Текст книги "Прививка от бешенства"

– Незачем.

Не обращая внимания на Наташкины терзания, я продолжила завтрак аристократки. Кофе с куском черного хлеба. Пожалуй, пельмени для мужа делать не обязательно. Хлопотное дело. Придумаю что-нибудь еще…

– Летучий голландец – миф!

Мое заявление не вызвало у Наташки особого интереса.

– Это что, главная новость дня, ради которой я чуть ли не силком отнимала запасной вариант открывалок вашей квартиры у Анастас Ивановича? Та, что хуже ожидаемого пришествия твоего Ефимова? «Чаппи» объелась!

– Я не про корабль-призрак. Я про человека-призрак. Питера из Голландии.

– Ты что, видела его?

– Где?! Говорю же, голландец – мифический призрак.

Наташка испуганно оглянулась и отошла к окну, наступив на кошачью плошку. Раздался противный треск, и тапок подруги обрел причудливый розовый капкан в форме пластиковой полугалоши. В нем она быстренько и допрыгала обратно, плюхнулась на табуретку. Покойники и все, что с ними связано, включая моменты бестелесной жизни после смерти по рассказам знакомых, – врожденный страх Натальиного бытия.

– Ты слопала мой «Чаппи», я обула твою миску. В расчете! – стягивая с ноги бывшую плошку, заявила она.

Я не спорила. Но отметила про себя необходимость быть более осторожной в высказываниях.

– Анечкин Летучий голландец не прилетел!

– Из самолета выпал? Еще в Амстердаме? – занервничала Наташка. – Или вместе с самолетом…

– Если и выпал, то не из самолета. Надо любыми путями попасть в квартиру Анны. Мне нужна ее записная книжка. Если, конечно, там не произведен санкционированный обыск. В этом случае ее могли изъять. Помнишь, Анна говорила, что дублировала в ней телефоны всех своих клиентов?

– Так голландец не помер? И куда ж он тогда выпал?..

– Наташка, очнись! Откуда я знаю? Считай, что в осадок. И этот осадок с примесью криминала нам надо аккуратненько обнаружить! Ты не помнишь, как зовут соседку Анны, которой она доверяла ключи от своей квартиры?

Наташка сосредоточилась, потерла ладонью лоб и заявила:

– Я забыла умыться. – Еще немного подумала и добавила: – Ее зовут… соседка… с десятилетним сыном. Имени Анна не называла. А зачем тебе записная книжка? – Она отняла ладонь ото лба и внимательно посмотрела на хлеб. – Сухой я корочкой питался… Так! Можешь не отвечать. Я поняла! – сделала она предупреждающий жест ладонью, раскрыв пальцы веером. – Нам следует сверить все номера телефонов, отмеченных в книжке с номерами, которыми пользовался маньяк, передавая свои угрозы.

– Да? – наивно удивилась я. Честно говоря, такая мысль мне в голову не приходила. Я довольствовалась объяснением Анны, что ни один из этих номеров ей не знаком. – Вообще-то я хотела выяснить телефон Вениамина, его матушки и Летучего голландца.

– У тебя после «Чаппи» интеллект снизился. До собачьего уровня. Зачем Вениамину на том свете телефон?

– А зачем нам эта сверка номеров? Если бы ты получила по сообщению угрозу, что сделала бы в первую очередь? И не говори мне о подготовке изощренного ответа. Прежде всего, ты постаралась бы выяснить, не принадлежит ли хулиганствующий номер кому-нибудь из знакомых.

– Можно подумать, мы ее об этом спрашивали! Она просто ограничилась ответными звонками, естественно, безрезультатно. А если ты желаешь продолжить спор, то мы ничего не успеем. Тень твоего Ефимова уже маячит на горизонте.

Наташка протянула мне дребезжащий мобильник.

