Текст книги "Сталинградская Богородица"

Польское правительство подхватит факты «нарушений суверенитета», будет раздувать протесты на международной арене, и считалось вероятным, что американцы с англичанами поддержат поляков, даже откажутся ради них от соглашений Тегеранской конференции. Словом, готовилась подлая и грандиозная провокация. Вся война против Германии вместо победного завершения оказалась бы скомканной. Острие вражды перенацеливалось на русских. Зато в результате должна была образоваться Великая Польша. Британские политики и военачальники знали об этих проектах. Одобрения не выказывали. Но и не пресекали, Москву не предупреждали. Антисоветские выходки считались в любом случае полезными.

Развитие операции «Багратион» ошеломило польских руководителей. Столь быстрого и масштабного разгрома немцев они никак не ожидали. Советские армии надвигались стремительно. Бур-Коморовский и его помощники занервничали и заторопились с подготовкой «Бури». В первую очередь направили отряды боевиков в Вильнюс и Львов. Города выбрали не случайно – пыжились застолбить хотя бы старые границы, существовавшие до 1939 г. Восстания должны были обозначить, что Западная Украина и часть Литвы принадлежат полякам.

Сам Бур-Коморовский готовил выступление в Варшаве. Ее предусматривалось захватить хотя бы за 12 часов до прихода советских войск. Командование АК обратилось к англичанам, чтобы по сигналу восстания прислали авиацию и польскую парашютную бригаду из армии Андерса. Быстренько прилетит и Миколайчик с правительством. После этого с русскими пойдет совсем другой разговор. Дозволят ли им пройти через польскую территорию, на каких условиях? Со Сталиным и его военачальниками планы «Бури», конечно, не согласовывались. Наоборот, вся соль состояла в том, чтобы поставить их перед фактом.

В Вильнюсе 4 тыс. бойцов АК выступили в ночь на 6 июля. Но они были уверены, что немцы уже бегут, а выяснилось, что Гитлер приказал оборонять город. Как раз накануне прибыли подкрепления, и гитлеровцев вдруг оказалось вчетверо больше, чем повстанцев. Поляков обложили, они были обречены. Но через день подошли передовые части 3-го Белорусского фронта и несколько литовских партизанских отрядов, выручили бойцов АК. Рядовые повстанцы о политических интригах не подозревали. Воодушевленно подключились к штурму, освобождали Вильнюс вместе с русскими и литовцами.

Во Львове момент выбрали более удачно. Германские части хлынули из города в ночь на 23 июля. Бойцы АК принялись обстреливать уходящие колонны, даже захватили несколько танков. Заняли предместья Львова, развесив на улицах свои флаги. Советские части подошли 25 июля. С боем очистили центр города, где еще оставались гитлеровцы. На домах появились красные флаги, но и польские, бело-красные, не снимали. По улицам ходили советские патрули, а рядом повстанческие. Приветствовали друг друга, если нужно – легко договаривались о помощи. Но идиллии быстро пришел конец. Сталинскому правительству была известна истинная подоплека восстаний. А по радио зазвучали трескучие заявления правительства Миколайчика, будто Вильнюс и Львов освободили отряды АК, а русские «только помогали».

Однако советское руководство уже подготовило собственные меры для нейтрализации провокаций. В Москве собрали представителей польских левых партий, и был сформирован Польский комитет национального освобождения. Его направили в первый польский город, освобожденный нашими войсками, Хелм. Здесь созвали Крайову Раду Народову («народный совет страны»). Было официально объявлено о формировании национальных вооруженных сил, Войска Польского. Главнокомандующим стал М. Жимерский, генерал старой польской армии, ветеран Первой мировой войны. А самому Польскому комитету Рада предоставила полномочия временного правительства.

