Текст книги "Конец Европы. Вместе с Россией на пути к многополярности"

Фундаментальный сбой системы

То, что сегодня происходит в Европе – это не просто миграционный кризис или не способность бюрократической машины быстро оформить всех прибывших. Помимо миграционных проблем и угрозы терроризма Европа переживает серьёзный экономический кризис, а также социальную стагнацию, связанную со стремительным старением и неспособностью самовоспроизводиться. Европейская культура, сделавшая ставку на современное искусство тоже зашла в концептуальный тупик. Собственно, европейской культуры как таковой уже нет, она потоплена в примитивных американских культурных суррогатах массового потребления. Таким образом совокупность кризисов и представляет собой фундаментальный сбой всей европейской системы. И выйти из этого системного кризиса путём утихомиривания разбушевавшихся арабов, увеличения темпов роста экономики или выдачей пособий на новорожденных уже невозможно. Сбой произошёл на уровне парадигмы – Модерн исчерпал себя, и его производные больше не работают.

Глядя на бьющуюся в конвульсиях Европу, со всей очевидностью вдруг становится ясно, что европейская ценностная парадигма более не действует. Модерн не работает – и всё! Можно его штопать, можно пытаться сохранить европейские «ценности» изо всех сил, но, по большому счёту, их уже не спасти. На наших глазах в сегодняшней Европе приходит конец западноевропейской политической антропологии. А на поверхность снова всплывает то, что считалось преодоленным, забытым, изжитым ещё на заре Нового времени – фактор этноса, Бога, религии, коллективной идентичности как таковой. Да, в нынешней светской Европе этнос и религия формально тоже могут существовать, но… только как индивидуальное предпочтение гражданина, как его индивидуальный выбор, как личная прихоть, без какого бы то ни было коллективного и социального измерения. Да, формально религия в Европе не запрещена, но вот уже как пару столетий она не существует там в качестве социального явления. Религии как коллективной идентичности давно нет. А сейчас на религию уже начаты и открытые гонения, вопреки законодательным установкам, считающимся «устаревшими».

Политическая антропология светской Европы трещит по швам. Конечно, Европа ещё может перейти к другим формам развития собственной цивилизации, к другой политической антропологии. Но вот к какой – этот вопрос пока остаётся открытым, и мы здесь лишь попытаемся нащупать самые общие контуры этих форм, основанных, возможно, на реабилитации того, что с такой поспешностью уже было поругано и забыто. Увлекшись своими философскими изысками, мыслители Модерна полностью выхолостили европейскую идентичность, очистив её от Традиции, в исступлении оттачивая позитивистский, прогрессистский и материалистический дискурс до совершенства, как раз через критику других форм политической антропологии. Через полное отрицание Бога и Традиции как таковой, через стирание этнической и всех иных форм коллективной идентичности.

Конец Европы разворачивается на наших глазах, и происходит это быстрее, чем многие ожидали. Пока некоторые с остервенением рвались в Европу, мечтая причаститься её достижений, прогресса, цивилизации, вожделея именно той Европы, которую мы знали последние столетия, эта самая Европа закончилась. Пришла в упадок и рассыпалась, превратившись в глиняные черепки. Какой будет новая Европа и будет ли она вообще? Пока ещё возможна реставрация утраченной в процессе безудержной модернизации традиционной Европы. Европы народов. Европы Традиции. Всё это перспектива. Но сегодня Европа умирает. Причины ее смерти уходят корнями в глубь веков, к началу Нового времени и эпохи Просвещения. Но обо всём по порядку…

Глава 1
Под американским сапогом

Начнём, пожалуй, с актуальной повестки, а именно, с европейско-американских отношений. Но прежде чем взяться за их оценку, необходимо хотя бы в общих чертах обрисовать тот глобальный проект, который с момента завершения Второй мировой войны реализовался под предводительством США, ставших главным бенефициаром двадцатого столетия, с двумя его кровопролитными мировыми войнами и крахом советского лагеря. Объявив себя победителями в Холодной войне, американцы, прежде оккупировавшие часть Европы (которая, впрочем, в итоге досталась им целиком), провозгласили наступление так называемого «Американского века»[3]3
  Целью концепта является продвижение американского глобального лидерства. В его основе лежит точка зрения части американских элит, которые уверены что американское лидерство одинаково хорошо как для Америки, так и для всего мира.