Я сразу решила больше не спорить. Свободного времени практически не оставалось. И ошиблась! Мобильник мужа заговорил противным женским голосом, чему я несказанно удивилась. Не может же расстояние давать такие большие искажения? Какая-то баба настырно требовала от меня сознаться в том, что я – Ефимова Ирина Александровна. Только после моего чистосердечного в этом признания (от удивления я не сразу вспомнила свое полное имя) голос собеседницы обрел некую приятность. А когда женщина представилась женой коллеги Дмитрия Николаевича – Соловьева, решила, что противные нотки в ее голосе сфабрикованы исключительно некачественной связью, а педантичный Димка наконец-то проявил халатность и забыл у Соловьевых свой телефон. Как бы не так! Он предпочел вывихнуть ногу! В процессе спешных, но привычно тщательных сборов в обратную дорогу. Я ахала и охала по ходу рисуемых собственным сознанием картин ужаса. Последняя оказалась самой навороченной: представила, как родной беспомощный муж из последних сил ползет по перепаханному полю, держа в зубах за шнурки свой замшевый ботинок, не налезающий на изувеченную ногу, раздувшуюся до размеров детской ванночки.

– А почему сам не позвонил? – подкрепляя слова жестами, зашипела Наташка. – Ведь не челюсть вывихнул.

– Челюсть занята. Ею он страдает. Больно же, без стонов не обойтись.

В опровержение моих слов через веселый стрекот соловьевской жены донесся хоть отдаленный, но довольно здоровый мужской хохот. Перепаханное поле мгновенно сменилось удобным креслом, на котором восседал мой Димка все с тем же замшевым ботинком в зубах. Действительно, почему бы и не похохотать. Некоторым…

– Чему смеетесь? Над собой смеетесь.

Это прозвучало из моих уст почти с таким же надрывом, как и у гоголевского городничего.

– Ирина, вы не обижайтесь, пожалуйста, – немного посерьезнела абонентша. – Несколько минут назад Дмитрию Николаевичу сделали рентген, и теперь хромой на правую ногу Соловьев лично накладывает тугую повязку на левую ногу вашему Ефимову. А коллеги обсуждают процесс транспортировки обоих к машине. Сошлись на том, что я буду на подхвате в середине, а одноногие хирурги с костылями – по краям. Сейчас передам трубочку Дмитрию Николаевичу …

Я не долго приходила в себя после сногсшибательной новости. Хотя сшибла она, в прямом смысле, Димку. Мне попало постольку-поскольку… И только вошла в стадию полного ее осмысления и безграничной жалости к мужу, как снова запел-заиграл мобильник. Воображение нарисовало дикую картину. Тройка из одной нормальной женщины и двух физически ненормальных мужиков, подкрепленная с двух боков костылями, падает при спуске со ступенек больницы и…

– Не-ет! – автоматически нажав кнопку соединения, пискнула я в трубку.

– Да?! Алло! Ирина Александровна? – донесся до меня мужской голос, не иначе как хирурга-травматолога. – Это вы мне? Но я, честное слово, ни в чем не виноват…

В тупом молчании я слушала.

«Виноват, еще как виноват. Не могли обеспечить более безопасный процесс транспортировки убогих к железной лошади!»

– Понимаете, у меня угнали «Жигули», вместе с телефоном. Долго рассказывать… Только сейчас вот все вернули. Даже не знаю кто. Скорее всего, подростки брали покататься и бросили, а милиция вернула. Готов исправить положение. Где вы остановились, я сейчас же подъеду.

Несколько секунд я примеряла машину и мобильник к придуманному мной образу хирурга-травматолога, облаченного в белый халат, с закатанными по локоть рукавами. Руки у травматолога были мощные – под стать фигуре и в густой черной растительности. В машину он не поместился, мобильник тут же раздавился в могучей лапе. С усилием я стряхнула наваждение и осторожно спросила:

– Господин Иван Иванович Рогожин? – Несмотря на его искренние в этом заверения, недоверчиво посмотрела на номер телефона. Увы, на память я его не знала, а Наташка, как назло, потащила к себе свои вещи. Поэтому я поинтересовалась: – Иван Иванович, как называется картина, которую вы подарили моему мужу?

