Текст книги "Горький пепел победы"

Едва старушенция убралась, Валлентайн кое-как отогнал от головы подкрадывающуюся дремоту. Посоветовал барону отослать от наружных дверей стражу, ибо собирался кое-что сказать. Затем положил малыша рядом с матерью и осторожно разбудил баронессу.

– Как вы себя чувствуете?

Однако женщина первым делом уделила внимание сыну и лишь потом со слабой улыбкой призналась, что немного шумит в ушах и комната чуть покачивается, словно после вина, а так вполне терпимо.

– А теперь послушайте внимательно.

Валлентайн вздохнул, потер усталое лицо наспех отмытыми ладонями и только затем продолжил:

– Придет время, и вы станете подыскивать парню выгодную партию. – Он осторожно погладил нежный пушок на головке малыша. – Но есть и другой путь – если вы подберете ему в жены ведьму, пусть даже из простых и не совсем подходящую по возрасту… Внуки окажутся с весьма сильным Даром – уж очень в необычное время вы его зачали. Да и обстоятельства рождения тоже, гм-м, весьма и весьма…

Дальнейшие слова оказывались не просто лишними, но даже и вредными. Уж как в Башне Магов тряслись над благородными фамилиями, в чьих жилах, помимо дворянской крови, текла еще и магия, рассказывать никому не надо.

– Но до тех пор думайте. И никому ни полслова, иначе найдутся желающие подложить под носителя будущей Силы дочек-племянниц… но лучше бы вам выбрать самим, чтоб не связывать род неразрывными узами с кем-то, кто может этим воспользоваться.

Стоит признать, что отец и мать выслушали эти необычные слова чрезвычайно внимательно. Политика – дело тонкое, тут и в самом деле думать и думать. Сегодня друзья, а завтра враги – дело, в общем-то, вполне житейское и даже рядовое.

– Что ж, лорд Валлентайн, – барон уже в дверях пожал руку тому, кого еще вчера боялся и ненавидел, – я могу что-то для вас сделать? Договор договором, но как человеку мне не хотелось бы быть неблагодарным.

Сказать по правде, больше всего молодому волшебнику хотелось уйти отсюда. Въевшаяся в мозг привычка как можно быстрее уходить с места работы учащенно гнала по жилам кровь – как в тот раз, когда на хвост ему села свора гоблинских рейнджеров, разъяренных страшной гибелью своего шамана…

– Я ближе к обеду зайду еще раз осмотреть. Оснований для беспокойства нет, но на всякий случай… Тогда и поговорим. А сейчас извините – я устал как не знаю кто. Впрочем, бутылка старого сладкого вина не повредила бы.

Дальнейшее воспринималось как в тумане. Путь через освещенный утренним солнцем двор, который уже драили слуги щетками с корнем мыльнянки и известью… ворота замка, где статуями застыли двое немолодых солдат… вроде бы в этот переулок?

– Эй, оборвыш, путь к заведению Балка, Бална или как его там… спсиб…

Мелькнул на солнце брошенный босоногому мальчишке медяк, а ватные ноги, словно в хмельном дурмане, несли своего обладателя кривоватыми пыльными улочками.

– О-о, мой лорд, от вас так несет смертью – и жизнью?

Он даже не нашел в себе сил рассердиться на проснувшуюся от шума оброненной с пояса шпаги Мазуню.

Либо дура круглая, раз решилась ослушаться приказа чернокнижника, либо, наоборот, присущая женщинам мудрость очередной раз доказала свою правоту. Да и кто их, этих женщин, разберет, чем они думают? Уж точно не головой.

– Пей, лорд.

Валлентайн с трудом разлепил глаза, когда оловянный кубок с ароматным старым вином мягко ткнулся в его губы.

– А теперь ложись и спи. Я просто полежу рядом, можно?

