Текст книги "Хоббит, который слишком много путешествовал"

– Как? Там же нет индексов.

– Уверен? Или мы просто не можем их найти? Или понять, что это индексы? Как бы то ни было, внешнее воздействие на душу существа не отрицает разумность и самостоятельность существа, подвергаемого воздействию. Все мы испытываем внешние воздействия, только опосредовано, через ощущения, слова и мысли, и это не делает нас куклами.

– Но одно дело слова, а другое – прямое ковыряние в душе!

– Я бы не стал называть это ковырянием. Ты хоть раз замечал, чтобы из души какого-нибудь жителя Аркануса под внешним воздействием что-нибудь исчезло?

Я напряг память, но не смог вспомнить ничего подобного.

– Не замечал, – признал я, – но я только совсем недавно начал заниматься этой проблемой.

– Конечно, – съязвил Уриэль, – раньше у тебя были другие проблемы. Вот начнется из-за тебя мировая война…

– С чего бы? – удивился я. – Я же ни на кого не нападал, или ты думаешь, что Шери и Сссра выступают на стороне нечисти?

– Нет, конечно. Но ты нарушил привычное течение событий, вывел армии из гарнизонов, одержал целую серию побед, естественно, твои конкуренты перепугались.

– Чего им бояться? Я же не на них нападаю.

– Ты здорово улучшил положение в империи, как военное, так и экономическое. Другие хозяева заопасались, что скоро ты станешь сильнее их всех, вместе взятых.

– Ну и что, теперь им надо нападать на меня? Почему бы им не начать с себя? Они тоже могут сделать то, что сделал я.

– Ты относишься к хозяевам как к существам, равным тебе, но они другие. Ты же был хозяином, ты же сам говорил, что был тогда не в себе.

– Но я же не нападал на других хозяев!

– Возможно, это было вопросом времени. Как бы то ни было… мне все больше и больше кажется, что Арканус построен по принципу субъективного идеализма. А когда мы рассуждаем в рамках концепции субъективного идеализма, возникает третий вопрос философии – а кто субъект? В данном случае, думаю, субъектами изначально являлись хозяева, хотя это надо проверить. А когда в мир пришли мы, мы тоже вошли в число субъектов. Все остальные местные существа полноценными субъектами не являются и формируются как отражения процессов, происходящих в душах субъектов. Но это не означает их ущербности или еще чего-то подобного. Думаю, то внешнее воздействие на мыслеобразы, которое так тебя поразило, специально введено Творцом этого мира, чтобы скомпенсировать ущербность обычных жителей.

– Так ты думаешь, что эти воспоминания создает Творец?

– Ну почему же сразу Творец? Опять ты впадаешь в сапиентоцентризм. Будь я на месте Творца, я бы сотворил заклинание, которое делало бы это вместо меня. А сам Творец… пятый вопрос философии «кто Творец» в случае субъективного идеализма не имеет однозначного ответа. Творец вовсе не обязан постоянно вмешиваться в дела мира, он вообще может покинуть мир сразу же после сотворения.

– Ну не знаю… – я совсем загрузился, – это надо обдумать…

– Совершенно верно! Это надо обдумать. Вообще, все надо обдумывать перед тем, как предпринимать действия.

Я пожал плечами.

– В целом это правильно, но иногда нет времени на размышления и надо действовать быстро. Может, вы, эльфы, потому и покинули Средии покинули Средиогли примириться с этой необходимостью?

– Может быть. Ладно, хватит грузиться, давай допивать, да и спать пора. Утро вечера мудренее.

– Подожди, Уриэль! Ты еще не рассказал, что с тобой произошло.

– А что тут рассказывать? Я явился на Миррор, в город Хеллгейт. Похоже, этот мир подбирает каждому гостю наиболее подходящую точку входа исходя из расовой принадлежности посетителя. Ты – хоббит, и попал к халфлингам. Я – эльф и попал к эльфам, пусть это и совсем другие эльфы.

– Как это другие?

