Текст книги "Сталинградская Богородица"

Однако в это же время, когда северные и центральные области России утонули в грязи, стали подсыхать дороги на юге. 17-й армии генерала Енеке, застрявшей на Таманском полуострове, Гитлер приказал во что бы то ни стало удержать свои позиции. Тамань служила как бы естественным мостом из Крыма на Кавказ, фюрер не терял надежды воспользоваться им для будущего наступления. Ведь Кавказ занимал особое место и в геополитических, и в экономических, и в магических теориях нацистов. Енеке получил сильные германские подкрепления и целую румынскую армию. Численность его группировки достигла 400 тыс. человек. Тыловое снабжение было организовано из Крыма. В Керчи немцы сосредоточили сотни самоходных паромов, десантных барж – сюда перебазировали те самые плавсредства, которые в свое время строились для вторжения в Англии. Намечалось даже строительство железнодорожного моста между Крымом и Таманью.

На подступах к Тамани возводились несколько полос укреплений. Немцы называли их «Готтенкопф» («голова гота»), русские – «Голубой линией». На северном фасе позиции проложили по приазовским болотам, протокам дельты Кубани, южный фланг прошел по кавказским предгорьям. А в Новороссийске в руки врага попали главные цементные заводы России со складами готовой продукции. Немецкие военные строители прямо на месте во множестве отливали бетонные колпаки дотов, штамповали противотанковые надолбы.

Наше руководство хорошо понимало, насколько опасен неприятельский плацдарм на Кавказе. Он связал пять советских армий, 600 тыс. солдат. Неужели эти солдаты не пригодились бы на других направлениях? Северо-Кавказский фронт возглавил в это время герой Одессы и Севастополя, генерал-полковник Петров, ему было приказано готовить решительное наступление. Представителем Ставки сюда был прислан Жуков. Но и немцы разгадали советские замыслы. Енеке решил упредить их частным ударом – уничтожить плацдарм на Малой Земле и тем самым смешать карты русским. Ставка фюрера одобрила его план. На всем остальном протяжении фронта как раз установилось затишье, и возникла идея собрать на Тамани побольше авиации. Это же не танки, их можно было перебросить в считаные дни.

Из-под Харькова сюда направили 4-й воздушный флот Рихтгофена, повыдергивали с разных участков истребительные, бомбардировочные части. Добавили до кучи союзников – несколько румынских, словацкую, хорватскую эскадрильи. 17 апреля на Малую Землю посыпались снаряды, а небо закрыли сотни самолетов. Однако с авиацией вышла неудача. Вдруг выяснилось, что она не может бомбить пятачок, русские позиции вплотную прижимались к германским. Воздушная лавина обрушилась на батареи тяжелой артиллерии, которые поддерживали плацдарм огнем через Цемесскую бухту. Их буквально перемешали с пылью и камнями.

Готовясь к наступлению, наша Ставка тоже собирала воздушные силы. Поддержать атаки Петрова должны были 4-я воздушная армия Северо-Кавказского фронта, 5-я воздушная армия Закавказского и авиация Черноморского флота. Но после прошлых сражений в строю оставалось мало самолетов. Аэродромы располагались в 150–200 км от передовой. К тому же в трех авиационных группировках были свои начальники, они действовали несогласованно. Германскими летчиками управляло общее командование, аэродромы лежали в Крыму и на Тамани – в 50-100 км от поля боя. Самолеты могли дольше находиться над линией фронта, быстрее дозаправиться и пополнить боекомплекты.

В первые дни сражения верх брали немцы. Поджигали русские самолеты, отгоняли их, чтобы самим бомбить прицельно и беспрепятственно. Изношенные советские машины выходили из строя из-за аварий и поломок. Но Жуков напрямую докладывал Сталину о вскрывшихся недостатках, их исправляли в считаные дни. Из резерва Ставки на Кубань было выделено три свежих авиационных корпуса, более 300 самолетов. Командование воздушными силами объединили. Все полки 5-й воздушной армии передали в 4-ю, для руководства Сталин прислал командующего ВВС маршала авиации Новикова.

