Текст книги "Тени Мали"

7
Моджахед

– Ассаламу алейкум! – раздался чей-то приглушенный крик прямо перед входом в бедуинскую палатку. – Только не стреляйте, братья!

Съемная круговая ограда, служившая дверью и одновременно утеплявшая шатер зимой, отодвинулась, и сразу бешено завыли братья Номмо. Неизвестный залез внутрь, рывком втащил какой-то тяжелый предмет и задвинул плетеное ограждение.

– Вот так-то… Хвала Аллаху! – с облегчением произнес он низким голосом и включил мощный электрический фонарь.

Сначала луч света упал на неподвижное тело Орла, залитое кровью с ног до головы, затем на полуголую девицу, сидевшую на корточках и пытавшуюся отпереть ключом допотопные стальные наручники, которые сковывали ее запястья.

– А с воинской дисциплиной у вас тут не очень… – Ночной гость выключил фонарь и продолжил говорить мягко и сипло, словно простуженный пустынный кот: – Тебя зовут Медина, правильно? У меня в руке револьвер со взведенным курком, а рядом с тобой лежит меч-такуба. Сейчас ты расстегнешь наручники. И тебе, возможно, захочется схватиться за меч. Не делай этого. Сразу получишь пулю в лоб. Кивни, если поняла. Я вижу в темноте. Вот так, отлично… Хвала Аллаху! Хотел лишь убедиться, что ты адекватна.

Она услышала, как неизвестный завозился в темноте и уселся поудобнее. От него пахнуло пылью, сухой травой и каким-то вкусным парфюмом – гораздо вкуснее, чем пахло вокруг. Несколько минут назад она еле-еле нашла ключ в кармане Орла, но никак не могла отомкнуть наручники скользкими от крови руками, а потом сообразила, что кандалы «винтажной модели» должны открываться двумя ключами, и ей пришлось снова шарить в карманах убитого ею психопата. Она одолела крепкого молодого туарега только потому, что первой схватила рукоятку меча-такубы. Хвала Аллаху, Господу миров!

– …Медина, ты меня слышишь? Пожалуйста, пересядь на колени и подвинь такубу ко мне. Не берись за рукоятку, а просто подвинь меч… Да, вот так. Хвала Аллаху! Меня зовут Омар Хомахи, и я прибыл сюда по согласованию с вашим командующим. Ты ранена?

– Не знаю, – помолчав, ответила девушка. – Не думаю.

– Ясно. Сейчас я зажгу газовую лампу, которая находится в моем рюкзаке, а потом передам тебе банку с влажными салфетками. – Хомахи говорил успокаивающим, мурлыкающим голосом, как Антонио Бандерас в анимации «Кот в сапогах», но она не слышала, чтобы он убрал револьвер с боевого взвода.

Джихадист щелкнул пьезоподжигом портативной газовой лампы. При тусклом свете перед ней возникло яростно изрубленное ею тело, еще недавно принадлежавшее туарегскому повстанцу. Оно походило на изуродованный, перемазанный красной краской манекен, неведомым образом попавший в палатку кочевников на северной окраине пустыни Сахара. И от него сильно воняло железом, мочой и чесноком. Мертвое тело удивленно ей улыбалось – один из режущих ударов пришелся на рот.

– Медина? Да что с тобой… Ты слышишь меня?

Она кивнула.

– Вот же как тебя вышибает… Приходи в себя, – сказал Хомахи. – Хорошо… Когда ты справишься с кандалами, то наденешь штаны и ботинки, а я налью тебе кофе с кардамоном. Горячий напиток из качественного немецкого термоса. Как тебе такой план?

Лицо полевого командира до самых глаз было закрыто черной тагельмустой; в правой руке он держал револьвер Manurhin MR 73. Таким оружием обычно пользуются бойцы из Группы вмешательства французского спецназа RAID. В этот момент девушке наконец удалось расстегнуть наручники, и она молча кивнула.

