Текст книги "Июнь 1941 года. Причины и последствия"

Часть вторая
Война на линии огня

Глава 1
Прибалтика

СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ

С началом Второй мировой войны советское правительство предприняло ряд мер для усиления своих позиций в Прибалтике, которая должна была стать «буфером» между СССР и Германией на северном участке границы между этими государствами. В конце сентября – начале октября 1939 года Советский Союз в ультимативной форме потребовал от Прибалтийских республик подписания договора о взаимопомощи. На основании этого документа предусматривалось создание на территории Литвы, Латвии и Эстонии военных баз и размещение на них советских войск (по 25 тысяч человек в Латвии и Эстонии, 20 тысяч человек в Литве (Война и политика. 1939–1941. М., 1999. С. 196).

Начало советско-финляндской войны определило рост значения Прибалтийских республик в рамках военной стратегии СССР начала 1940-х годов. После заключения мирного договора с Финляндией 12 марта 1940 года советским руководством, наблюдавшим создание мощной группировки германских войск в Восточной Пруссии, было решено усилить группировку войск ВККА в Прибалтике. В августе 1940 года Прибалтийские республики вошли в состав СССР, а на территории этих республик был создан Прибалтийский особый военный округ, в командование которым вступил генерал-полковник авиации А.Д. Локтионов (член Военного совета корпусной комиссар И.З. Сусайков, начальник штаба – генерал-лейтенант П.С. Кленов).

Генерал А.Д. Локтионов имел опыт командования частями в годы Гражданской войны и определенный административно-командный опыт в послевоенные годы. Но с 1933 года он занимался вопросами авиации и крупными общевойсковыми объединениями не руководил. Оказавшись на должности командующего войсками созданного военного округа на сложной территории Прибалтийских республик, Александр Дмитриевич растерялся и занялся второстепенными вопросами в ущерб главным. Это стало понятным уже к концу 1940 года.

На совещание высшего руководящего состава РККА (23–31 декабря 1940 года) командующий Прибалтийским особым военным округом не прибыл под предлогом болезни. Представлял округ его начальник штаба генерал П.С. Кленов, который в ходе совещания проявил достаточно высокую активность. После окончания совещания произошла смена руководства Прибалтийского особого военного округа. А.Д. Локтионов и член Военного совета корпусной комиссар И.З. Сусайков были освобождены от занимаемой должности. Новым членом Военного совета по рекомендации ЦК ВКП(б) был назначен корпусной комиссар П.А. Дибров. Командующим округом стал генерал-лейтенант Ф.И. Кузнецов.

Справка:

Кузнецов Федор Исидорович (29 сентября 1898 – 23 марта 1961). На военной службе с 1916 г., участник Первой мировой войны, начальник команды разведчиков, прапорщик. В Красной Армии с августа 1918 г. В Гражданскую войну командовал ротой, батальоном, был помощником командира полка. Окончил Курсы усовершенствования высшего командного состава при Военной академии имени М.В. Фрунзе (1926). С 1935 г. – начальник факультета Военной академии имени М.В. Фрунзе. В июле 1938 г. – заместитель командующего войсками Белорусского военного округа. Участвовал в советско-финляндской войне. С 1940 г. – начальник Академии Генерального штаба РККА, с августа того же года – командующий войсками Северо-Кавказского военного округа, с конца 1940 г. – командующий войсками Прибалтийского особого военного округа. Генерал-полковник. В первый же день войны потерял практически всю свою авиацию. Не смог организовать оборону и отдал войскам приказ об отходе. Был отстранен от командования фронтом. В последующем на командных и административных должностях. В 1948 г. вышел в отставку. Награжден двумя орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени, орденами Суворова 2-й степени и Красной Звезды.

Новый командующий, ознакомившись с положением дел, тут же составил обширный отчет о недостатках в работе его предшественника, который лег в последующем в основу обвинений, выдвинутых против А.Д. Локтионова во вредительстве и шпионаже. Безусловно, эти обвинения были безосновательными, но недостатков в подготовке войск округа и в инженерном оборудовании его территории и на самом деле было немало. Прежде всего, отмечалось то, что крайне медленно велись работы по инженерному оборудованию линии новой государственной границы, где было намечено строительство нескольких укрепленных районов. Войска занимались обустройством военных городков, хранилищ для техники и учебных центров в ущерб боевой подготовке.

