Текст книги "27 000 лет втроем. Секс и власть в каменном веке"

Дикий человек

глазами «дикого» человека

– Еще до того, как ледяные горы стали наступать на эти земли, до того, как первые люди пришли сюда вслед за стадами Моа, у Красной реки жили дикие люди. Они знали, как развести огонь, но могли жить и без него. Могли построить хижину, но часто ночевали под открытым небом. Могли заботиться о своих стариках, но часто просто убивали их.

Дети испуганно вздохнули, а те, кто был рядом с Оки, крепче схватили его за одежду.

– Какими они были, Оки? – спросил тоненький голосок рядом.

– Они были похожи на нас, Луо. Но, говорят, головы их были больше, а рост – ниже. Зубы – огромные, словно у великого Барра. Может потому они так уважали его и считали своим предком. Некоторые люди переняли их обычаи и долго поклонялись Барру.

Оки оглянулся на Ари и внимательно посмотрел на него. Затем продолжил:

– Эти люди бегали плохо, орудия имели простые и грубые. Копьеметалок они не знали, а разговаривали на странном зверином языке. Но самое главное – дикие люди… ели друг друга, – Оки сделал паузу и вздохнул.

Ужасная тишина повисла в воздухе.

– Говорили между собой они плохо, а все больше рычали. Потому не часто приходилось обычным людям с ними разговаривать. А больше приходилось защищаться – чтобы те не пришли ночью и не съели кого-нибудь.

– Значит, они могут прийти ночью и съесть нас? – не унимался детский голосок.

– Нет. Не бойся, Луо. Их уже давно никто не видел, – Оки оглядел молодых людей, сидящих в хижине, и медленно продолжил, – дикие люди соединяли тела только внутри племени. Их было мало, а меняться молодыми с другими племенами они не хотели. Дети их стали рождаться слабыми и больными. Многие умирали, не дожив даже до первой зимы. А во времена голода они и сами убивали их, как и стариков. Людей вокруг становилось больше, ледяные горы росли, а дикий человек исчезал. Нет больше дикого человека.

Дети облегченно выдохнули.

– А с тех пор и существует закон рода, всем вам известный. С тех пор люди меняются девушками и юношами с соседними племенами. С тех пор соединение тел людьми одного рода карается смертью.

Взрослые люди уважительно закивали, молодые люди задумались.

А пока счастливые дети радовались исчезновению неандертальцев, Тиа искоса наблюдала за Ари, который принялся ожесточенно строгать новый кусок бивня.

Реконструкция неандертальца из пещеры Стайня, Польша

80 000 лет

Ари бежал между плачущих сталактитов на выход не оборачиваясь. Оборачиваться было почти бессмысленно – после пламени костра глаза не различали темноту, а рычание быстро приближалось. Последние людские стоны за спиной прекратились, и медведь бросился за последней убегающей жертвой. Его огромный нос ясно улавливал направление движения.

Ари уже у края пещеры. Он уже чувствует запах листвы и дыхание ветра. Осталось совсем немного. Но ноги вязнут, как будто он бежит по глине. Нужно быстрее, быстрее! Почему он не может бежать быстрее? Он же умел прежде!

В ужасе Ари оборачивается и видит трехметровое чудовище прямо перед собой.

Его собственный крик опять разбудил его. Почему этот сон теперь снится так часто? Что хотят сказать ему духи?..

Сегодня был день инициации. День последней луны его детства.

Почти каждый вечер Ари точил фигурки разных животных. Люди привыкли к этому, дети полюбили.

Но в последнюю неделю юноша принялся за что-то новое. Что именно – не знал никто. Много раз он начинал заново и, расстроившись, закапывал неудачный результат. Потом долго украдкой поглядывал на Тиа и вновь принимался вырезать.

Сегодня был важный день. Мужчины проверяли оружие, красили свои тела красной охрой и молчали.

К Ари подошла старая Хия. Уже много дней она была общительна и вежлива с окружающими. Сначала люди удивлялись, но, как ко всему хорошему, быстро привыкли. Хия улыбалась, оголяя свои стертые наполовину зубы.

– Ари! Я хочу, чтобы ты сделал для меня еще кое-что, Ари.

