Текст книги "7 женщин, изменивших мир"

Дети и семья – область, о которой следует сказать особо, когда это касается такой выдающейся ученой, как Мария Склодовская-Кюри. С одной стороны, мы имеем дело с отрешенностью, граничащей с безумием, отвержением реального мира, игнорированием общепринятых ценностей и такое презрение к действующему иерархическому построению достижений, что, кажется, слышно, как трещит по швам пирамидальная идеология Маслоу. С другой – неоспоримые факты в виде достижения научной самодостаточности Ирен Кюри, получившей Нобелевскую премию совместно с мужем (то есть повторившей жизненный сценарий матери), вполне состоявшуюся Еву Кюри, написавшую замечательное жизнеописание своей матери и внесшую весомый вклад в дело узнаваемости и популяризации имени Кюри в мировой истории. Что тут, феномен подражания, на котором настаивал Дейл Карнеги, когда писал, что для ребенка десять минут наблюдения за работающим отцом в дверную щелку порой важнее множества бесполезных часов, проведенных вместе? Пожалуй, и да и нет. Да, потому что главное, что могут дать родители детям, – это идея и стиль поведения в обществе. Нет, потому что идею нужно передать, вложить в маленькие головки, в которых роятся разнообразные мысли. Разве найден универсальный рецепт, как сделать такую идею доминирующей?! В случае с Марией Кюри напрашивается лишь один вывод: в рамках своей семьи, закрытой от внешнего мира плотной пеленой замкнутости и независимости, она фактически создала универсальный инкубатор, в котором движение формирующегося потомства жестко ограничено невидимыми рамками, осторожно навязанными в раннем возрасте ценностями. В сущности, все повторялось: так же как и в семье, где она выросла, существовал лишь вполне определенный набор видов деятельности, которые могли быть избраны детьми. Ее дочери, несмотря на невероятную занятость Марии, формировались под колпаком, почти не соприкасаясь с параллельными мирами, существующими в каждом большом городе и даже маленькой деревне. В этом контексте любопытными являются заметные отличия в восприятии действительности дочерьми Кюри. Если старшая, более близкая к матери и помнящая отца, под воздействием семейной традиции созрела для повторения судьбы матери, какой бы странной она ни казалась обывателю, младшая имела уже иное, новое мировоззрение. В своей книге о семействе Кюри Ева приводит довольно показательный пример своего разговора с уже стареющей матерью, в ходе которого акцентирует внимание на моментах своего собственного прихорашиваний, использования различных возможностей для подчеркивания своей женственности и очарования. На фоне отвержения старшей Кюри всего, что связано с женственностью, дочь невольно проявляет ситуацию: ее великая мать никогда не была истинной женщиной, тогда как ей удалось избежать этой мрачной участи и сохранить в себе все, присущее женскому архетипу.

Вполне естественно, что творческая активность личности хоть и является управляемым процессом, но с годами угасает. В случае с мадам Кюри наряду с уменьшением исследовательской деятельности имеет место еще и акцентуация на одном направлении. Такую акцентуацию можно интерпретировать как максимальное сосредоточение на цели, а также видеть в ней определенную зацикленность. Однако наиболее важным в дальнейших действиях Марии Кюри после заметного снижения активности собственных исследовательских поисков стало целенаправленное формирование целой касты научных последователей и учеников. Эта деятельность с точки зрения распространения в мире своей идеи явилась для имени Кюри более весомой, чем сами открытия. Конечно, Мария не помышляла о популяризации своего имени в мире; она искренне заботилась лишь о том, чтобы работа, начатая ею с мужем, приобрела новую актуальность, имела максимальную степень развития. Тем не менее, управление Институтом радия, появление такого же учреждения в Польше, множество путешествий, предпринятых «ради радия», оказались универсальным механизмом пропаганды не столько дела, сколько собственного имени. Цепь знаковых событий, таких как появление Института, объявление различными академиями о почетном членстве Марии Кюри, культовое затворничество и откровенное презрение к материальной системе ценностей, словно вызываемые цепной реакцией многочисленные приглашения и вояжи – все это нагромождение декораций вокруг овеянной славой персоны являлось свидетельством ее общественной значимости и признания. В обществе росло осознание, что эта высохшая пожилая женщина причастна к чему-то великому и непостижимому, что она участница какого-то выдающегося творения, однако такого необъяснимого, что лучше не вникать в детали созданного ею. Появление Института радия с точки зрения распространения идеи может быть приравнено к созданию собственной организации, течения или нового направления деятельности, что имеет развитие во времени и качестве. А последователи всегда пользуются именем первопроходца как знаменем, с течением времени приобретающим признаки великого. Отказ же Марии Кюри от публичности, от общения с журналистами лишь усиливал экспрессию таинственного и уже почти мистического имени, еще больше подогревая любопытство публики к ее персоне. Такое восприятие образа Кюри не только создало фосфоресцирующий фон исключительности, но и способствовало сотворению настоящего символа. Кроме того, многие женщины усматривали в таком «общественном отклонении» новые возможности для пола вообще, поэтому имя Кюри определенно несло двойную экспрессию. Тайна ее жизни, резонансное вхождение в мир высших достижений, создание отдельного направления в науке с ордой последователей и почитателей – все это оказалось элементами, закрепившими величие образа этой женщины, звеньями одной цепи, уводящей ее в вечность… Все эти факторы отличали имя Пьера и Марии Кюри от имен других ученых, возводя их достижения в ранг абсолютной исключительности.

