Текст книги "Золотой цверг"

Шальная пуля настигла-таки бешено мечущуюся гранату, аккумулятор сдетонировал и небо озарилось кроваво-красной вспышкой, из-за тумана совсем не ослепительной и почти не страшной. Анатолий примерно оценил мощность взрыва тонн в тридцать в тротиловом эквиваленте, даже странно, куда делась остальная энергия… впрочем, понятно куда, граната ведь летела под дождем… черт возьми, еще полчаса, и вторая граната полностью разрядится! Это же надо было так опозориться – в кои-то веки доверили нормальное оружие и так растратить энергию!

Огонь с земли прекратился и практически одновременно туман озарился разноцветными вспышками – это вернулись к земле пули, выпущенные в небо. Ударяясь о землю, они вспыхивали маленькими вулканчиками, выбрасывая вверх целые гроздья кипящей жидкой грязи. Сейчас все пространство между «Капибарой» Анатолия и скоплением машин впереди превратилось в настоящий ад, электрические пули рвались тут и там, Анатолий даже успел подумать, как хорошо, что салон машины оснащен фильтрами, не пропускающими внешние запахи. Через пару минут обычное зловоние деметрианского болота усилится до такой степени, что без респиратора на открытый воздух лучше не выходить.

А потом случилось то, чего никто не ожидал. Прямо посередине ветрового стекла молочная пелена расцвела огненным цветком, ослепительный свет ударил прямо по мозгам, минуя глаза, как будто густой туман, отделяющий машину от точки взрыва, внезапно перестал существовать. Мозговой процессор услужливо предупредил Анатолия, что вспышка сопровождается электромагнитным всплеском во всех диапазонах, включая рентгеновский, а это значит, что взорвавшийся заряд является не электрическим, а ядерным. Экран радара засветился равномерным зеленоватым свечением, выключенный радиоприемник неприятно засвистел. Анатолий попытался нырнуть вниз, под приборную панель, но уткнулся грудью в рулевую колонку. Он понял, что не знает, как в этой модели убирается рулевая колонка, последние десять лет он вообще не сидел за рулем автомобиля, а тем более автомобиля на воздушной подушке.

– Падай! – крикнул Анатолий ничего не понимающему Якадзуно и отчаянным рывком попытался перескочить на заднее сиденье.

Подголовник водительского сиденья, который должен был сложиться и вдвинуться в спинку, не сложился и Анатолий застрял между подголовником и крышей, которая почему-то оказалась ниже, чем он предполагал. Нервы ни к черту. Якадзуно, вместо того, чтобы выполнить приказ, начал суетиться, пытаясь протолкнуть тело товарища то вперед, то назад, но ни то, ни другое не привело к успеху.

– Падай вниз! – заорал Анатолий. – Ложись, идиот, это ядерный удар, сейчас придет ударная волна!

Вспышка позади Анатолия угасла и заднее сиденье «Капибары», которое он обозревал невидящим взглядом, погрузилось во тьму. А потом огонь сзади снова начал разгораться, но не молниеносно, как это бывает при ядерном взрыве, а постепенно, так взрывается термояд, но если бы это был термояд, здесь бы уже все горело. Внезапно Анатолий понял, что произошло. Это были не грузовики, это были танки. Танковый полк, расквартированный на окраине Олимпа, попал под точечный ядерный удар, броня продержалась несколько секунд, а потом один за другим стали детонировать боекомплекты. Анатолий попытался оценить суммарную мощность взрыва, но не смог. Потому что их настигла ударная волна.

4

Якадзуно сидел, скрючившись, на крыше «Капибары» и тупо смотрел в одну точку, стараясь дышать ртом, чтобы не потерять сознание от удушливой сероводородной вони, поднятой взрывами со дна болота. Нет, Якадзуно не был настолько глуп, чтобы вылезать под радиоактивный дождь, он сидел на крыше «Капибары» с внутренней стороны.