Да, это так хорошо – засыпать после хорошо сделанной работы, чувствуя совсем рядом биение женского серд… ца…

* * *

Степной пожар рычал, словно гигантский огненный зверь, и мчался по равнине со скоростью урагана. И одинокий всадник, что бешено нахлестывал коня, стремясь уйти от расширяющейся огненной дуги, казался крошечной точкой. Вот-вот они чуть не соприкоснулись, бок уже пригрело жаром от близкой полосы пламени – но взмыленный жеребец в отчаянном прыжке вырвался на чистое от сухой травы большое пятно глинистого такыра. Спасен!

Валлентайн рывком сел на постели, поводя по сторонам шалыми и мутными спросонья глазами. Сердце бешено колотилось, гадостное ощущение во рту не стоило даже описывать, а с подбородка на грудь сорвалась капелька пота.

– Фу-ух, ну и жара! – Волшебник хотел было откинуться обратно на подушки, но передумал.

Одна только мысль о том, чтобы вновь оказаться в слипшейся от пота постели, к тому же еще томно и бесстыже пахнувшей испарившейся куда-то Мазуней, вызывала брезгливость. Да и лучик солнца сквозь щелочку в занавесках неопровержимо указывал, что время уже близится к полудню.

Поскольку наколдовать втихомолку водопадик воды для умывания (и тем самым затопить комнату второго этажа) Валлентайн не хотел, да и попросту не умел, то пришлось ему натянуть штаны и мягкие полусапожки и, прихватив рубашку, шпагу и кошель, спуститься по полутемной лестнице для слуг на задний двор. Двое мающихся бездельем парней, чью понятливость пришлось стимулировать медяком, быстро организовали возжелавшему ополоснуться лорду вдоволь воды из нагревшейся на солнце большой бочки. А служанка с постоялого двора притащила мыло и полотенце, и, к некоторой досаде самого волшебника, давешнюю старуху.

Ти щеголяла великолепным, лиловым с прозеленью, синячищем во всю левую половину лица. Эк ее Мазуня отделала, усмехнулся Валлентайн, – глаз заплыл в узкую припухшую щелочку и раньше чем через седмицу раскроется вряд ли.

Но портниха приволокла с собой большой сверток. И пока служанка вытирала их милости спину, деликатно отводя глаза в сторону, старушенция извлекла на свет божий свою работу.

– Хм-м, а ничего. – Валлентайн разгладил на себе короткополый сюртук из великолепного, серого с переливами, муара. – Очень даже ничего! Как на меня шит, неброско, но со вкусом.

Неизвестно, какие там выражения просились на язык зловредной старушенции, но проворчала она, что именно на их магическое величество и шито. А затем Ти уставилась пытливо на волшебника единственным уцелевшим глазом.

Ну сводить мелкие раны и ушибы может чуть ли не каждый второй волшебник, даже не относящийся мастерством напрямую к целителям, потому после тщательно подобранного заклинания заплывшая физиономия портнихи приобрела более-менее подобающий вид. Старушенция зыркнула уже обоими глазами, осторожно и недоверчиво потрогала сухой ладошкой еще чуть желтеющую остатками сведенных побоев половину лица.

– Стал-быть, не гневаетесь боле, ваше магичество?

Валлентайн в осторожных выражениях поинтересовался: а откуда бы у старой плесени такой великолепный, довоенной еще выделки, муар? Застегнул на рукавах маленькие пуговки с перламутровыми вставками и оглядел себя еще раз. Кто б мог подумать, что в провинциальной глухомани такие таланты обретаются!

Старуха отвела в сторону глаза, но волшебник с удивлением успел заметить в них затаенную печаль.

– Да берегла для своего сына… а его уж второй год как остроухие стрелами истыкали…

Бывают слова, на которые не найти ответа. Но очень вовремя из задней двери выплыла давешняя служанка с полным кувшином холодного молока. О, это дело! Волшебник с неизъяснимым удовольствием смыл во рту оставшуюся там горькую сонную одурь. И принялся прилаживать на поясе под сюртуком шпагу и кошель. Чуть подумав, высыпал из последнего в ладонь несколько серебрушек.

– Найдешь себе ученика… или ученицу. Лавку открой. А я в Гильдии слушок пущу среди наших волшебников, чтоб, если кто через Эрбис проезжать будет, насчет одежды тебя спрашивали. Негоже умению и опыту пропадать.