– Вот и хорошо, – снова доброжелательно сказал Хомахи. – Положи ключи от наручников перед собой. А теперь расстегни куртку. У тебя есть при себе оружие? Хвала Аллаху! – Ловко действуя одной рукой, джихадист нащупал в огромном рюкзаке пластиковый контейнер с гигиеническими салфетками. – Держи… Этот парень должен был изображать телеоператора из Алжира? – Он показал револьвером на изрубленное тело. – И кстати, кто убил старика? Его отрезанная голова лежит в песке за вашей палаткой.

Она закрыла глаза и сделала дыхательное упражнение. Внутренняя дрожь не прошла, но стала слабее. Значит, прежде чем войти в шатер, джихадист, невзирая на ночную бурю, обследовал территорию лагеря. Профессионал, что и говорить.

– Как вы нас нашли? – спросила она.

– Я первый задал тебе вопрос.

– Я не убивала дядюшку Ориона.

– Ваш командующий Гали рассказал мне о тебе. Уровень подготовки примерно представляю, но, думаю, даже тебе бы не удалось отрезать голову, будучи в наручниках… Упаси нас Аллах от козней шайтана! Хотя бывает по-разному…

– Как вы нас нашли? – упрямо повторила она, словно это имело какое-то значение. Хорошо, что влажные салфетки оказались с запахом алоэ, иначе бы ее стошнило.

– У меня есть надежный мехари. Он сейчас отдыхает снаружи, у входа. И в моей голове всегда встроенный компас. Я знаю пустыню и люблю ее. А она отвечает мне взаимностью. Мне и моему ездовому верблюду. Хвала Аллаху! Я обещал тебе кофе. Держи![13]13
  Ездовой одногорбый верблюд (араб.).


[Закрыть]

Он посмотрел, как девушка аккуратными глотками пьет горячий напиток, и, видимо убедившись, что все в порядке, убрал револьвер в поясную кобуру, потом скинул теплый бедуинский плащ с капюшоном и бережно свернул его. На нем оказались традиционные штаны и рубаха из тонкой шерсти, а также крепкие ботинки из некогда желтой кожи.

– Мы сейчас вытащим труп наружу. – Воин джихада достал из необъятного рюкзака складную туристическую лопату. – Выкопаем яму, засыпать не будем. Это пустыня сделает. На все воля Аллаха!

Братья Номмо умерили ярость, штормовой ветер стих. В свете сильного электрического фонаря хаотичная песчаная взвесь казалась густым желтым туманом. Настолько густым, что, когда они оттащили тела убитых, завернув в плащи, всего на пару метров от палатки, бедуинское жилище исчезло из виду, словно придорожный оборотень гули его проглотил. Голову дядюшки Ориона, похожую на большой ком светлой грязи с черными пятнами, Омар Хомахи принес отдельно.

– Я сама напросилась на это задание, – призналась она.

– Это тебе так кажется, Медина.

– Почему?

Усердно трудившийся Хомахи не ответил. Почва в районе дельты реки Нигер тяжелая: смесь глины, гальки и песка, – и копать трудно, но моджахед рыл усердно, хотя не имел к мертвецам отношения. Она направляла луч света на место, где отныне убийце и жертве предстояло лежать вместе. Тишина, монотонно прерываемая звоном лопаты о каменистую почву, казалась кладбищенской, под стать настроению. И может, даже не только ее, но и настроению Хомахи.

– Из-за чего парень отрезал старику голову? – вдруг спросил он, не прерывая работы.

– Шперрунг, – сказала она, – шперрунг мыслей.

Запыхавшийся Хомахи попытался воткнуть лопату в землю, но она не втыкалась, и тогда он присел на корточки, а лопату аккуратно положил рядом на землю.

– Что это значит?

– Он был поехавшим психом. И всухую проигрывал дядюшке Ориону в нарды. Произошла внезапная закупорка, понимаете? Блокировка мыслей…

Хомахи помолчал и, видимо осмыслив услышанное, сказал:

– О Аллах, их глотки и языки мы отдаем тебе на суд. И прибегнем к тебе, удаляясь от их зла!