– Миррорские эльфы называют себя темными эльфами. Они здорово отличаются от эльфов Средиземья и внешностью, и повадками, и философией. Они не бессмертны и гораздо слабее в магии, это совсем другая раса, но из тех рас, что живут на Арканусе и Мирроре, они наиболее близки к эльфам Средиземья.

– Но сейчас под началом Натки служат эльфы-наемники и они выглядят совсем по-другому, чем ты, и они больше похожи на описания из Красной книги.

– Это наемники, у них нет постоянных поселений. Хотел бы я, кстати, знать, откуда здесь берутся наемники? И дети Творца… откуда они берутся?

– Не знаю. Ну так, ты явился в Хеллгейт и что дальше?

– Меня сразу же приняли за очередного сына Творца. Тебе не повезло, Сакред Вейл уже достиг предельной численности населения, когда ты явился туда.

– Как это предельной численности? Это же захолустный городишко!

– Почему-то в этих мирах есть жесткое ограничение – население города вместе с пригородами и ближайшими деревнями не должно превышать двадцати пяти тысяч. Не знаю, в чем тут причина, но это ограничение соблюдается неукоснительно.

– Но как? Как вообще можно соблюсти такое ограничение? Допустим, население города составляет ровно двадцать пять тысяч и в какой-то семье рождается ребенок?

– Тогда в другой семье кто-то умирает от каких-то естественных причин. Я не знаю, чем это вызвано и как происходит, но это так, я проверял. Ну так вот. В Хеллгейт каждый день являлся один новый эльф – попеременно то юноша, то девушка. То, что в один из дней явилось сразу двое и второй сын Творца оказался взрослым мужчиной – это удивило местных чиновников, они даже доложили бургомистру, но тот покачал головой и ничего не сказал. А что тут скажешь? Миррор таит много тайн. В общем, меня посчитали обычным сыном Творца и направили на работу, как обычного сына Творца. Я должен был ловить рыбу в Хеллривере, это река, на которой стоит Хеллгейт, поначалу я так и делал, а потом создал себе копию и один я ловил рыбу вместе с другими эльфами, а другой занимался изучением Миррора и поисками тебя и Олорина.

– Ты нашел Олорина? – воскликнул я.

– Нет. Я и тебя-то нашел только потому, что ты начал творить нетипичные для этого мира заклинания. Я создал артефакт, который сканирует астральное пространство на предмет определенных заклинаний, но ты начал их творить только пару дней назад.

– Тогда что, получается, Олорин еще ничего не понял в этом мире, раз он не начал творить нетипичные заклинания?

Уриэль пожал плечами.

– Выходит, что так. Странно, мне всегда казалось, что он не глупее меня. Скорее, с ним что-то случилось, вроде того, как с тобой.

– А если попробовать рассчитать точку, в которой Олорин появился в этом мире?

– Моргот меня раздери, Хэмфаст, а это идея! Точно! Раньше я не мог этого сделать, потому что не знал, каким законам подчиняется выбор точки входа, но теперь мы знаем, где явился я и где ты, кстати, ты вроде говорил, что во второй раз явился в другом месте?

– Ну да. В первый раз это было в бестиарии Сакред Вейла, а во второй – в самом Сакред Вейле.

– Над этим тоже стоит подумать. Можно попробовать рассчитать точку входа для Олорина, это обязательно надо попытаться сделать. А когда мы найдем Олорина, надо думать, как отправить гонцов в Средиземье.

– А чего тут думать? Разве ты не можешь пробить канал?

Уриэль невесело ухмыльнулся.

– Не все так просто. Думаешь, зачем мы перлись в Запретный Квадрат? Теоретически каналы доступны отовсюду, но на практике это можно сделать только в некоторых местах.

Я ничего не понял.

– Как это? – спросил я. – С одной стороны, отовсюду, с другой стороны, только из некоторых мест?

Уриэль глубоко вздохнул и начал объяснять.