Юноша затаил дыхание.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал, Хия? – ответил он осторожно.

– Ты сделал мне прекрасную вещь. Но мне нужна еще одна.

– Ты потеряла ее, Хия?

– Нет. Но мне нужна другая… Побольше.

Хия показала руками нужный размер. Ари задумался на секунду.

– Я сделаю, Хия. Сделаю, когда вернусь после посвящения, – ответил юноша и принялся размешивать охру.

– Спасибо, Ари.

Хия продолжала стоять рядом. Ари остановился.

– Ты еще что-то хотела, Хия?

Женщина отвела взгляд в сторону.

– Может ты сделаешь это сегодня, Ари? Ведь ты можешь не вернуться оттуда, Ари…

Юноша остолбенел от такой предусмотрительности.

– Ёррме! – вырвалось у него тихо.

Он выпрямился, облокотился рукой, измазанной в краске, на стену хижины и поднес другую руку прямо к носу женщины. Вытянутый указательный палец торчал прямо перед ее глазами.

Ари открыл рот и хотел сказать много слов. Но то ли он не нашел нужных для своей эмоции, то ли решил, что слова бесполезны, но так и остался стоять, напряженно глядя ей в глаза. Хия не вынесла этого взгляда.

– Хорошо, Ари. Сделаешь, когда вернешься, Ари, – боязливо улыбнулась она и попятилась назад.

Он отдышался и отпустил стену. Затем посмотрел на то место, где лежала рука, и увидел след своей отпечатанной красной ладони.

– Где я уже это видел?

Он закончил с нанесением краски на тело, отмыл ладони, взял в руки свое последнее произведение и уверенно пошел к ней.

– Тиа, говорят, что в самые сытые времена женщина выглядит так.

Ари разжал пальцы ладони и протянул ей маленькую фигурку толстой женщины. Ее груди свисали до пояса, а бедра были покрыты огромным слоем жира. Лица не было, а руки исчезали ниже талии, как и положено настоящей Венере.

– Если я не вернусь, Тиа, я хочу, чтобы ты помнила обо мне. Поэтому я хочу, чтобы она была у тебя. Пусть… пусть голод никогда не приходит к тебе, Тиа. Если я не вернусь… если…

– Ты вернешься, Ари, – тихо сказала девушка, уверенно глядя ему в глаза, – все знают, что никто не бросает копье сильнее, чем Ари. Ты вернешься.

Тиа подвинулась к нему и коснулась носом его носа. Она выглядела очень спокойной и уверенной.

– Принеси нам сегодня мясо, охотник. Мы ждем тебя.

Ари опять не нашел подходящих для этого случая слов. Видимо их еще не придумали. Он слегка кивнул и, вдохновленный ею, бросился прочь.

Девушка провожала его взглядом, сжимая в руках маленький кусочек кости. По ее щекам медленно поползли предательские слезы.

Волчонок рядом с ней тихонько заскулил.

Венера Леспюгская, найдена в пещере Ридо, Франция. Слоновая кость, размер 15 см. Возраст 24—26 тыс. лет

Ари и Ули погрузились во тьму пещеры. В одной руке каждый из них держал копье, а в другой факел из расщепленной на конце толстой палки. Молодые люди двигались очень тихо – Барр мог оказаться в любом месте.

Вдруг шедший впереди Ули остановился у стены и замер.

– Ты видел такое прежде? – прошептал он.

Ари остолбенел. Несколько прекрасно нарисованных тарпанов буквально двигались по стене. Он сделал несколько шагов в сторону, с каждым из которых появлялись новые животные – носороги, бизоны, мамонты. Потрясающая хореография великой природы окружала двух маленьких людей в холодной темной пещере.

– Видел? – не унимался Ули.

– Да. Я видел это, Ули. Я видел это… в своих снах.

– Где?

Ари двинулся дальше вдоль стены быстрыми шагами, как будто сверяя увиденное сейчас с ранее выученным. Все повторялось с удивительной точностью.

Внезапно юноша споткнулся, и что-то покатилось по каменному полу. Сильно наклоняться не пришлось – он уже понял, что это. Поломанный человеческий череп остановился и уставился на Ари своими пустыми черными глазницами.

