Текст книги "Принцесса в академии. Драконий клуб"

Глава 28. Про поклонника мадам Гортензии и муки совести

Если сперва я собиралась рассказать друзьям все о мадам Лилит, то на обратном пути, еще раз поразмыслив, решила открыть лишь часть правды, умолчав о статусе Марсия. Это его секрет, не мой. Я не готова взваливать на себя ответственность за судьбу целого королевства, не мне решать, кто из них лучший правитель для этой страны. Пусть друзья просто знают, что мадам Лилит следует опасаться.

День клонился к завершению, поэтому миссию наметили на завтра, и меня отвели обратно в темницу до утра. В коридорах царила полная неразбериха: слуги носились туда-сюда, в воздухе витала тревога, по отрывочным восклицаниям я поняла, что Марсий исполнил-таки свою угрозу. Сам он тоже мелькнул впереди – стоял в окружении министров. Я вытянула шею и напрягла слух, но получила тычок в спину от Эола Свирепого.

– Сюда, – великан мотнул головой в сторону боковой лестницы.

– Полегче, – проворчала я, потирая поясницу, – кажется, вы мне позвоночник сломали. Мне стоит показаться королевскому лейб-медику…

* * *

К лейб-медику он меня не отвел, но остаток пути старался соизмерять силу тычков. А силы у него было немерено.

Когда мы спустились вниз, друзья пришли в движение: вскочили, приникли к прутьям. Меня встречали, как смертницу, чей приговор отменили в самый последний момент и вернули с эшафота.

– Ливи, – встревоженно позвала мадам Гортензия, – все в порядке? На тебе лица нет! – Надеюсь, это животное хорошо с тобой обращалось? – уничтожающий взгляд в сторону Эола Свирепого.

Я испуганно обернулась, но великан, вместо того чтобы рассердиться, залился вдруг морковным румянцем по самую бороду и промямлил:

– Никак нет, мадам. Приказано пылинки с принцессы сдувать.

В доказательство он провел лапищей по моему подолу. У меня чуть колени в обратную сторону не прогнулись.

Я скрипнула зубами:

– Да бросьте меня уже наконец в камеру!

– Да-да, сейчас, – он загремел ключами, посекундно озираясь на мадам. Когда щелкнул замок и дверь отворилась, я поспешно юркнула внутрь, не дожидаясь, пока мне переломают кости.

Эол Свирепый захлопнул решетку (слегка ее покорежив) и, прежде чем уйти, помялся напротив соседней камеры.

Мадам Гортензия демонстративно отвернулась.

Эмилия покашляла, Магнус хмыкнул, Уинни захихикала, Озриэль проявил мужскую солидарность и промолчал.

– Мадам, – ахнула я, когда великан удалился, – да он готов есть из ваших рук!

– Ты преувеличиваешь, – небрежно повела плечами гномка.

– Вовсе нет: одно ваше слово, и он бы голыми руками оторвал дверь камеры, а потом разнес этот дворец по камушкам, если бы мадам Лилит или Марсий вздумали ему помешать. Вам стоит только попросить, и…

– Я не стану этого делать, – резко ответила гномка. – У нас с Робином все серьезно, и я не опущусь до такого обмана, не дам ложную надежду даже во имя спасения!

– Но…

– Разговор окончен. А теперь расскажи: чего они от тебя хотели?

Щепетильность мадам могла бы показаться чрезмерной, но я поняла, что в ней все еще свежи воспоминания о непорядочности Рудольфо и ее глубоко возмущает сама мысль о том, чтобы поступить подобно ему.

Я рассказала друзьям все, кроме главного.

– То есть Марсий просто хотел посмеяться над тобой? – фыркнула Эмилия. – Как это на него похоже!

– Много ты знаешь, что на него похоже, а что нет, – подала вдруг голос Уинни со своей кучи соломы, чем немало удивила всех присутствующих.

– Ты что, его защищаешь? – поразилась я. – Понравилось кормить его супом или Его Величество предложил повышение – стать дворцовой подавальщицей?

– Не твое дело, – огрызнулась гоблинша и отвернулась к стене.

– Но что это за вещь, без которой мадам Лилит не может обойтись? – удивилась Эмилия.