Из Хелма оно перебралось в более крупный город Люблин, отсюда второе название – «Люблинское правительство». 26 июля оно подписало соглашение с СССР. Признавалось, что в районах боевых действий вся полнота власти принадлежит советскому военному командованию, а в тыловых районах Польши – комитету национального освобождения. Руководителей вильнюсских и львовских отрядов АК вызвали на переговоры. Выполняя инструкции Миколайчика, они уперлись, что Вильнюс и Львов принадлежат Польше. Поэтому их арестовали, а их бойцов разоружили. Предложили всем желающим поступать в Войско Польское. Многие согласились, отказавшихся интернировали – держать в ближних тылах антисоветские формирования было не самым лучшим вариантом.

Но оставалась еще Варшава. Даже англичане оценивали, что восстание имеет мало шансов на успех, зато чревато многочисленными жертвами среди мирного населения. Однако лидеры буржуазной Польши были уверены, что даже неудача пойдет им на пользу, всколыхнет народ, настроит соответствующим образом мировое «общественное мнение». Черчилль все-таки уговорил Миколайчика лететь в Москву и договариваться со Сталиным о взаимодействии. Сама по себе восставшая Варшава станет неплохим козырем, и у русских можно будет что-нибудь выторговать.

А тем временем из Варшавы началась эвакуация тыловых немецких учреждений, закрутилась обычной неразберихой. Добавились известия о покушении на Гитлера. В штабах АК сочли, что Германия уже рушится. Пролетела команда – начинать! 1 августа выступили 15–20 тыс. человек. Но из них лишь 5 тыс. были вооружены. Остальным предписывалось с топорами, кирками, ножами нападать на немцев, вооружаться трофеями. Захватили ряд гражданских учреждений и жилых кварталов. Но казармы, аэродромы, склады и все прочие военные объекты удержались, отшвырнули полубезоружных поляков автоматными и пулеметными очередями.

А с оценкой положения командование АК крепко ошиблось. Гитлеровцы вовсе не намеревались оставлять Варшаву. Наоборот, сюда прибывали свежие соединения, и буквально за два дня до восстания, 29 июля, советскую 2-ю танковую армию потрепали и отбросили под Радзимином. Все успехи поляков объяснялись только тем, что оккупанты растерялись. Но опомнились они быстро. Уже не повстанцы атаковали их, а они навалились на повстанцев. В первый же день погибло 2 тыс. бойцов, а 5 тыс. ошалело под пулями, сообразило, что легкой победы не предвидится, и разбежалось. Правда, вместо них примыкало множество случайных людей. Восстание разлилось на всю Варшаву.

Но и Бур-Коморовский быстро осознал – дело худо. Взывал к англичанам, напоминал о своих заявках прислать польскую десантную бригаду. Куда там! Британцы отмахнулись, что бригада занята на фронте. На второй день Бур-Коморовский вспомнил о русских. Принялся требовать, чтобы они быстрее наступали. Но о помощи просил довольно своеобразно. К нему для связи были переброшены офицеры из штаба 1-го Белорусского фронта – командующий АК отказался даже принять их. Все запросы к русским он направлял только через Лондон. А Миколайчик как раз в это время прилетел в Москву и пробовал качать права. Указывал, что Варшава находится в руках его «войск» и сам он едет в свою столицу.

Сталин охладил его, обрисовал истинную ситуацию. Вскоре и Миколайчик стал просить о помощи для повстанцев. Иосиф Виссарионович предложил начать с нормализации отношений. Он выдвинул ряд условий – Лондонское и Люблинское правительства объединятся, создадут совместное правительство. А будущая граница СССР и Польши пройдет по линии Керзона – отделит районы, где большинство населения составляют поляки, от украинцев и белорусов. Примерно так же, как проходила граница в 1941 г. Миколайчик категорически отверг то и другое. Настаивал, что власть принадлежит только его правительству, а Западная Украина и Западная Белоруссия должны быть возвращены Польше.

