Текст книги "Даосская йога: история, теория, практика"

Даосская йога: история, теория, практика
По материалам трактата Чжао Бичэня «Исчерпывающие разъяснения по физиологии и медицине»
(Вэй шэн шэнли сюэ мин чжи)
Перевод и составление В. Ф. Дернова-Пегарева

Введение

Предмет данного исследования так называемая «даосская йога», уже привычный для современного читателя термин, требующий однако некоторого уточнения, ибо более правильным было бы его отнести к разряду «внутренней алхимии» (нэй дань) или, еще точнее, к даосскому искусству «вскармливания жизни» (ян шэн), понимая под последним сложный комплекс психосоматических упражнений, цель выполнения которых достижение состояния единения со всем сущим и личного бессмертия.

Китайская алхимия издавна привлекала к себе внимание историков науки на Западе. Во всяком случае, прогрессирующее развитие подобного интереса можно проследить на протяжении, как минимум, ста лет. Однако подлинно научное ее изучение началось лишь около сорока лет назад такими учеными как Дж. Нидэм (1954–1983) и Н. Сивин (1968), поскольку до этого времени не был даже четко определен сам предмет исследования. Дело заключается в том, что их предшественники зачастую смешивали псевдо-алхимические тексты внутренней, или «парафизической», алхимии с собственно алхимическими, как это произошло, например, при переводе на английский язык «Глав о прозрении истины» (Учжэнъ пянь) Чжан Бодуаня Т. Л. Дэвисом и Чжао Юньцуном (1939). Сам же круг изучаемых текстов был практически ограничен «Бао Пу-цзы» Гэ Хуна, представлявшим собой несомненно труд первостепенной важности, но все же далеко не единственным, а, с точки зрения изучения проблем методологии китайской алхимии, далеко и не самым важным.

Однако в настоящее время, благодаря исследованиям вышеназванных ученых, положение значительно улучшилось. Поэтому, в виду того что в отечественной науке проблема китайской алхимии разработана весьма слабо, представляется разумным дать краткое резюме исследований этих ученых, то есть подвести итог достижений современной синологии в данной области.

Здесь представляется возможным выделение нескольких ключевых проблем: 1) определение алхимии; 2) происхождение алхимии; 3) соотношение алхимии с другими научными дисциплинами и ее связь с даосизмом; 4) взаимоотношения китайской алхимии с другими региональными формами алхимии (индийской и арабской). Н. Сивин определяет китайскую алхимию как «континуум с теоретически обоснованным стремлением создать химическую модель космического процесса, с одной стороны, и преимущественно прагматической ориентацией на поиски эликсиров бессмертия, с другой». Он также подчеркивает, что речь идет именно о традиционном, т. е. предшествующем европейской научной методологии Нового времени, типе науки, поскольку она частично выходит за пределы ее прагматики, будучи направлена, главным образом, на достижение здоровья, лечение специфических болезней, продление жизни, обретение бессмертия и духовного совершенства.

Н. Сивин настаивает на том, что китайская алхимия является ветвью китайской медицины, будучи тесно связана, с другой стороны, с нравственной философией и социальной мыслью. Касаясь соотношения внешней и внутренней алхимии, он резко критикует дихотомическую интерпретацию этих двух видов алхимии в виде оппозиции «экзотерическая – эзотерическая».

В этой связи М. Элиаде замечает, что здесь Н. Сивин исправляет весьма распространенное заблуждение, ибо эзотерическая, или тайная, передача традиции характерна для начальной стадии любого вида техники или науки. Причем такое положение вещей характерно не только для Китая, Индии и Ближнего Востока, но и для Древней Греции.

