Текст книги "Тайна гибели Лермонтова. Все версии"

«В шесть часов пополудни…»

Где нам искать это место, чтобы вслед за участниками поединка побывать там? Для людей приезжих, да и многих жителей Пятигорска сомнений тут нет: всем известен памятный уголок у подножия Машука, где печально-траурные ели окружают обелиск с барельефом Лермонтова и оградой из цепей, с фигурами грифов по углам. Сюда приходят бесчисленные почитатели поэта, приезжают многочисленные экскурсии, и даже молодожены в день свадьбы кладут букеты цветов. Но кое-кто в Пятигорске уже давно считает, что обелиск, отмечающий скорбную точку, установлен вовсе не там, где пролилась кровь поэта. Как такое могло случиться?

Вопрос о том, где стрелялись Лермонтов с Мартыновым, многие годы после дуэли никого не интересовал. Лишь в конце 70-х годов XIX века, когда в России начался сбор средств на памятник Лермонтову, арендатор кавказских курортов А. М. Байков решил отметить место поединка крестом. Но где оно находится? Споры на эту тему были настолько острыми, что в 1881 году А. П. Свистунов, атаман Терской области, куда входили и курорты Кавказских Минеральных Вод, распорядился создать специальную комиссию для определения места дуэли. Кроме официальных лиц, представлявших местные власти, в нее вошел и приехавший в Пятигорск профессор П. А. Висковатов, который как раз в то время находился на Кавказе, собирая материалы к биографии поэта.

Не обнаружив документов, связанных с дуэлью, и не сумев привлечь к поискам еще живых тогда родственников поэта – А. П. Шан-Гирея и А. А. Хастатова, комиссия вынуждена была обраться к двум пятигорским старожилам, имевшим хоть какое-то отношение к событиям 15 июля 1841 года. Это были Иван Чухнин, брат извозчика, якобы перевозившего тело Лермонтова с места дуэли, и Евграф Чалов, якобы державший во время дуэли лошадей ее участников. Словом «якобы» подчеркиваем твердую уверенность, что ни тот ни другой в 1841 году на месте дуэли не были, а все «достоверные» сведения о ней они почерпнули из позднейших разговоров горожан, а может быть, и сочинили сами. Отсюда и неспособность их правильно указать нужное место, что отмечали уже и некоторые их современники.

Между тем многие в Пятигорске знали, что дуэль состоялась вблизи так называемой Перкальской скалы. Хотя в лермонтовские времена она еще не носила этого наименования, но была хорошо известна всему «водяному обществу»: во-первых, как удобный панорамный пункт для обзора местности, а во-вторых – благодаря расположенной рядом сторожке лесника Перхальского, куда компании приезжали на пикники. Искаженная фамилия лесника и дала позднее имя скале, а также источнику рядом с ней и ближайшей поляне, которую старожилы Пятигорска до сей поры зовут «Перхаловкой» или «Перхалкой».

Скала – точнее, небольшая возвышенность, стоящая отдельно от Машука, у самой дороги, как раз на полпути между Пятигорском и Каррасом, – удобна как ориентир, не заметить который невозможно. И потому секунданты, надо полагать, наметили встречу участников поединка около нее. О том, что дуэль произошла именно там, заявлял, например, сотник Волгского казачьего полка Кузьминский, отмечал в своем дневнике гимназист Диков (племянник по мужу дочери генерала Верзилина Аграфены). Об этом знал фотограф Ланге, снявший предполагаемое место дуэли с вершины Перкальской скалы. Об этом слышал от старожилов, а возможно от самого Перхальского, некий Илья Алексеев. В 1870 году «Листок для посетителей кавказских минеральных вод» опубликовал его довольно безграмотные вирши, помещенные на стене лермонтовского грота. Там были строки:

 
Так передай потомству ты,
Дуэль, с годами не забытый,
Что у Перкальской той скалы
Лежал наш Лермонтов убитый.
 

