Текст книги "Золотой цверг"

– Простой рабочий – и в командировку?

– Вам так сказали, вы сами в это не верите, наверняка здесь какая-нибудь интрига, но вас это, по большому счету, не касается. Вы ведь не обязаны оценивать оптимальность распоряжений высокопоставленных менеджеров, не так ли? Вот видите. Что-то хотите спросить?

– Да, еще одну вещь. Он на самом деле хотел меня отравить?

– Затрудняюсь сказать. Боюсь, что точный ответ может дать только Сингх.

– Но такие яды, как он описал, существуют в действительности?

– Я не специалист в токсикологии. Если хотите, наведу справки.

– Спасибо, это того не стоит. И еще раз спасибо, что меня выслушали.

– Не стоит благодарности. Всего доброго.

– Всего доброго.

3

Ши Хо лежала на спине, ее голову и лицо скрывал виртуальный шлем. Судя по тому, как подергивалось ее обнаженное тело, она играла во что-то, связанное с полетами. Джон Рамирес и Иван Мастерков сидели на диванчике напротив, пили синтетическое пиво и беседовали.

– Не понимаю я тебя, Джон, – говорил Иван. – Тогда, когда ты сказал, что не желаешь смерти этому гаду, я подумал, что ты так сказал потому, что все уже проголосовали, чтобы он жил. А сейчас выясняется, что ты на самом деле решил его пощадить.

– Каждый имеет право на ошибку.

– Ни хрена себе ошибка! Мы спаслись чудом, если бы не тот мужик, от нас бы осталась одна кучка пепла на всех. А ты говоришь, это ничего, он ошибся, раскаялся и все в порядке. А я так думаю – если у тебя нервы настолько расшатаны, лучше сразу сделать себе харакири, чем командовать, типа, этого убить, этого не убивать... тьфу!

– Ты не понимаешь, Иван. Каждый может ошибиться. Мы должны прощать чужие ошибки, ведь если мы не будем прощать, то кто простит нас?

– Ну и пусть не прощает! Если бы я такое натворил, я бы и не стал говорить о прощении. Какое может быть прощение, если ты чуть не перебил кучу людей ни за что ни про что? И ты еще учти, там были не только мы, если бы эта граната взорвалась в помещении, там бы человек сто полегло.

– Нельзя творить великие дела и сохранять чистую совесть. У нас с тобой тоже совесть нечиста.

– С чего это вдруг? С того, что соль отправилась не в университет, к этому твоему Гарневичу, а сюда, на Деметру? Так нечего мучаться совестью, ты же сам рассказывал про порядки в том университете. Этим уродам такие вещи нельзя давать, это как пистолет для обезьяны.

– А кому можно давать такие вещи? Ты уверен, что мы с тобой сможем все сделать, как надо? Тебя не пугает, сколько людей погибнет в час выступления?

– Лес рубят – щепки летят. Если без жертв нельзя обойтись, так нечего и сокрушаться. И не так уж много людей погибнет, вряд ли больше тысячи, мы ведь не абы как все устраиваем, все десять раз продумано и рассчитано. А у Сингха, видите ли, информация достоверная была. Если бы у него и вправду была достоверная информация, я бы и слова не сказал. А что получилось? Только дал команду всех замочить, как сразу выясняется, что это не нужно было, что на самом деле кто-то другой виноват. Перед тем, как такие приказы отдавать, надо десять раз все обдумать. А таким людям, как Сингх, проще сразу все концы обрубить, а кто прав и кто виноват, пусть потом бог разбирается. На других людей им наплевать, кроме своих забот, больше ничего не волнует. Ты пойми, Джон, наше братство для того и существует, чтобы таких людей не было!

– Такие люди будут всегда.

– Не всегда. Когда мы установим новый порядок, они вымрут, пусть не сразу, но вымрут. Потому что при правильном порядке выигрывает не тот, у кого нет совести, а тот, у кого она есть. А тех, у кого совести нет, надо истреблять. Безжалостно.

– А у тебя самого совесть есть? Про ту историю в электричке забыл уже?

– А что такого? – искренне возмутился Иван. – Эти гопники были сами виноваты, нечего было приличных людей грабить. А коли уж вышел на дело, так будь готов ко всему.

