Текст книги "Белая вода"

Глава 50

На этот раз стюардессы рейса «Эр Канада» в Оттаву были не просто индифферентными, а откровенно враждебными.

– Вы должны пройти в хвост самолета, – заявила одна из них Римо и порвала его посадочный талон на место у окна.

– Почему?

– Потому что вы янки.

– Я американец, – возразил Римо. – И горжусь этим.

– Вы, янки, много о себе понимаете. Вырвались из Британской империи и с тех пор нас за людей не считаете.

– А разве мы в двух мировых войнах не таскали для вашей империи каштаны из огня?

– Это другое дело, – вмешалась вторая стюардесса. – Вы делаете вид, будто сами эти войны выиграли. А на самом деле вы влезли под конец и всю славу себе присвоили.

– Вот это точно! – поддержала ее первая.

– Янки приходят на готовенькое! – кричали ему вслед пассажиры, пока он шел в хвост по проходу. Кто-то ругал американское пиво и телевидение, коварные и низкопробные, развращающие добропорядочных канадцев.

Римо точно не понял, что из них коварно, а что низкопробно, но ему это было все равно.

Проходя мимо сидевшего над крылом мастера Синанджу, Римо сказал одними губами:

– Меня ткнули в конец салона.

– Янки-пудель, – шепнул в ответ Чиун.

– А тебя не тронули.

– Превратности войны.

– А как насчет сокрушить мерзких рыбных спекулянтов из Канады?

– Я собираюсь держать язык за зубами, пока эта хилая птица снова не сядет на землю, – вполголоса сказал Чиун, – и тебе советую делать то же самое.

– Чудесно, – проворчал Римо и пошел на свое место.

Когда самолет взмыл в воздух, Римо с головой погрузился в чтение журнала. Он назывался «Маклинз» и был дешевым чтивом, изданным какими-то старыми козлами в кожаных нарукавниках на твидовых пиджаках.

Ни выпить, ни поесть Римо не предложили.

Когда обслуживающая этот конец самолета стюардесса снова покатила вперед свою тележку, ничего ему не предложив, Римо сказал ей вслед.

– Я где-то читал, что у «Эр Кэнада» самый худший сервис из всех компаний мира.

– Это вполне возможно, – ответила стюардесса, не оглянувшись, – но только по отношению к фарисеям.

– Фарисеям?

– Так называет вашу породу министр рыбного хозяйства Хьюгтон.

Римо подумал было ответить, но решил не ввязываться в спор с глупой кеначкой. Чтобы убить время, он сунул свою кредитную карточку в авиателефон на спинке сиденья перед ним и набрал номер Харолда В. Смита в «Фолкрофте».

– Что там новенького? – спросил он, когда Смит снял трубку.

– Полномасштабная война в Тихом океане.

– Как закончилось сражение в Атлантике?

– Вничью. Примерно сорок судов затонуло или сгорело до ватерлинии. Обе стороны отошли в нейтральные воды. Но это была только первая стычка. Напряжение растет.

– А что делает канадская береговая охрана?

– В данный момент – ничего. Я подозреваю, что она и дальше даст вести войну рыбакам.

– Почему?

– Наша береговая охрана может без труда разгромить их. Но в сражении между рыболовными судами исход может быть другим. Кроме того, это дает обеим сторонам свободу маневра для прекращения огня или дипломатического решения.

Римо хмыкнул.

– Римо, этот конфликт распространяется в другие воды, – серьезно сказал Смит.

– Например, в Мексиканский залив?

– Дальше. Ты помнишь Фолклендскую войну в восемьдесят втором?

– Да. Англичане и аргентинцы схватились из-за кучки островов в Южной Атлантике.

– Не просто из-за островов, но из-за богатых рыбных промыслов. Сейчас там сезон отлова зубатки, и обе страны снова спорят за право рыболовства в Южной Атлантике. Аргентинцы не хотят платить англичанам за лицензию на ловлю рыбы в водах, которые они считают своими. Цитируя слова Генерального секретаря ООН о свободе морей, аргентинские траулеры ловят рыбу где хотят. Британцы посылают туда эсминец «Нортумберленд». Похоже, что Фолклендский кризис готов повториться.