– «Заброшенный скит»… – последовал немедленный ответ. – Это одна из моих любимых работ. Странно… Так куда мне подъехать, чтобы реабилитироваться? Я готов сделать все от меня зависящее…

– Да, собственно, никуда. Мы уже дома, в Москве. Так получилось, извините, я тороплюсь… У меня муж свихнулся. Ногой. В смысле, вывихнулся… Или подвернулся. Нет, скорее всего, растянулся. Словом, мне очень некогда, спасибо за заботу. Мне срочно необходимо… Даже не знаю, что мне сейчас необходимо. Во всяком случае, спасибо, что позвонили…

Я отключила телефон и поплелась за таблетками от головной боли. Теперь окончательно ясно: Анну с сыном никто не похищал. Она добровольно укатила с незнакомцем по предварительной договоренности. На машине, которую он вместе с телефоном увел у Рогожина. Анюта назвала ему конечный пункт нашего прибытия. И записку, найденную в кармане ее куртки, писала не перед тем, как среди ночи отправиться дежурить в «Ставриду». Иначе по возвращении смяла бы ее или разорвала. Записка же аккуратно свернута и оставлена в куртке намеренно – с целью оправдаться перед нами за свое вынужденное бегство. Наша Айболитка доверяла человеку, с которым укатила, больше, чем нам. И он не маньяк. Да и Рогожин… Андрей кое в чем пудрит нам с Наташкой мозги. Одно не понятно – кто тот человек, которого Анна по телефону называла Питером и разговаривала с ним на английском языке? Получается, что Летучий голландец не миф?

– Я же говорила: поспешишь, людей насмешишь, – в третий раз комментировала новость о Димкиной травме ясновидящая подруга, впервые одеваясь «на выход», как специалист санэпидемстанции. – Ты не помнишь, чем поливают массовые скопления тараканов?

– Не могу помнить того, чего не знаю.

– Очень жаль. Прекрасный повод нацепить респираторную маску. На худой конец – марлевую повязку. Никто не узнает. Тебе парик можно не надевать – нацепишь зеленую хирургическую папаху своего Ефимова, старые очки свекрови и одноразовый намордник. С маской я, пожалуй, погорячилась. Та-ак! Эта серость тебе будет в самый раз!

Довольная Наташка вытянула из пакета со спецодеждой Бориса рабочий халат.

– В комплекте с хирургической шапочкой – самое оно! Мне придется нацепить синий – он поновее. Буду старшей по званию. Где мои очки с затемненными стеклами? Не ищи! Вот они, под моей марлевой повязкой. Не забыть бы новый распылитель. Как чувствовала, до дачи не довезла! – Наташка на секунду задумалась и спросила: – У тебя далеко черная спортивная сумка с эмблемой Швейцарии?

– Зачем она тебе? У нее одна ручка в отрыве. – Не в лучшем настроении из-за Димкиной вывихнутой ноги, головной боли и раздумий, я безынициативно наблюдала за торопливыми сборами Наташки.

– Ир, очнись, а? На ней же большой швейцарский красный крест! Сложим в нее реквизит, будем заметать следы. Народонаселение Анькиного дома решит, что мы из «Скорой помощи». Может быть… решит. А маски напялим сразу же, как войдем в подъезд. Заметила? Он не закрывается. Сразу поднимемся наверх. Имя соседки как-нибудь выясним.

– Может, она и есть Марина из нашей расшифровки?

Мне, наконец, удалось заставить себя встряхнуться.

– Думаю, нам не стоит ей врать. Просто попросим пройти вместе с нами в квартиру. Побегу за сумкой и остальными причиндалами. Так ты считаешь, парик не нужен?

– Не будем повторяться. Встречаемся через десять минут у лифта…

До подъезда Анны мы добрались со второго захода. Стараясь не глазеть на последствия прогремевшего позавчера взрыва. Поэтому со стороны наверняка смотрелись странновато. Шагая по пешеходной дорожке мимо застекленных лоджий первого этажа, уж слишком старательно смотрели себе под ноги. Так и дошли до угла башни, миновав нужный подъезд. На обратном пути я опять изучала асфальт, а ведомая мною Наташка держала голову строго налево – носом к фасаду дома.

В половине десятого утра желающих заседать на скамейке, отслеживая передвижение жильцов дома и оценивая их материальную обеспеченность, не было. На четвертом этаже мы и осуществили экипировку. Через пару минут выяснилось, что никто из жильцов на площадке не желал открывать по причине своего отсутствия.