Она вовсе не пыталась похвастаться начитанностью перед террористом. Подсознание само вытолкнуло в «буфер обмена» слово «шперрунг», запомнившееся на факультативном курсе по психиатрии для следователей госбезопасности. Сейчас ее мозг, чтобы не свихнуться, пытался упорядочить все сведения о случившейся кошмарной ситуации, разложить по полочкам. На ее родине, в Йемене, судья, основываясь на мусульманском уголовном праве, обвинил бы ее в убийстве человека, поскольку она нарушила принцип равного воздаяния, точнее равноценного ответа: Орел собирался ее всего лишь изнасиловать, а она его убила. С другой стороны, птенчик, пытаясь вступить в сексуальные отношения против ее воли, был готов сорвать совместную боевую операцию и нанести вред всему повстанческому движению туарегов. Таким образом, он сам совершил тяжелейшее преступление, а за это по классификации мусульманской правовой системы полагается смерть. И никак иначе. То есть ее могли бы и оправдать.

– Я искала вас, – сказала девушка.

– Мне человек двадцать об этом передали, – заметил моджахед тихо, но язвительно. – И напрасно искала.

– Есть важные вопросы.

– Какие?

– Вы работали на ливийского лидера Муаммара Каддафи?

– А еще какие вопросы?

– Моя мама тоже работала у него. Вы были с ней знакомы?

– Всё? Это все твои вопросы?

– Почему ей пришлось бежать из Африки на другой континент? Почему ее впоследствии убили?

Хомахи выпрямился, ему удалось воткнуть лопату в землю. Она направила свет электрического фонаря вниз, под ноги. Голова командира террористов, замотанная черной тагельмустой, появлялась и исчезала в тумане, словно он стал духом пустыни Сахара.

– Как-то раз я листал одну только что законченную рукопись, Медина. Ее автором был сам Каддафи. Она называлась «Деревня, деревня, Земля, Земля и самоубийство космонавта». Это была самая странная писанина, которую я пытался прочитать… – Хомахи продолжил, но в его голосе уже не было мурлыканья Антонио Бандераса. – Тут кладбище, а не место для воспоминаний. Иди спать. И перед сном почисти наручники от крови. Они скоро нам понадобятся.

Часть II

1
Странный офицер

– Посмотри в окно, Бакст. Сраный утренний туман. Желто-красный, как тогда в Могадишо.

Анри пил чай с верблюжьим молоком из большой кружки, прислонившись к косяку раскрытой настежь двери номера телеоператора.

– Консьерж стоял у входа в отель в двух шагах от меня, а я его не увидел. Оба испугались. Bordel de merde!

– Воды… – прохрипел корсиканец, с трудом помещавшийся на узкой кровати. В данный момент он выбирался из раскаленной пустыни, с трудом волоча ноги, а питьевая вода во фляжке закончилась еще накануне.

– Выглядишь хреново, Бакст. – Репортер не обращал внимания на стоны товарища. – Разбудил меня водитель, говорит, нельзя на съемки. Заблудимся даже в городе. И я уволил его вслед за догонами.

– Начальник, дай гребаной воды… – еле шевеля языком, повторил Бакст.

Репортер направился к окну, осторожно огибая в полутьме бесформенные кучи одежды, мигающие зарядные устройства с аккумуляторами к профессиональной и экшен-камерам, сотовые и спутниковый телефоны, сами камеры, два ноутбука в противоударных чехлах, бронежилеты с касками и чемодан из жесткого полипропиленового материала.

– Ты что, ночью еще куда-то ползал с японцами? – спросил Анри и раздернул шторы из тройной светонепроницаемой ткани. – Никакой ответственности! А если работать?

Бакст перевернулся на бок, охнул, скинул простыню, снова охнул, но все-таки заставил себя сесть. Он был настоящим корсиканцем.

– Да.

– Что «да»?

– С Бабой Файером еще сидели…

– Здесь, у пожарной части?

– Где же еще?..

– А чего меня не позвали?

– Мы стучали, но ты не ответил.

– Рассказывай басни… Долго гуляли?

– Он потом на пенную вечеринку нас повел…

– Куда?

– На пенную вечеринку.

– Теперь ты удивил меня, старина…

– Жермен с нами был.

– Какой Жермен?