– А нас это должно волновать?

– Это еще не все. Растет напряжение между Турцией и Грецией из-за двух спорных островков в Эгейском море.

– Я думал, этот спор давно улажен.

– Так думал и Международный трибунал в Гааге. Но и это еще не все. Россия и Япония ругаются за Южные Курилы, а южнее корейцы и японцы возобновили вражду из-за островов Докту.

– Никогда не слышал о них.

– Кучка торчащих из моря скал. На самых крупных еле нога помещается, но этого хватает, чтобы за них драться.

– Неужели у них всех крыша поехала? – взорвался от возмущения Римо и тут же был удостоен осуждающих взглядов всех пассажиров, включая Чиуна.

– Определенные правительства увидели здесь представившиеся возможности и ухватятся за них, если не загнать джинна обратно в бутылку. Римо, этот Генеральный секретарь ООН начинает мутить воду в международном масштабе.

– С кем мы должны поговорить в первую очередь, с канадским министром или со старым Анваром Анваром?

– Я хочу как можно скорее снять международную напряженность.

– Положитесь на меня. Все будет в наилучшем виде. После того как со мной здесь обошлись, мне ничего так не хочется, как придушить какого-нибудь канадца.

– Пусть вас не заносит, Римо. Цель твоего задания – разрядить ситуацию.

На земле Римо, показав паспорт, прошел через контроль, но лишь после долгого разговора.

– Находясь в этой стране, – высокомерно произнес таможенник из конной полиции, – вы должны соблюдать определенные правила приличий.

– Нет проблем, – заверил его Римо тоскливым голосом.

– Нельзя плевать на тротуары, нельзя чесать себе те места, которые обычно не выставляются напоказ, а когда с вами говорят, надлежит отвечать на том языке, на котором к вам обращаются.

– Вы, надеюсь, двуязычный? – поинтересовался второй офицер.

– Разумеется. Я говорю на английском и корейском.

– Насчет второго – верю вам на слово, – ледяным голосом отозвался таможенник. – В первом же у вас есть серьезные дефекты.

– Благодарю, – ответил Римо. – А ваш красный китель сегодня в стирке?

– Красная форма – исключительно парадная, – официальным голосом заявил первый таможенник.

– Серьезно? Я не знал этого.

– И передайте это всем вашим дурацким приятелям! – крикнули они ему вслед.

В зале ожидания Римо встретил мастера Синанджу стоявшего с безмятежным лицом.

– У тебя были проблемы? – полюбопытствовал Римо.

– Со мной обошлись вполне вежливо.

– Ты, наверное, показал им свой корейский паспорт.

– Конечно. Я не хотел, чтобы меня приняли за ворующего чужую рыбу фарисея.

– Ладно, брось.

Они поймали такси, но шофер потребовал плату вперед. Римо заплатил, поскольку, если придушить таксиста, пришлось бы искать другого, а тот мог бы оказаться еще противнее.

Если не обращать внимания на двуязычные англо-французские надписи да позеленевшие медные крыши домов на Парламентском холме, Оттава вполне сошла бы за американский город. По пути в город Римо заметил только одно, что показалось ему необычным.

– Посмотри, Чиун. Белки здесь черные.

Чиун высмотрел белку на заснеженном дубовом суку.

– Никогда в жизни не видел более странного грызуна. Не сомневаюсь, что он питается запасами рыбы.

– А я сомневаюсь. У белок слишком мало мозгов. Как у канадцев.

Чиун выглянул из окна автомобиля и окинул взглядом покрытые снегом дома. По мере приближения к центру город все больше приобретал европейские черты, становясь похожим на сад камней и высоких крыш из позеленевшей меди.

– Жирная Оттумва лежит под снегом. Жирная и легко ловится, – многозначительно заметил Чиун.

– Это не Оттумва, а Оттава, и ее нам ловить не надо, – напомнил ему Римо.

