Текст книги "Мегера. Роман о женщинах"

Глава 5. Агриппина

Этим утром Агриппина спала долго. Муж и сын в походе. Дочка под присмотром. Долго валялась, пока солнце не стало заглядывать в спальню. Встала. Помылась. Позавтракала. Прошлась по дому, отдавая распоряжения. Поцеловала дочку. Та занималась под присмотром приходящей учительницы рисования.

Вышла из дома. Завернула за угол. Вошла в лавку Агазона. Поздоровалась. Старый грек засуетился, лично провёл Агриппину в комнату для массажа. Потом удалился. Агриппина разделась, легла на кушетку. В этот момент из соседней комнаты донеслось покашливание. Родственник грека, поняла Агриппина и повернула голову. В дверном проёме стоял уже пожилой человек с совершенно седой головой.

– Я попить хотел, – сказал человек, – попью и обратно в свою комнатку. Я спал долго.

Агриппина повернулась к нему всем телом. Нагая и красивая, она бы возбудила любого мужчину, находящегося в комнате. Но седой не подал виду, прошоркал к противоположному углу комнаты, выпил воды из медного кувшина, полил себе немного на волосы и такой же шоркающей походкой вернулся к себе в комнату.

– Погоди, – окликнула его Агриппина, – позови массажистку, я тут уже несколько минут жду, и никто не идёт.

Грек повернулся к римлянке, хотел было направиться к выходу, но тут в комнату вошла рабыня. Она извинилась, поклонилась и подошла к Агриппине. Грек же застыл посреди комнаты. Потом очнулся, сел в уголке и принялся наблюдать, как рабыня намазывает тело Агриппины маслом и делает ей массаж.

– Как тебя зовут, грек? – спросила Агриппина.

– Феодор, о прекрасная Агриппина, – отозвался тот.

– Ты знаешь, как меня зовут? – усмехнулась та.

– Как же не знать благодетельницу своего родственника, – ответил грек, – ведь благодаря тебе и твоим связям его коммерция процветает.

– А ты точно его родственник? – спросила Агриппина и, не дождавшись ответа, тут же добавила: – А чем живёшь ты, Феодор?

– Я разговариваю с людьми, – отозвался грек, – и они меня за это кормят и дают кров над головой.

– Ха-ха-ха, – засмеялась Агриппина, – ты хорошо устроился в этой жизни.

– Иногда разговоры забирают больше энергии и жизни, чем тяжёлый физический труд, – вздохнул Феодор.

– О чём же ты говоришь с людьми? – спросила Агриппина. Рабыня намазала её спину маслом и начала массировать. Наша героиня лежала животом на простыне, постеленной на каменный лежак, приятный холод от которого проникал через материал и студил разгорячённое тело. Ей было хорошо.

– С людьми я говорю о людях. Об их мыслях и поступках. И об их богах, – ответил Феодор, немного помолчав.

– Моя богиня – Юнона. Которой я поклоняюсь, – расслабленно сказала Агриппина, – и которая меня защищает.

– Я знаю про богиню Юнону многое, – перебил её грек, – недалеко от вас есть её храм, который прекрасная Агриппина посещает, судя по всему. Эта богиня покровительствует домашнему очагу. Она богиня брака и материнства. У себя на родине мы называем её Герой.

– Неважно, как её зовут, – переворачиваясь на спину, сказала Агриппина, – важно, что она во мне.

– А ты красивая, – сказал Феодор и продолжил как ни в чём не бывало: – Юнона – одна из важнейших богинь, она входит в Совет богов. И очень хорошо, что ты поклоняешься ей. Но в нашей жизни присутствуют и другие боги. Венера, богиня плотских утех. Минерва, богиня мудрости. Абунданция, богиня изобилия. И многие другие. Я уже не говорю про различных дочерей и сыновей богов и богинь.

– К чему ты клонишь? – спросила его Агриппина, воспользовавшись паузой.

– К тому, – ответил грек, – что кроме Юноны в тебе полно других богов. Просто кто-то ещё спит. А кто-то ждёт своего часа. В каждом человеке полно богов. Мир вокруг состоит из множества цветов. Из множества оттенков. Вот ты поклоняешься Юноне. А торговля маслом через моего родственника? Это же бог Меркурий в тебе говорит. А когда ты пьёшь вино на празднике урожая – это ваш Бахус, по-гречески Дионис, в тебе веселится.