Сама же мадам Кюри вряд ли заботилась о создании ореола величия вокруг своего имени. Однако бесспорным является желание оставить след, оставить память о муже и своей деятельности, которой она посвятила всю жизнь и всю энергию. Уже после смерти мужа она, читая в Сорбонне единственный в мире курс лекций по проблематике радиоактивности, издала книгу «Труды Пьера Кюри». Затем, несколько позже, она издала курс собственных лекций «Руководство по радиоактивности». Эта простая и упорная женщина, как никто другой, осознавала, что память о людях составляют их дела, систематизированные и адаптированные для восприятия средним человеком или средним специалистом на соответствующих времени носителях информации. Как ученая и как человек, взращенный на книгах, она хорошо знала цену этим носителям, потому действовала в этом направлении необычайно активно. К закату жизни она сумела написать еще один основополагающий труд, подводящий итоги творческой и исследовательской деятельности, – «Радиоактивность». Эта книга увидела свет через год после смерти исследовательницы.

Но конечно же, все сопутствующие признаки признания величия и научных достижений этой женщины и истинного благородства ее широкой души не стоили бы ничего, если бы она действительно не была кропотливой труженицей, ежедневно и ежечасно думающей об одном: о своей миссии первооткрывателя, которую она добровольно выбрала и которую усилила, углубила и сделала неотвратимой утрата единственного на планете близкого по духу человека. Однажды, наблюдая за образованием шелковичных коконов, Мария была поражена деятельностью обычных шелковичных червей, организованностью и терпеливостью этих простейших созданий Природы. Возможно, это невольное потрясение упорядоченностью всего сущего в мире и было главным открытием: все живое, явившееся миру, имеет свою миссию, неважно, как велика она, но именно эта удивительная преемственность движения и позволяет человеку совершенствоваться, развиваться. И, кажется, не случайно она написала в одном из своих частных писем такие строки, обнажая откровенностью свой сокровенный мир: «Эти гусеницы, деятельные, добросовестные, работающие так охотно, так настойчиво, произвели на меня большое впечатление. Глядя на них, я почувствовала себя принадлежащей к их породе, хотя, быть может, и не так хорошо организованной для работы, как они. Я тоже все время упорно и терпеливо стремилась к одной цели. Я действовала без малейшей уверенности в том, что в этом истина, зная, что жизнь – дар мимолетный и непрочный, что после нее ничего не остается и что другие понимают ее иначе».

Пожалуй, в этих простых и одновременно проникновенных словах заключена вся жизненная концепция Марии Склодовской-Кюри. Великой труженицы, отступившей от обыденного и узкого понимания роли женщины, скудной на чувства и эмоции, но обладавшей невероятной широтой души, излучавшей космическую энергиею стремления к необъятному, отвергавшей любые способы обогащения, презиравшей сенсационность и даже блистательность звучания собственного имени, сумевшей при этом быть подругой, матерью и самостоятельным игроком в мире самых серьезных научных свершений.

