Текст книги "Тени Мали"

6
Малинки

Известие могло стать оглушающим, но Бенфика приняла его почти спокойно – семейный пазл сложился. В детстве и юности она пережила сотни часов повторяющихся ночных картинок: ядовитые змеи снова и снова атаковали маму на кухне в их доме у Соляного рынка, кровь сочилась из ее глаз, и мать стреляла из винтовки почти вслепую и дико кричала… Еще в голове крутилась аудиозапись, словно склеенная из обрывков подслушанных в детстве тогда непонятных разговоров между отцом, славным и добрым Ахмедом эз-Зубейра, – мир его праху! – и его другом, оказавшимся подонком и убийцей. «Главное, – говорил Гази, – чтобы в племени не узнали про девочку, это сильно ударит по твоему авторитету, ведь ты могучий шейх, настоящий вождь». «Да, мой друг, некоторые в племени, кажется, подозревают, что она приемыш…» «А я предупреждал тебя, не связывайся с этой беженкой Таназар…» Именно генерал Гази, тогда капитан Гази, получил от кого-то заказ на убийство ее матери изощреннейшим способом… И еще стало понятным поведение террориста Хомахи, почему он не бросился на нее, как подобает моджахеду, когда она стреляла над его головой, стало объяснимым немыслимое хладнокровие, когда после унизительного допроса она сняла с него наручники, а он просто отошел в сторону, растирая занемевшие руки. И забота о новом паспорте для дочки, у которой «из старого паспорта вываливались сбитые вертолеты». О Аллах! Вот и довыяснялась! Ее биологическим отцом оказался Омар Хомахи, международный террорист из черного списка ООН.

– Почему вы предали мою маму тогда, в Триполи? – спросила Бенфика, стараясь говорить невозмутимо, но получилось немного хрипло.

– Предала? – Аиша красиво нахмурилась. – Мы с твоей матерью были лучшими подругами, но однажды поссорились из-за мужчины…

– Из-за Муаммара Каддафи?

– При чем тут Каддафи? Какой идиотизм… Однажды Таназар исчезла из отряда, и лишь спустя несколько месяцев мне удалось выяснить, что она родила… тебя.

– О Аллах, – еле слышно произнесла Бенфика и закрыла лицо руками. Кажется, эмоции все-таки догнали ее.

– Извини, – любезно сказала Аиша, – но я не люб-лю ходить вокруг да около. Я тогда пришла в ее квартиру в Триполи, чтобы разобраться в ситуации, объясниться, поскольку считала этого засранца Хомахи своим мужчиной. Своим мужчиной, понимаешь? Твоя мать в запальчивости схватилась за штык-нож. И я тоже, естественно…

– Значит, это была всего лишь ревность, – тихо сказала Бенфика и убрала руки от лица. Ее глаза потемнели до оттенка драконьей зелени. – И покушение на Каддафи вы с моей мамой не планировали… Но ваши показания сильно отличаются от того, что мне говорил… ваш приятель Хомахи.

– Какое еще покушение? Он большой выдумщик. С фантазией у него все в порядке. Может, потому он и стал едва ли не главным моджахедом Центральной Сахары. О Господи, капитан ливийской гвардии Омар Хомахи – моджахед, до сих пор поверить не могу…

– Вы хотите сказать, он не террорист?

– Ну знаешь, Омар не душка, совсем не душка, на нем много крови, очень много. Но это кровь не мирных граждан, а солдат регулярной армии Мали. В пустыне любят пострелять, но говорить толком не умеют, и идей нет. А Омар умеет красиво формулировать, и идей у него всегда навалом. Ну и, кроме того, он действительно специалист в военных делах.

Аиша подняла айфон и сунула в карман джинсов.

– Никто тебя специально не искал. Я и сама удивилась, когда Омар вдруг заявил, что в пустыне его разыскивает молодая иностранка, расспрашивает туарегов, служивших в Ливии, рассказывает, что ее мать звали Таназар и она работала в Триполи… Но другой-то девушки по имени Таназар у Каддафи не было… Тогда Омар засуетился: ах, Таназар! ах, Бенфика! Значит, она моя дочь! Потом Омар передал мне содержание беседы с вашим командующим Ибрагимом Гали, что в операции будет участвовать бывший офицер йеменской госбезопасности, та самая Бенфика…

– Йеменской? – удивленно переспросила девушка.