Алхимик-теоретик более связан со временем, нежели с пространством. Его целью является создание в лабораторных условиях временного микрокосма вселенной, дабы понять принципы универсума и достичь медитативного или интеллектуального единства с Дао природы. Цель алхимика-практика не столько постижение, сколько созидание, то есть она заключается в ускорении процессов, формирующих и превращающих, по его мнению, минералы в естественный эликсир бессмертия. Таким образом, если для алхимика-теоретика эксперимент имеет исключительно духовную значимость, и потому может быть плодотворным лишь при совершении обрядов, ритуалов и поста, то для алхимика-практика это, прежде всего, химический результат, который будет действенным для любого человека, в том числе и для не прибегавшего к обрядам. Именно эта установка и превратила практическую алхимию в часть медицины. Ибо большинство алхимиков были одновременно медиками, внесшими большой вклад в развитие фармакологии и подразделившими все вещества на три категории: лечебные, тонизирующие и дарующие бессмертие.

Что касается вопроса о соотношении алхимии с даосизмом и последнего с наукою вообще, то Н. Сивин резко выступает против точки зрения Дж. Нидэма, согласно которой даосизм был наиболее научной идеологией, в том смысле, что он наиболее благотворно влиял на развитие науки. Вместе с тем признавая, что алхимия на протяжении всей своей истории действительно была тесно связана с даосизмом и его учением о бессмертии, Н. Сивин считает, что подавляющее число алхимических, дыхательных и гимнастических методов были не столько даосскими, сколько ассимилированной, хотя и практикуемой преимущественно даосами, частью общекитайского культурного наследия.

Определенное внимание он также уделяет и проблеме происхождения алхимии. В целом Н. Сивин склоняется к признанию ее автохтонности. Что же касается вопроса о типологической общности китайской индийской и арабской алхимии, то на нем следует остановиться подробнее.

О соотношении китайской и индийской алхимии много писал М. Элиаде (1958). Индийские алхимические тексты (типа «Раса-нар-навы»), также как и трактаты последователей хатха-йоги, тесно связанные с тантрическими традициями («Шива самхита», «Гхеранда самхита», «Хатха-йога прадипика») говорят о «неразрушимом теле» (сиддха деха), то есть о теле адепта. Фактически идеал легендарных индийских чудотворцев – сиддхов и натхов – заключался не только в обретении духовной свободы, но также и совершенного здоровья (агара) и бессмертия (амара). Легенды об этих святых подчеркивают их победу над смертью благодаря йоге и алхимии. Небольшой трактат «Йогавиджа» делит людские тела на «незрелые» (апаква) и зрелые (паква). Последние обретаются благодаря йоге и потому называются «йогическими телами» (йога деха). Иными словами, здесь явно используется преимущественно алхимический мотив «зрелых» и «незрелых» металлов, которым в данном случае уподобляются человеческие тела.

В древней Индии, как и в Китае, практиковались дыхательные упражнения, сексуальная практика (воздержание от эякуляции) и алхимия ради обретения здоровья, долголетия и бессмертия. В Индии первые упоминания об алхимии (вера в возможность трансмутации металлов в золото посредством снадобий и молитв, изготовление эликсиров, алхимическое использование ртути, употребление «жидкого золота» для продления жизни и т. п.) относятся к III в., а систематически алхимические концепции излагаются еще позднее, в частности, в трактатах школы «колесница ртути» (расаяна), хотя отождествление золота и бессмертия возникает еще во времена ранней брахманической прозы (см. «Шатапатха брахмана», датируемая VIII в. до н. э.).

Однако в целом алхимия никогда не играла в Индии той роли, что в Китае, хотя возможность взаимовлияния индийской и китайской алхимии отнюдь не исключена. В частности, в алхимии Тамилнанда, поддерживавшего в VII–VIII вв. тесные связи с Китаем, прослеживается несвойственное для Индии разделение веществ на мужские и женские (Феллиоза, М., 1969). Вместе с тем во многих даосских текстах алхимического характера можно обнаружить влияние индийского тантризма. Элементы тантрического влияния отмечаются и в более поздних текстах по внутренней алхимии (Уэлч. X. X, 1969–1970 гг.).

Из трудов советских синологов по рассматриваемой проблеме следует, в первую очередь, упомянуть работы Э. С. Стуловой (1979, 1984) и Е. А. Торчинова (1980–1993). Следует отметить, что, в отличие от трудов некоторых из своих зарубежных коллег, труды вышеуказанных авторов являются чисто «академическими», то есть совершенно не связанными с реальной практикой «взращивания» жизни. Весьма выгодно от них в этом отношении отличаются исследования и работы А. О. Милянюка, которые, к сожалению, до сих пор не публиковались.

