Текст книги "27 000 лет втроем. Секс и власть в каменном веке"

– Почему не двух? – удивился Ари.

Люди скромно переглянулись. Оки продолжил.

– Их, охотников, было почти столько же, сколько всех нас. Это большое племя, Ари. Мы не можем с ними спорить.

– Но зато на следующее полнолуние они придут к нам для празднования! – добродушно подхватила Лоя. – Они называют себя племенем Черного Моа. Будет обмен подарками и молодыми людьми!

– Айя! – все племя весело забурлило.

У Ари пропал дар речи. Он в ужасе смотрел на Тиа, которая улыбалась вместе со всеми.

– Ты ведь сделаешь для них какую-нибудь фигурку, правда? – наивно спросила Лоя, глядя в его глаза.

Пещера Альтамира, Испания

Многократно расписывалась в период с 35 000 до 13 000 лет назад.

Чувство

и это не про голод

– Ари, куда мы идем?

– Я же сказал, что надо немного подождать, Тиа. Ты скоро все поймешь.

Молодые люди пробирались сквозь чащу леса. Девушка уже порядком утомилась. После очередного удара веткой по лицу она решительно остановилась.

– Я хочу знать сейчас!

– Ты мне не доверяешь, Тиа? – удивленно спросил юноша и подошел к ней ближе.

– Конечно нет, Ари! – она насмешливо толкнула его в грудь.

– И почему же, Тиа?! – ответил Ари и легонько толкнул ее обратно.

– Потому что из всех моих братьев с тобой у нас чаще всего случаются проблемы! – она толкнула его чуть сильнее.

– Ты опять вспомнила про носорога? Ёррме! Да я же тебя спас! – он снова толкнул ее в ответ.

– Значит, ты забыл, как мы убегали детьми от гиен в Синем ущелье, когда ты решил их подразнить? А как я упала с дуба, на который ты меня заманил? Ты сказал, что нашел дерево, на котором растет мясо!

Тиа продолжала перечислять, подчеркивая каждый произнесенный случай легким ударом по груди юноши.

– Как мы отбивались от орлов, когда ты решил угостить нас их яйцами! Ты сказал, что мы съедим яйца орлов и сможем летать как они!

– Это были ястребы! – Ари закрывался руками как мог и не мог сдержать свою улыбку.

– Да какая разница! Ты самый трудный брат на свете!

– Я тебе не брат, – наконец обрубил ее тираду юноша и мягко, но крепко остановил ее руки, – я не из вашего рода, Тиа.

– Что? Ты что, опять объелся грибов? – девушка опешила и перестала сопротивляться.

Юноша собрался с силами и постарался объяснить.

– Оки рассказал мне, как меня нашли еще маленьким. Это было так давно, что все позабыли. А он помнит, – голос Ари стал спокойнее.

Странная пауза повисла между двумя молодыми людьми.

– Значит… – тихо произнесла Тиа и нерешительно замерла. – Значит мы не…

Внезапно Тиа вырвалась из его рук, приблизилась лицом к лицу и коснулась своим носом его носа. Ари почувствовал ее горячее дыхание на губах, и все вокруг замерло. Шум леса исчез, время остановилось.

Их губы сами собой соединились на мгновение, но тут же Тиа отпрянула от него и побежала вперед.

– На этот раз я поверю тебе, Ари. Покажи мне скорее свои чудеса!

Юноша растерянно улыбнулся, дотронулся до губ рукой и двинулся за ней. Идти вперед стало гораздо легче.

– Не может быть! – произнесла шепотом Тиа, медленно подходя к мамонту, – почему этот Моа не уходит?

– Эта. И в этом одна из причин, – Ари указал на живот самки мамонта. – Похоже, она скоро родит.

Тиа медленно обошла мамонта на некотором расстоянии. Пятиметровое десятитонное тело спокойно лежало на земле, как будто чего-то ожидая. В нескольких местах на светлой шкуре виднелись следы засохшей крови. Тиа вопросительно взглянула на юношу.

– То белое копье…

– Да, я нашел его… в ней.

Девушка медленно сделала большой круг. Все это время животное лежало почти не двигаясь. Только ее огромные уши, казалось, внимательно следили за самкой человека.

Ари осторожно приблизился и стал плавно гладить шею Моа. Она не сопротивлялась. Тиа с удивлением отметила про себя, что той, кажется, даже нравится.

