Текст книги "Мегера. Роман о женщинах"

Глава 10. Алёна

Боинг начал снижение. Загорелись огни, предупреждающие о том, что надо пристегнуть ремни. Вдоль рядов прошла улыбчивая стюардесса, проверяя, все ли выполнили это указание.

Алёна посмотрела в иллюминатор. Облака, цепляясь за самолёт, медленно пошли вверх. Внизу раскинулась Прага. Излучина реки, мосты через реку. Знакомые шпили. Красные крыши.

Всё ниже, ниже. Под крылом городские спальные районы сменились полями, мелькнули какие-то деревеньки.

Самолёт мягко коснулся бетона. Заревели двигатели на обратной тяге. Прага.

В отличие от Пулково, паспортный контроль и таможню Алёна прошла быстро. Не было привычных очередей и толкотни.

Алёна подхватила свой чемоданчик и вышла на площадь. Подошла к стоянке такси. Как и во всём мире, они были жёлтого цвета.

Водитель такси оказался русским, по имени Олег. Высокий парень примерно двадцати пяти лет. Родился в Москве, в нулевые родители переехали в Прагу. Тут он учился, рос. Всё это он рассказал в первые пять минут, выезжая из аэропорта на кольцевую дорогу.

– Не тянет на Родину? – осторожно спросила Алёна.

– Я о той Родине мало что помню, – ответил Олег, – но собираюсь проведать родственников в следующем году. Себя показать, на людей посмотреть.

Алёна улыбнулась.

– Учиться приехали? – спросил Олег. – Рановато что-то. Или как туристка?

– Учиться, – ответила Алёна, – в медицинский.

– Язык сначала надо выучить, – со знанием дела продолжил Олег, – сдать экзамен. А потом уже и на медика учиться.

– Я знаю язык, – ответила ему Алёна, – очень хорошо знаю. Да и чешский менталитет мне знаком.

– Да уж, менталитет у них ещё тот, колхозный, – Олег скривился, – никого не любят, считают, что они самые лучшие.

– Каждый народ считает, что он самый лучший, – сказала Алёна, рассеянно смотря в окно, – русские тоже считают, что они самые умные и самые хитрые. Патриотизм – штука забавная. На пустом месте делает из тебя сверхчеловека.

– Вы так говорите, будто и не русская совсем, – пробурчал Олег, – я вот не стыжусь того, что я патриот. Я люблю Россию.

– Любить Родину – это хорошо, – ответила ему Алёна, – только не надо при этом других в грязь втаптывать. Ничего из этого хорошего не выйдет.

Олег обиженно замолчал.

Так они и доехали до места, где Алёну ждал Франтишек Блахо. Молча.

Олег принял от Алёны деньги. Отсчитал сдачу. Пожелал всего хорошего и уехал.

Франтишек оказался невысоким седоватым мужчиной в мятой футболке и синих джинсах. Он был ровесником деда. Но, в отличие от последнего, был расхлябанным. Ездил на дребезжащей «Шкоде». Одевался как придётся и выглядел так, как будто только что стал с постели. И кого-то он Алёне смутно напоминал.

Он церемонно представился Алёне. И сразу же повёз её показывать квартиры.

Апартаменты с подселением Алёна отмела сразу же. Шикарные двух– и трёхкомнатные квартиры также были отвергнуты.

Остановились на трёх однушках. Поехали в первую. Новый дом в пятой Праге. Четвёртый этаж.

Студия представляла собой большую вытянутую комнату. Одну её половину занимала кухня с выходом на крошечный балкон. Вторая половина была заставлена широкой белой кроватью и двумя белыми шкафами. Напротив кровати на тумбочке стоял телевизор. Мебель вся была новая.

– Беру, – сказала Алёна.

Франтишек довольно крякнул. Достал из потёртого портфеля бланки документов.

Тут же за столом оформили договор аренды. Заполнили бумажку для полиции.

– Если бы вы не были внучкой моего старого приятеля, то я с удовольствием бы пригласил вас на ужин, – довольно улыбаясь, проговорил Франтишек.

– Спасибо большое за комплимент, – ответила Алёна, – мне очень приятно, что я с вами познакомилась. Кстати, а что вас связывает с моим дедом?

– Арбитраж трафика, – ответил Франтишек. – Мне до вашего деда далеко. У него объёмы большие. Я так, дилетант по сравнению с ним.

Алёна понятия не имела, что такое арбитраж трафика, но на всякий случай понимающе кивнула.

