Текст книги "Сталинградская Богородица"

31. Битва за Днепр

В пламени сражений горели не только чудища «тигров» и «пантер». Издыхали и лопались, смрадными пузырями химеры «белокурых бестий», корчились и отступали темные духи, вызванные из потустороннего мрака нацистскими вождями и магами. А наша страна преображалась, принимала древний и величественный облик Святой Руси! Церковь снова была с народом. Они снова были неразрывны – церковь, народ, воины. В одном строю. Так, архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий), ныне причисленный к лику святых, в 1941 г. находился в ссылке и обратился к Калинину, чтобы ему разрешили работать по «старой специальности» – он был врачом-хирургом высочайшей квалификации. Разрешение было получено, он трудился в госпиталях, спас тысячи раненых, за свои разработки по медицине стал лауреатом Сталинской премии.

На средства, собранные верующими, были построены танковая колонна им. св. Дмитрия Донского, авиационная эскадрилья им. св. Александра Невского. Конечно, дело было не только в нескольких танках или самолетах. Местоблюститель патриаршего престола Сергий пояснял, что церковь через эти танки и самолеты посылает русскому воинству свое зримое благословение – точно так же, как святой Сергий Радонежский послал Дмитрию Донскому святых иноков Пересвета и Ослябю. Главным же вкладом церкви в победы оставалось ее молитвенное служение. Она объединяла людей, просыпающихся от безбожного кошмарного сна. Помогала им очиститься, вела вместе с собой. Нарастали потоки молитв к престолу Всевышнего. А разве могли противостоять Ему самые извращенные премудрости нацистских магов и «высшие неизвестные»?

Союз с церковью Сталин решил закрепить и расширить. Сразу после Курской битвы, 4 сентября 1943 г., на его дачу в Кунцево были приглашены Молотов, Берия и три митрополита: Сергий (Страгородский), Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич). Иосиф Виссарионович выразил церкви благодарность за помощь фронту. Завел речь о созыве Поместного собора для избрания Священного синода и патриарха. Когда митрополиты заметили, что для подготовки требуется около месяца, пока архиереи со всеми транспортными трудностями доберутся до Москвы, Сталин распорядился доставить их самолетами – и собор был назначен на 8 сентября.

Была высказана и просьба об открытии богословских курсов. Сталин готов был пойти дальше. Спрашивал – почему курсы? Лучше учредить духовную академию, семинарии. Но Сергий возразил: «У молодежи не сформировалось нужное мировоззрение для такого образования». Решили начать с курсов, а уж потом открывать высшие учебные заведения. Сталин согласился и с другими просьбами митрополитов: об издании журнала Московской патриархии, об открытии храмов, освобождении священнослужителей, все еще находившихся в заключении и ссылках. А со своей стороны сделал предложения, о которых его гости даже не смели просить. Распорядился выделить церкви финансовые субсидии, обеспечить патриархию продуктами, предоставить ей несколько автомашин. Велел отдать ей особняк бывшего германского посольства в Чистом переулке, оборудовав его мебелью и имуществом. Был также создан государственный орган, Совет по делам церкви. 8 сентября 1943 г. на Поместном соборе патриархом Московским и всея Руси был избран Сергий (Страгородский) [65, 112].

Свобода веры открылась не только для православных. В октябре 1943 г. в Ташкенте было создано Центральное управление мусульман. В том же году были восстановлены центры буддистов, бурятским ламам вернули два дацана. Не обижали и иудеев. Был создан Еврейский антифашистский комитет, действовавший в тесном контакте с раввинами и зарубежными еврейскими организациями.

Духовное преображение страны и победы на фронте оказывались как бы двумя сторонами одного и того же процесса. Кстати, дальнейший поворот советского руководства в русло патриотизма сказался даже в названиях боевых операций. Если в конце 1942 г. выбиралась «планетарная» тематика – «Уран», «Сатурн», «Марс», то теперь Сталин дал операциям имена прославленных русских полководцев. Контрнаступление на северном фасе Курской дуги, на Орел, получило обозначение «Кутузов», контрнаступление на южном фланге, под Белгородом, – «Румянцев». А в это же время правое крыло Западного и Калининский фронт начали операцию «Суворов», с двух сторон нацеливали клещи на Смоленск.