– Канал можно пробить из любого места одного мира в любое место любого другого мира, но требуемые на это затраты времени и сил зависят от множества обстоятельств и могут различаться в миллионы раз. Если в некотором месте уже существовал какой-то канал, то при создании нового канала задействуются искажения структуры пространства, порожденные старым каналом, и новый канал открывается быстрее и с меньшими усилиями. Мне трудно даже представить, каких трудов стоило Орлангуру пробить самый первый канал, но каждый следующий давался ему все проще и, когда мы перемещались сюда, мы воспользовались результатами многолетних трудов Орлангура. Этими трудами Запретный Квадрат превратился в своеобразный перекресток миров, где пробивание канала доступно практически любому магу. Думаю, именно поэтому Орлангур сделал этот район запретным.

– Значит, реально пробить канал можно только из отдельных мест. Но… ты же побывал в другом мире, в том, где нет ничего материального, как ты вернулся оттуда обратно? Ты нашел там еще один перекресток миров?

– Нет, все гораздо проще, я просто не разрывал канал и не отходил от него далеко, я вернулся обратно по тому же самому каналу. Я хотел сделать здесь то же самое, но этот мир не позволяет этого – когда перемещение завершилось, канал был разорван внешним воздействием. Перемещение уже завершилось, у меня с самого начала не было сомнений, что мы все трое благополучно прибыли в этот мир, но обратно тем же путем нам не выйти.

– И что теперь делать? – расстроено спросил я.

– Для начала поспать. Потом искать Олорина. А потом видно будет.

И мы отправились спать.

15

– Натка, это Уриэль, Уриэль, это Натка, познакомьтесь, – сказал я.

Уриэль хихикнул, он сейчас в полной мере наслаждался зрелищем души девушки-халфлинга в теле мужчины-эльфа. А мне было забавно наблюдать рядом двух совсем разных эльфов – коренастого сизокожего и беловолосого Уриэля и долговязого худощавого зеленоволосого Оберика. Интересно, кстати, почему у Оберика такие зеленые волосы? У эльфов-наемников волосы соломенно-желтые, у миррорских эльфов – снежно-белые, а у Оберика – зеленые. С чего бы это?

А Натке было совсем не смешно. Мое второе явление и так изрядно растрепало ее чувства, а теперь еще ее башня превращается в проходной двор. Но она никак не выразила неудовольствия – поняла, что бессмысленно.

После пары вежливых слов Натка вернулась к великим делам великого Оберика, а Уриэль буквально прилип к артефактам, требуя объяснить ему все – как управлять картой, чем направление магии отличается от совокупности заклинаний, что такое виртуальное золото, ну и так далее. Почти весь день мы провели за этим занятием, увлекательным для Уриэля и утомительным для меня, и лишь однажды оно было прервано гневным восклицанием Натки. Оказывается, клаконские мечники, которых вчера убила Шери, вовсе не погибли, а превратились в нежить, которая теперь служит своему недавнему противнику. И вправду отвратительно.

– Ну ладно, – сказал, наконец, Уриэль, – я более-менее разобрался. Давай теперь посмотрим на наши точки входа в мир. У тебя Сакред Вейл, у меня Хеллгейт. Где, кстати, Хеллгейт на карте?

– Где-то здесь, – я переключил карту на Миррор и ткнул пальцем в черное пятно, занимающее почти всю карту. – Здесь показывается только то, что видели подданные Оберика, а в окрестностях Хеллгейта никого из них отродясь не было.

– Понятно, – протянул Уриэль. – Ну что ж, посмотрим пока на Сакред Вейл. Что в нем такого особенного?.. Слушай, Хэмфаст, то ли я чего-то не понимаю, то ли все очень просто. Сакред Вейл – самый большой город Аркануса, населенный халфлингами.

Я кивнул. Неужели разгадка настолько проста? Но…

– А почему в первый раз я появился не в самом Сакред Вейле, а в бестиарии? – спросил я. – И, кстати, где ты появился во второй раз? Там же, где и в первый?

– Там же, – подтвердил Уриэль. – Не знаю, почему для тебя Арканус решил изменить точку входа. Есть у меня несколько идей…

– Например?