С самого начала этой поездки Якадзуно не отпускало ощущение, что все идет неправильно и ничего хорошего их не ждет. Вначале отказ транспортной сети вынудил Анатолия взять на себя управление незнакомой машиной. В принципе, Анатолий неплохо справился с этой задачей, особенно после того, как сообразил использовать гранаты в качестве дополнительных приборов наблюдения. Всю дорогу Якадзуно неподвижно сидел на пассажирском сиденье, время от времени он поглядывал на карту, готовый вмешаться, но необходимости вмешиваться не было. А потом все произошло очень быстро и очень… да чего уж скрывать, очень позорно.

На радаре высветилось скопление каких-то машин. Анатолий ушел в себя, он полностью погрузился в управление предбоевой ситуацией и не реагировал на ненужные реплики Якадзуно, который чувствовал себя в тот момент пятым колесом в телеге. А потом туман впереди разорвался россыпью мелких вспышек, их поглотила одна крупная, Анатолий проорал нечеловеческим голосом что-то неразборчивое, зачем-то полез назад, но запутался в рулевой колонке и подголовнике сиденья, Якадзуно попытался его вытащить, но Анатолий не только не помогал, но даже отбивался. Якадзуно показалось, что Анатолий внезапно сошел с ума. А потом до Якадзуно дошел смысл слов «ядерный удар» и он автоматически нырнул в сомнительное укрытие между пассажирским сиденьем и багажным отсеком в передней части машины. А потом пришла ударная волна.

Вначале Якадзуно показалось, что ничего страшного не произойдет. Машина сильно качнулась, приподнялась примерно на метр, но сразу же выровнялась и начала медленно опускаться. Якадзуно сообразил, что Анатолий забыл выключить двигатель, может быть, еще не поздно… но нет, было уже поздно. Второй порыв ураганного ветра швырнул полуторатонную «Капибару», как невесомую щепку, корма машины врезалась в поверхность земли, защитное кольцо вокруг главного пропеллера смялось, пропеллер захрипел и на мгновение остановился, а затем начал бешено и неравномерно вращаться, лишившись половины лопастей. Заверещал зуммер, предупреждая о неисправности, но ситуация уже вышла из-под контроля, «Капибара» врезалась в поверхность болота и покатилась по ней, как гигантский мяч, и с каждым прыжком от нее отлетали мелкие детали. Треснули стекла, в салон хлынула грязная вода. Якадзуно летал по салону, как муха по сараю, он сгруппировался, отчаянно пытаясь защитить голову от сильных ударов, он даже не пытался за что-нибудь ухватиться, это было совершенно невозможно. И когда Якадзуно показалось, что конец уже наступил, машина остановилась.

Она лежала на крыше, к счастью, ее вынесло на относительно сухой участок, и болотная грязь покрыла внутреннюю поверхность крыши тонким слоем, но не затопила салон. Якадзуно аккуратно пошевелил руками, левая была в порядке, ничего не сломано и не вывихнуто, ущерб ограничивается синяками и царапинами. С правой рукой дело обстояло чуть хуже, в плечевом суставе имело место растяжение связок средней тяжести. Ничего непоправимого не случилось, можно даже обойтись без медицинской помощи, но заживать будет самое меньшее неделю. Ноги не пострадали, на спине ощущался большой поверхностный синяк, череп цел, глаза и челюсти тоже целы, а ушибы и царапины не считаются.

Закончив с инвентаризацией собственного тела, Якадзуно занялся Анатолием, который валялся без сознания посреди разгромленного салона. Злосчастный подголовник сломался, когда машина начала кувыркаться, и это спасло Анатолия от самого худшего, впрочем, то, что его постигло, тоже трудно назвать хорошим исходом – Якадзуно не составило труда диагностировать перелом позвонка в грудном отделе. Остальные травмы Анатолия были не опасны, но позвоночник… Якадзуно сидел, подтянув колени к подбородку, и не знал, что делать.

Отсюда надо убираться, с радиоактивными осадками лучше не шутить, да и воняет здесь так, что, того и гляди, отравишься. Интересно, какова смертельная доза сероводорода?.. Звать на помощь бесполезно, Якадзуно на всякий случай включил аварийную сигнализацию, но он не верил, что кто-то очень добрый попрется в зараженную зону заниматься спасательской деятельностью. Значит, надо выбираться самостоятельно.

