Текст книги "Торговая, таможенная и промышленная политика России со времен Петра Великого до наших дней"

Раздел четвертый
Тенденции промышленного развития в первую половину ХIХ в

Глава 21

Естественные условия прогресса. – Слабые стороны промышленности и индустриальная политика. – Направление эволюции и успехи капитализма. – Патриархальная мануфактура

В начале XIX столетия промышленная деятельность в России имела уже довольно продолжительную историю. Если даже относить возникновение крупных индустриальных предприятий не далее как ко времени царствования Петра Великого, то и в таком случае период существования в России западноевропейских форм производства охватывал бы уже целое столетие. За такой продолжительный промежуток времени промышленное развитие даже при самых неблагоприятных условиях должно бы сделать по крайней мере количественные успехи, так как потребность в индустриальных продуктах, раз она пробудилась, не могла более оставаться неудовлетворенной, а, напротив того, должна была все более и более расширяться соответственно материальному и социальному росту населения. А чтобы, далее, спросу соответствовало и некоторое предложение отечественных продуктов – об этом в течение всего столетия усиленно заботились русские правители, начиная с Петра Великого.

В некоторых направлениях развитие промышленности пошло, правда, по такому пути, который не вполне соответствовал ни народно-хозяйственным, ни государственным потребностям. Но насаждение промышленности на чуждой ей почве никогда не достается даром. Так, в русской промышленности ХVIII в. не удалось избежать критических положений, подчас совершенно расшатывавших уже завоеванные позиции. Кроме того, и государственные мероприятия, направленные на поощрение промышленности, иногда оказывались неудачными и не только не содействовали ее развитию, но еще тормозили его. Препятствия такого рода не могут, однако, остановить надолго экономический рост, для которого имеются налицо все остальные условия. К этим условиям относится наличность не только спроса на индустриальные продукты, но и всех необходимых факторов производства. Но в этом последнем отношении положение, как мы видели уже выше, во многом оказывалось далеко неудовлетворительным.

Рабочая сила, этот важнейший активный фактор производства, хотя и имелся, по-видимому, в неограниченном количестве, в действительности был труднодоступен для индустрии, так как рабство прикрепляло рабочих к земле и сельскохозяйственному труду. Необходимые для индустрии сырые продукты могли бы быть добываемы в изобилии. Господство натурального хозяйства ограничивало, однако, добычу сырья для сбыта весьма тесными пределами. Наконец, третий необходимый фактор производства, капитал, при той низкой ступени промышленного развития, на которой находилась тогдашняя Россия, был достаточно обильным уже по тому одному, что капитал представляет ведь собой не что иное, как результат предшествующего труда («скопленный труд», по терминологии Родбертуса). В качестве момента, затруднявшего развитие промышленности, присоединялось еще и то, что связующие звенья промышленной деятельности в виде технических познаний, интеллигентных рабочих сил, вспомогательных индустриальных средств и т. д. почти отсутствовали внутри государства. В этом, как во всех других отношениях, приходилось поэтому широко пользоваться содействием других наций.

В течение всего ХУШ в. индустрии приходилось бороться с трудностями, вытекавшими из указанных выше неблагоприятных условий. Индустриальная политика государства, начиная с Петра Великого и вплоть до Александра I, направлена была на постепенное освобождение промышленности от наиболее грубых из разъедавших ее пороков, обусловленных общей отсталостью народного хозяйства. Игнорируя многие другие интересы, правительство, путем выдачи субсидий и ссуд из государственных средств, до известной степени смягчало остроту безденежья, которое ощущали нуждавшиеся в капиталах фабриканты; чрезвычайными льготами и привилегиями, а при случае и казенными заказами оно старалось обеспечить покровительствуемым предприятиям также и возможно широкий сбыт. Зауряд приходилось, далее, правительству хвататься за решительную таможенную политику, чтобы по возможности возбудить дух предприимчивости у русских промышленников и освободить промышленность от иностранной конкуренции как на рынках, где она приобретала свое сырье, так и на рынках сбыта ее продуктов[115]115
  Каким образом таможенная политика с ее запретительными мероприятиями достигала возможного ограничения иностранного импорта – об этом имеется достаточно указаний в разных местах этого труда. Здесь для иллюстрации приемов таможенно-политического поощрения промышленности, которые практиковало русское правительство, мы приведем несколько примеров из области ограничений экспорта. Одним из важных предметов вывоза из России уже во второй половине XVIII в. были тонкие кожи (юфть). Чтобы обеспечить этой отрасли промышленности дешевое сырье, со времен Петра Великого был воспрещен вывоз необработанной кожи. Исключение было допущено только в 1800 г. для портов Виндавы и Либавы, так как в Курляндии было много скота, но не было кожевенных заводов. В первые десятилетия XIX в. вывоз постепенно был дозволен и из других экспортных пунктов, и притом небеспошлинный (Покровский В. И. С. 183). Из тех же соображений вывоз пеньки и льна оставался обложенным до 1865 г., и притом до 1841 г. чрезвычайно высокой пошлиной. С 1797 по 1816 г. дозволялся вывоз только нескольких сортов сырой шерсти; по таможенному тарифу 1816 г. для шерсти всех сортов установлены очень высокие вывозные пошлины (Покровский В. И. С. 291). В интересах уральской железной промышленности ввоз железа и чугуна долго оставался вообще воспрещенным, и даже тариф 1819 г., с «его небывало либеральными» тенденциями, обложил эти продукты такой высокой ввозной пошлиной, что на практике это было почти равносильно запрещению ввоза.