– Майор Жермен. Твой дружбан из DGSE.

– Типун тебе на язык, Бакст. Он мне не дружбан.

– У него важное дело к тебе.

– Знаю.

– И что это за дело?

– Понятия не имею.

– Как так?

– Вот так.

– Теперь он называет себя капитаном Жаком.

– А вот теперь, старина, совсем не удивил…

– Сказал, что зайдет утром в отель.

– Держи кружку, глотни чаю.

– Ох, Анри, сейчас сдохну…

– Понимаю… Пошли к Оскару, съедим что-нибудь горячее.

Вход в кафе находился в торце здания, и они прошлись немного по улице, словно вымазанной разведенной с кетчупом горчицей. В желто-красной мути беззвучно двигались силуэты горожан. В кафе Бакст немедленно принялся водить пальцем с массивной золотой печаткой по пластиковому столу: проделал в слое мелкого песка дорожку, рядом устроил подобие кривого тротуара, а сбоку написал fuck off. Чернокожий Оскар принес тряпку и смел художества корсиканца на пол. Не говоря ни слова, открыл по бутылке египетского, но холодного пива, потом буркнул, что зажарит им цыплят в арахисовой кашице «почти мгновенно».

«…Теперь к новостям на радиостанции “Свободное Тимбукту”. Волна насилия захлестнула сельские коммуны в области Гао. Местное ополчение и неустановленные бандформирования совершили серию нападений к югу от города Менаки, и их жертвами оказались в основном туареги. В начале месяца были убиты по меньшей мере сто сорок три гражданских лица. Полевая группа мониторинга ООН сообщает о девяноста пяти суммарных казнях среди гражданского населения на малийской стороне границы с Нигером. В свою очередь туарегское “Движение за независимость Азавада” провело серию ответных операций против боевиков…»

Анри принялся выдувать из стакана пыль и чихнул три раза подряд.

– Пей из горлышка, начальник, здоровее будешь. – Бакст начал приходить в себя. – Мне тут гепатит везде мерещится.

– На самом деле с песчаной бурей не гепатит, а менингит переносится. – Анри снова чихнул. – Где мы с тобой майора Жермена видели крайний раз?

– С каждым чихом из тебя вчерашнее саке выходит. Будь оно проклято! Теперь он не майор Жермен, а капитан Жак…

– Да какая разница…

– На штурме Эр-Ракки в Сирии. Ты ему огнестрельную рану на руке обработал и забинтовал.

– Это был не огнестрел. Его местные курды саперной лопаткой приложили.

– Наверняка за дело.

– Разумеется. Лучше расскажи про пенную вечеринку.

– Мы сидели в большом помещении без электричества и пили якобы русскую водку из чайников.

– Девушек много было?

– Ни одной. Столов десять и за каждым чернокожие мужики. Они тоже пили водку из чайников.

– А при чем тут пенная вечеринка?

– Не знаю. И никто не знает.

– Нам новых охранников надо найти… И водителя.

– Да… Интересно, как японцы себя чувствуют?

– Наверняка лучше, чем ты. Они же на саке натренированы.

– Что думаешь про террориста, который их проводника зарезал?

– Ничего не думаю. И ты не думай, Бакст. Пей пиво и наслаждайся туманом. Наконец тебе работать не надо.

– С удовольствием, начальник, но как же этот джихадист на нашей военной базе оказался? И не в наручниках, а рядом со штабом прогуливался…

– Перестань глупости болтать… Ты слышал, что еще японцы вчера говорили?

– Напомни, please.

– Они признались, что не могут отличить Клинта Иствуда от Чарльза Бронсона.

– Точно! Шин еще сказал, что не видит разницы между зелеными и синими глазами…

– Ну а как тогда они могли узнать убийцу их проводника? Какой-то у штаба бедуин болтался, замотанный синими тряпками… Слушай, сходи к Нильсу, спроси, он будет жареного цыпленка.

– Черт…

– Что?

– Анри, а ты к нему заходил?

– Нет, а что такое?

– Он же за нами вчера на пенную вечеринку увязался…

– И вы его там оставили…

– Да… Нильс сказал, что еще немного потусит…

Репортер хлопнул ладонью по столу и подскочил со стула.