По просьбе Ф.И. Кузнецова для оборудования полосы укреплений по советско-германской границе в Прибалтийский особый военный округ в марте 1941 года из центральных районов было направлено большое количество инженерных батальонов, укомплектованных призванными на время гражданскими специалистами. Так, только в полосу ответственности 11-й армии прибыло 30 саперных и инженерно-саперных батальонов.

Катастрофически не хватало строительных материалов и строительной техники. Железобетона едва хватило для возведения основных долговременных огневых сооружений на основных направлениях. На второстепенных направлениях железобетон заменяли деревом. Основным орудием труда были лом, кирка, лопата, ручная пила, топор. Такими средствами работы велись медленно. Кроме того, следует добавить, что все эти инженерные батальоны в боевом отношении не представляли собой никакой силы и положенного им табельного оружия не имели.

Сооружаемая оборонительная полоса имела глубину полтора-два километра и представляла собой систему батальонных районов обороны, вытянутых в линию. В будущем предусматривалось строительство батальонных районов второй линии, но фактически оно начато не было. Передовые огневые точки первой позиции находились на удалении нескольких сотен метров от государственной границы. При оборудовании этих огневых точек были закончены бетонные работы, но к внутренним работам еще не приступали. Замаскировать работы в непосредственной близости от границы было невозможно, и вся подготовленная оборона хорошо просматривалась противником с наземных наблюдательных пунктов. Глубина советской территории тщательно изучалась германской авиацией, которая постоянно нарушала воздушную границу, не неся за это никакой ответственности.

В конце марта 1941 года командующий 8-й и 11-й армий Прибалтийского особого военного округа с подчиненными им командирами корпусов и дивизий провели полевые армейские тыловые поездки, которые продолжались в 8-й армии двое суток, в 11-й армии – четверо суток. Затем в период с 1 по 14 апреля командующий войсками Прибалтийского особого военного округа провел проверочные полевые поездки с командующими и начальниками штабов 8-й и 11-й армий. В холе этих поездок уточнялись места постоянной дислокации соединений и частей, районы выхода их по тревоге, устанавливались места расположения командных пунктов, уточнялись разграничительные линии между объединениями и соединениями. Все эти уточнения должны были лечь в основу армейских планов прикрытия государственной границы. После того, как советская разведка установила переброску в Восточную Пруссию соединений 4-й танковой группы Германии, генерал Ф.И. Кузнецов и его начальник штаба начали постоянно ставить перед наркомом обороны СССР вопрос об усилении противотанковой обороны войск Прибалтийского военного округа. Эта настойчивость дала положительные результаты. 20 апреля 1941 года Военным советом Прибалтийского особого военного округа была получена директива Народного комиссара обороны о формировании к 1 июня 1941 года в составе округа 9-й и 10-й противотанковых артиллерийских бригад РГК в Шяуляе и Каунасе из частей, прибывших 10 мая 1941 года из Уральского военного округа. Эти бригады оснащались новыми на то время 75-мм противотанковыми пушками на тракторной тяге.

Кроме того, предусматривалось также формирование в Двинске 5-го воздушно-десантного корпуса из частей Уральского и Ленинградского военных округов. Назначение командиров и начальников штабов корпуса, бригад, полков и батальонов было решено произвести до 15 мая, остальных – до 25 мая. Организационные мероприятия было приказано начать немедленно, а комплектование формируемых частей личным составом, основными видами оружия и материальными средствами нужно было закончить к 1 июня 1941 года. Особым пунктом было приказано в части 5-го воздушно-десантного корпуса отобрать «только лучших и хорошо проверенных командиров и бойцов из числа комсомольцев, выразивших желание служить в десанте и имевших парашютную (допризывную) подготовку».

Всего для прикрытия 300-километрового участка советско-германской границы по плану ее прикрытия должно было быть развернуто семь стрелковых, четыре танковых и две мотострелковых дивизии. Оборона побережья Балтийского моря возлагалась на Краснознаменный Балтийский флот и подчиненные ему части береговой обороны. Из сухопутных войск для этих же целей предназначались еще две стрелковые дивизии и одна отдельная стрелковая бригада.