Предисловие

Трактат «Исчерпывающие разъяснения по физиологии и медицине» (Вэй шэн шэн ли сюэ мин чжи) представляет собою рукописную тетрадь, хранящуюся в деревянном футляре вместе с другим рукописным текстом, озаглавленным «Книга техник и стихотворных рукописных формул, относящихся к трем иероглифам по гигиене» (Вэй шэн сань цзы фа цзюэ цзин). Общий заголовок на деревянном футляре, объединяющий в себе названия обеих тетрадей, выглядит следующим образом: «Вэй шэн шэн ли сань цзы фа цзюэ хэдин».

В основе использованного в тексте транскрибирования китайских терминов лежит общепринятый в настоящее время в Китае вариант пинъинъ.

Часть I
Введение к «Исчерпывающим разъяснениям по физиологии и медицине»

«Наш Камень есть производное самого Магистерия, а процесс его создания можно уподобить сотворению человека, ибо в его начале имеет место соитие, затем зачатие, далее беременность, затем рождение и, наконец, – вскармливание».

«Розарий философов», стр. 86.

I
О содержании «Исчерпывающих разъяснений по физиологии и медицине»

Представляемый здесь перевод «Исчерпывающих разъяснений по физиологии и медицине» (Вэй шэн шэн ли сюэ мин чжи), относится к традиции китайской внутренней алхимии или, более точно, к алхимической школе У Лю.

Трактат этот был написан Чжао Бичэнем в начале двадцатого века, т. е. в тот период китайской истории, когда пережившая социальное потрясение страна испытывала мощное культурное влияние Запада и, в первую очередь, западной науки. Но если часть китайцев отвернулась от древней традиции, сделав решительный выбор в пользу современной науки, то другая предприняла попытки трактовать традиционное знание в свете усваиваемых ими представлений западного мира. Именно к последним следует отнести и нашего автора, предпринявшего попытку описать даосские методы вскармливания жизни и достижения бессмертия, используя понятия современной западной медицины, смысл которых, как это следует признать, был им усвоен не вполне удовлетворительно. Причем об этом свидетельствует уже само название его трактата, ибо, вместо того, чтобы обсуждать (подобно авторам большинства даосских текстов) методы вскармливании жизни (ян шэн)[1]1
  См. «Чжуанцзы» гл. 3, «О вскармливании жизни» (Ян шэн лунь). В библиографии к их «Новой книге о династии Тан» (Синь тан шу), приводится множество текстов по ян шэн и, среди них, состоящий из 10 цзюаней «Ян шэн яо цзи». Особенно широко этот термин использовался как в трудах по даосским практикам, так и в трудах по медицине, относящихся к Минской эпохе.


[Закрыть] или обеспечения долголетия, автор исходит из понятия «вэй шэн» или «защиты жизни», используя тем самым термин, соответствующий современному понятию «гигиена». Ограничив, таким образом, свой трактат подобными, как ему казалось, более научными рамками, он, по-видимому, надеялся приблизить его к сфере интересов современной медицины. И действительно, термин вэй шэн был использован позднее в названии сунского трактата «Вэй шэнцзя бао чань кэ бэй яо», написанного Чжу Дуаньчжаном. Он был также употреблен в знаменитом трактате XVII в. «Чжэнь цзю да чэн», написанном Ян Цзи-чжоу, сообщающем в авторском предисловии к этому труду о том, что название последнего было выбрано под влиянием его знакомства с передаваемым по линии семейной традиции текстом «Вэй шэн чжэнь цзю сюань цзи ми яо».