[Закрыть]. По замыслу американских стратегов, финальной стадией его завершения в качестве некоей данности должен был стать однополярный мир, выражающий собой ни что иное, как всеобщую, мировую систему ценностей, единое политическое пространство и универсальную мировоззренческую модель, выстроенную на основе американского и – шире – западного цивилизационного опыта, объявленного идеальным и универсальным. Всё это должно было быть реализовано и воплощено в универсальную общемировую модель, подразумевающую глобальную доминацию США в планетарном масштабе.

И всё же суть глобализации, что следует подчеркнуть особо, кроется не в силовом, жёстком и открытом покорении государств и народов, что было свойственно прежним, более тёмным, с точки зрения современного Запада временам. Основа глобального доминирования выстраивается в первую очередь на принятии западной системы ценностей, своего рода эпистемы[4]4
  Эпистема есть обусловленное исторически культурно-когнитивное подразумевание, совокупность правил и отношений в конкретных месте и времени, формирующих условия существования исторических форм культуры и знания. Эпистема включает набор дискурсивных практик, создающих аппарат производства знания.


[Закрыть] западных смысловых кодов. Запад создал эту систему смысловых кодов, прежде чем заявить о своем глобальном доминировании. Именно они определяют скрытую и глубинную структуру мышления, свойственного западной культуре, западной цивилизации, её историческому опыту. Такая структура мышления формирует надындивидуальный порядок восприятия и интерпретации всего – начиная с представлений о Боге, религии, философии, науки, культуры, и заканчивая экономикой, хозяйствованием и бытовым укладом. Это фундаментальные языковые коды Запада, схемы восприятия всего, иерархии практик, с помощью которых можно дать оценку не только происходящим событиям и явлениям, но и создать любую, производную из западной системы ценностей, локальную смысловую или прикладную модель. Проще говоря, Запад там, где есть носители его смысловых кодов, не только понимающие их, но и разделяющие, исповедующие их, использующие их везде, во всех отраслях. Запад там, где доминируют его смыслы и ценности, и чем шире их охват, тем глобальнее Запад, тем ближе законченность и полнота глобализации.

В практической плоскости глобализация распространяется через навязывание западной эпистемы. Например, сначала западные подходы навязываются международным инстанциям. Только после этого можно утверждать, что они подконтрольны Западу. Через насаждение западных идеологем[5]5
  Идеологема – эмоционально окрашенный квант идеологии, её составляющая единица, фрагмент.


[Закрыть] и смыслов, в конечном итоге, происходит установление стратегической гегемонии над миром. Было бы заблуждением считать, что это осуществляется через открытое подавление и насилие, что являет собой лишь элемент технологии глобализации, прикладной инструментарий, набор технических мер воздействия, используемых только на завершающем этапе, как последний аккорд для утрированного подчёркивания состоявшейся победы. Сначала победа глобализации происходит в умах интеллектуальной элиты, культурного и экспертного сообщества, медиа, и уж затем, в самом конце, становится достоянием масс. Последние же очаги несогласных, активного сопротивления, неприятия глобализации – жёстко и демонстративно подавляются в назидание и подтверждение правоты тех, кто сделал ставку на глобализацию, выбрал западную систему ценностей, присягнул единому американскому миру.

Так видят мир западные стратеги глобализма. Отсюда вытекает новая стратегическая доктрина США, предполагающая такие меры воздействия, как односторонняя интервенция, когда Америка и её союзники начинают операцию подавления несогласных, не спрашивая ни чьего мнения. А у кого спрашивать, если источник смыслов, глобальных стратегий и всех вытекающих из них решений – это и есть сам Запад с центром в Америке? Отсюда такие понятия, как «ограниченный суверенитет», необходимая только для создания видимости остаточная функция старого, вестфальского мира с его устаревшими, не глобалистскими, а значит заведомо списанными глобалистами в утиль, ценностями и подходами. Чего стоит боденовский[6]6
  Жан Боден, создатель концепции суверенитета, которая положена в основу Вестфальской системы мира, состоящего из суверенных национальных государств.