Во всех своих движениях Ари ощущал что-то новое. Что-то нетипичное для человека каменного века. Какое-то другое отношение к животному, вызывающее желание его беречь, а не просто съесть и содрать шкуру.

– Я наткнулся на нее во второй день моего испытания. Она лежала без сил. Я вытащил из нее копья и принес немного воды, – юноша указал на небольшой ручей метрах в двадцати от них.

– Почему ты не убил ее? Ты же был голоден! – засомневалась девушка. Она тоже что-то отчаянно пыталась понять, но пока не понимала.

– Я не знаю. Просто захотелось… иди сюда.

Тиа медленно, очень осторожно приблизилась к мамонту. Гигантский хобот между бивней поднялся и поплыл в ее сторону. Тиа замерла без движения.

Хобот сделал пару кругов вокруг девушки, как будто пытаясь пронюхать ее мысли, и завис в воздухе. Тяжелое дыхание мамонта разорвало тишину, и хобот увел огромные бивни в сторону.

– Иди сюда, – снова прошептал Ари и улыбнулся.

Она медленно подошла к нему. Он взял ее руку и положил на шею мамонта.

– Ты понимаешь? – прошептал он.

Тиа отчаянно пыталась понять, но такая близость к бивням самого большого животного на земле не давала покоя. Глаза ее неподвижно застыли навыкате, а все тело одеревенело.

– Закрой глаза, – снова мягко сказал Ари.

Обезумевший взгляд девушки как будто спрашивал, не сошел ли Ари с ума.

Но спокойствие юноши подкупало ее самообладание. С третьей попытки она наконец осмелилась опустить веки.

– А сейчас понимаешь, Тиа? – снова прошептал он.

Он положил свою руку поверх ее руки, и шум леса снова остановился. Вокруг осталось лишь глубокое дыхание Моа и тепло ладони юноши.

– Кажется да. Я понимаю, Ари.

Пещера Руффиньяк, Франция

Расписывалась примерно 18 000 – 12 000 лет назад.

Они вернулись в становище уже под вечер. На подходе к лагерю юношу осенила мысль – сегодня он увидит Ули. Этот дурак, наверное, здорово похудел от необходимости столько молчать. Ари напугала мысль, что он начнет говорить и не остановится следующие три дня.

Несмотря на сумерки, еще издалека охотник заметил, что фигуры Ули среди сородичей нет.

Через некоторое время после их прихода племя собралось у костра и думало, что делать.

– Пойдем искать на рассвете, – спокойно сказал Дор.

– Но он сам должен вернуться, это его испытание! – вякнул кто-то и тут же умолк. Людям не понравились эти слова. Люди любили Ули.

– Пойдем искать на рассвете, – снова повторил Дор.

Люди одобрительно закивали. Ари не выдержал.

– А что, если он умрет до рассвета? Если он прямо сейчас отбивается от зверя? Один! – Ари вопросительно обвел взглядом всех и остановился на Оки. Старик молчал. Такие вопросы неподвластны одному человеку, пусть даже такому мудрому и почтенному.

– Мы не можем рисковать всем племенем из-за одного человека! – сказал кто-то.

– Да! Глупо идти ночью в лес!

– Ничего же не видно! Полно хищников! – подхватили другие.

– Темно! – кивали люди.

– Пойдем искать на рассвете, – повторил Дор и вздохнул.

Ари стремительно поднялся, взял свои копья и немного оленины за пояс.

– Ули мой брат. Ули в опасности. Я не стану ждать рассвета, боясь темноты.

Ари схватил пару заготовленных факелов, поджог один из них и стремительно бросился в ту сторону, в которую ушел Ули одиннадцать дней назад.

Более безрассудного поступка люди племени Белого Волка еще не видели.

Сова умирает дважды

и оба раза бессмысленно

– Знаете, я где-то читал, что слоны ментально относятся к людям, как мы к щенкам или котятам. Таким вот безобидным милашкам, которых можно посюсюкать, – сказал я профессору, переваривая сцену с мамонтом.

– Может это одна из основных причин, почему люди остались, а мамонты вымерли? Да, надо будет почитать об этом. Это интересно.

Моя самооценка немного поднялась – даже если этот факт не подтвердится, приятно думать, что и я что-то дал профессору. Что я небезнадежен.

– Завтра я хотел бы пригласить вас на небольшое мероприятие, – произнес Альберт, собирая свой портфель, – будет несколько интересных людей, которые могли бы быть полезны вашей карьере в кинематографе.

