Текст книги "7 женщин, изменивших мир"

Засасывающая воронка бездны – плата за отступничество

С коронацией Карла Валуа и таинственным превращением аморфного и воздушного, как облако, дофина в могущественного короля Франции миссия Жанны завершалась. Дева-освободительница больше не была нужна королю, и тем более двору. И она хорошо это осознавала. Жанне д'Арк приписывают пророческие для своей судьбы слова: «Я не боюсь ничего, кроме предательства». Конечно, она знала, чувствовала свою судьбу, так же как и миссию. После выполнения миссии была пропасть, потому что ей не было места в этой жизни, а возвратиться к старой, уготованной традицией роли легендарная и вкусившая запаха великого признания охотница за удачей тоже не могла. Но разве возможен переход от женской роли к мужской, а потом наоборот? Акт отступничества, как прыжок в бесконечность, совершается лишь раз, и оттуда нет дороги назад. Надломленная сложной трансформацией психика едва ли способна выдержать еще один натиск… Для пережившей свой звездный час Жанны д'Арк оставался лишь один зыбкий путь – продолжить свое отступничество, пройти свой странный путь до конца. Как гонимый порывами ветра дубовый листок, сорванный со своего дерева и увядающий, усыхающий в вечном полете, она должна была поймать свою смерть на лету, так же как на лету поймала свою славу и незаметно превратилась в звезду.

В надежде отдалить час расплаты она убеждала короля идти на Париж, все еще занятый врагами. Жанна, движимая эмоциональным порывом отчаявшейся женщины, поддерживаемая войском как истинный полководец-мужчина, сама приняла решение продолжать войну. Это был не просто акт неповиновения, это был открытый прямолинейный вызов королю и его окружению. Она как будто стремилась продемонстрировать, что ее миссия стоит над существующей властью, выше и в то же время в стороне от нее. Ведь она ни на что не претендовала, кроме военных побед и освобождения Франции…

Делая ставку на воинственно настроенный народ, Жанна теряла поддержку королевского двора, хотя формально действовала в его интересах. Отныне в глазах двора самовольная выходка Жанны ставила ее в ранг преступницы, человека, презревшего высшую власть, и, стало быть, способного противопоставить силе легитимной власти иную, реальную жизненную силу. Ни монарх, ни его вассалы такого простить не могли, а действия Жанны стимулировали их к решительным контрмерам. Герцог Алансонский, поддержавший Жанну, был не в счет, ибо представлял меньшинство при дворе; в случае победы он мог рассчитывать на дивиденды и усиление своего влияния, зато в случае поражения он ничего бы не сумел сделать для спасения воительницы. Фортуна начала отворачиваться от девушки, когда почти завершенный штурм Парижа был внезапно прекращен предательским приказом короля. Почти силой ее увлекли, стремясь отлучить от войска. Но кто нарушил табу один раз, способен сделать это еще раз: Жанна тайно покинула двор и, захватив с собой небольшой отряд, двинулась на поле брани.

Последним аккордом ее самозабвенной игры на поприще мужской славы стала оборона маленькой крепости Компьень. Жанна была низвергнута со всей простотой и бесхитростностью, почти без камуфляжа и масок: во время смелой вылазки и короткого сражения у Жанны перед носом закрыли въездные ворота, оставив ее и еще несколько десятков воинов перед атакующим противником. Одно театральное действо окончилось, начинался новый акт, который был призван уничтожить Жанну д'Арк как явление.

После долгих месяцев плена над Жанной учинили показательный процесс, обвинив девушку во всевозможных грехах, связи с дьяволом и в прочей ереси, дающей возможность физически уничтожить ее без права на помилование. Долгий и мучительный процесс завершился для разуверившейся в счастье девятнадцатилетней девушки смертельным костром. Чтобы в гибели Орлеанской девы не возникло сомнения, палач по приказу осудивших Жанну на смерть не дал догореть телу и сбросил его в Сену. Знать опасалась даже духа, звука имени Жанны д'Арк, слишком популярной в народе и слишком ненавистной при дворе.