Дальнейшие переговоры потеряли смысл. Что касается восстания, то Сталин характеризовал его как авантюру, а его предводителей называл безответственными преступниками. Но все-таки русское сердце жалостливое. И грузинское тоже не осталось чуждым к страданиям варшавян. Помогли, еще как помогли! Советская авиация произвела на Варшаву 5 тыс. самолетовылетов. Из них 1300 – на бомбежку и штурмовки германских войск. 2500 – со сбросом для повстанцев оружия, боеприпасов, продовольствия, медикаментов. Войска 1-го Белорусского фронта на плацдармах за Вислой предпринимали атаки. Но в долгом наступлении они выдохлись, прорвать неприятельскую оборону были не в состоянии.

Впрочем, сражения на Висле подарили повстанцам отсрочку. Германские танковые дивизии давили их лишь «транзитом» – прокатывались по варшавским кварталам по дороге к советским плацдармам. На непосредственное подавление кинули всякий сброд. Русскую бригаду Каминского из Локтя-Брянского, части «Казачьего стана», азербайджанские батальоны, украинских эсэсовцев, карательный полк Дирлевангера из уголовников. Такие герои охотно потрошили дома, насиловали, резали, но под пули не слишком стремились.

Тем не менее в сентябре восстание стало клониться к гибели, раздробилось на отдельные очаги. Но к этому времени советские войска совершили перегруппировку и предприняли самую серьезную попытку спасти город и население. Участок фронта напротив Варшавы занимала 47-я армия. Сюда же перебросили 1-ю армию Войска Польского. Им выделили массу артиллерии – пять артбригад, шесть дивизионов крупнокалиберных орудий Резерва Главного Командования. Прислали понтонные парки, полученные по ленд-лизу десантные машины-амфибии.

10 сентября грянула артподготовка. Польские и советские солдаты преодолели несколько линий неприятельских траншей и ворвались в Прагу – часть Варшавы на правом берегу Вислы. Немцы отошли на левый берег, взорвав за собой мосты. Соединения Войска Польского переплывали следом, захватили несколько плацдармиков на набережной. Но и враг стягивал сюда новые силы. Река и пятачки плацдармов простреливались насквозь. Все понтоны и амфибии были потоплены или разбиты, десанты редели. 19 сентября операцию пришлось прекратить. Остатки войск, находившиеся за Вислой, по ночам эвакуировались обратно – на лодках, плотах. С ними уходили присоединившиеся отряды повстанцев.

Неудачное наступление обеспечило Варшаве еще две недели отсрочки – немцы оттянули все свои части против атакующих. К 23 сентября плацдармы в городе были ликвидированы, и теперь-то германские войска развернулись добивать восстание. Поняв, что надеяться больше не на что, Бур-Коморовский вступил в переговоры с противником. Выговорил условие, что бойцов АК признают военнопленными, не расстреляют как партизан. 2 октября подписал приказ о капитуляции. За время боев погибло 10–17 тыс. повстанцев, 17 тыс. сдалось. Немцы выполнили обещание, отправили их в лагеря для пленных.

Но безопасность мирных жителей в условиях капитуляции не оговаривалась! На них и отыгрались немцы. Гитлер велел стереть Варшаву с лица земли. Особые команды саперов размечали город по квадратам и подрывали. Другие команды грабили, расстреливали. Всего в ходе подавления восстания и «наказания» Варшавы было истреблено 150 тыс. человек, 60 тыс. вывезли в концлагеря, 140 тыс. – на принудительные работы в Германию. Около 500 тыс. просто выгнали из уничтожаемых домов. Иди куда хочешь, замерзай, подыхай с голода. Такова была цена авантюры, которую в нынешней Польше квалифицируют как подвиг…

Потери самих немцев в боях с повстанцами ограничились очень скромной цифрой в 3 тыс. солдат. Видимо, без учета русских, украинских, азербайджанских и прочих «союзников». Кому было нужно их считать? Их использовали, и не более того. Кстати, смягчать отношение к русским нацистское руководство стало в последнюю очередь – после прибалтов, кавказцев, «хохлов». Про Власова оно вспомнило только осенью 1944 г. К этому времени генерал и его окружение впали в полную депрессию, круто налегали на спиртное. Власов даже позволил немецким покровителям женить себя на вдове эсэсовца Адели Биленберг – а вдруг поможет? (Хотя в СССР у него остались жена и «полевая походная жена», одна получила 8 лет лагерей, другая – 5).

