Текст книги "Легенда о царице. Часть пятая. Царство мертвых"

Глава пятая. Звездная река

– Не стой столбом на месте. Видишь, ворота запечатаны и путь назад отрезан.

Вестник уперся в корму, столкнул лодку в мерцающую воду, и загробный вояж начался.

Под днищем протекали прозрачные струи, в которых шевелились длинные космы водорослей, скрывающие дно потока. Вода словно дымилась, от ее поверхности, отрывались серебристые искорками и разлетались в темноте. Искры закручивались вихрями и, крутясь водоворотами, уплывали вдаль. В темной бездне взлетали далекие огненные струи, бросая багровый отсвет на странника по глубинам преисподней и его спутницу.

Кебхут перебралась с носа лодки на корму поближе к вестнику. Точнее сказать она переползла, извиваясь узкими и длинными бедрами, словно гюрза, скользящая боковым ходом. Обвила вестника руками и ногами, прижалась всем телом, положила голову на плечо и, томно зашипев на ухо, возвестила:

– Какой ты тепленький и это очень мило. Ты здесь такой первый. Все обычно холодные как рыбы и чувств не вызывают. Теперь, пока мы движемся в глубины Дуата, есть время заняться нам любовью. Так что спрашивай, что непонятно.

Логика женщины-змеи была несколько странноватой, но странник решил воспользоваться представленным случаем.

– Прекрасная Кебхут, скажи, как называется река, по которой мы совершаем такое романтическое путешествие?

– Х-х-хм! Вот чудак! Как можно было соваться в преисподнюю, толком ничего не зная? Это же великий Хапи, мой сладкий дурачок! Звездная река, отраженье того Хапи, что в мире верхнем. А тот в свою очередь отраженье звездной реки нижнего мира в мире верхнем.

– Звездная река? Та, что видна с земли на небе?

– Ну, наконец-то!

– Так мы на небе?!

– Вот глупый! А где, по-твоему, должны жить боги?

– Это млечный путь! Священное молоко коровы!

– Да, мой любимый.

Кебхут приблизила свое узкое лицо с загадочно сияющими змеиными глазами, потерлась носом о нос спутника, что означало, в то древнее время, приглашенье к ласке, затем высунула длинный, черный раздвоенный язычок и принялась нежно касаться им лица своего спутника. Общекотав щеки, нос, уши и шею, змеиный язык коснулся губ и начал протискиваться между ними.

Вестник непроизвольно сжал их.

– Что такое?! – заледенела змея-девица, – В чем, собственно, дело?

Язык убрался и Кебхут, откинув слегка голову, уставилась на вестника. Вертикальные зрачки ее превратились в узенькие щелки, словно змея приготовилась к ядовитому удару.

– Ты почему меня ласкать не хочешь?

– Прости, прекрасная богиня, я ладьей правлю, и руки у меня заняты по сей причине.

– Одной рукой правь лодкой, другой же обнимай меня. И ноги у тебя свободны – обнимай меня ногами.

Вестник привлек к себе правой рукой рассерженную богиню, что касается ног, то ими он обнять не смог бы даже при желанье – они были и так обвиты ногами Кебхут.

Впрочем, и привлечь ее он так же не смог. Змея, видимо, решила покапризничать, напрягла тело и не привлекалась, и вестник почувствовал под рукой тугую пружину. В худом, изящном, длинном теле присутствовала громадная сила.

– Ш-ш-ш-што, не нравлюсь-сь-сь? – обледеневшим голосом спросила богиня, стрельнув раздвоенным языком.

Серо-черный поблескивающий силуэт змеи четко выделялся на фоне ночного неба. Ртутные брызги из звездной реки запутывались в ее многочисленных косичках – волосах, напомнив уже очень далекую картину. Огненные фонтаны, взлетающие в темной глубине, озаряли хрупкую фигуру богини-змеи, придавая ей весьма инфернальный облик. Глядя на это потустороннее существо, находящееся в своем привычном мире, вестник подумал, что не следует его, наверное, сердить и злить.

– Вот именно. – неожиданно сказала Кебхут.

Ведь неизвестно какой властью обладает дочь владыки преисподней и что может она с ним сделать.

– Ого-го-го! – пообещала змея.

Тем более что она ему-то как раз и помогает.

– Ну, так, еще бы! А также: то-то и оно.

– Не сердись, пожалуйста, моя красавица-змея. Из всех в мире змей тебя прекраснее и не сыщешь. Я просто от неожиданности растерялся. Иди в мои объятья, прильни своим изящным и прохладным и совершенным телом.

Кебхут некоторое время одаривала вестника взглядом удава, созерцающего кролика.

– Высунь язык. – потребовала она.

– Ф-ф-фи! – прошипела она, узрев требуемое и хихикнула. – Какой, однако он у тебя, противный!

Тем не менее, змеиный язык тут же показался изо рта, осторожно коснулся своего напарника и начал свиваться вокруг него кольцами.

– И неуклюжий. – не совсем внятно произнесла Кебхут.

Некоторое время они застыв исполняли языками парный эротический танец. И этого было достаточно для экстаза, ведь языком ласкалась богиня. Змея – богиня!

– Ну спрашивай же дальше. – по прежнему невнятно прошипела Кебхут.