– В первый раз тебя чуть не убил василиск.

– Думаешь, Арканус решил, что во второй раз он должен поместить меня в более безопасном месте?

– Может быть. А может быть, это в первый раз ты чем-то ему не понравился и он поместил тебя там, где тебе грозила опасность. Не знаю. Да и неважно это, главное, что ты оба раза явился в мир в непосредственной близости от самого большого города, населенного твоей родной расой. Я оба раза появился в городе, населенном темными эльфами – ближайшей расой к эльфам Средиземья. При втором пришествии и ты, и я оказались почти в том же месте, что и в первый раз. Таким образом, в обоих случаях Арканус разместил посетителя в местности, населяемой либо родной расой посетителя, либо наилучшим приближением к родной расе. Так?

– Так, – согласился я.

– Далее. Почему для тебя был выбран именно Сакред Вейл? Первое, что приходит в голову – потому, что Сакред Вейл – самый большой город из числа населенных халфлингами. Если так, то Хеллгейт, в который оба раза явился я, должен быть крупнейшим из городов, населенных темными эльфами. Непонятно только, как это проверить, не лезть же в башню Сссра.

– А почему бы и нет? – удивился я.

Уриэль задумался.

– А и вправду – почему бы и нет? Надеваем невидимость, дожидаемся, пока хозяин покинет заклинательный покой… как думаешь, Хэмфаст, там могут быть артефакты, предупреждающие хозяина о появлении незваных гостей?

Я пожал плечами.

– Вряд ли. Не думаю, что необходимость в таких артефактах возникала хотя бы раз за всю историю мира. Хотя кто его знает…

– Ладно, допустим, что Хеллгейт – действительно самый большой эльфийский город на Мирроре. Где нам в этом случае искать Олорина?

– А какой он расы? – спросил я и сразу понял, что сморозил глупость.

– Он майар, – ответил Уриэль, – а майары стоят вне разумных рас. Большинство майаров предпочитают принимать облик людей, но это традиция, а не необходимость. Вряд ли Арканус делает выбор на основе внешнего облика. Нет, это совершенно исключено, ведь при проходе по каналу мы все имели облик людей.

– Тогда что? Не мог же Олорин стать пятым хозяином!

– Да, это вряд ли, – согласился Уриэль. – Хотя кто его знает… если тихо сидеть в башне и никуда не высовываться, можно долгое время оставаться незамеченным.

– Не выйдет, – возразил я, – ты забыл про гобелены, отражающие силу хозяев.

– А ты уверен, что новая линия появляется на них сразу же, как только новый хозяин появляется на Арканусе?

– А когда она еще может появляться?

– Например, когда башня нового хозяина окажется на карте того хозяина, в чьей башне висит гобелен. Но ты прав, маловероятно, что Олорин стал новым хозяином. Все хозяева Аркануса и Миррора явились в миры одновременно и я не думаю, что это простая случайность. Сейчас уже не скажешь точно, что тогда произошло, но это было, без сомнения, что-то из ряда вон выходящее. Не думаю, что приход в мир Олорина смог бы привести в действие силы, способные повторить подобное событие. Может, герой?

– Что? – не понял я.

– Может быть, Олорин стал героем, – пояснил Уриэль. – В этих двух мирах каждый хозяин имеет героев. Герои превосходят обычных существ по всем параметрам, но гораздо слабее хозяев. Пожалуй, что облик героя – самый подходящий для Олорина. Но для начала все равно надо проверить первое предположение.

16

Миррор – странное место. Его иногда называют сумеречным миром и не зря – небо здесь светит гораздо слабее, чем на Арканусе. Это нельзя назвать полноценными сумерками, здесь гораздо светлее, чем в моей родной Хоббитании на закате, но, все равно, при первом знакомстве Миррор производит неприятное впечатление. Чем-то неуловимым он напоминает Мордор, причем не современный Мордор – цивилизованное и просвещенное государство орков, а ту темную твердыню сил зла, какой был Мордор во времена Фродо. Я сказал об этом Уриэлю, но тот только рассмеялся моим словам.