Коко Шанель
(Габриэль Шанель)
19 августа 1883 года – 10 января 1971 года

Женщина, названная королевой моды

Шанель создала женщину, которой до нее Париж не знал. Ее влияние перешло границы профессии. Ее имя оставляет в сознании след, какой оставляют великие политические деятели или литераторы. Наконец, она представляет собой совершенно новое существо – всемогущее, несмотря на легендарные женские слабости.

Морис Саш в книге о Коко Шанель «Десятилетие иллюзий»

Все в наших руках, поэтому не стоит их опускать!

Человек-легенда обречен растворить себя в мифе – и тем освятить и укрепить миф.

Коко Шанель

Эта женщина стала символом новой эпохи и удивительных возможностей. О Габриэль Шанель говорят, что она первой отразила в моде двадцатый век, открыв фантастический мир преобразований себя при помощи одежды, она усилила современниц тяжелой артиллерией и сделала их более раскованными и эластичными внутри. В сущности, ее поход за признанием был не чем иным, как реализацией ненасытного стремления к независимости и новому, доселе невиданному уровню свободы для женщины. Именно с этой целью Коко Шанель наделила женщин новыми многочисленными приемами и возможностями, фактически учением о том, как оставаться многоликой, обольстительной, шикарной и… в меру недостижимой. Одежда в ее случае стала языком общения с миром, средством самовыражения, но не целью, как полагают некоторые неискушенные созерцатели ее успеха.

Формальные достижения Коко Шанель не велики и сами по себе не имеют большого значения. Освобождение женщины от наивного и душащего корсета, создание элегантных шляпок, парад причудливых аксессуаров и длинных юбок – все это в конечном счете лишь механизм и эволюция развития одежды. Ведь в свое время изобретение и навязывание того самого корсета были находкой, придающей женщине ощущение притягательной в глазах мужчин несвободы. Действительно, непостижимая магия черного цвета и духи «Шанель № 5» и все остальные изобретения в искусстве представлять свой образ через одежду – это только способы влияния, механизмы, приводящие в действие оружие, а суть самой создательницы в ином.

Кроме того, специалисты настаивают, что не она была величайшим дизайнером своего времени. Более результативными кутюрье признаются Мадлен Вионне и Кристобаль Баленсиага. И вовсе не Коко Шанель вытеснила из одежды женщин корсеты, а совершил это преобразование Поль Пуаре, причем еще в то время, когда сама Габриэль постигала незамысловатые науки в унылой обстановке монастыря. Наконец, Коко Шанель не была даже первым модельером, решившимся на создание духов. Ее миссия оказалась совершенно другой, поскольку она изменила отношение самих женщин к одежде и к ощущениям, которые эта одежда может им дать. «Коко Шанель не убрала корсет из женского костюма, но убрала его из женской головы» – так оценивают ее вклад в искусство Высокой моды.

Действительно, Коко Шанель невозможно и недопустимо судить по формальным, признанным обществом современников критериям. Гораздо более весомым в личности Коко Шанель был скрытый философский смысл в создании стереотипа современной женщины: будто бы следуя мужским желаниям и являясь мужчинам в виде, максимально приближенном их ожиданиям, женщина вместе с тем получает необъяснимую власть и способность навязывать патриархальному миру свои идеи. Главное, что удалось сделать легендарному модельеру, – изменить восприятие общества женской сути. Коко Шанель удалось соединить в одежде и стиле мужские ожидания и женскую раскованность, независимость и свободу. Полностью зависимая от мужчин в начале пути, Коко Шанель за годы развития своей идеи в значительной степени продвинула свои замыслы при помощи очарованных ею поклонников. Нередко или даже часто совершая исключительно мужские поступки, демонстрируя мужское поведение, она сделала себя не только независимой, но и несказанно влиятельной, почти всесильной законодательницей стиля, перед которой преклонялись и мужчины, и женщины, которую боготворил почти весь мир.

Территория нелюбви

Рождение и первые годы жизни в почти нищенствующей семье мелкого торговца из провинциального французского городка Сомюра пропитали Габриэль ранним осознанием тяжелого крестьянского труда и утлого дна общества, сумрачная тень которого всегда довлела над нею в тяжелые годы становления. Перспектива остаться на обочине жизни удесятеряла ее силы, стимулируя противостоять любым трудностям и искать обходные пути любых преград.