– Интересно, что за люди?

– Признаться, я их плохо знаю. Кажется, продюсеры. Это друзья моих друзей. Видите ли, меня заставили провести публичное празднование. Будут знакомые, незнакомые, малознакомые знакомые… в общем, просто праздник для интроверта!

– Примите мои соболезнования, – подыграл я его сарказму, – а что будут отмечать?

– Вы не поверите – мой день рождения.

– Тогда мои глубочайшие соболезнования.

– Благодарю, – ответил именинник.

Пожимая мне руку на выходе, он остановился.

– Полагаю, вы понимаете, что долго я этого не вынесу, так что светский раут строго ограничен двумя часами и начнется ровно в двенадцать дня. Не опаздывайте, пожалуйста. Вы же приедете? – улыбнулся профессор.

– Конечно!

Утро началось как обычно – сначала во мне проснулось желание убивать, а потом уже я сам. С той лишь разницей, что сегодня желание убивать проснулось пораньше. Никогда мне еще не приходилось посещать такой ранний день рождения.

Праздником даже не пахло. Я собрал волю в кулак и отправился к метро.

По дороге как всегда нагрянули ассоциации. Но двигались они медленно и вяло, как будто старый велосипед, у которого постоянно слетает цепь.

Я почему-то подумал, что сказал бы сейчас мне отец? Наверно то, что обычно говорит, когда видит, что я опять ложусь после трех часов ночи. Пусть даже я ночью заработал онлайн сотню тысяч. Он все равно сказал бы что-то вроде «Ну вы конечно вообще уже! Совсем обалдели…»

Это он имеет в виду нас с мамой.

Мой отец жаворонок. Он встает без будильника в семь утра, и ему не приходит в голову, что это наследственные биологические часы, а не сила воли, дисциплина или что-то еще. Что мы с удовольствием бы ложились и вставали раньше, если бы могли. Что быть жаворонком – это удача, а быть совой – тяжелый крест.

Иногда, когда я у них в гостях, бывает, что он в три утра едет на рыбалку и мы все вместе встречаемся на кухне. Мы с мамой, пьющие перед сном йогурт, и отец, пьющий свой утренний кофе. Такой вот семейный завтрак.

Хорошо быть жаворонком, когда ты классный инженер и рациональный человек, как мой отец. В противном случае, если ты совой вынужден работать пятидневку, твой удел это страдания, книги Достоевского и христианское учение о вечных скитаниях.

Что-то я опять излишне нагрузил свой мозг с утра.

В общем, это стоило мне дорого, но на праздник я приехал вовремя.

Какое-то время ушло на то, чтобы освоиться с обстановкой, подарить подарок Альберту и попытаться запомнить имена. А ведь мне еще следовало успеть познакомиться с продюсерами, которых рекомендовал профессор.

Но этот день начался с разочарований и иначе продолжиться не мог.

Вот профессор выпроводил из квартиры всех своих подхалимов и, выбрав меня объектом эмоциональной разгрузки, начал полный отчаяния рассказ.

– Должен вам признаться, Валентин, я неисправимая сова. Говорю вам это потому, что уверен, вы поймете меня.

Я кивнул, давая понять, что интуиция его не подвела. Профессор сел в соседнее кресло и поведал мне крайне печальную историю, которая безусловно затронет сердце любой совы. В глазах Альберта я успел уловить легкий сумасшедший блеск.

– Я решил, что сделаю все возможное, – начал Альберт, предварительно пояснив, что утренние лекции он старается избегать, – выпью снотворного, лягу около двенадцати, что для меня совсем необычно, и встану завтра в девять утра. Я надвинул на глаза маску и смирно лег. План был хорош. Но дети моих соседей сверху о нем не знали. Или напротив?

Профессор сокрушенно покачал головой.

– Дело в том, что эти плоды любви имеют обыкновение бегать и прыгать по полу, то есть моему потолку, до часу-двух ночи. Делают это они с такой силой, как будто прыгают с батута на каблуках короля Людовика. Надо сказать, что обычно я этого не замечаю, гуляя в наушниках до рассвета. Но сегодня, как вы помните, я собрался лечь пораньше… Сначала я пытался балансировать на грани сна и бодрствования. Но коварные дети иногда делали перерывы в несколько минут, во время которых я почти успевал заснуть, но потом резко просыпался от новой порции шума. А после такого пробуждения мой сон обычно долго не возвращается! Видимо, они знали это… Время работало против меня. Упустив первую, самую вкусную волну моего сна, я невольно начал фантазировать, как выглядит пол у них наверху. Видимо, он покрыт какой-то особо звукопроводящей древесиной. Может даже в два слоя. Я не выдержал и прогуглил.