Наконец, тот же «Листок» в номере за 11 июля 1881 года, сообщая о том, что 15 июля будет широко отмечаться сорокалетие гибели Лермонтова, писал: «В этот день он был убит на дуэли у подножия горы Машуки, около так называемой Перкальской караулки». Указано достаточно определенно. И когда? Всего за несколько недель до начала работы комиссии! Но на это не обратили внимания ни входившие в нее официальные лица, ни досточтимый профессор, предпочтя «свидетельства» Чухнина и Чалова. И в точке, выбранной комиссией на основании их показаний, тогда же, в 1881 году, была поставлена небольшая каменная пирамида, которую в начале XX столетия сменили временные памятники, а в 1915 году – величественный обелиск с оградой. Его монументальность как бы утвердила решение комиссии и надолго отвратила поклонников поэта от поисков истинного места поединка.

Но в середине 50-х годов прошлого века сотрудник музея «Домик Лермонтова» С. И. Недумов стал внимательно изучать протокол осмотра следственной комиссией места дуэли, в свое время уже частично опубликованный, но не привлекший внимания общественности и специалистов. Содержащиеся в нем данные почти не оставляли сомнения в том, что поединок состоялся именно вблизи Перкальской скалы. За минувшие годы версия обрела множество весьма солидных сторонников, и сегодня уже почти ни у кого не вызывает возражений, хотя некоторые «знатоки» все еще норовят забить в различных местах машукского подножия свой собственный «колышек», утверждая, что именно там упал поэт, сраженный пулей Мартынова.

Итак, участники поединка отправились к Перкальской скале. А когда прибыли туда? Как и на чем добирались? Относительно времени особых расхождений в сохранившихся свидетельствах нет – почти все они указывают на время, близкое к шести часам пополудни. А вот относительно того, кто и как добирался, существуют по крайней мере две основные версии плюс еще несколько их вариантов.

Одна версия была представлена следствию – ответами Мартынова, Васильчикова и Глебова на вопросы следственной комиссии. Согласно ей, все четверо выехали на дуэль из своих пятигорских квартир – Лермонтов, Мартынов и Васильчиков верхом, Глебов на беговых дрожках, принадлежавших Мартынову. В черновике своего ответа Мартынов «озвучил» было иной вариант, написав, что на дрожках вместе с Глебовым ехал и Васильчиков. Но секундантов это не устраивало (опасались, что их заподозрят в сговоре), и они в своей записке рекомендовали ему указать, что Глебов ехал на дрожках один. Мартынов, переписывая ответы начисто, так и сделал. Эта версия, видимо, не устроила проводивших следствие: позже они неоднократно переспрашивали подследственных по этому поводу, видимо зная, что Лермонтов в день дуэли находился в Железноводске. Почему это обязательно надо было скрывать от следствия? Ни в воспоминаниях современников, ни в трудах современных лермонтоведов пока что нет вразумительного объяснения.

Зато отсутствие Лермонтова в Пятигорске учитывает еще один «дополнительный» вариант, появившийся позднее, – мол, на дуэль поехали в дрожках Мартынов с Васильчиковым, а Глебов отправился верхом встречать Лермонтова в Каррас. Его находим в воспоминаниях Раевского и трудах Мартьянова, которым, видимо, было неизвестно, что Глебов избегал садиться на лошадь и весь этот день разъезжал в экипаже Мартынова – вспомним хотя бы свидетельство Арнольди о встрече по дороге с Глебовым и Столыпиным, ехавшими из Железноводска именно на дрожках.

Вторая версия, увы, не имеет твердой документальной основы, но все же может быть уверенно выстроена на основании более или менее достоверных данных. Мы знаем почти наверное, что в Железноводск утром того дня Глебов приезжал как секундант Лермонтова – сообщить ему о времени и месте поединка. Мы знаем также, что Лермонтов в середине дня выехал из Железноводска в Каррас на извозчичьем экипаже вместе с Дмитриевским. Надо полагать, он знал, что из Карраса его доставит к месту дуэли Глебов на мартыновских дрожках и на них же отвезет после дуэли (если она кончится благополучно) в Пятигорск или Железноводск – смотря по обстоятельствам. В Каррасе, в ресторане Рошке – мы говорили об этом – Лермонтов обедал в компании с Катей Быховец, Дмитриевским, Пушкиным, Бенкендорфом.

Из этого следует практически однозначный вывод: Лермонтов выехал на дуэль из Железноводска, затем, пробыв некоторое время в Каррасе, пообедал там и встретился со своим секундантом Михаилом Глебовым. То, что из Карраса они ехали к месту дуэли вместе, подтверждает Мартьянов со слов Чилаева, который имел возможность говорить о дуэльных событиях с Глебовым. Итак, вторая версия: Лермонтов с Глебовым прибыли на место дуэли со стороны Карраса на дрожках Мартынова, а сам Мартынов с Васильчиковым – верхами из Пятигорска.