Описать изумление, постигшее присутствующих, было бы весьма затруднительно. Барон, что собственною персоною подъехал к постоялому двору и, глядя с высоты седла через ветхий забор, оказался свидетелем этого эпизода, и вовсе захлопал бы в ладоши, если б у него имелись обе. Но он лишь восхищенно хмыкнул про себя и каблуками ботфортов тронул коня дальше. К входу в заведение, где слуга помог ему слезть.

– Лорд, тут незадача… – Их милость легонько поморщился, но поглощающему то ли завтрак, то ли обед Валлентайну того оказалось довольно.

– Мазуня?

Барон с кислым выражением на лице кивнул. Оказалось вот что. Уличный сорванец, привлеченный приоткрытой дверью пекарни и витающими вокруг ароматами, прошмыгнул внутрь в надежде утянуть пирожок или еще чего-нибудь. Тут-то он и увидал, как рыжая привязала к дверце верхней вьюшки веревку, а снизу ладит петлю. Ну пацаненок успел привести соседей, выдернули дуреху вовремя.

– Сюда ее, – коротко распорядился волшебник. Он отложил в сторону простецкую серебряную вилку и даже встал из-за стола.

С немалым удивлением, постепенно переходящим в одобрение, барон наблюдал, как лорд и волшебник несильно, почти без замаха бьет рыжую красотку по щекам. Не столько больно, сколь обидно…

Сначала Мазуня лишь стояла покорно, не осмеливаясь опустить лицо или закрыться. Но затем на полыхающих щеках разгорелся уже настоящий пожар, а в глазах девицы мелькнуло что-то иное, помимо слез. А волшебник мерно и как-то даже равнодушно продолжал хлестать ее по смазливой мордашке.

И когда во взгляде глупышки отчетливо обозначилась уже готовая вот-вот прыгнуть тигрица, Валлентайн прекратил избиение. Шагнул вперед, отвел сбоку рыжие лохмы и прошептал в алое от гнева и ударов женское ухо кое-что, не предназначенное для посторонних.

– Все поняла? – И совсем уж непонятной оказалась давно не виданная в здешних краях полновесная золотая монета, которая с коротким блеском выскользнула из пальцев волшебника и упала в аппетитный вырез полотняной рубашки девицы.

Редко когда доводится замечать, насколько быстро меняется выражение лица у людей. Но Мазуня не отвела взгляда. Несколько мгновений помедлила, с непонятной нежностью и в то же время отчужденностью глядя на своего мучителя. И после чудовищного по исполнению книксена с шорохом юбок исчезла в дверях. Даже не испросила разрешения удалиться, дуреха…

* * *

– Знаете, барон, я уж втихомолку подумываю – не начать ли мне гордиться собой. Малыш здоров, как бывают здоровы только младенцы. – Валлентайн уже вернул обратно в кружева и батист пеленок наследника здешнего сюзерена, а теперь уделил самое пристальное внимание баронессе.

Уставшая женщина даже не проснулась, когда волшебник деликатно приподнял веко и заглянул в зрачок. Он поводил ладонью над нижней частью тела спящей, пошептал понятные только ему чародейские слова. Зачем-то лизнул ладошку баронессы, удовлетворенно кивнул, а потом самым пристальным образом уделил внимание изучению тени женской руки.

– Поразительно! – Он вернул наконец ее кисть на постель. – Пойдемте, барон, нам тут делать больше нечего. По моей части ни малейших претензий, а с остальным пусть разбираются служанки и лекаря.

В жемчужно-сером щеголе сейчас трудно было бы признать давешнего чернокнижника. Скорее, мелкий небедный дворянин или пустившийся в дорогу сынок какого-нибудь графа сейчас шел рядом с хозяином замка, на поворотах или лестнице осторожно придерживая шпагу привычной рукой.

В кабинете барона мужчины выпили по капельке замечательного белого вина, пусть и не королевских или эльфийских сортов, но все же заслуживающего самого уважительного внимания. Валлентайн заодно сравнительно недорого сторговал у хозяина жеребца той весьма редкой разновидности, которая отчего-то довольно терпимо относится к магии.