Якадзуно примерно представлял, где находятся ближайшие дома, но он четко помнил, что если двигаться к центру Олимпа, сплошная линия домов появится только километров через двадцать. До ближайшего человеческого жилища отсюда не больше пяти километров, но надо точно знать, куда идти, иначе в тумане можно пройти в десяти метрах от своего спасения и ничего не заметить. Джипиэска не перенесла аварии, радиокомпас в зоне ядерного взрыва бесполезен, а магнитного компаса в машине не было. Да если бы он и был, Якадзуно не был уверен, что можно доверять показаниям компаса, перенесшего ядерный взрыв.

Итак, куда идти – неизвестно, неизвестно даже, где какая сторона света. Можно пойти туда, где, как кажется, находится центр Олимпа, и попасть в непроходимые болота, где еще не ступала нога человека. И если правильно выбрать направление, тоже не факт, что удастся дойти до населенных мест, ведь направление мало выбрать, его надо выдержать. А как выдержать направление под дождем, в густом тумане и при полном отсутствии ориентиров? И еще проклятый сероводород… Где-то в бардачке должны быть респираторы, но бардачок залит жидкой грязью…

Якадзуно с усилием распрямился, высунул голову в разбитое окно и увидел глюк. Получается, в этом болоте растет малиновый мох, а это означает, что смерть будет быстрой, но приятной. Якадзуно расслабился и приготовился встретить конец с достоинством.

Рядом с разбитой «Капибарой» стоял Крокодил Гена из мультсериала, который Якадзуно так любил смотреть в детстве. Крокодил Гена, великий и ужасный, гроза наркоторговцев и оплот справедливости, спокойно сидел и смотрел на Якадзуно. Гена выглядел точь-в-точь как в мультике, та же самая удлиненная зеленая голова с высоким лбом и умными добрыми глазами, вот только на нем не было аккуратной красной курточки с буквой G на груди, Гена был полностью обнажен, если не считать широкой портупеи, на которой висел короткий прямой меч и целый набор метательных ножей. На левой руке крокодила наблюдались водонепроницаемые электронные часы, на груди болтался электронный бинокль. По зеленому безволосому телу стекал дождь, но Гену это не беспокоило.

– Это ты просишь о помощи? – спросил Гена, он говорил со смешным акцентом.

– Я, – согласился Якадзуно.

Разговаривать с глюком было глупо, но забавно. Похоже, конец будет воистину веселым, жаль только, что отец будет недоволен, что сын не оправдал возложенных ожиданий.

– Отключи радио, – распорядился Гена, – помощь пришла.

А почему бы и нет, подумал Якадзуно, помощь действительно пришла, это не та помощь, которую ждал Якадзуно, но, надо смотреть правде в глаза, другой помощи не будет. Якадзуно пролез под спинками передних сидений, отключил аварийку и вылез обратно, продолжать интересный разговор.

– Выходи, – сказал Гена, – иди в лодку.

– В какую лодку? – не понял Якадзуно.

– Эту лодку, – Гена указал в туман позади себя. – Ты не видишь… Давай руку, я помогу.

Якадзуно протянул руку и говорящий крокодил помог ему пройти десяток шагов по вязкой почве, пружинящей под ногами. И Якадзуно увидел лодку.

Лодка была довольно большой. Судя по той ее части, что не тонула в тумане, ее длина составляла не менее двадцати метров. Интересно, как она преодолевает сухие участки болота… как-как, ясно как, она взлетает, ведь это же глюк. Вот и еще два крокодила сидят на ее плоском дне. Только почему у них такие странные контуры тела?

В этот момент до Якадзуно дошло, что происходит, и он мысленно вознес молитву духам предков. Это не крокодилы, это ящеры! Аборигены Деметры, заинтересовавшиеся непонятной иллюминацией в человеческом поселении, приблизились к месту взрыва и приняли радиосигнал от терпящего бедствие автомобиля. Теперь у Якадзуно с Анатолием появился шанс на спасение и это было самое настоящее чудо.

Гена легонько подтолкнул Якадзуно, направляя его в лодку. Ящеры, сидевшие в лодке, прочирикали ему что-то шипящее, Гена издал в ответ аналогичные звуки и снова скрылся в тумане. Якадзуно сел прямо на дно лодки и стал ждать, что будет дальше.