Таксист высадил их возле «Шато Лорье», и Римо протянул шоферу двадцатидолларовую купюру за пятнадцатидолларовый проезд по счетчику.

– Премного благодарен, – изрек таксист, запихивая деньги в карман.

– Постойте, а сдача? – решительно потребовал Римо.

– А чаевые?

– Я привык сам давать чаевые из сдачи.

– Ваша сдача – это мои чаевые, – не сдавался таксист.

– Обычно я сам это решаю.

– Обычно вы даете чаевые американским таксистам, а сейчас вы в Канаде, и мы предпочитаем получать чаевые именно так, потому что вы, американцы, путаете свой доллар с канадским.

– Я не путаю.

– Ну, тогда ладно.

Таксист протянул руку с горстью монет.

– Что это? – спросил Римо, глядя на одну золотую и две серебряные монеты.

– Монеты. Это ваша сдача.

– Я хотел бы бумажками.

– Это законное платежное средство, из которого я надеюсь получить свои чаевые.

– Вот они, – ответил Римо. – Заворачиваю для вас.

Он сложил обе серебряные монеты вместе, большим и указательным пальцами каждой руки взял их за края и два раза повернул. Монеты свернулись в штопор. Римо протянул их водителю.

– Что это? – спросил таксист.

– Предупреждение, которое вполне стоит четыре бакса, – сказал Римо и вылез из машины.

Шофер пытался было протестовать, но задняя дверца хлопнула с такой силой, что машина запрыгала на рессорах. Да так, что таксист выскочил наружу, решив, что началось землетрясение.

К тому времени два странных пассажира уже исчезли за дверью отеля.

* * *

Оказавшись внутри, Римо решил действовать прямо. Он подошел к стойке портье:

– Насколько нам известно, у вас остановился Генеральный секретарь ООН.

Клерк вскинул голову, нахмурился, увидев небрежно одетого – без галстука и не по сезону – Римо, и фыркнул:

– Вас ввели в заблуждение.

– Позвольте с вами не согласиться, – ответил Римо, взяв тот же тон.

– Сэр, вы ошибаетесь.

Римо уже собирался взять клерка за кончик галстука – самый удобный способ вытащить его из вылощенного костюма и стряхнуть столь же вылощенные манеры, когда у него за спиной пискнул голос мастера Синанджу:

– Римо, смотри!

Он повернулся на голос.

Бодрый в свои шестьдесят с лишним, человек с каменными чертами лица и с гарденией в петлице прошествовал мимо, оставляя неясный след запаха лосьона после бритья.

– Я уличил вас во лжи, – повернулся Римо к портье.

– Вы ошибаетесь. Это неправда – то, что вы видели...

Римо по-дружески похлопал по монитору служебного компьютера, зная из прошлого опыта, что изображение на экране превратится в рассыпанную мозаику. Судя по перекошенному от ужаса лицу портье, так и вышло.

Когда Римо и Чиун вышли на улицу, автомобиль уже отъезжал.

И все это время такси, которое их доставило, продолжало подпрыгивать на рессорах, а шофер глядел на него круглыми от ужаса глазами.

Рядом с ним остановился белый автомобиль с радужными полосками по бокам и голубым всадником на багажнике. Из него вышел человек в безупречном мундире.

– Если вы не возражаете, – сказал Римо, проскальзывая мимо него и садясь за руль, – мы хотели бы одолжить ваш автомобиль.

– Возражаю категорически, – ответил человек.

Поэтому мастер Синанджу схватил его за шею и запихнул на заднее сиденье, куда сел и сам.

– Я не могу стерпеть столь наглого похищения, – заявил водитель, когда машина уже тронулась с места. – Мы в Оттаве, а это служебная машина Королевской конной полиции Канады, а не такси.

– Это была моя оплошность, – скромно признался Римо. – Как вы отнесетесь к поездке в багажнике?

– В таком случае я приложу все усилия, чтобы стерпеть, – сказал полицейский.

Римо пристроился за автомобилем, в котором ехал Генеральный секретарь ООН. Сквозь заднее стекло был виден его серо-стальной затылок. Генеральный секретарь сидел чопорно и прямо, как старая дева.