Хотя у Великой мадемуазель достаточно биографов, настоящих подробностей ее детства известно не так уж много. Достигнув влияния, Коко Шанель постаралась перекроить свою биографию вместе с модой и стилем. Но даже при сложности отделения вымысла от действительности можно однозначно говорить о понимании малышкой Габриэль с первых лет жизни двусмысленности своего существования, катастрофическом дефиците любви и родительской привязанности. Ключевым событием детства оказалась ранняя смерть матери. Это потрясло до основания, перевернуло жизнь двенаддатилетнеи девочки вверх дном, словно бросив в яростный кратер вулкана, в котором можно либо сгореть заживо, либо появиться на свет заново, обновленной и закаленной, с притуплённой чувствительностью и сурово-агрессивной установкой на все окружающее. Похоже, именно такое преобразование и случилось с Габриэль. Потерянная и лишенная материнской ласки, девочка была добита поступком отца, который отдал ее в приют. Уже в это время она ощутила вопиющее различие между полами: если мальчики после смерти матери были пристроены в семьи родственников, девочек ждало тусклое монастырское прозябание. Глубоко внутри ее естества засел тяжелым осадком и тот печальный факт, что изнуренная работой и рано ушедшая из жизни мать была постоянно привязана к детям, тогда как отец всегда вел вольный образ жизни, не отягощая себя излишними заботами ни о потомстве, ни о достатке. Не исключено, что такой фатальный опыт матери отвратил ее от собственного материнства.

Она чувствовала себя абсолютно брошенной и нередко закатывала чудовищные истерики. Совершенное игнорирование девочки отцом в период формирования личности (он так ни разу и не навестил ее в приюте) в значительной степени способствовало формированию специфического отношения будущей законодательницы моды к мужскому полу. Отец не выполнил своей основной функции по отношению к дочери: из-за отсутствия любви отца Габриэль не смогла стать полноценной женщиной, оставшись наедине со своими страхами и сомнениями. В результате ее скрытое предубеждение против мужского мира и даже некоторая озлобленность имела определенное сублимированное выражение в непреодолимом напряженном желании отомстить мужчинам за детские ощущения своей ущербности и отсутствие того положения в обществе, которым изначально обладают мужчины. Успешная деятельность, которая должна была обеспечить достижение высокого и независимого социального статуса, а еще лучше – общественного признания, стала едва ли не навязчивым ориентиром Габриэль после того, как она оставила монастырь.

Долгое пребывание в монастырском приюте научило ее не бояться жизни, привило стойкий иммунитет к событиям любого рода. Годы душевных мук и блуждания в замкнутом пространстве суровой священной обители придали ей сходство с едва родившимся на свет кукушонком, который, чтобы выжить, выталкивает из гнезда других птенцов чужой птицы. Жажда жизни и цепкость девочки сформировались взамен нежности и ласки; а болезненная склонность к чистоте и порядку, привитая в монастырских стенах, навсегда отпечаталась в ее сознании. И если продолжительная фрустрация в раннем возрасте, ужасающее сиротство и одиночество, гнетущее ощущение беспомощности и бедности стали первым восприятием мира, то к моменту выхода из приюта в самостоятельную взрослую жизнь ее самооценка заметно изменилась. Габриэль с юных лет была готова к конкуренции и борьбе гораздо лучше детей, которые выросли в счастливых семьях, где есть любовь. Закалка тяжелых лет дала ей силы женской стихии для успешной борьбы с противоположным полом, она тайно вознамерилась создать в мужской цивилизации такое положение для женщин, от которого бы ахнули законодатели современной культуры. Несмотря на миловидные внешние черты, в характере Габриэль появились не свойственные девушкам жесткие нотки, она становилась такой же, как реальный мир, с которым ей долгое время приходилось сталкиваться, расшибаясь о его углы. Девушка стала практичной, проворной, смелой до агрессивности и изворотливой до непредсказуемости. От терпеливых монахинь она переняла тихую настойчивость и старательность, а также способность выдерживать продолжительный монотонный труд. Стойкие непритязательные женщины научили ее ловко обходиться со всеми принадлежностями для рукоделия: ее готовили к жизни, а скорее всего – к выживанию в противоречивом и неоднозначном патриархальном мире.