Ответ я заготовила заранее и постаралась, чтобы он прозвучал как можно небрежнее.

– Какая-то грамота за красноречие. Пустяк, но для нее важно, тешит тщеславие. Просто ей не хочется обращаться к мадам Черате.

– Между ними всегда существовала напряженность, – заметил Озриэль. – Что-то вроде скрытого соперничества.

– Но что ты с этого получишь? – уточнила мадам. – Надеюсь, она пообещала взамен освободить тебя?

Я покосилась на Озриэля.

– Что-то вроде того…

– Ливи, во время нашего разговора в зеркале ты сказала, что мадам Лилит нельзя доверять, – заметил ифрит. – Что ты имела в виду?

– Она… – я запнулась, – первый советник преследует свои цели, и она нам совсем не друг. Я в этом уверена. Уже одно то, что она ничего не сделала, чтобы помешать Марсию посадить вас сюда под ничтожными предлогами, говорит за себя. Скорее всего, инициатива исходила от нее. К тому же именно она наложила заклятие на моего отца.

– Не может быть!

– Зачем ей это?

Я кратко пересказала суть.

– М-да, а ведь магическая дипломатия была чуть ли не единственным предметом, который мне нравился, – сказал Озриэль в наступившей тишине.

– В дипломатии она мастер, – горько сказала я. – Умеет надавить на нужные рычажки. Но не волнуйтесь, мы все выберемся отсюда. Пока не знаю как, но это обязательно произойдет. Ах да, Озриэль, мне нужно будет связаться с Орестом, как это сделать?

– Зачем тебе? – удивился он.

– Он уже однажды бывал в хранилище, мы бывали, – поправилась я. Глаза Озриэля вспыхнули, но он не стал комментировать. В тот раз Орест меня поцеловал, и мы старались избегать этой темы. – Я сумела убедить мадам Лилит, что нуждаюсь в консультациях твоего брата, на всякий случай – вдруг дверь хранилища захлопнется или произойдет еще что-то непредвиденное. Поэтому мадам Лилит разрешила мне встретиться с ним завтра, перед походом в Академию. А я помню, ты говорил, что для вызова ифрита нужно специальное заклинание.

Как же мерзко было им врать!

– А ведь это может сыграть нам на руку, – задумался Озриэль. – Орест мог бы передать через тебя то, что поможет нам отсюда выбраться, только нужно хорошенько подумать. Это должно быть что-то небольшое, незаметное, и…

– Нет. – Я покачала головой. – Мадам Лилит предупредила, что такие штучки не пройдут.

Я была связана по рукам и ногам. До Академии и обратно меня сопроводят прихвостни первого советника. Единственное место, куда я войду без них, – это кабинет ректора и сообщающийся с ним подземный зал. Я не стану рисковать Озриэлем, операция должна пройти успешно, мне нужен этот свиток. Он и раньше был мне нужен, но только тогда я не знала, как поступлю. Теперь у меня не было выхода – только отдать его мадам Лилит. И я это сделаю ради спасения любимого. Если уж рушить королевства, то только во имя любви!

Вообще-то участие Ореста не было случайностью и уж тем более моей заслугой.

– Но что вы станете делать со свитком? – спросила я у мадам Лилит под конец аудиенции. – Даже если вы знаете первый язык королевства, то остальные жители не могут похвастать такой же эрудицией. Или собираетесь потрясти пергаментом с трибуны и попросите поверить вам на слово?

– Тут мы подходим к следующему пункту: мне нужна та штука, с помощью которой ты и твой дружок прочитали документ. Кстати, я так и не поняла, что это было? – мадам Лилит с искренним любопытством ждала ответа.

Смысла лгать не было, поэтому я нехотя сказала:

– Окаменевшая слюна гнома, спрыснутая из ручья знания. Возможно, в составе есть что-то еще, но мне об этом неизвестно.

– То, что нужно! – заявила мадам Лилит. – Пусть ифрит достанет еще.

– Сколько?

Тонкие губы растянулись в улыбке.

– Так, чтобы хватило на всех жителей города.

– Вы с ума сошли! Эти его штуки – большая редкость, единичные экземпляры, откуда он достанет их в таком количестве?

– Это не моя забота.

– Но зачем вам столько?