– Да, йеменской… А какой еще? – Аиша улыбнулась шире обычного, показав почти все свои идеальные белые зубы. Кажется, она поняла, что проболталась. – Я сказала тогда: окей, пускай это будет твоя дочь, я не против. Она же настоящая красавица, да еще и с шармом, как ты говоришь, а если у нее неприятности, то мне-то что с того? И Омар стал носиться с идеей сделать тебе новый паспорт после истории со сбитым вертолетом, хотя, по-моему, это очень запоздалая забота о родной дочери. Видишь, я с тобой абсолютно честна…

Продолжая говорить, Аиша незаметно пятилась к колониальному трельяжу. Бенфика двинулась следом и оказалась у тройного зеркала даже чуть раньше. Никто в этой треклятой пустыне не знал, что она приехала из Йемена. Командующему Ибрагиму Гали она рассказывала, что работала в арабской госбезопасности, в арабской… Про йеменскую и вообще про Йемен она никому никогда здесь не говорила. Даже новоприобретенная родственница с материнской стороны – тетя Лемтуна, живущая в невыносимой местности Араван в ста километрах от Тимбукту, – считала, что Бенфика приехала из Саудии. Значит, Аиша узнала про Йемен давно. И тогда же, много лет назад заказала убийство своей лучшей подруги Таназар, ведь Омар был только ее мужчина… А сейчас потеряла осторожность, столько лет прошло, проболталась.

– Что было дальше? – спросила Бенфика совсем спокойно. Она настроилась на нужный, то есть боевой лад. У нее было преимущество: ее учили ровному дыханию в сложных ситуациях недавно, а берберскую «миледи» – очень давно. – У вас с моей мамой?

– Дальше… В итоге мы порезали друг друга, потом нас лечили и уволили из охраны Каддафи. Она исчезла с младенцем на руках… как сквозь землю провалилась. А я отправилась во Францию учиться. Омар повинился шефу в отношениях сразу с двумя «амазонками»… – Аиша снова показала белые зубы, словно рассказывала историю хоть и непростую, но давно пережитую и теперь почти комичную. – Ему повезло, у Каддафи было хорошее настроение. И Омара запихнули на дипломатическую работу в Саудовскую Аравию, где он и нахватался от ваххабитов всей этой ерунды…

Они стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга у трельяжа, в котором лежали пистолет и нож. Аиша по-прежнему благоухала, но теперь к ноткам древесины и горького миндаля добавился слабый запах пота. Глядя в лицо Бенфике, она положила руку на столешницу.

– Но послушай, тебе сейчас не о чужих глупостях надо думать, а о том, как помочь родному отцу в важном для него проекте.

Бенфика тоже положила руку на столешницу и настойчиво попросила мальчика побыть на улице. Минут десять-пятнадцать. И даже пообещала подарить калашников.

– Если уж вы меня опять выгоняете на самом интересном, – начал торговаться Маки, – тогда два калашникова! И еще…

Маки сказал «и еще», но не успел продолжить про «хотя бы один гранатомет». У входной двери оглушительно грохнуло и мерзко затрещало. Один из братьев Номмо – покровителей великой пустыни – наполовину человеческое, наполовину змеиное божество, которому надоели иноязыкие белорожие пришельцы, со злостью щелкнул по двери огромным пальцем, и та разлетелась на куски. Мальчика тут же смело к операционному столу. Аиша, тянувшая руку к ящику в трельяже, резко дернула головой назад и с гортанным вскриком опрокинулась на спину. Бенфика успела выдернуть ящик, и в ее руке оказался тактический нож.

На пороге стоял чернокожий мужчина с ручным пулеметом Minimi; он бешено, словно припадочный, вращал белками глаз.

– La tabarnac de pute! Сука! – закричал боевик по-французски и повел стволом пулемета, показывая, что ей следует отойти в сторону. Ему нужна была лежащая на полу тетушка Маммас.