– Ещё один вопрос, – улыбнулась она, – у вас родственники в Праге на типографии не работали? Для слепых. Во время войны там работал инженер Блахо.

– Нет, – Франтишек на мгновенье задумался, – наша семья из Моравии. Мы в 80-х переехали в Прагу. До этого под Брно жили. У меня там и сейчас полно родственников. А фамилия эта распространена очень. Как у вас Петровы. Точно не хотите со мной отужинать?

– Спасибо, в следующий раз, – улыбнулась Алёна, – мне надо купить кое-что в квартиру и пройтись по городу.

– Магазин через дорогу, – подсказал Франтишек, – мой телефон у вас есть. Если что – звоните.

Он вручил Алёне ключи и откланялся.

А Алёна разобрала вещи. Сходила в магазин. Купила продукты. И только вернувшись, обнаружила, что в доме нет постельных и кухонных принадлежностей.

Звонить услужливому Франтишку не хотелось. Да и день уже клонился к вечеру.

Алёна достала телефон и набрала Вацлава.

– Привет, я в Праге, приехала, – сообщила она в трубку.

– Привет, – радостно отозвался Вацлав, – а мы тоже вчера прикатили. Послезавтра уже на работу выходить.

– Мне нужна твоя помощь, – сразу же вывалила свою просьбу Алёна, – я сняла квартиру, но в ней нет постельного белья и посуды. Можешь меня отвезти в ближайший магазин, где бы мы всё это могли купить? Если тебе не трудно.

– Диктуй адрес, – отозвался Вацлав.

Алёна сказала адрес своей квартиры. Вацлав удивлённо присвистнул.

– В соседнем доме моя прабабушка живёт, – сказал он, – я её часто навещаю. А теперь и ты там. Буду совмещать полезное с приятным. Скоро буду.

И действительно через двадцать минут он был уже у порога. Жил Вацлав недалеко. Приехал на своей «Шкоде Октавии» чёрного цвета.

– Я смотрю, это самая распространённая марка машин в Чехии, – усмехнулась Алёна.

– Хорошая машина, – похвалился Вацлав, – да и местное производство. С запчастями проблем нет.

Они доехали до ближайшей «Икеи» и купили всё, что нужно. Вернулись в квартиру, когда уже начало смеркаться.

Вацлав перетащил покупки. Помог с постелью. А Алёна, в свою очередь, приготовила нехитрый ужин. Сварила спагетти и засыпала их пармезаном. По квартире поплыл вкусный запах.

Сели за стол. Вацлав открыл бутылку вина. Налил себе и Алёне.

– Свечки надо было ещё купить для полной романтики, – усмехнулась Алёна.

– Точно, – поддержал её Вацлав, – и томного звука саксофона не хватает.

Алёна достала из рюкзака небольшой динамик, поставила его на стол. Покопалась в айфоне, нашла подходящую музыку. Из динамика полился французский шансон.

– Кто это поёт? – спросил Вацлав.

– Джо Дассен, – ответила Алёна, – ты его не слушал ни разу?

– Нет, – признался Вацлав, – ни разу. Я больше люблю чешскую музыку. Ну и, естественно, классику. Майкла Джексона, Битлз.

Алёна рассмеялась.

– Давай тогда выпьем за классику, – сказала она.

– Давай, – поддержал тост Вацлав.

Вино приятно разлилось у Алёны в желудке. Она сразу же захмелела. И сразу же почувствовала, как устала.

Длинный и тяжёлый день давал о себе знать. Перелёт. Обустройство жилья. Приготовление ужина.

Захотелось спать.

Вацлав подвинул свой стул к стулу Алёны. Обнял её. Поцеловал.

– Ты мне очень понравилась ещё на теплоходе, – сказал он.

– А ты мне, – ответила Алёна.

Вацлав взял бокал с вином из рук Алёны. Поставил его на стол. Наклонился к девушке. Бережно взял на руки и перенёс на кровать.

Они целовались минут десять, пока Алёна не остановила Вацлава. Хотя ей хотелось секса. У Сары любовник пропал после покушения. У Агриппины муж уехал, а любимый раб был подарен. У всех её женщин неделю не было секса.

А у Алёны его не было вообще. Ей хватало любовных утех в Риме и Праге. И, смешно сказать, в современном большом городе она до сих пор была девственницей.

И это надо было исправить. Вацлав ей очень нравился. И он был подходящей кандидатурой. Но только не сегодня. Хотелось отдохнуть. Привести себя в порядок.

– Не сегодня, – сказала Алёна.

– А когда? – спросил Вацлав.

