Текст книги "Мегера. Роман о женщинах"

Глава 16. Алёна

Алёна еле-еле дождалась срока, когда будет готова справка по её запросам в архиве.

Пришла с самого утра, буквально к открытию. Женщина за стеклом её узнала.

– Вот вам три справки, – сказала она, – даже удалось по пану Чёрному всё узнать.

– Очень хорошо, – сказала Алёна, беря листочки со сведениями, – спасибо вам большое.

Она отошла к стене напротив. Присела на длинную скамейку.

Так. Либор Чёрный. Родился в Праге. Жил по такому-то адресу. Служил в полиции водителем. После войны был переведён в архив. Скончался в 1990 году в пражском военном госпитале. Похоронен на Мотоле.

Следующая бумага. Сара Свободова. В девичестве Вранова. Проживала там-то, там-то. Вдова. Пропала без вести в 1942 году. Больше сведений нет. Имела дочь, Дагмар Свободову. Сведений о дочери нет. С того же 1942 года.

Алёна облизнула пересохшие губы. То, что Сара существовала, было уже хорошо. Плохо было, что сведений о ней нет. Как это – пропала без вести? Её же отвезли в Терезин. Летом 1942 года.

Последний листок. Марта Немцова. В девичестве Прохазкова. В настоящее время фамилия Форманова. Проживает: улица Янскего, 71.

Марта жива? Алёна не верила своим глазам. Но сколько же ей должно быть лет?

Она подошла к окошку. Терпеливо подождала, когда женщина за стеклом освободится.

– Вот эта справка, – сказала Алёна, – тут указано, что женщина жива. Но тогда получается, что ей 99 лет.

– Да, жива, – подтвердила женщина за стеклом, – а что тут такого? В Чехии очень много долгожителей. По-моему, больше тысячи человек.

– Спасибо, – сказала Алёна и отошла от окошка.

Вышла на улицу. Дошла до ближайшего кафе. Села за столик. Заказала латте с творожным пирожным.

Надо было переварить полученную информацию. Подумать, что делать дальше. Куда идти. К кому обратиться за помощью.

Зазвонил телефон. Российский номер. Алёна сняла трубку.

– Привет, фиолетовая, – раздался в трубке голос Валентина, – как ты там без нас? Не хулюганишь?

– Привет, Валя, – ответила Алёна. – Нет, не хулюганю. Готовлюсь к учёбе.

– Адрес свой дай, – попросил Валентин.

– Зачем? – удивилась Алёна. – Открытку решил послать?

– Ты догадливая, – рассмеялся Валентин, – целую посылку, а не просто открытку. Давай адрес. Я записываю.

Алёна продиктовала адрес. Попрощалась. Повесила трубку.

В школе она была очень дружна с Валей. Их даже называли женихом и невестой. Он был спокойным, надёжным.

Но в последнюю неделю в Праге Алёна совсем про него забыла. Пока Сара томилась в гестапо, а Агриппина выхаживала больную дочь, Алёна влюблялась. В Вацлава.

Тот, узнав, что до него у Алёны никого не было, был ошарашен. И вот так сразу влюбился в эту загадочную русскую девушку с бирюзовыми волосами. До одури. До головокружения. Тем более что она отвечала ему взаимностью.

Вацлав мог думать только об Алёне. У него перед глазами стояло её лицо, её улыбка, её удивительные волосы.

Вацлав стал рассеянным. Он перестал звонить друзьям и родителям. Весь мир у него сосредоточился только в одном человеке. В Алёне. А она, в свою очередь, растворялась в нём. В Вацлаве.

Он почти каждую ночь ночевал у своей возлюбленной. Утром осторожно, чтобы не разбудить Алёну, вставал. На цыпочках шёл в ванную комнату. Чистил зубы, принимал душ. Когда он возвращался, на столе его ждал завтрак.

Омлет, манная каша или поджаренные гренки с оплавленным сыром.

Алёна была совой. Поздно ложилась и любила утром поспать. Но въевшееся веками в подкорку правило гласило: любимый мужчина должен быть накормлен. И Алёна вставала, готовила, провожала любимого на работу и опять падала в кровать. Досыпать свои полчаса.

Но сегодня Алёне было не до сна. Сара была в Терезине. А по данным архива она пропала без вести в Праге.