Феодор помолчал немного и потом продолжил.

– И главное, чтобы твои боги ладили между собой. Чтобы никто не брал верх. Иначе человек становится безумным. И начинает творить зло.

– Интересно рассказываешь, – отозвалась с лежака Агриппина, – но у меня всё в порядке с гармонией. Я люблю мужа, я люблю своих детей. У меня отличный дом и всё хорошо.

– Рад за тебя, – усмехнулся грек, – и вижу, что ты говоришь искренне. Но всегда будь настороже. Не дай плохому залезть в своё сердце. А женщины этому более подвержены, чем мужчины.

– И каких богов мне надо опасаться? – отозвалась Агриппина.

– Разных, – ответил Феодор. – Плутон, бог богатства, может тебя толкнуть на необдуманные поступки в погоне за золотом. Мания может свести тебя с ума. А самые ужасные – это богини мщения. У нас в Греции они зовутся эринии.

– Я слышала о них, – перебила грека Агриппина. – Зависть и гнев мне не присущи.

– Зависть и гнев присущи всем людям, – тихо сказал Феодор, – просто надо уметь их контролировать. Иначе в тебе проснётся самая страшная из эриний. Имя её – Мегера. И она сожрёт тебя. И тебя, и твоих близких. Лицо её прекрасно. Но взгляд ужасен. Вместо волос у неё растут ядовитые змеи. Тело её бесплодно, а поступки безумны.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – встав с лежанки, спросила Агриппина. – Зачем?

– Не знаю, – пожал плечами Феодор, – я говорю любому человеку, который меня слушает. Я говорю то, что считаю нужным сказать. Прости, если обидел тебя своими разговорами.

Молчаливая служанка накинула на Агриппину льняную тунику. Наклонилась, надела ей кожаные сандалии.

– Не обидел, – сказала Агриппина старому греку, – но заставил задуматься. А зачем мне лишние мысли? У меня и так всё хорошо. Дом, семья. Любимый муж, любимые дети.

Она улыбнулась Феодору и вышла из комнаты. Вернулась в свой дом. Навстречу выбежала дочка. С растрёпанными волосами, смеющаяся.

Агриппина подхватила её на руки, закружила. Потом прижала к груди. Поцеловала.

– Какие боги в тебе, моя любимая? – спросила у дочери.

– Юнона, мамочка, – засмеялась та.

– Хорошо бы, чтобы она в тебе одна и оставалась, – сказала Агриппина, целуя дочку.

Разговор с Феодором заставил её задуматься. И не только о себе, а и о своих двух женщинах, живущих в будущем. Душа у всех трёх была одна. И судя по всему, одни и те же боги управляли их судьбами.

Пока всё было хорошо. В какой-то момент Сара сделала ошибку, не совсем удачно выйдя замуж. Муж оказался совсем неуправляемым и не поддающимся тренировке. Сара испытала на нём все способы женского манипулирования. Всё без толку. Её бывший муж был родом из Судетской области, корнями уходя к немцам. А у немцев для женщин было «правило трёх К» – Kinder, Küche, Kirche (дети, кухня, церковь). А Саре это не очень нравилось. Хорошо, вмешалось провидение, и муж погиб. Успев сменить Саре национальность с еврейской на чешскую.

Муж Сары не бил её и не то чтобы не уважал. Но Саре было очень непросто после вольной жизни Агриппины жить в строго очерченных рамках «трёх К». Агриппина же была полностью свободна. Богата, уважаема. Муж редко бывал дома. Все заботы о детях и о доме лежали на ней. А она любила свой дом, любила своих детей.

Но при этом была полностью предоставлена сама себе. И в её руках находились финансы семьи. Которые она старалась приумножить. Хотя их и так было много. Агриппина жила в очень богатой семье. Наследство отца мужа, приумноженное Виктором в походах и умело сбережённое его женой, позволяло жить в своё удовольствие.

Молодая Алёна в холодном Санкт-Петербурге имела опыт двух своих женщин. Она родилась, когда Агриппине было двадцать, а Саре десять. Но именно она направляла жизнь своих двух других женщин, зная о том, что произошло в Риме и Праге. Агриппина вовремя остановилась от разврата и чревоугодия. Она окунулась в дела дома и в процесс воспитания детей. Сара переехала в другую часть города, выйдя замуж и сменив национальность. И этим избежала смертельной опасности.