– Va chier, mange la merde! Иди посри и сожри свое говно! Бакст! А кто вчера разорялся о мерах безопасности… в зоне боевых действий?!

– Ну извини, начальник…

– Mange d’ la merde! Да пошел ты! А если Нильс уже в заложниках у боевиков?!

Номер звукооператора был пуст, постель не разобрана. Посреди комнаты стоял чемодан, потерявший первоначальный цвет, в царапинах, помятый, словно его выкидывали из самолета еще до захода на посадку. Видно было, что после приезда в Тимбукту Нильс даже не распаковывался, ему всегда было плевать на комфорт. Надумали поискать дом в городе, где ночью проводилась пенная вечеринка, но адрес мог знать только Баба Файер. Консьерж, готовивший цыплят в арахисовой кашице на кухне, смог сообщить лишь бесполезную информацию: «Хозяин умылся, как следует побрызгался одеколоном и ушел. А куда – не знаю».

– Начальник, в Париж будешь звонить? Спутниковый телефон принести? – услужливо спросил Бакст, чувствовавший себя виноватым. Впервые в жизни он спьяну бросил товарища в горячей точке.

– А чем редакция поможет? Только переполошим всех.

Сели завтракать, но первоклассно приготовленная курятина застревала у Анри в горле. Он потерял подчиненного в зоне плохоньких, но все же боевых действий.

Вокруг Анри лежал равнодушный к его проблемам городок, постепенно тонущий в зыбучих песках. Никто, совсем никто здесь не поможет, он остался с проблемой один на один. Как тот мальчуган, Палле кажется, в шведской книжке из детства. Как она называлась? Утром мальчик проснулся и обнаружил, что мамы и папы нет в квартире. Он впервые самостоятельно позавтракал, вышел на улицу и постепенно осознал, что остался один на всем белом свете. Мальчишка с восторгом забрался на место вагоновожатого в трамвае и начал нажимать на все кнопки. Уличный поезд помчался по пустым улицам Стокгольма, а Палле не знал, как его остановить, и никто уже не мог ему помочь…

– Точно… «Палле один на свете» она называлась… – вслух сказал Анри.

– Ты о чем? – Бакст уже проглотил цыпленка и подъедал куском лепешки вкусную арахисовую подливу.

– Да ни о чем. Память тренирую от ранней деменции.

– Что делать-то будем?

– Пойдем сейчас к адмиралу Гайво.

– Чтобы парашютисты прочесали этот гребаный Тимбукту?

– Да, попросим. Пускай перетряхнут пыльный городок как следует.

– Тогда я камеру с собой возьму.

– Естественно.

– И микрофон.

– Да.

– Бронежилет наденешь? Когда ты в броне и каске, начальник, вид у тебя сразу такой солидный… представительный даже…

– Не подлизывайся…

Дверь широко распахнулась. В кафе вошли трое мужчин и принялись шумно отряхиваться от песка. Их лица были закрыты арабскими куфиями, а глаза – запыленными солнцезащитными очками. Самый высокий, в шерстяной накидке, джинсах и с автоматической немецкой винтовкой за спиной, сказал металлическим голосом:

– Hi, Анри! Hi, Бакст! Чего такие унылые? – и поставил на стол литровую бутылку виски, но Анри поднялся и взял куртку со спинки стула.

– Бакст сказал, что теперь тебя зовут Жак? Капитан Жак?

– А я всегда им и был, Анри. – Высокий тип без церемоний уселся за стол. Скорострельную винтовку он положил на колени. Не спеша развязал на голове арафатку, но снимать не стал. Двое его спутников тоже сняли куфии и оказались японскими блогерами.

– Салют, парни! – весело сказал Шин. – Да, кстати, капитан Жак, ты же в Ираке всем представлялся командиром дорожной роты майором Жерменом. – Японец показал воздушные кавычки. – А кем ты теперь числишься?