Жанна д'Арк пришла к своей роли сама. Среди хаоса войны, разбоя, всеобщего отчаяния и разочарования она уловила, что вечно сомневающимся людям необходим символ веры. Не так уж важно, была ли Жанна д'Арк от начала до конца продуктом и орудием королевского окружения или первый импульс принадлежал ей самой. Гораздо важнее, что ей удалось убедить окружающих, что именно она может стать символом освобождения, и затем на деле продемонстрировать, что она способна играть эту роль.

Такая фигура, такая роль действительно подходила данному историческому моменту. Жанне удалось навязать себя в качестве исполнительницы благодаря разобщенности французской властной элиты и растущему недовольству масс, причем народ становился все менее контролируемым. Ключевые сцены ее жизни произошли на поле боя, где девушка исполнила исконно мужскую роль, поднимая физически сильных, но ослабленных духом мужчин на борьбу. Тут Жанна д'Арк загадочным образом справилась с невероятной по сложности задачей, которой в истории не существовало альтернатив. Именно эти факторы и определили могущество образа слабой девушки, испытавшей на себе трансформацию полоролевой функции.

Внутреннее решение крестьянки Жанны совпало с готовностью не только народных масс, но и аморфной французской власти создать дополнительные возможности для объединения усилий всей нации в борьбе против внешней угрозы. Стоит добавить, что такие повсеместные явления, как дезертирство, бандитизм и разбой, приобрели массовый характер, так что и без того нерешительный король был не в состоянии контролировать ситуацию в той части государства, которая была не занята английскими войсками и не управлялась противостоящим монарху герцогом Бургундским. В таких условиях любая возможность, которая бы способствовала изменению настроений в массах, была бы лечебным бальзамом для всей нации, и тем более для ее беззубой, не способной к отважным действиям власти.

Мифология на службе государства

Растущее возмущение народных масс, трусливое бездействие власти, отсутствие лидеров национального масштаба и подсознательное ожидание прихода освободителя извне – скорее всего, это и есть основные факторы, повлиявшие на восприятие самой Жанны частью властной элиты, которая размышляла о своем собственном будущем.

Миф о Деве-спасительнице был необходим обескровленному и изможденному народу, как сказки о великих воинах, сокрушающих врага, совершающих подвиги и спасающих всех и вся. Эта легенда была нужна и нерешительной аморфной власти во главе с никчемным Карлом Валуа; нужно было, чтобы кто-то более решительный и более способный поднял знамя борьбы и взвалил на себя бремя ответственности.

Власть производила на свет героев и зверски уничтожала недовольных. Но это стало возможным благодаря развитию государства под огромным колпаком, в полном вакууме и при отсутствии каких-либо знаний о других пространствах. Нечто сходное представляло собой средневековое государство.

Мифология деятельности отдельных личностей существовала всегда: и во времена цезарей, и в средневековую рыцарскую эпоху, и в новое время глобальных движений. Но, пожалуй, отличие Жанны д'Арк от большинства из них в том, что исполнительница роли в силу своей отчаянной веры, способности вжиться в мессианскую роль и недюжинного терпения настолько превзошла ожидания сценаристов, что они фактически были вынуждены уничтожить свое великое детище. Поэтому для потомков величие юной воительницы должно заключаться не во взятии городов и крепостей, а в том, что она своим примером продемонстрировала, сколь многогранной, широкой и креативной, сколь мужественной, сильной и в то же время эластичной может оказаться женская натура. Забитая и необразованная крестьянка расширила представление о самой женщине, показав, что за простым, понятным и даже убогим внешним обликом может скрываться нечто неуловимое, что способно под воздействием определенных обстоятельств преобразовывать женщину до неузнаваемости, создавая из хрупкого тела демона или ангела. И это неуловимое, обладающее гигантскими способностями и редкой чувствительностью, зовется необъятной душой Женщины.