[Закрыть]. Наконец, множество указов XVIII и начала XIX в. свидетельствует о продаже и приписке крепостных к фабрикам – этой суровой мере, которой пользовалось правительство, чтобы предоставить в распоряжение индустрии необходимую ей человеческую рабочую силу.

Если при всем том индустрия вплоть до первой четверти ХIХ в. получила лишь весьма умеренное распространение, то вина в этом падает на условия преисполненного тревогой времени. «Паралитическое состояние капиталистической энергии» (по выражению проф. В. Зомбарта) вследствие расходования денежных капиталов на внехозяйственные непроизводительные цели явно играло при этом весьма важную роль. Не совсем незначительная концентрация денежного капитала, без сомнения, имела место в России в течение XVIII в., но это важное условие капиталистического производства не было надлежащим образом использовано, так как государство тем или иным путем обращало собранные капиталы на свои непроизводительные затраты. Та материальная помощь, которая оказывалась крупной индустрии, представляла собой, в конце концов, только крохи, которыми можно было укрепить отдельные предприятия, но которыми даже в отдаленной мере нельзя было обеспечить прочного существования национальной индустрии. Для этого нужно было бы усиленное покровительство общим культурным интересам народных масс, но такового не было и не могло быть, так как политические замыслы и военные цели государства отодвигали на задний план все другие задачи.

Крупная индустрия была привита к совершенно не созревшему хозяйственному организму, в котором она могла пустить только слабые корни, так как у почвы способность восприятия была крайне ограничена. Ничтожному меньшинству давались привилегии, которые для огромной массы собственно народа являлись тяжким бременем. И это понятно, ибо государственное покровительство промышленности вызывалось прежде всего фискальными соображениями. Не только Петр Великий, но и все его преемники, как XVIII, так и значительной части XIX в., руководились в своих заботах о промышленном развитии отнюдь не бескорыстными побуждениями. Государственное хозяйство нуждалось в индустрии, и потому таковая должна была «развиваться»; и так как сначала промышленность не обладала еще достаточными силами, то необходима была поддержка со стороны государства. Так дело шло до XIX в. Но внешние импульсы производительных сил с течением времени ослабевают. Это и проявилось в первой четверти XIX в. Индустрии пришлось мобилизовать новые силы. Первая половина истекшего столетия и представляет в сфере индустриального производства такой процесс коренного преобразования.

Направление промышленной эволюции было предрешено общим состоянием государства. Начавшаяся уже в ХVIII в. борьба за освобождение должна была продолжаться и быть доведена до конца. Индустрия должна была эмансипироваться от государственной регламентации и фискальных подачек, от дворянских привилегий и принудительно крепостного труда. Основной чертой нового фазиса развития является победоносное вторжение капитализма как в крупное индустриальное, так и в мелкое крестьянское производство.

Распространение капитализма предполагает концентрацию капиталов в денежной форме и освобождение капиталистической энергии. Мы упоминали уже выше, что благодаря крупной торговле, главным центром которой была Москва, московское купечество сосредоточило в своих руках значительные капиталы. Здесь имелся, таким образом, могущественный капиталистический рычаг для новых форм производства. В России, как и в других государствах, первые сильные импульсы к развитию крупной индустрии исходили от торгового капитала.