Всего в составе армий прикрытия государственной границы находилось 11 стрелковых, 4 танковых и 2 моторизованных дивизий. В этих соединениях числилось 183,5 тысячи личного состава, 1420 танков, 1271 орудие, 1478 минометов, 1632 противотанковых орудия, 119 зенитных пушек. Для обеспечения действий наземных войск с воздуха имелся 1271 боевой самолет.

Перед войсками Прибалтийского особого военного округа противник развернул группировку в составе 21 пехотной, 7 танковых, 6 механизированных дивизий и 1 механизированной бригады, в которых насчитывалось 556 тысяч личного состава, 1389 танков, 3045 орудий, 4140 минометов, 2566 противотанковых орудий, 615 зенитных орудий. В интересах этой группировки использовалось более 1000 самолетов.

Таким образом, противник имел тройное превосходство по численности личного состава, превосходил войска Прибалтийского особого военного округа в 2,4 раза по количеству артиллерии, в 2,8 раза по минометам, в 1,5 по противотанковым орудиям. Стороны имели равенство по численности танков и боевых самолетов (сост. по: ЦАМО РФ. Ф. 16. Оп. 2951. Д. 235. Л. 86—109; Д. 243. Л. 228–230; Д. 253. Л. 47–50; Д. 262. Л. 81–95).

Внутренняя обстановке на территории Прибалтийских республик была сложной. В начале апреля 1941 года народный комиссар государственной безопасности СССР В. Меркулов сообщил в ЦК ВКП(б) об аресте в Латвии большой группы (73 человека) агентов германской разведки, которые входили в состав организации «Тевияс саргс», во главе которой стоял резидент немецкой разведки Ганс Шинке. Эта группа не только собирала различную разведывательную информацию о Красной Армии, но и с началом войны готовила организованное вооруженное выступление в ряде населенных пунктов.

К лету 1941 года в Эстонии возникло организованное движение Сопротивления. По сведениям НКВД, в лесах в то время действовало около 300 отрядов «лесных братьев» общей численностью около 8500 человек. Кроме того, 1 июня 1941 года, после подготовки в разведшколах Финляндии, в Эстонию было заброшено свыше 100 эстонских эмигрантов, обученные ведению разведки и организации террористических актов (операция «Эрна»).

В начале 1941 года литовскими националистами по заданию германской военной разведки был создан так называемый «Фронт литовских активистов», центр которого находился в Берлине. Этот Фронт возглавлялся бывшим литовским послом в Германии полковником Шкрипой и действовал на средства и по заданию германской разведки.

Было ясно, что часть населения Прибалтийских республик к советской власти относится враждебно. Несмотря на это, у советского руководства появилась даже идея создать на базе вооруженных сил этих республик национальные 22-й (Эстонский), 24-й (Латвийский) и 29-й (Литовский) корпуса Красной Армии. Первыми командирами этих корпусов были назначены национальные генералы, в них был оставлен практически весь офицерский состав соответствующих армий. Кроме того, была оставлена форма одежды национальных армий, на которую были нашиты знаки различия РККА.

Весной 1941 года все Прибалтийские корпуса были проверены специальными комиссиями, назначенными командующим 27-й армии Прибалтийского особого военного округа. Результаты этой проверки были неутешительны. Так, 6 июля командующий 27-й армией генерал-майор Н.Э. Берзарин докладывал: «Существующие корпуса и дивизии носят лишь только это название, а на самом деле это выглядит так:

а) 24-й стрелковый корпус – совершенно неподготовленные части, не имеющие нашей техники, вооруженные всеми системами оружия – всех марок мира. Снабжение их боеприпасами и запасными частями невозможно. Штабов нет, средств связи нет, укомплектованность начальствующим составом – до 12–15 %, некомплект личного состава – до 90 %. Сейчас в этом корпусе (181-я плюс 128-я стрелковые дивизии) не более 8 тысяч человек».

К войне штаб Прибалтийского особого военного округа готовился. Им было спланировано проведение различных многочисленных мероприятий, которые нужно было выполнить в очень сжатые сроки. Правда, давая «добро» на проведение этих мероприятий, исходя из обшей сложившейся обстановки, нарком предупреждал: «При проведении мероприятий письменной директивы командирам соединений и частей не давать. Указания и отдачу распоряжений произвести путем вызова в штаб округа соответствующих командиров и отдачи словесных распоряжений» (ЦАМО РФ. Ф. 221. Оп. 1364. Д. 18. Л. 12).