«Нужно отметить, что древесина не самый худший звукоизоляционный материал, – прочитал я, – например, железо, стекло и ряд других материалов проводят звук еще быстрее. Например, бетонные перегородки, при той же толщине, имеют звукопроницаемость в шесть раз большую, чем древесина».

– Мне стало немного легче. Но спать хотелось все меньше. Снотворное совсем переставало действовать, ноги все громче топали по моей голове. План был почти провален. Я поднялся и стал искать беруши. Я не стал включать свет, чтобы не вспугнуть остатки сна. В темноте мне под ноги стали бросаться предметы в таком порядке: табуретка, стремянка, теннисный мяч, очки (лежавшие прежде на стремянке), игрушка для кошки, стакан с водой, сбитый теннисным мячом… Я не выдержал и включил свет. На часах был один час ночи. Дети продолжали бегать. Да, план был провален окончательно. Я подошел к шкафу и стал искать беруши. Разумеется, они успели спрятаться – слишком громко я к ним подходил. Они уже все знали. Сначала я опрокинул на пол ящик с лекарствами. Следом направился ящик с нижним бельем. Но все было зря. Они спрятались слишком хорошо. Захотелось есть. К полвторого ночи я набил желудок всем, что нашел в холодильнике. При этом я старался греметь максимально сильно, чтобы у родителей этих ангелочков что-то шевельнулась в голове. Как же я был наивен! Я вернулся в комнату и огляделся. Моя нервная система дала сбой, я надел что попало под руку и отправился к соседям в гости. Огромный мужчина открыл мне дверь. За его волосатыми ногами стояло двое детей лет семи-восьми с добродушными улыбками.

– Вы меня извините, но это невозможно! На дворе ночь, а стук как в спортзале!

– Ой, я прошу нас извыныть! – вежливо сказал мужчина и обратился к детям, – вот, э, вы видэтэ?! Ай как нехорошо! Я же вам говорыл?!

Затем папаша наивно посмотрел мне в глаза с выражением, мол, «дети, такие неразумные».

Я в ужасе замер, не зная, как реагировать на такую фатальную глупость. Перевел взгляд на пол в комнате – к моему удивлению все было застелено толстыми коврами в азиатском стиле. Стало быть, я недооценил способности этих детей… Все было гораздо хуже.

– Ай, все давай быстра спать! – назидательно сказал папаша детям и еще раз извинился. Потом он указал на коляску с младенцем и посетовал на то, что вот из-за рождения третьего совсем не хватает сил на эту борьбу. – До свыдания!

Я остановил рукой закрывающуюся дверь.

– Постойте! А может мальчикам стоит почаще бегать… во дворе? Чтобы их энергия уходила не только в мой потолок, но и куда-то еще.

– Ай, нэт, я днем нэ могу. Работа!

– Да я же не вам предлагаю бегать, а детям.

– Нет, им нельзя самим. Слышком малэнький.

Тут я заметил, как в щелке комнатной двери появился робкий женский глаз.

– Может ваша жена могла бы выходить с ними почаще на улицу?

Мужчина вдруг серьезно насупился. Он бросил гневный взгляд на непокорный женский глаз, и тот быстро исчез за дверью.

– Нэт.

– Но почему же?

– Женщина бэз мэня не выходит!

– Но…

– До свыдания!

Он закрыл дверь. Я вспомнил про младенца в коляске и со всей ясностью осознал, что мое будущее не будет тише, чем настоящее, – жилье мне видимо придется менять.

Вернувшись в квартиру, я сел на кровать, оглядел погром на полу и прислушался к звукам над головой. Казалось, отец должен был что-то для меня сделать, успокоить детей… лучше бы не делал. Теперь к топанью прибавились грозные крики.

Я посмотрел на часы – два тридцать ночи. Это был конец.

Здесь профессор остановил свой рассказ. Он не ждал сочувствия, но когда наши взгляды встретились, кажется, ощутил его в полной мере. Мы помолчали.

После окончания этого страстного монолога Альберту, кажется, действительно стало лучше.

– Что насчет ваших новых знакомств с продюсерами? – спросил профессор, – они могут быть полезны?