– А это уже не твоя. Если захочет сохранить жизнь брату, найдет способ. Я, со своей стороны, готова оказать финансовую поддержку.

Мне стало тошно при мысли о том, что жизнь Озриэля зависит от обязательности его самого непутевого братца. С Ореста станется пропустить встречу из-за какого-нибудь пустяка или вовсе о ней забыть …

– Так как его позвать, Озриэль? – снова спросила я. – Или это может сделать только другой ифрит?

– Да нет, не только, тут ничего сложного.

Он объяснил. Пока он рассказывал, остальные с интересом слушали. Позади зашуршала солома – значит, даже Уинни заинтересовалась.

Всего-то и нужно было, что одно распечатанное зеркало (мадам Лилит запечатала их, чтобы ни один любопытный ифрит впредь не мог заглянуть во дворец без приглашения) и заклинание из двух слов: первое служило призывом, а второе указывало на конкретного ифрита.

– То есть вторым мне просто написать имя – «Орест»?

– Да, – кивнул Озриэль и тут же спохватился: – Только на ифритском, конечно. Если мне дадут бумагу и перо, я напишу.

– Думаю, завтра мадам Лилит с превеликой радостью обеспечит тебя и тем и другим.

– Кажется, с этим разобрались, – подытожила мадам Гортензия с напускной бодростью. – Кто бы мог подумать, что первый советник так тщеславна: столько суеты из-за какого-то клочка пергамента в рамке. Зато взамен тебя освободят.

Я так и не призналась им, что на кону не моя свобода, а Озриэля: слишком зыбка была эта договоренность, а единственная гарантия – слово мадам Лилит. Но другого выхода я не видела. Нужно хотя бы попытаться.

– Все это какой-то кошмарный сон, – сокрушенно вздохнул Магнус и прошелся вдоль решетки, звеня «цапелькой». – Сперва бросают в темницу, потом выкидывают из города.

Я натужно улыбнулась:

– У меня есть и хорошая новость, Магнус.

Он перестал расхаживать и воззрился на меня:

– Какая?

– Если что, в ссылку мы отправимся вместе!

Даже в скудном свете лампы я увидела, как он посерел, ворсинки встали дыбом, паук пошатнулся.

– Что? Что с тобой? – испугалась я.

Он медленно вернулся на место и весь как-то поник, скукожился.

– Не подумай, что я не рад нашему воссоединению, Оливия, но… – Тут он поднял на меня четыре пары самых несчастных в мире глаз, и я все поняла.

– Арахна?

Он коротко кивнул.

– Давно вы виделись последний раз?

– Нас схватили вместе с Эмилией. Эти негодяи все предусмотрели – взяли с собой сачок! – Паук затрясся от ярости. – К счастью, ей удалось ускользнуть. С тех пор я ее не видел и даже не знаю, в городе ли она. – Он шаркнул по тюремному полу лапкой. – Возможно, улетела, решив, что тут уж ничем не помочь. Это было бы даже к лучшему, – с горечью закончил он.

– Уверена, что она этого не сделала.

– Ты так думаешь? – воспрянул Магнус.

– Я в этом уверена. Арахна совершенно особенная бабочка, ведь она сумела разглядеть под этим толстым хитиновым слоем и тонной сарказма прекрасную душу и оценить тебя по достоинству.

Паук ничего не ответил, только слабо улыбнулся, но улыбка и взгляд говорили красноречивее слов.

– А что насчет Индрика? – робко спросила Эмилия. – Ты его видела? Как он?

Не знаю, как принято оценивать самочувствие чугунных статуй, но для скульптуры он, по-моему, выглядел совсем неплохо, о чем я и сообщила подруге. Она немного успокоилась, хоть и не перестала опасаться, как бы Марсий не выкинул чего-нибудь еще.

Мы проговорили до глубокой ночи, но, по сути, ни к чему новому не пришли: только повторили то, что и так известно. Я рассказала о своем пребывании в замке дракона. Озриэль слушал очень внимательно – половину он уже знал после нашей зеркальной беседы, а потом вдруг сказал:

– Мне кажется, ты чего-то не договариваешь.

– Что? – смутилась я. – О чем ты?