Бенфика сделала шаг навстречу, упала на одно колено, левой рукой отвела в сторону дуло, оказавшееся перед лицом, а правой ткнула незнакомца ножом в пах. Он не смог нажать на спусковой крючок, охнул и согнулся пополам. Бенфика отстранилась, схватилась за штурмовую рукоятку и выдернула оружие из рук падающего мужчины.

– Аллаху акбар… – сказала она и обернулась.

Спортивные трусы желтели на сером полу у операционного стола. Лицо неподвижного Маки закрывала зеленая металлическая каска с нарисованной белой рожицей. Кеды, связанные белыми шнурками, он не выпустил из руки.

Из проема, образовавшегося на месте двери, доносились крики людей; из нескольких автоматов стреляли очередями, ожесточенно. Раненый боевик лежал на боку; он был в сознании, молчал, дышал со свистом, пытался зажать рану между ног обеими руками, но темная кровь из разрезанной вены в паху заливала камуфляж и быстро растекалась по линолеумному полу. Бенфика хотела посмотреть, что с ее кровницей-противницей, но не успела – в операционную запрыгнул другой чернокожий человек. Этот был повыше и помоложе, его шея была замотана новой бело-красной куфией. Он увидел девушку с ножом и лежащего на боку товарища, который перестал свистеть носом и ртом.

– Ты ухлопала нашего генерала! – зло крикнул боевик. – Берберская макака, – добавил он, очевидно имея в виду Бенфику. Это было обидно, но еще обиднее было то, что фокус с ножом теперь бы не сработал: до человека в куфии было не менее трех шагов. Лицо боевика исказилось, он вытянул руки с калашниковым в ее направлении, рассчитывая причинить девушке, только что убившей товарища, максимальную боль. Бенфика поняла, что сейчас умрет. Она начала проговаривать обязательную перед неминуемой гибелью мусульманскую молитву: «Нет бога, кроме Аллаха. Поистине смерти сопутствуют страшные муки. О Всевышний, прости меня!» Однако со страстью она успела сказать только первые слова: «Нет бога, кроме…» – а остальное произносила уже механически, наблюдая, как черная кожа на лице боевика лопнула, голова дернулась, а потом он замертво грохнулся рядом с Маки. Бенфика посмотрела на Аишу. Та стояла на коленях с пистолетом в руке; красивое лицо заливала кровь – во лбу торчал острый кусок пластика, но глаза смотрели спокойно.

– Ты все еще хочешь драться со мной? – спросила Аиша, направив пистолет на Бенфику. Она не собиралась стрелять, Бенфика была нужна ей для интервью.

– Я хочу посмотреть, что с Маки, – ответила Бенфика.

– Посмотри, а я посмотрю, что на улице. – Аиша выдернула из лба осколок, схватила калашников убитого боевика и выбежала в проем.

Бенфика сняла каску с вмятиной от пули с лица Маки. Мальчик открыл мутные глаза, встрепенулся и попытался встать, но охнул и снова закрыл глаза.

– Голова кружится, – слабым голосом произнес он, – это мерзкие малинки подстрелили меня…

– Нет, каска съехала тебе на лицо и спасла от пули, – сказала Бенфика и хотела погладить Маки по щеке, но рука была в крови. Она сняла косуху, подложила под спину мальчика и оттащила его к стене. Нашла рубильник и выключила свет в операционной. Проверила магазин в калашникове и осторожно выглянула на улицу.

На берегу Нигера между больницей и мечетью было пусто. Вокруг внедорожника, у колес и даже на крыше валялись красные апельсины, желтые бананы, зеленые яблоки. Под сухой акацией темнел перевернутый навес уличной лавки. Теперь стреляли и кричали на другом конце городка. На воде суетилось несколько длинных и коротких лодок.

– Маки, ты любишь тетушку Маммас? – негромко спросила Бенфика.

– Я люблю только фульбе, – ответил мальчик, – и принцип pulaaku.

– Тебе будет жалко, если она умрет?

– Да, хотя она называет pulaaku фигней.

– Хочешь уехать со мной?

– У нас и у самих война с малинки.