[Закрыть] суверенитет – концепция XVI столетия, – в мире, где как раз таки сложилась та самая высшая инстанция, источник целей и смыслов, определяющая всё высшая воля, приравнявшая себя к Богу, которая не допускает и мысли о том, что кто-то будет действовать самостоятельно и без её ведома. Это «новый порядок» по-американски, основные параметры его описаны, утверждены, приняты по умолчанию. И горе тому, кто попытается их оспорить.

Так видят глобальный мир его теоретики, так мыслил его, например, американский геостратег Збигнев Бжезинский, создавший геополитическое обоснование глобализации. Так представляет себе мир Пол Вулфовиц, американский экономист и политик, написавший «Руководство по оборонному строительству», где он впервые изложил принципы американской гегемонии в однополярном мире, утверждаемом как данность. Такой подход навязывает миру Дик Чейни, военный и политический деятель, бывший вице-президент США, сторонник жёсткого и окончательного подавления всякого несогласия с американским превосходством и глобальным доминированием. Этого же подхода придерживается американский ястреб Дональд Рамсфелд, идеолог вторжения в Афганистан, Ирак и в целом на Ближний Восток, в чью бытность министром обороны США был принят к реализации план «Великий Ближний Восток», разрушивший стабильность целого региона планеты. Подобных взглядов придерживаются многие другие теоретики и идеологи ползучей глобализации. Главное, что всех их объединяет, это абсолютное мессианство и одержимость идеей глобализма, фанатичная, религиозная вера в исключительность Америки и «благую» предопределённость её цивилизаторской миссии. Операции против Афганистана, Ирака, Ливии и Сирии – это шаги на пути к глобализации, которые были призваны продемонстрировать решимость Вашингтона утвердить «Американский век», ведущий Запад под предводительством США к глобальному и неизбежному доминированию.

Стоит ли удивляться тому, что Европе в этой картине мира отводится второстепенная роль своего рода берегового форпоста на западе Евразии, через который и должна осуществляться основная экспансия глобализма на евразийский континент. Не самая последняя роль, особенно, если учесть тот факт, что, например, России в глобалистском проекте вообще никакой роли не отводилось. Для группы стратегов «Американского века» Россия и есть конечная цель, главное препятствие, которое стоит на пути глобализации, и которое, в конечном итоге, необходимо преодолеть. Для глобалистов «хороший русский – это несуществующий русский», «хорошая Россия – ослабленная, расчленённая, не существующая Россия». Так что в этом смысле Европе ещё «повезло». Её, конечно, используют, но пока хотя бы не стирают из реальности. Мессианство и одержимость глобалистов, порой, поражает воображение и в какой-то степени даже вызывает восхищение последовательностью и волей, с которыми они воплощают свои замыслы. Но реальность, как правило, даёт сбои, приводит к издержкам, порождает энтропию и саботаж. В конце концов, любая воля рано или поздно сталкивается с другой, противостоящей ей волей. В этом и заключается суть истории. Об этом и поговорим в данной главе.

Европа под властью Вашингтона: богатый богатеет

Пока Европейский союз сотрясают внутренние передряги, экономическая стагнация, брексит, миграционный кризис и COVID-19, главная цивилизационная альтернатива – Евразийский союз – расширяется и набирает вес. Расширение Евразийского союза – это не только необходимость в условиях глобального экономического кризиса и введённых против России санкций, но и демонстрация Россией её возможностей выстраивать отношения с новыми союзниками, в то время, когда отношения с Западом ухудшаются день ото дня. Однако евразийская интеграция большого пространства вовсе не означает изоляцию Европы от этого процесса. Скорее она представляет собой альтернативную модель интеграции в условиях многополярного, а не однополярного мира.