Алёна достала из сумочки планшет. Поймала бесплатный вайфай. Принялась читать о Терезине.

Выяснилось, что действительно около городка Терезина имелась одноимённая крепость. В городке за время войны жило 140 000 евреев. У них была своя школа, театр. Были даже свои деньги. Большинство жителей в дальнейшем было отправлено в лагеря смерти.

А стоящая рядом крепость использовалась немцами как тюрьма гестапо. В 1942 году, после покушения на Гейдриха, был создан женский блок. Судя по всему, туда и попала Сара. Под номером 900.

Телефонный звонок вырвал Алёну из 1942 года. Это был Вацлав.

– Здравствуй, самая прекрасная девушка на свете, – сказал он, – чем занимаешься?

– Привет, – ответила Алёна, – кофе пью. Я в городе.

– А я на объекте с утра, – отозвался Вацлав, – думал тебя на обед пригласить, да вот не срастается ничего. Придётся пообедать в одиночестве в местной столовке.

– А завтра ты что делаешь? – быстро спросила его Алёна.

– Завтра, – Вацлав на мгновенье задумался, – завтра я опять на объекте. Целый день. А что?

– Мне надо съездить в Терезин, – сказала Алёна, – и именно завтра.

– Я не смогу, – опять после паузы сказал Вацлав, – но я попрошу Гонзу. Он отвезёт.

– Я хочу с тобой, – протянула Алёна, – зачем мне Гонза? Я с тобой хочу.

– Ну не могу я, – вздохнул Вацлав, – не могу. Может, в выходные? Что тебе там надо делать завтра?

– В выходные мы идём в зоопарк, – ответила Алёна, – а в Терезин мне надо завтра. Меня надо только отвезти. Я там сама всё посмотрю. Я хочу знать всё о стране, в которой живёт мой любимый человек. Ты договоришься с Гонзой?

– Договорюсь, – ответил Вацлав, – этот балбес и так целыми днями дурака валяет. Пусть проветрится.

– Обожаю тебя, – проворковала Алёна в трубку.

– И я, – ответил Вацлав, – и я тебя обожаю.

– Ты меня не предашь? – вдруг спросила его Алёна. – Никогда-никогда?

– Никогда, – ответил Вацлав. – А почему я тебя должен предать? Я тебя люблю.

Сказал и осёкся. Признание в любви по телефону он не планировал.

– Не предавай меня, никогда, – попросила Алёна, – я тоже тебя люблю.

– Мне надо идти, – просипел вдруг потерявший голос Вацлав, – вечером поговорим. Целую. Любимая моя!

Алёна отложила телефон. Допила кофе. Задумалась.

Терезин завтра. Либор давным-давно мёртв. И его родственники вряд ли в курсе, с кем встречался их покойный прадед в 1942 году.

Но жива Марта. И находится она в Праге. Буквально в соседнем доме.

Алёна решительно встала. Расплатилась за кофе. Вышла на улицу. Хотела было поймать такси. Но подумала и поехала на метро. Деньги у неё были. Но неизвестно, какие её ждут затраты в будущем. Следовало экономить. Конечно, хорошо, что её завтра в Терезин отвезёт Гонза. Не надо будет добираться туда на перекладных и платить деньги. Но это завтра. А послезавтра, может быть, понадобится нанять детектива, чтобы найти Марту. Или ещё что.

Алёна вышла на Новых Бутовицах. Пересела на автобус и уже через пятнадцать минут была у нужного дома.

Обычное панельное здание. Угловой подъезд. Рядом с входной дверью домофон и список жильцов. В самом начале списка фамилия Форманова. Алёна еле-еле сдержалась, чтобы не позвонить. Отошла от подъезда. Встала под одной из двух лип, растущих недалеко от входа. Пахло сладким липовым цветом, пахло летом и пылью.

Алёна постояла, прислушиваясь к шуму спального района. Проводила взглядом почтальона. Тот ловко разбросал письма по почтовым ящикам и перешёл к следующему подъезду.

Проехал мусоровоз, на несколько минут заглушив запах липы.

Прошла стайка детсадовцев под присмотром двух молодых и строгих воспитательниц.

Алёна развернулась, чтобы идти домой. Сделала пару шагов. И в этот момент услышала, как хлопнула входная дверь подъезда.

Алёна обернулась. Из дома выходила какая-то бабулька с пустым целлофановым пакетом в руке.