– Я не очень странно выгляжу? – озабоченно спросила Наташка, пытаясь придать глазам выражение доброты и сердечности.

– Ну если только для тараканов. Едва ли они надеются на сочувствие со стороны киллеров. Их не обманешь. Перестань улыбаться под маской и строить тараканам глазки!

Наташка решительно стянула марлевую повязку под подбородок и с раздражением дернула металлическую дверь квартиры Анны за ручку, намереваясь ей что-то высказать. Дверь послушно отрылась при первых же «Да я…», и подруга переключилась на новую мысль: «Ни хрена себе… хрена…»

На какое-то время, вполне достаточное для смены тараканами места дислокации, мы испуганно застыли. Наташка с широко открытыми глазами и чуть менее широко открытым ртом. Я только с одним широко открытым глазом – на второй съехала Димкина хирургическая шапочка. Ну а мою отвисшую челюсть прикрывала и поддерживала одноразовая повязка многоразового использования. Сумка с красным крестом швейцарского происхождения невольно выпала из рук. Шлепнувшись на покрытие из линолеума, она заставила нас вздрогнуть. Димкина шапочка тут же закрыла мне и второй глаз, зато обострился слух.

Из квартиры Анны не доносилось ни звука. И я бы уверовала в то, что позавчера она в спешке забыла закрыть квартиру, если бы своими глазами не видела, как это за нее сделала Наташка. Очевидно, на подругу нахлынули те же воспоминания, только повела она себя очень странно. Беззвучно шевеля губами, ругалась, подкрепляя немую тираду закатыванием глаз к потолку и укоризненным покачиванием головы. На борьбу с остеохондрозом это не походило, и, когда Наташка в порыве отчаяния собралась хлопнуть себя по лбу, я подхватила сумку и, не боясь встречи с возможным маньяком или притаившимся в засаде нарядом милиции, юркнула в квартиру. Наташка все-таки хлопнула себя – только по бедрам. И после того, как закрыла за собой дверь на освобожденную от стопора защелку замка. Затем решительно вернула повязку в исходное положение, тогда как я свою стянула. Тем обстоятельством, что, закрыв перед уходом дверь, забыла вернуть ключи Анне, и они спокойно полеживают дома в ее маленькой сумочке, Наташка, отплевываясь, поделилась через марлевую прослойку. Я осторожно отодвинула ногой черные туфли Анны, удивившись их растоптанности. На обратном пути вполне могла бы их не заметить. Если не отфутболить, споткнусь непременно.

Ни оперативников, ни наряда милиции не было. Как и тараканов. Наташка не хотела в это верить и продолжала заглядывать в каждое свободное пространство больше одного сантиметра. В комнате царил легкий кавардак, доказывающий, что нас с посещением квартиры не опередили. Он был порожден нашими общими усилиями перед отъездом. Я сразу занялась поисками телефонной книжки Анны, ранее лежавшей в кресле под большим полотенцем. Странное дело – полотенце там и валялось, а книжка исчезла. Не хотелось верить, что заявились мы зря.

Дикий, но кратковременный вопль подруги и следом грохот падения чего-то ну очень весомого на пол застал меня у старенького письменного стола, на котором стояла не менее устаревшая модель компьютера. Почти не соображая, я кинулась в другую комнату, прихватив в качестве средства нападения и защиты диванную подушку.

На полу возле распахнутой створки шкафа беспомощно барахталась Наталья, пытаясь скинуть со своих ног грузное тело какой-то женщины в теплом кардигане. Сразу стало ясно – Наташкин обыск принес весьма ощутимый результат. Подушка невольно шлепнулась на пол. Руки женщины были связаны липкой лентой, а когда мне удалось стащить даму с ошалевшей Наташки, перевернув лицом вверх, стало понятно, почему она молчаливо сопротивлялась освобождению. Во-первых, находилась без сознания, во-вторых – ее рот был надежно заклеен широкой полоской пластыря. Женщина дышала глубоко, но как-то ненормально. Такое ощущение, что глубоко спала. Удивительно, как не задохнулась в шкафу? Очевидно, запихнули ее туда сравнительно недавно.