Его лицо горело. Он тяжело дышал.

– Завтра, – ответила ему Алёна, – сегодня я очень устала.

– Правда? – спросил Вацлав.

– Правда, – ответила ему Алёна, – я же специально из-за этого и приехала в Прагу раньше времени. Ради тебя, любимый.

Вацлав тяжело вздохнул. Всмотрелся в лицо лежащей рядом Алёны. Погладил её бирюзовые волосы.

– А как же твой друг в Питере? – спросил. – Валентин, по-моему, так его зовут?

– Валентин просто друг, – ответила Алёна, – а ты не просто друг. Завтра. Приходи вечером с цветами и шампанским.

– Приду, обязательно приду, – просиял Вацлав.

И набросился на Алёну с поцелуями.

Ей еле-еле удалось выпроводить новоявленного возлюбленного за порог.

Выпроводила.

Скинула грязную посуду в посудомойку.

Приняла душ.

Легла в кровать.

Но сон, как назло, не шёл.

Алёна ворочалась, пила воду, считала верблюдов по рецепту деда от бессонницы. Вспоминала прошедший день.

И уже засыпая, прошептала старую поговорку, услышанную от бабушки.

– На новом месте приснись жених невесте.

Но приснился ей не жених. Ей приснился храм. Храм её любимой богини Юноны. Двери в храме были закрыты. Огонь внутри не горел. Было тихо и темно. Алёна бродила вокруг храма, и ей было страшно. Страшно оттого, что наступит утро, и римляне увидят незнакомую девушку с необычными бирюзовыми волосами возле священного места.

А люди не любят то, что отличается от них.

Глава 11. Агриппина

Проснулась Агриппина поздно.

Позавтракала. Поиграла с дочкой. Передала её няньке.

Вспомнила недавнее посещение бани с подругой. И то, что она подарила той своего преданного любовника. И на душе сразу стало противно.

Позвала Фортунату.

– Собираемся, – сказала ей, – пойдём в храм. Пешком.

– Мама, я с тобой, – попросилась Юнона.

– Нет, доченька, – строго сказала Агриппина, – мне сегодня надо одной пойти. Я возьму тебя в следующий раз.

Фортуната отвела Юнону к учителю рисования и скрылась в доме. Через несколько минут вынырнула оттуда с полотняным мешком. В мешке лежали лепёшки и ёмкость с водой. А также парочка циновок. Если вдруг госпожа устанет и ей захочется присесть.

Из подсобного помещения вышел раб. В руках он держал связанного гуся. Гусь был молод. Косил глазом на держащего его раба и пытался того укусить.

– Накрой ему голову, – скомандовала Агриппина, – всех всему приходится учить.

Раб послушно прикрыл голову гуся и подошёл к женщинам. Фортуната отворила калитку, и они вышли на улицу. До храма было недалеко. День только начинался, но на улицах уже было много народу.

Плебеи уступали Агриппине дорогу. Патриции вежливо здоровались. Немолодая Агриппина могла доехать до храма на носилках. Но она любила ходить пешком. И считала, что это позволяет сохранить ей здоровье.

Сон Алёны не давал покоя Агриппине. Почему ей снился храм? Почему она боялась за Алёну?

Агриппина очень серьёзно относилась к своим снам. Она верила, что таким образом боги подсказывают ей что-то.

Вот Агриппина и решила прогуляться к храму. А заодно и принести в жертву богам молодого жирного гуся.

Не спеша Агриппина шла по Риму, по узким и грязным улочкам. В центре они были мощены булыжником. На окраине города всегда была грязь зимой и пыль летом.

Дом Виктора и Агриппины находился возле Капитолийских храмов. И до храма было рукой подать. Обычно путь занимал минут десять. Но сегодня на узких улицах Рима было не разойтись. Было очень много пьяных. Они валялись посреди дороги, сидели у стен. Кто-то мочился прямо на стены зданий. А недалеко от храма образовался затор. Какой-то толстяк пытался овладеть своей такой же толстой и пьяной спутницей прямо посередине улицы. Из-за влияния вина и из-за своего телосложения у него это получалось очень плохо. Собралась толпа. Люди отпускали шуточки. Давали советы. Толстяк злился. А его спутница хохотала, стоя на четвереньках. Со стороны зрелище было отвратительное. Но людей это смешило и веселило.

– Сегодня какой-то праздник? – спросила Агриппина у рабыни.

– Нет, госпожа, – ответила Фортуната, – обычный день.