– Ёррме! Что это за место? – удивился Ули, наткнувшись у противоположенной стены еще на два черепа. Вокруг были беспорядочно разбросаны кости человеческих скелетов. Чем дальше углублялись юноши, тем чаще под ногами был слышен хруст.

– Дор сказал, что Барра просто видели у этой пещеры. Но откуда здесь… все они?

Немного безумный взгляд Ари стремительно метался по закоулкам пещеры в поисках чего-то еще. Он быстро двигался вперед. Ули еле успевал за ним. Вопрос остался висеть в воздухе.

Наконец, идущий впереди Ари остановился и замер. За его спиной было плохо видно на что он уставился. Ули ускорил шаг.

Вдруг его глазам открылся алтарь, на котором возвышался огромный медвежий череп.

– Они приходили к нему. Они хотели чего-то от него, – тихо проговорил Ари, будто восстанавливая утерянные элементы мозаики. Его факел начал гаснуть.

Вдали пещеры послышались тяжелые шаги. Грозное рычание прервало их размышления.

Наскальная живопись пещеры Шове, Франция

37 000 – 28 000 лет назад

Пуп земли

и цена искусства

Каким-то чудом сегодня я успевал на лекцию профессора. Уж не знаю, как мне это удалось, но опаздывал я всего минут на десять.

Каково же было мое удивление, когда, входя внутрь аудитории, я застал уже довольно жаркую дискуссию. Профессор предпочитал демократические методы преподавания и охотно поощрял мыслительный процесс студентов, вместо типичной для наших институтов дремоты.

– Мы же не можем порицать сам факт существования этого величайшего произведения искусства, особенно учитывая, что это единственное чудо света, которое до нас дожило! – возмущалась худощавая девушка, одетая в стиле оверсайз.

– Попробуйте представить себе такую ситуацию, – Альберт кивнул мне в знак приветствия, и я просочился на галерку, – все ваши родственники, друзья и вообще вся ваша деревня всю жизнь работает на постройку каменного треугольника в пустыне для одного человека. Вы все умираете на стройке, и ваши имена не остаются даже в виде хулиганских царапин на камнях… После этого вы бы продолжали считать это произведением искусства?

– Я считаю, что необходимо разделять искусство и его творца, – парировала студентка, поджимая губы, – к тому же нельзя забывать, что развитие цивилизации древнего Египта происходило неотрывно с развитием соседних цивилизаций. Все это сопровождалось войнами, религиозными культами и, конечно, рабством, типичным для того времени.

– Возможно, нам стоит взять более подходящий пример для этой темы, – профессор задумался на секунду, – более изолированный. Чтобы избежать лишних переменных в уравнении… Кто-нибудь знает о… технологии производства пукао?

Студенты боязливо переглянулись. Несмотря на забавное звучание этого слова, почти никто не засмеялся. Девочка-оверсайз закатила глаза наверх, раскапывая воспоминания.

– Немного упростим вопрос ради сохранения самооценки – кто знаком с целью постройки статуй моаи и их красных шляп пукао на острове Рапануи?

– Вы имеете в виду истуканы на острове Пасхи? – робко предположил неизвестный голос из зала.

– Манифик! Полагаю, этот пример одинокого острова в центре Тихого океана лучше проявит нам роль человека в природе, а вместе с тем – роль нашего искусства. Итак, зачем построена тысяча многотонных каменных истуканов на острове Пасхи? Чего ради развивалось это самобытное искусство? Ведь мы можем считать это искусством, не так ли? – профессор подмигнул девочке, которая бросилась гуглить картинки на этот счет. – Итак, зачем?

Скульптуры Моаи.

Высота до 12 метров, вес некоторых превышает 10 тонн.

Остров Рапануи, Тихий океан.

Студенты выжидательно молчали и переглядывались. Профессор выждал чуть более долгую паузу, чем требовалось.

– Пока вы не открыли Википедию, я немного упрощу вам задачу: около IX века нашей эры на одинокий тихоокеанский остров прибывают люди. Возможно, это был один из последних островков суши, который оставался не оккупирован человеком. Остров покрыт густым лесом, чудесными пляжами, кругом тучи жирных птиц, и вообще жизнь там напоминает какой-то рай для тревел-блогерок.