– Позавчера она, точно, там не заседала, – подползая на коленках к бедняжке, тихо проронила Наташка. – Ну, чего ты застыла? Видела, как в детективных фильмах срывают с жертв пластырь? Резко и одним движением. Баба и охнуть не успеет.

– А если успеет? – усомнилась я. – Придет в себя от боли и как охнет на весь дом!

– Тогда мы ей мою марлевую повязку примерим. Обратной стороной. Давай, не тяни кота за хвост, я – на кухню за ножиком!

Я осторожно потянула за уголок пластыря, морщась от воображаемой боли. Женщина открыла синевато-серые, отрешенные глаза и, не моргая, уставилась в стену. На всякий случай, я спросила, как она себя чувствует, не сообразив, что ответить она не может. И тогда, набравшись решимости, я рванула за отклеившийся уголок пластыря. Голова женщины дернулась и с неприятным стуком ударилась затылком об пол. Без всяких «охов».

– Ну чего ты ее лупишь башкой о паркет?! – возмутилась Наташка, опять опускаясь на колени перед телом никак не меньше шестьдесят четвертого размера. – Неужели непонятно – в голове нет смягчающих обстоятельств. Жировые накопления только на остальных частях тела. Интересно, где она откинула обувь?

С помощью ножа руки женщины обрели свободу. Она стала бессознательно и хаотично хвататься за одежду, ноги в темно-серых брюках елозили по полу в нелепых попытках согнуться и разогнуться. Полное, совсем не старое лицо было красным, как от температуры, и на нем отчетливо выделялся белый носогубный треугольник.

– Цианоз, блин! – ахнула Наташка. – Ну до чего ж не везет, а?! Понюхай, ацетоном не веет?

Я добросовестно втянула в себя воздух и ощутила слабый запах жареной картошки. По-моему, он проникал с улицы.

– Да она, по всей видимости, диабетик, не гладь ее по руке, не оценит заботу. Кома! Кажется, второй степени. Надо вызывать «скорую»!

– А сама не можешь привести ее в чувство?

– Да ты что?! Надо точно определить уровень сахара. Хорошо, если низкий, – тогда вместо внутривенной глюкозы силком напоить сладкой водой, на глазах оклемается. Если не подавится. А вдруг он высокий? Нет, надо «скорую». Я буду звонить, а ты пока ищи записную книжку. Заодно сотрешь отпечатки своих пальцев, там, где наследила ногами.

– А твои?

– Мои отпечатки только на входной двери и ручке шкафа. Еще локтями и задницей на полу отметилась. Как думаешь, стоит его протереть?

– Давай еще и окна помоем!

Вытянув из кармана носовой платок, я выскочила в коридор и принялась полировать добрую половину двери, решив оставить наружную часть «на потом». Наташка уже препиралась с оператором «скорой», доказывая, что проявлять любопытство в части фамилии, имени и отчества, а также возраста больной стоит только после того, как она сама себя вспомнит. Было уже не до записной книжки. Одновременно я лихорадочно соображала, кем может быть пострадавшая. Примерив на нее ряд ролей, в том числе, бомжихи, домушницы и убийцы, решила остановиться на варианте соседки. Той самой, что иногда опекала Женечку. В этом случае оправдывалось ее появление в квартире: соседка имела свои ключи, зашла полить цветочки и легкомысленно не закрыла за собой дверь на замок. А тут как тут бомж, домушник или убийца!.. Стоп! Женщина заглянула в квартиру мимоходом. Одета для выхода на улицу либо возвращалась домой. Аккуратная. Туфли сбросила в коридоре. Возможно, у нее в руках была сумка. Я внимательно осмотрела маленький коридорчик, но ничего похожего на ручную кладь не заметила. Забыв про необходимость уничтожения следов нашего пребывания в квартире, пролетела в большую комнату и скинула с потертого кресла Наташку, державшую в руках обмотанную туалетной бумагой телефонную трубку. Следом за Наташкой и трубкой на пол грохнулся телефонный аппарат. Оставалось надеяться, что «скорую» подруга вызвать успела. Зря я турнула Наталью с места. Кроме махрового полотенца ни на кресле, ни под ним ничего не было. Уже проверяла. Вот что значит нервозность! Зато в углу за дверью валялся пластиковый пакет, из которого выглядывал батон хлеба.