– Я встретил одного клипмейкера, – вздохнул я, – у которого свой маленький продакшн, состоящий, похоже, из него, его жены и его камеры. Еще встретил симпатичную ассистентку одного пропагандиста с федерального канала – она рассказала несколько историй на тему того, как же телеведущие беспомощны без ее советов в быту. И еще одного продюсера – который открыл свою студию, чтобы регулярно поставлять выпуски популярной телепередачи по второму каналу, ведущим которой работает его брат… Как-то так…

– Мда, паршивый выдался день рождения, – как-то отстраненно и легко заметил профессор.

– Да нет, ну что вы! – попытался я.

– Вы правда так думаете?

– Нет, вы как всегда правы, – быстро сдался я, и всем сразу стало легче.

– Благодарю, – зевнул Альберт, – пойду заварю себе чашечку кофе, вы желаете?

Я утвердительно зевнул в ответ.

Через десять минут ожидания я осторожно вошел на кухню и увидел задремавшего профессора с пустой чашкой в руках. Экран кофемашины сообщал о том, что она прогрелась и готова к работе.

– Профессор? – позвал я.

– Да-да! – встрепенулся Альберт. – Так на чем мы остановились? Ах да, кофе…

Венера Виллендорфская, найдена в местечке Агсбах, Австрия. Оолитовый известняк, высота 11 см. Возраст 29 500 лет

Закон

который не стоит нарушать

Взошло холодное палеолитическое солнце и осветило группу людей, готовящихся в путь. Какой маленькой и беспомощной казалась эта кучка на безграничной шкуре земли. Несмотря на свои копья и сети, люди оставались лишь частицей общей фауны. Частицей, готовой в любой момент погрузиться в бутылочное горлышко истории и раствориться навсегда.

И может быть именно это предчувствие заставляло их делать то, что не делало ни одно животное – приходить на выручку своим сородичам. Уходить в неизвестном направлении, рискуя жизнями, не имея никаких гарантий. То, что заставляло людей помогать соплеменникам, могло стать и причиной их исчезновения. Но в итоге стало причиной исчезновений тысяч других видов.

Люди вышли из становища и отправились к лесу. Пересекая поляну, идущий впереди Дор внезапно остановился, и все охотники, следовавшие за ним, замерли почти синхронно. Из глубины враждебного леса показалась сдвоенная фигура и также остановилась, покачиваясь. Мгновение люди смотрели друг на друга, после чего Ари и Ули упали без сил на землю. Люди бросились им на помощь.

Окровавленное тело Ули в бессознательном состоянии внесли в хижину. Бедняга бормотал что-то невнятное, его лихорадило.

– Что он говорит? – спросил Оки, не рассчитывая, что его старческий слух это расслышит.

– Я не понимаю, – вздохнула Лоя и поднесла свое ухо к самым губам юноши, – кажется, он что-то говорит про бизонов…

Пока Лоя омывала его раны, остальные пытались выяснить, что же произошло. Ари напился воды и, тяжело переводя дыхание, начал рассказ.

– Я ходил и кричал в лесу несколько часов. Факелы потухли. Но луна светила хорошо. Наконец я услышал, как будто он меня зовет…

– Ари стал совсем большой, – пробубнила из глубины хижины старая Хия с лукавой улыбкой, – Ари стал больше своего страха! Я помню, когда он был мальчиком…

– Подожди, Хия! – оборвал ее Оки и кивнул Ари. – Говори!

– Я не мог понять, в какую сторону двигаться дальше, – вспоминал уставший Ари, – но потом я увидел вдали что-то белое… Мне показалось, что это…

– Что? – нетерпеливо спросила Лоя, держа за руку Ули.

– Что это волчица… белая волчица.

Люди в хижине застыли. Они как будто перестали двигаться и даже дышать. И лишь тяжелые вздохи Ули давали понять, что время не остановилось, а продолжает двигаться вперед.

– Волчица повернулась и пошла прочь. Но через несколько шагов остановилась и снова посмотрела на меня. Она как будто ждала, что я пойду за ней… и я пошел.

– Как долго ты шел за ней? – очень осторожно спросил Оки.

– Я не помню… много шагов. Очень много. Наконец я увидел Ули, а недалеко от него убитого бизона и мертвую гиену, в которой торчало копье. Оба тела были почти целиком съедены. А когда я захотел снова увидеть волчицу – она исчезла. И я не уверен, что она вообще там была…

Люди не понимали. Они отчаянно смотрели друг другу в глаза, но не понимали. Страх заставил их обратить свои взоры на Оки. Им нужен был ответ. Понятный и простой ответ, как всегда.