– Я не об этом, – пояснил Рамирес, – а о том, что ты с ними сделал.

– А что? Что нужно было с ними делать? В полицию сдавать? Так это еще хуже, разобрали бы их на органы и отправили на Землю по частям.

– Все равно. Ты вначале унизил их, а потом убил.

– Они сами себя унизили, когда пошли грабить. А если бы я их не убил, их убил бы кто-нибудь другой, а до этого они бы такого успели натворить…

– Тогда стрелял бы сразу в голову. Или вообще не стрелял бы, я бы и без тебя справился. И без оружия.

– Твоей жизнью нельзя было рисковать. Если бы не ты, проект никогда бы не состоялся.

– Я взрослый человек, я сам могу решать, когда моей жизнью можно рисковать, а когда нельзя. Мне кажется, дело совсем в другом. Дело в том, что тебе нравится убивать.

– Что за ерунда! – воскликнул Иван. – Я за всю жизнь ни единого человека не убил, и не собираюсь.

– Те двое в электричке были не люди?

– Нет, конечно. Они же были вне закона, их истреблять не только можно, но и нужно.

– А нужно ли?

– Да ну тебя, Джон! Два грязных обдолбанных мерзавца, да я доброе дело сделал, когда их пристрелил.

– Не спорю. Но зачем ты стрелял по ногам усиленным зарядом? Ты же весь вагон обгадил!

– Мои действия были в пределах необходимой обороны, это даже полицейские признали.

– Твои действия были неоптимальны и неоправданно жестоки. Если ты сразу решил их замочить, ты должен был стрелять в голову зарядом минимальной мощности.

– Да, я знаю, мы это обсуждали, я признал, что был неправ. Зачем снова к этому возвращаться?

– Не зачем, а почему. Потому что мне показалось, что ты устроил то безобразие не со страху, а потому что ты садист.

– Я садист? Да я даже в виртуальности никогда…

– Ты сам можешь не понимать, что ты садист. Но уже второй раз тебе доставляет удовольствие унижать других людей. Это тревожный симптом.

– Да ну тебя! И вообще, давай больше не будем об этом говорить. В бой надо идти со спокойной душой.

– Вот и сейчас ты с радостью думаешь о предстоящих боях!

– А как мне еще думать? Печально?

– Да, печально. Потому что на пути к светлому будущему придется загубить множество тех, кто ни в чем не виноват, кто оказался на пути прогресса случайно, не по собственной злой воле. Это их судьба, нам ее не изменить, но мы обязаны сожалеть о том, чего не можем изменить, потому что иначе мы не отличаемся от тех, на смену кому приходим.

Иван вскрыл очередную бутылку пива.

– Хорошо сказал, внушает, – сказал он. – Только давай больше не будем говорить о заумных вещах. Вот когда все кончится, у нас будет много времени, вот тогда и поговорим.

Рамирес был вынужден согласиться, не заставлять же взрослого человека выслушивать нотации подобно школьнику. Но перемены в поведении Ивана ему не понравились и особенно не понравилось то, что никаких перемен на самом деле не было. Иван всегда был таким, просто Рамирес предпочитал не замечать того, что ему не нравилось. Рамирес подумал, что когда-нибудь настанет момент, когда мириться с недостатками Ивана, да и других братьев тоже станет невозможно, и тогда… Нет, Иван прав, сейчас не стоит думать о таких сложных вещах, вначале надо, чтобы нервное напряжение последних дней хоть чуть-чуть отпустило. Рамирес сделал большой глоток и постарался отвлечься от неприятных мыслей. Хотя бы на время.

4

Представителя разведслужбы звали Ибрагим и выглядел он так, как может выглядеть совершенно обычный и ничем не примечательный араб средних лет. Рост чуть ниже среднего, в меру смуглая кожа, густые черные усы, обманчиво простодушный взгляд больших карих глаз, в которых при всем желании не удавалось разглядеть ничего характерного для представителя одной из самых крупных коммерческих разведслужб планеты. Ибрагим спокойно выслушал описание объекта, который предлагалось украсть, и, не меняя задумчиво-рассудительного выражения лица, заявил:

– Это будет стоить сто двадцать тысяч. Предоплата пятьдесят процентов.