Не дав Наталье взять реванш, я зачастила скороговоркой:

– Она вошла специально, злоумышленник, скорее всего, вошел не сразу, но почти следом. Женщина его появления не заметила. Он накинулся на нее сзади, вырвал из рук пакет… Не для того, чтобы перекусить. Видишь? – Я протянула Наташке батон из сумки. – Нетронутый. Как и лежащий там пакет кефира. А вот и… телефонная книжка! Ну, точно деваха – та самая соседка по лестничной клетке, которой Анна доверяла своего сына. Наташка! Анна смогла ей прозвониться и попросила спрятать эту самую книжку! С этой целью женщина сюда и заявилась. Второй визитер не видел, как она сунула книжку в сумку. Отвлекся на батон и… Потом отволок ее в маленькую комнату и сунул в шкаф… Нет. Не отволок. И не сунул. Тут и двое не справятся… Может, их трое было, маньяков?.. Ладно, потом додумаем!..

Я услышала шум подъезжающей машины.

– Дуем отсюда! С каких это пор «скорая помощь» приезжает так быстро?

Мы разом засуетились. Наташка сорвала бумагу с телефонной трубки, я понеслась протирать стол, а заодно со страху и пустую стеклянную вазу для цветов. Она успела запылиться. Руки тряслись. Пакет с хлебом, кефиром и сумка отчаянно мешали.

– Дома протрешь! – гаркнула подруга и запихнула вазу в швейцарскую сумку, из которой нелепо торчал не помещавшийся в ней стержень распылителя. По пути к двери мы заскочили к пострадавшей и вразнобой попросили у нее прощения за вынужденное бегство. Я еще успела пожелать ей долгих лет жизни. Через одноразовую маску. Она не ответила.

Сорвав с себя самодельный санитарно-эпидемиологический прикид прямо на выходе, я наскоро протерла халатом ручку входной двери, решив не тратить силы и время на остальную ее часть, гостеприимно дверь распахнула настежь и понеслась наверх следом за Наташкой. Поэтому очень удивилась, когда услышала требовательный трезвон, а следом громкий мужской голос, извещавший о прибытии врача. Наташка стянула с моей физиономии забытую мной маску и вызвала лифт.

Последствиями нашей спасательной операции подруга была не очень довольна. Старательно подслушанный разговор, в продолжении которого мы с ней собирали намеренно высыпанную рядом с машиной мелочь из моего кошелька, позволял сделать вывод: жертву диабета и преступника не госпитализировали. Врач из подъезда вышел примерно через полчаса. И был крайне недоволен.

– Ничего страшного. Чокнутая диабетичка! – поставил он окончательный диагноз бедняжке. – Сахар один и три, ввел глюкозу, пришла в себя и так меня отшвырнула вместе со шприцем, что вылетел в ванну и разбил стеклянную полку. Пришлось ей ноги связать полотенцем – не давала зажать руку после внутривенного. А когда совсем оклемалась, представляешь, спрашивает, где она находится?

Водитель хохотнул:

– Решила, что на том свете?

– Да нет. В шкафу или дома? Попросил приглядеть за ней бабулю с верхнего этажа. Только боюсь, что и она с приветом. Уверяла меня, что в квартире никого нет. В больной весу никак не меньше ста тридцати килограммов, а ее в упор не видно, а?!

Дальнейшего мы уже не слышали. Водитель и врач проворно заняли свои места и укатили.

– Ты украла у больной провиант, – укоризненно заметила Наташка.

– Будешь теперь попрекать куском хлеба?

– Фига себе, куском! Батон сперла! Просто боюсь, что воровство войдет у тебя в привычку. Кефир отдашь мне. Ты его все равно не любишь. Не возвращаться же назад! Пути не будет. Или будет. Один. В следственный изолятор. Не забудь вазу помыть и убрать подальше от кошек.