Оки закрыл глаза и глубоко вздохнул. Со стороны это выглядело как погружение в астрал, в то время как старик не чувствовал ничего, кроме усталости. Как бы он хотел и сам услышать ответ на все эти вопросы, которые он разрешает ежедневно. Как бы он рад был снять с себя всю эту поклажу людского доверия и отдать своей матери!

Слишком рано эта одноглазая шаманка ушла в мир духов. Слишком рано.

– Белая волчица бережет свое племя! – спокойно произнес Оки. – Она любит нас потому, что мы чтим ее и ее дочь. Потому что мы остаемся ей верны! Айя!

– Айя! – повторили все люди в хижине.

Несколько человек выбежали на улицу. Один из них привел Ау, которая тут же начала лизать руки Ули. Люди посчитали это хорошим знаком.

Другой принес и передал Оки белую шкуру волчицы с оскалившейся мордой.

Старик аккуратно поднял ее над головой, подошел к Ули и закрепил волчицу у его изголовья. После чего он взял одну его руку, другой схватил ближайшего соплеменника и затянул одну единственную ноту.

Мгновенно люди схватились за руки цепочкой, и набитая битком хижина опять зазвенела как пчелиный рой. Это было то немногое, что помнил Оки из ритуалов своей матери.

И это всегда работало.

Три дня Ули лежал без сознания. Иногда он возвращался к мыслям о стадах бизонов, но люди по-прежнему не могли ничего разобрать. Его раны были обработаны травами, они начали затягиваться и почти перестали кровоточить.

Все это время Лоя, Ари и Тиа поочередно дежурили у его тела. Ау все больше привязывалась к молодым людям и почти перестала отходить от них. Людям даже стало казаться, что она реагирует на звук своего имени. Это было странно. Это было интересно.

Ари начал ходить на охоту наравне со всеми мужчинами, что не могло его не радовать. Но беспокойство за Ули постоянно тянуло его обратно в хижину.

Бизоны, за которыми гонялся Ули в своих снах, настолько приелись слуху Ари, что он неосознанно начал мастерить их из слоновой кости. Несколько добротных костей было испорчено, прежде чем художник нащупал нужную форму. И никакие насмешки или упреки не могли остановить его творческого порыва.

– Когда Ули проснется, он наконец получит своего бизона, – улыбался Ари, не сводя глаз со своей работы.

А когда наступала звенящая тишина ночи, Ари смотрел на лицо друга в отсветах костра и вспоминал его дурацкую болтовню. Никогда он и представить себе не мог, что будет скучать по этому.

– Ты никогда не сдавался, глупый носорог, – усмехнулся Ари и почувствовал, как его глаза увлажнились, – никогда не сдавался.

Внезапно внутри головы возникли видения того места, где он нашел Ули. Маленький пролесок у луга, растерзанный бизон и убитая копьем гиена.

– Ули – сильный охотник. Ули – большой друг, – тихо проговорил Ари и принялся за костяного бизона с удвоенной силой. Больше всего на свете ему хотелось бы сейчас сказать это Ули.

Но сказал он, как водится, совсем другое.

Спустя еще день, когда Ари, вернувшись с охоты, вбежал в хижину, узнав, что Ули проснулся, он услышал его ворчливый голос:

– Ты, наверное, уже распугал всю мою добычу, Ари! Не смей ходить на охоту без меня!

– Я надеялся отдохнуть от твоей болтовни еще пару дней, Ули!

Друзья обнялись настолько крепко, насколько позволяли раны Ули. Ари важно вручил ему фигурку бизона, чем изрядно повеселил друга. Он смеялся над поделкой как идиот, пока раны не заныли от сотрясений.

Конечно, обидно было слышать смех над своей трехдневной работой, но сегодня Ари был готов простить ему даже это. Наконец наступила тишина, позволившая задать больному серьезный вопрос.

– Что случилось с тобой в лесу, Ули?

Юноша задумался на некоторое время, мучительно вспоминая подробности.

– Я помню стадо бизонов. Мне очень захотелось добыть одного… потом на меня напали… напали…

– Гиены?

Ули удивленно уставился на Ари.

– Гиены? – переспросил раненый.

Ари подозрительно выжидал.