Правда, артиллерии, техники и ресурсов им было выделено гораздо меньше, чем на главное направление. А враг укрепился основательно. Построил три полосы обороны с проволочными заграждениями, минными полями, умело использовал болота и речки. Калининский фронт генерала А. И. Еременко своей артподготовкой сумел порушить только первые линии траншей, пехота зацепилась за них и застряла. В бесплодных атаках падали убитые и раненые, не в силах продвинуться ни на шаг, и Ставка приостановила это наступление. Но с участка соседнего, Западного фронта В. Д. Соколовского командующий группой армий «Центр» фон Клюге принялся снимать дивизию за дивизией, затыкая дыры, возникшие под Орлом. Боевые порядки здесь оказались ослаблены, и четыре советских армии продавили оборону.

Клюге засуетился, начал срочно перебрасывать войска обратно из-под Орла. Наши воины уже углубились на 30–40 км, взяли Спас-Демянск. Но стали подходить новые соединения вермахта, яростными контратаками откидывали уставшие и повыбитые в штурме части Западного фронта. 20 августа этому фронту тоже было приказано прервать наступление, получше подготовить следующий бросок. Но ведь теперь стало легче южнее, под Орлом, откуда Клюге позабирал часть дивизий! Брянский и Центральный фронты успешно опрокидывали оставшиеся там войска, развивали наступление – и при этом стали обходить группировку, скопившуюся перед Западным фронтом.

А тем временем Западный подтянул отставшую артиллерию, разведал цели и 28 августа нанес повторный удар, прорвал вторую полосу неприятельской обороны. Он еще раз споткнулся, на третьей полосе. Но у группы армий «Центр» больше не было резервов. Гитлеровцам приходилось перекидывать туда-сюда одни и те же имеющиеся у них контингенты. Центральный фронт Рокоссовского и Брянский Попова продвигались на Брянск, Гомель, Чернигов. Клюге опять перебрасывал наперерез соединения с северных участков. Однако 7 сентября в третий раз поднялись в наступление Калининский и Западный фронты, и теперь-то они прорвали вражескую оборону на всю глубину.

В ставке фюрера понимали, насколько важны сейчас свежие подкрепления. Выгребали что можно из тыловых гарнизонов, подлечившихся раненых, новобранцев, приказывали грузить продукцию военных заводов. Но 19 сентября по железным дорогам загрохотал партизанский «Концерт» – второй этап «рельсовой войны». Полетело под откос больше тысячи эшелонов. А в Белоруссии партизаны выходили на железную дорогу целыми отрядами, каждому выдавалась толовая шашка, ее быстро крепили к рельсу и поджигали запал. Рельсы гнуло и рвало, дорога выходила из строя. Подкрепления, если не погибали, застревали на тыловых станциях. Наши солдаты продвинулись на 150–200 км, освободили Смоленск, Дорогобуж. Но залили осенние дожди, дороги стали непроезжими. 2 октября советское командование приказало войскам на западном направлении остановиться.

После разгрома врага на Курской дуге победоносная волна покатилась и на юг. На Дону неприятели еще с зимы засели за мощными укреплениями «Миус-фронта». Все атаки Южного и Юго-Западного фронтов на эти позиции захлебывались. Но когда пал Харьков, армии Степного и правого крыла Юго-Западного фронтов стали обходить германскую оборону с севера. Командующий группой армий «Юг» Манштейн был вынужден жонглировать своими войсками точно так же, как Клюге. Начал выдергивать резервы с тех участков, которые выглядели надежными. Но в результате эти участки переставали быть надежными…

Командующий Южным фронтом Толбухин воспользовался тем, что неприятель против него ослаблен. Корабли Азовской флотилии внезапно высадили десант в тылу неприятельской обороны, дерзкой атакой был освобожден Таганрог. «Миус-фронт» оказался взломанным на самом южном фланге, советские войска теперь обтекали его с двух сторон. Немцы предпочли бросить свои неприступные укрепления. Правда, в тылу у них, на реке Молочной под Мелитополем, уже строился новый рубеж, не менее сильный, чем «Миус-фронт». 2–3 полосы обороны, множество дотов, минные поля. Армии Южного фронта, разогнавшиеся преследовать неприятеля, снова были остановлены.