Вечерело. Над Римом стоял гул голосов и треск цикад. Воздух был прозрачен и свеж. Пришёл гонец от её подруги с предложением посетить завтра бани. Агриппина подумала и согласилась.

Поиграла с дочкой. Уложила её спать. Легла сама.

Ей снилось, что она идёт в храм богини Юноны. Но вместо него почему-то приходит в другой храм. Более высокий, более богатый. Над входом возвышается статуя богини. Она прекрасна. Но вместо волос у богини растут змеи. Живые. Змеи шипят, извиваются. С их языков капает яд. Статуя богини неподвижна, лицо её застыло в злобной усмешке. И Агриппина входит в храм.

Она проснулась. Вся мокрая. Было тихо. Лишь где-то слышался шорох и шипение змеи. Как будто перенесённое из сна. Агриппина встала. Во дворе взяла лучину, зажгла её от тлеющего очага. Вместе с проснувшейся рабыней принялась искать змею.

Нашли. Та свернулась кольцами в спальне её дочери, рядом с ложем маленькой девочки. Агриппина передала лучину рабыне. Метнулась к ребёнку. Змея зашипела и попыталась укусить женщину. Но промазала.

Прибежавшие рабы прижали змею палками к полу и убили.

Агриппина осталась спать вместе с дочкой. Та даже и не проснулась.

Глава 6. Сара

Ночью в больнице было спокойно. Никто не беспокоил Сару. Она выспалась. Умылась. Позавтракала. Вышла из здания больницы прогуляться. За воротами, как будто поджидая, её схватил за рукав заведующий и отвёл в сторонку.

– Пани Свободова, я только что разговаривал с одним человеком, – и заведующий закатил глаза вверх, – и нас с тобой вызывают. В здании администрации мне уже высказали неудовольствие по поводу твоего имени.

– А что такого в моём имени? – удивилась Сара.

– Говорят, оно еврейское. И что женщина с таким именем не могла помогать раненому господину Гейдриху. Ну почему тебя не назвали Марта? – заведующий вопросительно уставился на Сару.

– А при чём тут Марта? Какая Марта? – не поняла Сара.

– Да ни при чём, – отмахнулся заведующий, – это я к примеру сказал.

Подошли к нужному кабинету. Заведующий робко постучал.

– Войдите, – раздалось из-за двери по-немецки.

Вошли. В комнате находились два офицера в форме гестапо. Заведующий не говорил по-немецки, поэтому Саре пришлось всё переводить.

– Большое вам спасибо за помощь господину рейхспротектору, – начал один из офицеров.

– Но в целях пропаганды и безопасности мы не можем афишировать ваш поступок, – продолжил второй, – поэтому вы должны забыть о том, что произошло. Вас не было на месте покушения господина рейхспротектора. Это понятно?

– Да, – ответила Сара.

Перевела разговор заведующему. Тот заверил, что он также обо всём немедленно забудет и весь его персонал также будет страдать амнезией.

Вернулись в отделение. Сару сразу же позвали в операционную. Рожала сорокалетняя женщина, которую муж привёз в роддом накануне. Вечером у неё начались схватки. Но когда женщина приехала в больницу, то они прекратились. Роженицу оставили переночевать. Она уснула. А утром вновь начались схватки.

– Вот все бы так рожали, – пошутила одна из сестричек, – с перерывом на сон.

– Да, ночь была спокойная, – согласилась с ней Сара, – но неизвестно, сколько сейчас времени займёт наша мамочка. Можем и до вечера провозиться. А меня дома дочка ждёт.

Но времени роды заняли всего два с половиной часа. Женщина уже рожала раньше, и поэтому всё прошло без сучка и задоринки.

Сара перерезала пуповину, соединяющую ребёнка и мать. Обтёрла новорожденную девочку полотенцем, удалив слизь и кровь. Ребёнок несколько раз хныкнул, но, уткнувшись в грудь матери, успокоился.

Сара подождала, когда у роженицы отойдёт плацента. Ещё раз проверила состояние женщины. Взяла на руки девочку. Полюбовалась на неё. Взвесила, измерила рост. Вернула обратно матери.