Оба автомобиля пробирались по запруженным улицам Оттавы, удаляясь от центра города, и выехали на окраину, где в кюветах лежал старый снег, никем не убираемый и покрытый грязью.

– Это не очень хороший район, – предупредил их полицейский.

– А что тут плохого? – насторожился Чиун.

– Снег здесь грязный.

– Здесь опасно?

Полицейский презрительно хмыкнул.

– Это же Канада. У нас нет насилия.

– Это скоро изменится, – проворчал Римо.

– Джентльмены, вы асассины?

– Нет, – ответил Римо.

– Да, – ответил Чиун одновременно с ним.

– Так да или нет? – спросил полицейский, стараясь подавить ужас.

– Мы асассины, но сейчас мы в отпуске, – сообщил Римо. – И здесь не за тем, чтобы пустить кого-то в расход.

– Зачем же вы преследуете ту машину?

– Ответь ему, папочка, – попросил Римо Чиуна.

– Чтобы посмотреть, куда она едет, – ответил мастер Синанджу.

Такси, везущее Генерального секретаря ООН, привело их к чему-то вроде трансформаторной подстанции или электростанции, построенной на окраине канадской столицы. Это была угрюмая кирпичная коробка, а над главным входом висела полинявшая надпись, которая когда-то читалась «Оттава электрик», но сейчас от нее осталось только «От трик». В свете единственной красной лампочки над входом дверь казалась закопченной.

Такси остановилось прямо у входа. Генеральный секретарь вышел и с чопорным поклоном расплатился. Поправив галстук, он подошел к двери и нажал на кнопку звонка, не забыв перед этим оправить пиджак.

Дверь зажужжала, отворилась внутрь, и он мгновенно исчез за ней.

– Мы остановимся здесь, – сказал Римо, – но эта машина нам еще может понадобиться.

– Не возражаю, – ответил съежившийся полицейский. – Когда будете готовы, вызовите диспетчера.

– Мы бы предпочли, чтобы вы нас подождали.

– В таком случае будьте добры выключить двигатель.

– Нет проблем, – согласился Римо.

Они оставили мотор выключенным, а полицейского – свернувшимся в багажнике, а сами пошли ко входу в здание.

Римо огляделся.

– Похоже на такое место, где официальный представитель ООН мог бы встретиться с канадским министром, если им не нужны свидетели.

– Возможно, – сказал Чиун.

– Это будет как нечего делать.

– Не считай лососей до нереста, – мрачно предупредил мастер Синанджу.

– А что может случиться? Мы же в Канаде. Здесь даже полицейский не рискует принять бой.

Глава 31

Министр рыбного хозяйства Канады Гил Хьюгтон буквально слетел по трапу с самолета «Эр Канада» и прыгнул в свой «бентли».

Сияющая серебром машина ворвалась в степенное уличное движение Оттавы. Нога министра непроизвольно давила на газ, и он заметил, что превышает скорость. Этого он раньше никогда не делал. Но теперь превышал. Ладно, только на этот раз. Министерские номера избавят его от разговоров с дорожной полицией.

Его поездка к Храму Кали была вихрем отрывочных мыслей. Гил Хьюгтон надеялся, что Госпожа Кали найдет для него время перед встречей. Если нет, то после. Его и то, и другое устроит.

Через двадцать минут он подрулил к мрачному зданию. Впрочем, оно всегда было мрачным. И только красная лампочка над входной дверью указывала, что эта старая электростанция еще не совсем заброшена. Поставив машину у тротуара, министр быстрым и четким шагом пошел на этот рубиновый свет. Кнопка звонка отозвалась жужжанием, и министра впустили внутрь.

В огромной приемной с эротическими скульптурами он решил пока не снимать с себя одежду. Лучше не надо. Что, если Генеральный секретарь ООН уже здесь? Да, правда, правила Госпожи Кали суровы и неизменны. Никто не входит к ней иначе как в том виде, в котором появился на свет.

Но сейчас – это другое дело. Он здесь сейчас не как поклонник, а как министр промыслов и океанов.