Логично предположить, что и те и другие отправились в путь, переждав если не грозу, то, во всяком случае, ливень. Но, возможно, найдутся желающие утверждать, что все или некоторые участники поединка выехали еще до того, как началось ненастье, или даже во время него. Такое полностью исключить нельзя. Тогда прибывшим неизбежно пришлось бы где-то пережидать ливень, во время которого стреляться едва ли возможно. Не говоря уже о неприятных ощущениях, которые испытывают вконец вымокшие люди, сильный дождь просто не позволил бы секундантам зарядить пистолеты, что обязательно следовало делать только перед самым поединком. Надо сказать, что подходящее укрытие имелось поблизости намеченного места дуэли, всего в нескольких сотнях шагов от дороги. Это была сторожка лесного объездчика Перхальского, которую все они прекрасно знали, поскольку бывали здесь раньше на пикниках.

Ливень мог закончиться, как мы предположили, приблизительно от половины шестого до шести часов. Значит, в любом случае – подъехав сразу или пересидев его в сторожке – около шести часов пополудни оба дуэлянта с секундантами оказались на месте, выбранном для поединка. Если мы захотим проехать туда вслед за Мартыновым и Васильчиковым, то без особого труда сможем это сделать, отыскав со стороны Пятигорска остатки старой дороги в Каррас – ее можно видеть рядом с современным кольцевым шоссе вокруг Машука. Путь Лермонтова повторить сложнее: со стороны Карраса (сегодня – Иноземцево) следы дороги затерялись в лесной чаще на территории нынешнего Перкальского арборетума, но они все же существуют, и желающие могут пройти оттуда по этим следам до самой Перкальской скалы, близ которой и собрались участники поединка.

Много ли их было? Думается, доказательств, приведенных в предыдущих главах, достаточно, чтобы поверить: секундантов было только двое – Глебов и Васильчиков, и, стало быть, на поляне находились всего четыре человека. Однако справедливости ради следует указать: некоторые из современников были убеждены, что там присутствовало гораздо больше людей, в том числе и многочисленные наблюдатели. Сколько? Кто?

Безусловно, анекдотичными выглядят слова, приведенные в рукописи сына Н. С. Мартынова и якобы принадлежащие его отцу: «Надо тебе сказать, что кроме официальных секундантов на месте дуэли собралась вся бывшая в то время в Пятигорске молодежь, числом до сорока человек». Как тут не согласиться с реакцией на эти слова лермонтоведа Д. А. Алексеева: «Вы только представьте себе такую фантастическую картину: вереница из десяти – двенадцати экипажей направляется за город к месту дуэли, а дуэлянты не начинают поединок, пока не соберутся все зрители!»

Подобным хотя и не вполне научным, но вполне убедительным аргументом можно ответить и на слова А. Арнольди: «Я полагаю, что, кроме двух секундантов, Глебова и Александра Васильчикова, вся молодежь, с которою Лермонтов водился, присутствовала скрытно на дуэли…» А также – на утверждение находившегося в услужении у Лермонтова Х. Саникидзе: «Всех присутствовавших молодых людей было около двенадцати человек».

Тем, кого не убедит нелепость появления в тех условиях «вереницы экипажей», стоит подумать о том, что едва ли удалось бы скрыть от судебного преследования такое большое количество людей, знавших о дуэли и не сообщивших о ней властям. Кроме того, огромное количество свидетелей поединка во много раз увеличило бы поток сплетен, толков, пересудов, что, несомненно, отразилось бы в мемуарной литературе.

Гораздо труднее оспорить утверждения о присутствии на дуэли отдельных посторонних лиц вроде Руфина Дорохова или державшего лошадей Евграфа Чалова. По свидетельству супруги священника П. Александровского, Дорохов в день дуэли попросил у ее мужа лошадь, но вечером вернул ее не заморенной. А представьте, если бы он стал свидетелем гибели Лермонтова: каким бешеным аллюром гнал бы он коня, чтобы сообщить в городе о случившемся? Что же касается Чалова, то едва ли участники дуэли стали бы брать с собой «лишние глаза и уши», совершенно в таком деликатном деле, как дуэль, ненужные, тем более что и лошадей-то было немного – две верховые да одна запряженная в дрожки. Привязать их к кустам – и дело с концом! Так что будем считать, что участников дуэли было четверо. А если согласиться с участием Столыпина и Трубецкого, то шестеро. И только!