Из тумана донесся взволнованный голос Гены. Ящеры, остававшиеся в лодке, заволновались, один из них перепрыгнул через борт и исчез из поля зрения. Якадзуно отметил, что хвост у него гораздо короче и тоньше, чем у земных крокодилов.

– Эй! – крикнул Якадзуно. – Там мой товарищ!

– Ранен? – спросил из тумана невидимый Гена.

– Да, у него сломан позвоночник.

– Не жить, – констатировал Гена, – оставить здесь.

– Нет! – заорал Якадзуно. – Его нельзя оставлять, наши врачи умеют излечивать такие раны!

– В Олимпе война, – возразил Гена, все еще невидимый. – Не жить.

– Он офицер десанта! Он прошел боевую трансформацию, он может выжить. Он наверняка выживет!

Гена замолчал на секунду, а затем разразился целой тирадой на своем родном языке. Последний ящер, остававшийся в лодке, вскочил с места, как ужаленный, и бросился вслед за товарищами. Голоса затихли и через минуту ящеры вновь появились из тумана, они бережно несли тело Анатолия.

– Осторожнее! – крикнул Якадзуно. – Его нельзя так переносить, под него надо подложить твердую доску или какую-нибудь пластину…

– Спокойно, лозшу[1]1
  Строение гортани ящеров Деметры сильно отличается от человеческого, в связи с этим транскрипция слов языка Ухуфласес более чем приблизительна. Глоссарий языка Ухуфласес приведен в конце книги.


[Закрыть], – сказал Гена, – твой сэшвуэ будет жить. Есть легенды о тех, кто он. Что его имя?

– Анатолий Ратников.

– Что его улухцо?

– Чего?

Гена задумчиво подвигал нижней челюстью.

– Улухцо, – заявил он. – Фувуху. Кеволе.Есозосухэ.

– Возраст? – предположил Якадзуно.

– Нет! – Гена отрицательно мотнул головой, совсем как человек. – Что он есть? Что он имеет?

– Не знаю, – растерялся Якадзуно. – Вы имеете ввиду, сколько у него денег?

– Рех! – резко выкрикнул Гена. – Ив хеса овуэ! Деньги ничто для еслов, улухцо есть все.

– Вы имеете ввиду, кому он служит?

Гена огорченно сморщился.

– Нет, довуфенло довуфенлов не есть улухцо для еслов, – Гена оскалил зубы в жутковатой гримасе, Якадзуно не сразу понял, что он просто улыбается своей непонятной шутке. – Кому он служит?

– Он работает на компанию «Истерн Дивайд», он курьер высшей категории.

– Фувущлал есозаш, – пояснил Гена своим товарищам, те глубокомысленно хмыкнули и их взгляды, направленные на лежащего Анатолия, приобрели почтительное выражение.

Что-то долго мы здесь разговариваем, подумал Якадзуно, и тут же вспомнил самое главное.

– Нам надо убираться отсюда, – быстро сказал он, – этот дождь может быть радиоактивным.

– Чего? – переспросил Гена.

– Радиоактивным. Ядовитым.

– Весейхэл есижэ, – перевел Гена и все три ящера с сомнением уставились наверх.

– Радиация не имеет цвета и запаха, – продолжал говорить Якадзуно, – ее невозможно почувствовать, ты узнаешь о том, что получил дозу, только когда заболеешь.

– Овес хшаселуэ суфажв! Фоловлуз аккумулятор ф ахсл машинэ й феволевен! – высказался Гена, и два других ящера направились в туман.

– У нас нет времени! – продолжал настаивать Якадзуно. – Лишняя минута, проведенная здесь, может стоить жизни.

– Только Езойлава Овуэ знает, что есть жизнь, – заявил Гена. – Мы здесь час, еще пять минут не значат. От этого яда есть защита?

Якадзуно начал лихорадочно вспоминать то, чему его учили в школе на занятиях по гражданской обороне.

– Есть противоядие, – сказал он, – оно не очень хорошо помогает, но это лучше, чем ничего.