Сердце ёкнуло и застучало как сумасшедшее.

– Этого не может быть, – прошептала Алёна.

Она думала, что ей придётся несколько дней дежурить у дома. Может быть, через почтальона или соседей узнавать о своей бывшей соседке. А тут вдруг открылась дверь, и Марта сама вышла к ней.

То, что это Марта, Алёна поняла сразу. Ещё не видя лица. Ещё толком не разглядев чуть сгорбленную фигуру. Но уже мозг пронзила мысль: это Марта.

Старушка между тем подошла к липам, и Алёне удалось рассмотреть Марту поближе. За семьдесят с лишним лет её соседка сильно изменилась. Годы окутали её лицо паутиной морщин. Волосы поседели и стали редкими. Спина, в молодости прямая, сгорбилась. Кожа на руках стала похожа на пергамент. Пергамент с тёмными пятнами.

Но в то же время Марта нынешняя выглядела получше Марты образца сорок второго года. Исчез затравленный взгляд. Поднялся подбородок. Да и одета Марта была не по-стариковски. Лёгкая юбка из синего шёлка и такого же цвета блузка. Волосы аккуратно уложены. И пахло от старушки хорошим парфюмом. Лишь полиэтиленовый пакет никак не вписывался в образ пожилой дамы с хорошими манерами.

– Добрый день, – сказала ей Алёна.

– Добрый день, – ответила Марта и прошла мимо.

Завернула за угол. Алёна осторожно пошла за ней. На ходу вытащила телефон. Сделала вид, что разговаривает по нему.

Марта не спеша обогнула дом. Шла она так, как ходят только старики. Никуда не торопясь. Останавливаясь, чтобы посмотреть вокруг или просто отдохнуть. Марта перешла дорогу. Поднялась по ступенькам и вошла в маленький магазинчик, расположенный на первом этаже такого же панельного дома. Алёна вошла вслед за ней.

Длинный прилавок, заставленный всевозможными товарами. Весы, кассовый аппарат. И пожилая вьетнамка за стойкой.

Марта подошла к холодильнику. Открыла его. Выбрала себе бутылку молока. Взяла два рогалика. Кинула их в бумажный пакетик. Всё это отдала продавщице. Протянула ей деньги.

Та дала сдачу. Повернулась к Алёне.

– Мне жевательную резинку, – сказала Алёна, пряча телефон, – и бутылку воды без газа.

Телефон коротенько тренькнул. СМС.

«Я люблю тебя», – написал Вацлав.

«И я тебя люблю», – улыбнувшись, отстукала ответную эсэмэску Алёна.

– Это всё? – спросила продавщица.

– Нет, – вздохнула Алёна, – ещё пачку спагетти, масло, сыр, во-о-он ту упаковку нарезки. И полбулки хлеба.

Алёна расплатилась. Вышла из магазина. Быстро догнала Марту. Та не спешила, как не спешат пожилые люди, зная, что им никуда не надо. Ни на работу, ни ещё куда-нибудь. И пока Алёна выбирала и оплачивала товар, Марта дошла только до подъезда.

– Извините, пожалуйста, – окликнула её Алёна, – вы выронили в магазине деньги.

И она протянула остановившейся Марте бумажку в сто крон. Марта удивлённо посмотрела на Алёну. Вытащила свой кошелёк. Бегло порылась в нём.

– Я вышла из магазина вслед за вами, – всё ещё держа в руках деньги, продолжила Алёна, – а они лежат. Вы выронили, наверное.

– Да, сотки не хватает, – вздохнула Марта, – спасибо большое.

И она выхватила денежку из рук у Алёны.

«Такая же жадная и осталась. Года её изменили только внешне», – подумала про себя Алёна. Но сказала вслух другое.

– Очень рада, что вам помогла, – сказала Алёна, – если хотите, я вам помогу продукты до квартиры донести. У меня в этом доме друзья живут.

– Не надо, я сама, – ответила Марта и шагнула в сторону подъезда, – большое спасибо. Хорошего вам дня, девушка.

– И вам того же, – ответила Алёна.

Она развернулась и пошла домой. Готовить ужин любимому мужчине. Марта от неё никуда не денется. Судя по всему, чувствовала себя старушка хорошо и умирать в ближайшее время не собиралась. Да и надо было подумать, каким образом разговорить Марту. Заставить её рассказать, куда делась дочка Сары, белокурая Дадулка.