Вместе с Жуковым они впервые разработали план «авиационного наступления». Операции бомбардировщиков, штурмовиков, истребителей увязывались и согласовывались между собой. Инженерные и саперные части были брошены на строительство аэродромов поближе к линии фронта. Оборудовались промежуточные «аэродромы подскока». В 20-х числах апреля активность германской авиации стала снижаться. К этому времени заглохли бои и на Малой Земле. Немцы устлали обводы плацдарма кучами трупов, но продвинулись всего на километр. Остановились, заново зарывались в воронки снарядов и мин.

Но 29 апреля началось советское наступление. Ключевой пункт «Голубой линии» лежал у станицы Крымской, здесь сходились дороги, связывающие воедино систему неприятельской обороны. Именно здесь Северо-Кавказский фронт наметил главный удар. Но и немцы ждали его здесь, встретили ливнями огня и металла. С новой силой возобновилась и битва в воздухе. В смертоносных воздушных каруселях порой кружилось по 50–80 самолетов сразу. А всего с обеих сторон в схватке участвовало до 2 тыс. самолетов. Но теперь перевес был у советской авиации. Она нанесла несколько массированных ударов по вражеским аэродромам, все более эффективно прикрывала наземные войска. Из-за облаков или со стороны солнца сваливались дерзкие стайки истребителей, набрасывались на армады юнкерсов. Рушили им строй, вынуждали сбрасывать бомбы куда попало, а то и на своих.

Прорвать германскую оборону у Крымской так и не удалось. По мере угасания боев на земле стало поспокойнее и в воздухе. Но в конце мая Северо-Кавказский фронт предпринял еще одну попытку взломать «Голубую линию». На этот раз атаковали у Киевской и Молдаванской, и снова неудачно. Этот штурм сопровождался третьим раундом авиационного побоища. Немцы успели получить подкрепления. Но и русские летчики чувствовали себя уверенно. Бомбардировщики и штурмовики опять утюжили неприятельские аэродромы, истребители отмечали победы нарисованными на бортах звездочками. По советским данным, в сражениях на «Голубой линии» немцы потеряли 1000–1200 самолетов, наши вооруженные силы – 750. И как раз после этих боев превосходство в воздухе стало переходить к нашим летчикам.

28. Курская дуга

Борьба Советского Союза становилась ориентиром для других народов. Они привыкали оглядываться на нашу страну, связывать с русскими надежды на собственное освобождение. В Югославии никакие зверства не помогали задушить партизан. В 1942 г. гитлеровцы, итальянцы, болгары, хорватские усташи, а также и сербские четники, превратившиеся в их союзников, организовали вторую масштабную операцию против повстанцев. Оцепили мятежные районы, планомерно сжимали их. Штаб Тито приказал своим бойцам уходить в Боснийску Краину Партизаны прорывались окружений штыками и гранатами, просачивались горными тропинками.

Но на маршах разобщенные и поредевшие отряды стягивались вместе. Присоединялись крестьяне и горожане, возмущенные бесчинствами карателей. Бегство превратилось в наступление! Повстанцы очистили от неприятелей значительную территорию в западной Боснии и Словении, возникла так называемая Бихачская республика. Развернулось формирование уже не отдельных отрядов, а бригад Народно-освободительной армии. Потом бригады стали сводить в дивизии. В ноябре 1942 г. в Бихаче было созвано Антифашистское вече народного освобождения. Четники, сторонники прежнего королевского правительства, окончательно себя скомпрометировали, и вече приняло решение – власть в стране передается народу, сражающемуся против фашистских захватчиков и их пособников. Вместо королевства провозглашалось образование Народной республики Югославия.