– Ты его имеешь? – заинтересовался Гена.

– Нет.

– Плохо. Какая еще защита?

– Плотная одежда, специальная маска на лицо… под таким дождем все равно бессмысленно. Еще помогает тяжелая броня, но ее нужно надевать до взрыва, а не после.

– Тогда дадим нашу судьбу Езойлесол Овузуй и не будем думать. Сейчас мои лосшуэ снимут аккумулятор и мы пойдем в езузера.

– Куда пойдем?

– В езузера. Город, но меньше.

– Но нам надо в Олимп! Анатолию нужно срочно оказать помощь!

– Ему поможет Езойлава Овуэ. Помни, я помог твоему друсрелох и теперь, пока он не силен, ты в моей власти.

– С каких это… – Якадзуно вовремя прикусил язык. – Я имею ввиду, это у вас законы такие?

– Да, – важно кивнул Гена, – это закон.

Он снова закричал на своем языке, из тумана донеслись сдавленные оправдания. У Гениных лосшуэ что-то не получалось.

– Как тебя зовут? – спросил Якадзуно.

– Ты можешь называть меня Друсрелосо, – ответил Гена.

– А меня зовут Якадзуно, Якадзуно Мусусимару.

Друсрелосо состроил озадаченную гримасу и сказал:

– Я назову тебя Шемсезшефлалк Фохев. Это легче сказать.

5

Баскервиль-холл встретил Рамиреса прохладным дуновением свежего ветерка и это показалось ему божьим знаком. Климат здесь был гораздо лучше, дождя не было, вездесущая влажная духота ощущалась не так мучительно, как в Олимпе, даже деметрианские лягушки не издавали здесь свое чудовищное мяуканье.

Баскервиль-холл со всех сторон окружен болотами, но сам стоит на сухом холме, имеющем форму полумесяца. Почва в черте города подверглась мелиорации, здесь давно укоренились растения, привезенные из метрополии, и если абстрагироваться от вездесущего деметрианского аромата, можно представить себе, что ты находишься не на другой планете, а, скажем, в Центральной Африке. Здесь даже были улицы, пусть и сложенные из пластмассовых плит, но все-таки улицы.

Военное положение в Баскервиль-холле не бросалось в глаза, патрулей на улицах почти не было. Сингх, уже успевший прознать последние новости, сказал, что выступление прошло здесь без особых беспорядков, ситуация под контролем и комендантский час так и не ввели. На месте полицейского участка красовалась двадцатиметровая воронка с остекленевшими стенками, вокруг нее были выставлены таблички, предупреждающие о радиационной опасности, но больше никаких следов прошедших столкновений в городе не наблюдалось. Радиоактивный дождь пролился на плантации в стороне от города, в городе радиационный фон повысился всего в восемь раз, что не представляло никакой опасности ни для людей, ни для другой живности.

Революция в Баскервиль-холле прошла на удивление мирно. Когда на месте полицейского участка вырос ядерный гриб, оставшиеся в живых представители власти были настолько деморализованы, что не оказали никакого сопротивления. По словам Сингха, в местном революционном комитете уже обсуждается предложение вернуть оружие кое-кому из сдавшихся.

Рамирес шел по узкой пластмассовой дорожке и думал, что эта революция воистину уникальна и непохожа на все те, что были раньше. Никаких трупов на улице, никакой лишней крови, никакого террора. И никакой навязчивой пропаганды, Рамирес уже прошел почти километр, но не встретил ни одного портрета Багрова и вообще, ни одного агитационного лозунга. Эта революция не давит на мозги, подумал Рамирес. И это хорошо, так и должно быть, люди должны воспринимать новый порядок не как внезапно свалившееся горе, а как первый шаг на пути к счастью и процветанию.

Ага, вот, кажется, и муниципалитет. Точно, из дверей маленького белого здания, явно построенного по индивидуальному проекту, высунулся Дзимбээ и призывно помахал рукой. Рамирес взглянул на часы и ускорил шаг – он уже опаздывал. Это нехорошо, опаздывать вообще нехорошо, а опаздывать на мероприятие, на котором решается твоя судьба, нехорошо вдвойне.