Все помнят тезис Владимира Путина о необходимости создания единого пространства от Лиссабона до Владивостока. При этом Путин, в отличие от предшествующих популяризаторов данной формулы[7]7
  См. например: Тириар Ж. Евро-советская империя от Владивостока до Дублина // «Элементы», № 1, 1992; «Европа от Атлантики до Урала – это вся Европа, которая решает судьбы мира». (Шарль де Голль, Страсбург, 1959).


[Закрыть], делает акцент на экономике. Но из теории автаркии больших пространств немецкого экономиста Фридриха Листа следует, что разные в своём экономическом развитии субъекты не могут полноценно интегрироваться. Потому что в равных условиях бедные ещё больше беднеют, а богатые ещё больше богатеют. Из этого следует, что экономическая интеграция Европы, которая представляет собой колосса на глиняных ногах – гипертрофированно развитый в экономическом смысле субъект, – и России, чьё экономическое развитие всё ещё оставляет желать лучшего, невозможна без потерь для России. Так же как невозможна интеграция в европейское экономическое пространство постсоветских государств без ослабления и, в конечном счёте, «высасывания» их экономического потенциала.

Чтобы говорить об интеграции с Европой, необходимо повысить экономический уровень до категории европейского хотя бы в первом приближении, а это возможно лишь путём создания сначала евразийского экономического пространства. Что и реализуется Россией с января 2015 года в формате Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Только в случае объединения близких по своему уровню развития экономик возможен рост, который позволит в дальнейшем говорить об интеграции уже с Европой. Но здесь необходимо сделать одну оговорку: на данный момент сама Европа находится под властью Вашингтона, делая акцент на неравном, в пользу Америки, трансатлантическом союзе. По сути США вырвали Европу из евразийского проекта – объединения от Лиссабона до Владивостока, и продолжили её экономическую эксплуатацию в колониальном формате.

Конечно, у России есть временной задел, чтобы поднять свою экономику до европейского уровня в рамках ЕАЭС, и введённые против России экономические санкции этому лишь способствуют: начинается процесс полномасштабного импортозамещения, а высокий курс доллара и евро стимулирует внутреннего производителя. Но одновременно с этим Европе надо попытаться освободиться из лап США. Именно в тот момент, когда два этих события будут наложены друг на друга возможно будет вернуться к вопросу о полноценной экономической интеграции России и Европы. Пока же интеграционные процессы, инициированные Россией, ориентированы на те экономики, которые по своему уровню не сильно отличаются от российской.

Выход из ДОВСЕ. Запад не договороспособен[8]8
  Подготовлено на основе интервью радиостанции Sputnik, 10 марта 2015 г.


[Закрыть]

На фоне развития евразийского экономического проекта Россия полностью вышла из участия в Договоре об обычных вооружённых силах в Европе (ДОВСЕ)[9]9
  Договор об обычных вооружённых силах в Европе (ДОВСЕ) был подписан 19 ноября 1990 г. в Париже полномочными представителями шестнадцати государств-участников НАТО (Бельгия, Великобритания, Германия, Греция, Дания, Исландия, Испания, Италия, Канада, Люксембург, Нидерланды, Норвегия, Португалия, США, Турция и Франция) и шести государств-участников Организации Варшавского договора (ОВД) (Болгария, Венгрия, Польша, Румыния, СССР и Чехословакия) и вступил в силу 9 ноября 1992 года.
  Договор устанавливал равновесие обычных вооружённых сил государств – участников двух военно-политических союзов на более низком уровне, одновременно ограничивая возможности размещения обычных вооружений вдоль линии соприкосновения между блоками и препятствуя, таким образом, созданию потенциала для внезапного нападения и ведения крупномасштабных наступательных действий в Европе.
  10 марта 2015 года Российская Федерация приняла решение приостановить с 11 марта 2015 года своё участие в заседаниях Совместной консультативной группы. Таким образом, объявленное Россией в 2007 году решение приостановить действие ДОВСЕ становится полным.