Студенты засмеялись, некоторые девочки возмущенно надули губы.

– И что же начинает делать человек, открывая новую землю? – бросил в зал вызов преподаватель.

– Уничтожать флору и фауну! – пошутил кто-то в зале.

– Верно! Так люди поступили и в этот раз. Деревья стремительно вырубались под каноэ и инструменты, земля зачищалась под пашни, птиц съедали поголовно. В итоге всего за несколько сотен лет население многократно выросло, деревья почти все были уничтожены, а птицы исчезли. Тогда голодающие приматы homo sapience начинают искать новые возможности для сельского хозяйства и истощенной почвы. Они замечают, что у подножия потухшего вулкана почва более плодовита – из-за минералов, как выяснилось недавно. И что же начинают делать люди?

– Строить из этого камня истуканы! – шутил все тот же голос.

– Верно. Вероятно, было бы более продуктивно удобрять поля пылью этих камней, но мы, конечно, можем их понять. Куда интереснее строить десятитонные статуи, чем сеять по полям песочек. И тут начинает происходить самое интересное – для транспортировки Моаи и надевания на них шляп пукао требуются строительные леса и краны. Так последние деревья исчезают с острова, а с ними и регенерация почвы испытывает большие сложности. Ценность древесины доходит до того, что полинезийское слово rakau (дерево, древесина) на Рапануи обозначает «богатство» или «достаток», чего нет ни в одном другом месте мира. Даже лесоматериал, прибитый к берегу, считался бесценным сокровищем, а умирающий отец, как правило, обещал прислать своим детям дерево из царства теней. Как вам вариант получения доски в наследство?

По аудитории пробежал смешок.

– Итак, животные уничтожены, деревья тоже, не из чего строить лодки, так что рыбалка также приходит в упадок. Тем временем количество людей на одном острове уже около пятнадцати тысяч! Климатические колебания дополняют чашу кризиса, и простой голод поворачивает ход истории этой цивилизации. Между кланами рапануйцев начинаются войны, развивается культ каннибализма, забываются технологии и цели постройки великих статуй моаи. Всего за одну-две сотни лет цивилизация деградирует до садово-огородного хозяйства и уменьшается в численности до двух-трех тысяч людей. При этом рапануйцы к XIX веку забывают даже свою оригинальную письменность ронго-ронго, аналогов которой нет ни на одном острове Тихого океана. Если она, конечно подлинна. Поэтому совсем не кажется удивительным, что европейцы, прибывшие на остров, считали местных жителей дикими. От цивилизации не осталось и следа, в то время как каннибализм крепко вошел в традицию.

Долгая звенящая тишина подвисла в воздухе. Она мучительно сверлила атмосферу, как стоматолог кариес.

– И теперь я хочу спросить вас, дорогие мои, – моаи острова Рапануи – это великое произведение искусства, инструмент сельского хозяйства или надгробие этого несчастного народа?

Скульптуры Моаи.

Высота до 12 метров, вес некоторых превышает 10 тонн.

Остров Рапануи, Тихий океан.

– Альберт, вы считаете рапануйцев самоубийцами. Верно? Но разве у них был выбор?

Профессор собирал последние вещи с кафедры, он явно спешил.

– А вы считаете употребление наркотиков личным выбором или самоубийством нашего вида?

Я несколько затруднился с ответом, и мне пришлось догонять Альберта в коридоре. Он решил не дожидаться моего ответа.

– Когда топ-менеджеры крупнейших табачных брендов поголовно являются некурящими людьми – это никого не удивляет. Почему-то. Когда лидеры наркотрафика не употребляют продаваемые ими наркотики – это тоже вроде обычное дело, – Альберт говорил почти на бегу, так же четко, как и на месте, – выходит, «кому война, а кому мать родна». Верно?

Мы вышли на улицу. Похоже, профессор искал свое такси. Я решил поддержать разговор.

– Я как-то слышал про то, что саранча, чрезмерно расплодившись, может всем своим роем прыгнуть в пропасть. Что-то вроде режима саморегуляции, – научные статейки Википедии и канала Discovery окончательно смешались в моей голове.