Агриппина усмехнулась. Она вспомнила, как Алёна на уроке истории получила двойку, когда заявила, что в Древнем Риме люди были распущенны и подчинялись законам только от страха наказания.

– Ты бы хотела быть такой вот вольной гражданкой Рима? – спросила Агриппина Фортунату.

– Нет, госпожа, – ответила та, – мне очень нравится ваш дом, и я готова до самой смерти служить вам. В вашем доме нет такого непотребства. Эти люди небогаты и рады простым утехам в этой жизни. Пьянство и похоть. Это удел бедных. Вы же можете позволить себе наслаждаться другими прелестями жизни. Властью. Красотой. Материнством. Собственным достоинством.

Агриппина усмехнулась. Она понимала, что рабыня ей льстит. Но она действительно не любила все эти плебейские развлечения.

И ей нравилось то, что она создала за забором своего дома. Тихий оазис в этом безумном мире. Рыбки в пруду. Прелестная дочка. Любящий муж.

Подошли к храму. Здесь было потише и поспокойнее.

Вошли внутрь. Их маленькую процессию встретила одна из жриц.

– Я хочу принести жертвоприношение Юноне, – сказала Агриппина.

Жрица кивнула и подвела их к алтарю. Приняла из рук раба гуся. Тот был удивительно спокоен, хотя до этого, в доме у Агриппины, пытался вырваться и беспрестанно гоготал.

Жрица свернула голову птице, сделала надрез на шее. Покапала кровью на камень. Затем зажгла благовонья. Подошедшая вторая жрица унесла уже мёртвого гуся.

Обычная процедура, виденная Агриппиной уже сотни раз. Приносится жертва. Боги за это обещают богатство и процветание. А Юнона – ещё и крепкой супружеской жизни. А также здоровья для женщины и для её детей.

Агриппина слушала, что говорила жрица, вполуха.

– Почему на улицах так много пьяных? – внезапно перебила она жрицу.

Та запнулась. Затем улыбнулась.

– У одного купца испортилась большая партия вина, – начала рассказывать жрица, – он пришёл за советом в соседний храм, к богу торговли. С вопросом – что делать? И боги сказали ему, чтобы он отдал забродившее вино бедным. Он так и сделал. Если кто-то покупал литр обычного вина, то ему давали десять литров забродившего вина бесплатно.

– Но ведь вино плохое, – удивилась Агриппина, – его нельзя пить. Можно отравиться.

– Это вино можно использовать для принятия ванн, – усмехнулась жрица, – когда купец, точнее его слуги, раздавали вино, они так всем и говорили. Это не для питья. Это для ванн. Но народ глуп. В погоне за коротким удовольствием он готов подвергнуть свою жизнь опасности.

– Ты права, – кивнула Агриппина, – многие живут сегодняшним днём. И даже не думают, как поменять своё скотское существование. Потому что они так привыкли. Люди ленивы.

– Это в человеческой природе, – сказала жрица, – и тут ничего не поделаешь. Всем нам в этой жизни написана своя роль. Кому-то судьбой предначертано править народами, а кому-то уготована участь валяться в луже.

– Какая же судьба ждёт меня? – усмехнулась Агриппина: и в этой, и в остальных двух жизнях.

– Ты чем-то недовольна, женщина? – удивилась жрица. – У тебя же всё есть. Это видно по тебе и по твоим рабам. Твоя служанка одета лучше, чем некоторые из горожан.

– Богатство и власть не всё на свете решают, – ответила ей Агриппина – и добавила еле слышно про себя, так, чтобы жрица не услышала: «Агриппину оставили муж и сын ради дурацкой поездки в Иудею. Сару бросил любовник. А у Алёны только глупые юноши, не знающие, как обходиться с женщиной».

Помолчали.

– Развейся, – посоветовала ей жрица, – сходи на бои. Посмотри, как умирают другие. Заведи себе нового любовника или любовницу. Отведай новых плодов и новых яств. Посети бани. Насладись жизнью.

– Когда-то это сплошное наслаждение погубит великий Рим, – пробурчала Агриппина.

Она, пожалуй, впервые почувствовала себя старой. Старой и мудрой.

– Рим будет стоять вечно, – строго произнесла жрица.

– У меня другие сведения, – улыбнулась ей Агриппина, – Рим погубят пьянство и разврат. Хотя да, слава о Риме будет ещё долго греметь.

Агриппина развернулась и вышла из храма. Разговаривать ей расхотелось.

Она решила последовать совету жрицы и развеяться. Но куда пойти? Агриппина задумалась.

