Текст книги "Сталинградская Богородица"

Но эта оборона уже рушилась. С разных сторон по улицам продвигались шесть армий 1-го Белорусского фронта и три армии 1-го Украинского. Дорогу прокладывала артиллерия всех калибров от легоньких «сорокапяток» до гаубиц «особой мощности» – в штурме участвовал дивизион орудий калибром 280 мм, вес снаряда составлял 256 кг. Бомбежками и обстрелами в Берлине были разбиты правительственные и военные радиостанции. Чудом уцелела лишь флотская линия связи. Через нее рейхсканцелярия кое-как поддерживала связь с внешним миром. А сведения о положении на фронтах и даже в самом Берлине черпали из западных радиопередач, сводок Советского информбюро.

В воздухе господствовала русская авиация. Знаменитая летчица Ханна Райч и ее муж генерал Грейм сумели проскочить на маленьком спортивном самолете. Над городом их все-таки подбили, Грейма ранили, но Ханна сумела приземлиться на изрытой снарядами улице. Они стали последними, кто попал к Гитлеру извне. В этот день, 26 апреля, русские снаряды стали падать на саму рейхсканцелярию, рвались во дворе. Фюрер разбушевался, требовал выявить и подавить советские дальнобойные батареи. От него скрыли, что обстрел вели уже не дальнобойные, а обычные полевые орудия. Войска Жукова и Конева приближались к правительственным кварталам. Ханна Райч убеждала фюрера, что сумеет вывезти его на своем самолетике. Он отказывался. Заходился в истериках, проклинал свой народ и армию, якобы предавших его.

Через несколько минут забывал об этом, требовал узнать, где находятся армии Венка, Гиммлера, Шернера, поторопить их. Впрочем, не только сам фюрер не желал покидать Берлин. Его настроение умело поддерживали двое самых «верных» соратников, Геббельс и Борман. Они опасались выпустить Гитлера из-под своего влияния! Силились, чтобы именно они очутились в роли наследников. Причем тешили себя иллюзиями – когда не станет Гитлера, можно будет сыграть на этом и заключить перемирие с русскими. Специально удержали в бункере начальника Генштаба Кребса – он до войны служил военным атташе в Москве, хорошо знал русских, изучал их язык [79].

28 апреля всех ошеломило известие об измене Гиммлера. Его предложение о мире, переданное Эйзенхауэру на обломках рейха, было настолько глупо, что западные державы его не просто отвергли. Об этих предложениях как о каком-то курьезе раструбила радиостанция «Би-Би-Си». Для Гитлера это было страшным ударом. Его «верный Генрих» тоже предал! Зато для Геббельса с Борманом сообщение стало настоящим подарком! Самый могущественный их конкурент так неосторожно подставился! Они выходили на первый план. Но живой Гитлер был им больше не нужен. Он мешал предпринять собственные политические шаги. Фюрера принялись подталкивать к самоубийству.

Между тем Берлин превращался в развалины. Остатки гарнизона стиснули с двух сторон на узкой полосе, 15–20 км по фронту и 2–3 км в ширину. Ее, в свою очередь, начали разрезать на части. Бои шли не только на поверхности, немцы использовали для передвижений и вылазок тоннели канализации и метро. Туда же, на станции метро, укрыли госпитали, стекались прятаться от обстрелов многие тысячи горожан. Но и советские солдаты обнаружили подземные коммуникации. Штурмовые отряды двинулись по тоннелям, очутились совсем рядом с рейхсканцелярией. Узнав об этом, Гитлер распорядился взорвать шлюзы, в метро хлынула вода реки Шпрее. Захлебывались скопившиеся там берлинцы, раненые. Немецких солдат утопили гораздо больше, чем русских. Зато предотвратили прорыв, отсрочили развязку на день или два.