[Закрыть]. Российская Федерация уже приостанавливала действие Договора в 2007 году. Однако такой шаг Москвы не означает полного прекращения диалога о контроле над обычными вооружениями в Европе. Но вернуться к нему можно будет только тогда, когда до него дозреют наши «партнёры». Почему же российские военные перестали видеть перспективы в ДОВСЕ? Россия вышла из ДОВСЕ, в том числе и по экономическим соображениям. Хотя бы потому, что даже участие в переговорах с экономической точки зрения крайне затратно. Да к тому же, как показало время, ещё и бесперспективно. На организационные мероприятия тратились немалые средства, но всё заканчивалось зачитыванием одних и тех же установочных документов и обсуждением повестки дня.

По сути, этот договор все последние годы фиксировал лишь отступление России и наступление Запада. Из всех участников договора – только Россия соблюдала его пункты и приводила состояние своих вооружённых сил в соответствие с условиями договора. Все остальные государства, в первую очередь прямые союзники США, даже не собирались этого делать. Уж не говоря о том, что в блок НАТО вошли такие государства, как Латвия, Литва, Эстония и Словакия, которые вообще не подписывали данный договор, потому что на момент его подписания они как самостоятельные геополитические субъекты просто не существовали. С их выходом из советского блока у наших границ образовывалась своего рода «серая зона», в которой альянс мог концентрировать неконтролируемые объёмы обычных вооружений, что и происходит на наших глазах. По сей день повсюду в Восточной Европе создаются штабы НАТО, а в перечисленные страны перебрасывается американская военная техника. Сам же этот договор был изначально ориентирован именно на то, чтобы связать руки России, заставить её, как сторону, которая соблюдает договора, отступить, чтобы дать возможность странам Запада придвинуться к нашим границам. Хотя мы-то по наивности считали, что идея была в другом: соблюсти баланс сил в момент, когда СССР решил вывести западную группу войск из Германии. ДОВСЕ должен был зафиксировать невведение на освобождающиеся территории обычных вооружений стран Запада и в первую очередь НАТО. Чего по факту не произошло. НАТО расширялось, перемещая свои границы на восток. В итоге, ничего кроме ограничений и потерь этот договор России не дал. Россия вышла из него, и этот результат, учитывая высокомерные подходы Запада, был предопределён практически с самого начала – с момента распада СССР.

Следующий логичный шаг – это выход России из ДРСМД[10]10
  Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. После нескольких взаимных обвинений в нарушении ДРСМД стороны в феврале 2019 года заявили о приостановлении соблюдения своих обязательств. 4 марта 2019 года «В связи с нарушением США своих обязательств» в России был подписан указ о выходе из ДРСМД // https://russian.rt.com/russia/article/607849-putin-drsmd-ssha-rakety


[Закрыть], хотя бы в силу того, что Запад под предводительством США вообще потерял какую-либо договороспособность. Сегодня мы видим: западные политики понимают только силу. Стоило России лишиться своего значительного военного присутствия в Европе, с ней тут же перестали считаться, а все разговоры, как и любые договорённости заканчиваются исключительно в пользу Запада по формуле: «Мы выигрываем, вы проигрываете, подпишите здесь». Все договора, в которых Россия по сей день участвует, действуют именно по такой модели. Запад не устаёт повторять о том, что мы должны соблюдать свою часть договоров, отводить, сворачиваться, убираться вон, но совершенно не торопится делать это со своей стороны. Поэтому выход из любых договоров с Западом является вполне закономерной и действенной мерой в силу того, что Запад просто не соблюдает ни один из подписанных договоров. И не будет этого делать до тех пор, пока не почувствует силу. Вот тогда и начнём договариваться. Заново.

Плохая мина при плохой игре

Пока же Западные страны пользуются нашими уступками и слабостью, продолжая наступление, теперь в формате «санкций» и полномосштабной информационной войны. Видимо для фиксации достигнутых «успехов», в самом начале кампании по «изоляции» России, тогдашний канцлер ФРГ Ангела Меркель прибыла в Москву для встречи с Владимиром Путиным[11]11
  10 мая 2015 г.