«Итак, она звалась Татьяной». Дородная и отзывчивая соседка Анны по лестничной клетке. Это мы вычислили почти сразу, сопоставив номера их домашних телефонов. На телефонный звонок откликнулась только через пару часов. Наташка тепло с ней поздоровалась, передала привет от Анны и с участием справилась о самочувствии. Судя по вытянувшемуся Наташкиному лицу, это участие Татьяне не понравилось больше всего. Она так разоралась, что не было нужды включать микрофон. С ним ее наверняка слышали бы все наши соседи, благо окна и балконная дверь были открыты:

– Нечего меня запугивать! Я никакого отношения к Анне не имею и иметь не хочу! А вот с вами еще побеседуют, стоит мне только мужу сказать! Номер телефона высветился, и я его записала!

– Если вы так из-за кефира и батона хлеба не первой свежести убиваетесь, то мы вам вернем. Деньгами или натурой.

Наташка, как мне показалось, немного растерялась.

– Подавитесь ими сами! Каким таким батоном? И при чем тут кефир не первой свежести?

– Извините, ошиблись номером, – пискнула я и нажала на рычаг телефона.

– Да! – одобрила мои действия Наташка. – Это не диабетичка. Эта, скорее всего, потомственная истеричка. С чего бы ей так орать?

– Наверное, не мы первые намекаем на самочувствие. И до нас ей угрожали.

Примерно через час раздался ответный звонок Татьяны, и я, опередив Наталью, схватила трубку. Кто знает, не пропало ли у подруги желание проявлять участие к дальнейшему самочувствию женщины? А трезвонили-то с моего номера, мне и отвечать.

– Здрассьте! Это вы мне недавно звонили?

– Да. Я уже извинилась за ошибку. Никто не собирался вам угрожать, просто передали привет от Анны..

– Спасибо, я сначала не поняла…

– Повторяю, мы ошиблись.

– Ну да! С приветом от Анны мне – Татьяне. Вас там что, две штуки? То-то, я слышу, голоса разные и на вчерашний не похожи.

– Вчера тоже ошиблись?

– Какое там ошиблись! Какая-то баба звонила, с прокуренным голосом… Митя! Кому сказала вынести ведро?!.. Минуточку… – бросила она мне, я торопливо заявила, что никуда не тороплюсь и обязательно подожду. Издалека доносился требовательный голос Татьяны, отгоняющий чадо от компьютера. Чадо что-то пищало в свое оправдание. – Алло? Так что вы там насчет Анны? Если это коротко – говорите, если нет, давайте переговорим в другом месте.

– Через пятнадцать минут у салона «Афродита».

– Через сорок минут! Мне ребенка покормить надо.

– И мужа! – со стороны напомнила Наташка. Это ж надо постараться прошептать так, чтобы услышали на другом конце провода!

– У меня, Слава те Господи, нет мужа! – отрезала Татьяна.

– Вот так всегда, – благоразумно отойдя подальше в коридор, посетовала подруга. – Почему-то одним везет в жизни, другим – нет.

– Хорошо, через сорок минут.

Я повесила трубку, собираясь сделать Наташке замечание по поводу неуместности ее заявления. Судя по всему, у Татьяны сложный характер, еще не хватало разрушить слабенький контакт, который удалось с ней восстановить.

– Вот нашим мужикам определенно с нами повезло, – повысила голос Наташка. – И в глубине души они не могут этого не понимать. Но ведь не хотят понимать! А постоянно напоминать – замучаешься. К таким бабам, как эта Татьяна, мужиков надо ссылать принудительно. На исправление… Имидж менять будем?

– Не будем. Мне показалось, Татьяна сама боится и ей нужна компания – вместе веселей бояться.

– В таком случае, она и есть вчерашняя диабетичка. Просто от страха не признается. Таким тоном может себе позволить разговаривать только женщина шестьдесят последнего размера фигуры. Не понимаю, зачем ей было выдумывать для нашего устрашения какого-то мужа?

Наталья фыркнула и, обернувшись к зеркалу, поправила волосы.