А если он ошибается, то он ничего не имеет против попробовать кнута в награду за серьезный проступок.

Показавшись перед зеркальной дверью, он возвысил голос:

– Прошу позволения войти в обитель ужаса.

– Входи, – резанул холодный и твердый, как сталь, голос.

Гилу Хьюгтону послышалось в ее голосе восхитительное нетерпение, и он шагнул вперед. Двери распахнулись, и Гилберт остолбенел.

Госпожа Кали стояла посреди комнаты, уперев кулаки в бедра, разведя локти, низко склонив лицо в маске домино, и ее вечно меняющиеся глаза горели, как изумруды, если смотреть через них на огонь.

В следующее мгновение они были как голубые алмазы, холодные и безжалостные, и от их взгляда у него засосало под ложечкой.

– Надеюсь, я не опоздал к началу встречи? – спросил министр.

– Ты слишком рано.

– Это хорошо.

– Я презираю торопливость.

Хьюгтон попытался сглотнуть. Язык был как кусок высохшей резины.

– Я... Я могу уйти, если вы позволите.

Тут он заметил алую розу на длинном стебле, воткнутую в звено цепи, опоясывающей ее лироподобные бедра. Быстрым движением руки Госпожа Кали выдернула розу и подняла вверх.

Повернувшись боком – он видел ее поднятые груди и лицо в профиль, и сердце у него замерло, – она поднесла розу к свету. Сжав алый рот, она стала отщипывать шипы со стебля.

– Приблизься, – прозвучало приглашение.

Он сделал несколько осторожных шагов. Тонкие пальцы отламывали шипы один за другим. Они падали на черный стеклянный пол с сухим тоненьким звуком, будто кошачьи когти стучали по фарфору.

– Расстегни «молнию», – приказала она.

– Зачем?

– Повинуйся!

Медленно, потому что сердце его колотилось, Гил Хьюгтон опустил «молнию» на брюках, а Госпожа Кали продолжала счищать шипы со стебля. Когда упал последний, орган министра уже был обнажен и заметно дрожал.

– Что вы соби?..

– Что ты мне сказал на днях? – нежно спросила она.

– Что вы никогда не прикасаетесь ко мне.

– А что еще?

– Что мы больше никогда не делаем ничего нового. – Голос его сорвался на блеянье.

– Значит, ты хочешь попробовать что-нибудь новое, не так ли? – спросила она мелодичным голосом. Она не глядела на него. Казалось, он вообще вне ее внимания. Подрагивающий член министра наливался твердой упругостью.

– Да, – сказал он, склонив голову, – очень.

– Очень – что?

– Очень, Госпожа Кали. Я очень хочу испытать что-нибудь новое, Госпожа Кали, – поспешно произнес министр.

На алых губах мелькнула мимолетная улыбка. Откуда-то над собой она достала высокий флакон с массажным лосьоном. Большим пальцем с черным ногтем она отковырнула крышку и погрузила туда стебель на всю длину. Комната наполнилась рыбным запахом. Рыбий жир. Тресковый, его любимый. Хьюгтон подскакивал на цыпочках в предвкушении.

– Что вы собираетесь делать?

– Кое-что новое, – ответила она, вытягивая стебель. С него стекали вязкие капли.

Министр облизнул губы.

– Правда?

Ее голос упал почти до шепота:

– Да, правда.

И она резко повернулась к нему, одной рукой схватила его набухший член, а другой глубоко вонзила в уретру смазанный стебель и стала двигать вверх и вниз, вверх и вниз, пока он не завопил от неслыханной боли и неслыханного наслаждения, какого в самых диких мечтах не мог себе вообразить.

Боль бросила его на колени. Он скорчился на полу, ловя ртом воздух и стиснув себя обеими руками, а под ним растекалась лужица рыбьих молок и темно-красного малинового сока.

Сквозь эту муку, как стальная игла, дошел до него ее голос:

– Никогда больше не жалуйся, что я не делаю ничего нового.