– В пропасть? – Альберт внимательно посмотрел в мои глаза.

– Кажется, да.

– Если вдруг соберетесь прыгнуть в пропасть, имейте в виду, что ни один политический лидер за вами не последует.

Профессор открыл дверцу такси.

– Простите, вынужден спешить, скоро самолет. Важное дело в Австрии.

– Научная конференция?

– Можно и так сказать, – улыбнулся Альберт.

– Я могу надеяться услышать историю до конца? – в моей душе появились сомнения.

– Разумеется! Буквально через неделю. Au revoir!11
  Au revoir – До свидания (фр.).


[Закрыть]

Такси тронулось с места.

Дома я не выдержал и прогуглил научные конференции в Австрии на грядущей неделе. Но то ли мой английский подвел меня, то ли собрания антропологов вещь засекреченная – в общем ничего нагуглить мне на этот счет не удалось.

Я потратил несколько дней на то, чтобы узнать версии казни Красной троицы в сети, но они были крайне неубедительны.

На англоязычных сайтах, например, мне удалось разбавить свой досуг политкорректными версиями вроде той, что все три тела могут принадлежать мужчинам, потому что это жертвы первого акта гомофобии. Как-то так.

В общем, пришлось стоять в расследовании на месте до возвращения профессора. Впрочем, после 27 000 тысяч лет ожидания это не кажется страшным.

Лишь немного досадным.

Мы встретились с ним ровно через неделю в той же аудитории. На мой вопрос о конференции Альберт ответил, что со снегом им повезло.

– С чем повезло?

– Снег! Снега было предостаточно! Знаете ли, без снега сноуборд не может ехать.

– Я думал, у вас было научное собрание…

– Простите мою бестактность, просто иногда проще сослаться на науку, чем объяснять, зачем профессору нужен сноуборд. Да и в тот день не было времени объяснять… еще раз извините.

Не то чтобы мне было очень обидно. Скорее я молчал именно по причине разорванных шаблонов в моей голове, как и заметил Альберт. Какой-то сюр – пятидесятилетний профессор антропологии на фрирайде.

Альберт оценил мое молчание вопросом:

– Хотите расскажу о том, как я до этого дошел? – высокая нота сарказма снова пронзила воздух, – занятия по физкультуре в моем классе проходили так: я с друзьями с первого раза выполнял и перевыполнял нормативы нашего учителя. Все оставшееся время мы, от скуки, проводили в болтовне и шутках. И как вы думаете, что делал физрук с лучшими физкультурниками класса?

– Ставил пятерки?

– Выгонял из зала, – Альберт улыбался, казалось, он совсем не держал зла на это, – наш советский физрук считал, что он быстрее поставит пятерку тому, кто не может, но молчит и старается, чем тому, кто все выполнит с первого раза. То есть даже на физкультуре, где главный показатель это физические способности, на деле они не играли роли. Ведущим навыком там было молчание и приспособление. Тогда я и решил, что, возможно, будет больше проку от занятия наукой. А физкультуру оставил в личное пользование.

– А за время занятий историей физруки вас уже не настигали?

– Не без того! Как известно, история – это политика, обращенная в прошлое. И, пожалуй, в жизни каждого человека найдется свой физрук… Вы замечали, что тех людей, кто создает что-то новое – картины, технологии, дома, музыку, что угодно – их меньшинство. Но кушать хотят все. Потому у нас появилась масса профессий, которые не требуют особого ума, но серьезно защищены законом.

– Вы ведь сейчас не про физруков?

– Про антропологов – увильнул Альберт, – так на чем мы остановились прошлый раз?

Другой охотник

и переменившийся ветер

Ари и Ули вылетели из пещеры как пробки и покатились по склону. Грозное рычание вырвалось из темноты, и на свет появилась огромная голова Барра. Поднявшись на задние лапы, медведь представлял из себя трехметровое лохматое травоядное чудовище.

Юноши быстро вскочили на ноги и схватили заготовленные копья. В двадцати метрах от них выстроились мужчины племени, держа в руках копьеметалки. В сложной ситуации они могли бы попробовать спасти жизнь мальчишкам, но убить Барра для посвящения в мужчины Ари и Ули предстояло самим.