Вечером 28-го состоялось бракосочетание Гитлера и Евы Браун. Режиссировал Геббельс. Участники церемонии вспоминали, что министр пропаганды и Борман не забывали «душевно» намекать фюреру – дескать, семейный уход из жизни будет достойным заключительным аккордом, вполне в духе древних германских легенд, опер Вагнера! Мертвый вождь, верная жена, кончающая с собой рядом с ним, пышные декорации горящего Берлина… Ночью были составлены два завещания, политическое и личное. Своим преемником, президентом и верховным главнокомандующим Гитлер назначил гроссадмирала Деница (он говорил, что армия, СС и люфтваффе его «предали» – остался только флот). Рейхсканцлером назначался Геббельс, для Бормана вводился новый пост «министра партии». Вдобавок он назначался личным душеприказчиком фюрера. Однако политические ориентиры не менялись. В завещании указывалось: «Нашей целью по-прежнему должно оставаться приобретение для германского народа территорий на Востоке» [56].

Да уж какие территории, если германский народ терял последние клочки собственной столицы! Наши солдаты рвались к Рейхстагу. В политической жизни Германии он не играл никакой роли, парламент не созывался в 1935 г. Все управление страной было сосредоточено в рейхсканцелярии. Но огромное помпезное здание считали как бы символом Берлина. Помнили и о провокации с пожаром Рейхстага, ознаменовавшей приход Гитлера к власти. Именно здесь, над куполом Рейхстага, было намечено водрузить Знамя Победы. Таких знамен изготовили несколько. Сперва предполагалось, что на острие наступления будет находиться 2-я танковая армия Богданова, ей и поручалось овладеть рейхстагом. Но 2-я танковая отстала в уличных боях. Вопреки ожиданиям, к центру города стала выходить 3-я ударная армия Кузнецова. Ей отводилась второстепенная роль, но Кузнецов на начальном этапе штурма сумел сохранить значительные резервы, это и обеспечило ему успешное продвижение. Знамя Победы передали в 3-ю ударную.

29 апреля генерал Вейдлинг доложил Гитлеру, что надежд больше нет. По его оценкам, русские должны были достигнуть рейхсканцелярии не позднее 1 мая. Он еще раз предложил прорываться. О том же просил Аксман – обещал, что Гитлера со всех сторон прикроют собственными телами мальчишки из гитлерюгенда. Но Борман постарался похоронить эту инициативу, подсунул другое решение – пускай пробиваются те, кто посильнее и помоложе, поторопят армию Венка. Гитлер согласился. С генералами и чиновниками, собиравшимися прорываться, передали гневное письмо Кейтелю – раз он до сих пор не помог, то фюрер и его ставил в один ряд с изменниками. К Деницу разными дорогами послали троих курьеров с копиями завещания. Разослали и приказы покарать предателя Гиммлера. А Ханне Райч и Грейму фюрер велел улетать, поднять все силы люфтваффе и бросить на русских. Хотя никто не представлял – что осталось от люфтваффе?

Но и Геббельс с Борманом спешили. Завещание уже было оформлено, чего ж тянуть? Фюреру доложили о судьбе Муссолини и Клары Петаччи. Красноречиво обрисовали, как их трупы повесили вверх ногами на потеху толпе. После этого фюрер решился. Распорядился отравить свою овчарку Блонди и застрелить еще двух собак, раздал ампулы с ядом секретаршам. Созвал обитателей бункера на церемонию прощания. Перед ним проходили длинной чередой офицеры, чиновники, женщины. Гитлер что-то говорил им или просто кивал. Потом он с молодой женой удалился в свои покои. А толпа, проводив своего вождя в вечность… хлынула в бар. Откупоривали бутылки, полилось спиртное. Кто-то завел патефон, начались танцы! Шум, музыка, звон посуды и визги дам донеслись до фюрера. Он был возмущен, послал адъютанта прекратить безобразие.