– Ребята, не устаю повторять, я всегда служил по хозяйственной интендантской части… – произнес капитан Жак ровно и вызвал смех у японских блогеров.[14]14
  В регулярных армиях мира есть такие странные офицеры, как капитан Жак. Он появляется из ниоткуда и исчезает внезапно. Сегодня его видели в иракском Мосуле в форме «красных беретов», и он представлялся полковником Жерардом. Через месяц вы столкнетесь с ним на военной базе в Чаде, он будет в мундире капитана национальной жандармерии GIGN и, не смущаясь, назовется именем Жоффруа. Тут вы вспомните, что однажды видели этого шустрого малого на границе с Суданом – в расстегнутом камуфляже без знаков различия, но с болтающейся за спиной снайперской винтовкой. И там, в полупустыне Абеши, его вроде бы звали Жюлианом. Такие странные офицеры всегда дружелюбны, в любой ситуации спокойны, хотя и немного безумны. «В поле» они никогда не отдают честь генералам, но генералы сами хотят поздороваться с ними за руку.


[Закрыть]

– В другой раз я бы обязательно посмеялся с вами, господа, – мрачно перебил Анри, – но у нас с Бакстом проблема. И мы сейчас уходим.

– А что случилось? – встревожился Шин.

– Нильс пропал.

– Ах, Нильс…

Японские блогеры переглянулись и опять одновременно рассмеялись.

– Успокойся, Анри, – сказал Джуно, – ваш звукарь сейчас дрыхнет на военной базе.

– Точно?

– Да! И он под надежной охраной французских парашютистов.

– Уф-ф… – Анри вернулся за стол. Настроение резко улучшилось. – Бакст, возьми у консьержа стаканы. Please! Жак, а бутылку ты для красоты притащил? Открывай!

Корсиканец сходил на кухню, принес стаканы и привел за собой Бабу Файера. Тот устроился немного поодаль от общего стола, поскольку корсиканец и капитан Жак не удосужились раздвинуть стулья, чтобы освободить ему место.

– …Мы тогда с Бакстом и майором Жерменом… тьфу, капитаном Жаком едва не стали финалистами дарвиновской премии за наиболее глупую смерть, – рассказывал повеселевший Анри японским блогерам. – Приехали в город, только что освобожденный от игиловцев. Я хотел снять репортаж о том, как местное ополчение вешает государственный флаг на чудом уцелевшее здание мэрии. Все вокруг разбито вдребезги авиацией и тяжелой артиллерией союзников. Толпа мирных людей вокруг реально в восторге. Типа войне конец. Ликование, в общем. Но в толпе подозрительные типы. Мне предъявляют оторванную руку какого-то парня и говорят, что это сделали то ли американцы, то ли французы. И советуют, мол, уебывайте, или вас тут положат. Говорю капитану Жаку: так и так. Угрозы, и все очень плохо пахнет.

– Хорошо, что я был в гражданке. – Капитан Жак перевернул стакан вверх дном. – Я не пью, ребята, sorry.

– С каких это пор? – удивился Анри.

– Сегодня адмирал Гайво приказал провести инвентаризацию прачечного комбината в гарнизоне. Будет много писанины.

Это заявление вызвало оживление и дружный смех.