– Хорошо, – согласился Якадзуно. – Когда мы получим объект?

– Не спешите. Если это действительно просто золотая статуя, и ничего более в ней нет, она не может стоить больше ста двадцати тысяч. Если все так, как вы говорите, то операция для вас убыточна. Отсюда я делаю вывод, что ее ценность в чем-то другом. В чем?

Якадзуно не видел другого выхода, кроме как сказать правду. Все равно этот человек рано или поздно ее узнает.

– Эту статую сделали цверги, – сказал Якадзуно. – Предположительно.

– Интересно, – равнодушно протянул Ибрагим. – И это все?

Якадзуно промолчал.

– Я не верю, что это все, – продолжал Ибрагим. – Ни один коллекционер не заплатит за цвергскую статую больше трехсот тысяч, даже без учета криминального происхождения. А с учетом криминального происхождения получается, что овчинка не стоит выделки. Тут должно быть что-то еще.

– Вы должны пообещать не разглашать эту информацию, – сказал Якадзуно.

– Вся информация заказчика конфиденциальна по определению, – заявил Ибрагим. – Наша фирма дорожит своей репутацией, мы никогда не разглашаем информацию клиентов, потому что стоит пойти слухам, и к нам перестанут обращаться. Вы можете не волноваться.

– Хорошо. Странность первая. Объект был доставлен с Гефеста курьером «Истерн Дивайд». Гораздо разумнее было спрятать эту вещь среди металлических слитков.

– Возможно, отправитель не имел доступа к грузовым капсулам. Или просто не хотел рисковать.

– Возможно. Странность вторая. Курьер прибыл сюда грузовым поездом. Статуя золотая.

– Это действительно странно, – согласился Ибрагим. – Отсюда следует, во-первых, что курьера использовали втемную, а во-вторых, что отправитель никогда не читал таможенный кодекс Деметры.

– Именно. И в-третьих, отсюда следует, что статую отправляли в большой спешке, иначе отправитель дождался бы пассажирского поезда.

– Согласен. Вероятно, отправителя кто-то спугнул. Либо полиция села на хвост, либо мафия, насколько я знаю, у вас на Гефесте это почти одно и то же.

– Не совсем. Странность третья. Фирма «Ифрит Плюс», получатель груза, узнав о проблемах на таможне, немедленно расплатилась с «Истерн Дивайд».

– Не хотели привлекать внимания к грузу. Если бы они начали судиться, этого не удалось бы избежать.

– Странность четвертая. Оплатив доставку груза, фирма «Ифрит Плюс» немедленно самоликвидировалась.

– Что это за фирма, кстати? Однодневка?

– По всем признакам однодневка, но просуществовала два года.

– Интересно. Самоликвидировалась… законным путем идти не захотели. Да все понятно – либо начальник таможни в деле, либо будет силовая акция. Открою маленькую тайну: к нам еще никто не обращался с аналогичным предложением.

– А к вашим конкурентам?

– У них нет конкурентов, – встрял в разговор Дэйн. – Бизнес коммерческой разведки давно поделен, у каждой компании свои зоны, они никогда не вмешиваются в дела друг друга.

– Вы недавно у нас? – спросил Ибрагим, глядя на Якадзуно.

– Да, – кивнул Якадзуно, – я приехал на том же поезде, что и статуя.

– Понятно. Нескромный вопрос: для вас представляет ценность именно статуя или прежде всего вы заинтересованы в том, чтобы выявить и пресечь канал контрабанды?

– Это не канал контрабанды, по всем признакам перевозка разовая.

– Я неаккуратно выразился…

– Смысл понятен, – перебил Ибрагима Якадзуно. – Скорее второе, чем первое.

– Замечательно. Тогда я выдвину встречное предложение – мы объединяем информацию и усилия. Информация общая, прибыль делим пополам.

– Думаете, прибыль будет?

– Большой прибыли, думаю, не будет, по-моему, сама статуя здесь представляет наименьшую ценность. А вот все странности, что вы перечислили, наводят на мысль, что здесь творится что-то интересное и нехорошее.