Итак, шесть часов пополудни, плюс-минус несколько минут. Дуэлянты с секундантами находятся в оговоренном месте – близ Перкальской скалы, на дороге, ведущей из Пятигорска в колонию Каррас. Что они видят там? В сторону горы Машук, изгибаясь, уходят заросли кустарников, которые образуют поляну, поросшую высокой травой. Сегодня эта поляна, хорошо заметная еще в середине прошлого века, сплошь покрыта молодыми деревьями и кустарниками. Очень трудно разглядеть в их густых зарослях следы старой дороги, но они все же сохранились. Во время ливня по этой дороге бежали бурные потоки. Но к моменту прибытия участников поединка они уже иссякли. А вот с кустов на мокрую траву еще обильно стекает дождевая вода. В густых черных тучах продолжают полыхать молнии, сопровождаемые раскатами грома. Не исключено, что дождь может хлынуть вновь – такое тоже не редкость.

Как должны вести себя в таких условиях секунданты? Нам, конечно, не так-то просто представить себя на их месте, но все же попробуем решить, что стали бы делать мы? Как попытались бы организовать поединок? Наверное, для того, чтобы создать дуэлянтам мало-мальски удобные условия, выбрали бы достаточно сухое место. А его можно найти только на дороге: достаточно каменистая, она не слишком размокла, и по ней можно ходить, не рискуя утонуть в грязи или до колен вымочить ноги. Правда, поскольку дождь кончился, по дороге могут проехать те, кто пережидал его в каком-нибудь недальнем укрытии. Но придется рисковать – не забираться же в истекающие влагой кусты! Да и по напитанной водою траве топтаться не слишком приятно. Так наверняка рассуждали и участники дуэли, ибо доподлинно известно, что произошла она на дороге.

Далее: поскольку существует опасность быть застигнутыми случайными проезжими, а также ввиду возможного повторения ливня, следует максимально сократить время поединка, пусть даже для этого придется изменить его условия. Что ж, и это, скорее всего, было тоже сделано, о чем свидетельствует следующее. Как собирался сообщить судьям Мартынов (в черновом варианте, забракованном Глебовым и Васильчиковым), условия дуэли предполагали возможность каждого дуэлянта сделать по три выстрела. Но почему один из секундантов крикнул: «Стреляйте или я вас разведу!»? Если бы условие трех выстрелов сохранилось, секунданты могли не торопить дуэлянтов (законно это или не законно – другой разговор), а просто развести их для второго и третьего выстрела. Поэтому возглас «Стреляйте!» явно означал желание сделать дуэль все-таки результативной, поскольку второй возможности для выстрела новые, изменившиеся на месте условия дуэлянтам, скорее всего, не предоставляли.

Однако мы немного забежали вперед. Вернемся к началу поединка. Итак, место выбрано, изменения в условиях обсуждены, и дуэлянты с ними согласились. Пора ставить их на места. Каким образом? Висковатов утверждал, что Лермонтов был поставлен выше по склону, представляя собой тем самым более удобную мишень. Вслед за профессором все сторонники «теории заговора» твердили о том, что поэту специально создали худшие условия. Правда, Раевский (вероятно, со слов Глебова) утверждал, что, наоборот, «вверх… труднее целить». Н. М. Серафимов считает, что положение дуэлянтов «разумеется, было определено жребием». Но вообще-то современные исследователи не склонны принимать во внимание разность высот, о которой никто, кроме Висковатого и Раевского, не говорит. И члены следственной комиссии не зафиксировали при осмотре места дуэли каких-либо неправильностей в расстановке противников, отметив лишь, что Мартынов был обращен лицом к югу, Лермонтов – к северу. Да и мы с вами, рассматривая остатки старой дороги Пятигорск – Каррас, видим, что вблизи Перкальской скалы она не имеет особых вертикальных отклонений, которые начинаются восточнее, ближе к Перкальскому арборетуму.

На каком расстоянии были поставлены дуэлянты? Тут, как и во многих вопросах, связанных с дуэлью, видим полнейший разнобой свидетельств. Лица, на дуэли не присутствовавшие, называют цифры порой самые фантастические.