– Она не хочет брать грудь, – пожаловалась та Саре.

– Значит, не голодная, – ответила Сара. – Проголодается – будет требовать поесть. Она у вас спокойная очень. Это хорошо.

– У меня все такие, это третья, – гордо сказала роженица.

– Ну и слава богу, – улыбнулась ей Сара, – отдыхайте. Вы с дочкой молодцы. И я тоже поеду домой отдыхать. Если что понадобится, позовите дежурную сестру.

И Сара вышла из операционной. Зашла в сестринскую. Потом в раздевалку. Переоделась.

Усталость навалилась на неё, как обычно. Каждые роды она переживала так, будто рожала сама. Да и события вчерашнего дня дали о себе знать.

Но главное, было понятно, почему имя Сары нигде не упоминалось в будущем в связи с покушением на Рейнхарда Гейдриха. Её имя в самом начале расследования тщательно стёрли из дела. И никогда больше не вспоминали про неё.

Это было хорошо. Чем меньше о человеке говорят и пишут, тем дольше он живёт. Так считала Сара.

Она вышла с территории больницы. Села на трамвайчик. Доехала до дома. Постучала в дверь Марты.

Дадулка уже ждала её. Выскочила с громким криком из за двери, повисла на маме.

– Заходи, кофе попьём, – предложила Марта.

– Лучше чай, – попросила Сара, не любившая этот ужасный напиток, который чехи почему-то называли кофе.

Дадулка слезла с мамы и, взяв её за руку, потащила вглубь квартиры Марты.

– Заходи, заходи, – повторила Марта, – мы тут с дочкой рисованием занимались. Я же в детстве брала уроки. Теперь пригодились.

– С чьей дочкой? – не поняла Сара.

– С твоей, – улыбнулась Марта, – ты же знаешь, у меня только твоя дочка.

Сара прошла в глубь квартиры. Муж Марты с утра уехал по делам в Моравию и должен был быть только вечером. В большой квартире царила приятная прохлада и полумрак. На большом обеденном столе лежали куски ватмана с рисунками. На них была нарисована ваза, стоявшая тут же, на окне. В углу стоял мольберт, завешенный мешковиной.

– А там что? – спросила Сара, усаживаясь на стул.

– Это я рисую, – ответила Марта.

– Покажи, – попросила Сара.

– Сама посмотри, – сказала Марта и принялась накрывать на стол для чаепития.

Сара подошла к мольберту, сняла мешковину. На небольшом холсте была нарисована её дочка. Её Дадулочка. От неожиданности и от восхищения Сара вскрикнула и отступила к столу.

– Марта, это очаровательно, – сказала она, – Дагмарка как живая на твоей картине. Ты великолепно рисуешь.

– Спасибо, – отозвалась Марта. – Меня в детстве хвалили и пророчили большое будущее. Но потом я вышла замуж, и как-то всё забылось. Не до рисования стало.

Сара принялась разглядывать картину более внимательно. Дагмар была на ней немного старше. И одета она была в тунику. Точнее, в балахон, похожий на тунику.

– Твоя дочка похожа на древнюю римлянку, – подойдя сзади, сказала Марта, – поэтому я и нарисовала её так. Тебе нравится?

– Нравится, – ответила Сара, – но почему на римлянку?

– Ну как же? – воскликнула Марта. – У неё благородный нос с горбинкой. Типично римский нос.

«У неё типично еврейский шнобель», – подумала Сара. А вслух сказала:

– Да, это у нас семейное – нос с горбинкой. Видимо, предки были из Италии.

Сели. Вдвоём попили чай. Пока Дагмар что-то чертила в углу на листе ватмана, Сара рассказала про покушение и про своё участие в спасении раненого рейхспротектора. Марта слушала её не перебивая. Потом допила остывший чай.

– Что теперь с тобой будет? – спросила Марта.

– Не знаю, – честно ответила Сара, – всё как-то внезапно случилось. Мне сказали, чтобы держала рот на замке. Я вот только тебе и рассказала.

– Мне можно, – кивнула головой Марта, – я никому ничего не скажу. А вот другим вообще ничего не рассказывай. И приятелю своему в полиции скажи, чтобы помалкивал.

– Я его с тех пор не видела, – ответила Сара.

– Ничего, настанет вторник, и увидишь, – рассмеялась Марта.