– Да. Кажется, гиены… много огромных злых гиен… и один пещерный лев. Или два.

Ули снова засмеялся, невольно заражая смехом друга.

Сегодня беспокойство за жизнь друга наконец закончилось и уже начавшая волноваться Тиа получила удвоенную порцию томных взглядов Ари. Они перелетали к ней через огромное пламя главного костра, перепрыгивали через плечи сородичей и проникали сквозь густую тьму ночи. Казалось, они следуют за ней неотступно.

Ночью Ари и Оки снова встретились у главного костра. Одного взора Ари хватило для понимания, и произносить вопрос вслух не потребовалось.

– Да, Ари. Я говорил с ними, Ари… – медленно начал старик.

Юноша замер без движения. Только возбужденное дыхание выдавало его волнение.

– Люди боятся гнева духов, Ари. Они думают, что закон рода не зависит от того, кто тебя родил. Ты часть племени, Ари, и люди не хотят, чтобы ты соединял тело с девушкой из племени. Прости их, Ари…

– Ёррме! – прорычал Ари.

Юноша вскочил на ноги, ударил по костру ногой и, повернувшись к огню спиной, замер в бессильной злобе.

Морщинистое лицо старика выдавало его глубокое сочувствие.

– Не отчаивайся, Ари. Я еще поговорю с ними. Может мне удастся их убедить…

Ари молчал. Он решительно не знал, что делать дальше.

– Я хотел попросить тебя, Ари, – мудрый Оки знал, что нельзя заканчивать разговор так, – ты, наверное, слышал, что когда-то давно у нашего племени была настоящая шаманка. Она была мудрой и сильной.

– Я слышал, Оки…

– А еще она была моей матерью…

Ари, кажется, немного отвлекся. Старик взял палочку и начал чертить по земле.

– Я часто вижу ее внутри моей головы. Но мне очень хотелось бы увидеть ее перед собой… Нам очень не хватает ее мудрости, Ари. Может, она подсказала бы нам что-то сейчас… Ты мог бы вырезать для меня ее лицо?

Удивленному взору Ари предстали вытянутые строгие женские черты. Волосы были перевязаны пучком, а один глаз старик перечеркнул.

– У нее не было глаза, но она видела лучше всех нас… Ты мог бы сделать это, Ари?

Юноша еле заметно кивнул и отправился в хижину.

– Ари, – позвал его Оки на прощание, – я еще поговорю с ними.

Юноша безнадежно вздохнул и провалился в темноту.

Сегодня утром Ари и Тиа втайне договорились пойти проверить беременную Моа. Несложно представить, что заставляло их отправиться вдвоем в путь, но вслух они это почему-то не произносили.

Какое-то время они шли молча. Первым не выдержал юноша.

– Оки говорил с людьми о нас, Тиа, – выпалил он.

– Я знаю, Ари.

– Люди боятся гнева духов, – продолжил он.

– Я знаю, Ари.

– Но я хочу, чтобы ты знала, Тиа, – возбужденно проговорил Ари и остановился. Девушка тут же остановилась напротив и замерла.

– Что, Ари?

– Я не сдамся! И мы будем вместе, Тиа!

Она внимательно посмотрела в его светлые глаза.

– Я знаю, Ари.

Молодые красивые лица сами собой сблизились, и их носы с нежностью потерлись друг о друга, что в целом еще не означало какой-то особой близости в их культуре.

Но вот сразу за этим губы как-то внезапно сами соединились, шум леса замер и растворился в бесконечном блаженстве первой близости с любимым человеком.

Ари перестал чувствовать себя просто Ари. Теперь их было двое.

Его руки рефлекторно притянули к себе красивое девичье тело, но Тиа вырвалась и со смехом бросилась прочь.

Она и сама не знала, зачем убегать тогда, когда больше всего хочется раствориться в его объятьях. Зачем смеяться тогда, когда хотелось молчать. Но что-то внутри живота заставляло ее двигаться и, смеясь, увлекать за собой объект своих ночных раздумий.

Молодые люди долго бежали со смехом до того перелеска, где еще недавно лежал громадный усталый Моа, готовый дать жизнь новому существу. Но оказавшись на месте, Ари и Тиа увидели только раскиданные кости, окрашенную кровью траву и остатки светлой шкуры.

Фигурка мамонта из пещеры Фогельхерд, Германия.

Вырезана из кости мамонта, размер 3,7 см.

Старше 35 000 лет.