Алёна шла и шептала стихи такого же путешественника во времени.

 
Когда вода всемирного потопа
Вернулась вновь в границы берегов,
Из пены уходящего потока
На берег тихо выбралась любовь
И растворилась в воздухе до срока,
А срока было сорок сороков.
И чудаки – еще такие есть —
Вдыхают полной грудью эту смесь.
И ни наград не ждут, ни наказанья,
И, думая, что дышат просто так,
Они внезапно попадают в такт
Такого же неровного дыханья…
 

Дома она приготовила ужин. Достала купленную накануне бутылку французского вина. Расставила приборы и тарелки на столе.

Вацлав ворвался в квартиру с букетом цветов. С огромными белыми розами. На пороге обнял Алёну. Поцеловал её. Протянул цветы. Покраснел.

– Мой руки, – сказала Алёна, – мне только спагетти осталось приготовить.

Вацлав послушно отправился в ванную комнату. Помыл там руки. Заодно и сполоснул холодной водой горящее лицо. Вернулся в комнату.

Алёны подрезала цветы. Поставила их в вазу.

– Присаживайся, молодой человек, – сказала она застывшему Вацлаву, забавляясь его смущением, – открой бутылку с вином, пока я заканчиваю со спагетти.

Вацлав достал штопор. Открыл бутылку. Налил себе и Алёне. Та уже разложила ужин по тарелкам.

– Я не буду вино, – сказала она, – ограничусь водой.

– Почему? – спросил Вацлав.

– Потому что я и так пьяная от любви, – улыбнувшись, ответила Алёна, – мне вино не надо. А вот ты можешь немного выпить. После трудового дня красное вино для мужчины очень даже полезно.

О том, что, возможно, она забеременела от Вацлава, Алёна решила не говорить. Рано ещё. Сама не уверена.

Вацлав налил Алёне воды в другой бокал. Поднял свой.

– За самую прекрасную девушку в Чехии, – сказал он.

– И за тебя, мой любимый, – отозвалась Алёна.

После ужина они легли на кровать, где говорили, говорили, говорили. Больше рассказывал Вацлав. О себе, о своих чувствах. Алёна гладила его по щеке и улыбалась.

– Ты мне оставишь второй комплект ключей? – вдруг покраснев, спросил Вацлав.

– Конечно, оставлю, – Алёна рассмеялась над застенчивостью Вацлава, – в прихожей возьми, в тумбочке лежат.

А потом они разделись и легли спать. Как муж и жена.

Для Вацлава это было новое чувство. Оно сводило с ума. Оно делало его счастливым.

Уже поздно ночью, перед тем как заснуть, Алёна спросила его:

– А Гонза во сколько приедет?

– В девять утра будет, – отозвался сонный Вацлав, – еле уговорил этого лежебоку. Но он наверняка опоздает.

– Ничего, я подожду, – ответила Алёна. И чуть погодя добавила: – Ты спи. Спи, мой хороший. Спи, любовь моя. Спи, моя радость.

Глава 17. Агриппина

Снился Агриппине лев. Огромный, страшный хищник. Лев бегал по улицам города и рвал людей. А Агриппина убегала от него. Бежала по мокрой и скользкой улице, и ей было страшно. Лев догонял Агриппину, она слышала за спиной его злое рычание. Но в последнюю минуту животное отвлекалось на другую жертву. Кидалось на застывшего в ужасе человека, сшибало с ног, рвало на части. И Агриппине удавалось убежать. Оторваться от преследователя. Но ненадолго. Лев гнался за Агриппиной, останавливаясь только для того, чтобы убить попавшегося ему на пути человека.

Проснулась Агриппина вся мокрая. Сердце колотилось в грудной клетке как сумасшедшее. Поднялась. Накинула на себя одежду. Зашла к дочке. Та уже не спала. Играла с Фортунатой и Феодором.

– Мамочка проснулась, – обрадовалась Юнона.

Агриппина прижала малышку к себе. Поцеловала.

– Мама, ты мокрая, – засмеялась Юнона, – как я недавно. Ты тоже заболела?

– Нет, мне приснился плохой сон, – ответила Агриппина.