Н. Раевский: «Больше 30-ти шагов – не шутка! Тут хотя бы и из ружья стрелять». Впрочем, подобной «щедрости» более ни у кого не встретим. Наоборот…

Н. Мартынов: «Был отмерен барьер в 15 шагов и от него в каждую сторону еще по десяти. Мы стали на крайних точках».

М. Глебов: «Дуэлисты стрелялись… на расстоянии 15-ти шагов и сходились на барьер по данному мной знаку. По обе стороны от барьера было отмерено по 10-ти шагов».

А. Васильчиков: «…майор Мартынов и поручик Лермонтов стали на свои места; от сих мест были отмерены десять шагов с каждой стороны до барьера, а между барьерами пятнадцать». В позднейших рассказах о дуэли князь сократил расстояние между барьерами до десяти шагов.

Да, расстояние от десяти до пятнадцати шагов – наиболее реально. Из чего можно исходить, предполагая это? Пять-шесть шагов означали бы гарантированный смертельный исход, на который явно не рассчитывали секунданты, хорошие приятели Лермонтова и Мартынова. Расстояние в двадцать и более шагов сделало бы поединок несерьезным, с чем не согласился бы Мартынов. Десять – пятнадцать шагов, по мнению специалистов, уравнивают шансы стрелков и хорошего, и неважного. Таким и был якобы Мартынов: Глебов в своей записке к нему упоминал (намекая, что об этом следует написать в своих ответах) о том, что его адресат стрелял из пистолета всего три раза в жизни.

Но это явно не соответствуют действительности, как и утверждение Раевского: «Николай Соломонович метил в забор, а попал в корову». Оспаривать эти утверждения позволяет не только соображение о том, что в юнкерской школе, конечно же, будущих офицеров хорошо учили всем видам военного искусства, в том числе и стрельбе из пистолета.

По свидетельству Васильчикова, Мартынов держал пистолет курком в сторону, называя это «стрелять по-французски». Специалисты считают, что это делалось вовсе не ради оригинальности. Боевые пистолеты (да и дуэльные, видимо, тоже) давали при выстреле большую отдачу, порой высоко подбрасывая руку, отчего пуля часто уходила выше цели. Из повернутого боком пистолета пуля уходила не вверх, а в сторону. При стрельбе по одиночной цели вероятность попадания, конечно, уменьшалась, но в бою, когда противников много, ушедшая в сторону пуля обязательно поражает кого-то из них. Применение Мартыновым стрельбы «по-французски» свидетельствует, что он выработал к ней привычку, а значит, немало пострелял, принимая участие в боевых действиях – и в 1837, и в 1840 годах. И, надо полагать, был уверен, что обязательно попадет даже при таком, не слишком удобном для дуэли, способе держать пистолет. Значит, был все же не таким уж плохим стрелком, каким его представляют в некоторых трудах о дуэли.

Кстати, а что это был за пистолет? Впоследствии исследователи уделяли большое внимание подмене пистолетов во время следствия, усматривая в этом козни врагов поэта. Для оценки самого поединка факт последующей подмены не столь уж важен. Иное дело – тип пистолетов, из которых стрелялись дуэлянты. Дело в том, что как раз в это время в России происходила замена пистолетов гладкоствольных на нарезные – кремневых на капсюльные. Новые отличались большей надежностью и точностью стрельбы. Какие именно были в руках Лермонтова и Мартынова? На этот счет точных сведений нет.

Н. М. Серафимов считает, что «для дуэли были взяты гладкоствольные капсюльные пистолеты, по всей вероятности, оружейного мастера Андреаса Кухенройтера». В неопубликованной статье сына Мартынова находим упоминание о нарезных пистолетах. Д. Алексеев, детально изучивший вопрос, отмечает, что в подавляющем большинстве пистолеты, изготовленные после 1820 года, были нарезными. Ну а Столыпин вряд ли стал бы держать старье. Косвенным доказательством того, что пистолеты были нарезными, можно считать и удивительно меткий выстрел Мартынова, вряд ли возможный при использовании гладкоствольного оружия, а также характер ранения поэта, предполагающий, что пуля в полете вращалась.

Но выстрел еще не прозвучал. Не наступили даже предшествовавшие ему…