В голову пришла фантастическая мысль, что Озриэль как-то догадался о нашем с драконом поцелуе. Нет, разумеется, я собиралась все ему сама рассказать, но… позже, когда наступит удобный момент.

Я вся сжалась в ожидании обвинения. Представила, как лицо ифрита исказится гримасой гадливости, и перед глазами все потемнело. Я не вынесу, если он станет меня презирать.

– Когда ты говорила о Кроверусе, у тебя было такое лицо… не могу передать. Признайся честно: он ужасно с тобой обращался?

Смысл сказанного не сразу дошел до меня. Сперва нахлынуло облегчение, оттого что секрет не выплыл наружу, а следом – жгучий стыд. Именно так себя, должно быть, и чувствуют преступники, чудом избегнувшие ответственности.

Интересно, можно как-то по выражению лица или другим признакам определить, что человек недавно с кем-то целовался? Я украдкой потрогала губы, вспомнив, каким горячим был поцелуй – вдруг остались следы, как тогда с Орестом? Нет, кажется, все в порядке. Но воспоминание о поцелуе породило жар в груди, как будто я прямо сейчас прижималась к дракону, и в ногах появилась противная слабость. Да что это со мной?

– Нет, – ответила я с излишней поспешностью. – Господин Кроверус был предельно вежлив и предупредителен.

Назвать это правдой можно было лишь с большой натяжкой, но мне хотелось поскорее завершить этот разговор.

В глазах Озриэля мелькнуло недоверие, но он не стал настаивать.

– До сих пор поражаюсь, как ты сумела уговорить его отпустить тебя, – в который уже раз восхитилась мадам Гортензия.

– Наследственные чары, капелька удачи и хороший учитель риторики.

Все посмеялись шутке и вскоре начали готовиться ко сну.

– А ты, Уинни… Уиннифред, – поправилась я, – чего Марсий от тебя хочет?

Она притворилась спящей. Эмилия перехватила мой взгляд и пожала плечами, мол, никто из них не знает. О причине я догадывалась, вот только что Марсий поставил в качестве условия освобождения: чтобы гоблинша была с ним поприветливее? Интересно, многим ли удавалось добиться искреннего расположения девушки, заточив ее в темницу?

– Озриэль, – позвала я шепотом, когда, по моим расчетам, остальные уже уснули.

Он откликнулся сразу, значит, тоже не спал.

– Да?

– Не хотела говорить при остальных, потому что все еще вилами по воде писано, но, кажется, я нашла способ избавиться от заклятия дружбы.

– Правда? – он радостно схватился за прутья. Мы сели друг напротив друга, разделенные тюремным проходом, и вытянули ноги, почти соприкасаясь подошвами.

– Да, один… друг подсказал, что причина может быть в застрявших в нас щепках от той магической стрелы.

– Друг? – удивился Озриэль.

– Призрак, которого я встретила в замке.

– И ты ему доверяешь? Он ведь заодно с драконом, то есть фактически враг. Это может быть какой-то уловкой.

Я, ни секунды ни колеблясь, отмела это предположение.

– Доверяю. Ему тут никакой выгоды, да и не думаю, что призраки на чьей-то стороне. Они… сами по себе.

Потом я рассказала, что мадам Лилит пообещала заказать щипцы, и мысленно поблагодарила Озриэля, когда он не стал высказывать и так очевидные опасения.

– Знаешь, Ливи, – сказал он, когда я закончила. – Даже если ничего не выйдет, лучше я буду до конца жизни твоим другом, чем меня в ней не будет вовсе.

Горло стиснуло, я почувствовала, что сейчас расплачусь, и скрыла волнение за сердитым тоном:

– Не говори глупостей. Мы со всем справимся, вместе. И никакой дракон нам не помешает!

– При чем тут дракон? – удивился Озриэль. – Я думал, с ним покончено.

– Да, покончено, – быстро согласилась я, – просто я очень устала, а завтра предстоит ответственный день.

– Отдыхай, Ливи, – кивнул ифрит.

– А ты?

– А я подожду, пока ты уснешь.