– Только, барон, с задержкой выплаты. – Валлентайн пригубил еще глоточек вина.

Однако, против опасений отчаянно нуждающегося в звонкой монете дворянина, он все же пояснил, что тут неподалеку в горах есть старый клад, который может взять только волшебник и только умеющий управляться с Тенями.

– Я найму пару-тройку землекопов и сейчас же отправлюсь. Мне все равно надо где-то в глухом месте сбросить откат заклинания – пусть потом и засыплют, чтоб ни зверь, ни птица, ни случайный прохожий не потравились. Разберусь с тем золотишком да к вечеру и вернусь. А то в самом деле поиздержался что-то.

Затем Валлентайн озвучил пришедшую ему на ум мысль, показавшуюся самому барону весьма здравой. Дескать, их милости и самому неплохо бы немного встряхнуться, развеяться. Прогуляться, в общем, – дабы потом заодно ни одна собака не посмела попрекнуть владельца земель, будто тот не знает, что творится в его собственных владениях.

Однако, когда оба дворянина уже покачивались в седлах, а позади погромыхивала телега с тремя соблазнившимися на скромную мзду мужиками, Валлентайн посреди базарной площади придержал своего нервно прядающего ушами жеребца – красновато-рыжего, с черным хвостом и гривой, на удивление понятливого.

– Да не стоит она вашего внимания, лорд. – Барон немного поморщился, но неохотно остановил и своего коня.

После заключения мира, подписанного в том числе и королем почти наголову разбитого воинства эльфов, нашлись среди остроухих непокоренные, как они себя назвали. Продолжали шастать по лесам и горам, притом пакостили так, что командиры гарнизонов и местные дворяне с гневного визга переходили на горестный вой. Вот второго дня и поймали одного такого… вернее, такую.

Жеребец лорда нервно подрагивал шкурой от ощущения магии хозяина и незримой ауры смерти вокруг эшафота. Но Валлентайн все-таки заставил его подойти поближе к грязному дощатому помосту. Кончик его шпаги мелькнул под полуденным солнцем и отодвинул ворот рваной одежды пленницы с пятнами засохшей крови и болотной тины.

У левого плеча на коже обнаружился светящийся даже в дневную пору знак. Волшебник некоторое время разглядывал его завитушки, затем неодобрительно покачал головой. Полночные Белки – это не просто разведывательно-диверсионный отряд армии эльфов. Это, дамы и господа, элита! Что-то вроде гвардии людей или ударного отряда троллей, дюжиной способного взломать оборону крепости.

– Тэлль, значит? Барон, ночью я спас одну жизнь… пощадите же эту.

Эрбис не стал задавать глупых вопросов. Вроде того, зачем черному магу презренная эльфийская лазутчица, вдобавок к тому же убившая при захвате одного из егерей и серьезно ранившая еще двоих. Потому что барон явственно различил в интонациях волшебника: подари мне эту сучку, и мы квиты.

Легкого повелительного жеста оказалось достаточно, чтобы с грязной шеи сняли уже определенную на нее петлю, а саму пленницу вытолкнули под копыта лошадей и тычком копья заставили упасть на колени.

– Твоя жизнь стоит меньше, чем веревка, которой ее следовало бы прервать, – в интонациях дворянина невозможно было заметить ничего, кроме презрения и легкой скуки, – но мой друг попросил у меня твою никчемную душонку, и я, барон Эрбис, уважаю просьбу лорда и волшебника Валлентайна.

Голос его взлетел над истомленной полуденным жаром редкой толпой, собравшейся полюбопытствовать на это зрелище. Пролетел над всей базарной площадью, став достоянием многих – и истории в том числе. Палач еле заметно пожал плечами, а затем с несомненной сноровкой развязал пленницу, не забыв втихомолку сунуть ей под ребра увесистый кулачище.

– Служи хорошо новому господину да не попадайся больше в мои руки. И без тебя работы невпроворот, – пробурчал он, наматывая веревку на локоть.

Рывком он поднял за шиворот грязную и настороженно поглядывающую пленницу и поставил ее на ноги, после чего поклонился их милостям и поспешил вернуться к своим делам.