Формирование войск Прибалтийского особого военного округа было завершено к концу мая 1941 года. Правда, работа эта была выполнена поспешно, а качество ее было невысоким. В частности, командующий округом в докладе начальнику Генерального штаба указывал, что часть личного состава сформированных соединений и частей набрана «из коренных народностей республик Средней Азии и Закавказья, плохо владеющие или не владеющие русским языком, половина их личного состава специальности не обучена. Корпусные части укомплектованы с широкой заменой специальностей». Комплектование воздушно-десантных частей произведено из личного состава, который не прошел даже первоначального обучения.

Для того чтобы хоть как-то исправить такое положение, 12 июня штаб Прибалтийского особого военного округа направил шифрограммы всем командующим армиями, а также командирам стрелковых корпусов и дивизий о проведении 45-дневного сбора приписного состава запаса. В данном документе было указано, что только после этого «прибывающий на сборы личный состав влить в подразделения части соответственно военно-учетным специальностям приписного состава» (Козинкин О.А. Перед 22 июня. М.: Яуза, 2019. С. 103–104).

В это же время в соединениях округа работала специальная комиссия Наркомата обороны. Ее силами и силами штаба округа в начале июня 1941 года была произведена проверка боевой готовности всех соединений и частей, по результатам которой 15 июня 1941 года был составлен специальный приказ командующего. В нем было указано на выявление целого ряда недостатков в подготовке командиров, штабов и войск. В частности, указывалось на плохие знания командирами своих районов боевого использования частей, плохое оповещение и сбор частей по тревоге, медленное выдвижение войск по тревоге в районы сбора, наличие пробок на дорогах, плохое взаимодействие родов войск. Было отмечено, что «командный состав не умеет ориентироваться на местности, ночью блудит, не умеет управлять, бегает по полю боя вместо посыльных». В выводной части этого раздела было указано, что «некоторые командиры частей до сего времени преступно не уделяют должного внимания обеспечению боевой готовности и не имеют управлять своими подразделениями и частями».

В приказной части этого документа были изложены требования устранить указанные недостатки к концу июня 1941 года.

Большое внимание в приказе уделялось вопросу подготовки полос обороны стрелковых дивизий. Требовалось заблаговременно произвести планировку окопов для пехоты, подготовить по две огневых позиции для каждого пулемета, миномета и орудия. Рекомендовалось обратить пристальное внимание на организацию огня артиллерии с тем, чтобы массировать ее огонь на любом направлении, где следует ожидать появление танков противника, для чего нужно было заранее готовить маневр огнем и колесами.

Особое внимание в приказе командующего войсками округа было обращено на вопросы управления. Он требовал от всех командиров обеспечить надежное управление в бою за счет заблаговременной подготовки основных и запасных командных пунктов, начиная от батальона и до дивизии включительно, а также линий связи. Кроме того, командующий перечислял все методы, которыми противник попытается дезорганизовать управление. Он предупреждал: «Надо учесть, что на узлах связи работают слабо проверенные люди, в числе которых могут быть шпионы, работающие на противника. Поэтому с первого дня выхода дивизии в район своих действий, все узлы связи на территории полосы дивизии – корпуса должны быть заняты связистами войсковых частей. Надо твердо установить опознавательный сигнал старшего начальника для младшего и младшего для старшего. Отдавать устные приказы имеет право только прямой и непосредственный начальник. Никаких устных приказов не отдавать по телефону… Письменные приказы должны быть написаны кратко и ясно…»

В приказе устанавливался 40-митнутный срок готовности поднятия частей всех родов войск по тревоге. Приказ завершали наставлениями от рядового бойца до командира. В них говорилось: «Надо твердо понять, что ошибки в действиях одного человека, особенно когда этот человек является командиром, могут стоить много крови».

В завершение приказа было предписано: «Приказ полностью знать начсоставу до командира дивизии включительно. Командующему армией, командиру корпуса и дивизии составить календарный план выполнения приказа, который полностью выполнить к 25 июня 1941 года» (ЦАМО РФ. Ф. 344. Оп. 5554. Д. 19. Л. 38).

К тому времени органами НКВД в национальных корпусах были выявлены различные подпольные офицерские организации, члены которых сотрудничали с германской, финской и другими разведками, а также с эмигрантскими организациями бывших прибалтийских стран. Это стало основанием для массовых арестов. К середине июня 1941 года командиры и подавляющее большинство офицеров всех трех национальных корпусов были арестованы и заменены офицерами, прибывшими из СССР.