Медведь бросился вниз на своих обидчиков – на его шкуре уже виднелась рана, полученная еще в пещере. Сейчас Ари оказался ближе к нему и первый кинулся на Барра с копьем. Сделав мощный выпад вперед, Ари почти угодил зверю в грудь, но тот неожиданно легко отбил в сторону копье, и юноша полетел на землю следом за своим оружием. Он тут же повернулся лицом к противнику, но, несмотря на свои размеры, Барр был настолько скор, что уже почти вплотную приблизился к Ари.

Внезапный удар копьем под медвежью лопатку сбил зверя с толку. Он поднял морду вверх, взревел и резко повернулся. Копье, застрявшее в теле, сделало вместе с медведем полукруг и опрокинуло Ули на камни. Ари воспользовался моментом, чтобы сделать кувырок в сторону из под его лап.

Упустив Ари, медведь зарычал и бросился на ближайшую цель – Ули лежал рядом на камнях. Подняв первый попавшийся булыжник, Ули бросил его в морду зверю, на секунду затормозив. Этого времени Ари хватило на то, чтобы найти заготовленное копье и метнуть его в Барра.

Кремневый наконечник копья стремительно вошел в шею животного. Барр издал страшный рык и стал заваливаться на землю, прямо на несчастного Ули. Из последних сил животное пыталось дотянуться до головы юноши, в то время как тот стонал от огромной массы медведя.

Ари выхватил нож и бросился на зверя. Он перерезал Барру горло, поток медвежьей крови хлынул на грудь Ули, и все замерло.

– Айя! – тяжело прорычал Ари и попытался сдвинуть тушу с места, чтобы скорее освободить Ули.

– Айя! – воскликнули мужчины и бросились ему на помощь.

Теперь мужчин стало на двое больше.

Когда Барра удалось сдвинуть в сторону, все эти мужественные люди, много раз видевшие смерть, преклонили колено перед животным и от всего сердца поблагодарили его. Они точно знали – Барр снова возродится и вернется к ним в том или ином виде. Таков порядок жизни.

Дор подошел к Ари и Ули, держа в руках шкуру Барра. Она тяжело опустилась на плечи Ари, а верхняя челюсть медведя оказалась на голове юноши. Дор нажал на медвежью морду, и два его верхних клыка вонзились в темечко молодого охотника. Кровь тонкой струйкой потекла по счастливому лицу Ари. Теперь он стал мужчиной. Теперь на его голове будут точно такие же шрамы, как у каждого мужчины его племени.

То же самое Дор сделал с головой Ули, у которого чуть не треснуло лицо от радостной улыбки во всю свою ширину. Что ни говори, а дожить до этого момента удавалось далеко не каждому мальчику каменного века. А царапины и огромные синяки на теле сегодня – это лишь свидетельство того, что они еще живы.

Затем посвящение в охотники завершилось вручением им по одному нижнему клыку Барра. Первый настоящий охотничий трофей!

Довольные мужчины двинулись домой с добычей. Сегодня им предстояли танцы у костра, музицирование на костяных флейтах и пересказ истории о том, как они стали мужчинами. Возможно, это был самый важный день в их жизни.

День, после которого оставалось выдержать последнее испытание – уйти из становища на десять суток и выжить в лесу в одиночестве.

Сегодняшние потрясения не давали покоя Ари. Он снова сидел у костра в ожидании рассвета и сверлил дырочку для зуба Барра.

Инициация лишила его сна. К его привычным ночным кошмарам прибавилось новое осознание: бойня в пещере это не видение.

– Ты не любишь мясо. Ты не любишь сон. Ты необычный человек, Ари, – медленно произнес Оки, присаживаясь рядом.

– Но ты тоже не спишь, Оки.

– Я – это совсем другое, Ари.

Ноздри юноши зашевелились.

– Это потому, что я чужой? – сверкающие глаза Ари уставились в усталые зрачки старика. Оки отвел взгляд в сторону.

– Ты не чужой, Ари. Но ты… другой.

Помолчали.