В Польше наряду с Армией Крайовой, ориентирующейся на лондонское эмигрантское правительство, появились структуры коммунистической Гвардии Людовой, ею руководили из Москвы. Произошло здесь и первое открытое восстание против оккупантов, в Варшавском гетто. Основную часть еврейского населения, около 300 тыс. человек, осенью 1942 г. отправили в Треблинку на уничтожение. Немцы оставили 60 тыс. евреев покрепче и помоложе, которых использовали на разных работах. Но и их со временем намечали ликвидировать.

Евреи догадывались, что терять им нечего. Сионистские подпольные группы объединились с коммунистическими, доставали оружие. Возникли формирования численностью около 500 человек. Ликвидацию гетто немцы не без издевки назначили на 19 апреля 1943 г., вечером этого дня начинался Песах, иудейская Пасха. Но когда подразделения вермахта, литовские и украинские батальоны СС вошли в гетто, по ним был открыт огонь, они понесли потери. Гитлеровцы не стали штурмовать гетто. Они вызвали бомбардировщики, сформировали команды саперов и факельщиков. Принялись планомерно поджигать дома, выкуривая евреев. Повстанцы укрывались в канализационной системе, перебирались по трубам. Их обрабатывали ядовитым газом, закидывали колодцы полуразложившимися трупами.

В ночь на 14 мая помогла советская авиация. Два часа бомбила казармы СС. Это отвлекло врагов, позволило некоторым евреям выбраться. Пыталась помочь и польская Гвардия Людова. Но надо сказать, что пробританская Армия Крайова никакой поддержки евреям не оказала. А многие варшавяне собирались просто поглазеть на редкое зрелище. Толпились и любовались, как горят дома, как мечутся полыхающие живые факелы. Даже подсказывали германскому оцеплению, где из домов выскочили люди, куда открыть огонь. С удовольствием глазели и на тех, кого захватили в плен – среди карателей прошла установка, будто молодые еврейки прячут пистолеты в нижнем белье, и их раздевали догола. К 16 мая с восстанием было покончено. При подавлении было убито 18 немцев и 93 ранено. Украинские и литовские потери не считали. В гетто перебили и сожгли 12–13 тыс. человек, 56 тыс. отправили в концлагеря. Около 3 тыс. сумели вырваться из ада и скрыться.

Но даже такие вспышки не шли в сравнение с партизанской войной, расплескавшейся по оккупированным территориям СССР. Поначалу враги строили прогнозы, что она должна пойти на спад к зиме – в лесах станет холодно, голодно. Партизаны станут расходиться по деревням, и их нетрудно будет выловить. Но лесные воины вырабатывали опыт выживания в зимних условиях. А вместо того чтобы рассыпаться, они начали объединяться в крупные соединения. Тут-то сыграли ключевую роль партийные органы – подпольные обкомы, райкомы. У них была связь с Москвой, из-за линии фронта прилетали самолеты, сбрасывали снабжение, строились лесные аэродромы. Появились признанные вожди, настоящие народные герои – Ковпак, Бегма, Вершигора, Федоров и др.

Блокировать партизанские районы не удавалось. Крупные соединения прорывали заслоны и применили новую тактику – выступали в дальние рейды. Зимовали в дороге, передвигаясь от села к селу, разгоняя полицейские гарнизоны [60, 135]. В 1943 г. сменилась и главная партизанская специальность. Москва нацеливала партизан осваивать профессию подрывников. Через фронт посылали инструкторов, краткие и доходчивые наставления. В отрядах создавались специальные курсы. Взрывчатку тоже присылали с «Большой земли» или добывали на месте, собирали по местам боев неразорвавшиеся снаряды, бомбы. А ведь вражеские железнодорожные коммуникации растянулись на сотни километров от границ до передовой! Теперь они очутились под ударами. На перегонах загремели взрывы, громоздились обломками воинские эшелоны, товарные поезда.