Рамирес почти вбежал в распахнутую дверь и уже начал бормотать извинения, когда Дзимбээ оборвал его одним коротким словом:

– Пойдем!

Они поднялись на второй этаж, прошли несколько метров по коридору, пересекли большую приемную, в которой почему-то не было секретарши, и вошли в обширный кабинет какого-то большого начальника. Судя по площади приемной и количеству компьютерных мониторов на столе, этот начальник был нисколько не ниже, чем приснопамятный Сяо Ван Гу, а может быть, даже и повыше.

Хозяин кабинета сидел за столом и смотрел в один из мониторов, на котором красовалась легко узнаваемая картинка Microsoft OutOfSight Quickly. Странно, подумал Рамирес, братство выступает против монополий, но пользуется их продуктами. Воистину, жизнь полна парадоксов.

Посетитель в кабинете был только один, это был Абубакар Сингх. Увидев Рамиреса и Дзимбээ, он приветливо улыбнулся и доброжелательно кивнул вошедшим. Дзимбээ уселся рядом с Сингхом, Рамирес пристроился рядом.

Хозяин кабинета, наконец, отправил письмо и поднял голову. Сердце Рамиреса екнуло – это был сам Багров.

– Рад приветствовать вас, герои, – сказал Багров и улыбнулся, и его улыбка была доброй и солнечной. – Если бы не вы, революция бы не состоялась, сейчас это можно утверждать абсолютно точно. Спасибо вам, друзья! Вы самые настоящие спасители мира, вы спасли мир от диктатуры корпораций и, чтобы расплатиться за это, не хватит никаких земных благ. Вы знаете, у нас в братстве не бывает ни орденов, ни почетных званий, все, что я могу – сказать вам спасибо, и я благодарю вас от всей души. Спасибо!

Багров встал из-за стола и поклонился по японскому обычаю. Троица посетителей немедленно последовала его примеру и их поклоны были не в пример более почтительными.

– Не надо лишних церемоний, ребята, – сказал Багров, – церемонии больше не нужны. Вы молодцы, вы настоящие герои, я вами горжусь. Все братья и сестры равны, но вам я скажу – вы стали для меня ближе других, вы теперь самые ближние братья. Абубакар, ты приехал вовремя, мы без тебя еле справились. Знаешь, как облажался Тимур Димитров?

– Так это тимуровцы телебашню подорвали? – усмехнулся Сингх. – А я-то думал, кто это сподобился…

Багров раздраженно махнул рукой.

– На его месте мог быть любой. Знал бы ты, как нам не хватает настоящих профессионалов… Короче, Абубакар, отныне ты возглавляешь особый отдел. Дзимбээ Дуо, вы – его заместитель.

Дзимбээ встал и еще раз церемонно поклонился. Сингх запоздало последовал его примеру.

– Джон Рамирес, – сказал Багров, – я хочу предложить вам стать представителем братства при университете Вернадского. Нет, подождите, не спешите отказываться. В это трудно поверить, но в братстве нет ни одного доктора наук, кроме вас. Это странно, это удивительная случайность, но это факт. Вы же не станете отрицать, что вам будет проще разговаривать с учеными, чем кому-либо еще из братьев и сестер?

Рамирес помотал головой, отрицать такую очевидную вещь было бы глупо. Он хотел было сказать, что является доктором физики по американской системе, а это совсем не то же, что доктор физико-математических наук по русской системе, и потому… но Багров продолжил речь и сбил Рамиреса с мысли.

– Я верю, вы справитесь, – сказал Багров. – У нас с вами нет другого выхода, мы ввязались в такое дело, что обратной дороги уже нет. Нам потребуется помощь ученых, но вы же знаете, Джон, как относятся интеллектуалы к любой революции. А нам потребуется от них очень и очень многое. Надо развернуть горнодобывающую промышленность, провести геологическую разведку астероидов, может быть, даже потребуется развернуть космодром. Нужно построить с нуля обрабатывающую промышленность, вы же знаете, что экономика Деметры имеет колоссальный аграрно-сырьевой перекос, а мы не хотим быть сырьевым придатком земных монополий, мы хотим развиваться гармонично и оптимально. Нам нужно сделать очень многое, сейчас, когда мы сбросили гнет продажных чиновников, мы многое можем себе позволить, но одно дело позволить, и совсем другое – сделать. Мы теперь сможем провести нормальный терраформинг обжитых районов, не прогибаясь перед идиотскими законами, которые придумали люди, ни разу не побывавшие на этой планете. Вы ведь не хотите, чтобы от ваших детей пахло тухлыми яйцами? Конечно же, вы не хотите, этого никто не хочет, но если мы хотим добиться того, чтобы Деметра превратилась в настоящий дом для нашего народа, нам придется просить ученых о помощи. А с этой задачей никто не справится лучше вас. Вы согласны со мной?