– Согласен с вами.

– В каком смысле согласны?

– В обоих. И с тем, что происходит что-то нехорошее, и с вашим предложением.

– Замечательно.

Ибрагим протянул руку и Якадзуно пожал ее. Дэйн тоже протянул руку, но рукопожатия не удостоился и был вынужден сделать вид, что просто взглянул на часы. Якадзуно усмехнулся про себя – Ибрагим правильно понял, кто здесь главный.

– В операции участвовать будете? – спросил Ибрагим.

– Зачем? – удивился Якадзуно. – Думаю, у вас найдутся бойцы получше нас с Рональдом.

– Как хотите. Мы сделаем видеозапись, вы ее получите, если операция провалится. Но я надеюсь, что она не провалится. Если не возражаете, я пойду, думаю, что операцию следует провести как можно быстрее.

– Если потребуется наша помощь…

– Я обязательно обращусь. Всего доброго.

– До встречи.

5

Раз в неделю Сяо Ван посещал Колизей. Его не интересовали ни бары, ни рестораны, ни бордели, ни спортивные комплексы, единственным местом в Колизее, которое Сяо Ван удостаивал своим посещением, был сад камней. Самый обычный сад камней, далеко не шедевр, но лучшего места для медитации в Новом Кузбассе все равно не было.

Сяо Ван стоял на коленях, его взгляд был устремлен в одну точку, губы беззвучно шептали мантры, а ничем не стесненные мысли галопом неслись через вселенную на крыльях чистого разума. Сяо Ван пытался найти гармонию, если не в себе, то хотя бы в мире.

Все шло не так. Казалось, что пошатнулись все до единой основы мироздания, и жизнь, ранее такая близкая к идеалу, который древние философы сравнивали с полетом стрелы, теперь все более напоминала путь змеи в камышах на берегу Хуанхэ. Все менялось, быстро и резко, и Сяо Вана не отпускало четкое ощущение, что он перестал понимать пути перемен. В последнее время ему стало казаться, что разум и чувства обманывают его, чем дальше, тем больше, что весь мир ополчился на одного человека, и что это не просто череда несчастливых случайностей, но испытание, пройдя которое, душа поднимется на новый уровень совершенства. Если бы Сяо Ван был христианином, он сказал бы, что его испытывает бог.

Абубакар Сингх, начальник пиар-отдела. Умный, скромный и обаятельный человек, настоящий руководитель, достойный во всех отношениях, вежливый, обаятельный и интеллигентный. Неожиданно оказался крестным отцом мафии «Уйгурского Палладия» и не просто крестным отцом, а недостойным крестным отцом, бросившим свою семью на произвол судьбы. Пришел к Сяо Вану на прием, показал пластиковое ухо, которое предварительно обспускал кровью из носа, нажрался каких-то таблеток, запугал Сяо Вана до полусмерти, заставил завизировать нелепое распоряжение и уехал на межзвездном поезде. Сяо Ван не сомневался, что Сингх уехал навсегда, ведь будь Сяо Ван на месте генерального директора господина Дхавапути, он никогда не позволил бы такому человеку снова занять пост, оставленный в трудную минуту. Интересно, что заставило Сингха покинуть планету в такой спешке? Помнится, он говорил, что скоро все все узнают, интересно, это была фигура речи или действительно грядет что-то масштабное?

Джон Рамирес. Одна из основных достопримечательностей «Уйгурского Палладия». Доктор физики, потрясающе умный человек, которому в результате каприза богов достались тело и лицо, более подобающие портовому грузчику. Неплохой человек, хотя и излишне слабовольный, вот, например, когда они отправляли цвергскую статую, он легко выдал корпоративную тайну. Интересно, кстати, довез ли курьер эту статую? А ведь она тоже ехала на Деметру. И Мусусимару отправил своего сына на Деметру. Что-то много совпадений…

Нет, вряд ли эта история связана с той статуей, скорее, очередные мафиозные разборки. И, скорее всего, дело не обошлось без Мусусимару-старшего, старый перец, небось, спит и видит, как бы подмять под себя не только официальную службу безопасности, но и неофициальную. И, что самое интересное, теперь это у него наверняка получится. Теперь, когда крестный отец покинул планету, все зависит от главного консильеро… интересно, кто он такой… нет, это так просто не определишь, ведь пока Сингх не признался в том, что он крестный отец, Сяо Ван не мог и предположить такую возможность. Да, в службе безопасности «Уйгурского Палладия» грядут большие перемены и, чем бесы не шутят, может оно и к лучшему.