– Это значит, что моя жизнь теперь принадлежит черному магу? – Хриплый голос едва пробился сквозь поднявшийся гомон толпы, которая со вполне понятным оживлением обсуждала диковинное событие.

Смотреть в глаза волшебнику эта тощая, пыльная и чуть остроухая пародия на человека никак не хотела. Очень не хотела, и Валлентайну пришлось носком сапога под подбородок приподнять лицо и посмотреть в него особым, ломающим волю взглядом. Однако он не стал до основания разрушать то незримое нечто, что отличает живого от мертвого, здорового от полудурка. Лишь усмехнулся в полыхнувшие ненавистью и недоверием зеленые глаза.

– Законы чести тебе известны. Что такое благодарность, ты знаешь тоже, – сухо уронил он и уже отвернулся. – Поедемте, барон, а то на одном месте, да еще и в городе, что-то жарковато.

* * *

С легким шорохом с края раскопа осыпалась земля. Валлентайн спрыгнул вниз и уважительно посмотрел на череп исполинского зверя. Ох, и здоров же, зараза… Если голову крокодила увеличить до размеров хорошего шифоньера – пожалуй, самое то и будет. Впрочем, вспотевшие мужики с лопатами, предводительствуемые бароном, глядели с любопытством, но без особой боязни. Коль скоро их милость черный магик заверили, что в его присутствии все демоны и невидимые духи будут ходить смирно, поджав хвосты, то, стало быть, и бояться тут особо нечего.

Волшебник сгибом пальца постукал по кости, отозвавшейся сухим звуком, и неодобрительно покачал головой. Как бы ты ни был силен, а кто-то же тебя в свое время доконал? Немного смущало полное отсутствие прилагающихся к такому черепу костей, но мало ли что тут приключилось невесть сколько веков назад?

Простое, но весьма едкое заклинание опаляло виски неслышным жаром, и бестелесные стражи гробницы в самом деле таращились издали, не будучи в силах защитить это место и даже хоть что-то предпринять. Против них были бы бессильны молнии и огненные шары. Не причинили бы вреда могучие големы Земли и Воды, подвластные иным волшебникам. Но жутковатая смесь магии смерти и жизни, доступная чернокнижнику, заставляла трусливо колыхающихся демонов держаться подальше.

Примерившись, Валлентайн сапогом отвесил в область виска хороший пинок. С глухим стуком, от которого содрогнулась земля, здоровенная нижняя челюсть неведомого зверюги приоткрылась и ударилась о дно раскопа. И все, что осталось волшебнику, – это бесстрашно залезть рукой в приоткрывшуюся щель меж двух пар более чем впечатляющих желтоватых клыков да пошарить там.

Внутри оказалось не только то, что сквозь землю он видел истинным зрением черного мага – полыхающим огнем тут светилось кое-что еще помимо золота. На удивление хорошо сохранившийся тяжелый кожаный кошель попался под пальцы первым. Затем удалось нащупать что-то длинное, оказавшееся кинжалом в потемневших ножнах. И последним на свет появился почти квадратный плоский сверток – когда руки волшебника развернули ветхую отсыревшую дерюгу, глазам его предстала книга в тяжелом, позеленевшем от времени кожаном переплете с массивной медной застежкой.

– Вроде все. – Валлентайн сгрузил добычу в привязанную за веревку корзину, кивком головы показал – поднять.

Однако толстая конопляная веревка с завязанными через промежутки узлами что-то не спешила падать обратно сверху, дабы по ней можно было вскарабкаться и самому. И поднятому к небу взгляду волшебника предстала задумчивая фигура барона, стоящего у края.

В единственной его руке обнаружился взведенный арбалет, и рыльце оружия смотрело точно в переносицу оказавшегося внизу, в весьма незавидном положении, мага.

– Мне очень жаль, темный лорд…– Пальцы барона Эрбиса вжали спусковую скобу.