Но символы, которые создаются даже для решения кратковременных задач, обычно живут дольше, чем их создатели. Что касается Жанны, после физического уничтожения началась ее вторая жизнь. Любопытно, что ее развитию не мешали ни король, ни его окрепшее окружение. Ведь теперь таинственная Дева им никак не угрожала, ее тень никак не могла повлиять на политическую ситуацию, формирование союзов, дворцовых интриг и заговоров. А в качестве символа она даже очень полезна – для создания и развития национальной идеи, единой системы национальных ценностей и ориентиров, для сплочения и укрепления частичек разобщенного общества. Поэтому появление множества воинственных скульптурных изображений Жанны, массы полотен и музейных экспонатов, связанных с ее именем, приветствовалось и поддерживалось. Народу нужны героические сказки и могущественные легенды, имеющие магический и стимулирующий смысл. Показательно, что уже в миниатюрах XV века Жанна изображается женщиной-воином в железных латах, с мечом и знаменем в руках. Более того, в значительной части скульптурных и живописных представлений она наделяется многими, откровенно мужскими чертами. Иногда даже без соответствующего комментария или надписи невозможно идентифицировать женский образ. То есть как постфактум ее маскулинность положительно воспринимается общественным мнением и даже подчеркивается в качестве положительных штрихов к портрету, тогда как в реалиях именно внедрение в мужскую плоскость стоило Жанне жизни.

Действительно, появление Жанны на арене оказалось едва ли не ожидаемым. Существуют факты, которые не просто отчетливо свидетельствуют о влиянии королевской власти на развитие событий, а указывают на совершенно очевидное участие в их формировании и даже управлении. Например, слухи о перемещении Девы-спасительницы к королю почти молниеносно распространись в народных массах. Особого внимания заслуживает и факт «принятия» королем второго пришествия Жанны после ее смерти и существование во Франции странного двойника воительницы в течение нескольких лет, что никак не пресекалось властями… До того момента, когда «вторая Жанна» не начала мешать общему контексту легенды. Тогда и ее, и другие «отпочкования» этого проекта быстро ликвидировали. Например, был утоплен молодой человек, которым намеревались заменить погибшую Жанну д'Арк, – после того как он выявил неспособность выполнять функцию поднятия духа войска и народных масс, стихийно участвовавших в освободительной войне.

Екатерина Вторая
(София Фредерика Августа, принцесса Ангальт-Цербстская)
2 мая 1729 года – 6 ноября 1796 года

Императрица России в 1762 (1761) – 1796 гг.

Я имела скорее мужскую, чем женскую душу; но в этом ничего не было отталкивающего, потому что с умом и характером мужчины соединялась во мне привлекательность весьма любезной женщины. Да простят мне эти слова и выражения моего самолюбия; я употребляю их, считая их истинными и не желая прикрываться ложной скромностью.

Записки Екатерины Второй

На этом свете препятствия созданы для того, чтобы достойные люди их уничтожали и тем умножали свою репутацию; вот назначение препятствий.

Екатерина Вторая (в одном из частных писем)

Психологический феномен Екатерины Второй заключается прежде всего в искусстве использованных возможностей. Этой замечательной и неординарной личности, конечно же, не было бы в истории, если бы царствующая дочь Петра Великого Елизавета неожиданно для своего окружения не остановила свой выбор на Ангальт-Цербст-ской принцессе Софии Фредерике Августе как невесте для своего племянника – инфантильного и истеричного Петра Федоровича, определенного наследником престола в силу отсутствия альтернатив. Действительно, в наследниках Петра Первого уже не было даже тени его неугасимого пламени, жажды новых свершений и бешеной энергии преобразователя. Но, как и многие незажженные звезды, оказавшиеся волею судьбы на престоле великой державы и исчезнувшие вследствие своей безликости и бездарности, звезда Екатерины Второй могла бы и не взойти на историческом небосклоне. Действительно, большого внимания аналитиков должен заслуживать тот факт, что, по свидетельству окружавших молодую принцессу людей, она, отправляясь в Россию, вовсе не намеревалась стать самодержицей. Выдающаяся личность могла бы никогда не раскрыться, явись миру в то патриархальное время сильный духом и властный мужчина, способный стать опорой в изменчивой и изобилующей неожиданными поворотами жизни, готовый излучать любовь и умеющий властвовать, обуздывая бьющую ключом страсть. Вместо этого ей достался дегенеративный и нервозный человечишка, прославившийся лишь малодушием, глупостью и чрезмерной болтливостью. Пожалуй, наибольшая ценность внутренних изменений личности Екатерины в том, что она, заботясь первоначально о физическом выживании, осознанно и с четко сформированной внутренней мотивацией приняла на себя столь тяжелую миссию, как управление Россией. Лишь в силу своих исключительных качеств, умелого и последовательного использования особенностей людской породы, следования четкой стратегии и искусного маневрирования в лабиринте дворцовых интриг ей удалось преобразоваться в яркую историческую личность, успешную самодержицу России и женщину, позволившую себе вкусить от древа познания. Без преувеличения, трансформация скромной восприимчивой принцессы из неприметного немецкого княжества с зыбким и почти лакейским положением в игрока ураганной мощи, способного на крайне рискованный и впечатляющий дерзостью дворцовый переворот, заслуживает внимания и уважения наблюдателя. Блистательное царствование в течение тридцати четырех лет стало результатом ее непрерывных внутренних усилий, способности очаровывать и усмирять, умения покоряться и властвовать – словом, воплощаться во множество несопоставимых образов, развившихся из странного симбиоза, казалось бы, не смешивающихся ролей.