– Нагрейте воды, – распорядился Феодор, выглянув из комнаты на секунду, – надо принять горячую ванну и полежать. Я боюсь, как бы твоя дочь не заразила тебя.

– Я же говорю, мне приснился сон, – отмахнулась Агриппина, отдавая дочку рабыне, – мне снилось, что за мной бежит лев. Он убивал других людей. И гнался за мной.

Агриппина встала и вышла из комнаты. Вслед за ней вышли Феодор и Фортуната.

– Лев во сне – это к любовнику, – усмехнулся Феодор.

– Да-да, – в тон греку сказала Фортуната, – я-то думала, что это соседские собаки рычат, а это любовники за забором разгуливают.

Агриппина внезапно разозлилась.

– Тебе кто разрешал говорить, рабыня? – повернувшись к Фортунате, спросила она. – Разбаловала я вас. Твоё дело молчать и делать что говорят.

Она схватила Фортунату за волосы и с силой рванула на себя. Та от рывка упала, головой ударившись о каменный пол. Агриппина ударила рабыню несколько раз ногой, целясь в живот и лицо.

Грек вначале обомлел от этой внезапной вспышки ненависти. Но потом очнулся и встал между женщинами. Он приобнял Агриппину и мягко отстранил её от лежащей на полу рабыни.

– Не надо, не надо, – прошептал он Агриппине на ухо, – дочка увидит. А ей не надо на это смотреть. Потом накажешь эту болтливую дурочку.

Агриппина пнула ещё раз скорчившуюся на полу Фортунату и дала себя увести. В жизни она была спокойным человеком. Рассудительным и сдержанным. Конечно же, она держала рабов в строгости, и поступок рабыни был возмутителен. Но Агриппина никогда не била рабов сама. За неё их наказывали другие. И по делу.

Агриппина приняла тёплую ванну. Тело разогрелось. Озноб прошёл. Она смыла с себя ночной кошмар и липкий пот. Расслабилась. Лежала в купели, пока вода не остыла.

Вышла. Сразу же на неё набросили длинный кусок ткани. Обтёрли. Все были предупредительны и старались угадать малейшее желание хозяйки. Слух о том, что Агриппина избила Фортунату, свою любимую рабыню, мгновенно облетел дом.

Не успела Агриппина обтереться, как в комнату вошёл Феодор. Он бросил взгляд на обнажённую хозяйку дома и отвернулся, чтобы не смущать её.

– Тебя ждут у моего родственника, – сказал Феодор.

– Кто? – не поняла Агриппина.

– Тот, о ком вчера говорила Юлия, – пряча улыбку, сказал Феодор, – и о ком был твой сон сегодня.

– Он и вправду с утра пришёл, – удивилась Агриппина, – вот же припекло как ему.

Она накинула на себя накидку и позвала рабынь, которые принялись одевать и причёсывать хозяйку. Длилось это действие как минимум полчаса. Утренний туалет женщины, а тем более женщины состоятельной и в летах, это процесс долгий.

После всех кремов и натираний Агриппину обернули в цветную тунику. Из драгоценностей она надела на шею изящную цепочку и парочку колец на пальцы левой руки.

Собралась. С собой взяла одну из рабынь.

Вышли из дома, как будто бы отправились на недалёкую прогулку. Завернули за угол и нырнули в неприметную дверцу, недалеко от входа в косметическую лавку Агазона. В предбаннике Агриппина велела рабыне ждать её. Сама вошла в комнату.

Там за столом сидели Феодор и молодой Клавдий. Они о чём-то спорили. И сразу же, как по команде, замолчали, едва Агриппина вошла в комнату.

– Божественна, – прошептал Феодор и встал из-за стола. Он вышел из комнаты, бросив восхищённый взгляд на Агриппину.

Клавдий же остался сидеть за столом, моргая глазами. Потом он очнулся. Вскочил.

– Агриппина, вы прекрасны, – горячо сказал он, – вы сводите меня с ума. Я никогда не видел женщины красивее вас.

Агриппина прошла к окну, села на небольшой топчан.

– Красоту сделать не трудно, – сказала она, – гораздо труднее её поддерживать постоянно. Ты, Клавдий, не видел меня, когда я готовлю еду или болею. Я бы тебе показалась гораздо менее привлекательной.

– Ты красива всегда, – сказал юноша, – я в этом уверен. Я это знаю.