Но Гиммлер решил, что теперь и Власов пригодится. Вызвал к себе и разрешил создать Комитет освобождения народов России (КОНР) – что-то вроде антисоветского «правительства». Хотя встал вопрос: где же его создавать? Из России, как и с Украины, Белоруссии, немцев уже вышибли.

Выбрали Прагу. Город «славянский», вроде как «родственный». В ноябре 1944 г. здесь открылась первая (и единственная) конференция КОНР. Сборище получилось еще то! Вынутые из нафталина представители старой эмиграции. Красочные казаки с лампасами на немецких брюках. Националисты разных мастей в татарских халатах, вышитых украинских рубахах. Слушали доклады, чесали языки в прениях. Спорили, вырабатывая «Манифест КОНР». По мере выделенных средств сопровождали заседания банкетами.

Хотя большинство участников отдавало себе отчет, что конференция и порожденные ею бумажки не имеют никакого значения. Германия дышала на ладан. У власовцев втайне от немцев рождались наполеоновские планы: объединить все антисоветские силы, сформировать 20–25 дивизий, дождаться падения Германии (которое предполагалось осенью 1945 г.), проломить фронт и прорываться в Россию, начинать гражданскую войну [3]. Однако даже по этим проектам видно, что «освободители» гипнотизировали себя собственными химерами. Иначе призадумались бы – возможно ли «кулаком» из 20–25 разношерстных дивизий «проломить» фронт победоносных советских армий? И поддержит ли таких «освободителей» народ? А вскоре даже такие мечты пошли прахом – немцы уточнили, что позволят Власову создать лишь 2 дивизии. Бандера, кавказцы, прибалты сотрудничать с власовцами отказались. Ну а Гиммлер выразил «потепление» к русским только в одном приказе. По просьбе КОНР запретил телесные наказания для угнанных в Германию русских рабочих и работниц. Это он расщедрился уже 26 января 1945 г.

40. Гитлеровская коалиция рушится

Западный мир во все времена конструировал изощренные маски культуры, юриспруденции, психологии, но на самом деле воспринимал единственный аргумент – силу. А международное право во все времена прятало под собой единственный принцип – наложить лапу самому и не дать другим, особенно русским. Как поднималась на дыбы вся Европа в XIX в., в Первую мировую, силясь не допускать Россию распространять сферы своих интересов на Балканы! Но победы 1944 г. подняли авторитет СССР настолько высоко, что западные державы сами, без каких-либо просьб с нашей стороны, предложили забрать целый ряд государств под свое влияние.

В Москву прилетел Черчилль. Сперва не знал, как подступиться к деликатному вопросу, ходил вокруг да около. А потом без обиняков, в открытую, написал на бумажке: в Румынии 90 % влияния получает Россия, а 10 % – остальные союзники, Англия и США. В Греции наоборот – 90 % остальные, а 10 % Россия. В Югославии и Венгрии – 50:50, а в Болгарии 75 % России – 25 % остальным. Сталин повертел бумажку, попыхтел трубкой и поставил карандашом галочку. Дескать, согласен. Черчилль очень гордился, что сумел договориться с ним таким простым образом [138].

Но и Гитлер не намеревался уступать Балканы. Этот регион был слишком важным, особенно румынская нефть. Фюрер лично пообещал Антонеску – его страну будут защищать так же, как саму Германию. В Молдавии сосредотачивалась германская группа армий «Южная Украина». Однако методика «сталинских ударов», переноса усилий с одного направления на другое, в полной мере оправдала себя. Три Белорусских и 1-й Украинский фронты были «на излете», а 2-й Украинский маршала Малиновского и 3-й Украинский Толбухина как раз успели передохнуть, пополниться и изготовились к «седьмому сталинскому удару».