Пилигрим в облике принцессы

София Фредерика Августа, принцесса Ангальт-Цербстская, прибыла в Россию еще совсем юной девочкой – ей не исполнилось и пятнадцати лет. Принцессе было предписано явиться ко двору российской императрицы Елизаветы – с тем чтобы стать супругой великого российского князя Петра Федоровича. В этом факте нет ничего странного, если учитывать важность политических браков в средневековой Европе: с их помощью монархи укрепляли свои троны, расшатывая между тем чужие.

Хотя она определенно готовилась к перипетиям дворцовой жизни российского императорского двора, получив массу всевозможных инструкций от целого ряда высокопоставленных сановников прусского короля Фридриха, в России с первых же минут пребывания на новом месте началась настоящая борьба за выживание. Для выживания в чужой стране девушке необходимо было не просто соблюдать чрезвычайную осторожность, а на ходу обучиться искусству дворцовой мимикрии, всякий раз принимая ожидаемые формы и цветовую гамму, интуитивно угадывая внутренний мир окружающих ее людей, чтобы принять необходимый облик и вместе с тем тайно сохранить стержень собственной индивидуальности.

Это оказалось невероятно сложной задачей, для решения которой Софии пришлось сосредоточить все свои внутренние силы и знания. Чтобы победить орду конкурентов, бесцеремонно проталкивающих интересы своих фавориток из различных дворов Европы, она должна была оказаться выше, образованнее и утонченнее подавляющего большинства представителей властного бомонда, вызвав симпатии лучших из них и усыпив их бдительность чувственной и достаточно чуткой натурой, способной к невероятной гибкости и поиску бесконечных моделей общения. И конечно, главной задачей было понравиться императрице. Неожиданные изменения в ее жизни вызвали внезапное взросление, взрыв самостоятельности и раскрытие в себе удивительных способностей и внутренних резервов, которые подняли платформу ее сознания, самоидентификацию и осознание будущей роли на такой неожиданно высокий уровень, не оценить который было бы кощунством со стороны российского двора. Она всегда была настороже, а ее неугасимое стремление достичь высот власти уже в юном возрасте обрело очертания идеи.

Как всякая девочка, появившаяся в семье достаточно высокого рода, близкого к правящей элите (ее отец был принцем и губернатором города Штетина, а мать происходила из Голштинской семьи и была в довольно близком родстве с российским наследным князем Петром Федоровичем), София была ориентирована родителями и воспитателями на исполнение традиционной женской роли, а именно на будущий брак с высокопоставленным представителем королевской или императорской семьи и безропотное исполнение супружеской и материнской функций. Действительно, родители принцессы настолько старались в продвижении интересов своей дочери, что уже к четырнадцати годам ее портрет странным образом, причем в глубокой тайне, попал в руки российской императрице Елизавете.