– Нельзя судить о вещах по внешнему виду, – сказал он. – Я немало времени провел среди местных эльфов и поверь мне, Хэмфаст, в них не больше зла, чем в твоих халфлингах.

– Они не мои, – возразил я. – Моя раса – это хоббиты, а халфлинги совсем другие, у них совсем другая культура. Даже орки Средиземья ближе к хоббитам, чем халфлинги Аркануса.

Мы перенеслись в Миррор обычным заклинанием перемещения высшей магии. Обычно это заклинание не позволяет переходить между мирами, но если миры связаны очень тесно, это становится возможным. Получается, что Арканус и Миррор так же тесно связаны, как Средиземье и маленький мирок, сотворенный Уриэлем.

Мы стояли на берегу Хеллривера. Интересно, что эта река имеет какое-то неуловимое сходство с Торуином. Если бы на Арканусе были сумерки, то в сумерках Торуин выглядел бы точь-в-точь, как Хеллривер. Я поделился этой мыслью с Уриэлем.

– Да, Хэмфаст, есть такое дело, – сказал он. – География этих двух миров вообще очень странная. Такое ощущение, что Творец творил эти миры… с похмелья, что ли. Кажется, что Творцу было лень придумывать уникальные пейзажи для каждого места и он построил мир из одинаковых кирпичей, как хижину орка. Все реки и все горы здесь похожи друг на друга. Да и более странные вещи встречаются в местной географии, почему, например, к югу от Торвелла находится несколько тысяч квадратных миль песчаной пустыни? Откуда там пустыня? Пустыня возникает там, где горы встают на пути влажных ветров, пустыня не может быть островом посреди леса. Ерунда какая-то…

По глади Хеллривера непрестанно сновали парусные рыбачьи лодки, с одной из них нас заметили. Эльфы засуетились, они уставились на нас, оживленно переговариваясь и совершенно забросив то, чем занимались до этого. Один из эльфов, на вид самый старый, выставил левую руку в нашем направлении, оттопырив указательный палец и мизинец. Я знаю, что в этих мирах не действует инцинера и подобные ей заклинания, но все равно непроизвольно вздрогнул.

– Они думают, что я привидение, – сообщил Уриэль. – А этот жест, как принято считать, отгоняет нечистую силу. Ерунда. Интересно, что они подумали насчет тебя. А вон, кстати, видишь вон ту лодку с колесом на парусе?

– С каким колесом?

– Ну на парусе у нее нарисовано колесо с тремя спицами. Вон, видишь, эльфа в черной куртке на корме? Это моя копия. – Уриэль усмехнулся. – Как его, бедного, достали, каждый считает своим долгом сообщить, что снова видел привидение Уриэля, так, глядишь, однажды из Хеллгейта священники приедут посмотреть поближе на природную аномалию. Ладно, Хэмфаст, посмотрели и будет. Давай, одевай невидимость, чтобы эльфов не пугать, и полетели, что ли?

– А куда лететь-то?

– Как куда? В Джет, в башню Сссра. Вначале летим в Хеллгейт, потом огибаем слева озеро Хеллейк, и держим строго на север. Если лететь не спеша, дня за четыре доберемся.

И мы полетели.

17

Хеллгейт стоял не на горе, как Сакред Вейл, и не в лесу, как Торвелл, а на равнине. И вокруг Хеллгейта не было стены.

– А зачем здесь стена? – удивился Уриэль, когда я спросил его об этом. – На Мирроре нет других хозяев, кроме Сссра, ну, правда, сотня твоих халфлингов бродит по другому континенту, но это далеко отсюда. В общем, местным эльфам могут угрожать только бродячие монстры, но они появляются редко, не каждый год. Нет смысла строить здесь городские стены.

Понятно, но все равно странно видеть, как город возникает посреди равнины как-то постепенно, без резкой границы. Вначале сараи и амбары, потом отдельные дома, далеко отстоящие один от другого, потом домов становится все больше, они все теснее прижимаются друг к другу, и как-то незаметно мы оказываемся посреди довольно большого города.