В частности, в 24-м латвийском национальном корпусе это выглядело следующим образом. 10 июня 1941 года почти все офицеры из высшего командного состава корпуса были отстранены от должностей и отправлены на курсы в Москву, где некоторое время спустя они (за редким исключением) были арестованы. Через три дня после этого прошли массовые аресты остальных латвийских офицеров в летнем армейском лагере в Литене, куда они были выведены под предлогом проведения штабных учений на местности. Часть из них была расстреляна на месте, а большинство вывезено в отдаленные районы СССР. Всего органами НКВД было арестовано около 800 латвийских офицеров и военных специалистов, в том числе 19 генералов, 1 адмирал, 44 полковника, 109 подполковников, 195 капитанов, 145 старших лейтенантов, 142 лейтенанта и 4665 солдат. Из них было расстреляно 682 человека.

В это время в штабе округа и в войсках в это время уже шла напряженная подготовка к отражению возможной фашистской агрессии. 14 июня началась передислокация ближе к границе четырех стрелковых дивизий и управления 65-го стрелкового корпуса. Ближе к границе были переброшены также четыре корпусных артиллерийских полка и один гаубичный полк резерва Главного командования. Все эти соединения и части должны были сосредоточиться в указанных районах 23 и 24 июня 1941 года. Кроме того началось сосредоточение в новых районах 3-го и 12-го механизированных корпусов.

15 июня 1941 года Военный совет округа направил шифрограмму начальнику артиллерийского управления округа генерал-майору Белову, а копии – командующему 8-й армией, заместителю начальника штаба округа по организационно-мобилизационной работе генерал-майору Гусеву и заместителю начальника штаба округа по тылу генерал-майору Кузнецову. Этим документом было приказано «вывести из Рижского лагеря и перевезти в места зимних стоянок» к исходу 23 июня оба корпусных артиллерийских полка. К 26 июня 402-й гаубичный артиллерийский полк большой мощности вывести и расположить в районе леса станции Ужпелькяй. В конце приказа от руки дописано: «Перевозку провести ночью. Погрузку – перед наступлением темноты. Выгружать на рассвете» (ЦАМО РФ. Ф. 344. Оп. 5554. Д. 19. Л. 5).

16 июня командующий войсками Прибалтийского особого военного округа направляет в войска директиву о порядке оповещения войск округа в случае нарушения противником государственной границы. В первом пункте этой директивы предписывалось: «Командиры дивизий, получив сообщение о переходе границы от командиров пограничных частей, своих разведывательных частей или от постов ВНОС и проверив его, докладывают командующему войсками округа или начальнику штаба округа в первую очередь, а затем уже командиру корпуса или командующему армией, принимая одновременно меры к отражению». Эта директива в особой степени повышала ответственность командиров соединений. Она делала их едва ли не решающей инстанцией в случае начала войны и разъясняла порядок прохождения сигналов по всем инстанциям по проводной и дублирующей связи.

В эти же дни генерал Ф.И. Кузнецов постоянно докладывал наркому обороны и начальнику Генерального штаба о скоплении германских войск у советской границы и о всех нарушениях германской авиацией советской границы. Но в ответ С.К. Тимошенко и Г.К. Жуков советовали командующему Прибалтийским особым военным округом не поддаваться панике и последовательно решать поставленные ранее задачи.

18 июня с разрешения Генерального штаба под видом учений из Риги был выведен первый эшелон штаба Прибалтийского особого военного округа (250 генералов и офицеров), который к 12 часам 20 июня занял ранее подготовленный командный пункт в лесу 18 км северо-восточнее Паневежиса. С этого командного пункта была установлена проводная связь с Москвой и штабами 8-й (Шяуляй), 11-й армии (Каунас), 3-го и 12-го механизированных корпусов и авиационных соединений. (Второй эшелон штаба был выведен в запасный район в ночь на 21 июня.)

В этот же день командующий округом отдал приказ, в котором, с целью быстрейшего приведения в боевую готовность войск округа, предписывалось к исходу 18 июня вывести соединения армий в полосы прикрытия государственной границы, а также привести в полную боевую готовность всю противовоздушную оборону и все средства связи на территории округа и осуществить ряд других мероприятий.