Что же касается друзей и сателлитов Гитлера, то для них зимние сражения 1942/43 г. обернулись отрезвляющим душем. Казалось – выбрали выигрышную сторону, победа гарантирована, можно заранее примерять и оценивать приобретения. Но химеры вдруг стали таять. Засуетились японцы. Настаивали, что необходимо срочно мириться с СССР, а еще лучше – заключить с ним союз и воевать с западными державами. В Италии после гибели в России 8-й армии прокатились массовые забастовки и демонстрации. Люди писали на транспарантах: «Хлеба, мира и свободы». Муссолини согласился с японцами, обратился к Гитлеру и доказывал, что со Сталиным надо заключать мир и перебросить все силы против США и Англии. Прикрыть от вторжения Италию, отбить утраченные африканские колонии.

Антонеску никак не хотелось возвращать Молдавию, Транснистрию, поэтому он ухватился за противоположную идею – предлагал мириться с Вашингтоном и Лондоном, а с русскими продолжать войну. Крепко призадумалась Финляндия. Маннергейму вдруг приспичило лечиться в Швейцарии. Здесь он через представителей нейтральных стран принялся наводить контакты с американцами. В руководстве Венгрии одна группировка заговорила о примирении с русскими, другая – с Западом, и Хорти тоже засобирался «лечиться» в Швейцарию. Словакия вывела из России свой разгромленный корпус. Уклониться от дальнейшего участия в войне не осмелилась, но после переформирования направила на восток уже не корпус, а одну «Быструю дивизию» из добровольцев.

Выискивая подкрепления, Гитлер надумал привлечь к операциям в России Болгарию. Но советники и «пророки» царя Бориса из «Всемирного белого братства» отчетливо соображали, что дело пахнет жареным. Внушали ему, что выгоднее выступить миротворцем. Борис прилетел к Гитлеру, о чем-то беседовал, а на обратном пути почувствовал себя плохо и скончался. Одни исследователи полагают, что немцам не понравились предложения Бориса и его отравили. Другие – что его отравили собственные приближенные. Третьи – что сердце Бориса, и без того расшатанное алкоголем, не выдержало взбучки от фюрера.

Недовольство стало проявляться даже в самой Германии. В Мюнхенском университете обнаружилась подпольная организация «Белая роза». Правда, она состояла лишь из шести человек, только один раз составила и раскидала листовки. Всех участников сразу взяли и обезглавили на гильотине. Но случай был вопиющим для Третьего рейха, до сих пор не наблюдалось ничего подобного! Ко всему прочему, для восполнения потерь в России выскребали не только солдат. Забирали зенитки, истребители из тыловых районов. А в Англию как раз стали прибывать эскадрильи американских «летающих крепостей». С весны 1943 г. союзная авиация начала регулярные бомбежки немецких городов. Поддержанию «духа нации» это никак не способствовало.

Но Гитлер даже не рассматривал пути к примирению ни на западе, ни на востоке. Он все еще верил в «волю Провидения», в потусторонние силы, которые рано или поздно приведут его к победе. Конечно, он тоже получал донесения, что подданные начинают роптать, а союзники вообще зашатались. Исправить ситуацию можно было только одним способом – снова наступать. Чтобы было, как раньше: прорывы, котлы, массы пленных. Народ Германии опять почувствует себя непобедимыми «белокурыми бестиями». Ободрятся сателлиты.

Возможно ли это было? Нацистское руководство верило, что возможно. Разве не взламывали советские фронты в 1941, в 1942 г.? Объективные расчеты дополнялись агитационным самоотравлением. Вся машина нацистской пропаганды внушала немцам – они самые смелые, стойкие, умелые. Они способны потрошить и пленять толпы «недочеловеков». А побеждают русские только зимой, им помогает «генерал Мороз». Этот поток самовосхвалений и самооправданий влиял не только на рядовых немцев, но и на авторов. Руководство рейха тоже заражалось уверенностью: летом все должно быть иначе…

Хотя соотношение сил слишком отличалось от прошлых победоносных наступлений. Германским генштабистам уже не приходилось замахиваться на операции по всему фронту или хотя бы на нескольких направлениях. Планы строились еще более узкие, чем прошлым летом. Войска и ресурсы концентрировались на единственном участке. Самым перспективным местом выглядела Курская дуга. В ходе советских ударов и немецких контрударов линия фронта образовала здесь выступ шириной около 200 км и глубиной 150 км. Город Курск в центре был освобожден русскими, на флангах Орел и Белгород остались за немцами. План выглядел очевидным. Прорвать фланги, и в мешок попадут два фронта, Центральный и Воронежский. Снова откроются дороги вглубь России. Хочешь – выходи с юга на Москву, хочешь – поворачивай на юг.