Условия для этого сложились подходящие. Восстанавливая фронт по Висле, Гитлер, Кейтель и Гудериан были вынуждены забирать войска со всех «спокойных» участков. В том числе сняли 12 дивизий из Молдавии. А вдобавок неприятеля обманули. Запустили дезинформацию, что наши войска намереваются брать Кишинев. На этом направлении мелькнули позывные свежих частей, напоказ проводились рекогносцировки, началась разведка боем. Немцы клюнули, принялись стягивать сюда оставшиеся резервы. На самом же деле удар 2-го Украинского намечался у Ясс, 3-го Украинского – под Бендерами. 20 августа заговорила артиллерия. Она накрыла противника настолько мощно и точно, что первую линию обороны просто смели. По свидетельствам очевидцев, окопы в полный рост превратились в канавки по колено.

А уцелевшие блиндажи были забиты мертвецами – солдаты погибали от ударной волны, перепада давления.

Гитлеровское командование дало команду остановить русских контратаками. Но в образовавшиеся прорывы сразу же вошли ударные группировки двух фронтов – 6-я танковая армия генерала Кравченко, несколько танковых и кавалерийских корпусов. Они легко откидывали с дороги разрозненные контратаки, мчались вперед. Уже на второй день сражения, 21 августа, командующий группой армий «Южная Украина» Фриснер приказал войскам отступать за реку Прут. Но он опоздал! Клинья двух фронтов сомкнулись, и в котел у Кишинева угодили 18 немецких и румынских дивизий.

Молниеносный разгром потряс Румынию. Антонеску задергался. В конце концов, можно было повторить опыт Первой мировой, перекинуться на другую сторону. Что ж, румынская деловая элита давно обдумывала подобный выход. Но… она не собиралась спасать Антонеску. Наоборот, диктатором следовало пожертвовать, чтобы подстроиться к победителям. Переворот осуществили вполне легитимно. Король Михай был понятливым, с олигархами согласился. 23 августа он велел арестовать Антонеску, отправил в отставку его министров и привел к власти новое правительство из либералов, социал-демократов и коммунистов.

Это правительство первым же актом объявило о выходе из войны и потребовало от германских войск покинуть Румынию. Гитлера предательство взбеленило. По его приказу 24 августа немецкая авиация отбомбилась по Бухаресту. Поблизости от румынской столицы находились только зенитные германские части, прикрывали нефтепромыслы в Плоешти. Теперь фюрер велел зенитчикам двигаться на Бухарест и навести там порядок. Но ведь поблизости уже была другая сила! Михай с новым правительством громогласно объявили Германии войну и запросили помощи у СССР. Что ж, русские не отказались. 50 наших дивизий устремились в глубь Румынии, для зенитчиков это было многовато. Еще 34 дивизии остались добивать окруженных. Это не заняло много времени. В котле царил полный хаос, и 27 августа группировка, зажатая под Кишиневом, была ликвидирована. На следующий день перехватили и уничтожили несколько вражеских дивизий, сумевших выскользнуть из клещей на другой берег Прута. Пленных насчитали 106 тыс. человек, в их числе было 27 генералов!

От Гитлера отпала не только Румыния. Началось восстание в Словакии. Крайне озаботилась Турция. Она ведь тоже являлась членом «Антикоминтерновского пакта» с Германией, Италией, Японией, в самый тяжелый период войны откровенно готовилась к вторжению в Закавказье. Теперь забеспокоилась, как бы не поплатиться. Принялась налаживать дружбу с англичанами и американцами, в августе 1944 г. объявила, что присоединяется к антигитлеровской коалиции, и прекратила поставки в Германию хромовой руды. А Турция была главным ее поставщиком, без хрома было невозможно изготовление высокосортной стали. Министр вооружений Шпеер сообщил, что через полгода германская военная промышленность начнет «голодать», а через год остановится [150].