Дзимбээ Дуо. Этого человека Сяо Ван не знал лично, несколько раз они встречались на больших совещаниях, еще они пару раз говорили по телефону, когда решался вопрос насчет квот на грузовые перевозки по одному магистральному тоннелю. Насколько Сяо Ван помнил этого человека, это был нормальный квалифицированный руководитель среднего звена, не замеченный ни в чем дурном, но и не сделавшим для компании ничего особенно хорошего. Сяо Ван терялся в догадках – что могло связывать Сингха и Дуо? Может, Дуо тоже входил в мафию? Нет, это уже паранойя.

А ведь там были еще три человека: врач, экономист и простой рабочий. Почему все они уехали вместе с Сингхом? Можно предположить, что и они входят в мафию, но это ерунда, в самом деле, что делать в мафии простому рабочему? Или он только казался простым рабочим? А зачем? Непонятно. Что-то ненормальное здесь таится, но что...

Сзади донеслось деликатное покашливание. Сяо Ван недовольно поморщился, он терпеть не мог, когда его медитацию прерывали.

Сяо Ван обернулся. Сзади него стояли два молодых человека среднего телосложения, один из них принадлежал к индийской этнической группе, второй был европейцем. Оба выглядели как типичные менеджеры низшего звена, молодые и образованные, отправившиеся на Гефест не столько за деньгами, сколько за карьерой. Нет, эти люди нисколько не походили на бандитов. После разговора с Сингхом Сяо Ван стал бояться бандитов, иногда ему казалось, что мафия собирается его ликвидировать, потому что он теперь слишком много знает. Сяо Ван гнал от себя эти мысли, он понимал, что этот страх не обоснован, но окончательно прогнать тревожные мысли Сяо Ван не мог.

– Господин Сяо Ван Гу? – вежливо спросил индус.

– Да, – кивнул Сяо Ван и поднялся с колен. – Чем могу служить?

– Вам придется пройти с нами.

– Зачем?

– Не зачем, а почему, – с этими словами индус вытащил из-за пазухи маленький пневматический пистолет. – Потому что эта штука заряжена отравленными иглами.

Сердце Сяо Вана екнуло. Выходит, страх не был необоснованным, Сяо Ван действительно слишком много знал.

– Что вам нужно? – спросил Сяо Ван, он понимал, что вопрос глупый, но ничего не мог с собой поделать. Его начало трясти.

– Вам все объяснят, – улыбнулся индус. – Пойдемте.

Сяо Ван вздохнул и сделал первый шаг. Индус отступил в сторону и спрятал пистолет обратно за пазуху.

– Вы пойдете впереди, – сказал он, – я буду говорить, куда идти. Бежать или звать на помощь не советую – мы будем стрелять без предупреждения. У вас только один шанс остаться в живых – выполнять все команды быстро и беспрекословно. Вперед!

Сяо Ван пошел вперед. Конвоиры заняли позицию за спиной и вся троица неспешным шагом двинулась по направлению к каменным стенам, окружающим Колизей. Вокруг ходили радостные отдыхающие люди, большинство из них были пьяны или под воздействием наркотиков, им было хорошо, они даже не подозревали, что совсем рядом, буквально в двух шагах, прямо сейчас похищают человека. Внезапно Сяо Вану стало жарко, пот выступил на лбу и потек вниз крупными каплями, Сяо Ван поднял руку, чтобы вытереть пот, и шестым чувством ощутил, как сзади напряглись бандиты. Но смертельного выстрела не последовало.

Сяо Ван был уверен, что ему не жить. Он знал многое, но он не знал ничего, что неизвестно этим людям. Мафия не хочет получить информацию, она хочет избавиться от опасного свидетеля. Этот индус что-то говорил про шанс остаться в живых, но очевидно, что никаких шансов уже нет. Есть, конечно, маленький шанс, что эти люди не из мафии, или что они не из той мафии, но этот шанс настолько маленький…

– Вы от Абубакара Сингха? – спросил Сяо Ван.