– Сегодня я видел в пещере то, что часто вижу в своих снах. Я не помню этих людей, но постоянно вижу, как они умирают. И сегодня я нашел их рисунки. И их кости…

Оки все еще молчал, раздражая ожидания юноши.

– Расскажи мне, Оки. Откуда я это знаю? – Ари был крайне возбужден. Старик не хотел расстраивать его, увиливая.

Оки поправил угли в костре и задумался на минуту. Затем он посмотрел в бездонное небо и начал медленно ворочать камни своих воспоминаний.

– Это было много зим назад. Мы только пришли в эти места. Мы искали себе становище и набрели на пещеру.

Оки вздохнул, подбирая слова. Их явно еще недоставало в языке каменного века.

– На небольшом уступе над пещерой сидел мальчик. Весь в крови и с копьем в руках.

Ари слушал старика не моргая, застыв без движения. Кажется, даже его дыхание на время остановилось.

– Край стены перед уступом был исцарапан огромными когтями. Мы не знали, что делать, а мальчик не хотел спускаться вниз. Он был ужасно напуган. Хорошая пещера не так часто встречается на пути человека – мы решили ее проверить и, возможно, поселиться там. Чем дальше мы уходили в ее глубину, тем больше находили рисунков на ее стенах. Никто из нас никогда не делал ничего подобного. Людям стало страшно. Затем мы стали натыкаться на мертвые тела, чем дальше от входа, тем чаще. Мы вышли из пещеры, и никто никогда больше не предлагал туда вернуться.

– А мальчик? – смущенно спросил юноша.

– Мальчик не хотел спускаться. Он сидел наверху, боясь пошевелиться. Тогда мы решили идти дальше.

Оки снова глубоко вздохнул и продолжил.

– И только когда мы далеко отошли от пещеры, он догнал нас. Лоя взяла его за руку. Она назвала его – Ари.

Тяжелая тишина повисла над костром. Глаза юноши наконец отпустили Оки и, устремившись в очаг, наполнились влагой. И вдруг юношу осенило.

– Значит, Тиа… она… мне не сестра? – с надеждой спросил Ари.

Старик кивнул.

– Значит, я и Тиа можем…

– Вернись из леса живым, Ари. А после я попробую поговорить с людьми.

Никогда еще Ари не встречал такой прекрасный рассвет. Заря, словно жаркий костер, разгоралась на горизонте, освещая его счастливое лицо.

Он и Ули крепко обнялись на прощание.

– Пусть духи помогают тебе, брат, – сказал Ари.

– Пусть они сначала помогут тебе, ты больше нуждаешься в помощи, – Ули как всегда задиристо улыбался.

– Ладно. Но если я вернусь, а тебя здесь не будет – не жди, что я пойду тебя искать.

– Иди и поищи лучше себе грибов. Пока они не спрятались, – продолжал улыбаться Ули.

Они молча посмотрели друг другу в глаза, обнялись снова и разошлись в противоположные стороны.

Тиа долго смотрела за удаляющейся фигурой Ари из-за навеса хижины. Юноша стремительно размывался в пелене утреннего тумана. Но ни навес, ни туман не мешали ей так, как застилавшие глаза собственные слезы.

Вернуться в ту же мирную жизнь Ари было больше не суждено.

Десять дней спустя юноша шел обратно в лагерь, держа в руках свое копье, на котором было нацарапано десять насечек. Ари не чувствовал сильных изменений внутри себя самого, разве что колено еще болело после вчерашней неудачной охоты.

Но вот в становище явно что-то было не так. Тот же забор из костей и те же хижины… но их как будто встряхнули и торопливо поставили на место.

Племя радостно встретило мужчину. Люди терлись с ним носами и довольно обнимались. Тиа крепко обвила его руками и повторила общий ритуал. Пожалуй, одно лишь это могло компенсировать все дни изгнания. Но что-то было не так, слишком спокойно, слишком тихо.

– А где Ули? – дошло наконец до юноши.

– Уже темнеет, должно быть, решил прийти завтра, – улыбнулась Лоя и повела Ари к общему костру.

Волчонок радостно маячил под ногами у Ари.

– Уйди, Ау, дай пройти, – закричала Лоя и бережно оттолкнула с дороги щенка.