Но ожидавшегося самоубийства еще не случилось. Утро 30 апреля началось как обычно. Вейдлинг доложил о военном положении. Под контролем нацистов в Берлине остались лишь Тиргартен (зоопарк) и правительственный квартал. Бой кипел в здании Рейхстага. Советские подразделения ворвались туда, но из соседних зданий эсэсовцы отсекли их огнем от своих, загремели перестрелки и атаки между залами, пролетами лестниц. А в рейхсканцелярии во время обеда Гитлер вдруг озаботился, что русские, находящиеся на Потсдамской площади, могут обстрелять его резиденцию снарядами с каким-нибудь усыпляющим газом! Захватят всех живыми. Обед сразу скомкался, и началась вторичная церемония прощания. Вице-адмиралу Фоссу фюрер напоследок сказал: «Я понял, какую непоправимую ошибку совершил, напав на Советский Союз». Он опять отправился с Евой Браун в личные покои. Его жена приняла яд. Гитлер, по одной версии, застрелился, по другой, тоже отравился [56].

Согласно завещанию, останки должны были сжечь – как древних германских героев. Но даже погребальные костры выглядели жалкой насмешкой над языческими легендами. Трупы наспех вытащили во двор, кинули в воронку от снаряда, полили бензином. Однако начался новый артобстрел, поблизости стали рваться снаряды. Охрана и приближенные подпалили мертвецов и убежали под своды бункера [58]. Зато у Геббельса и Бормана теперь оказались развязаны руки. Они попытались выступать в роли властителей государства, отправили генерала Кребса на переговоры с советским командованием.

Но даже завязать контакты удалось далеко не сразу. Воздух сотрясался непрерывными разрывами и стрельбой, хлестали ливни пуль и осколков, рушились дома. Привлечь внимание русских или хотя бы высунуться было невозможно. Пытались связаться по рации – куда там! Эфир переполняла мешанина позывных и переговоров различных частей, танков, самолетов. Только в темноте, когда пальба несколько улеглась, офицерам Кребса удалось привлечь внимание передовых советских подразделений – кричали, махали белыми флагами. Гитлеровского генерала встретили наши офицеры. 1 мая в 3 часа 50 минут его доставили на командный пункт 8-й гвардейской армии Чуйкова.

Было доложено Жукову, он отправил на переговоры своего заместителя Соколовского и позвонил Сталину. Сообщил, что Гитлер покончил самоубийством. Иосиф Виссарионович констатировал: «Доигрался, подлец! Жаль, что не удалось взять его живым». Но Геббельс прислал письмо с предложением о перемирии, на этот счет реакция Сталина была однозначной – никаких переговоров, кроме безоговорочной капитуляции. Кребс доказывал, что вопрос о капитуляции сможет решить только правительство Деница. Требуется перемирие на несколько дней, чтобы оно могло собраться. Жуков в ответ выставил ультиматум: если до десяти утра не будет согласия на капитуляцию, «мы нанесем удар такой силы, который навсегда отобьет у них охоту сопротивляться». Было решено установить с Геббельсом прямую связь, для этого с Кребсом отправили советских связистов с полевым телефоном [43].

Казалось, битва завершается. Над куполом Рейхстага уже алело Знамя Победы, поднятое разведчиками Егоровым и Кантарией. Огонь прекратился, зависла напряженная тишина. Но… Геббельса с Борманом вариант безоговорочной капитуляции совершенно не устраивал. Они-то надеялись, что им позволят собрать новое правительство – то есть спокойно выехать из Берлина. А уж дальше торговаться, на что они согласны, на что нет. Опять же, поиграть на противоречиях между СССР и Западом. Но Сталин и Жуков лишили их такой лазейки. Русские связисты без дела посидели в бункере, и их отправили обратно. А в 10.40, не получив ответа на ультиматум, наша артиллерия открыла шквальный огонь по последним очагам сопротивления (всего за время штурма по Берлину было сделано 800 тыс. артиллерийских выстрелов, выпущено 36 тыс. тонн взрывчатки и металла).