Сзади послышался ехидный смешок.

– Не твое дело, – ответил индус. – Давай, шевели ногами.

И в этот момент Сяо Ван окончательно уверился в том, что ему приходит конец. Жерла транспортных тоннелей, скрытые за голографическими миражами, уже совсем рядом, сейчас они подойдут к одному из них, конвоиры заставят Сяо Вана войти в дрезину, а дальше в лучшем случае последует выстрел в упор, а в худшем… если они хотят-таки получить какую-то информацию… или если они садисты…

Сяо Ван резко остановился и обернулся назад.

– Все, – сказал он, – дальше я не пойду. Можете стрелять.

Бандиты озадаченно переглянулись. Индус пожал плечами.

– А почему бы и нет, – пробормотал он и потянулся за пазуху.

Стоявшая неподалеку светловолосая веснушчатая девочка лет четырнадцати, с двумя смешными косичками, топорщившимися в разные стороны, открыла упаковку жвачки, вытащила подушечку, но не отправила ее в рот, а сноровисто щелкнула пальцами, жвачка промелькнула в воздухе и стукнула индуса точно в кончик носа. Индус согнулся пополам и упал на землю, его тело затряслось в конвульсиях.

Второй бандит сунул было руку за пазуху, но получил свою порцию жвачки от узкоглазого пацаненка, в компании с которым прогуливалась веснушчатая девочка. На этот раз жвачка попала не в лицо, а в правое плечо, руку бандита свело судорогой, он отпрыгнул назад, яростно сверкая глазами и отчаянно пытаясь оглядеться по сторонам.

Сморщенный белобородый старичок в тюбетейке, шедший по своим неведомым делам в трех шагах позади, перестал хромать, перехватил свою палку двумя руками, как боевой посох, и с силой ударил бандита по сведенной судорогой правой руке. Раздался хруст ломающейся кости. Мальчишка, только что промахнувшийся жвачкой, прыгнул вперед и его правая нога с размаху впечаталась в подбородок бандита. Хруст раздался еще раз. Сяо Ван внезапно вышел из странного оцепенения, в котором пребывал последние минуты, всплеснул руками и побежал, сам не зная куда, а потом в его копчике взорвалась молния и он рухнул вперед, успев выставить руки за мгновение до того, как сознание померкло.

6

Дзимбээ Дуо отпил очередной глоток из четвертой за сегодня бутылки пива и широко улыбнулся.

– Почему я проголосовал за жизнь этого урода? – переспросил он. – Я голосовал не за его жизнь, я голосовал за свою жизнь.

– Что ты имеешь ввиду? – не понял Рамирес.

– Я имею ввиду, что цианиды никогда не упаковывают в ампулы с толстыми стенками. А вот психотропную органику вроде феназина хранят, наоборот, исключительно в таких ампулах.

– Думаешь, там был феназин?

– Но уж точно не цианид. Сингх не такой человек, чтобы совершить самоубийство из-за мук совести. А вот прикончить всех нас, чтобы самому остаться в живых, для него раз плюнуть.

– Но у него же не было респиратора!

– Существует универсальный антидот против всех ядов семейства YS. Если заблаговременно съесть десяток таблеток, можно принять внутрь до грамма яда и не ощутить никаких неприятных симптомов. Как раз наоборот, – Дзимбээ хихикнул, – будет приятно, феназин в малых дозах оказывает наркотический эффект, вроде как от героина, но с меньшим привыканием.

– Ты уверен? Там действительно был феназин?

– Скорее всего. Знаешь, Джон, мне проще поверить в это, чем в то, что в старом душителе проснулась совесть.

– Ты уже второй раз называешь его душителем. Почему?

– Это у него погоняло такое. Прозвище. Нет, сам он никого не задушил, просто в его народе бандитов называют душителями. Традиция такая.

– Но почему ты ничего не сказал?

– Я тебе говорю.

– Я имею ввиду, почему ты тогда ничего не сказал?