Устраиваясь спать, я так долго ворочалась и взбивала солому, что разбудила Уинни, о чем она немедленно мне и сообщила. Я ничего не ответила, отвернулась к стене и задышала ровно, сделав вид, что заснула. Вскоре раздался шорох – Озриэль лег спать, и вокруг воцарилась тишина, прерываемая сонным дыханием друзей, совесть которых была чиста. Ко мне же сон не шел еще очень долго.

Я прокручивала в голове события последних дней, и теперь к прежним страхам прибавился новый: я до икоты боялась, что Озриэль как-то догадается о том, что произошло между мной и Якулом… тьфу, то есть Кроверусом. Да что происходит! Раньше я даже в мыслях не называла дракона по имени…

Да и не было ведь ничего. А тот поцелуй – это всего лишь вынужденная мера, мне пришлось это сделать. Но, как я ни старалась убедить себя в том, что пошла на жертву, противный голосок внутри нашептывал, что жертвы сопряжены со страданиями, а не сладким жаром в груди.

Глава 29, в которой я раскрываю тайну кровеита, а мадам Лилит заказывает гномьи слюни

На следующее утро меня подняли ни свет ни заря и сразу отвели к мадам Лилит. Рабочий кабинет первого советника во многом напоминал ректорский. На стене красовался портрет Марсия во весь рост. Как патриотично.

Я передала ей слова Озриэля о том, как вызвать Ореста.

– Велите, чтобы кто-нибудь отнес ему пергамент и перо, он напишет нужное заклинание.

Первый советник отправила с этим поручением Эола Свирепого. В другой ситуации покровителю факультета доблестных защитников вряд ли понравилось бы служить мальчиком на побегушках, однако частые спуски в подземелье явно радовали его.

Пока мы ждали, мадам Лилит нетерпеливо прохаживалась туда-сюда и произнесла от силы две-три реплики, по всему было видно, что она нервничает. Время от времени она выглядывала в окно и потирала ручки, совсем как ее дядя. Последний тоже вскоре явился, но, в отличие от племянницы, вел себя совершенно непринужденно. Он галантно поздоровался со мной, словно и не было той сцены в Академии, устроился в одном из стульев-кресел и поинтересовался, завтракала ли я. Я нехотя призналась, что не успела – меня отвели сюда раньше, чем нас покормили. Тогда он позвонил в колокольчик и велел принести бутербродов с теплой уткой, спаржу и тыквенное печенье.

Я старалась сохранять презрительно-отстраненный вид и хотела отказаться от угощения, но намерение вылетело из головы, как только принесли все вышеперечисленное. Великие дела не совершают на пустой желудок, поэтому я без малейшего стеснения устроилась за столом мадам Лилит и принялась за завтрак.

Глюттон Медоречивый тоже подцепил одно тыквенное печеньице и, прежде чем отправить в рот, аккуратно счистил посыпку:

– Терпеть не могу кунжут, – пояснил он и повернулся к мадам Лилит, рассеянно смотревшей в окно. – Не желаете ли присоединиться к нам, дражайшая племянница?

Та вздрогнула, придя в себя от задумчивости, недовольно покосилась на нас и отклонила предложение.

– А зря, – констатировал он, подмигнул мне и отправил печенье в рот.

– Вы с таким уверенным видом творите зло, – не удержалась я. Прозвучало почти как комплимент.

– А именно так его и нужно творить, – спокойно заметил принц. – Во-первых, выгадаете время, пока сильные будут приходить в себя от вашей наглости, а во‑вторых, слабые, видя такую решимость, засомневаются в себе. Люди любят уверенных. – Его глаз-протез полыхнул алым. – Прошу меня извинить, принцесса.

Принц вынул из кармана элегантный платок с монограммой, извлек глаз и принялся его протирать. Пару секунд я молча наблюдала за тем, как он ловко полирует его кусочком ткани, а потом подавилась печеньем. Пальцы инстинктивно потянулись к шее, где до недавнего времени висел рубин фортуны.

– Это… это… – я задыхалась, тыча в сторону камня.

– Вы хотите знать, не кровеит ли это? – любезно подсказал собеседник.

Я с трудом кивнула.