Конечно, Рамирес был согласен. В первые секунды его еще терзали сомнения в том, что он справится с возложенной задачей, но к концу речи Багров его убедил. Он, вообще, хорошо умеет убеждать, подумал Рамирес.

– Вы отправитесь обратно в Олимп первым же суборбитальным транспортом, – сказал Багров. – Транспорт взлетит сразу же, как только мы полностью восстановим спутниковую связь. Автономный полет – дело слишком опасное, мы не можем рисковать вашей жизнью. Если не случится ничего из ряда вон выходящего, аэропорт откроется сегодня вечером или завтра утром, место для вас уже забронировано, так что слишком далеко не уходите. Вопросы?

Вопросов не было. Багров еще раз пожелал Рамиресу удачи, они еще раз обменялись поклонами, Рамирес вышел из кабинета и среди эмоций, которые он испытывал, доминировала одна – чистая, ничем не замутненная радость.

Все сложилось просто великолепно, Рамирес не мог даже представить себе такого развития событий. Глава братства, человек, задумавший и осуществивший самую великую революцию за всю историю человечества, не только не отругал Рамиреса за допущенные ошибки, но и удостоил похвалы. Сам Александр Багров назвал Рамиреса своим ближним братом и это наполнило душу Рамиреса законной гордостью. За последнюю неделю на Гефесте Рамирес наделал множество ошибок, но братья простили его, как завещал великий Леннон, и теперь его совесть снова чиста. Они действительно простили его, они поняли, что он согрешил не по злому умыслу, а случайно, они поняли, что в наказании заблудшего нет нужды, и они не стали его наказывать. Все было прекрасно.

6

Сознание возвращалось постепенно. Вначале Анатолий почувствовал, как сквозь тяжелый сон пробиваются первые образы, невнятные и спутанные, смутной чередой они проползли через опустошенный мозг и скрылись в небытии. А потом из глубин мозга стали выплывать другие слова и образы, ясные и осмысленные.

Тяжелое ранение позвоночника, сломан четвертый грудной позвонок. Повреждения спинного мозга незначительны. Восстановление костной ткани идет ускоренными темпами. Рекомендуется полная неподвижность. Температура тела составляет 38.9°, в ближайшие часы ожидается снижение до 38.0°. Пульс, частота дыхания и кровяное давление в пределах нормы. Запасы энергии составляют около 50% по всем четырем составляющим. Истощение средней степени. Легкая интоксикация. Общее состояние организма – восстановление после тяжелого ранения, угроза для жизни отсутствует. Рекомендуется справить естественные надобности, утолить жажду и принять большую порцию высококалорийной пищи. Движения ограничены.

Анатолий поинтересовался, может ли он встать, и получил категорический отказ. Анатолий тяжело вздохнул и открыл глаза.

– По сшохофа! – воскликнул над самым ухом шипящий нечеловеческий голос. – Езойлакл есло сшохофа!

Анатолий попытался повернуть голову, но не смог, потому что процессор заблокировал движение, опасное для здоровья. Как оказалось, двигать головой ему, в принципе, можно, но только очень медленно и очень осторожно. Анатолий медленно и осторожно повернул голову, и тут же запросил у мозгового процессора информацию по уровню галлюциногенов в крови. Процессор заверил Анатолия, что галлюциногенов в крови нет совсем, и Анатолий понял, что ему придется поверить в то, что он видит.