Между тем после Ясско-Кишиневской операции войска Малиновского и Толбухина стали расходиться в разных направлениях. 2-й Украинский фронт поворачивал на запад, на Венгрию. А 3-й Украинский выходил на юг, к границе Болгарии. Ее положение оставалось довольно своеобразным. Болгария находилась в состоянии войны только с Англией и США. Опасаясь симпатий своего населения к русским, правительство так и не объявило войну СССР. Но при этом направляло войска против югославских партизан, а гитлеровцы пользовались железными дорогами, аэродромами, портами Болгарии. Сейчас из румынских портов в болгарские перебирались германские подводные лодки, катера, баржи, плыли пароходы, набитые спасающимися солдатами. Через Дунай уцелевшие германские части тоже уходили на болгарскую территорию.

Москва воспользовалась таким предлогом, прозвучала недвусмысленная нота – поведение Болгарии расценивалось как враждебное. В Софии задергались, попытались выкрутиться. Министр иностранных дел Драганов 26 августа заявил, что отныне Болгария будет нейтральной, а немецкие войска в ближайшее время покинут страну или будут разоружены. Но советское руководство признало его заявление недостаточным, 5 сентября объявило Болгарии войну. Впрочем, маршалу Толбухину заранее подсказали – спешить с наступлением не надо, а планировать артиллерийские и воздушные удары вообще не стоит.

В Болгарии было уже много партизанских отрядов. Через местных коммунистов велись переговоры с военными, с политическими партиями. Многие из них тоже признавали, что союз с Гитлером – грубая ошибка и преступление. 8 сентября советские части двинулись через границу. Двинулись без выстрелов. Но и болгарские войска не стреляли. Отходили или вступали в переговоры. А 9 сентября в Софии забурлили антифашистские манифестации, их поддержало большинство населения. Правительство было свергнуто. К власти пришло правительство Отечественного фронта. Оно сразу же предложило Советскому Союзу заключить мир и объявило войну Германии.

Но в это же время на другой границе, румыно-венгерской, бои загремели даже раньше, чем туда успели советские авангарды. Тут уж сказалась жадность румын. Конечно, они отдавали себе отчет, что с Молдавией и «Транснистрией» им придется распрощаться. Зато на западе лежала спорная Трансильвания, которую Гитлер отдал Венгрии! Под Кишиневом окруженные румынские части еще погибали и сдавались вместе с немцами, однако новое правительство даже не стало ждать окончания этих боев. Подняло 4-ю армию генерала Аврамеску из 10 дивизий и кинуло наступать на запад, захватить побольше соседних земель. Надо сказать, что румынские солдаты и офицеры восприняли столь резкие кульбиты с редким спокойствием. Приказали дружить с немцами – очень хорошо, приказали драться с ними – начальству виднее.

Однако и венгры уступать Трансильванию не собирались. У них там стояла 2-я армия генерала Вереша из 6 дивизий. К ней присоединили 30 батальонов пограничников, а немцы добавили Вересу 6 своих растрепанных дивизий. Румын вместо успехов и триумфов опрокинули, погнали прочь. Малиновский узнал, что новых союзников лупят, приказал 6-й танковой армии выручать их. Она промчалась форсированным маршем 250 км, неожиданно вынырнула перед венграми и немцами, отшвырнула их обратно. Вслед за танковой подтягивались две общевойсковых армии, присоединились и румыны. Но в Карпатах неприятели перекрыли перевалы.

Горючее, продовольствие, боеприпасы приходилось теперь подвозить далеко, через всю Румынию, а осенние дожди развезли дороги грязью. Наступление застопорилось и в конце сентября было приостановлено.