Несмотря на чисто медицинский характер своего названия, «Вэй шэн шэн ли сюэ мин чжи» представляет собой, главным образом, описание даосских упражнений, практикуемых в школах внутренней алхимии в течение многих столетий. Самый пик развития школ подобного типа был достигнут при династии Сун. Но уже во II в. до н. э. Хуайнань-цзы установил наличие связи между приготовлением золота и бессмертием. Во времена танской династии о внутренней алхимии писало уже множество авторов, в число которых входил и Лю Чжигу. Поскольку старший его брат был конфуцианцем, а младший – буддистом, последний поместил в своем храме как изображение Конфуция, так и Будды. Возможно (как это, в частности, предполагает Кальтенмарк) подобный факт следует считать одним из первых свидетельств столь характерного для Китая религиозного синкретизма.

Начиная с сунского периода появляются также упоминания о школах син-мин или о «смешанных школах взращивания син и мин» (син-мин шуан сю). Поскольку этим названиям трудно подобрать соответствующие эквиваленты, мы решили сохранить их аутентичные названия. Поскольку однако они постоянно упоминаются в тексте «Вэй шэн шэн ли сюэ мин чжи», мы все же вынуждены их как-то определить.

Само выражение син-мин является весьма древним; его можно найти, в частности в тексте к гексаграмме Цянь «Книги Перемен», а также – во «Внутреннем каноне желтого двора» (Хуан тин нэй цзин). «Параллельное взращивание син и мин», также как и соответствующий ему термин «параллельного, или двойного, взращивания», впоследствии стало обозначать методы сексуального развития в целях обретения бессмертия. Написание син представлено иероглифом шэн («жизнь») и «ключом» со значением «сердце». То есть, в целом, оно равнозначно понятию индивидуальной природы или квинтэссенции данного существа. Что же касается мин, то это уготованная человеку небесами судьба или приданный ему с момента рождения жизненный удел. Мы можем также рассматривать мин как совокупность пространственно-временных характеристик индивида. В этой связи мы можем также обратиться к терминологии Хайдеггера, переводя эти два понятия, соответственно, как «бытие» и «существование». Согласно Гране, син соответствует «вертикальному проявлению» человека (во времени), тогда как мин — его «горизонтальному проявлению в пространстве».

Локализованные во вполне определенных частях человеческого тела (а именно: в сердце и в почках), син и мин тем не менее представляют собою не столько некие конкретные вещи, сколько два «полюса», вокруг которых организуется жизнь индивида. Во всяком случае в первой главе трактате XVII в. «Син мин гуй чжи» им дается следующие определения: «син есть светоносная горячая частица «первичной таковости», тогда как мин есть истечение дыхания Единого, т. е. исток высшей сущности прежденебесного дыхания».

Текст «Вэй шэн шэн ли сюэ мин чжи» подразделяется в соответствии с тремя этапами внутренней алхимии, принятыми в школе У Лю, которые будут нами подробно рассмотрены далее. В нем также соблюдается используемое в этой школе различие между понятиями «прежденебесного» (сянь тянь) и «посленебесного» (хоу тянь), использумемыми уже в «Книге перемен» при описании гексаграммы Цянь, хотя эти две концепции были восприняты и развиты неоконфуцианцем Шао Канцзе в трактате «Хуан цзи цзин ши шу» много позднее, а именно лишь в сунскую эпоху Термины эти соответствуют понятиям ноуменального и феноменального состояний мира, или, точнее, до создания (небес) и после, т. е. состояниям предшествующего рождению человека (дородовому) и следующего за ним (послеродовому). Впрочем для некоторых авторов, к числу которых относятся и некоторые представители школы У Лю, понятия сянь тянь и хоу тянь обозначают соответственно то, что обладает формой, и то, что ее лишено. Вот почему мы предпочли использовать в своем переводе понятия «прежде– и посленебесного» состояний.

Следует также отметить общедоступность формы изложения «Вэй шэн шэн ли сюэмин чжи», содержащую в себе примечания учеников и часто построенную в форме диалога (учителя с учениками), т. е. из вопросов и ответов. Несмотря на определенную последовательность изложения, подразделяемого в соответствии с вышеописанными тремя этапами внутренней алхимии, текст содержит множество повторений, причем упражнения, соответствующие второму этапу, могут быть встречены при описании третьего и наоборот. Это затрудняет понимание текста и приводит к известному размыванию границ между этапами. Это касается, в особенности, фрагментов устной передачи, часто повторяющихся неоднократно.