– Если бы я сказал, он бы вскрыл ампулу.

– А потом? Если ты уверен в своей правоте… такие вещи нельзя оставлять безнаказанными!

– Тогда это было невозможно, он бы всех отравил, не моргнув глазом. А сейчас я не вижу смысла наказывать Сингха. Да, он поступил нехорошо, но жизнь вообще нехорошая штука. Теперь у него больше нет причин желать нам зла. Наоборот, если он доставит на Деметру всю свою ячейку в целости и сохранности, это поможет ему, когда ему предъявят обвинение за неаккуратное проведение операции.

– Это не его ячейка, это моя ячейка!

– Ты все еще так думаешь? Ну-ну. Вот приедем на Деметру, увидишь, кому поручат нами руководить.

– Но это неправильно! Если все так, как ты говоришь, Сингх – законченный мерзавец, ему не место в наших рядах!

– А кому место в наших рядах? Думаешь, я делал меньше подлостей, чем он?

– Я думаю, ты не предавал своих.

– Своих не предавал, а чужих…

– Чужих невозможно предать!

Дзимбээ печально улыбнулся и отпил еще один глоток.

– Хорошо тебе, Джон, – сказал он, – у тебя всегда есть ответ на все вопросы. Ты замечательный проповедник…

– Я не проповедник!

– Дослушай до конца, Джон, не перебивай меня. Ты замечательно говоришь об идеях братства, у тебя твердая вера, ты умеешь зажигать других своей верой. Ты прекрасно проявил себя в роли номинального руководителя ячейки. Да-да, именно номинального, всеми серьезными мероприятиями руководил Сингх, ведь так?

Рамирес задумался. Получалось именно так.

– Вот видишь, – продолжал Дзимбээ. – Люди созданы разными, у тебя хорошо получается делать научные открытия и говорить о хороших вещах, а у Сингха хорошо получается делать грязную работу. Понимаешь, Джон, всегда кто-то должен делать грязную работу, такие люди, как мы с Сингхом, нужны всегда. Другие люди говорят, что мы мерзавцы, и они правы, но чаще всего они не понимают того, что обществу нужны и мерзавцы тоже. Когда-нибудь мир станет един и мы с Сингхом перестанем быть нужными, но это произойдет нескоро, на наш век хватит.

– Но ты же сам говорил, выступление начнется в ближайшие недели!

– Да, ну и что? Но что будет дальше? Анархия, хаос, затем диктатура, затем переходный режим. Думаешь, переходный режим пройдет быстро? Мирабо, Гитлер и Мао Цзэдун тоже так думали.

– Какой еще Мирабо?

– Был такой граф, стоял у истоков Французской революции.

– Разве главным был не Робеспьер?

– Робеспьер поднялся потом. Так вот, все революционеры страдают одним и тем же заблуждением, они думают, что светлое будущее наступит если не завтра, то хотя бы послезавтра. Но так никогда не бывает, всегда появляются проблемы, революция затягивается, она переходит из одной фазы в другую, но светлое будущее остается все таким же недостижимым. Если повезет, его может увидеть следующее поколение, но пока еще никому не повезло.

– Нам повезет. У нас есть то, чего не было у других.

– Да, я знаю, у нас есть реальный шанс на победу. Но я думаю, что для победы потребуется не меньше двадцати лет. Может быть, я неправ, я буду очень рад, если я неправ, но, ты знаешь, я очень редко оказываюсь неправ.

– Так, по-твоему, все бессмысленно?

– Почему бессмысленно? Все осмысленно, светлое будущее наступит, но не сразу. Никто ведь не обещал, что это случится уже завтра. Всему свое время.

– Ладно, я понял, что ты имеешь ввиду. Но что делать с Сингхом?

– Ничего. Ты знаешь кого-нибудь на Деметре, с кем можно выйти на связь?

– Нет.

– Я тоже не знаю, а Сингх знает. Если мы прибудем на Деметру без него, у нас будут проблемы.

– Какие проблемы? Наши документы в порядке.

– А как ты объяснишь цель поездки?

– Там же написано – командировка.

– С какой целью?

– С секретной.

– Ага, Иван Мастерков направлен в секретную командировку. Да у него допуск нулевой!