– Именно он, – Глюттон Медоречивый сдул невидимую пылинку с красного шарика, отчего тот снова вспыхнул, и в глубине заволновался клубок светящихся нитей, а потом вернул в глазницу. – Лучшего материала для таких целей не найти. Так что, если когда-нибудь возникнет подобная нужда, очень рекомендую. – Глаз крутанулся и встал на место. – Пользуюсь уже тысячу лет и никаких нареканий. – Он сопроводил шутку еще одним подмигиванием, а я никак не могла прийти в себя.

Передо мной совершенно отчетливо встала страница из «Камней неустановленного происхождения», где перечислялись области применения кровеита.

«…при производстве ювелирных украшений, в качестве магических амулетов, протезов, реквизита прорицателей, разменной валюты у гномов и для игры в камешки».

Разгадка все это время была так близко! Если, конечно, я правильно поняла…

Мадам Лилит оторвалась от созерцания двора и повернулась к нам. Лицо было совершенно непроницаемым, но я поняла, что наша беседа от нее не ускользнула.

– Довольно, дядя. Не стоит обременять сейчас головку принцессы лишней информацией – пусть сосредоточится на предстоящей задаче.

Я хотела возразить, что моя голова вполне способна выдержать натиск нескольких мыслей сразу, но в этот момент вернулся Эол Свирепый и с поклоном протянул мадам Лилит небольшой медный поднос, на котором лежал сложенный вчетверо листок.

Та прыгнула вперед кошкой и нетерпеливо сгребла его. Это так резко контрастировало с ее привычной сдержанностью, что Глюттон Медоречивый поднял бровь. Первый советник спохватилась, с напускным равнодушием заглянула в записку и протянула ее дяде, а сама направилась к столу, где лежала заранее приготовленная толстенная книга. Содержимое послания, как и говорил Озриэль, состояло всего из двух слов, а вот буквы меня поразили. Это были обыкновенные вертикальные палочки, расположенные под разным углом. Я тоскливо подумала о том, что не мешало бы выучить родной язык Озриэля. «С чего ты взяла, что у тебя будет такая возможность и что он тебе пригодится?» – ехидно шепнул внутренний голосок.

Мадам Лилит протянула книгу принцу.

– Удостоверьтесь, дядя.

Каждая страница была разбита на столбики на двух языках. Глюттон Медоречивый держал в руках ифритский словарь.

Мадам Лилит правильно истолковала мой взгляд и усмехнулась:

– Верить на слово – слишком большая роскошь в наши дни.

Принц отыскал нужную страницу, прислонил к ней записку и сверил первое слово, затем точно так же проверил и второе, только уже по буквам.

– Все в порядке, – заключил он, возвращая словарь мадам Лилит, – можем переходить к следующей части. – Он встал, поправил мантию и предложил мне локоть. – Не откажете составить мне компанию, принцесса?

Я не отказала. А что, был выбор?

* * *

Мы следовали чередой секретных коридоров: входили в потайные дверцы за гобеленами, выходили из ниш за доспехами, чтобы тут же нырнуть в объятия фальшивых стен.

По пути я воспользовалась моментом и невинно поинтересовалась у своего провожатого:

– А это правда, что, благодаря ему, вы можете видеть будущее? – я осторожно указала на искусственный глаз.

Тот лукаво блеснул.

– Возможно, – протянул принц.

– И что кровеиты притягиваются друг к другу?

Беззаботный тон его не обманул.

– Осмелюсь предположить, принцесса, что это не праздное любопытство.

– Что вы, напротив! Празднее некуда. Просто одно время я подумывала выбрать в качестве темы для курсовой работы по артефактологии кровеит, но от затеи пришлось отказаться – слишком мало справочного материала. Вообще-то всего одна книга, и та наполовину вымарана.

– Любопытно, а я-то уж подумал, что это как-то связано с тем кулоном, который висел у вас на шее в памятный день нашей первой встречи тогда, на площади. Официальной встречи, я хочу сказать. – В горле у меня пересохло. – Правда, помнится, несколькими неделями раньше, – он задумался, – да, думаю, это было недели за две до того (когда ты камень, время течет иначе), как я испытал схожее ощущение, – он постучал по протезу, – неприятнейшее, доложу я вам: глаз жжет и готов вылезти из орбиты, поэтому я рад, что вы решили избавиться от кулона.

В его ухмылке мне почудился намек.

– Испытали схожее ощущение – хотите сказать… притяжение? – сдавленно спросила я и задержала дыхание.