– Ау? Ему дали имя? – Ари остановился и погладил волчонка по морде.

– Да… Теперь он – часть племени. Но об этом после! – Лоя торопила юношу, все уже расселись и ждали его.

С костром тоже было что-то не то. Зачем они переложили камни вокруг него?

Огромная туша бизона была поджарена сегодня. Ари преподнесли отборный кусок жареного мяса и потребовали рассказать о том, как он провел эти дни.

– Когда вы охотились на бизонов? – Ари не покидало ощущение тревоги.

– Потом-потом, сначала расскажи ты! – отмахнулись люди у костра.

– Однажды я убил тарпана, потом пару птиц…

– Расскажи, сколько ты убил орехов, Ари! – пропищал малыш Луо и засмеялся, но тут же получил подзатыльник от ближайшего охотника.

– Да, Луо, я собирал орехи тоже. Я люблю орехи, – Ари нежно посмотрел на Тиа, смутился и торопливо продолжил, – а еще однажды мимо меня пронеслось стадо бизонов…

Ари внимательно посмотрел на кусок мяса в руках.

– В одиночку мне, конечно, не удалось убить ни одного. Но эта охота принесла мне кое-что интереснее…

Ари гордо достал из сумки статуэтку и пустил по кругу.

– Я сидел у костра и делал ее из глины. Бизоны вспугнули меня, она выпала из рук и потерялась. Когда я вернулся к костру, там остались лишь угли, а среди них лежала она… Огонь сделал ее твердой как камень.

Люди удивленно трогали новый материал и не могли понять. Кто-то плюнул на нее, пытаясь намочить и увидеть, как она тает – то что обычно происходит с глиной. Но статуэтка оставалась твердой. Наконец кто-то из охотников решил проверить ее крепость и ударил о камень. Статуэтка раскололась на черепки.

– Зачем? – ужаснулся Ари.

– Она не крепче камня. Зачем она нам? – искренне спросил охотник. Люди вокруг закивали. Нам, приматам, потребовалось еще примерно двадцать тысяч лет, чтобы оценить керамику по достоинству.

– Так на кого еще ты охотился, Ари? – спросил Дор.

Ари глубоко вздохнул и покачал головой.

– Еще я набрел в лесу на… на мертвого… оленя. И в нем нашел это.

Ари достал из своей связки копий одно и отправил по кругу. Оно было полностью белым. Люди начали вскакивать и шептаться от удивления.

– Это бивень Моа, – спокойно сказал Оки, когда копье дошло до него.

– Такое же копье было в том носороге, правда, Тиа? – девушка кивнула. – Ты видел такое копье прежде, Оки?

– Мы все видели такое копье, Ари. Мы видели его вчера, – спокойно сказал старик.

– Расскажи ему, Оки!

– Да, расскажи ему! – закивали все вокруг. Никто не умел так складно рассказывать, как Оки. Почти у всех получалось что-то несвязное. А старик говорил так, что каждый из них видел историю в своей голове.

Оки откашлялся и вздохнул.

– Вчера утром дочь Белой Волчицы спасла нас. Теперь ее зовут Ау.

Люди уважительно закивали. Тиа нежно погладила щенка, который уже не так боялся костра и сидел рядом. Оки продолжал:

– Рано утром, когда мы все спали, Ау стала выть и рычать. Сначала некоторые начали кидать в нее камни, чтобы не мешала спать. Но она лишь повышала голос.

Сидящие рядом с волчонком засмеялись и угостили ее кусочком мяса.

– Ау рычала и рычала, пока почти все не вышли из хижин. И тогда мы почувствовали, как дрожит земля – стадо бизонов неслось прямо на становище. Мы еле успели отбежать в сторону и спрятаться за камнями и деревьями. Они опрокидывали хижины, топтали наши костры и в ужасе уносились прочь, не в силах остановиться.

Люди смущенно молчали, вспоминая мрак вчерашнего утра.

– А вслед за последними бизонами бежали охотники, бросая в отстающих копья. Некоторые из копий выглядели точно так же, – Оки еще раз приподнял на руках белое копье. – Они убили четырех бизонов и оставили одного нам, за то, что они были убиты на нашей земле.