Эту идею начали обсуждать еще в марте, когда схватка Манштейна с русскими резервами захлебнулась в талой весенней грязи. Предлагалось пополнить горючее и боеприпасы, а как только минует распутица, Манштейн возобновит атаки от Белгорода. Группа армий «Центр» поможет ему, ударит навстречу от Орла. Но при более детальных проработках выяснилось – обе группы армий обескровлены. Чтобы ставить перед ними новые серьезные задачи, надо очень значительно пополнить их. Замысел отложили на лето.

Со временем повышалось мастерство не только советских военных, но и стратегической разведки. План операции «Цитадель» лег на рабочий стол Сталина на три дня раньше, чем его утвердил Гитлер [13, 124]. С ним ознакомили военачальников. Командующий Воронежским фронтом Ватутин предложил упредить немцев, ударить первыми. Жуков и Василевский отстаивали другое решение. В полной мере использовать возникшую паузу, изготовиться, измотать врага в жесткой обороне, а уж потом перейти в наступление. Сталин согласился с ними. Впервые за годы войны фронты застыли на одном месте. Обе стороны обменивались поисками разведчиков, окапывались, наращивали минные поля. Миновал апрель, май…

Немцы намечали операцию «Цитадель» на начало июня. Но когда фюрер собрал командующих армиями уточнить планы, большинство из них неожиданно воспротивились. Указывали, что войска еще не оправились от зимних боев. Ссылались на мощную оборону русских. Высчитывали, что требуется еще больше боеприпасов и бронетехники. Модель вообще выступал против наступления. Уговаривал повторить такую же тактику, как на Ржевско-Вяземском выступе. Пускай русские наступают, а немцы будут их перемалывать. Но отсиживаться в обороне гитлеровцам было никак нельзя. Если русским отдать инициативу, то фронт они все равно прорвут – не в одном месте, так в другом. Гитлер и его генералы сошлись на том, чтобы отложить «Цитадель» на начало июля.

Хотя отсрочки оказались для немцев весьма опрометчивыми. Наша страна использовала их гораздо лучше! Как раз в 1943 г. вышли на полную мощность эвакуированные заводы. Завершилось перепрофилирование предприятий, прежде выпускавших мирную продукцию. А в итоге советская промышленность обогнала неприятельскую. Это было невероятно, немыслимо! Это было еще одним настоящим чудом! Голодные бабы, оборванные старики и ребятишки, стоявшие за станками, обогнали всю Европу, вместе взятую, – Германию, Италию, Францию, Бельгию, Голландию, Чехию, Польшу! Благодаря их самоотверженному труду Советский Союз смог выставить для летних сражений 6,4 млн солдат, 99 тыс. орудий и минометов, 2200 катюш, 9,5 тыс. танков и САУ, 8,3 тыс. самолетов. Германия с ее союзниками собрала на Восточном фронте поменьше: 5,3 млн солдат, 54 тыс. орудий и минометов, 5800 танков и штурмовых орудий, 3 тыс. самолетов.