Но разгорелось сражение еще южнее, на «Голубой линии». Из Северо-Кавказского фронта генерала Петрова часть войск забрали для решающих сражений, в составе фронта осталось 316 тыс. солдат. Теперь 17-я армия Енеке даже превосходила по численности, на Тамани по-прежнему сидело 400 тыс. немцев и румын. И все-таки было принято решение покончить с этой группировкой. Направление главного удара снова перенесли. На этот раз наметили прорывать фронт в самом Новороссийске. Оборона тут была чрезвычайно сильная, но неприятель не ожидал удара. Запланировали штурмовать с моря, высадить десант прямо в порту. Вспомогательные атаки готовились со старого плацдарма Малой Земли и от Туапсе.

В ночь на 10 сентября в Цемесскую бухту влетели отряды торпедных катеров. На причалах и молах неприятель оборудовал многочисленные огневые точки – по ним шарахнули торпедами. Страшные взрывы поднимали бетон вместе с дотами и капонирами. А с катеров и сторожевиков выскочил первый эшелон десанта, полк морских пехотинцев. Немцы быстро разобрались, что происходит, перенесли на бухту огонь всей артиллерии, даже танков и зениток. Советские кораблики лавировали в сплошных частоколах взрывов. Их поджигали, решетили снарядами. Высадка второго эшелона сорвалась, а на морскую пехоту, засевшую в порту, полезли немецкие цепи.

Но они слишком увлеклись, стянув сюда все силы и перенацелив огневые средства. С Малой Земли удар должен был стать вспомогательным, отвлекать противника. А получилось наоборот. После артподготовки солдаты и матросы поднялись в штыки и… прошибли фронт. То же самое произошло на Туапсинском направлении, вспомогательная группировка овладела германскими позициями. С двух сторон советские части ворвались в Новороссийск. А мешанина неприятельских войск, пытающихся очистить порт, вдруг обнаружила, что ее берут в клещи, бой разгорается в тылу, и справа, и слева. Переполошившиеся враги бежали прочь из города, стали отходить на Темрюк и Тамань.

Слух о падении Новороссийска покатился по всей «Голубой линии». Немцы и румыны в ужасе озирались, как бы им не перерезали дороги назад. А советские армии засыпали их снарядами и поднялись в атаки по всему фронту. Оборона, доселе считавшаяся неприступной, сломалась. Командование Северо-Кавказского фронта и Черноморского флота действительно замышляли сорвать противнику отход в Крым. Возле Темрюка высадились десантники, перехватили дорогу к портам. Но их было слишком мало, 1600 человек. Отступающая армия Енеке отшвырнула их. Однако появление десанта усугубило панику. Германские и румынские дивизии перемешались в неуправляемые толпы. Запрудили дороги и портовые городки, давили друг друга за посадку на пароходы и паромы…

Что ж, прорыв «Голубой линии» стоил колоссальных усилий и жертв. Но пришла пора пожинать плоды. Над Таманью висели наши самолеты, засыпая обезумевшие массы врагов бомбами, пулеметными и пушечными очередями. Их расстреливали черноморские корабли, батареи дальнобойной артиллерии. В Керченском проливе шли на дно суда, битком набитые неприятельскими солдатами. 9 октября все было кончено. Как отмечалось в приказе по фронту, «на Кубани и Таманском полуострове не осталось ни одного живого немца, кроме пленных». Какую-то часть 17-й армии неприятель сумел вывезти, но таманские берега и болота смердели залежами трупов. Автомашины и обломки загромождали все дороги и прибрежные пляжи. Наши войска захватили 184 склада с имуществом, 2 тыс. вагонов, более 550 орудий и минометов.

Ну а самые весомые и заметные плоды своих побед осенью 1943-го пожинали те самые фронты, которые стояли на Курской дуге. Центральный, Воронежский, Степной. Они были самыми многочисленными, оснащенными, а противостоящего врага растрепали. Хотя и здесь немцы сурово огрызались. Командование 2-й германской армии правильно вычислило, куда нацеливается ударная группировка Центрального фронта. Поснимали войска откуда можно, получили кое-какие резервы. Кулак, собранный под Севском и Новгородом-Северским, ринулся навстречу войскам Рокоссовского, жестокими контратаками остановил их. Но, усиливая одно направление, противник опять ослабил другие.