Её раздумья прервала Юлия, вдруг высунувшаяся из проносимых мимо крытых носилок.

– Доброго дня тебе, Агриппина, – крикнула она.

– И тебе доброго дня, – улыбнулась подруге Агриппина, – мы вчера только виделись, и вот опять встретились. Это знамение. В таком большом городе, как Рим, не часто одного и того же человека раз в месяц встретишь.

– Это точно, – поддакнула Юлия, спрыгивая с носилок, – город разросся. Некоторые даже не знают, как их соседей зовут. Годами только кивают друг другу через забор. А словом перемолвиться не считают нужным.

Подруги обнялись.

– Куда путь держишь? – спросила Агриппина.

– К одному греческому купцу, – ответила Юлия, – за коллекцией гусиных перьев.

– Что-то как ни купец, так грек, – проворчала Агриппина, – скоро в Риме будут жить одни иностранцы. Греков понаехало столько, что только одни их чёрные физиономии и видны. Чистокровных римлян уже скоро по пальцам можно будет пересчитать.

– Да пусть едут, – махнула рукой Юлия, – должен же кто-то работать. Не нам же.

И засмеялась. Весело и задорно. Даже Агриппина невольно улыбнулась.

– Перья-то твоему мужу зачем? – спросила она подругу.

– Новое изобретение в чревоугодии, – ответила та, – ты же знаешь, у нас часто собираются любители вкусно поесть. Целый день могут жрать.

Агриппина кивнула. Она знала о пристрастии мужа Юлии к чревоугодию.

– Так вот, он построил новую столовую, – продолжила Юлия, – где кроме стола ещё есть специальная канава. И когда гости наедаются, то они выблёвывают скушанные яства в эту канаву. А для рвоты-то и нужны гусиные перья. Они ими щекочут горло изнутри.

Агриппина рассмеялась.

– Приходи ко мне, – попросила Юлия, – я хочу тебя отблагодарить за подарок. Выберешь себе какого-нибудь жеребца. Не из рабов. Из чистокровных римлян. Ты же знаешь, у меня в доме целый день народ толчётся.

Дом у Юлии действительно был всегда полон людьми. В нём постоянно приходили и уходили сенаторы, продажные женщины и мужчины, какие-то тёмные личности. В доме у Юлии заключались сделки, проталкивались нужные законы, решались судьбы некоторых горожан. Юлии это нравилось. В отличие от Агриппины, для которой её дом был закрыт для посторонних.

Агриппина вспомнила слова жрицы.

– Приду, – пообещала она Юлии, – только загляну домой, и сразу к тебе.

– Отлично, – захлопала в ладоши Юлия, – буду ждать тебя.

Она ловко запрыгнула на носилки и отправилась за гусиными перьями. А Агриппина поспешила домой. Принять ванну и переодеться.

Пьяных на улицах стало меньше. То ли испорченное вино закончилось у предприимчивого торговца, то ли городская стража разогнала любителей дармовщины.

Придя домой, Агриппина сразу же велела себя обмыть, благо вода была подогрета заранее. Затем она намазала своё тело маслами и кремами. Выбрала себе парадную тунику.

Оделась. Причесалась.

И только после всего этого обнаружила, что не слышит голос своей любимой дочери.

– Где Юнона? – спросила она у рабыни.

– В своей комнате, – ответила та, – девочка устала. Прилегла отдохнуть.

Агриппина прошла в комнату дочери. Та лежала на постели, крутя в руках какую-то игрушку. Агриппина потрогала лоб у девочки. Вроде не горячий.

– Сходи к греку, возьми у него трав и завари, дай Юноне попить, – сказала рабыне. – Если что-то случится, пошлите за мной. Я буду у Юлии.

Служанка кивнула и вышла из комнаты.

– Ты не болеешь? – спросила Агриппина у дочери. – Среди бела дня лежишь в постели.

– Нет, мама, – ответила Юнона, – я просто устала.

Агриппина поцеловала дочку. Вышла из комнаты. Забралась на носилки и отправилась к подруге.

Та была уже дома. Точнее, в пристройке к дому, где проходили пиршества. В длинном каменном здании без окон. Пахло там, мягко говоря, не очень. Рабы сновали между кухней и столовой, неся туда подносы с едой, а обратно унося объедки.

Агриппина не стала заходить в этот храм чревоугодия. Подождала хозяйку во дворе. Та выбежала к ней через несколько минут.

– Пойдём, покажу свой зоопарк, – позвала она Агриппину в дом.