– Но не оставлять же его было!

– Не оставлять. Кстати, я никак не пойму, зачем ты его завербовал?

– Он хороший человек, он принял идеи братства…

– Если вербовать всех хороших людей, в братство войдет каждый десятый.

– Иван много сделал для нас.

– Не спорю. Но он мог сделать то же самое, не будучи членом братства.

– Могла быть утечка информации…

– Ты бы взял с него подписку. Иногда случается, что простые рабочие оказываются посвящены в самые сокровенные тайны компании.

– Я знаю. Но все равно… всегда могут быть случайности… нет, по-моему, по-настоящему преданным может быть только тот, кому доверяют.

– Согласен. Но зачем нам преданность Ивана? Что от него требовалось? Изваять статую? Ты мог и сам это сделать. Да, это заняло бы больше времени, но число посвященных стало бы меньше на одного человека. Либо ты мог взять с Ивана подписку и приказать ему изваять эту статую на правах начальника.

– Я не его начальник.

– Ах, да… Ну тогда взял бы за хобот кого-нибудь из своих оболтусов.

– Их не так просто взять за хобот.

– Попросил бы меня.

– Я же не знал, кто ты такой.

– Да, действительно. Ну да ладно, что сделано, того не воротишь. Давай лучше выпьем.

– Подожди! Ты действительно хочешь оставить Сингха безнаказанным?

– Да.

– После всего, что он сделал?

– Да.

– Но почему? Если ты сказал про него правду, он не должен входить в братство! Это все равно что чистокровный еврей в правительстве Гитлера.

– Оригинальное сравнение, – хихикнул Дзимбээ. – Но что делать, если единственный, кто способен справиться с делами, оказался евреем? По-моему, одна из причин, по которым Гитлер проиграл, была в том, что он никогда не мог посмеяться над своей верой. Если ты относишься к своим убеждениям слишком серьезно, в этом твоя слабость.

– Но нельзя же относиться к своим убеждениям настолько несерьезно!

– Почему нельзя? По-моему, очень даже можно. Да, в братство затесался самый отъявленный негодяй, мерзавец, гад и кандидат на истребление. Ну и что? Он выполняет свои функции, он делает то, что лучше него никто не сделает. Зачем отказываться от его услуг?

– Затем, что если мы не откажемся от его услуг, мы тем самым откажемся от наших идеалов.

– Мы не откажемся от наших идеалов, мы просто отступим от буквального следования правилам во имя великой цели. Ты ведь христианин? Помнишь, Христос говорил: не ругайтесь, порождения ехиднины!

Рамирес поморщился. Хоть он и не считал себя ортодоксальным христианином, богохульства он не терпел.

– Христос говорил совсем не то, – сказал он. – Христос говорил «не ругайтесь» один раз, а обзывал апостолов в другой раз. Он был человеком, ему не были чужды человеческие слабости.

– А ты не человек? Или, может быть, Сингх не человек?

– Нет, но… должны же быть какие-то пределы человеческой подлости!

– Должны. Я даже скажу, какие пределы. Подлость допустима в тех пределах, в каких она не мешает общему делу. Не согласен?

– Не согласен. Это получается прагматизм какой-то.

– Это и есть прагматизм. А что в нем плохого? Наша революция насквозь прагматична и это дает нам шанс. Революцию нельзя делать в упоении от собственной чистоты, рано или поздно тебе придется запачкать руки, и тогда ты начнешь колебаться и упустишь момент. С чистыми руками революцию не делают.

– Значит, по-твоему, Сингх все-таки должен остаться безнаказанным.

– По-моему, да. По крайней мере, до тех пор, пока поезд не прибудет на Деметру и мы не установим контакт с руководством братства. До этого момента расправляться с Сингхом просто глупо. А после этого… если ты его пристрелишь, я не буду тебе мешать. Только лучше сам с этим делом не связывайся, предоставь это Ивану.

– Думаешь, у него получится лучше?

– Думаю, да. Он уверен в своей правоте, а это очень помогает в таких делах. А пока давай больше не будем грузиться. Лучше выпей, расслабься, приди в себя. Начинается война, а на войне надо использовать любую свободную минуту.