Около 11 часов 18 июня командующий войсками Прибалтийского особого военного округа в районе западнее Шяуляя встретился с командующим 8-й армией и приказал ему привести войска в боевую готовность и вывести их в полосы обороны. На следующий день, 19 июня, он направляет всем командующим подчиненными армиями директиву, в которой требует ускорить работы по инженерному оборудованию полос обороны. При этом он указывает, что «позиции предполья занимать войсками только в случае нарушения противником госграницы» (ЦАМО РФ. Ф. 344. Оп. 5584. Д. 1. Л. 23–24).

В это время сами командующие армиями и командиры соединений прикрытия государственной границы, располагая определенными разведывательными данными и понимая, что обстановка становится все более напряженной, просили разрешения командующего округа о приведении войск в боевую готовность. Об этом свидетельствует шифровка командира 125-й стрелковой дивизии 11-го стрелкового корпуса 8-й армии от 19 июня 1941 года генерал-майора П.П. Богайчука. В ней он писал: «По агентурным данным и данным перебежчиков в районе Тильзит сосредоточено до семи дивизий германских войск. С нашей стороны мер оборонительного характера, гарантирующих от нападения мото-механизированных частей, не предпринято, и достаточно немцам пустить один танковый батальон, как удерживаемый гарнизон может оставаться захваченным врасплох. Внутренний наряд и патрули могут только предупредить части, но не обеспечить. Полоса предполья без гарнизонов войск немцев не задержит, а пограничники могут своевременно полевые войска и не предупредить. Полоса предполья дивизии находится к госгранице ближе, чем к частям дивизии, и без предварительных мероприятий по расчету времени немцами будет захвачена раньше вывода туда наших частей.

Докладывая о создавшейся обстановке на границе, прошу… Дать указания, какие мероприятия сейчас я могу провести в жизнь, гарантирующие от неожиданного вторжения мото-мехчастей немцев, или дать мне право самому разработать план мероприятий, но средств дивизии для этого мало… Разрешить мне вывести для работы в полосу предполья не два батальона, предусмотренные директивой округа № 00211, а четыре».

На эту шифровку командующий округом наложил следующую резолюцию: «Боевых патрон на руки не выдавать, но подготовить их выдачу. Для окончания работ предполья выдвинуть три батальона. Силы и средства у Вас есть. Крепко управлять, смело и умело все используйте. Не нервничать, а быть по-настоящему в полной боевой готовности».

В 14 часов 20 минут 19 июня штаб Прибалтийского особого военного округа направляет распоряжение командующим войсками 8-й, 11-й и 27-й армий, подписанное помощником командующего по ПВО полковника Карлина, с требованием «начиная с сегодняшней ночи до особого распоряжения ввести светомаскировку в гарнизонах и в местах расположения войск. Обеспечить автотранспорт светомаскировочной аппаратурой. Организовать тщательный контроль за качеством светомаскировки. Обратить особое внимание на состояние маскировки войск и технику ведения воздушного наблюдения». (ЦАМО РФ. Ф. 344. Оп. 5564. Д. 1. Л. 17).

Самым решительным шагом со стороны командующего Прибалтийским особым военным округом был вывод 8-й армии в районы, предусмотренные планом прикрытия государственной границы. Осуществление этой акции подтверждается и другими документами. Так, в боевом распоряжении штаба 125-й стрелковой дивизии (г. Тауроген), направленном в части в 16.30 19 июня 1941 года, указано: «Во исполнение устного распоряжения командира 11-го стрелкового корпуса 125-я стрелковая дивизия сегодня выходит и занимает оборонительный рубеж на фронте… Готовность обороны к 4.00 20.6.41 г., системы огня к 21.00 19.6.41 г. Вывод частей на главную оборонительную полосу начать немедленно, произвести расчлененными строями и закончить к 18.00 19.6.41 г. …Готовые доты немедленно принять и занять их гарнизонами с соответствующим вооружением…»

О выполнении этого боевого распоряжения 20 июня 1941 года командир 125-й стрелковой дивизией докладывал в штаб округа: «Части дивизии пришли в район предполья. Прошу указаний, можно ли выдавать средства химической защиты «НЗ» на руки».