В это же время 60-я армия Черняховского относительно легко раскидала немцев на второстепенном участке, под Глуховом и Рыльском, углубилась на 60 км. Узнав об этом, Рокоссовский сам вылетел на самолете к месту прорыва, осмотрелся и перенес на этот участок главный удар, велел срочно поворачивать в пробитую брешь 2-ю танковую и 19-ю общевойсковые армии, 9-й танковый корпус. Когда они вошли в прорыв, германская 2-я армия вообще развалилась. Войска Центрального фронта стали продвигаться стремительными темпами, по 30–50 км в сутки.

Гитлер и его военачальники силились выправить положение, экстренным порядком погнали сюда резервы – 2 танковых, 3 пехотных дивизии. Но роли переменились. Когда-то русские спешили латать дыры, теперь спешили немцы. Едва на фронт прибывали свежие соединения, их бросали в бой. А русские давили их по очереди или обходили с флангов, заставляя бежать. Советское Верховное главнокомандование тоже подкрепило три основных фронта резервами, но не отдельными дивизиями, а выделило им по одной-две свежих армии, предписав наращивать успехи, Центральному наступать на Гомель, Воронежскому на Киев, Степному на Кременчуг.

Но и фюрер не ограничивался этими подкреплениями. Он кардинально менял планы. Еще 11 августа, когда стало ясно, что наступление под Курском провалилось, он издал директиву о строительстве мощнейшей позиционной обороны по всему фронту. На севере намечалась линия «Пантера» от Финского залива через Псков и по реке Великой. Далее, по Днепру, возводился «Восточный вал». Лишь в нижнем течении он отходил от Днепра – Гитлер хотел удержать крымские перешейки. Поэтому «Восточный вал» уходил на левый берег Днепра, пролегал по р. Молочной и упирался в Азовское море.

Исполнять директиву начали немедленно. На возведение укреплений были брошены саперные части, военно-строительная организация Тодта. Использовали и пленных, подневольное местное население. А 7 сентября вышел приказ Гитлера при отходе не оставлять за собой ничего. Пусть русское наступление выдохнется в мертвой пустыне. В войсках создавались специальные команды подрывников и поджигателей-факельщиков. Рушили заводы, станции, железные дороги. Палили села. Скот угоняли или пристреливали. От людей тоже требовали уходить вместе с собой. А если некогда было возиться, походя поливали автоматными очередями.

Но картины пепелищ, убитых старух и детишек удесятеряли силы наших солдат. Они рвались расквитаться. Пойманных факельщиков в плен не брали. Вычисляли их по запаху гари и бензина и расстреливали на месте [98, 115]. Чтобы спасти еще не сожженные села, советские части ускоряли движение. Шли, преодолевая усталость, без привалов, месили грязь и пыль без дорог. Германское руководство вдруг обнаружило, что грандиозные оборонительные работы на Днепре могут остаться незавершенными. А отступающие войска вообще не доберутся до них, будут уничтожены раньше.

15 сентября Гитлер потребовал от группы армий «Юг» выходить из боя, отрываться от преследования и побыстрее отходить на «Восточный вал». 12 свежих дивизий, переброшенных из Германии и Франции, уже не отправили на передовую, выгрузили на Днепре. Но и в советской Ставке осознавали, каким непреодолимым рубежом станет широкая река, если правый высокий берег превратится в крепость. Во всех фронтах и армиях было приказано сформировать подвижные отряды. Передать им танки, автотранспорт, запасы горючего. Этим отрядам предписывалось избегать столкновений с неприятелем, обходить узлы обороны. На всей скорости спешить к Днепру и с ходу преодолеть его. Таким образом, форсирование намечалось в разных местах и на широком пространстве – 300 км. Чтобы внимание неприятеля рассеялось, чтобы он не смог сконцентрировать имеющиеся силы для отражения этих ударов. В этом «беге к Днепру» выиграли все-таки русские. Не позволили соединениям вермахта оторваться от преследования, как следует закрепиться в обороне.