В доме было так же людно, как и в столовой. Всюду сновали люди. Что-то пили, что-то жевали. В основном присутствовали знатные горожане. Но мелькал и народ попроще.

Прошли в атриум. Там вдоль стены стояли кресла. На некоторых из них сидели молодые люди. Некоторые стояли. Агриппина заметила несколько знакомых лиц.

– Выбирай, – Юлия обвела рукой притихшую при её появлении толпу, – кого хочешь?

– А кто это? Что это за люди и что тут происходит? – спросила Агриппина.

Ей понравился молодой парень, стоявший недалеко от входа. Судя по богато украшенной тунике, он был из знатного рода. И она уже хотела его. Тем более что он ей напоминал Вацлава. Молодого чеха из 2015 года, который приглянулся Алёне.

– Ты же знаешь, что я люблю театр, – начала рассказывать Юлия, – и сегодня мы выбираем для нашего нового спектакля на роль Мегеры актёра. Я обещала тому, кто будет лучшим, моё расположение и покровительство.

– Актёры? – удивилась Агриппина. – В театре обычно играют рабы и бедные люди. Зачем богатым людям надевать на себя маску и кривляться на сцене?

– Рабы играют в массовых сценах, – поморщилась Юлия, – а у меня немного другое. Я хочу на главные роли выбирать лучших. И чтобы они мне за это были благодарны. Тут важно то, как ты свою идею подашь. Или как заработок для неимущих, или как великого актёра, слава о котором будет греметь годами.

– Я смотрю, тебе это удалось, – улыбнулась Агриппина, обведя взглядом порядочную толпу молодых юношей.

– Двадцать один человек, – похвасталась Юлия, – и надо выбрать из них одного, лучшего. Или того, кто тебе понравится.

Они сели на два принесённых специально для этого случая кресла и приготовились слушать робеющих конкурсантов, каждый из которых приготовил для двух знатных дам стихотворение из разыгрываемой пьесы.

Агриппина успела послушать только трёх человек. Внезапно вошёл один из её рабов и шепнул Агриппине на ухо: «Вашей дочери плохо».

– Мне надо уйти, – с досадой сказала она Юлии, – дочка заболела. В следующий раз.

– Хоть кто-то понравился? – наклонилась к её уху подруга. – Скажи кто, я его выберу. И пришлю к тебе за окончательным вердиктом.

– Он ещё не выступал, – ответила Агриппина.

– Да какая разница, – рассмеялась Юлия, – выступал или нет? В актёры выбирают того, у кого крепкая задница и смазливое личико.

– Тогда вот этот, – поднимаясь с кресла, кивнула Агриппина на понравившегося ей парня.

– Клавдий, – протянула Юлия, – хороший у тебя вкус. Я его себе хотела. Но уговор есть уговор. Будет твой.

Агриппина рассеянно кивнула и поспешила домой, где её ждала внезапно заболевшая дочка.

С дочкой был уже вызванный слугами сосед-грек. Феодор был в чистой одежде и причёсан. Он напоил Юнону отваром из трав и теперь рассказывал засыпающей девочке какую-то свою греческую легенду.

Агриппина присела рядом. Погладила Юнону по голове. Лоб у девочки был горячий, волосы мокрые.

– Она сейчас уснёт, – сказал Феодор, – не беспокойся.

– С ней будет всё хорошо? – спросила Агриппина.

Ей внезапно стало страшно.

– Всё с ней будет хорошо, – успокаивающе сказал грек, – она просто простыла. Выпила холодного козьего молока. И простыла. Я побуду у вас сегодня, если ты не против?

– Я не против, – сказала Агриппина, – спасибо, что пришёл.

– А где была ты? – спросил Феодор.

– Днём я была в храме, молилась Юноне, – ответила Агриппина, – а потом у меня были очень важные дела.

– Отмени все дела на ближайшие два дня, – велел ей грек, – ты нужна будешь дочери. Она у тебя ещё очень маленькая, и ей тяжело бороться с болезнью.

Агриппина хотела резко ответить наглому греку, что не стоит ей указывать, что ей делать. Но промолчала. Феодор поклонился и вышел из комнаты.

Агриппина легла рядом с дочкой, обхватив руками маленькое горячее тело. И стала напевать ей колыбельную, которую она услышала от бабушки Алёны. Странно звучали русские слова в Древнем Риме в спальне маленькой девочки.

– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю. А то серенький волчок хвать Юнону за бочок. Унесёт во лесок, бросит под кустик и домой не пустит. Баю-бай…