К сожалению, в последние мирные дни под давлением Москвы многие командующие армиями начали сомневаться в правильности своих действий в отношении повышения боевой готовности войск.

Так, 19 июня в адрес Военного совета Прибалтийского особого военного округа поступила шифротелеграмма от начальника Генерального штаба следующего содержания: «Приказать командиру дивизии Богайчуку дать шифром личное объяснение Народному комиссару обороны о том, на каком основании он произвел эвакуацию семей начальствующего состава дивизии. Народный комиссар считает это актом трусости, способствующей распространению паники среди населения и провоцирующей на выводы, крайне нежелательные для нас» (ИОА. Ф. 48. Оп. 3408. Д. 14. Л. 449.).

20 июня Ф.И. Кузнецов отдает указание начальнику штаба округа проверить в 125-й стрелковой дивизии, «чтобы преждевременно никто не полез в предполье. Создавать повод для провокаций не надо».

21 июня начальником Генерального штаба в категорической форме был отменен приказ командующего округом по ПВО от 19 июня. При этом Г.К. Жуков писал: «Вами без санкции Наркома дано приказание по ПВО о введении в действие положения № 2, а это значит – провести по Прибалтике затемнение, чем и нанести ущерб промышленности. Такие действия могут проводиться только с разрешения правительства. Ваше распоряжение вызывает различные толки и нервирует общественность. Требую немедленно отменить незаконно отданное распоряжение и дать шифровкой объяснение для доклада Наркому».

Подобное «одергивание» командующих и командиров имело место повсюду вплоть до самого начала боевых действий. Так, начальник инженерных войск 11-й армии вспоминает, что на его решение начать минирование участков государственной границы в 3 часа ночи 22 июня из штаба Прибалтийского особого военного округа пришла телеграмма, обвинявшая его в самовольных действиях.

Последняя «мирная» сводка из штаба Прибалтийского особого военного округа поступила в Генеральный штаб РККА в 22 часа 21 июня 1941 года. Она начинается словами: «Части и соединения Прибалтийского особого военного округа в пунктах постоянной дислокации занимаются боевой и политической подготовкой, выдвинув к государственной границе отдельные части и подразделения для наблюдения. Одновременно производится перемещение отдельных соединений в новые районы». Детальное изучение этой сводки с проверкой по карте занимаемого положения войск полностью подтверждает тот факт, что соединения 8-й армии к началу войны находились в районах, предусмотренных планом прикрытия государственной границы.

И вот наступило 22 июня 1941 года. В 0 часов 25 минут начальник штаба округа генерал-лейтенант П.С. Кленов направляет донесение в Генеральный штаб РККА и копии начальнику разведывательного управления РККА, начальникам штабов 8-й, 11-й и 27-й армий, начальнику штаба Западного особого военного округа. В нем он сообщает, что по данным, заслуживающим доверия, продолжается сосредоточение немецких войск в Восточной Пруссии. Выдвижение частей к государственной границе продолжается. Закончено строительство понтонных мостов через реку Неман в ряде районов. Охрана границы и наблюдение за советской территорией возложены на полевые части. В Клайпедской области гражданскому населению (главным образом лицам преклонного возраста) предложено эвакуироваться в глубь от границы на 20 километров. В Сувалкинском уезде жители выселены в глубь от границы на 5 километров. 16 июня 1941 года в районе Сувалки был произведен учет лошадей, которые должны быть взяты в армию 20 июня (ЦАМО РФ. Ф. 221. Оп. 1394. Д. 23. Л. 76).

После того, как в 1.30 была получена телеграмма Генерального штаба, в 2 часа 15 минут директива Военного совета Прибалтийского особого военного округа о приведении войск в полную боевую готовность была направлена военным советам 8-й и 11-й армий. Однако, и в этой директиве просматривается явная осторожность со стороны командующего округа. Генерал Ф.И. Кузнецов извещал подчиненных о том, что «возможно в течение 22–23.6 внезапное нападение немцев на наше расположение», и приказывал «в течение ночи на 22.6 скрытно занять оборону основной полосы, боевые патроны и снаряды выдать», он тут же их строго предупреждал: «Задача наших войск не поддаваться ни на какие провокационные действия немцев, могущие вызвать крупные осложнения. В случае провокационных действий огня не открывать» (ЦАМО РФ. Ф. 21. Д. 23. Оп. 1394. Л. 25–26).