В бункере после смерти Гитлера дисциплина совсем рухнула. Некоторые офицеры и сотрудники перепивались до бесчувствия. Многие советовали принять капитуляцию. Но против выступил Борман. Сейчас он принялся возбуждать личный состав – надо пробиваться! Известил Деница, что вскоре прибудет к нему «с подробными инструкциями». Впрочем, ход был азартным. Хромому Геббельсу с многочисленной семьей пробиваться было явно не под силу. Борман переступал через него! Становился единственным «доверенным лицом» покойного Гитлера, мог трактовать как угодно его завещания. Ну а Геббельсу не осталось ничего иного, кроме как уйти вслед за фюрером. Пробыл канцлером всего сутки… Его супруга Магда подтвердила репутацию образцовой нацистской жены. Геббельс вместе с ней распорядился, чтобы доктор Штумпфеггер сделал смертельные инъекции шестерым детям. В 20.30 Геббельсы поднялись в сад и велели дежурному эсэсовцу прикончить их выстрелами в затылок.

Прорываться собрались 500–600 человек: Борман, Аксман, статс-секретарь Науманн, вице-адмирал Фосс, адъютанты, остатки охраны и «подарочного» батальона гитлерюгендовцев. Выступили, когда стемнело, в 22 часа. По развалинам и тоннелям пробрались к участку, где держалась группа танков бригаденфюрера Монке. Дальше двинулись вместе. Но отряд обнаружили, на углу Фридрихштрассе стали расстреливать. Головные танки были подбиты. Вереницы пеших людей, шагавших за танками, кинулись кто куда. Пытались просочиться другими улицами и переулками. Некоторых переловили советские солдаты, другие были убиты. Борман в темноте сбился с пути и принял яд. Долгое время считалось, что он скрылся, но в 1972 г. были обнаружены его останки, а в 1988 г. генетическая экспертиза подтвердила – это был именно Борман [59].

В рейхсканцелярии после ухода на прорыв осталось несколько десятков человек. Одни валялись пьяные, другие кончали жизнь самоубийством. Среди застрелившихся был и Кребс. Старшим из военных начальников остался Вейдлинг. Утром 2 мая он выслал парламентеров, просил прекратить огонь. Одновременно подписал приказ о капитуляции берлинского гарнизона. Его начали передавать через советские громкоговорители. Стрельба прекращалась. Воцарялась тишина. После недели, а для многих воинов даже двух недель, непрерывного грохота эта тишина оглушала, ошеломляла. Немецкие солдаты и фольксштурмисты выползали сдаваться…

49. Прага

Если Венгрия оказалась самой самоотверженной соратницей Гитлера, то Чехия – самой добросовестной его служанкой. Как уже отмечалось, чехи неплохо служили в рядах вермахта, из них была сформирована дивизия СС «Валленштайн». А весной 1945 г. Третий рейх держался только благодаря чешской промышленности. Немцы уже лишились предприятий во Франции, Венгрии, Польше, Австрии, останавливались заводы в самой Германии. Но чешские гиганты функционировали на полную мощность, на них изготовлялась и ремонтировалась большая часть германских танков, самоходок, бронетранспортеров. Прикрыть их старались понадежнее, Чехию и Саксонию удерживала группа армий «Центр» фон Шернера: 900 тыс. солдат, 1900 танков, 10 тыс. орудий.

В те самые дни, когда 1-й Украинский, 1-й и 2-й Белорусский фронты ринулись к Берлину, на 2-й Украинский фронт Малиновского и 4-й Украинский фронт Еременко была возложена задача раздавить Шернера. Войскам Малиновского предписывалось от Братиславы развивать удар на Брно. А войска Еременко после прошлых неудач сместили свое наступление западнее – чтобы воспользоваться успехами соседнего, 1-го Украинского фронта. Перед ними стояла старая, невыполненная задача – овладеть Моравска-Остравой, а дальше двигаться навстречу Малиновскому.

Удары двух фронтов нацелились так, чтобы с двух сторон подрубить выступ, где стояла германская 1-я танковая армия. Ранее уже отмечалось, что в Моравска-Остраве располагалось множество промышленных предприятий различного профиля – металлургических, машиностроительных, химических. А в Брно – гигантские заводы «Шкода», одни из самых крупных мировых производителей оружия. До присоединения Чехии к Германии они поставляли вооружение в различные страны, в том числе в СССР. Действовали они и сейчас, склады были переполнены продукцией.