Эта первоначальная индустрия, как и крупная торговля Москвы, имела, в общем, совершенно патриархальный характер; она не была рассчитана ни на интенсификацию производительности труда, ни исключительно на прибыль с капитала; по своей основной форме она представляла то, что мы технически называем мануфактурой. Мануфактура была производством крупным, так как она характеризовалась, наподобие фабрики, массовым производством товаров: по сравнению с современной фабрикой ее можно рассматривать как предшественницу последней, так как организация производства была здесь менее совершенна и господствующую роль играл ручной труд. Московские мануфактуристы прежнего времени, как и купечество той эпохи, были «широкими» натурами – их щедрость и легкомыслие, нерасчетливость и самодурство увековечены в русской литературе в целом ряде весьма своеобразных типов. К рабочим мануфактура относилась сравнительно хорошо – если и не в смысле достаточной заработной платы, то по крайней мере в том отношении, что в тех требованиях, которые она предъявляла к труду своих рабочих, она не упускала из виду и интересов этих последних. Так, например, на летние месяцы производство прекращалось, чтобы дать рабочим возможность посвятить это время полевым работам, – факт, который, впрочем, объяснялся больше необходимостью, нежели благорасположением. Но так как в первоначальной своей стадии мануфактура почти вовсе не встречала конкуренции, которая бы грозила ее обеспеченному сбыту, то положение фабрикантов было весьма благоприятное. Их предприятия давали им и без особых усилий очень значительные прибыли; притом не было тогда такой интенсивной склонности к накоплению богатства; грубо материальное «пользование жизнью» совершенно вытесняло какие бы то ни было идеальные стремления. Капиталистический дух, разрушивший пережитые формы производства и превративший мануфактуру в фабрику, пустил в России корни лишь в ХIХ столетии. Против национального торгового капитала, преобладавшего в Москве, выступил в Лодзи промышленный западноевропейский капитал. На западе промышленная техника с водворением машинного производства и укоренением свободы в сфере промышленной деятельности сделала колоссальные успехи; между тем в Центральной России «патриархальная» мануфактура с ее отсталой техникой еще во второй половине истекшего столетия была в полном цвету. Преобразование ее совершилось под влиянием капитала и энергии иностранных предпринимателей.

Глава 22

Историческая роль капитала. – Влияние его на реорганизацию промышленности

Совершившееся в России в первой половине истекшего столетия преобразование экономической жизни под влиянием капитализма рассматривается группой русских теоретиков-экономистов как злой рок, грубо вторгшийся извне в старые национальные формы производства и разрушивший последние ко вреду всего народного хозяйства. Мы должны в нескольких словах остановиться на этом некогда влиятельном хозяйственно-политическом течении, идеи которого отчасти исповедуются еще и в настоящее время[116]116
  Воззрения народничества многократно освещались и подвергались критике и в немецкой литературе, так что мы можем быть краткими. Ср.: Николай-он. Очерки хозяйства России в пореформенное время (нем. пер. Полонского. Мюнхен, 1899); Thimkowitsch. Die socialoekonomischen Lehren der Narodniki (1897, auch Conrads Jahrb.); Issajew. Gegenwart und Zukunft der russischen Volkswirtschaft // Preussische Jahrbücher. 1896. H. 2, 3); Ср. также: Issajew. Sozialpolitische Essays. Stuttgart, 1892. Плеханов Г. В. Наши разногласия (1885); Вл. Ильин. Развитие капитализма в России. СПб., 1899. В. В. Наши направления. 1899.


[Закрыть].

Николай-он следующим образом характеризует ограниченность производительных сил общества до освобождения крестьян (1861). Потребности огромной массы самостоятельных хозяйственных единиц удовлетворялись тогда непосредственно самими производителями, хотя некоторое количество излишних продуктов поступало на рынок. Орудия производства хотя и были незначительны и ограниченны, зато принадлежали по большей части самим производителям. Но тут вторгся всемогущий капитализм, сконцентрировал рассеянные незначительные средства производства и сделался, таким образом, основным рычагом современной индустрии. Капитализм начал свое победное шествие в сфере производства самых необходимых предметов потребления – продуктов питания и одежды, и притом там, где имелся уже для эксплуатации человеческий материал: в Московском районе[117]117
  «В окрестностях Москвы крестьяне уже за сто лет перед тем ознакомились с искусством прядения и тканья; оставалось таким образом только использовать уже готовый материал. И капитализм начал захватывать в свои руки прежде всего производство таких продуктов, которые могли рассчитывать на широкий круг потребителей. Его представители не имели надобности ломать себе голову над изобретениями. Последние уже давно были сделаны (в Западной Европе), надо было только использовать их» (Николай-он. С. 458).