Еще одна союзницу, Финляндию, немцы всячески обхаживали, чтобы не изменила. В Хельсинки гостил Риббентроп, сулил любую поддержку авиацией, войсками, противотанковыми средствами. А за это предлагал подписать договор не заключать сепаратный мир. Финны согласились, хотя щелочку себе оставили. Вместо договора президент Рюти подписал единоличное письмо, что он сам и его правительство не будут искать мира без Германии. Но и Советский Союз добавил весомые аргументы. С восточной стороны, в Карелии, укреплений на границе больше не осталось, все были прорваны. Сталин приказал подтолкнуть соседей, и в августе 1944 г. войска Карельского фронта совершили еще один бросок, вступили на территорию самой Финляндии.

В Хельсинки намек поняли. Президент Рюти со всеми своими обещаниями ушел в отставку. Парламент, нарушив все процессуальные нормы, быстренько привел к президентской присяге Маннергейма. В Москве это оценили. Через Стокгольм забросили предложение, что переговоры о мире можно бы возобновить. Но… наложились очередные перемены на фронте. Русское наступление в Польше удалось остановить, и кулак из пяти танковых дивизий, собранный под Варшавой, Гитлер и Гудериан решили использовать в другом месте. Сотни боевых машин в глубочайшем секрете перевезли в Восточную Пруссию. Они внезапно обрушились на «перемычку» советских войск, отрезавшую Прибалтику от Германии. Проломили ее и открыли дороги к группе армий «Север».

Финны сразу встряхнулись. Вдруг удача снова склоняется на сторону немцев? На секретные переговоры с русскими финская делегация опоздала на целую неделю, принялась спорить и торговаться. Но именно здесь, в Прибалтике, Ленинградский и три Прибалтийских фронта готовили «восьмой сталинский удар». Самые мощные укрепления гитлеровцы понастроили на рижском направлении и под Нарвой.

Что ж, командующий Ленинградским фронтом Говоров собрал под Нарвой свои главные силы, 8-ю и 2-ю ударную армии, массу артиллерии. Но… он очередной раз мастерски перехитрил врага.

Еще зимой, в прошлом наступлении, наши войска перескочили по льду Чудское озеро и заняли плацдарм на западном берегу. Сейчас на него не обращали внимания – неужели опасен пятачок земли за широким водным пространством? Между тем 2-я ударная армия скрытно уходила с позиций под Нарвой, и 25-я отдельная бригада речных кораблей по ночам перевозила ее через Чудское озеро. 100 тыс. человек, тысячу орудий и множество автомашин удалось перебросить на плацдарм быстро, а главное – тайно. Враг ничего не заподозрил!

14 сентября все четыре советских фронта перешли в наступление. Как и предполагалось, немцы отчаянно отбивались. Под Нарву они стянули резервы, не позволял продвинуться ни на шаг. Но через трое суток, 17 сентября, неожиданно загрохотали батареи за Чудским озером и ринулась на штурм 2-я ударная. Она прорвала неприятельские позиции в первый же день. Начала продвигаться прямо в тылы группировки, собранной под Нарвой. Назревало окружение. Командование группы армий «Север» принялось срочно отводить войска из-под Нарвы. Но этого выжидала 8-я советская армия. Как только немцы бросили свои траншеи и доты, она бросилась в преследование.

Теперь в неприятельские тылы углублялись уже две армии, грозили отрезать всю Эстонию. Германское командование засуетилось. Пока не перекрыли дороги, приказало своим соединениям выбираться из Эстонии, отходить на юг, в Латвию. В Таллине эвакуация грянула как гром среди ясного неба, начался общий хаос. В общей неразберихе вдруг всплыл Национальный комитет Эстонии. Он провозгласил республику независимой, утвердил «правительство» Тийфа. Хотя большинство населения даже не узнало о его существовании. «Правительство» существовало два дня и совершило два дела. Накропало декларацию о «нейтралитете в войне» и повесило на башне «Длинный Герман» эстонский сине-черно-белый флаг. Хотя повесили его рядом с нацистским, со свастикой. По размерам он был меньше нацистского и висел ниже – отличная иллюстрация «независимости».