Первым отличился Центральный фронт. Он освободил Конотоп, Нежин, Чернигов, а 13-я армия Пухова 22 сентября выскочила к Днепру и стала переправляться, заняла довольно большой плацдарм в районе Чернобыля. Воронежский фронт значительно отставал от Центрального. Но командующий, генерал Ватутин, выделил в подвижную группу 3-ю танковую армию Рыбалко и конницу. Они на 40 км обогнали главные силы своего фронта и 23 сентября перемахнули за Днепр, заняли Букринский плацдарм южнее Киева. Степной фронт Конева еще больше отставал. Чтобы связать его, немцы нарочно оставили в Полтаве сильный гарнизон, поставив ему задачу драться до конца. Войска Конева окружили город и застряли, не в силах взять его. Ставка и Генштаб подсказывали командующему – он поддался на неприятельскую уловку. Конев это тоже понял, блокировал Полтаву заслонами и бросил армии к Днепру.

Понтонные парки отстали, тащились где-то в тылах. Но каждый командир и солдат осознавал – время работает на врага, он оборудует на берегу новые батареи и доты, роет траншеи, ставит минные поля. Вырвавшись к Днепру, старались переправиться сразу же, искали рыбачьи лодки, сооружали плоты. В нескольких местах удалось перескочить реку неожиданно, без выстрелов. Чаще плыли под огнем. Но даже и в этих случаях было ясно – если не сейчас, то потом будет еще труднее, прольется еще больше крови.

Чтобы облегчить форсирование, Верховное главнокомандование наметило 24 сентября высадить за Днепром воздушно-десантный корпус, 9 тыс. парашютистов. Увы, замысел скомкался. Столь масштабная высадка с воздуха за время войны осуществлялось только один раз, в начале 1942 г. под Вязьмой. Чаще десантникам приходилось сражаться в качестве пехоты. Ну а теперь, когда появилась возможность снова применить их по назначению, уже не удалось набрать достаточное количество летчиков, имеющих опыт десантирования. Первый эшелон выбросили над своими войсками и над Днепром. Второй, 5 тыс. человек, высыпали над неприятельской территорией, но рассеяли слишком широко. Мало того, их высыпали прямо над танковыми дивизиями немцев, которые в это время выдвигались к Днепру. Наших парашютистов разнесло друг от друга на значительном пространстве, и большинство из них было сразу перебито. Лишь некоторые группы и отдельные бойцы сумели пробраться обратно через фронт или найти партизан.

В эти месяцы среди наших военных резко возросло количество Героев Советского Союза – правительство постановило присваивать высшее почетное звание государства за форсирование Днепра в среднем и нижнем течении и других рек, равнозначных ему. Конечно же, присваивали не всем, а только первым солдатам и офицерам, сумевшим на своих участках под ливнями свинца и стали перемахнуть ширь реки и зацепиться на противоположном берегу. Но и таких воинов набрались десятки тысяч. К концу сентября на правом берегу Днепра было захвачено 23 плацдарма. Хотя оказывалось, что рывок через реку – только начало смертельного испытания. Враг обрушился на захваченные пятачки яростными контратаками.

На лодках и плотах удавалось перевезти в лучшем случае пушечки-сорокапятки, минометы, пулеметы. Худо было и с воздушным прикрытием. В период быстрого наступления наша авиация не успевала перебазироваться на новые аэродромы. Их же требовалось разминировать, отремонтировать, перевезти запасы горючего, ремонтное оборудование. С отдаленных аэродромов истребители если и долетали до плацдармов, то на короткое время, вынуждены были возвращаться назад. Германская авиация безнаказанно резвилась над Днепром, засыпала бомбами переправы и отбитые клочки берега. К плацдармам стягивалась вражеская артиллерия. Их перепахивали вдоль и поперек, на них ползли танки. Наши солдаты в буквальном смысле зарывались в землю, отбивались гранатами, отбрасывали противника отчаянными штыковыми.