Анатолий лежал на соломенной циновке, постеленной прямо на полу примитивной хижины, вроде как у африканских пигмеев, только сложенной не из слоновьего навоза, а из крупных кирпичей неправильной формы, похоже, необожженных. Рядом в плетеном кресле-качалке сидел некто, отдаленно напоминающий Крокодила Гену из одноименного сериала, только этот некто выглядел гораздо моложе и не столь агрессивно. Это был молодой симпатичный крокодильчик с высоким лбом и умными глазами. Он смотрел на Анатолия расширенными глазами и непрерывно чирикал на своем тарабарском наречии. Вот, значит, какие они, ящеры…

– Приветствую тебя, почтенный, – сказал Анатолий, придав своему голосу максимально почтительную и доброжелательную интонацию.

Ящер не ответил, он, наоборот, вскочил на ноги (слишком длинные для крокодила, они скорее подошли бы кенгуру), и бодро ускакал из поля зрения. Медленно и осторожно повернув голову в другую сторону, Анатолий обнаружил, что ящер стоит в дверях хижины, высунув большую часть тела наружу, и что-то кричит, смешно подергивая длинным и тонким хвостом, похожим не на большое полено, как у земного крокодила, а, скорее, на укороченный пастушеский кнут.

Анатолий оставил попытки установить контакт с этой особью. Скорее всего, этот ящер – медсестра, которой доверили ухаживать за больным, но запретили вступать в разговоры. Или не запрещали вступать в разговоры, просто он (она? оно?) не знает человеческого языка. Интересно, здесь есть кто-нибудь, кто понимает человеческий язык?

Ящер перестал кричать и замер на месте. Через минуту он, пятясь задом, отодвинулся от входа и в хижине появился еще один персонаж.

Это был вылитый Крокодил Гена, только вместо короткой красной куртки на нем была кожаная перевязь, к которой с одной стороны был подвешен короткий меч в кожаных ножнах, а с другой – целый набор метательных ножей. Ящер, которого Анатолий мысленно окрестил Геной, вежливо поклонился и заговорил человеческим голосом, с сильным акцентом, но вполне разборчиво.

– Приветствую тебя в моем езузера, – сказал он. – Для меня большое шефуэ иметь гостем тебя, славного сэшвув, Анатолий Ратников, курьер высшей категории из компании «Истерн Дивайд». Мое имя Фесезл Левосе, я дрижэлововУвлахув.

Анатолия очень интересовало, откуда Фесезл Левосе узнал его имя и что такое дрижэлововУвлахув, но он воздержался от того, чтобы немедленно начать задавать вопросы. Он твердо усвоил из фильмов и сериалов, что в феодальных культурах формальный этикет имеет очень большое значение.

– Благодарю тебя, почтенный Фесезл Левосе, – сказал Анатолий. – Благодарю тебя за то, что ты помог мне, когда я был слаб, изранен и беспомощен. Впрочем, я и сейчас беспомощен, – Анатолий смущенно улыбнулся.

– Тебе нет стыда, – торжественно провозгласил Фесезл, – раны боя не ранят шефуэ. Ты долго лежал, тебе надо срасьювуэ. Ты можешь встать и идти?

– Нет, я еще слишком слаб, если я встану, это повредит моим ранам. А что такое срасьювуэ?

Фесезл растопырил пальцы на руке и пошевелил ими в воздухе.

– Сделать охих, – сказал он. – Маленький дождь.

– Ты имеешь ввиду справить нужду? – догадался Анатолий. – Да, мне это нужно, но…

– Тебе нет стыда, – повторил Фесезл. – Хусуэлва!Сросей овэзох есуха срасьювуэ!

Юный ящер подскочил к Анатолию и замер в растерянности. Фесезл отдал еще несколько распоряжений, Хусуэлва приступил (приступила?) к делу и минуты через две Анатолий почувствовал облегчение. Хусуэлва удалился (или удалилась?) вынести горшок, а Фесезл перешел к следующему этапу демонстрации гостеприимства.

– Тебе нужна вода, – сказал он, – и тебе нужно поесть. Я скажу, и Хусуэлва принесет все нужное. Ты желаешь съесть особенное?

– Мне нужно много питательной пищи, – сказал Анатолий. – У вас есть сахар?