[Закрыть]. Весь день телеканалы показывали достаточно дружелюбно настроенных друг к другу политиков, однако никаких прорывов на этой встрече не было, да и быть не могло. Ангела Меркель однозначно дала понять: она прислушивается в первую очередь к Вашингтону и приоритетно исполняет те директивы, которые поступают ей от президента США (на тот момент – Барака Обамы). В итоге визит получился половинчатым, а его суть можно описать известной формулой – попытка сохранить хорошую мину при плохой игре. То есть, посетить Россию в дни празднования победы СССР в Великой Отечественной войне, и в то же время не присутствовать на состоявшемся как раз накануне параде Победы. Эта двойственность характерная для Ангелы Меркель имела для неё, а через неё и для всей Германии, лишь негативные последствия – и со стороны России, чётко фиксирующей подобные демарши, и со стороны Вашингтона, выражавшего недовольство визитами во время санкций в целом. Для Вашингтона всё это было проявлением неповиновения и демонстрацией своеволия со всеми вытекающими последствиями; для России – это слабость позиции, отсутствие суверенитета и какой-либо субъектности, со всей очевидностью демонстрировавшие, что Ангела Меркель подчиняется американскому президенту напрямую.

Из этой двойственной позиции вытекают и все политические последствия: переговоры Путина с Меркель в качестве дипломатического жеста для поддержания неких фоновых отношений – да, это плюс, но никакого прорыва быть не может в силу того, что он запрещён Вашингтоном – и это минус. Минус, прежде всего, для самой Германии. Меркель лучше бы совсем не приезжала в «изолированную» американцами Москву, или уж посетила бы парад Победы, раз приехала. В этом случае в позиции федерального канцлера была бы хоть какая-то последовательность. Тогда обозначилась бы хоть какая-то субъектность, которую Меркель могла использовать во благо, например, восстановив полноценные отношения с Россией через полномасштабное взаимодействие в экономической сфере. Это дало бы огромные преимущества Германии и Европе в целом. Но так как Меркель уже сделала свой выбор в пользу Вашингтона, то и теперь она продолжила придерживаться этой атлантистской линии, что и было продемонстрировано таким вот половинчатым, слабым, невнятным поведением и такой же слабой позицией. Ну а куда ей деваться, ведь у неё, наверное, и выбора-то другого не было? Как и у самой Германии, которую оккупировали США. Не зря же Эдвард Сноуден недвусмысленно намекнул на то, что у Вашингтона есть определённая информация, – сведения деликатного характера и даже компромат на Меркель. С их помощью Соединённые Штаты и держали в повиновении немецкого канцлера все годы её нахождения у власти. Возможно, к этому плюсовалась и финансовая зависимость, в том числе личная? Как бы то ни было, Меркель, выбирая между евразийской ориентацией и ориентацией на Вашингтон, всегда делала выбор в пользу Вашингтона, что, безусловно, лишь ослабляло позицию Германии.

Не стала Меркель обсуждать и больную, по крайней мере, для нас, тему – украинский кризис. А что говорить? Всё, что могла, тогдашний канцлер уже сделала: подписала соглашения в нормандском формате. Дальнейшее участие Европы могло заключаться лишь в настаивании на соблюдении соглашений, подписанных в Минске. Но так как это кризис американский – он принадлежит американцам, создан американцами, и ими же с самого начала поддерживался, – то Европу особо и не спрашивали. У Меркель просто не было никаких полномочий и рычагов влияния ни на одну из сторон. Она, может быть, и была бы рада как-то переломить ситуацию, потому что именно Германия несла основные издержки от украинского кризиса, но Вашингтон не позволил. Это их кампания и, собственно, с ней там никто не считается, дали понять американские кураторы. Оставалось лишь призывать стороны «соблюдать минские соглашения», особенно Россию, которая не являлась стороной соглашений. Что Меркель и делала, ибо на этом её возможности повлиять на ситуацию и хотя бы сохранить «хорошую мину», исчерпывались. В итоге «мина» так и осталась плохой.