Для их поддержки командование первым делом вывело тяжелые батареи поближе, на левый берег Днепра. На плацдармах появились корректировщики с рациями, через реку полетели крупнокалиберные снаряды. Представитель Ставки Жуков и командующие фронтами подхлестнули авиационных начальников. Всеми мерами ускорялось перебазирование, оборудовались промежуточные «аэродромы подскока». Над переправами появились наши истребители, разгоняя обнаглевшие стаи юнкерсов. Появились и штурмовики, бомбардировщики. Между тем саперы наводили паромные переправы. Героями здесь были все. С подвигом сжились, даже переставали замечать. Саперы трудились под постоянным обстрелом. Сильные налеты пережидали, словно непогоду. Под обстрелом понтоны курсировали через Днепр. Оттуда везли раненых. Туда – свежие подразделения, пушки, грузили легкие танки.

Уже не немцы теснили наших солдат к кромке воды, а русские отвоевывали новые метры и километры. Строились понтонные мосты, по ним пошли машины, танки. Казалось заманчивым предоставить войскам передышку, подтянуть тылы, получше подготовиться к следующему рывку. Но Ставка и Генштаб отвергли этот вариант. Решили продолжать наступление без пауз. Потому что и немцы не сидели сложа руки. Осознав, что остановить русских на линии Днепра не удалось, они принялись наращивать оборону перед плацдармами. Окружали их системами огневых точек, сосредотачивали вокруг дополнительные силы.

В это же время развернулся еще один капитальный грабеж Украины. Грузилось в эшелоны и вывозилось все, что еще можно было вывезти, – материальные и культурные ценности, сырье, продовольствие, промышленное и сельскохозяйственное оборудование. Начались новые принудительные мобилизации молодежи в Германию. Попутно «разгружались» переполненные тюрьмы. Арестованных делили на две категории. Одних отправляли в западные концлагеря, других вели на расстрелы, эсэсовцы и полицаи «трудились» до изнеможения. Но в это же время спохватились заметать следы прошлых злодеяний. В Киеве команды заключенных осенью 1943 г. выделили в Бабий Яр. Приказали раскапывать места массовых захоронений и сжигать останки.

Но полностью избавиться от улик оккупанты не успели. Наступление на Киев планировалось с Букринского плацдарма южнее города. Здесь сосредоточилась ударная группировка Воронежского фронта, 3-я танковая армия Рыбалко и две общевойсковых армии. Вспомогательный удар наносился с Лютежского плацдарма (в 30 км севернее Киева). Однако неприятель раскусил замысел, собрал на направление прорыва множество артиллерии, танковые соединения. Два раза наши части бросались на штурм, но их захлестывали ливнями огня, отбрасывали танковыми контратаками. Убедившись, насколько прочно засели немцы, Жуков предложил иное решение. Перенести направление удара. С Букринского плацдарма сняли танковую армию, кавалерийский и стрелковый корпуса, артиллерийский корпус прорыва. Скрытно, по ночам, эту массу войск отводили назад за Днепр. Кружным путем их направляли на Лютежский плацдарм. А немцам показывали, будто третья попытка прорыва готовится там же, на Букринском. Там выходили в эфир радиостанции со старыми позывными, орудия вели пристрелку, саперы снимали мины [43, 80].

Грандиозную перегруппировку сумели провести буквально под носом у врага, Но он ни о чем не подозревал, оборона на Лютежском плацдарме оставалась гораздо слабее, чем на Букринском. 3 ноября ударила артподготовка, и ошеломленное германское командование уже не сумело отреагировать на переменившуюся обстановку. Кулак тяжелой артиллерии раздробил неприятельские позиции, в траншеи ворвалась наша пехота. А за нею в прорыв устремились танки Рыбалко с кавалерией. Стали обходить с севера Киев, одну за другой перехватывали дроги. Вот-вот город могли вообще отрезать, и гитлеровцы бросили столицу Украины, беспорядочно хлынули прочь.

Ряд зданий успели заминировать, поспешно взрывали. К старым руинам 1941 г. добавлялись свежие завалы. 6 ноября в Киев вступили советские войска. Из развалин выбирались уцелевшие жители. Заливаясь слезами радости, встречали освободителей. До сих пор не верили, что кошмары оккупации позади. Не верили, что они остались живы… Кстати, среди ценностей, вывезенных захватчиками из Киева, была чудотворная Гербовецкая икона Божьей Матери. Впоследствии ее отбили у фашистов, и маршал Жуков лично возвратил святыню церкви [88].