Ношение униформы также отложило специфический отпечаток на восприятии девушкой одежды. В течение долгих лет она будто была стиснута и придавлена монастырской строгостью стиля. Кроме того, дополнительной мотивацией к освоению нехитрых премудростей примитивной кройки и шитья стала необходимость научиться выглядеть привлекательно, не имея особых средств. В течение долгих монастырских лет девушка сполна насмотрелась на беспомощность и бесперспективность женщин, тянущих бессмысленную лямку религиозного смирения, поэтому ей не терпелось изменить свою жизнь, стать другой, увидеть иные, более яркие краски жизни и плоскости бытия, которые, она была уверена, существуют. Именно поэтому одной из наиболее действенных и четких подсознательных установок, которую Габриэль вынесла из приюта, была ставка на сильных мужчин. Кроме того, негативный опыт несчастной семьи, в которой она родилась, довлел над нею, оставив заметный отпечаток рационализма в поведении. Прежде всего, она оценивала мужской мир по поведению своего отца, который в ее восприятии представал человеком, привыкшим скользить по поверхности. Уже в годы формирования женственности Габриэль ощущала внутреннюю напряженность: она постоянно ожидала от мужчин подвоха. Тут стоит перескочить через многие события, чтобы отметить: кульминация предубеждения и тревожности Коко Шанель по отношению к мужчинам пришлась на ее связь с Артуром Кейпелом, возможно единственной подлинной страстью Габриэль, – он обманул ожидания Габриэль и женился на другой. Этот случай поставил ее перед фактом – она иная и в своей неполноценности не может претендовать на любовь, как не может надеяться на преданность мужчины. Это был поворотный момент в судьбе Шанель, потому что всю последующую жизнь она демонстрировала гипернезависимость и вызывающую свободу отношений с мужчинами, которые, по сути, являлись компенсацией раннего чувства ущербности и отторжения. А продолжительная и глубокая фрустрация из-за женитьбы мужчины, которого она жаждала видеть своим спутником жизни, была связана еще и с фобией несоответствия высшему обществу. Габриэль поклялась, что достигнет такого статуса, который будет стоять над богатством, званиями и титулами и, может быть, даже над любовью.

Раннее взросление привело девушку к весьма оригинальной самоидентификации. Во-первых, она пребывала в незыблемой уверенности, что умение потрясающе выглядеть и эффектно преобразовывать свою внешнюю оболочку дает почти неограниченную власть над мужским миром. Во-вторых, ее стихийно формирующаяся натура ощущала, что доверия мужчинам не может быть по определению: глубоко внутри нее до конца дней жило детское потрясение поступком отца, который после смерти матери покинул ее на произвол судьбы. Таким образом, еще в годы монастырского становления в глубинах женского естества Габриэль зародилась непростая концепция взаимоотношений с мужчинами, в основе которой лежало необычное переплетение чувств – болезненного недоверия к мужчинам и растущего желания использовать их возможности, смешанного с трепетным стремлением к любви. Брак по расчету казался ей слишком упрощенным способом решения обозначенных задач и потому неприемлемым. Уязвленная и униженная годами одинокого прозябания в приюте девушка была готова на все. Она осознавала: чтобы стать игроком в этом неженском мире, необходимо слепить из себя независимую фигуру. Тогда можно играть желаниями мужчин, как мячиком, то с радостью принимая бросок, то со всей силой негодования отбрасывая от себя. Существовал еще один важный нюанс, толкавший юную Габриэль в объятия мужчин, уверенно стоящих на ногах и пользующихся авторитетом в обществе. Она смотрела на мир глазами реалистки и прекрасно понимала, что ее воспитание и незамысловатое образование в законсервированном сдержанном монастырском мирке никак не обеспечат восприятие ее как девушки с утонченным вкусом, изысканными манерами и адекватным набором знаний, необходимым для принятия ее высшим обществом. А в том, что Габриэль готовила себя к более масштабной роли, чем ей сулила судьба, нет никакого сомнения. Подняв планку своих вожделений на пока еще недосягаемый уровень, она с необычайным рвением взялась за преобразование своего облика. Но в период расцвета женственности девушка не помышляла усадить себя за книги или пытаться получить престижное образование. Она сделала другой выбор, решив пройти путь познания через мужчин, втянув в себя, как чайный аромат, их мудрость, манерность, элегантность…