– А проблема была в том, что с нами в микроавтобусе приехали какие-то инженеры в пиджаках, – продолжал Анри. – Вроде как собирались городской водопровод смотреть. Они ушли чай пить, и с концами. Жак говорит: будем их ждать. Сидим в машине. Вдруг приехали боевики и ликующую толпу разгоняют. Начинается стрельба. Полный пиздец! Мы сидим, кругом дикие рожи с автоматами. Срывают флаг ополченцев. И тут мирные начинают кидать камни в боевиков, прячась за нашим микроавтобусом. Весь этот пиздец продолжается минут пятнадцать, мы сидим. Кричу Жаку: поехали! Не едет. Стрельба в воздух переносится в горизонтальную плоскость. Мы залегли, и тут уже в нашу машину одиночные прилеты. Потом целая очередь. И Бакст спокойным таким, будничным голосом говорит: «Я ранен в ногу, но вроде легко…» Наш водитель Ашраф: «И я тоже». Жак сначала тупил, ждал инженеров в пиджаках. Они, как потом выяснилось, первыми убежали с места поднятия флага. Сразу после ранений мы с Бакстом заорали: «Жак, уебываем!!!» Он вытащил из-за руля бледного Ашрафа и поехал куда глаза глядят, сшибая автомобили, плутая, не разбирая дороги. Какие-то местные дети… подростки на мотоцикле берутся проводить нас до пункта пропуска международной коалиции. Жак орал на встречных боевиков, как на проштрафившихся ашрафов. Заехал в ебеня, выцепил каких-то других боевиков на мотороллерах и кричит им: International сoalition! International сoalition! Боевики оказались отзывчивыми ребятами, вывели нас из этого жуткого района. Да, и все это было без одного колеса. Переднего левого. Ехали на одних ободах. И без тормозов – жидкость вытекла. Стоит ли говорить, что кирпичей под себя мы наложили изрядно. Ощущение тотальной беспомощности. Когда пытаешься съежиться и чувствуешь вибрацию микроавтобуса от попадающих в него пуль. Бежать некуда. Я на него наорал, типа твоя тупость могла стоить пацанам жизни. Зачем взял с собой этих якобы инженеров? Все ему высказал. Но на самом деле Жак вел себя геройски. Вывез нас. Реабилитировался. Уже в гостинице сначала отказался пить со мной. Орали друг на друга, потом напились и лобызались пьяно…

– Было дело, – только и сказал скупой на эмоции капитан Жак.

– Баба, как думаешь, сколько еще туман продлится? – Анри вспомнил про сидящего в сторонке хозяина отеля. – Проклятая песчаная мгла!

– Пару часов, а может, пару дней. Никто не знает, кроме Аллаха. – Баба протер пухлыми ладонями лицо. – А чем тебя пыльная буря не устраивает? Сиди отдыхай, как дома. Оскар любое блюдо приготовит не хуже, чем в парижских ресторанах.

– Кстати, Баба, а где ты взял чудо-консьержа, который готовит как бог? – поинтересовался Джуно.

– Кажется, он из Конго.

– О, мы были как-то в конголезских джунглях в племени нгити. Искали легендарных солдат майи-майи. Нас уверяли, что они пользуются снадобьем дава, благодаря которому пули проходят через тела, как сквозь воду. Еще они могут летать, а при необходимости превращаются в диких зверей… Твой Оскар случайно не из солдат майи-майи?

– Я перепутал, он не из Конго, а из Танзании, из племени масаи.

– Масаи? Это те, которые строят себе хижины из сушеного навоза?

– Господин Джуно, вы хорошо знаете Африку. А еще масаи пьют бычью кровь.

– Фу-у, – не удержался Шин.

– Для этого они прокалывают вену на шее живого быка, – невозмутимо добавил отельер.

– Баба, ты хороший человек, – прервал его капитан Жак, – но менеджер из тебя никудышный. Сейчас впечатлительные европейские постояльцы сбегут из твоего отеля.

– Между прочим, Оскар учился во французской кулинарной школе у знаменитого Алена Дюкасса, – не обращая внимания на замечание офицера, продолжал хозяин отеля.

– О! – воскликнул Джуно. – Легендарный папаша Дюкасс готовит лучшую пасту в Париже, мы знаем его лично. В Конго тоже есть один папаша, его зовут Бернар Какадо. Он организовал «Кооператив за экономическое развитие Конго». Однажды партизаны из его кооператива с помощью острых мачете убили тысячу двести человек за одну неделю… Баба, так как вам удается удерживать в своем отеле повара французской кулинарной школы?

– Я его не удерживаю. Он сам себе хозяин. Он ездит по свету и подолгу нигде не задерживается. И деньги его не интересуют…

– Разве? А мне он сказал, что приехал сюда за большими деньгами.

– Он пошутил. Какие в Тимбукту деньги? Оскар может смешать вам наутро бычью кровь с молоком и подать в сыром или кислом виде. Хорошо помогает при похмелье.

– Фу-у, – шумно повторил Шин. – Давайте нальем еще виски и сменим тему? Вот, например, мы с утра сняли и смонтировали неплохой сюжет для блога.