– Бедный мальчик, – с усмешкой сказала Агриппина, – история стара как мир. Ты выдумал меня в своих мечтах и влюбился в выдуманную женщину. Ты ничего обо мне не знаешь.

– Я не мальчик, – обиделся Клавдий, – я мужчина.

– Ты ровесник моего сына, – сказала Агриппина, – и значит, для меня всегда будешь мальчиком. Как и мой сын.

– Я не твой сын, – ответил Клавдий, – я хочу быть твоим возлюбленным.

– Я стара для тебя, – вздохнула Агриппина, – почему бы тебе не обратить своё внимание на твоих сверстниц? В Риме очень много хороших и красивых девушек. И одна из них может когда-нибудь стать твоей женой.

– Они все глупы, мои сверстницы, – ответил Клавдий, – думают только об украшениях. О нарядах. О всяких глупостях. Они пустые внутри.

– Ты ошибаешься, – мягко сказала Агриппина, – все девушки во все времена одинаковы. Какая-то из них глупа, другая жадна. Но среди них наверняка есть твоя единственная. Твоя будущая избранница.

– Моя избранница – это ты, – перебил Агриппину Клавдий.

Агриппина тяжело вздохнула. Юноша не хотел слушать никого, даже её.

– Я люблю другого мужчину, – сказала она, – своего мужа. Он отец моих детей. Он мой муж.

– Мне всё равно, – ответил Клавдий, – я хочу тебя, и никто мне не может помешать.

– Хорошо, – помолчав, ответила Агриппина, – будь по-твоему.

Она встала. Развязала тунику. Скинула её с себя. Нагая, подошла к лежащим в углу комнаты одеялам. Легла на них. Раздвинула ноги.

– Иногда вместо того, чтобы что-то объяснять влюблённому безумцу, проще ему отдаться, – чуть слышно сказала.

Клавдий сделал шаг к Агриппине. Остановился. На его лице пронеслась масса чувств.

– Но я, – промямлил он, – я думал… Я хотел тебя добиться. Чтобы ты полюбила меня. Как я тебя.

– Я тебя не люблю и вряд ли когда-нибудь полюблю, – ответила Агриппина, смотря на Клавдия снизу вверх. – Ты можешь взять то, о чём мечтаешь. Но этим ты оскорбишь меня. А можешь просто остаться моим другом. Выбор за тобой.

Клавдий сделал ещё один шаг по направлению к Агриппине. Затем внезапно развернулся и выбежал из комнаты.

Агриппина рассмеялась. Встала.

В комнату неслышно проскользнул Феодор.

– Помоги мне одеться, – попросила его Агриппина.

Старый грек кивнул. Помог хозяйке завернуться в тунику.

– Всё вышло очень хорошо, – сказал он, – как и было задумано.

– Хорошо, – кивнула Агриппина, – только чем так гадко воняет от этих старых одеял? Я чуть не задохнулась от смрада.

– Я помочился на них, – виновато опустил глаза Феодор, – запах старческой мочи очень хорошо отбивает любовные позывы юных. Прости меня.

Агриппина вновь захохотала. Она смеялась долго. Потом, успокоившись, велела позвать провинившуюся утром Фортунату.

Та пришла. Голова низко опущена. Лицо заплаканное.

– Простите меня, – сказала она еле слышно, – я сама не понимаю, что на меня нашло.

– Ты рабыня, – ответила ей Агриппина, – и твоё дело делать то, что я тебе скажу. Скажу умереть – умрёшь.

Фортуната вздрогнула.

– Но я добрая, – продолжила Агриппина, – я не дам тебе умереть. Я даже, может быть, прощу тебя.

– Что мне для этого надо сделать? – быстро спросила Фортуната. – Чтобы добиться вашего прощения?

– Я пошлю тебя к Клавдию, – сказала Агриппина, – как подарок. Чтобы он помнил обо мне. И чтобы ты рассказывала ему обо мне. Он же должен узнать, что представляет из себя его возлюбленная.

Фортуната внимательно слушала.

– Но твоя главная задача, – продолжила Агриппина, – влюбить его в себя. Я хочу, чтобы ты его соблазнила. Не спеши. Не торопись. Потихоньку проникни в его сердце. И заполни его собою.

– Я не смогу, – испуганно сказала Фортуната, – кто он и кто я?