В новой жизни девушки в Мулене появились возможности, которые она не преминула испытать. Несмотря на отсутствие голоса, Габриэль всерьез решила попробовать себя на сцене. В многочисленных историях о законодательнице моды XX века не раз упоминалось, что она, выучив пару простеньких песенок, с чувством исполняла их перед завсегдатаями кафешантана «Ротонда». Именно со сценическими пробами больше всего связывают и приклеившееся к девушке прозвище Коко, которое осталось с нею на всю долгую жизнь. В этой связи важно заметить, что Габриэль не довольствовалась тем, что дает ей судьба, а сама встала на путь активного поиска. Если в магазине одежды Габриэль искала применения своим рукам, то на подмостках она искала случая продать себя целиком, как живую игрушку в блестящей упаковке. Но это была на редкость активная жизненная позиция, которой она осталась верна в течение всей жизни. Установка «Действовать в любых, даже самых неблагоприятных условиях» каждый раз будет выводить ее на новый, ранее неведомый и кажущийся недостижимым уровень. В маленьком Мулене юная Шанель начала одновременную борьбу на всех возможных фронтах, и это не могло не привести ее к успеху.

Благодаря внешней привлекательности и оригинальности образа Габриэль сумела ослепить одного из прожигавших время в «Ротонде» состоятельных офицеров Этьенна Бальсана. Он скептически относился к карьере начинающей певички, зато быстро убедил ее прекратить выступления и удалиться на время с ним в богатый особняк родового гнезда. Ее первый мужчина оказался дворянином и обладателем немалых средств, которые позволяли ему вести беззаботную жизнь отъявленного кутилы. Роскошь жизненного уклада Этьенна произвела на малышку Шанель неизгладимое впечатление, но ее с самого начала тяготила роль содержанки. Тем более что она была не единственной пассией безнадежного щеголя в погонах. Чтобы выжить и победить, ей надо было снова предстать иной, отличной от всех и вместе с тем выразительной и привлекательной. Умея ловко орудовать ножницами и иголкой, девушка попыталась выделиться хотя бы стилем одежды, более вольным и свидетельствующим о ее независимой натуре. О ловеласе Бальсане тогда говорили, что больше всего он любит лошадей и женщин. И, конечно, горделивую девушку больно задевало быть одной из многих. Но, осознавая всю двусмысленность своего положения, она намеревалась извлечь из ситуации наибольшую пользу. Ей хотелось попасть в мир аристократии, а для этого надо было действовать, выделяться, стать единственной и неповторимой. Именно тут и помогло отсутствие изысканного шаблонного воспитания, что способствовало раскованности и легкости: она прошлась по общепринятым нормам ношения неудобной и одинаковой по стилю одежды, как ледокол, ломая все на своем пути и открывая новую, более удобную и простую дорогу. Наконец, еще одно подталкивало девушку: одежда женщин высшего света была для нее несказанно дорога, им необходимо было противопоставить что-то совершенно иное по сути, сногсшибательное и разящее наповал. Во главу угла самой идеи молодая куртизанка поставила простоту и удобство.

Поэтому Коко с задором и определенным вызовом отказалась от принятых в офицерском кругу мудреных широких платьев с корсетом, драпированных целыми метрами ткани. Шанель, еще сама того не осознавая, начала создавать собственный стиль. Его основой послужил стиль одежды тех самых элегантных и любвеобильных мужчин, с которыми пришлось общаться в обществе Бальсана. В ход пошли рубашки, галстуки, жакеты, бриджи-галифе для верховой езды – то есть предметы мужского гардероба, которые виртуозные руки девушки после небольшой стилистической доработки превратили в удобную и вместе с тем вызывающую, необычную для глаза женскую одежду. Работа захватила ее, а результаты были приняты не только благодаря смелости использования нового стиля. Сама Коко нравилась мужчинам своей легкостью и одуряющей фееричностью; на фоне невзрачного поведения изысканно однообразных кокеток ее манеры обескураживали и пленяли оригинальностью и смелостью. Она же затеяла большую игру: нарциссическая натура, Коко Шанель бредила тем, чтобы завораживать и влюблять в себя, однако сама уже помышляла о совершенно другом. И девушка «с фигурой подростка и вкусом феи» очаровывала мужчин, но вовсе не для любви, ей нужна была независимость и полная власть на этим слащавым и слюнтяйским миром, который прежде низвергнул ее в канализационную яму.