Германское командование осознало, что русские охватывают чешскую группировку в клещи. Наступление 2-го Украинского фронта Шернер попытался остановить по реке Мораве. Взорвали мосты, собирали сюда любые резервы, какие могли наскрести: две танковых дивизии, несколько пехотных, одну кавалерийскую дивизии, разношерстную россыпь отдельных частей. Но и Малиновский узнал о выдвижении вражеских войск. После взятия Братиславы немедленно бросил к Мораве конно-механизированную группу Плиева и подвижные части 53-й армии. Немцев на рубеже реки было еще мало, и наши бойцы переправлялись на подручных средствах, окапывались. Когда появились крупные силы противника, было поздно, русские закрепились на плацдармах.

А тем временем 3-й Украинский фронт взял Вену, Ставка забрала у него 6-ю танковую армию Кравченко, возвратила 2-му Украинскому. Ее быстро перебазировали на Мораву. Здесь были сосредоточены ударные кулаки артиллерии, и оборону взломали одним могучим приступом. Войска Малиновского стали углубляться в Чехию. Шернер еще раз силился остановить и отбросить их. Повыдергивал дивизии с других участков, бросил наперерез. Напряженное сражение разыгралось у Праценских высот, под Аустерлицем. На том самом поле, где в 1805 г. Наполеон разбил армию Александра I. Возможно, немецкие командиры выбрали место неслучайно. Таили суеверную надежду, что оно неудачное для русских. Нет, в 1945 г. поле под Аустерлицем стало «удачным». Врага опрокинули, армии 2-го Украинского с нескольких направлений обошли Брно. Город был взят, и конвейеры заводов «Шкода» наконец-то прекратили питать немцев.

Зато репутация «невезучего» подтвердилась для второй половины клещей – 4-го Украинского фронта. Он прорывался на стыке с 1-м Украинским, обтекал Чехию с западной стороны, и перед ним оказались старые укрепления на чешско-германской границе. Мощнейшие укрепления, которые чехи возводили и наращивали в 1920-е и 1930-е годы. В 1938 г. состоялся Мюнхенский сговор. Чемберлен и Даладье объявили, будто спасают мир от войны. Чехословакии, намеревавшейся защищаться, велели отменить мобилизацию, сдать без боя приграничную область с этими самыми укреплениями. Потом позволили скушать остатки Чехословакии. При этом чехи показали себя очень покорным народом – им приказали сдаться и распрощаться с независимостью, они подчинились. Только один офицер, капитан Павлик в городе Мистек, приказал своей роте вступить в бой. Перестреливались 40 минут, было убито 6 немцев, ранено 2 или 3 чеха, на Павлика насело собственное начальство, и рота сложила оружие.

Хотя на самом-то деле Англия и Франция не спасали мир от войны. Они близоруко готовили войну, подталкивая Гитлера на русских. Армия Чехословакии была больше и лучше вооружена, чем германская. В составе вермахта в то время был только один танковый корпус со слабо бронированными машинами T-I (с пулеметным вооружением) и Т-П (с малокалиберной пушкой). Снарядов для обычной полевой артиллерии было заготовлено всего на две недели боев. Именно «Шкода» и остальная промышленность Чехии позволила нацистам оснастить свои полчища. А на пограничных укреплениях Гитлер вообще должен был разбить себе лоб!

Именно сейчас, в апреле 45-го, отчетливо раскрылось, какого разгрома избежали нацисты благодаря попустительству западных держав. Немцам-то подарили без боя, но 4-му Украинскому пришлось преодолевать эти укрепления. Они представляли собой чудо инженерной мысли и строительной техники. Многочисленные бетонные доты были врыты в землю и великолепно замаскированы – можно было ходить по крыше и не подозревать, что под тобой каземат в несколько этажей, с гарнизоном в сотню солдат, пушками, пулеметами. Стены и перекрытия выдерживали попадания 152-миллиметровых снарядов! Некоторые огневые точки даже не имели амбразур в сторону противника (куда можно попасть). Амбразуры смотрели во фланги и в тыл. Система была продумана настолько хитро, что доты прикрывали подступы друг к другу, образовывали огневые ловушки – вроде бы, ты прорываешься, а тебя расстреливают с нескольких сторон.