Бенфика отошла от двери и посмотрела в зеркало колониального трельяжа. Лицо, голые руки и платье цвета пыльной розы были перепачканы кровью – напрочь. Сейчас на нее смотрела не топовая модель из журнала мод Vogue Portugal и не рачительная девушка из книжки «Хюгге – подоплека датского счастья», а бедовая девица из иллюстрированного фолианта «Законы войны почтенного учителя и генерала Ли Му». Дети таких девушек, может, и уважают, но вряд ли им доверяют.

– А как ты относишься к pulaaku? – спросил Маки.

– Позитивно, – ответила Бенфика не задумываясь, – хорошо, когда у народа есть общие принципы.

– Я знаю, где твой паспорт, София, – после минутной паузы сказал мальчик. – Но сначала скажи, футболист Зидан тебе родственник? У одного пацана есть майка мадридского «Реала» с номером 5.

– Я болею за лиссабонскую «Бенфику». – С пулеметом в руках она присела на одно колено у входа и прислушивалась, приглядывалась к пустой улице.

– Держи.

Оказывается, он уже стоял за спиной и протягивал ей зеленую книжечку. От него пахло табаком и теленком.

– Хорошо ты ходишь, Маки, совсем неслышно.

– Я же фульбе… Тетушка Маммас прикрепила твой паспорт скотчем к кухонному столу. Но от меня ничего не скрыть.

Да, это был паспорт с ее фотографией на имя Софии Хави Зидан, гражданки Алжира. И даже с пограничной отметкой трехнедельной давности о въезде в Мали через пограничный пункт Borj Mokhtar. Хвала Аллаху! Бенфика хотела засунуть документ в один из карманов штанов карго, но книжица только поскреблась о голую коленку; она и забыла, что по-прежнему одета в платье. На другом конце Дире прозвучало несколько одиночных выстрелов – и стихло. Суетившиеся на реке лодки исчезли.

– Если победили малинки, – произнес мальчик за спиной, – сейчас они прибегут сюда грабить.

Он уселся на пол, положил калашников рядом и принялся надевать новые кроссовки. Наступили неочевидные минуты жизни, и мальчик решил, что больше нет смысла беречь обувь.

– Маки, последи за улицей, но не высовывайся. – Бенфика поднялась и стремительно прошла в соседнюю комнату. Подхватила одну из тяжелых сумок с чужой одеждой. Выяснилось, в ней нет ни капли арабской крови – она чистокровный туарег, пустынный грабитель.

– Тетушка Маммас идет, – сообщил мальчик, – нехорошо выглядит.

Из-за домов, стоявших за мечетью у реки, показалась Аиша. Бенфика вскинула ручной пулемет и посмотрела на берберскую «миледи» через прицел: вот оно – чувство близкого возмездия. О, прости, Аллах, что она не может сделать это воздаяние равным и напустить на убийцу матери ядовитых змей… Лицо Аиши было в разводах засохшей крови, рубаха в грязи и пыли, а джинсы мокрые по колено. Видимо, она только что ползала по-пластунски и даже заходила в воду.

Увидев Бенфику и Маки на крыльце больницы, Аиша опустила калашников, который держала наперевес, и показала большой палец.

– Эти малинки всего лишь жалкие трусы, – произнесла она устало. – Они хотели удрать от нас на лодках, но мы добили их на воде.

7
30 Under 30

Неподвижное, без единого облака серо-голубое небо над Сахарой отдыхало от ветра, безумствовавшего в последние дни, и темный дым, вытянувшийся высоко над Дире, образовал длинную худую фигуру, похожую на едва шевелившегося измочаленного монстра, дожидавшегося встречи с первыми вечерними звездами. Бенфика остановила внедорожник в паре километров от Тимбукту и посмотрела на теперь уже далекий дым через зеркало заднего вида. Храни нас Всевышний от шайтана, да будет нам Аллах защитой от шайтана! Сейчас ей следовало выкинуть из памяти все последние события и превратиться в бьюти-блогера, сочиняющего глупые тексты об африканской моде, стать веселой, немного взбалмошной и почти доступной девицей… О, Аллах! Был уже четвертый час после полудня, и до начала интервью оставалось около часа. Она сделала несколько дыхательных упражнений, умылась из канистры с водой и очистила от крови кожаную косуху. Вздохнула и достала из сумки то самое, совершенно не мусульманское платье из атласа. Теперь следовало избавиться от машины с оружием. Она застегнула наглухо куртку, замотала голову куфией до самых глаз и покатила по узким улочкам Тимбукту, вглядываясь в редкие кривые вывески на домах из красной глины. Наконец увидела то, что искала, и посигналила у входа в древнее двухэтажное здание с вывеской, указывающей, что здесь можно воспользоваться мусульманским банкингом. Через пару минут на улицу вышел седобородый старичок в пиджачке и кряхтя забрался на пассажирское сиденье. Он был похож на грустного Эйнштейна, только с черным лицом. Времени на церемонии не было, и она с ходу сообщила, что хочет продать джип, два по-чти новых калашникова, три гранатомета, прекрасный «глок-22» и нож с фиксированным клинком. И все добро – за пятнадцать тысяч долларов. Банкир удивленно приподнял седые брови, словно названная цифра была фантастической, просто немыслимой, погладил густые белые усы и сослался на запретное правило gharar[26]26
  То, последствия чего неизвестны (араб.).