Покорение мира моды

Мужчины в жизни Габриэль Шанель всегда были своеобразными ступенями. И естественно, самой весомой ступенью была первая, которая ознаменовала главную трансформацию некогда уязвленной психики. Коко Шанель благодаря созданию своего собственного дела очень плавно и последовательно перешла из категории женщин, способных существовать только при мужчине, в очень малочисленную группу женщин, способных быть самодостаточной личностью, развиваться под воздействием внутренних импульсов. Жалкая содержанка со сложным детством и зависимым от каприза мужчин положением, Габриэль давно была внутренне готова к самостоятельному развитию, открывающему путь к полной свободе. Она страшилась власти мужчин над собой, как пожара, поэтому ее игра была направлена на тайное противоборство с противоположным полом. Нужны были только средства и ободрение, и она выбрала единственно возможное оружие – свое женское очарование. И не зря: и деньги, и психологическую поддержку предприимчивая девушка получила от своих кавалеров.

И если богатый любитель увеселительных мероприятий Этьенн Бальсан познакомил ее с высшим светом и своим полуравнодушным отношением к экспериментам любовницы с нарядами не отвратил последнюю от этого дела, то следующий мужчина в ее жизни помог совершить поистине революционный переворот. Это было как тройное сальто: раз – и вместо решившейся на акробатику бедной куртизанки после виртуозного кульбита на то же место чудесным образом опустилась деловая женщина. Только теперь уже холодная, расчетливая и желчная. Ее отношение к миру было отображением отношения окружающих к маленькой сироте Габи. В высшей степени показательно, что она никогда не вспоминала о своих родственниках, демонстрируя редкое безразличие к прежней жизни. Обновленная Габриэль резко, с присущим ей властным жестом зачеркнула все, что было до рождения Коко Шанель.

Конечно, на самом деле все было не так просто, потому что Коко Шанель полагалась не на везение, а на отважные нововведения и их агрессивный маркетинг. Она поражала работоспособностью и деловыми подходами к ведению дела, совершенно не свойственными для двадцатилетней девушки. С другой стороны, это опять-таки был ее единственный шанс изменить жизнь коренным образом. Просто она очень хотела вырваться из своего круга, забыть запах зловонной нищеты и наслаждаться независимостью и славой, сама мысль о которой вызывала у нее умиленное головокружение. Ради такого можно было работать двадцать четыре часа в сутки. И она ничуть не жалела себя. Впрочем, соблюдая золотое правило наглядного примера, а именно: она осознавала, что сама является единственной моделью и единственной рекламой собственного дела.

С наследником английской династии углепромышленников, заядлым игроком в поло и настоящим аристократом Артуром Кейпелом по прозвищу Бой Коко Шанель познакомилась как раз благодаря Бальсану. Говорили, что Артур обладал необыкновенным обаянием, тонким вкусом и был весьма хорош собой. Возникшая между ним и Габриэль любовная связь, казалось, была неминуема. Ведь расчетливая девушка действовала наотмашь, сражая своих мужчин наповал. Эта-то связь и привела к тому, что в Париже на улице Камбон появился первый собственный бутик Шанель. Со временем он вырос до знаменитого салона мод и на всю жизнь оставался для королевы моды своеобразной штаб-квартирой и напоминанием о мужчине, которого она, по всей видимости, любила. В первые же месяцы она работала едва ли не до изнеможения, создавая удивительные и простые вещи. Она никогда не ждала вдохновения. Жакеты, свитера игроков в поло, блузы с галстуками – все, что заимствовала Шанель у мужчин, после обработки неуемной Коко превращалось в нечто обворожительное и таинственное.