[Закрыть]. Капитализм «заставил перенести первый ткацкий станок из крестьянской избы на фабрику» и заменил затем ручные станки механическими; завладев всем внутренним рынком, он лишил крестьян их зимнего заработка и принудил их покупать то, что они прежде производили сами. Для того чтобы покупать, крестьянину были нужны деньги, и он должен был продавать больше, чем прежде, – тем более что налоги и арендные платежи росли. Капитализм же, эксплуатируя крестьян, накоплял деньги. «Народное горе приносило капиталистам золотые плоды». Потребление хлеба народом уменьшалось, особенно с тех пор, как железные дороги и банки, стало быть денежное хозяйство, стали вовлекать все большее количество продуктов в водоворот товарообмена. Последствием этого было то, что цены на необходимейшие предметы возросли, продукты были отняты от их производителей, условия народного питания ухудшились и т. д. Кредит сыграл роль специфического механизма, при посредстве которого была осуществлена концентрация капитала и ниспровержение прежнего экономического строя. Государство всей своей экономической политикой поощряло эту разрушительную эволюцию «вместо того, чтобы направить все силы на развитие производительности труда производителей и сохранение за ними орудий производства». «…Отделение обрабатывающей промышленности от земледелия, орудий производства от рабочего, капитализация ремесел, появление избытка в общественном рабочем времени – таковы основные элементы упадка народного благосостояния, отчуждения все возрастающей части продуктов земли, сокращения народного потребления».

Что капитализм успешно осуществил в России свою историческую миссию – этого автор не отрицает. Расширение производства и товарообмена, к которому стремился капитализм, было необходимым последствием перехода к денежному хозяйству, основным предположением экономического прогресса. Без обобществления труда, завоеваний и концентрации капитала русская промышленность никогда не могла бы достигнуть ее современного уровня. Капитализм положил конец натурально хозяйственному расщеплению на мелкие и мельчайшие экономические единицы, место которых заняли более значительные хозяйственные организации с расширенными рынками сбыта; он вытеснил формы индивидуальной зависимости работников и создал почву для новых социальных расслоений, он увеличил число промышленных пунктов производства и направил индустрию в городские поселения, сделавшиеся благодаря этому передовыми постами культурного роста страны.

Притом отнюдь не доказано, чтобы проникновение современных капиталистических форм хозяйства в сферу традиционного сельскохозяйственного промысла в каком бы то ни было отношении обусловило упадок русского сельского хозяйства. Изображаемая народниками «сельская идиллия» в действительности не представляла собой ровно ничего привлекательного. Если, с одной стороны, утверждают, что капиталистическое разделение труда ускорило пролетаризацию крестьянства, то, с другой стороны, этому можно противопоставить тот факт, что индустриализация была весьма целесообразным средством защиты против безработицы и что уход с земли верхнего слоя крестьянства содействовал необходимому социальному дифференцированию населения.

Чтобы показать, сколь несостоятельны запутанные идеи народников, едва ли необходим весь тот арсенал доказательств, который выдвинут против них в литературе вопроса. Факты экономической действительности полностью опровергают народническую идеологию. Перед этими фактами не может устоять и народническая «догма», будто бы «общинное землевладение представляет собой надежный оплот против вторжения капитала в сельскохозяйственное производство»[118]118
  Ильин. Passim, в частн. с. 242 слл. Исаев приходит к тому весьма доказательно обоснованному им выводу, что юридико-экономический строй до освобождения крестьян не заключал в себе никаких условий для реорганизации русского народного хозяйства на каких-либо новых, еще неизвестных Западу началах. Даже ссылка на принадлежность крестьянам-производителям орудий производства, т. е. обрабатываемой ими земли, должна быть признана лишенной всякого реального значения. До 1861 г. крестьяне не были ведь собственниками земли.


[Закрыть].

После сделанных общих замечаний относительно участия капитализма в деле разрушения старого хозяйственного строя, мы должны обсудить роль его в качестве преобразователя промышленности первых десятилетий прошлого века. В каких бы формах ни выступало тогда индустриальное производство, в форме ли современной фабрики по образцу западноевропейской, или в форме фабричнообразной мануфактуры традиционного национального быта, или, наконец, в форме мелкого крестьянского промысла в его разнообразных проявлениях – повсюду оно нуждалось в более свободном труде. Подобно тому как в Германии свобода промышленности разрушила все стеснявшие германское ремесло цеховые перегородки, так и в России отмена потерявших значение привилегий и развитие действовавшего хозяйственного права должны были проложить путь свободной конкуренции, а вместе с ней и техническому прогрессу. Капитализм оказался в этом отношении весьма деятельным пособником. Если он и не мог с самого начала завоевать для всех вообще работников гарантированную законом индивидуальную свободу, то он сумел по крайней мере для целей крупной промышленности создать кадры свободных, вольнонаемных рабочих.