[Закрыть], а также на строгость местной религиозной комиссии, следившей за чистотой банковских операций.

– Разумеется, уважаемый устаз, вы не имеете права приобретать оружие, – сказала Бенфика, – поэтому предлагаю купить у меня только внедорожник. А оружие я просто забуду в машине.

Старик переменил настроение и позу: скрестив коротенькие ножки, он изобразил полнейшее и благожелательнейшее одобрение.

– Тогда никаких проблем, – удовлетворенно произнес он. – Все чисто и по шариату. Могу предложить две тысячи пятьсот долларов за автомобиль со всем забытым содержимым.

– Хорошо, – сказала Бенфика, – тогда пять тысяч долларов и амана.[27]27
  Условие, обеспечивающее контракт на доверительных отношениях (араб.).


[Закрыть]

– Три тысячи долларов прямо сейчас, – сказал банкир. – И, безусловно, амана, ведь по-другому у нас и быть не может. Хвала Аллаху…

Впоследствии он сдаст внедорожник по банковской услуге Ijarah[28]28
  Лизинг (араб.).


[Закрыть] каким-нибудь заинтересованным мусульманам со всем забытым содержимым за тридцать, а то и тридцать пять тысяч долларов. Обычно практичная и даже немного скуповатая, Бенфика вздохнула, но торговаться со скрягой не стала – у нее совсем не было времени.

Девушка стремительно миновала несколько узких улиц и оказалась у пожарных машин, стоявших напротив КПП французского гарнизона. На часах было 15:55, то есть еще пять минут до интервью и менее часа до начала операции. Она встала между красными грузовиками, сдернула с головы куфию, пригладила назад волосы и сняла косуху, накинув ее небрежно на плечи. Делая вид, что увлеченно говорит с кем-то по айфону, вышла из-за пожарных машин и приблизилась к бронетранспортеру, припаркованному рядом со входом на военную базу.

– Hi guys! – крикнула она десантникам, сидевшим на броне, и тут же перешла на французский: – Ну, где тут ваш легендарный адмирал Гайво? Я Ольга Блохин, журналистка из Алжира. У меня с ним встреча через пять минут… Проводите к адмиралу срочно! – и показала на айфон, мол, важный разговор и ей надо договорить, поднесла телефон к уху и продолжила: – Повторяю вам в сотый раз: высокие каблуки в Мали будут смотреться карикатурно! В сапогах здесь не ходят. И что остается для будущей фотосессии?.. Ну конечно! Совсем низкий каблук, кеды, кроссовки, берцы. Гламурные, конечно…

Рядом со входом в штаб на далекий дым смотрели двое. Один – совсем седой мужчина с крупным лицом, в очках с незаметной оправой, очень высокий, одетый в аккуратный камуфляж песочного цвета. Проходившие мимо офицеры, глядя на него, перешли на строевой шаг и отдали честь. Другой – чуть ниже ростом, худощавый, в грязной бедуинской одежде и со снайперской винтовкой за плечом – только что снял с головы длинную пропыленную тагельмусту и оказался тем самым офицером, о котором нетрезвый Бакст как-то сказал: «Капитан Жак, он то на волка похож, то на большую крысу, а иной раз глянешь – летучая мышь».