Время застыло расплавленным стеклом. Равнодушно оно рассматривало внутри себя замерших тщедушных двуногих букашек. Презрительно поморщилось на тяжелый арбалетный болт, что уже сорвался с желобка ложа и, блистая капельками яда на острие, устремился вперед. С куда большим уважением присмотрелось к взлетающему, подобно ракете фейерверка, заклинанию в ладони черного мага. Скептически хмыкнуло на потрепанную эльфийскую воительницу, которая стояла в сторонке и с мрачным недоверием разглядывала все это зрелище.

На застывших мужиков с лопатами в руках вечность едва глянула. А вот темный, почти черный предмет, чуть виднеющийся из-под ветхой ткани, приласкала нежно и нескромно. Надо же – человеческий волшебник коснулся этой книги, и его не испепелило на месте? Удивительно!

Ах, вот оно что – из-под темной и пряно-тягучей черной ауры блистала незамутненным светом иная, свежая и искрящаяся волна. Ну тогда, как говорят эти глупые и суетливые существа, совсем другое дело…

Привет, Хозяин!

Удивительно, но такой опытный воин, как барон Эрбис, промахнулся при выстреле почти в упор. Зато ответное заклинание едва не зашвырнуло его в небеса. Затрещало жаром испаряющейся плоти лицо, мутными брызгами разлетелись лопающиеся глаза… Стоящий человек или, вернее, то, что еще только что было им, мелко затряслось, когда невидимые демоны сорвались с привязи и впились в его тело.

Освобожденные от доселе сдерживающей их воли черного мага, они шустро обгрызали живую, горячую и столь лакомую человеческую плоть. Да и не пришлось их к тому принуждать – за многие века никто не потревожил гробницу-хранилище, и стражи изголодались насто-о-олько… Напоследок захрустели жадно перемалываемые в незримых жерновах кости.

Стоило просто на миг приспустить с невидимой привязи – разрешить . И теперь лишь тень осталась на уже подсыхающей земле у края ямы да серебряная пряжка с исчезнувшего баронского пояса.

– Веревку, – негромко потребовал чернокнижник.

Миг-другой ничего не происходило. Соляными столбами застыли упавшие на колени мужики с судорожно вытаращенными глазами и разинутыми в задушенном крике ртами. Под одним даже расплывалась темная лужица.

Тэлль презрительно поморщилась в их сторону и шагнула вперед. Брезгливо, ногой, отодвинула в сторону покорно подчинившуюся тень бывшего барона и присела на корточки у края.

– Знаешь, я все-таки предпочту смерть рабству. – Ее сиплый от пыли и усталости голос оказался все же громче чуть окрепшего к вечеру и уже тонко посвистывающего в расщелинах меж окрестных скал ветерка.

В принципе Валлентайну не надо было даже напрягаться с каким-нибудь заклинанием. Кончиком шпаги он как раз достал бы до этой пыльной эльфийской мордашки, с которой на него смотрели потемневшие в ожидании смерти чуть раскосые зеленые глаза.

Однако он забрался на макушку наплевательски отнесшегося к такому поступку черепа. Глухо притопнул подошвой, проверяя опору на прочность, примерился взглядом – и прыгнул.

Каменистая земля у края раскопа сыпалась вниз целыми ведрами, предательски хрустела и раздавалась под локтями, однако волшебник все-таки вылез. Хоть ему и недоступны были всякие полезные заклинания вроде левитации или порталов, но все-таки здоровый образ жизни и постоянное пребывание на свежем воздухе имеют свои преимущества.

Крохотным вихрем взвилось привычное заклятье – и с серого костюма посыпались пыль и мелкие травинки. Даже попавший в карман камушек кропотливо удалила магия, и через миг волшебник вновь смотрелся неприлично чистым щеголем.

– Все видели, что здесь происходило? – сурово спросил он у покорно опустивших головы мужиков. И, дождавшись осторожных кивков, продолжил: – Смерть такого высокопоставленного дворянина, как барон Эрбис, расследовать будут со всей тщательностью. Потому советую говорить все как было – и вас никто не тронет.