Первые атаки этих твердынь захлебнулись. Повторяли артподготовку, воздушные удары, но толку было мало – попробуй-ка попади в точечные цели, расковыряй толщи бетона. В составе фронта действовал Чехословацкий корпус Людвига Свободы. Среди его подчиненных нашли нескольких офицеров, которые до войны служили в здешних гарнизонах. Привлекли в качестве консультантов, узнавали у них особенности обороны, слабые места. Артиллерию вплоть до самых крупных калибров стали выводить на прямую наводку. В штурмовые отряды включали стрелковую роту, отделение саперов с запасом взрывчатки и нескольких химиков с дымовыми шашками – выкуривать врагов. Невзирая на все эти меры, наступление шло очень туго. 38-я армия Москаленко, действовавшая на направлении главного удара, за трое суток сражения сумела разрушить лишь 10 больших дотов и 18 пулеметных точек.

Но постепенно немцев продавливали, в системах укреплений появились проходы. Теперь гарнизонам еще не взятых казематов пришлось уходить, чтобы бункеры не стали для них ловушками. 30 апреля части 4-го Украинского фронта в Моравска-Остраву и двинулись навстречу 2-му Украинскому. Германская 1-я танковая армия, зажатая между ними, хлынула прочь из наметившегося мешка. Дальше предполагалось разворачиваться на Прагу, для этого специально выдвигался Чехословацкий корпус.

Однако 5 мая наложилось неожиданное событие, восстание в Праге. В общем-то, на чехов это было похоже. В Первую мировую они предали Австро-Венгрию, в Гражданскую войну в России – предали Колчака. Гитлеру послужили верой и правдой, но теперь, когда пал Берлин, объявили себя антифашистами. В какой-то мере ситуация напоминала авантюру в Варшаве. Эмигрантское правительство Бенеша загорелось овладеть столицей до прихода русских – и тем самым подтвердить собственную власть. Но, в отличие от поляков, чешское правительство боялось Москвы и не хотело с ней ссориться. Бенеш заверял Сталина в дружбе, а его эмиссары в Праге сговорились с коммунистами, сколачивали совместные отрядики.

Захватив чешское радио, они передали призыв к восстанию. Изготовившиеся отрядики напали на нацистские учреждения, быстро обрастали добровольцами. Забурлили окрестные городки, села, жители браво объявляли себя «партизанами». Овладеть германскими казармами в Праге повстанцам было не по зубам, их только оцепили. Зато гражданским немцам пришлось худо. «Освободители» кинулись громить их дома и квартиры, хватали немцев на улицах. Было убито не менее 800 беззащитных людей.

Но известие о мятеже возмутило фельдмаршала Шернера. Опираясь на столицу Чехии, он надеялся если не обороняться, то поторговаться с противником. Боеспособные войска еще имелись, Шернер бросил на Прагу эстонскую дивизию СС, чешских эсэсовцев, добавил ближайшие части вермахта. И тут-то взвыли повстанцы! Надеялись, что сами «освободятся», но профессиональные военные без труда разгоняли их отряды. А русским до Праги было еще далековато. Чехи рассылали отчаянные призывы о помощи. Советское правительство и командование поначалу были удивлены. Уточняли – что еще за восстание? Почему руководители не сочли нужным согласовать свои планы с СССР? Но ситуация все-таки отличалась от Варшавы. Пражане обращались к русским. По радио кричали по-русски – помогите! Как же было не откликнуться?

