая своей неотступностью. Он узнал, где можно купить оружие. Потом спрятал его в коробку из-под ботинок у себя в комнате. Временами он доставал пистолет, смотрел на него и снова прятал. Ему была отвратительна ее слепая жестокость, но и сам он ожесточился, решив, что только смерть может остановить его подругу. Когда он опять пришел к ней в комнату на Мейда-Вейл, в них обоих не осталось ня капли человеческого.

Стрейф (очень спокойно). К нам идут Молсиды. Они хотят поговорить с тобой. Постарайся держать себя в руках, дорогая.

Мистер и миссис Молсид подходят к столику. Мистер Молсид говорит тоже очень спокойно.

Молсид. Я должен принести вам извинения, миссис Стрейф. Нет слов передать, как мы огорчены, что тот человек доставил вам столько беспокойства.

Миссис Молсид. Надеемся, все уже в порядке, миссис Стрейф.

Стрейф. Моей жене пока немного не по себе. Но она выспится хорошенько и утром будет весела как пташка.

Мистер Молсид. Очень жаль, что вы не позвали мою жену или меня, как только он подошел к вам. Тогда мы легко бы избежали этой неприятности.

Синтия. Нельзя избежать неотвратимого, и нам никуда не убежать от обступившего нас кошмара.

Молсид. Я не совсем понимаю вас, миссис Стрейф.

Синтия. Он рассказал мне историю о двух детях, они когда-то были здесь счастливы, а потом стали убийцами.

Молсид. Ну что вы, мне кажется это маловероятным.

Стрейф. Моя жена…

Синтия. Может быть, я ошиблась, решив, что у нее было горькое детство? Откуда я взяла, что ее родители ссорились? Но вы понимаете, почему я так подумала? Должна же быть какая-то причина, какое-то объяснение всему этому.

Миссис Молсид (смеясь). Я, признаться, в растерянности.

Стрейф (смеется довольно неприятно). Похоже, все мы тут мало что понимаем.

Синтия. Она сидела за дощатым крашеным столом, а вокруг проволочки и взрыватели. Где-то на задворках он за большие деньги купил пистолет. Когда ему пришла мысль убить ее?

Молсид (очень твердо). Мы не знаем людей, о которых вы говорите, миссис Стрейф.

Синтия. О чем она думала в своей комнате, мистер Молсид? Что происходит в сознании человека, одержимого страстью уничтожения?

Молсид. Не испытываю ни малейшего желания узнать об этом.

Синтия. Почему же, мистер Молсид? Может быть, не нужно прятать головы, как страусы, а постараться понять, хотя бы раз в жизни? Понять правду о людях, преступивших черту.

Стрейф. Дорогая, не задерживай мистера Молсида, у него много забот.

Миссис Молсид. Здесь действительно бывает неспокойно, миссис Стрейф, но приходится как-то приспосабливаться.

Стрейф. Мы прекрасно понимаем.

Синтия. И тех, кто тому виной, мы ненавидим. Но мы такие же, как и они.

Молсид. Прошу вас, поймите, ни я, ни моя жена не имеем к этому никакого отношения. С этой трагической историей покончено. Я жалею только о том, что она произошла именно у нас. Если вы призываете сочувствовать людям, повинным в насилии, то вряд ли найдете у нас отклик.

Синтия. Я всего лишь прошу пожалеть о тех двух детях, которых постигла такая страшная участь.

Молсид (раздраженно). Простите, я не понимаю, при чем тут дети.

Синтия. Значит, я должна рассказать все сначала.

Стрейф. Не стоит. Молсидам это неинтересно.

Синтия. Двое неизвестных нам детей по воле случая полюбили друг друга. Они сидели в высокой траве перед заброшенным домом. Они росли, и в них крепло чувство истории, которой пронизано все на этом острове…

Молсид. Прошу вас, миссис Стрейф, не будем касаться политики…

Синтия. Кто они – жертвы политики и истории? Крикливых священников и мрачных идеалистов, всех тех, кто за чертой? Англия всегда проводила черту запретов и отчуждения на захваченных землях. В Ирландии это началось в 1395 году [8]8
  Имеется в виду разделение страны в 1395 году на две части – «мирные» территории (Пейл) и непокоренную Ирландию.


[Закрыть].

Милли. Дорогая, по-моему, мистер Молсид совершенно прав. То, что здесь произошло, еще не дает оснований называть людей убийцами, переступившими какую-то там черту. На твоих глазах произошел несчастный случай, и вполне естественно, что на тебя это ужасно подействовало. Вы разговаривали у магнолий, и вдруг ты видишь, как он поскользнулся…

Синтия (кричит, прерывая ее). Господи, он же не поскользнулся!

Стрейф (тоже кричит). Синтия, прекрати сию минуту!

В гостиной наступает тишина.

Молсид. Майор, я вынужден просить вас отвести миссис Стрейф в ее комнату. Должен предупредить, что мы не потерпим беспорядка в Гленкорн-Лодже.

Стрейф (спокойно). Пойдем, Синтия.

Синтия (тоже гораздо спокойнее). Неприличный анекдот. Ну, разумеется, все это неправда. Ирландская шутка: некто провел ночь в комнате под названием «Камелия», наивно надеясь, что здесь, на берегу моря, в лесу он каким-то чудом поймет, где корни ненависти, обуявшей его любимую.