Но распределялись эти силы очень неравномерно. Львиная доля стягивалась к Курской дуге. На ее флангах немцы сосредоточили 17 % пехотных, 30 % моторизованных и 70 % танковых дивизий (900 тыс. человек, 2700 танков, 2 тыс. самолетов). Особые надежды возлагались на новейшие танки «Тигр», «Пантера», самоходные орудия «Фердинанд». Для советских пушек калибра 45 мм лобовая броня «Тигра» была вообще неуязвимой. Трехдюймовые противотанковые орудия и танки Т-34 могли поражать ее только с коротких дистанций, с 200–400 м. Сам же «Тигр» имел возможность расстреливать «тридцатьчетверки» с безопасного для себя расстояния 2 км. Усовершенствовались авиационные средства борьбы с русскими танками. Пикирующие бомбардировщики Ю-87 оборудовались противотанковыми пушками, на базе истребителя ФВ-190 был создан штурмовик.

Выдержать вражеский удар готовилась группировка из Центрального и Воронежского фронтов – 1,3 млн человек, 20 тыс. орудий, 3300 танков и 2650 самолетов. А в ближайших тылах стоял еще мощный резерв, Степной фронт – 580 тыс. человек, 1600 танков, 9 тыс. орудий. Когда неприятель надорвется в атаках, этот свежий кулак предполагалось подключить для наступления. А для того, чтобы немцы надорвались покрепче, наши солдаты потрудились на совесть. На северном фасе дуги было понарыто более 6 тыс. км траншей, на южном фасе 5 тыс. км. Противотанковые пушки больше не раскидывали поодиночке, а группировали в противотанковые опорные пункты – в каждом два десятка орудий, способных вести огонь в разных направлениях. Создавались особые противотанковые истребительные полки, в них отбирали лучших артиллеристов и тренировали в снайперской стрельбе: если невозможно поразить лобовую броню «Тигра» или «Пантеры», то ведь можно попасть по гусеницам, стволу пушки, смотровым щелям.

Время шло, и росло напряжение – почему же немцы не начинают? Может быть, они раскусили русские планы? Перенесли удар в другое место? Ватутин убеждал Сталина, что мы теряем летние месяцы, самые удобные для наступления. Но Жуков, Василевский и командующий Центральным фронтом Рокоссовский настаивали – надо еще выждать. Разведка сообщала, что неприятель вот-вот начнет. Называлась дата 5 июля. Впоследствии открылось, что немцы и в самом деле пронюхали – русские укрепляются, подводят дополнительные силы. Но они восприняли подобную информацию весьма легкомысленно. В прошлых кампаниях первый, самый страшный удар, проламывал любую оборону. Подкрепления русских только увеличивали количество пленных.

В ночь на 5 июля наши разведчики, караулившие на нейтральной полосе, уничтожили группу немецких саперов, разминировавших проходы. Одного взяли в плен, и солдат подтвердил: начнется сегодня в 3 часа утра. Для неприятеля был подготовлен сюрприз, артиллерийская контрподготовка. Намечалось упредить немцев, выпустить четверть боекомплекта снарядов по тем местам, где они будут сосредотачиваться перед атакой. Находившиеся на фронте представители Ставки, Жуков и Василевский, приняли решение – открыть огонь. В 2 часа 20 минут ночь осветилась всполохами залпов и разрывов. Шквал снарядов посыпался на вражеские траншеи, батареи, на прилегающие к передовой балки и овражки. Впрочем, с контрподготовкой несколько поспешили. Начни на полчаса позже, и как раз накрыли бы скопища германской пехоты и техники. А в два часа немецкие командиры только начали будить солдат в блиндажах и землянках, потери оказались незначительными.

Но контрподготовка вызвала изрядную неразбериху. Где-то повредила провода, радиостанции. Германская артиллерия принялась отвечать, и германские начальники сочли, что русские сами пошли в атаку. Но разрывы улеглись, связь наладили. Разобрались, что русские вроде бы не наступают. Посыпались указания действовать по старому плану, только сдвинуть время. А в эти часы и в советских штабах гадали: что произошло? Неужели немцам так досталось, что они отменили операцию? Но германская артиллерия с запозданием снова взревела во весь голос, в 6 часов утра зарычали моторы танков.