– Завтра, адмирал, это случится завтра, – тихо сказал капитан Жак.

– Это где так горит? – спросил седой и показал на дым. Руки у адмирала Гайво были большие, а пальцы длинные и сильные, как у скульптора или пианиста.

– Выясняем, но ориентировочно в Дире.

– Значит, эта ваша Медина прибудет сюда завтра? – переспросил седой и принялся разглядывать (не без удовольствия) свежевыкрашенные белые скамейки, установленные по его приказу рядом со входом в новое трехэтажное здание. Ему хотелось вернуться в свой идеально обустроенный кабинет на втором этаже, откуда его вызвали пять минут назад, чтобы «немного поговорить на улице», но уйти от тревожного человека из DGSE вот так сразу было бы неразумно. Капитан Жак огляделся, сделал шаг и поставил ногу в пыльном пустынном ботинке на белую скамейку, после снял с плеча и положил плашмя на колено винтовку.

– Да, кочующая террористка прибудет для встречи с вами завтра. Мне прислали имейл с фейкового аккаунта из ЮАР. И мы дали подтверждение.

Адмирал поморщился, увидев грязный ботинок на скамейке, но от замечания воздержался. Человек, называвший себя капитаном Жаком, формально ему подчинялся, но… Да зачем врать-то себе? На самом деле ни черта не подчинялся. Еще пять лет назад адмирал заставил бы этого одетого не по уставу оперативника из DGSE ходить по гарнизону строевым шагом, но сейчас… К чему лишнее напряжение? Недавно Эдуар Гайво отметил шестидесятипятилетие, и командировка в Мали была последней на военной службе.

– И о чем же мне говорить с этой вашей террористкой? – уточнил командующий французскими войсками.

– Вы обсудите с ней гуманитарные проблемы населения. – Капитан Жак говорил, полуприкрыв глаза, и сейчас походил на капского варана. – После она напросится к вам на ужин. Снимет хиджаб за столом, а вы предложите ей вино из личных запасов.

– Неужели? – Адмиралу категорически не нравился собеседник, одетый как бандит из парамилитарных формирований. – Я угощу террористку вином? Правда?

– Да, угостите. Медина намекнет вам на возможное продолжение вечера и предложит немного пройтись по тихим улочкам вблизи от входа в гарнизон. – Капитан Жак поменял ноги; теперь на белой скамейке стоял его левый грязный ботинок. – Во время прогулки вам накинут мешок на голову, и ближайшие несколько месяцев, адмирал, вы проведете в подвале одного неприметного строения здесь, в Тимбукту.

Чисто выбритые щеки командующего французскими войсками заметно покраснели, но говорил он по-прежнему почти бесстрастно:

– Может, вы уже прекратите корчить из себя Жака Фоккара? Я знал Фоккара лично, он никогда никого из себя не изображал.[29]29
  Один из создателей французской внешней разведки, известный по тайным операциям в Африке в шестидесятые.


[Закрыть]

– Прошу прощения, но я сейчас всего лишь передаю суть наших договоренностей с одним человеком из пустыни. – Капитан Жак смотрел на покрасневшее лицо адмирала неотрывно, не мигая, словно питаясь отрицательными эмоциями собеседника. – На самом деле ваша встреча с террористкой – просто уловка.

– То есть мне не надо будет с ней встречаться?

– Нет, адмирал. Мы арестуем ее завтра здесь, на КПП. Вместе с ней заманиваем в город командира террористов Ибрагима Гали и еще не менее десятка важных оборванцев. Затем ударим по месту их сбора ракетой AGM-114 с беспилотника MQ-9A.

– И какой будет официальная версия?

– Кочующая террористка готовилась уничтожить объект всемирного наследия – мечеть Джингеребер, но мы вовремя ее нейтрализовали. Ее сообщники, религиозные фанатики, осознавая, что окружены, совершили самоподрыв с помощью подготовленной для теракта взрывчатки, хранившейся в подвале дома в Тимбукту.

– Что ж, складно. – Адмирал считал себя справедливым человеком и был вынужден кивнуть.

– Мои парни снимут взрыв дома на видео с трех дальних точек. Мы передадим съемку Анри. И покажем ему террористку, виновную в гибели французского вертолета. Он будет счастлив, у него выйдет сенсационный материал, ну а мы, то есть вы получите прекрасную мировую прессу.