Хеллгейт здорово отличается от городов халфлингов. Эльфы строят очень странные дома, они сложены из бревен, так же, как и дома халфлингов, но вот архитектура… даже не знаю, как это описать, чтобы было понятно. Попробую. Представьте себе огромный пенек толщиной футов в пятнадцать-двадцать и высотой примерно столько же. Внутри большое дупло, и в этом дупле живут эльфы. А сверху пенька зеленеет молодая поросль, будто пенек снова хочет превратиться в дерево. Самое безумное – это то, что, если приглядеться, понимаешь, что это вовсе не пенек, а искусная имитация пенька, сложенная из бревен. Не понимаю, зачем эльфы тратят столько сил и времени на то, чтобы покрыть сруб большими пластами древесной коры, натаскать на крышу плодородной земли и высадить там молодые побеги.

– Традиция… – только и смог сказать Уриэль по этому поводу.

А общественные здания в Хеллгейте выглядят точь-в-точь, как у халфлингов. Странно, даже не верится, что видишь это своими глазами – как могли совершенно разные расы, никогда не встречавшиеся лицом к лицу, независимо друг от друга построить одни и те же здания по одним и тем же проектам.

– Не знаю, – сказал Уриэль, – могу только предположить, что архитектура этих зданий вложена в души строителей самим Творцом. Иначе, действительно, не объяснить, почему они строят одинаково.

Мы медленно приближались к рыночной площади. Людей на улицах становилось все больше и вот уже это можно назвать толпой, пусть и с большой натяжкой. На нас никто не обращал особого внимания, мало ли какие дела могут быть в городе у двух почтенных эльфов. Я ведь выглядел теперь как эльф, с помощью высшей магии я преобразовал свой внешний облик, а Уриэль помог грамотно подобрать индивидуальные черты, чтобы не получилось, как в моей прошлой жизни, когда наугад выбранный человеческий облик оказался как две капли воды похож на Саурона, каким его рисуют на иллюстрациях к книгам.

Путь к рыночной площади проходил мимо гарнизонного городка и мы почему-то привлекли внимание двух воинов в двухслойных кольчугах и открытых шлемах, выходивших из ворот городка. Не знаю, что в нас показалось им подозрительным, скорее всего, они просто только что вышли в патруль и стремились пристать с расспросами к первому встречному, чтобы потом с чувством выполненного долга зарулить в ближайшую таверну и достойно провести оставшееся время дежурства. А может, в нашем облике и вправду что-то было не так, не знаю.

В общем, они подошли вплотную к нам и тот воин, который выглядел чуть постарше, сказал:

– Приветствую вас, почтенные. По какой надобности вы посетили сей город?

Уриэль медоточиво улыбнулся и ответил:

– Мы привидения и вправе посещать любые места.

Челюсть воина отпала.

– Какие такие привидения? По какому это праву вы вправе… тьфу!

– Вот по какому, – сказал Уриэль и растворился в воздухе.

Я остался на месте.

– Куда он делся? – строго спросил меня патрульный.

– Исчез, – ответил я, – улыбнувшись столь же лучезарно. – Он же привидение.

– А ты кто?

– Тоже привидение.

– Тогда почему не исчез?

– Успею еще.

Воин внезапно бросился ко мне и крепко ухватил меня за рукав. От неожиданности я даже не успел заблокировать его движение.

– Невежа, – сказал я и тоже растворился в воздухе.

На самом деле я, конечно, совершил перемещение вверх одновременно с наложением невидимости, но со стороны это выглядело, будто я растворился в воздухе.

Я не удержался от мелкой шалости, меня обидело то, как грубо этот солдат обошелся со мной. Я вник в суть шлема, надетого на его голову, а потом кое-что изменил и стальные пластинки, прикрывающие щеки, удлинились, вытянулись и срослись под подбородком. Пусть теперь попробует снять шлем, дурилка.