Стальные лавины привычно разворачивались клиньями, рыхлили перед собой землю снарядами. Но с первого же дня, с первых часов битвы чудовищный натиск вдруг начал стопориться. Широкие поля под Орлом и Белгородом сплошь коптили факелами пылающих танков. На отдельных участках командиры докладывали об успехах, но успехи-то оказывались мизерными! Удавалось только вклиниться в первую полосу русской обороны. А за ней лежали еще две! Расчеты советских батарей отстреливались до последнего. Оглушенные пехотинцы, выползая из раздавленных танками окопов, встречали выстрелами и гранатами цепи немецких солдат.

Но расчеты советской стороны базировались именно на упорстве, на стойкости солдат. Командование оценивало, что операция развивается по плану. Даже намечалась предварительная дата, 12 июля, когда сложатся предпосылки для контрнаступления. Впрочем, допускались и ошибки. На второй день было принято решение облегчить положение изнемогающей пехоты, остановить противника контрударами. На северном фасе Рокоссовский бросил вперед 2-ю танковую армию Родина. Увы, маневр оказался преждевременным и неудачным. На этом направлении 9-й германской армии Модели была придана тысяча танков. Армия Родина попала под лобовой удар этой лавины. Досталось так круто, что ее пришлось вывести из боя.

На южном фасе, на участке Воронежского фронта, для контрударов были выделены 5-й гвардейский Сталинградский танковый корпус генерала Кравченко и 2-й гвардейский Тацинский танковый корпус Бурдейного. 5-й Сталинградский сперва действовал грамотно, выбрал укрытые позиции, намереваясь расстреливать неприятельские танки из засад. Но Ватутин передал корпус в подчинение 6-й гвардейской армии, которую в это время давили немцы. В штабе армии паниковали, послали своих офицеров в корпус Кравченко. Те привезли приказ немедленно атаковать. Понукали, угрожая арестами и расстрелами, погнали в бой без артиллерийской и авиационной поддержки, а вдобавок сообщили неверные сведения о противнике.

По этим данным предполагалось, будто корпус нацеливается во фланг танковой дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». На самом же деле он вылетел в лоб на дивизию СС «Дас Райх». Немцы обнаружили его первыми и сделали то же самое, что намеревался предпринять сам Кравченко. Замаскировали свои танки и артиллерию и принялись лупить русских из засад. Из 213 наших танков погибли 128. Другому корпусу, 2-му Тацинскому, никто не мешал, и он действовал куда более успешно. На день задержал танковую дивизию СС «Мертвая голова» и отошел в полном порядке. Его потери составили 17 танков из 166.

И все-таки, невзирая на отдельные неудачи, советский план исполнялся. На северном фасе армия Моделя вместе с приданными ей бронированными кулаками за неделю сумела продвинуться всего на 12 км и при этом была измочалена. Командующий группой армий «Центр» фон Клюге тужился продавить оборону во что бы то ни стало. Начал перекидывать к Моделю дивизии от соседей, от стоявшей севернее 2-й танковой армии. Но советское командование выжидало именно этого, чтобы немцы растрепали резервы. Пока Центральный фронт удерживал бурю ударов, к северу от него изготовились Брянский и Западный фронты. Ослабление противостоящих войск врага стало для них лучшим подарком. 12 июля эти два фронта перешли в наступление и опрокинули немцев! Выходили прямо в тылы ударной группировке Моделя.

Но на южном фасе Курской дуги неприятели еще атаковали. В советскую оборону вгрызлись 48-й танковый корпус (674 танка и САУ) и 2-й танковый корпус СС (334 танка). Один из этих кулаков, 48-й корпус, перехватила под Обоянью 1-я танковая армия Катукова. Применила уже испытанную тактику танковых засад, закружила и связала в бронебойных дуэлях. Но 2-й танковый корпус СС сумел преодолеть все три полосы советских позиций, выходил на оперативный простор. Наше командование решило задействовать стратегические резервы из состава Степного фронта, двинуло на угрожаемый участок 5-ю общевойсковую армию Жадова и 5-ю танковую армию Ротмистрова.