Глава 32

Генеральный секретарь ООН Анвар Анвар-Садат вошел сквозь зажужжавшую дверь в неожиданно роскошную приемную. Стены из белого с розовыми прожилками мрамора напоминали нежную кожу гаремных красавиц. По крайней мере так восприняли холодный мрамор его романтические глаза.

А еще были скульптуры. Чернокожая женщина с большим количеством рук, чем дает природа. И руки эти она держала так, что это был одновременно и вызов, и призыв.

Кали, конечно. Индуистская богиня смерти. Как подходит для женщины с компьютерным псевдонимом Госпожа Кали. Сверху вниз смотрели на него пустые глаза статуи – два слепых пятна.

Анвар-Садат заметил, что формы ее весьма зрелые. Это показалось ему многообещающим признаком. Анвар Анвар-Садат любил женщин сладострастных.

По другую сторону двери – другая статуя. Это уже был не базальт, а порфир. Этого бога Анвар-Садат не узнал, но решил, что это может быть только Шива – супруг Кали. В каждой из его четырех рук были зажаты разные предметы, странные и с непонятным назначением.

Прочистив горло, Анвар-Садат возвысил голос:

– Здесь есть кто-нибудь?

– Ты желаешь войти в покои Госпожи Кали? – прозвучал в ответ твердый голос.

– Да. Это вы?

– Молчание! – прогремел голос.

Несмотря на свое самомнение и свое положение в мире, Анвар Анвар-Садат ощутил, что не может не повиноваться.

– Позвольте мне взглянуть на вас, – попросил он.

Голос доносился к нему из-за зеркала, находящегося между двумя статуями. Он сразу понял, что это зеркальная дверь, прозрачная с внутренней стороны, и что его изучают. Он принял небрежную позу, давая себя рассмотреть.

– Анвар Анвар-Садат, достаточно ли ты храбр, чтобы ступить во владения Кали?

– Да, – ответил он дрогнувшим от предвкушения голосом.

– Очень хорошо. Укрепи свой дух!

– Мой дух крепок.

– Ибо тот, кто приближается к моей ужасной сущности, навсегда меняет свою.

На одну мрачную секунду Анвар-Садат дрогнул. Он не хотел менять сущность. Он лишь хотел увидеть во плоти это создание, которое так заворожило его своим невиденным образом и неслышанным голосом и привело к этой минуте.

Он нервно сглотнул. И тут двери распахнулись.

Госпожа Кали была именно такой, какой он ее вообразил. Анвар-Садат увидел это сразу.

Она была высокой, статной и золотоволосой, как солнечный луч на чистом золоте. Черты ее лица были классическими, эфирными и в то же время точеными. Домино золотого шелка, обрамлявшее ее цвета Нила глаза, добавляло чуть-чуть тайны к тому, что было само совершенство.

Тело ее было как язык черного пламени, и пламя это замерцало, когда она перенесла тяжесть тела с одного роскошного бедра на другое. Кожа. Она одета в черную кожу. Этого он не ждал.

Его глаза скользнули вслед за мерцанием пламени, открывая новые колдовские подробности. Серебряная цепь на талии, черные ногти вампира, череп из слоновой кости на животе.

В одной руке у нее была плеть. В другой – собачий поводок.

Анвар Анвар-Садат пробежал глазами по этому поводку до самого пола, и сердце его забилось быстро и жарко.

На полу, у ее ног, скорчился на четвереньках какой-то человек. Он был совершенно голым, если не считать охвативший его горло собачий ошейник шипами внутрь. В зубах он держал алую розу, как послушный пес держит кость. С конца стебля на пол падали алые капли.

Глаза этого человека уставились в пол. Госпожа Кали резко дернула за поводок, и человек поднял голову.

– Позвольте мне представить Гилберта Хьюгтона, министра рыбных промыслов и океанов, – произнесла Госпожа Кали насмешливо-официальным тоном.

– Э-э-э... рад познакомиться, – выдавил из себя Генеральный секретарь ООН.

Сквозь стиснутые зубы канадского официального лица с зажатой в них розой донеслось горловое рычание.

События шли не так, как ожидалось...