Хотя поблизости оказались и другие русские. Как уже отмечалось, генералу Власову было позволено сформировать всего две дивизии. А вооружить сумели только одну, 1-ю под командованием Буняченко (она же 600-я гренадерская дивизия вермахта). Ее передали в состав 9-й армии Буссе, обороняющей Берлин. 13 апреля бросили в контратаку на советский плацдарм на Одере. Дивизию потрепали настолько круто, что она замитинговала, отказалась от дельнейших атак. Немцы грозили расправами, но вскоре им стало не до власовцев. Началось сражение за Берлин, а русские «союзники» нацистов окончательно вышли из повиновения. Власов наметил через Чехию двигаться на запад, к американцам.

В момент восстания 1-я дивизия случайно оказалась рядом с Прагой. Появились переполошенные чехи, звали «русских братьев» на выручку. Буняченко пробовал связаться с Власовым, чтобы получить инструкции, но солдаты сами, без командиров, побежали помогать пражанам. К немцам у них накопились свои счеты, злоба за постоянные унижения, пренебрежение. А сейчас вдруг окрылились, что можно заслужить прощение. Для эсэсовцев атака власовцев стала полной неожиданностью, они отступили [4]. После этого Буняченко попытался вступить в переговоры с руководителями восстания, но те схватились за головы. Они-то готовились договариваться с советским правительством! Зачем им нужно было связываться с изменниками? Чешское начальство уклонилось от контактов с власовцами, подталкивало их убираться. Видя такое отношение руководителей, обнаглели и чешские «партизаны», начали исподтишка нападать на власовцев.

Буняченко поднял дивизию и ушел на соединение с остальными войсками Власова. Хотя пражских лидеров трудно было считать принципиальными. Бродячую русскую дивизию они спровадили, но при этом панически боялись, что теперь их раздавят. Они завели переговоры с германским военным губернатором Туссеном. 8 мая заключили соглашение, что восставшие разоружатся, разберут баррикады и свободно выпустят немецкие части, которые очутились запертыми в Праге. А за это нацисты пообещали не разрушать город. Надо сказать, они чрезвычайно обрадовались. Ринулись из чешской столицы побыстрее. Потому что до них уже дошли известия – приближаются советские войска.

Сталин отреагировал на призывы чехов, приказал спасать их. С востока ускорили движение армии 4-го Украинского. Но время не ждало, люди погибали, и на Чехию были развернуты дополнительные могучие силы – освободившийся 1-й Украинский фронт. Операция была в своем роде уникальной, и Конев провел ее блестяще. В предельно сжатые сроки из-под Берлина в Саксонию перебросили 3-ю и 4-ю танковые армии. Германская оборона была уже хиленькой, ее прошибли одним таранным ударом. Танковые лавины Рыбалко и Лелюшенко устремились на судетские перевалы, в Чехию. Двигались быстро, по дорогам. Впереди мчались на полной скорости авангардные отряды, захватывали и не позволяли взорвать горные тоннели, мосты.

Прорыв развивался настолько быстро, что враг даже не успевал отреагировать. В глубине расположения немцев о наступлении не знали, русские сваливались неожиданно. Германские части, попавшиеся на дороге, танки сметали на ходу, не останавливаясь. И точно таким же образом на шоссе в горах авангарды армии Рыбалко наскочили на колонну немецких военных машин – грузовики, несколько легковушек. Их расплющили походя, между делом, посбрасывали в кюветы ударами разогнавшихся «тридцатьчетверок» и понеслись дальше, не придав особого значения случившемуся. Одной колонной больше, одной меньше… Хотя в этой колонне переезжал штаб группы армий «Центр». Его уничтожили – и рассыпалась вся группировка Шернера [80].

Утром 9 мая танки 1-го Украинского фронта ворвались в Прагу, встреченные буйным ликованием народа. Через несколько часов с другой стороны подошли передовые отряды 4-го Украинского. В последней операции Великой Отечественной войны немцы потеряли 40 тыс. убитыми, 860 тыс. попало в плен. Советских солдат полегло 11 тыс., из них в Праге и ее окрестностях лишь 30 человек. Власовцев в боях за Прагу погибло около 300. Немецких солдат вместе с чешскими и эстонскими эсэсовцами – примерно тысяча. Из повстанцев и чешского населения отдали жизни полторы тысячи, столько же оказалось ранеными и искалеченными.