Фабричная индустрия России представляла в начале века своеобразное смешение крестьянско-феодальной организации с купеческо-капиталистическими, частью привилегированными образованиями. Центром тяжести дворянской, так называемой помещичьей, фабрики являлось крепостное право, так как она всецело опиралась на принадлежавшее дворянству неограниченное право распоряжения крепостной рабочей силой. Рядом с тем издавна существовали фабрики, которые принадлежали лицам недворянского сословия, но были наделены правительством разными привилегиями, в частности, в отношении покупки и пользования «приписанными к фабрике» крепостными, так как без таких государственных привилегий успешность предприятий была бы весьма сомнительна. Для этих так называемых посессионных фабрик государственная поддержка была необходима до тех пор, пока привлечение вольных рабочих было связано с величайшими трудностями, но сделалась излишней и с течением времени даже прямо обременительной, когда оказалось уже возможным иметь фабричных рабочих, не прибегая к принудительному труду. Фабричные предприятия в руках недворян с самого начала и чем дальше, тем явственнее развивали тенденции капиталистического производства и прогрессивно крепли по мере того, как им удавалось освобождаться от старых, переживших себя методов труда.

Дальнейшее развитие повело с естественной неизбежностью к тому, что дворянские вотчинные предприятия, опиравшиеся главным образом на дешевый или почти даровой крепостной труд, постепенно вымерли, в то время как фабрики, организованные на более коммерческих началах, сумели успешно преобразоваться в современного типа предприятия между прочим путем отказа от принудительного труда, монопольных преимуществ и государственных подачек. Хотя, как уже упомянуто выше, вольные рабочие, происходившие из крепостного состояния, уже в начале века составляли среди фабричных рабочих весьма заметный контингент. Совместная работа свободных рабочих и приписанных к фабрике или к руднику крепостных порождала значительные осложнения и нередко даже кровавые конфликты, между прочим вследствие более высокой оплаты более продуктивного труда вольнонаемных рабочих. «Владельцы посессионных фабрик постоянно сталкивались с враждебным отношением их рабочих, которых они не могли отпустить, и эта вражда при первом удобном случае переходила в открытое сопротивление и беспорядки. Право на принудительный труд превратилось поэтому для фабрикантов в тягость, от которой они старались освободиться»[119]119
  Туган-Барановский. С. 145.


[Закрыть].

В 1839 г. министр финансов Канкрин внес в Государственный совет проект по степенной ликвидации по сессионных фабрик. Го судар ств енный совет нашел, что те основания, в силу которых государство уступало часть своего достояния частным лицам и допускало косвенные изъятия из коренного закона о праве владения крепостными, более не существуют. Так как «дух фабричной индустрии» уже достаточно распространен и число свободных рабочих быстро возрастает, то, рассуждал он, для фабрикантов было бы выгоднее пользоваться трудом вольнонаемных рабочих вместо крепостных и приписанных. Соответственно сему закон 18 июня 1840 г. стремится облегчить ликвидацию посессионного владения путем установления особого порядка обращения его в частную собственность и перевода подлежащих освобождению рабочих в сословие мещан или категорию государственных крестьян. Закон не обязал, однако, владельцев фабрик отказаться от принудительного труда, а только дал им это право. Это повело к тому, что процесс освобождения посессионных рабочих затянулся в некоторых случаях до общего освобождения крестьян, хотя большинство фабрикантов давно склонно было отказаться от привилегии, ставившей предприятия в зависимость от рабочих сил, ни в малейшей мере не приспособленных к высшим техническим требованиям, которые ставило машинное производство. Капиталистическая эволюция должна была освободить фабрику от связи с отсталыми силами и обеспечить ей большую производительность путем индивидуалистического порядка труда[120]120
  Существо и развитие русской фабричной индустрии подробно выяснено в кн.: Туган-Барановский. Русская фабрика. С. 63–318, на которую мы уже неоднократно ссылались. Ср. также: Schulze-Gävernitz. Volkswirtschaftliche Studien. S. 3-52.


[Закрыть]. Но для беспрепятственного своего развития индустриальное производство должно было еще в одном отношении потерять свой государственный отпечаток. Из поставщицы необходимых для государства предметов, что в XVIII столетии составляло главное назначение фабрики, она должна была обратиться в служанку массового народного потребления.

Что эта эмансипация промышленности от непосредственной связи с государством избрала своим отправным пунктом текстильную индустрию и вызвала, в частности, блестящий расцвет хлопчатобумажной промышленности и, далее, что под влиянием этого фактора важнейшими центрами вновь развившейся индустрии сделались Московский промышленный район и Привислинские губернии – в равной мере соответствовало как национальным потребностям, так и сложившимся условиям международных индустриальных отношений[121]121
  Подробнее в: Шульце-Гевернитц. С. 53–70.


[Закрыть].