– О загадочном тумане в Тимбукту? – спросил Анри. – И конечно, в стихотворной форме?

– В прозе, Анри, только в прозе! Репортаж о никудышных мерах безопасности на базе французов, о которых толковал вчера твой Бакст, – сказал японец. – В семь утра мы с Джуно пришли в штаб к адмиралу Гайво. Рассказали, что его часовые на постах совсем расслабились. Он возмутился и взялся лично нам доказать, что парашютисты Пятой республики всегда на высоте, даже, мать его, в пустыне.

– Не ругайся, Шин, это не твой гребаный стиль! – пьяно крикнул Бакст. Корсиканцу было уже хорошо.

– Мы вместе с командующим пошли смотреть, как охраняется гарнизон, – вступил Джуно. – И что вы думаете? У одного из контрольно-пропускных пунктов обнаружили вашего Нильса. Он угощал десантников водкой, которую купил про запас ночью… Маленький запасливый Нильс.

– Что?! – возмутился Анри. – И вы сняли это на видео?!

– Конечно! Шикарно получилось! Всегда выдержанный адмирал Гайво орал на своих парашютистов и на бедолагу Нильса так, что с Нильса слетели очки и он тут же, естественно, их раздавил. Короче, адмирал Гайво приказал всех арестовать и посадить на гауптвахту.

– Это что… шутка?

– Нет.

– Надеюсь, вы не выложите это в интернет?

– Уже! Уже выложили, – с восторгом подтвердил Джуно. – В штабе прекрасный вайфай и высокая скорость…

– Вы же меня подставили перед руководством! Fils de chien sale![15]15
  Сын грязной собаки! (фр. сленг.)


[Закрыть]

– Может, им рожи разбить, а, начальник? – Корсиканец встал, и пластиковый стул упал за его широкой спиной.

Японские блогеры нахмурились, но не двинулись с места.

– А кто вас, парни, заставлял спать до девяти утра? – хладнокровно спросил Джуно.

– Дружба дружбой, но работа есть работа, – поддержал его Шин.

– Va chier, mange la merde! – Анри вскочил из-за стола. – Бакст, уходим! Мы не будем пить с этими гондонами!

– Постой, Анри! – капитан Жак впервые повысил голос. – Наши друзья из Японии не успели сказать, а почему, собственно, мы дали им возможность воспользоваться скоростным интернетом в штабе…

– Да мне плевать!

– Постой, Анри!

– Да пошли они к черту!

– Анри, ты случайно не ирландец? Послушай! Они вырезали из своего репортажа лицо Нильса. Взяли только пару ракурсов со спины! На видео совершенно непонятно, что за гражданский ханурик пьет с нашими военными.

– Это правда? – спросил француз.

Японцы, насупившись, молчали.

– И еще, – сказал капитан Жак, – адмирал Гайво дал им прекрасное честное интервью о том, что не собирается покрывать нарушения воинской дисциплины во вверенных ему африканских подразделениях. Солдаты, замешанные в неблаговидных поступках, будут с позором отправлены в Париж.

– Лучше отправьте в Париж меня, – пробормотал Баба Файер.

При общем неловком молчании французы вернулись за стол. Корсиканец взял бутылку и налил всем виски. Лица японцев были белыми, как у самураев в театре кабуки.

– Не надо нас так больше пугать, – сказал Бакст уже миролюбиво.

– А чего ты сейчас схватился за бутылку? – жестко и холодно спросил Джуно. – Это вместо извинений?

– Да, – поддержал Шин, – вы же не хотели с нами пить. Обзывали нас ужасными словами. Угрожали побоями. Мы с удовольствием поговорим об этом с вами на улице.

– Хорошая мысль, Шин. – Глаза Бакста заблестели, как пули. – Je vais te niquer ta gueule… [16]16
  Да я тебе рожу расхерачу… (фр. сленг).


[Закрыть]

– Стоп! – рявкнул капитан Жак. – Анри, не хочешь извиниться перед коллегами из Токио?

– Извиниться?! Да какого хрена они вообще поперлись к нашему командующему? Все на выход!