Таким образом, хотя литературные достоинства текста относительно невелики, к его несомненным достоинствам следует отнести весьма ясное изложение психофизиологических методов даосской йоги, излагаемых обычно с использованием весьма сложной для понимания европейца алхимической символики. Иными словами, в нем ясно прослеживается наблюдаемая со времен минской эпохи тенденция к более ясному изложению алхимического материала, особенно характерная для школы У Лю. Впрочем, это отнюдь не равнозначно ясности абсолютной, ибо, помимо наличия в тексте чисто алхимических терминов, многие немаловажные моменты изложены в нем недостаточно четко.

В целом, целью изложенных алхимических практик является достижение не только бессмертия и долголетия, но и богатства, удачи и благополучия в мире людей, что противопоставляет даосов буддистским монахам, устраняющимся от активной жизни[2]2
  См. стр. 150 текста.


[Закрыть].

II
Место автора в системе школ внутренней алхимии

Чжао Бичэнь родился в 1860 г. в Янфан, местечке округа Чанпин, расположенном в провинции Хэбэй, к северу от Пекина. И хотя дата его смерти неизвестна, мы знаем, по крайней мере, что он дожил до 1933 г., поскольку первое издание положенной в основу настоящего исследования книги содержало портрет автора в возрасте 73 лет. Он был известен также под прозвищем «Старец тысячи вершин» (Цянь фэн лао жэнь), поскольку недалеко от его родной деревни воздымалась гора Цяньфэншань (Гора Тысячи Вершин), соответствующая одному из центров даосской школы «Врат дракона» (Лун мэнь пай), где он изучал даосизм. Впрочем у него было еще два прозвища, «господин, Достигший Согласия с Единым» (Шунь и-цзы) и И-цзы. Помимо «Вэй шэн шэн ли сюэ мин чжи», он написал также «Исчерпывающие разъяснения формул и методов син-мин» (Син-мин фа цзюэ мин чжи). Позднее часть этой книги послужила основой для изданного на английском текста книги Лю Гуаньюя «Даосская йога: алхимия и бессмертие».

Чжао Бичэнь основатель Прежденебесного течения тысячи вершин (Цянь фэн сянь тянь пай), ответвления школы У Лю, в которой он считается одиннадцатым учителем. Согласно его свидетельствам, он лично контактировал со многими учителями даосизма, часть которых относились, по его мнению, к числу ложных.

Упоминания о них содержатся в обеих его книгах. Судя по этим книгам (хотя, чаще, он все же старался избегать каких-либо нравственных оценок) у Чжао Бичэня было, по крайней мере, шесть «истинных» учителей. Главным из них был Лю Минжуй, обитавший на Горе Тысячи Вершин (Цяньфэншань), расположенной в юго-восточной части округа Чанпин, в Храме с Маленьким Монастырем в Расселине» (Тала ань мяо). Храм этот относился к школе Нань У (Нань у пай), ответвлением которой и являлось течение Тысячи Вершин. Лю Минжуй, известный также под прозвищем Даос Цяо Цяо» (Цяо Цяо дао жэнь) и Тао Панчань-цзы, занимался лечением людей и обучением их внутренней алхимии. В 1901 г. он объявил о близости своей смерти, которая действительно последовала вскорости после этого. Он является автором текстов «Цяо Цяо дун чжан» и «Дао юань цзинвэй гэ».

С 1933 г., т. е. в возрасте 33 лет, Чжао Бичэнь обосновался в небольшом храме Хуайань провинции Цзянсу, находившемся под началом учителя У Чана, учеником которого он стал еще в 1894 г. Хотя для внешнего круга своих учеников учитель У Чан выступал в качестве буддийского наставника, нескольких наиболее близких к себе учеников, в число которых входил и Чжао Бичэнь, он также обучал тантризму школы син-мин. Всего учитель У Чан прожил 132 года.