Легкого пинка под зад и короткого приказа хватило, чтобы понурившаяся Тэлль живо подхватилась на ноги и принялась пересчитывать деньги из добытого мешочка. Волшебник краем глаза поглядел, как воспрянувшие духом землекопы осторожно, боясь лишний раз звякнуть, укладывают на замершую в сторонке телегу свои лопаты и кайла. А сам уделил пристальное внимание оставшейся на краю ямы тени.

Удивительное для непосвященного в иные секреты дело – тень имелась, а того, кто мог бы ее отбрасывать, решительно не наблюдалось! Потому эльфийка, сортировавшая на холстине старинные монеты, многие из которых определить не могла даже она, с любопытством поглядывала на действо. А тень мало-помалу пошла радужными разводами, расплылась. Когда неведомое, но наверняка черное-пречерное заклинание волшебника закончило свою работу, отражение на земле уже имело две руки вместо одной – и вот тут-то эльфийку прошиб холодный пот.

– Да, это новый страж собственной могилы, – кивнул ей Валлентайн.

Носком сапога он брезгливо зашвырнул вниз пряжку. Улыбнулся, когда непостижимым образом серебряное изделие влетело в пасть неведомого зверя и та с глухим лязгом захлопнулась.

– Отойди подальше и приготовься, миг-другой будет очень плохо. – И, едва закончившая счет эльфийка прыгнула прочь, волшебник обрушил на дно ямы до сих пор старательно удерживаемую в себе магию.

Если кто-то думает, будто это было больно или мучительно, то такой человек жестоко ошибается. Происходящее действо больше всего похоже было на то, мысль о котором неизбежно посещает каждого после изрядного употребления пива. Разве что происходило не в грубом и малоприглядном материальном виде, а на тонком плане магических энергий. Тщательно поддерживаемый в состоянии неустойчивого равновесия клубок весьма неприятных магических огрызков и лохмотьев тонкой сладостной струйкой излился в раскоп.

Тоненькой – чтобы не полыхнуло. А то, знаете ли, на самом деле камень и земля прекрасно горят…

Надо признать, что череп древнего исполина отнесся к такому над собой оскорбительному действу весьма равнодушно. Лишь почудились стоящему наверху волшебнику загоревшиеся в темных провалах глазниц жадные огоньки, да беспокойно заметалась покорно лижущая сапог тень.

– Вниз, – коротко распорядился маг неожиданно властным голосом.

И настолько неумолимым был этот приказ, что эльфийская диверсантка, которую за ближней скалой просто нестерпимо выворачивало чуть не наизнанку, едва удержалась от того, чтобы не прибежать на зов да не сигануть вниз самой.

А вслед за бесшумно канувшей в темноту на дне тенью с шумом обрушилась вынутая из раскопа груда каменистой земли. Сверху покорно легли несколько вынутых во время работы осколков покрупнее. Поверхность со скрипом заворочалась, утрамбовываемая невидимым заклинанием, и наверху остался торчать лишь небольшой черный, словно мрачный обелиск, обломок камня.

Отныне то была могила барона Эрбиса.

* * *

Солнце уже давно село за дальние отроги находящихся чуть южнее гор, а по пустынной в этот час дороге неспешно ехали двое, погруженные в свои думы. Их не беспокоила надвигавшаяся темнота – эльфы и так видят в ней ничуть не хуже кошек, а черному магу она вообще была милее и привычнее беспощадного сияния солнца.

– Видишь ли, Тэлль, смерть у черного мага нужно еще заслужить. Но даже и она не избавит тебя от моего неприятного общества. – Валлентайн мимолетно взвесил в руке почти опустевший кошель.

Плату за своего гнедого и за теперь уже не нужного покойному барону великолепного вороного коня он отсчитал мужикам сполна и велел передать баронессе. Да еще и им самим кинул по монете за волнения и труды. А посему сильно разбогатеть не удалось. Да в принципе ничего страшного! За золото не всегда можно найти хорошего мага, но хороший маг всегда в состоянии добыть себе немного золота.