– Да ну тебя, – смутилась Сара, – мне сейчас не до этого. Лучше расскажи, что у тебя с мужем?

– А что рассказывать? – лицо у Марты потемнело. – Бабу он себе завёл, мне кажется. Командировки постоянные, приходит за полночь. Да и не спит он со мной почти. Говорит, устал. И постоянно попрекает, что ребёнка я ему не рожу. А как я кого-то рожу, если он со мной не спит совсем?

Сара приобняла подругу.

– Не переживай, Марта, – сказала ей, – перебесится твой муж, и всё будет нормально. У тебя дома уют и порядок. И деньги есть. И покушать всегда приготовлено. Не то, что у этих молодых девчонок, которые только и могут, что ноги раздвигать. А сами даже не знают, как гуляш приготовить.

– Я не переживаю, – всхлипнула Марта, – я ребёночка хочу. Девочку. Как твоя Дадулка.

Посидели, обнявшись. Помолчали. Сара знала, что у Марты никогда не будет детей. И дело не в том, спит или не спит с ней муж. Дело было в Марте. Она была бесплодна. Сара это видела без всяких анализов и осмотров. Был у неё такой дар. Но она ничего не стала говорить Марте.

Сара засобиралась домой.

– Пойду я, – сказала подруге, – устала после дежурства.

– Иди, – согласилась та, – и помни, молчи. Ни о чём людям не рассказывай. А то болтать все любят. Когда надо и когда не надо. Вот как твой покойный муж. Языком болтал, как помелом.

– А что он такого говорил? – уже в дверях с полуспящей Дагмаркой на руках обернулась Сара.

– Да много чего, – внезапно перешла на шёпот Марта, – я же говорю, язык у него без костей был. Хвастался, что тебе документы поменял. В баре. Незадолго до своей гибели.

У Сары в груди мгновенно похолодело. На лбу и на руках выступил пот. Стало трудно дышать.

– Кому он хвастался? – спросила хрипло.

– Да девку какую-то цеплял, – ответила Марта, глядя в сторону, – хвастался, что большой человек. И что всё может. Пьяный был уже.

Сара кивнула соседке. Устроила поудобнее на руках Дадулку и пошла к себе в квартиру.

Ночью плохо спала. Вставала несколько раз. Пила воду. Снился ей её покойный муж Войтех. Пьяный и весёлый. Но Саре было не весело. Ей было тревожно.

Глава 7. Алёна

Проснулась Алёна рано. Долго лежала в кровати, думая о происходящем в далёкой Чехии. Не нравилось ей всё то, что там случилось. Ох, не нравилось.

Не вставая, дотянулась до ноутбука. Ещё раз прочитала всё о покушении на Гейдриха. Полезла по ссылкам. Читала долго, рассматривая старые фотографии и документы. Оказалось, что о этом покушении было очень много написано.

Алёна увлеклась и не заметила, что провела в кровати с ноутбуком почти полтора часа. Оторвала её от изучения архивных документов мама.

– Ты вставать думаешь? – спросила Елена Николаевна, протиснув голову в дверь. – Я ухожу через десять минут. Завтрак на столе.

– Да, да, мамочка. Сейчас, – отозвалась Алёна, – уже встаю. А ты куда?

– У меня дела, – ответила голова Елены Николаевны и скрылась за дверью.

Какие дела у неработающей мамы могли быть утром в будний день, Алёна даже представить себе не могла. В их семье каждый жил своей жизнью. Папа зарабатывал деньги, пропадая в командировках. Мама их тратила. А Алёна училась. С жадностью впитывала знания. Открывая для себя то, что не было известно в Древнем Риме и в Праге середины двадцатого века.

Когда Алёна вышла из ванной, мамы уже не было. Остался только лёгкий аромат её духов и завтрак на столе для любимой дочери.

Только присела за стол – звонок в дверь. Подружка и уже бывшая одноклассница Ленка. С пакетом в руке. Заскочила в квартиру, сбросила босоножки – и сразу на кухню.

– А где третий член нашей банды Ленок? – спросила, запихивая бутерброд себе в рот.

– Мама по делам ушла, – ответила Алёна, спасая второй бутерброд из лапок подруги, – и вообще вы меня в свою компанию не записывайте, я не Лена, я Алёна.