«Настолько сильное, что способно притянуть владельца второго кровеита даже из другого королевства… Особенно если этот самый владелец в этот самый момент пролетал мимо с помощью свечного огарка».

Мадам Лилит, шедшая впереди и уже некоторое время поглядывавшая на нас, сбавила шаг и сладко осведомилась:

– О чем это вы секретничаете, дядя?

Но взгляд, в противоположность тону, был цепким и настороженным.

Я чуть не застонала: одна фраза отделяла меня от разгадки сразу двух загадок! Что ей стоило вмешаться минутой позже? Глюттон Медоречивый мгновенно переключился и ловко сменил тему. Можно подумать, он развлекал дам на званом вечере, а не сопровождал узницу и первую заговорщицу королевства.

Случай возобновить прерванную беседу так и не представился – мадам Лилит вилась вокруг коршуном. Единственным утешением служила мысль, что она почувствовала опасность и теперь волнуется: первый советник считала глупенькую принцессу неспособной найти связь между кровеитом и заклятием Сердцевырывания. А еще я порадовалась, что рубин фортуны остался у дракона. Подальше от ее цепких рук.

Я по-прежнему не знала, как снять заклятие с отца, зато вполне уверилась в правильности догадки, зародившейся еще среди библиотечных стеллажей Академии. Тогда она была слишком смутной, теперь обрела отчетливость и заиграла правдивыми красками. Раньше я винила Вещую Булочку в том, что оказалась в Затерянном королевстве вместо объятий Суженого. Даже подозревала, что пророчица нарочно подсунула мне бракованный огарок, чтобы избавиться от неудобной принцессы, но сейчас поняла: свеча работала исправно, просто никто не мог предположить, что на полпути к Суженому рубин фортуны притянет к глазу Глюттона Медоречивого.

* * *

Зала, в которую мы пришли, была чем-то вроде малой гостиной, давно не использовавшейся. Мадам Лилит сразу устремилась к потертому зеркалу у стены. Наверное, то самое, через которое Озриэль нашел меня. Цветочные обои показались мне смутно знакомыми.

Мадам Лилит пробормотала несколько слов, прищелкнула пальцами, и поверхность мигнула.

– Готово, – сказала первый советник, обернувшись, – зеркало распечатано, приступай.

Она едва сдерживала возбуждение. И это только начало, представляю, что будет, когда свиток окажется у нее в руках. Я взяла протянутый Глюттоном Медоречивым листок и карандаш, пишущий на любых поверхностях, подошла к зеркалу и тщательно перенесла на него заклинание вызова.

– Долго ждать? – нетерпеливо осведомилась мадам Лилит.

– Озриэль сказал, что это заклинание срочного вызова, так что…

– Привет, крошка… – раздалось из зеркала. Орест перевел взгляд на мадам Лилит и осклабился, – и еще одна крошка, – потом на Глюттона Медоречивого, – и тебе не скучать, Ваше Каменейшество.

Несмотря на шутливый поклон, я почувствовала, что ифрит предельно серьезен и намеренно оскорбительный тон – всего лишь бравада. Зря я считала, что он легкомысленно относится к ситуации с братом.

– Не смей так со мной разговаривать, – вскипела мадам Лилит, но тут же справилась с собой и холодно процедила: – Теперь слушай, ифрит. Сейчас мы…

– Как ты здесь очутилась, крошка? – спросил Орест так, словно мы были тут одни, и обвел глазами зал. – Рад, что ты вернулась к нам цела-невредима. Уже знаешь про Оззи?

Мадам Лилит чуть не задохнулась, а ее дядя наблюдал за происходящим, прислонившись к колонне, и не вмешивался. Кажется, его это даже забавляло.

– Орест, – тихо сказала я, – теперь я тоже тут, в темнице, но сейчас это неважно, – поспешно добавила я, видя, как брови ифрита поползли вверх. – Тебе нужно выслушать предложение мадам Лилит.

– Она отпускает моего брата? – перебил он, снова обращаясь исключительно ко мне и тем самым выбрав самый действенный способ вывести мадам Лилит из себя.