Едущую рядом Тэлль одолевали совсем другие мысли. Понятное дело, в последний момент выскользнуть из петли оказалось невыразимо приятно. Попасть в должники некроманта – это уже гораздо, гораздо хуже. А происшествие у подножия горы эльфийка вспоминала с презрением. Такое возможно только у людей, чтобы соплеменники убивали друг друга ради пары пригоршней золота. Так что мнение ее насчет хомо, как эльфы называют людей, не то чтобы упало совсем… просто – ниже было уже некуда. Оставалось только ехать на полусонном жеребце за чернокнижником да втихомолку грустить о своей судьбе.

Правда, на самом закате Валлентайн зачем-то слез со своего конька и в поводу трижды обвел его вокруг встретившегося по пути великолепного могучего дуба, стоящего чуть на отшибе.

– Там, наверху, дупло, – как-то скучающе заметил он растерянно взирающей на это занятие эльфийке. – Залезь и принеси содержимое.

Никакой роли не играло, что личные вещи волшебника и его заплечная сумка остались в давно исчезнувшем за горизонтом Эрбисе. Главное, что сейчас они оказались в этом дупле, и любопытной белкой взлетевшая по ветвям эльфийка бесцеремонно сбросила их вниз.

Валлентайн отвесил ей беззлобный, больше для порядка, подзатыльник и посоветовал кое-кому больше не ронять его вещи. После чего невозмутимо сложил их в свою словно бездонную сумку и поехал дальше. И вот теперь эльфийка покорно следовала сбоку и на шаг позади, и даже не находила в себе сил удивляться всему случившемуся.

– А что нужно, чтобы заслужить у черного мага жизнь? – От такого вопроса волшебник даже полуобернулся и через плечо удивленно покосился на понурую эльфийку.

– Хороший вопрос. Очень хороший! Не зря все-таки вас, остроухих, умниками кличут, – признал он и некоторое время ехал молча.

В том месте, где уходящая в глубь королевства проселочная дорога переползала по бревенчатому мосточку небольшую речушку, почти ручей, волшебник остановил коня и призадумался. Где-то там, впереди эта пыльная дорога, после дождей наверняка становящаяся полосой непролазной грязи, преобразится в широкий и ровный, вымощенный каменными плитами и потому хорошо охраняемый королевский тракт. А потому, прежде чем лезть туда, стоило чуть отдохнуть да немного подготовиться.

По этим размышлениям он пятками повернул коня налево. Уж каждый, кому приходилось управляться со скакуном в бою, обязан был уметь подобное – чтобы оставить для дела свободными руки. А слева как раз вроде повеяло тягучим, для другого неотличимым от болотного, запашком. Где-то там обитала здешняя ведьма…

– Вообще-то я на твою жизнь вроде и не покушаюсь, – лениво сообщил волшебник эдак через полчасика, давая пищу для размышлений уже подремывающей в седле эльфийке.

Заметив, что та встрепенулась понуро, но отвечать не спешит, он повысил голос и крикнул в непроглядную для других темноту под кронами горных сосен:

– Эй, бабуля! Не шали тут, а то, не приведите боги, прогневишь меня!

Последний час настырно пялящиеся со всех сторон отвратительные рожи нехотя пригасили глаза, а так и лезущий в ощущения липкий страх медленно, неохотно уполз прочь. И вскоре за стволами замелькал огонек, столь разительно отличающийся от плывущих по сторонам светлячков, гнилушечно-зеленых болотных маяков и прочей светящейся гадости, что Тэлль вначале даже обрадовалась – уж этот был именно огоньком. От слова «огонь».

Лесная хижина хоть и не отличалась особым изыском, но как пристанище местной ведьмы годилась вполне. Даже ветхий сарайчик рядом, внутри которого приехавшие безошибочно разглядели равнодушно жующую свою жвачку дремлющую корову и пару дрыхнущих в углу коз, – и тот своим видом навевал образ свалки или послевоенных руин.

На пороге стояла древняя с виду старушенция самого что ни на есть примечательного облика и с фонарем в руке вслушивалась в нежданных гостей с весьма недоверчивым видом. Ее седые длинные космы беспорядочно разметались по сухоньким плечам, а в суковатой палке, на которую ведьма опиралась, наметанный глаз тотчас признал бы зачарованную до поры ядовитую змею.