– Да какая разница, – возразила Ленка, – слова однокоренные. Да и без мамы твоей лучше будет. Мне наконец-то посылка пришла с краской. С туманного Альбиона.

– Покажи, – загорелась Алёна.

Ленка раскрыла пакет. Ещё до выпускного они договорились, что перекрасят волосы в необычные цвета. Нашли в интернете магазинчик и заказали там красящие шампуни с интригующим названием «Крези колор». Но «Почта России» подкачала, и краски приехали к девушкам аккурат сразу после выпускного. Приехали и теперь лежали на столе в кухне у Алёны. Которая сразу же схватила тюбик с бирюзовым цветом.

– Мой, – заявила подруге.

– Тебе пойдёт, – улыбнулась Ленка, – а я голубой выбрала, буду Мальвиной.

– Сейчас красить будем? – спросила Алёна.

– Так выпускной же прошёл, – запротестовала Ленка, – никто не оценит.

– После выпускного жизнь только начинается, – со знанием дела сказала Алёна. – Я буду краситься. Вот только позавтракаю, и сразу в ванную.

Девушки поделили завтрак пополам. Запили его кофе с молоком. Прочитали инструкцию. Точнее, читала Лена. Она знала английский очень хорошо и, в отличие от Алёны, собиралась в августе ехать в Англию, а не в Чехию.

– Кто первая? – спросила Лена.

– Я, кто же ещё, – усмехнулась Алёна. – Ты, судя по всему, ещё полдня будешь выбирать цвет и полдня решаться.

Пошли в ванную. Полили рыжие волосы Алёны сумасшедшим шампунем. Выждали. Сполоснули. Повторили процедуру. Ленка посушила голову Алёны феном. Расчесала её.

Результат превзошёл все ожидания. Вместо знакомых рыжих волос на голове у Алёны появилась зелёная копна, отдающая фиолетовым.

– О-бал-деть, – протянула Ленка по слогам.

– Красиво? – спросила Алёна, вертясь перед зеркалом.

– Необычно, – осторожно ответила Ленка.

– А мне нравится, – сказала Алёна, – я давно хотела что-то такое – ну не рыжая я в душе, не рыжая. Я бирюзовая. Мой цвет. В другое время и в другом месте так не покрасишься. Ни в Риме, ни в Праге.

– Почему это? – возразила Ленка. – По-моему, сейчас где угодно можно волосы перекрасить, и никто ничего не скажет.

– Я имею в виду прежнее время, – поправилась Алёна и спросила подругу: – Ты сама-то краситься будешь?

– Нет, – подумав, ответила Ленка, – меня родители убьют за Мальвину. Такой карабас-барабас устроят, что налысо стричься придётся.

– Понятно, – протянула Алёна, – как планы строить, так ты первая, а как дело делать, так в кусты? Как хочешь. А мне моя бирюза нравится – и никакой «карабас» не страшен.

– Твои волосы надо выгулять, – заявила Ленка, – обязательно. Себя показать, на людей посмотреть. Надо позвонить Игорьку, пусть нас на Невский отвезёт.

– А ему родители дадут машину? – спросила Алёна.

– Дадут, он мне вчера хвастался, – уверенно заявила Ленка.

– О, так ты с ним встречалась вчера? – засмеялась Алёна. – А что в тайне держишь?

Ленка смутилась.

– Ничё не держу, – махнула рукой, – смешной он. Цветы приволок. Потеет и молчит, как дурачок. Как учились, так его не остановить было, болтал обо всём подряд. А тут молчит и молчит.

– Влюбился, наверное, – сделала заключение Алёна.

– Да зачем мне любовь троечника? – вздёрнула нос Ленка. – Он же шалопай. А мне нужен парень солидный, умный.

– Глупая ты, Ленка, – ответила Алёна подруге, – твой Игорь ещё многих за пояс заткнёт. У него кураж есть. И шарм. А хулиганит он из-за того, что применения себе не нашёл пока. Из таких людей получаются хорошие бизнесмены. Или политики. С ними не скучно. Так что держись за своего Игоря. И будет у тебя всё хорошо.

– Мне иногда кажется, – помолчав, ответила ей Ленка, – что ты не моя подруга, а старая мудрая женщина. Всё по полочкам разложишь. Всё знаешь. Всё понимаешь.