София была живой, общительной и весьма честолюбивой – родители сумели внушить ей уважительное, но без самомнения, отношение к себе. Ее тонкая душа в один момент оказалась на грани между пропастью и множеством препятствий на пути к ложу Петра Федоровича. Лихорадка фрустрации и глубокие переживания происходящего в очень короткий промежуток времени сделали ее взрослой; ее зрение и слух обострились, ее актерский талант прорвался наружу в отточенных движениях масок, а ее воля – основной и наиболее важный элемент сплава этой юной души – породила стойкое желание победы над обстоятельствами. Именно вследствие этих причин один из поздних исследователей биографии Софии очень удачно назвал ее «принцессой-золушкой», что является точным отражением ситуации и положения Софии на момент отъезда в Россию. К этому удачному определению стоит добавить тонкое замечание историка Ключевского о том, что ей с детства толковали, что она некрасива, и это рано заставило ее учиться искусству нравиться, искать в душе того, чего недоставало наружности. Возможно, принцесса действительно испытала слишком мало родительской любви, что усилило в ней эгоцентричное тщеславное начало; осознав необходимость полагаться во всем лишь на себя саму, она не только стала самостоятельной с очень раннего возраста, но и отказалась от мысли дарить собственные искренние чувства кому бы то ни было. Забегая вперед, отметим, что ни собственные дети, ни многочисленные фавориты не вызывали у нее чувства любви. Она долго плакала, узнав о смерти отца, огорчилась из-за кончины матери (которую она почти открыто не уважала за склочность и откровенную бездарность), падала в обморок от вестей об уходе в мир иной того или иного фаворита, но глубинная мотивация этой скорби касалась жалости и любви к себе самой. Истинная любовь была чужда этой девочке, чьи мысли с детских лет занимал лишь голый расчет на собственное возвышение, которое станет преградой для ущемления самолюбия и так часто сдерживаемой в годы детства и юности свободы действий.

София начинала не с нуля – ее воспитательная база могла какое-то непродолжительное время удерживать ее на плаву. Хотя объективный экскурс в историю ее воспитания неумолимо свидетельствует о том, что родители дали девушке слишком мало для борьбы за выживание. Сама она проявляла мало интереса к учению и была скорее обыкновенной, не слишком избалованной девочкой, в меру впечатлительной, застенчивой и ориентированной на подчиненное положение в обществе. Более того, воспитание в крепости при одном из военных гарнизонов оставило в ней отпечаток строгой дисциплины и обязательности, что с годами трансформировалось в качество характера. А необходимость целовать край одежды высокопоставленных посетителей или посетительниц родительского дома не вызывала внутреннего сопротивления, укрепляя готовность исполнить традиционную женскую функцию. В своих «Записках» много лет спустя она откровенничала по поводу отсутствия мотивации к учению в детские годы – черта, свидетельствующая о некой «нормальности», поскольку свойственна подавляющему большинству детей. Впрочем, некоторые из ее учителей старательно пытались восполнить брешь: к моменту отъезда в Россию София сносно владела письмом и не особо путалась в дебрях литературы, проштудировав все популярные для того времени комедии и трагедии. Она с детства воспитывалась на жестких пуританских правилах, что было совершенно необходимо для положения принцессы, а позже, по достижении высшей власти, тайком от всех окружающих всячески изгонялось из закостенелой души. В моменты же высшего напряжения нервов пуританские каноны сослужили Софии добрую службу, предопределив ее необыкновенное терпение, выносливость в неблагоприятных обстоятельствах и доброжелательный настрой по отношению к людям.

Все же главные качества ее души проявились в период гнетущей неопределенности. Время работало на нее, и она воспользовалась им сполна, не потеряв ни единой минуты. На ту работу, которую София проделала за первые полтора года в России до официального бракосочетания с Петром, у человека со средними способностями уходит от десяти до пятнадцати лет. При этом она вдруг обнаружила, что в каждый момент своей реальной жизни находится на сцене, на которую с интересом и любопытством взирает великое множество глаз: пытливых, хитрых, злых, понимающих, осуждающих и боготворящих. С поистине странной для пятнадцатилетней девушки сосредоточенностью София начала гигантскими темпами осваивать русский язык. Еще более тщательно, с какой-то остервенелой яростью девушка впилась в изучение канонов православной религии, и особенно различий между православием и лютеранством. В отличие от своей матери она смекнула: без принятия православия победа недостижима; а раз так, надо лучше узнать то, с чем придется жить всю жизнь. Зная его ближе, его можно понять и принять, а затем, может быть, проникнуться и полюбить. Через некоторое время София заявила, что видит слишком мало различий между религиозными правилами для того, чтобы это могло препятствовать принятию ею православия: шаг, который сразу расположил к молодой принцессе императрицу. Более того, когда девушка неожиданно серьезно заболела, то сама попросила прислать к ней православного священника вместо лютеранского пастора – даже находясь в нескольких шагах от бездны, София сумела использовать ситуацию, позаботившись, чтобы о ее неординарном поступке узнало как можно больше людей из окружения Елизаветы.