– Пока нет, но…

– Тогда нам не о чем говорить, – отрезал он. – И пусть не думает, что это так просто сойдет ей с рук. Не волнуйся: мы вытащим вас обоих, крошка. Никто не может посадить одного из Ирканийских под замок и выйти сухим из воды. Мы уже подали петицию подземному королю и добились поддержки Коллегии – группы самых уважаемых ифритских семей.

Если он хотел этим заявлением напугать первого советника, то добился обратного эффекта: она неожиданно успокоилась, впервые за утро, а на губах заиграла улыбка, которая, по моему опыту, предвещала неприятные известия.

– Вы могли не утруждаться, – ласково заявила она, сложив ручки под грудью. – Не далее как вчера, вышеназванная Коллегия заверила меня, что не станет вмешиваться в наземные дела, тем более что обвиняемый ифрит нарушил закон, тайно вторгшись во дворец. – Орест оторопел. Первый советник изобразила удивление: – Как, вы не знали о решении Коллегии? Ах, ну конечно, откуда вам! Ведь рассмотрение петиций от «не-очень-важных-персон» занимает время, а очередь, как я слышала, расписана на годы вперед.

Напускная уверенность покинула Ореста.

– Ну что, теперь готов слушать? – спросила мадам Лилит совсем другим тоном.

– Пожалуйста, Орест, – добавила я. – От этого зависит жизнь Озриэля.

Ифрит перевел мрачный взгляд с первого советника на меня и обратно, сложил руки на груди, надел темные очки и дерзко вскинул подбородок:

– Ну?

* * *

Услышав, сколько нужно гномьих слюней, Орест отреагировал примерно так же, как я. И получил такой же ответ.

– Сам понимаешь, время не терпит, – с притворной мягкостью заметила мадам Лилит. – Кто бы мог подумать, что ифриты такие неженки: твой братец буквально рассыпается на глазах. Больно смотреть.

Орест побледнел и сквозь очки прожег ее уничтожающим взглядом.

– С Озриэлем все в порядке, – поспешила успокоить я, – но мадам Лилит права: поторопись.

– А то я не знаю, – буркнул он и добавил в своей привычной манере: – Кстати, без оболочки я буду посимпатичнее Оззи. И когда мы разделаемся со всем этим, то могли бы встретиться в более уютной обстановке.

– У тебя есть с собой тот образец? – перебила я.

– Гляделки? – уточнил он.

– Э-э, наверное.

Ифрит полез в карман.

– Вообще-то у них не было названия, тогда я предложил гномам свой вариант. Им понравилось, так что теперь выпускают под таким.

Прежде чем вытащить руку, он медленно обвел глазами мадам Лилит и ее дядю. Первый советник впилась взглядом в его нагрудный кармашек и облизнула губы. Он вынул уже знакомую коробочку и потряс ею. Я раскрыла ладонь.

– Могу я взять ее сегодня с собой, Орест? Хочу быть уверенной, что не перепутаю документ.

Последнее я особо выделила, и ифрит понял намек. О путанице речи даже не шло – у меня на уме было другое.

Он для вида поколебался, и мадам Лилит пренебрежительно махнула рукой.

– Толку мне от одной пары. Совсем скоро у меня их будут тысячи.

Орест протянул мне через зеркало коробочку.

– Я верну ее, – пообещала я.

– А я сделаю все, что от меня зависит.

– До встречи завтра утром, – пропела мадам Лилит. – В этом же зеркале, ровно в семь.

– Это что, часть плана: пытка недосыпом? – проворчал он и добавил: – Захватите задаток, гномы сейчас подозрительны и без аванса работать не станут. – Он снова повернулся ко мне и взволнованно начал: – Ливи, передай Озриэлю, что вся наша семья…

Первый советник произнесла те же слова, что и вначале, зеркало мигнуло и погасло – выключилось. Теперь в нем снова отражалась только комната.

Я раздраженно обернулась:

– Это было обязательно?

– Телячьи нежности, – фыркнула она. – Пустая трата времени. Все, пора, принцесса.

Покидая зал, я оглянулась на зеркало и шепнула:

– Не подведи, Орест.

А потом незаметно сунула универсальный карандаш в карман, в котором уже лежали гляделки. Не станет же покровитель факультета магической дипломатии мелочиться, требуя его обратно?