– А я и есть старая мудрая женщина, – засмеялась Алёна, – мне уже целых восемнадцать лет. Звони своему Игорю. Поедем новую причёску выгуливать.

– Валька брать? – спросила Ленка.

– Естественно, – ответила Алёна, – это же два неразлучных друга. Как иголка с ниткой.

Ленка набрала номер Игоря, попросила свозить их в центр города. Потом они высушили волосы Алёне и вышли из дома.

У подъезда стоял красный «лексус». Десятилетний, но «лексус». Дверь со стороны пассажирского сиденья была открыта. На сиденье сидел Валентин. Игорь стоял рядом, небрежно облокотясь о крышу машины. Появление девушек, а точнее Алёны, вызвало немую сцену.

Первым очнулся Игорь.

– Филиппова, ты бесподобна, о фиолетовая богиня, – сделав поклон, нараспев сказал он, – но ты, Леночка, всё равно красивше.

– Алёнка, тебе идёт, – откликнулся Валентин, – правда, очень классно. И необычно. И твой цвет. Рыжий хорош был, но этот цвет тоже твой.

– Это не фиолетовый, а бирюзовый, – поправила парней Ленка, – кстати, на солнце волосы по-другому выглядят, чем в квартире. Сейчас действительно бирюзовый, а в доме был голубой почти.

– Алёнка, ты хамелеон, – засмеялся Игорь, – прислонись к машине – и станешь красной. Как рак.

– Заводи свой лехус, юный натуралист, – сказал Валентин и открыл двери перед девчонками: – Прошу вас, радужные вы наши.

Все расселись, Алёна с Леной сзади, ребята впереди. Поехали.

Долго не могли припарковаться. Наконец-то нашли пустое место среди стоящих друг за другом машин возле Александровского сада.

Вышли. Игорь, дурачась, взял Ленку под руку, и они пошли вперёд, о чём-то оживлённо споря. Валентин с Алёной отстали от них. Идя рядом, но не касаясь друг друга.

– Тебе идёт бирюзовый, – сказал Валентин.

– Ты уже говорил, – улыбнулась ему Алёна. – Ты чего сегодня такой загадочный?

– Разве? – усмехнулся Валентин. – Обычный я. Хотя да, сюрприз есть.

– Рассказывай, – велела Алёна.

– Сядем в кафешке, и расскажу, – пообещал Валентин.

Кафешка нашлась быстро. Выбрали столик, стоящий на тротуаре. Расселись. Заказали кофе.

– У Вали сюрприз какой-то, – сказала Алёнка.

– Пусть лучше Игорёк про пеликанов расскажет, – перебила подругу Ленка, – обхохочешься.

– Знаю я его истории, – махнул рукой Валентин, – одна другой краше.

– Мы не слышали, – заявила Ленка. – Сначала историю, потом сюрприз.

– Хорошо, – кивнул головой Игорёк, – слушайте. Помните, я зимой с предками на Гоа летал и опоздал с каникул на два дня?

– Помним, – кивнула головой Алёна.

– Ну так вот, – продолжил Игорь, – классная меня вызвала и давай мозг выносить по поводу опоздания на два дня с каникул. Как будто я не в школу, а на службу на подводной лодке опоздал. А меня предки перед поездкой спрашивали: проблем не будет, если на два дня задержимся? Я сказал, что не будет. А проблемы возникли – с классной.

– Да она тебя с самого начала невзлюбила, – ухмыльнулся Валентин, – ты её антигерой.

– Не перебивай, – попросил Игорь и продолжил: – Решил я сам разобраться с нашей классной дамой. А она же у нас на животных помешана, на флоре и фауне. Вот я и приплёл флору. Говорю, Маргарита Вадимовна, я должен был вовремя прилететь. Но случился форс-мажор. Она спрашивает, что за форс-мажор? Да рейс отменили, отвечаю. Когда сели в самолёт, он начал по лётному полю разгоняться, взлетел даже, как навстречу нам стая пеликанов. Наш самолёт в эту стаю и врезался.

Ленка хихикнула. Игорь строго посмотрел на неё, но потом и сам улыбнулся.