Германский гарнизон, отступивший из Праги, около 7 тыс. солдат и офицеров под командованием обергруппенфюрера Пюклер-Бургхауса двинулся на запад. Присоединился огромный табор гражданских беженцев. Западная часть Чехии уже была оккупирована американцами, но они отказались пропустить остатки пражского гарнизона в свое расположение. Отряды Пюклер-Бургхауса остановились возле демаркационной линии, окопались у деревни Сливовице. 11 мая их окружили советские части. Сдаваться немцы отказывались, и их накрыли огнем катюш. Тысячу человек перебили, Пюклер-Бургхаус застрелился, а его подчиненные подняли руки вверх.

Но участь военных, уныло шагающих в советский плен, оказалась далеко не самой худшей. Народ, отличившийся образцовым послушанием чужеземцам, теперь выплеснул низость и злобу, в полной мере достойную рабского бунта. В Праге еще до войны проживало много немцев, потом их число увеличилось. Селились служащие германских учреждений, офицеры привозили жен и детей – спасали от бомбежек в Германии. Торжествующие «повстанцы» ринулись расправляться с безоружными. Возбужденные толпы заливались пивом, плясали, пели, орали о свободе и тут же измывались и терзали немок, мирных немецких соседей, с дикой жестокостью умерщвляли и «предателей», служивших в германской администрации, полиции. Число таких жертв значительно перехлестнуло количество жертв восстания, за несколько дней в Праге перебили около 10 тыс. человек.

Однако и это оказалось лишь «цветочками». Из Лондона прилетело правительство Бенеша. Оно сперва обосновалось не в Праге, а в Пльзене – предпочло базироваться в американской зоне оккупации. Респектабельный демократический президент Чехословакии не только благословил зверства, но и принялся раздувать их. Из-под крылышка американского командования он начал рассылать призывы: «Беда, беда немцам, трижды беда! За свои преступления горько поплатятся! Ликвидируйте их!» Кстати, и американцы почему-то не поправили Бенеша, сидевшего у них в гостях, предоставляли ему средства связи.

12 мая он провозгласил задачу: «Немецкую проблему в республике мы должны окончательно ликвидировать». Правительство в Пльзене один за другим издавало декреты о национальной дискриминации. То ли списывало у Гитлера, то ли силилось переплюнуть его. В Чехословакии испокон веков проживали миллионы немцев, существовали области, где они составляли большинство населения. Но отныне им предписывалось постоянно носить нашивки с буквой «N» или со свастикой, запрещалось иметь радиоприемники, телефоны, автомашины, запрещалось пользоваться общественным транспортом, посещать театры, кино, рестораны, пивные и прочие публичные места. Запрещалось даже ходить по тротуарам! Наконец, последовал «итоговый» декрет. Все лица немецкой и венгерской национальности лишались чешского гражданства. Лишались его и все чехи, которые в период оккупации тем или иным образом получили германское или венгерское гражданство. Данные категории людей изгонялись из Чехословакии, а их имущество конфисковывалось.

Все эти притеснения сопровождались новыми вспышками погромов. В городе Усти на Лабе взорвался склад боеприпасов, погибло 43 человека. Впоследствии историки уличили в диверсии агента чешских спецслужб Бедржиха Покорны – цель состояла именно в том, чтобы спровоцировать волну ненависти и оправдать перед «мировой общественностью» изгнание немцев. А по городу стали кричать, что действуют германские «вервольфы». На улицах хватали немцев, бросали с моста в Лабу. Бросили и коляску с младенцем вместе с матерью. Она подхватила дитя, пробовала выплыть – с моста открыли огонь. Потом отряды «революционной гвардии» прочесали город, немцев собирали партиями и расстреливали. Эта бойня унесла 2700 жизней. Известны и расправы в других местах. Например, в Пршерове остановили колонну немецких беженцев, 265 человек. Всех убили – в их числе было 74 ребенка, самому младшему исполнилось 8 месяцев.