– Ты всё сможешь, – ответила ей Агриппина, – ты женщина. А женщина может всё, если её противник мужчина. Иди. Тебя прилично оденут и отведут к Клавдию.

Фортуната ушла. Вслед за ней вместе со старым греком покинула свою тайную комнату и Агриппина. Она вернулась домой. Переоделась.

– Я впечатлён, – сказал Феодор.

– В этом мире мужчин нам, женщинам, приходится изворачиваться как только возможно, – ответила Агриппина.

– Не прибедняйся, – усмехнулся Феодор, – в этом мире всем руководят женщины. Просто самые умные из них внушают остальным мысль, что это мир мужчин.

– И тебя это печалит? – спросила Агриппина.

– Меня? Нет, – ответил Феодор, – я слишком хорошо знаю этот мир, и меня уже ничто не может в нём опечалить. Просто я привязался к твоей семье и боюсь за тебя. Боги не всегда бывают добры к людям.

– Мне наплевать на других людей, – сказала Агриппина, – главное, чтобы боги были добры ко мне и к моей семье. А что там с другими людьми, мне всё равно. Чужих надо использовать. В своих целях. Кстати, совсем забыла. Надо набрать корзину подарков для Юлии и послать ей. Масла, благовония. Она мне ещё пригодится. Надо её задобрить.

– Я думал, что она твоя подруга, – удивился Феодор.

– Подруга, – подтвердила Агриппина, – но ничто так не укрепляет дружбу, как вовремя сделанные подарки. Распорядись, чтобы твой родственник подобрал нужные кремы для её слишком жирной кожи и отправил по назначению. И никогда больше не смей мочиться на мою постель.

– Хорошо, – пряча улыбку в бороде, сказал старый грек, – я сейчас же пойду и всё сделаю, как ты велела.

Он поклонился и вышел из комнаты.

А Агриппина велела согреть воду, чтобы принять ванну. У неё было ощущение, что её кожа воняет чем-то плохим.

– Мамочка, ты опять будешь купаться? – услышала последние распоряжения Агриппины Юнона. – Возьми меня с собой.

– Конечно, моя драгоценная, – ответила Агриппина дочери, – вымоемся добела. Смоем всю грязь и все болезни.

С дочерью она проплескалась до самого вечера. Рабам пришлось несколько раз подогревать воду.

В конце концов пришёл недовольный Феодор и прекратил это затянувшееся купание.

– Девочка только что переболела, – проворчал он, – нельзя так делать. Вытаскивай её из купели, и пусть натрут чем-нибудь разогревающим. И укутают получше.

Счастливую, но уставшую Юнону вытащили из купели. Вытерли и унесли в её комнату.

– Мама, ты расскажешь мне сказку? – попросила дочь Агриппину.

– Конечно, расскажу, милая, – отозвалась та.

Она тоже вылезла из воды. Дала себя обтереть и завернуть во что-то наподобие халата. Она не любила одеваться вечером в тунику. Это было слишком долго и хлопотно. А когда не было гостей, то иногда ходила голой по дому. Но сегодня она постеснялась Феодора.

– Не ворчи, старик, – сказала она ему, – когда я играю с дочерью, я молодею. Она даёт мне силы жить.

– Я хочу, чтобы твоя дочь была здорова, – ответил Феодор, – да и спать уже пора. Сегодня был тяжёлый день. Одни боги знают, что нам принесёт день завтрашний.

– Завтра я проснусь в жутком месте, – опечалилась Агриппина, – в тюрьме. И ничего с этим не сделать. И неизвестно, что со мной произойдёт. И где моя вторая дочь…

Она встала. Прошла в комнату маленькой Юноны, чтобы прочитать ей сказку. Но та уже спала. Уставшая и счастливая.

Юнона улыбалась во сне. Ей снилось что-то хорошее и доброе. Агриппина легла рядом с дочерью. Обняла её. Закрыла глаза.

Сон пришёл сразу же. Как будто не было суматошного дня.

Ей приснился всё тот же лев. Он лежал под деревом, лениво отгоняя хвостом надоедливых мух. Агриппина сидела на дереве. Видимо, она спасалась ото льва и залезла на высокий и старый тутовник.

Она сидела на крепкой ветке и ждала, когда уйдёт лев. А лев лежал под деревом и тоже чего-то ждал.

Страшно не было.

Было тревожно.