Все же развитие у себя гуттаперчевой психики не стало главным предвестником победы. Пожалуй, ничто так не поражало дипломатов и высокопоставленных чиновников в характере Софии, как ее чрезвычайная воля. Воля толкала целеустремленную девушку к проглатыванию бесконечного списка рекомендуемых ей прусскими сановниками книг: Плутарха, Цицерона, Монтескье, наконец, даже Тацита и Вольтера; причем большинство изданий ей любезно предоставляла Академия наук, а часть присылалась из-за границы. Ей было нелегко, но она заставляла себе неукоснительно следовать советам лучших мужчин, которые находились в непосредственной близости к властному олимпу европейских дворов. Воля руководила ее рассудком, держа его холодным и заставляя не воспринимать едкие безумные замечания Петра. Последний, казалось, задался целью извести невесту еще до свадьбы. То он сообщал ей, что влюблен в какую-то фрейлину, а ее не любит; то объявлял, что желал бы расстаться с нею; то поражал пронизывающей душу холодностью и сумасшедшим пристрастием к «увеселениям» и игре в солдатики.

Шаткий путь к трону

Хотя ключевой момент в жизни принцессы Софии произошел без ее участия, она сделала все, чтобы использовать открывающиеся горизонты почти неограниченных возможностей. Принцесса, впрочем, всегда помнила, что императрица Елизавета во время первой же встречи подчеркнула, что они происходят из одной семьи, а также тот факт, что выбор на нее пал лишь вследствие сентиментальности самодержицы, которая с какой-то упоительной радостью держала в памяти образ дяди Софии, бывшего своего жениха.

Через полгода после прибытия в «страну медведей» София приняла православие, навсегда превратившись в Екатерину (имя было выбрано в честь Екатерины Первой, матери императрицы) и продемонстрировав пристально наблюдавшему за ней двору и дипломатическому корпусу «исключительное благочестие», выражавшееся в аккуратности в исполнении обрядов, знаниях и актерском выражении глубины душевного потрясения силой религии. Это оказался на редкость меткий выстрел: предприимчивая девушка убила сразу нескольких зайцев. Во-первых, она расположила к себе не только императрицу и двор, но и значительную часть народных масс. А во-вторых, она ловко противопоставила себя своему будущему супругу, который, кстати, прибыл в Россию лишь за год до нее самой и должен был проникнуться, как минимум, уважением к народу, которым он собирался управлять. Но родной внук Петра Великого и двоюродный внук шведского короля Карла XII так и не сумел привязаться к русскому народу; он относился к этой стране легкомысленно и даже с налетом злой иронии, на что Россия отвечала ему еще более откровенной неприязнью. Зная о небрежности Петра к религиозным обрядам, и потому подчеркнуто демонстрируя свое благоговение перед православной верой, она забила первый добротный клин между Петром и политической элитой России, которая всегда влияла на выбор монарха в смутное время.

Екатерина демонстрировала просто феноменальную последовательность действий, и в этом ее стратегия кажется очень похожей на стратегии выдающихся мужчин – государственных деятелей, полководцев и завоевателей. В шуточной автоэпитафии уже в зрелом возрасте она как-то записала: «Четырнадцати лет составила тройной план: нравиться своему супругу, Елизавете и народу – и ничего не забыла, чтобы достигнуть в этом успеха». Может быть, в написанном лишь часть правды, заключающейся в том, что действия Екатерины были вынужденными: природа ее стремительной атаки в значительной степени была упреждающим ответом на угрозу полного низвержения. Но главным штрихом в реализации жизненной стратегии этой на редкость смелой, расчетливой и решительной женщины оказалась полная готовность всех ее союзников к действиям в решающий момент. Это значит, что собственная психологическая готовность к захвату власти сформировалась у великой княжны задолго до появления удобного случая.