После этого «правительство» благоразумно разбежалось. Приближались советские войска. Наше командование дипломатично пропустило вперед 8-й Эстонский стрелковый корпус. Серьезного сопротивления больше не было, подвижные авангарды корпуса за сутки промчались 100 км и застали Таллин врасплох. В порту захватили «тепленькими» 15 пароходов, не успевших отчалить. В трюмах были советские пленные, а палубы и пассажирские каюты забили немцы и их эстонские приспешники с чемоданами, семьями. Сине-черно-белый флаг с «Длинного Германа» слетел вместе со свастикой – был поднят советский.

Прорыв в Эстонии оказался последним толчком и для Финляндии. Ведь из эстонских портов русские могли высадить десанты в любой точке побережья! 19 сентября было подписано перемирие. Сталин согласился вдвое снизить репарации, до 300 млн долларов. Разрешил финнам выплачивать их не сразу и не валютой, а в течение шести лет погашать поставками различных товаров. Но и о замирении на старых границах речь больше не шла. Если финны упустили такое предложение – сами виноваты. К Советскому Союзу отходила область Печенги (Петсамо) с никелевыми месторождениями. Кроме того, он получал в аренду на 50 лет полуостров Порккала рядом с Хельсинки – великолепное место для морской базы, контролирующей вход в Финский залив (Хрущев в 1956 г. вернет столь завидный приз Финляндии, просто так, ни за что).

Что же касается немцев, то правительство Маннергейма обязалось изгнать их со своей территории или интернировать. В общем-то, финны больше не хорохорились. До них все же дошло, что СССР имел полную возможность захватить их страну, но пощадил ее. К такому выводу пришли и аналитики Конгресса США: «Будь СССР жизненно заинтересован в этом, нет сомнения, что финская независимость была бы уничтожена. Финляндия вышла из войны с пониманием этого факта и намерением создавать новые конструктивные отношения с СССР».

А тем временем в Прибалтике продолжалось упорное сражение. 1-й, 2-й и 3-й Прибалтийские фронты должны были тремя клиньями взломать оборону врага на Рижском направлении и окружить стоявшую перед ними группировку. Однако клещи не удались. Немцы понастроили укрепленные линии по рубежам здешних рек, перекрыли промежутки между озерами и болотами. Войска несли большие потери, атаки захлебывались. Только одному из трех фронтов, 1-му Прибалтийскому Баграмяна, удалось преодолеть несколько таких позиций, приблизиться к Риге.

Но в Эстонии вражеская оборона совсем развалилась, и Ставка постаралась использовать достигнутый успех. Значительная часть войск 3-го Прибалтийского фронта сдвигалась туда, в образовавшуюся дыру. Вместе с Ленинградским фронтом он начал обтекать германские укрепрайоны с севера. А Баграмяну было приказано перенести удар южнее. Он в короткие сроки перебросил свои ударные соединения и львиную долю артиллерии из Латвии в Литву, к городу Шауляй. 5 октября войска 1-го Прибалтийского возобновили наступление на новом направлении. Немцы ждали, что их снова будут атаковать под Ригой – а под Шауляем удар совершенно ошеломил их. Фронт прорвали сразу же.

Баграмян, не теряя ни единого часа, ввел в пробитую брешь механизированные корпуса и конницу. 10-го они вышли к Мемелю (Клайпеде) и Балтийскому морю. Группу армий «Север» отрезали от Германии во второй раз, и теперь окончательно. Вражеское командование переполошилось, пыталось расчистить коридор. Повыдергивало дивизии из-под Риги, кинуло в контратаки. Но Баграмян закреплял перемычку свежими войсками. Не только удерживал, а оттеснял врага. Ширина перемычки достигла 50 км. А другие фронты воспользовались ослаблением неприятеля под Ригой, поднажали. 13 октября Рига была освобождена.