– Я, говорю, сидел у окна, как вдруг в иллюминаторе морда пеликана, – продолжил свой рассказ Игорь, – красивая птица, глаза круглые, а из глаз слёзы текут. У пеликана. Классная офигела от моего рассказа, а потом спрашивает – да там же скорость же у самолёта, как ты слёзы у пеликана заметил? А я ей отвечаю – он крылом за иллюминатор зацепился, да и скорость не такая большая была, мы же ещё только взлетали. И тут стадо пеликанов. А один прямо в мой иллюминатор врезался. И он смотрит на меня, глаза такие печальные, и пла-а-а-ачет.

– Поверила? – не выдержала Алёна.

– Поверила, – кивнул головой Игорь, – ещё как поверила. У самой глаза круглые стали и слёзы потекли. А я ещё и добавил, что мне теперь каждую ночь этот пеликан снится. В общем, самолёт, облепленный пеликанами, сел обратно. Два дня его приводили в порядок. И поэтому я опоздал.

Девчонки засмеялись. Лишь Валентин недоверчиво нахмурился.

– И ты полгода молчал о этой истории?

– А что делать? – развёл руками Игорь. – У нас же в классе стукачи есть. Рассказал бы одному, стало бы известно классной. А сейчас всё. Можно предать гласности историю про пеликанов.

– Мне бы мог и рассказать, – обиделся Валентин.

– Не, никому так никому, – сказал Игорь и спросил у Вали: – Ну а у тебя что за сюрприз?

– Да он больше для Алёны сюрприз, – смутился Валентин, – в общем, я в сентябре тоже в Прагу еду. Год на курсах отучусь, а потом поступать в гостиничный институт буду.

Пауза. Девчонки перестали смеяться. У Ленки глаза расширились, Алёна же, наоборот, свои сузила, пристально глядя на Валентина. Игорь дипломатично отвёл взгляд.

– Я через неделю уезжаю, – первой нарушила молчание Алёна, – но в сентябре встретимся.

– А почему сейчас? – удивился Валентин. – Из-за тех чехов?

– Из-за каких чехов? – вначале не поняла Алёна, а когда поняла, рассмеялась. – Нет, не из-за них. Обстоятельства у меня, семейные. А ты ревнивый, Валя.

– Отелло, – улыбнулся Валентин, – но белый и добрый.

– И пушистый, – заржал Игорь.

– А если сурьёзно, почему едешь? – вновь спросил Валентин.

– Дела у меня там, Валентин, срочные дела образовались, – наклонившись к нему, тихо сказала Алёна, – это вы, мужики, одним местом думаете, а у нас, кроме замужества, полно других дел.

– Я учиться еду, – покраснел Валентин, – сама же рассказывала про тамошнее образование. Как там всё круто и вообще.

– Ага, – кивнула Алёна и ослепительно улыбнулась. Валентин окончательно смутился.

– Жалко, я не в Англию еду, вслед за Ленкой, – вдруг заявил Игорь, – приехал бы, женился бы на ней. Нарожали бы маленьких лондонят. Ленка, ты замуж бы за меня пошла? А то Валька вон за Алёнкой в Прагу едет же.

– Тебя, Игорёк, в Англию никак нельзя, – заявила Алёна, – у тебя характер дурной, не английский. Жди свою Ленку тут, в Питере.

– Уведут, вот как пить дать уведут, – скорчил дурашливую мордочку Игорь, – сэр какой нибудь или пэр. И всё. Станет наша Ленка сэрихой или пэрихой. И забудет своего другана с Санкт-Питерсбурга.

Лена засмеялась. Улыбнулась и Алёна. Лишь Валентин сохранил невозмутимое выражение лица. Он о чём-то думал. О своём.

А Игорёк продолжил веселить компанию. Посмеялись. Доели пирожные, допили кофе. Прогулялись ещё по набережной.

Все четверо понимали, что вероятнее всего это последняя их встреча вчетвером. Школа закончилась. Впереди была новая, взрослая жизнь.

Вернулись к машине. Игорь завёз вначале Лену. Она жила недалеко от их двора. Потом въехал в их двор.

Вылезая из машины, Алёна наклонилась к Игорю.

– Ты про пеликанов сегодня выдумал? – спросила строго.

– Ага, – кивнул головой Игорь, – а что? Зато весело было.

– Весело, – согласилась Алёна, – и рассказ классный. И все вы классные. Спокойной ночи, мальчики.

И она убежала к себе в подъезд. А мальчики остались сидеть в машине и разговаривать о девочках.