– Чей будет беспилотник?

– Поднимем наш ведомственный с площадки в Республике Нигер.

– И скольких зараз мы ликвидируем?

– Более десятка полевых командиров высшего звена. Из разных племен. Фульбе, туареги, малинки, бобо, арабы, сонгай. Они обычно враждуют, но ради вас, адмирал, заключили временное перемирие. Уже завтра наступит перелом в нашей войне в этой пустыне.

– Значит, я наживка?

– Мне пора идти, адмирал. – Капитан Жак хлопнул сложенной в несколько раз пыльной тагельмустой о скамейку и принялся наматывать ее себе на голову. – И кстати, об Анри… ночью он напился и бегал по гостинице у пожарной части, вышибал ногой двери, все искал каких-то тайных китайцев…

– И зачем мне об этом знать?

– Мы установили, что японские блогеры – Шин и Джуно – раздают населению китайские смартфоны.

– Какие еще смартфоны?

– Они завозили их сюда в синих коробках и раздавали совершенно бесплатно. Смартфоны производит корпорация, аффилированная с Министерством обороны КНР.

– И что все это значит?

– Шин и Джуно подрабатывали на фрилансе у китайских военных. Репортерское чутье Анри не подвело.

– Чертовщина какая-то… А цель?

– Кое-где слабенький мобильный интернет в пустыне все же ловит… Их компьютеры фиксировали местные разговоры, эсэмэс, лайки, перепосты. Они мониторили для Китая здешний участок Центральной Сахары, адмирал.

– Зачем?

– Думал спросить у вас. Вы же общались с ними и даже дали большое интервью… этим японцам, работающим на коммунистический Китай.

– Вам пора идти. У меня сейчас встреча, капитан.

– С русской девушкой Ольгой?

– Она из модного алжирского журнала. Что вам опять мерещится, капитан?

– Ничего, но русские наши враги, как и китайцы. В пустыне надо быть осмотрительнее с иностранцами, адмирал.

– Она журналистка из Алжира. Ее лично проверял мой помощник по безопасности. Он звонил в алжирский офис и… – Тут адмирал заскрипел зубами: получалось, что он оправдывается, но продолжил, теряя хладнокровие: – И ему ответили, что мадемуазель Блохин находится в командировке в Мали! И вообще… не суйте свой нос в то, что вас не касается, капитан.

Адмирал вдруг осекся, глядя мимо наглого представителя Управления спецопераций из Парижа. Капитан Жак развернулся. Его цепкие глаза в узкой щели между темными тюрбаном и вуалью, закрывавшей половину лица, заметно расширились. От КПП к ним направлялась высокая загорелая девица в немыслимом для военного лагеря одеянии.

– Hi! Mister Guyvo! – весело закричала фантастическая девица и замахала голой рукой. – How are you? – улыбаясь, сказала она, подходя к адмиралу. – Ох, простите за мой неуместный английский в этих шикарных французских владениях, но я только что разговаривала c Pibe, а эти ребятушки в Лондоне совсем не знают французского, и я не сумела переключиться… – Она извиняюще развела загорелыми руками, и модная кожаная куртка, небрежно висевшая на левом плече, упала на землю.

Адмирал и сам не понял, как это он успел сделать шаг, нагнуться и подхватить косуху. (Не зря в молодости занимался волейболом! Вот и пригодилось!)

– Простите, я такая неуклюжая, – очаровательно засмеялась девица. – Но какой же вы ловкий, адмирал Гайво…

– С какими ребятушками из Лондона вы говорили? – зачем-то уточнил адмирал, видимо находясь под впечатлением разговора с человеком из DGSE. Он оглянулся, но неприятный человек с винтовкой исчез.