Молсид. Вы оскорбляете нас. Вы пытаетесь навязать нам то, к чему мы не имеем никакого отношения.

Миссис Молсид (мягко). Идемте, миссис Стрейф. Прошу вас, дорогая, ради нас. Китти нужно убрать со стола. (Повысив голос.) Китти, подойди, пожалуйста!

Синтия (говорит совершенно спокойно, вполне владея собой). Я никуда не пойду. Я хочу чаю.

Милли. Вот и замечательно.

Синтия берет чашку. Подходит Китти с подносом.

Миссис Молсид. Миссис Стрейф не задержит тебя, Китти. Синтия. Да, убирай, Китти.

Она снова прежняя Синтия, в ее голосе слышатся грусть и смирение. Китти убирает со стола. Молсиды не решаются уйти, опасаясь новых неожиданностей.

Синтия. Что ты думаешь о нас, Китти?

Китти. Не понимаю, мадам.

Стрейф. Синтия…

Миссис Молсид. Прошу вас, дорогая, Китти занята… не отвлекайте ее…

Синтия. Ты четырнадцать лет прислуживаешь нам за столом, убираешь за нами после чая. Четырнадцать лет мы играем в бридж и гуляем по парку. Объезжаем окрестности, покупаем твид и, как те дети, купаемся в море.

Китти. Уверяю вас, мадам, в Гленкорне вам всегда рады.

Стрейф (с яростью). Замолчи сейчас же, Синтия.

Милли (от автора). Я сделала знак Стрейфу, чтобы он сохранял самообладание; мне почему-то показалось, что развязка близка.

Синтия. В Суррее, чтобы убить время, мы подстригаем изгороди. Вечерами играем в бридж, в девять часов пьем кофе с соломкой или пирожными. Окончив игру, собираем карты, листочки с записями взяток и карандаши, смотрим последний выпуск новостей по телевизору. В Арме беспорядки, сообщают нам, одному солдату оторвало голову, другой сошел с ума. Мы вспоминаем наш чудесный уголок в Антриме и надеемся, что ничто не потревожит его покой. Мы знаем, что мистер Молсид работает не покладая рук, а миссис Молсид рисует цветы на табличках для новой пристройки.

Китти. У миссис Молсид получаются такие красивые таблички… Я так и сказала хозяйке.

Синтия. Мы смотрим на ваш остров сквозь радужную пелену и так любим вас и ваш остров, Китти. Нам нравятся ваши короли и верховные короли, ваши графы и герои.

У Стрейфа лопается терпение. Он в бешенстве орет на жену.

Стрейф. Да заткнись ты, ради всего святого! Расселась тут, мерзкая кривляка, и несет вздор!

Синтия. Нам нравится ваше яркое историческое прошлое, ваша пленительная природа. И все же некогда мы благоразумно провели здесь черту – так закладывают сад, прелестный, как на картинке.

Стрейф (спокойно). Прости меня, дорогая, прости. Но мы действительно не хотим больше ничего об этом слышать.

Миссис Молсид (шепотом). Побыстрее, Китти.

Звон чашек. Китти торопливо собирает посуду.

Стрейф (шепотом). Возьми себя в руки, дорогая. Выбрось из головы всю эту чушь.

Синтия. За той чертой нечто смутное, запретное, и пусть оно останется где-то там, далеко-далеко, крохотным пятнышком на горизонте, думать о нем слишком страшно. Как можно винить нас в том, что мы не видим связь времен, Китти, связь настоящего с вашим прошлым, с битвами и законами? (Пауза.) Ведь мы из Суррея, откуда нам все это знать?

Китти. Мадам, зачем вы принимаете это так близко к сердцу?

Пауза.

Синтия. Я наивно думала, что по крайней мере можно попытаться понять трагедию двух детей. Он так и не узнал, что ожесточило ее, наверное, это вообще нельзя понять: зло непостижимым образом порождает новое зло. Вот какую историю рассказал мне рыжеволосый незнакомец, историю, которую вы все не хотите слушать.

Молсид. Миссис Стрейф…

Синтия. Тут сидит женщина, такая заботливая, – она любовница моего мужа, хотя все мы делаем вид, будто я ни о чем не догадываюсь.

Стрейф. Боже мой!

Милли. Ради бога, Синтия!

Синтия. У моего мужа извращенные наклонности. Его друг, с которым он учился в школе, так и не стал нормальным мужчиной. Я, жалкое созданье, закрываю глаза на измену мужа и порочность его любовницы. Меня заставляют выслушивать бесконечные воспоминания о Трайве Мейджоре и А. Д. Каули-Стаббсе, а я улыбаюсь как кукла. Разве я живу, Китти?

Китти. У вас все хорошо, мадам… только, по-моему…

Стрейф (кричит). Ради бога, Синтия, иди к себе и отдохни!

Синтия. Я уже отдыхала. Только это не помогает, потому что силы зла захватили рай земной в Гленкорн-Лодже, они уже не раз вторгались на ваш остров. И те, кто призывал их на вашу землю, делают вид, будто ничего не происходит. Кому какое дело, что из детей вырастают убийцы.

Стрейф (в бешенстве). Тощая сука! Мерзкая тощая сука!

Тишина.

Синтия. Всем все равно, Китти. Мы поедем домой и не пророним по дороге ни слова. Но, может быть, мы хотя бы начнем прозревать? Задумаемся наконец о той адской бездне, что так страшит нас?