Энергичная молодая женщина сама организовала свой жизненный уклад. Находясь почти в полном одиночестве, не считая слуг, в течение восемнадцати лет она усердно и необычайно терпеливо занималась самообразованием, изучая историю, литературу, философию и искусство управления государством. Это была мотивированная работа, принимая во внимание ее размышления даже о реформах в России. Кроме того, она ненавязчиво лепила свой имидж в среде политической элиты, понимая, что поддержка в критический момент – это выбор, сделанный на подсознательном уровне гораздо раньше. Она производила неизгладимое впечатление на лучших мужчин своего времени, пуская в ход наиболее действенное женское оружие – симбиоз обаяния и тонкого расчетливого ума. Историк Александр Брикнер упоминает даже такие хитроумные действия Екатерины, как задабривание во время различных приемов и вечеринок старушек с использованием громадного арсенала средств: от терпеливого выслушивания их маразматических историй до изучения дат их именин и неизменных поздравлений. Эти старушки внесли свою лепту в создание общественного мнения о великой княжне. «Не прошло и двух лет, как самая жаркая хвала моему уму и сердцу послышалась со всех сторон и разлилась по всей России», – писала потом императрица в своих «Записках».

С первого дня брака она намеревалась использовать любую уловку для приобретения даже мимолетной и тайной власти над супругом. Например, как указывал Александр Дюма, согласно древнему русскому обычаю, молодая жена должна была представить доказательства своей невинности, но в данном случае это было невозможно, поскольку акта близости не получилось. По совету какой-то придворной дамы за доказательство невинности выдали кровь петуха, но в итоге Екатерина приобрела некое временное влияние на мужа. Даже в этом маленьком семейном эпизоде проявляется фактическое соперничество жены с мужем; она с самого начала повела борьбу на уничтожение Петра как монарха, используя всевозможные средства для доказательства его несостоятельности в управлении государством.

Уже в то время проявилась необычная склонность Екатерины к авантюрам. Она, например, порой вставала в три часа утра и в мужской одежде с одним только егерем отправлялась на охоту или рыбалку, выходя даже в открытое море на утлой лодочке. Екатерина подолгу скакала верхом, нередко забираясь в глубину лесной чащи и не страшась одиночества, – этой страстной натуре нужны были потрясения и периодические разрядки. «В это время также у меня в кармане постоянно бывала книга, которую я принималась читать, как скоро была одна», – указывала она позже. Зажатая в тисках политики, придавленная безликостью Петра, она жила, продолжая готовить себя к миссии, как Цезарь во время десятилетней Галльской войны перед переходом Рубикона.

В сложившихся обстоятельствах она должна была искать союзников и приверженцев, людей, которые сделают ставки на нее, а не на Петра. Великая княгиня и сама по себе притягивала сильных политиков, которые с ужасом взирали на продолжающиеся полубезумные военные игры Петра с лакеями и придворными. Поэтому неудивительно, что наиболее приближенные к верховной власти Кирилл Разумовский и Иван Шувалов сами предложили Екатерине свои услуги. Даже канцлер Алексей Бестужев, в свое время проявивший так мало радости относительно выбоpa Елизаветой Ангальт-Цербстской принцессы Софии, после аккуратных и ненавязчивых сигналов Екатерины пошел на сближение с ней. Один из наиболее влиятельных русских политиков того периода еще при жизни Елизаветы увидел в молодой княгине прочный внутренний стержень – то, что может стать опорой беснующейся во внутренних противоречиях России. Не решился он признаться в контактах с Екатериной и после неожиданного ареста – кто-то из конкурентов этого высокопоставленного чиновника оклеветал его перед стареющей и становящейся боязливой императрицей в надежде возвыситься самому. Ситуация, ставшая типичной в жизни монархий, едва не погубила Екатерину, заставив ее трепетать от мысли, что слишком откровенная для частного лица переписка с канцлером попадет в руки императрицы. Это была бы верная гибель. Однако внешне душевный стресс был почти незаметен: психологически она уже была готова ко всему и оставалась удивительно холодной в общении с окружающими. Она умела сохранять свои мысли во льду неприступности, демонстрируя удивительную легкость управления своими чувствами и ощущениями – качество, присущее наиболее развитым женским натурам.