В этот же самый день, когда на северном фасе Курской дуги русские войска переходили в наступление, армия Ротмистрова приближалась к селу Прохоровка. Но вражеская авиация засекла советские танки, предупредила наземные части. А местность здесь оказалась очень удобной для обороны. Излучина реки Псел и глубокие овраги оставляли для прохода лишь узкую полосу. Немцы успели выдвинуть сюда артиллерию, и наши колонны попали под убийственный огонь. Под Прохоровкой находились два корпуса армии Ротмистрова – третий двигался другой дорогой. Развернуться было негде. Силясь прорваться через дефиле между речкой и оврагами, Ротмистров по очереди посылал в атаки свои танковые бригады, подкреплял их пехотой.

Эсэсовцы отражали их жестоким огнем. Лишь через пять часов, подбив часть вражеских орудий, наши танки ворвались в неприятельское расположение. Но тогда и немцы пустили в контратаку свои танковые части. На открытом поле «тридцатьчетверки» схлестнулись с «тиграми» и T-IV, били в упор из пушек, с грохотом сшибались на таран. Экипажи, покинув разбитые машины, в тучах дыма и пыли сталкивались с такими же спасшимися вражескими танкистами, стрелялись из пистолетов, резались ножами. К ночи обстановка оставалась неясной. Полыхало месиво машин, советских и германских. Оба корпуса Ротмистрова страшно поредели, в 29-м выбыло из строя 60 % танков, в 18-м – 30 %. Но к Прохоровке повернул третий, свежий корпус танковой армии. Подходили и части 5-й общевойсковой армии. А во 2-й танковый корпус СС с начала Курской битвы пополнения вливались уже дважды! За пять дней! Больше пополнять его было нечем. Под покровом темноты повыбитые германские дивизии оставили Прохоровку, начали откатываться назад.

Это и был окончательный перелом. К сражению подключились не только регулярные войска. 3 августа началась партизанская операция «Рельсовая война». На железнодорожное полотно по единому плану выплеснулись отряды Украины, Белоруссии, Смоленщины, Орловщины. Для оккупантов это оказалось ошеломляющим и неожиданным. Повсюду заполыхали взрывы, рушились мосты, летели под откос поезда. В самый напряженный момент, когда на фронте как воздух требовались резервы, техника, боеприпасы, поток перевозок сократился на 35–40 %, а дороги через Белоруссию были вообще парализованы.

Между тем Западный и Брянский фронты обтекали северный фас Курской дуги, нацеливались в тылы армии Моделя. Он задергался. Прекратил атаки на главном направлении, стал снимать отсюда войска, чтобы закрыться от прорыва на севере. Но тогда перешел в наступление и Центральный фронт Рокоссовского. Группировку гитлеровцев возле Орла с трех сторон зажимали в явный мешок. Но Модель и Клюге совсем не стремились повторять судьбу Паулюса. Они принялись вытаскивать свои соединения из наметившегося окружения. 5 августа советские войска освободили город Орел.

Но на южном фасе Курской дуги германский удар доставил нашим армиям побольше неприятностей, чем на северном. Пришлось приводить их в порядок, пополнять. Воронежский и Степной фронт перешли в наступление позже Центрального. Но выяснилось, что и немцев они перемололи сильнее. На этом участке вражеские контингенты уже не выдерживали натиска, отступали или бежали. 5 августа одновременно с Орлом был взят Белгород.

Когда об этих успехах было доложено в Кремле, Сталин вдруг вспомнил – в царской России столь выдающиеся победы отмечала вся страна. Служились молебны, звонили колокола. Впрочем, благодарственные молебны служились и сейчас, но обращаться к церкви на государственном уровне Иосиф Виссарионович все-таки не хотел. Он предложил чисто светскую традицию – заменить колокола салютами. Над Москвой они загрохотали впервые. Правила еще не выработались, в небо лупили холостыми зарядами артиллерийские и зенитные орудия, взлетали ракеты, строчили трассерами пулеметные установки.