Не слушая ее дальнейшее бормотание, я принялась названивать по номеру, записанному под именем «Вениамин». Вначале номер был занят. Потратила добрых полчаса, прежде чем дозвонилась. И сразу же об этом пожалела, поскольку влетевшая при полном параде Наташка многозначительно постучала указательным пальцем по своим наручным часам. Лишний повод похвалиться подарком Бориса. В браслет и корпус были вкраплены несколько маленьких бриллиантиков. Считая их, мы каждый раз не сходились в количестве – в зависимости от настроения подруги. Каждый раз драгкамней оказывалось то меньше, то больше, и независимо от результата мне постоянно предлагалось нацепить очки.

Ответил томный женский голос. Я, мысленно перекрестившись, уверенно попросила Вениамина. Наташка запнулась на слове «Соображаешь?!» и шлепнулась на табуретку, размашисто перекрестившись.

– Перестала соображать… – обреченно отметила она и умолкла.

– Его нет, а кто его просит? – голос несколько оживился.

– Это… товарищ по партии, – ничего более подходящего в голову не пришло. – А когда он будет?

– Господи, упокой душу раба твоего Вениамина, не обращай внимания на эту ненормальную, бо не ведает, что мелет, – зудела над ухом Наташка, сбивая с мыслей.

– Вы не могли бы представиться более подробно?

В голосе женщины сквозил легкий акцент.

– Будем считать, что я ему не товарищ, а скорее подруга по партии.

– Извините, но соседа нет дома, ничего не знаю. И попрошу больше меня не беспокоить. Плохо себя чувствую. Жду врача.

В трубке послышались короткие гудки.

Напоминать женщине, что квартира у нее коммунальная и телефон общий, не хватало времени. Хорошо, что «Афродита» размещалась через дорогу. У входа пока никто не томился ожиданием. Это я заметила мимоходом, пробегая мимо окна за мобильником. Выдернув зарядное устройство из розетки, бездумно прихватила с собой и его. Наташка от комментариев воздержалась – все еще переживала возможное явление погибшего, но востребованного мной Вениамина.

– Вот предстанет перед нами в разобранном состоянии!.. – попыталась она взять меня на испуг, вытаскивая из моей сумки зарядное устройство.

– Не волнуйся, мы его все равно не узнаем, – постаралась я ее успокоить. – Ни разу не видели… Или видели?

Эта мысль меня настолько озадачила, что я снизила темп сборов и натянула на ноги туфли от двух разных пар.

– Хочешь сказать, что Анну с сыном похитил покойный Вениамин? Собрался с силами и… Не надо мне такие сказки на ночь рассказывать!

– Еще даже до вечера далеко.

Я тупо уставилась на свои ноги, не в силах сообразить, почему одной ноге слишком вольготно живется. Хотя и не комфортно.

– Чем тебя привлекают мужские ботинки? Никакой элегантности… Ирка, время!!!

Димкин ботинок моментально взлетел вверх и умчался в глубину холла, внеся сумятицу в кошачье семейство. Я мигом обулась по всем правилам, и мы выскочили к лифту, откуда пришлось вернуться, чтобы закрыть квартиру.

У входа в косметический салон «Афродита» по-прежнему никого не было. Рассудив, что Татьяна хочет для начала полюбоваться нами издалека, мы приняли вполне достойный вид приятельниц, озабоченных отсутствием дождя. Надо же было как-то использовать прихваченный в суматохе сборов зонт. Вот время от времени и глазели то на него, то на безоблачное небо.

Татьяна подошла к нам не очень решительно. И выглядела так, как, по нашему представлению, не должна была выглядеть. Очень красивая, ухоженная блондинка без возраста, исключая период детства и первой молодости. Рассматривать ее обстоятельно было неудобно.

– Это мы, мы… – успокаивающе проворковала Наташка в ответ на напряженный взгляд женщины.

Я в это время с беспокойством пыталась примирить ее яркий внешний вид с базарным тоном вещания по телефону. Одно с другим не связывалось.

– Татьяна? – не очень уверенно вопросила я незнакомку. В ответ она напряженно кивнула и расслабилась:

– Уф! Думаю, что за идиотки с зонтом болтаются и не уходят. За последние дни собственной тени стала бояться.