Примерно в то же время, а именно в 1985 г., автор этого трактата встретился в Храме Золотой Горы (Цзиньшаньсы) с еще одним из своих учителей, Досточтимым, Постигшим Пустоту, (Ляо Кун Ши Цзунь). Будучи уроженцем Пекина, последний учил своих учеников в расположенном к западу от Небесного моста (Тянь цяо) религиозном центре «человечности и долгожительства» (Жэнь-шоу сы мяо), состоявшем из небольшого храма и монастыря. Несмотря на то, что прозвище этого учителя (Ляо Кун Ши Цзунь) имеет чисто буддийское происхождение, название центра уже подразумевает наличие синкретизма между тремя основными религиями Китая. В самом деле, сы указывает на буддийский храм, мяо — на даосский, тогда как жэнь (человечность) относится к числу чисто конфуцианских добродетелей. Сам Ляо Кун вопринял учение даосской школы син-мин от Лю Хуаньяна в пятнадцатый день пятого месяца 1799 г. В 1921 г. он поручил Чжао Бичэню основать Прежденебесное Учение Тысячи Вершин (Цянь фэн сянь тянь пай). В том же году Ляо Кун получил с небес разрешение на устную передачу этой доктрины.

В Вэньчанмине Чжао Бичэнь встретил учителя Тан Бая, известного также под именем Тан Чжимин, а также под прозвищем Лай Шэн чжэнь жэнь. Встреча с ним оказала на Чжан Бичэня столь сильное впечатление, что последний стал его последователем. Тан Бай, уроженец расположенного к западу от Пекина округа Юй-тянь, бывший патриархом во втором поколении Школы Золотой Горы (Цзиньшань пай), посвятил Чжао Бичэня в патриархи третьего поколения этой школы, наделив свитком, подтверждающем его полномочия.

Школа Золотой Горы была основана Сунь Сюань-цинем, учеником четвертого поколения Школы Врат Дракона (Лун мэнъ). Она известна также под названием Школы Золотой Горы (Цзиньшань пай), поскольку ее основатель проживал в юности вблизи горы одноименного названия.

Чжао Бичэнь был также вторым учеником учителя Лю Юньпу, бывшего уроженцем расположенной вблизи Тяньцзиня деревни Титоу (провинция Хэбэй). Практикуя боевые искусства с юных лет, последний много путешествовал по стране, поставив себе целью возрождение древнекитайского воинского духа. Известно также, что, обосновавшись на некоторое время в округе Чанпин, Лю Юньпу занимался коммерцией. Умер он в возрасте 93 лет.

Хотя мы упомянули лишь некоторых из учителей Чжао Бичэня, можно отметить, что, в согласии с синкретическими тенденциями эпохи, часть из них были буддистами. Другим примером этой тенденции является брат Чжао Бичэня, Чжао Куйи, обучавшийся даосизму у Тан Чжимина из Школы Золотой Горы и у Пэн Жуншана из Школы Врат Дракона, а буддизму – у Чжэнь Юаня, учителя чань из школы Линь Цзи.

Как видно из этого предисловия, наряду со званием патриарха в третьем поколении Школы Золотой Горы, Чжао Бичэнь обладал званием одиннадцатого учителя Школы У Лю и основателем Прежденебесной Школы Тысячи Вершин. Впрочем, в этом нет никакого противоречия, поскольку различия между многочисленными течениями даосской мысли часто были малосущественными. Действительно, нередко даосский учитель, достигая определенной известности и управляя достаточно часто посещаемым храмом, основывал ответвление своей школы, обычно носящее имя данной местности, хотя и мало отличающееся по своей доктрине от других течений. Следует, впрочем, отметить, что соотношения между вышеупомянутыми тремя религиозными доктринами и способами передачи соответствующих откровений в каждой конкретной «амальгаме» подобных течений были вполне индивидуальны. Хранившийся в храме Байюнь в Пекине трактат «Дэн чжэнь лу» сохранил для нас картину различных течений даосской мысли, существовавших в XIX в.[3]3
  См. Yoshioka. Eisei heno negai: Dokyo, p. 199.


[Закрыть] Судя по нему, наиболее распространенной в то время школой была Школа Врат Дракона (лунмэнь пай), породившая впоследствии Школу Золотой Горы.