– С ребятушками из Play It By Ear… Куда это вы все время оглядываетесь? Кого-то ищете, господин адмирал? Я здесь! – Девица снова приветственно помахала загорелой рукой и рассмеялась. Ее большие черные, немного раскосые, как у кошки, глаза искрились. – Pibe – это крутющая фэшн-студия в Лондоне. Я сделала для них шикарный фоторепортаж об эгалитарном братстве охотников Донзо… Вы же наверняка слышали о Донзо Тон? Не слышали?! Ну как же так, адмирал?! – Восхитительно красивая девица приблизила к нему лицо, словно пытаясь навсегда запечатлеть в своей памяти недотепу, не слышавшего об охотниках Донзо Тон, и продолжила волнующим грудным голосом: – Легендарный Соголон Джара был основателем средневековой империи Мали… Восемьсот лет назад он придумал настоящую хартию для братства охотников Сахары, представляете? – И она опять без намека на кокетство приблизила к нему прекрасное лицо. – А мы можем с вами где-нибудь уединиться, господин адмирал?

И тут он осознал, что, во-первых, неестественно улыбается, во-вторых, неподвижен, примерно как фонарный столб, в-третьих, держит куртку в руках и даже прижимает к груди, а в-четвертых, в некотором отдалении от них застыл смущенный дежурный по гарнизону.

– Что такое, Люк? – адмирал поджал губы и спросил сухо, ответственно, как и положено военному, которого родина отправила воевать в чертовски непростые места.

– Наша гостья не показала на КПП… – сбивчиво заговорил молодой капитан-десантник. – Точнее, я сам забыл проверить ее рюкзак… Виноват!

Пока адмирал соображал, как выйти из щекотливой ситуации, посланница алжирской фэшн-журналистики непринужденно открыла кожаный рюкзачок, болтавшийся на ее левой руке, и мельком показала небольшой фотоаппарат, пресс-карту с фотографией и блокнот.

– Простите меня, я переволновалась перед встречей со знаменитым полководцем, – просто и искренне сообщила она, – и забыла показать, что вооружена лишь фотоаппаратом.

Девица стояла, повернувшись боком, всего в паре шагов от него. Ее розовое платье было открытым до такой степени, что он увидел то, что никак не описано в уставе воинской службы. И еще от потрясающей гостьи шел легкий аромат парфюма… что-то древесное, свежее, чуть горьковатое, так пахнет после осеннего дождя в зарослях вяза в Броселиандском лесу рядом с родительской фермой… Тут адмирал мысленно хлестнул себя по щекам и увидел, что дежурный тоже смотрит совсем не на рюкзачок.

– Вы свободны, капитан Люк! – и адмирал накинул на голые плечи девушки кожаную косуху.

– Еще кое-что… – Дежурный извиняюще хлопал мохнатыми ресницами и не уходил.

– Что?

– Там у КПП две пожарные машины застряли, у одной двигатель стуканул, и местные ребята-пожарники просят разрешения потренироваться, пока чинятся… Ну, «рукава» хотят поразворачивать пожарные.

– Пускай тренируются, – бросил адмирал и показал гостье на вход в штаб.

Поднимаясь по лестнице, он честно ей признался, что согласился на интервью под давлением помощника – майора Луи, которого знает много лет и которому доверяет абсолютно. Тут адмирал неожиданно для самого себя бархатно пробасил, передразнивая старину Луи: «Нам следует наконец раскрыть тайну жителям Африки, что вы не военный робот, господин адмирал, а настоящий живой человек». Его первая в жизни пародия неожиданно имела успех, и журналистка рассмеялась. Он спросил про упомянутую ею хартию охотников Сахары, и она быстро и очень внятно изложила, что в древней империи Мали существовал общественный договор, определявший организацию всего местного социума. Жители делились на воинов – обладателей колчана, ремесленников и рабов.

– А ведь с тех пор ничего особо не изменилось, – прокомментировал услышанное адмирал, открывая перед гостьей дверь приемной.

– Нет, господин адмирал, изменилось! Вот я недавно снимала фоторепортаж… Один старик, выходец из касты рабов, очень гордился, что из всей деревни только члены его семьи могли быть принесены в жертву духу-покровителю. И он сожалел, что человек был заменен на быка или корову… То есть изменения все-таки есть!

– Ну, мы с вами этого не знаем, – мягко отреагировал адмирал, показывая знаками вставшему из-за стола низенькому усатому помощнику Луи, что гостью следует немедленно угостить свежим кофе, – и я не удивлюсь, если кое-где здесь до сих пор существуют человеческие жертвоприношения…