С удивлением вестник обнаружил, что экзотические ласки приносят ему удовольствие медленно и ненавязчиво переходящее в наслаждение. Он чувствовал, что из змеиного языка исходит к его языку легкое пощипывание, растекающееся по всему телу. Особенно, когда они встречались самыми кончиками. Глаза змеи находились прямо перед его глазами и он видел зрачки то расширяются, то вновь сужаются в узкую щелку и теперь они были завораживающе прекрасны, и все это странное создание неожиданно оказалось сказочно великолепно и совершенно.

Он нежно притянул к себе тонкое тело, чувствуя как там под кожей что-то тугое и сильное, но податливо прильнувшее к его телу. Ему уже казалось очень возбуждающим, что ее тело прохладно, а его наоборот тепло. И глаза совершенно не такие и раздвоенный язык упруго-жесткий. Все очаровательно и божественно прекрасно.

– Наконец-то возлюбленный мой понял. – сладостно прошипела Кебхут. – Не обязательно смотреть на то, что пред тобою – надо уметь увидеть то, что необходимо. Надо видеть суть.

Тело женщины-змеи так плотно прижалось к телу вестника, что ему казалось, будто змея обвила его кольцами. Он чувствовал легкую дрожь ее прилипшего тела, и легкое змеиное шипенье было слаще любых нежных слов. Наполнив его до краев блаженством, змея еще плотнее обняла, видимо, чтобы ни капли не вырвалось наружу.

– Ну, что же ты ничего не спрашиваешь, о, мой возлюбленный? Я ведь вижу – у тебя между губ торчат вопросы.

И хоть между губ у вестника торчал его язык на пару с языком змеиным, он все же спросил:

– Значит, боги живут здесь на небе?

– Не на земле же. Хоть одного бога ты там видел?

– Признаться честно – нет. Видел существо очень похожее на богиню. Себя она так именно и называла.

– Не-е-ет. – прошипела замирающая в экстазе змея. – На земле богов не бывает. Их там и быть не может. Все боги и богини здесь.

– Почему? Там на земле считают, что боги где-то рядом.

– Ош-ш-шибка. Ну, сам подумай – как там могут боги появиться? Мир богов находится в Дуате, а там мир внешний, состоящий из вещей. Чем и как там, к примеру, мне явиться?

– А откуда же вы знаете, что он вообще существует – этот верхний мир?

Кебхут весело зашипела и еще сильней сдавила вестника в объятиях.

– Какой же у меня возлюбленный забавный! А вы откуда знаете про наш? Это вопрос по интересней – ты не находишь?

– Да мы-то толком и не знаем. Я ничего подобного и не предполагал. – признался вестник, гладя Кебхут по жестким, шевелящимися под ладонью, змеиным волосам. Искры слетали с волос богини и доставляли вестнику болезненные удары наслаждения.

– Ошибаешься, мой теплый. Именно вот это ты и предполагал увидеть.

– Но все же объясни – как вы общаетесь или влияете на тот верхний мир? Или прав великий мастер, что вам он безразличен?

– Нет, ну как же мы без вас, таких славненьких милашек. Не мы в ваш мир приходим, а вы в наш.

– Так здесь вместе с богами живут и люди?

– Здесь нет людей и быть не может, в том виде, что ты привык.

– Как это – не может. Что такое говорит прекраснейшая из всех змей? А я? Я-то вот он!

Кебхут сузила зрачки.

– А ты, мой мягкий, все еще не понял.

– Так объясни же. Моя упругая и длинненькая маленькая змейка.

– О-о-о-о. – зашипела, польщенная, Кебхут. – Поцелуй меня любимый.

Все клетки ее тела задвигались, словно тысячи пальцев, начали массаж вестника, и его тело отозвалось такими же движениями, и долгое время они плыли в ладье по прозрачным волнам, освещенные багровыми сполохами и осыпаемые светящимися искрами.

Затем Кебхут легла рядом, положив голову на грудь вестнику. Наслаждение, нараставшее до последнего момента, казалось должно бы уже разорвать сущность вестника на множество кусков и разбросать по всем закоулкам Дуата, не пошло на убыль, просто теперь оно исходило из тела в окружающий мир, соединив их в одно целое. Наслаждение перешло в блаженство. Некоторое время они лежали, молча глядя в изогнутую даль нижнего мира и в глаза друг друга. Затем длинные пальцы змеи-богини нашли ладонь вестника.

– А ты, глупый, думал, что вы нам безразличны.

Она приподнялась на локте и шаловливо тронула языком его нос.

– Ну и как тебе любовь змеи-богини?

– Я не решусь об этом сказать ни слова. Слова уж очень неуклюжи.

– А ты об этом мне подумай.

И вестник подумал обо всем том, что ощущал только что и о том, что чувствовал сейчас. Змея благодарно потерлась о него всем гибким телом.

– Однако мы так увлеклись любовью, что вторые врата проплыли незаметно. Ты знаешь, где мы?

– Знаю – в стране второго часа. В стране блаженных.

– Да, в стране Уэрнес, в долине богини Хатхор. Теперь тс-с-с… как можно тише, не нарушай покой блаженных…

– Но, я вообще о видел храм богини золотой любви. Я видел ее древний храм и хорошо запомнил.

– А спрашиваешь, как бы мы узнали о мире верхнем. – весело улыбнулась Кебхут.

– И кто же населяет страну великой Хатхор

– Конечно же, души блаженных. Смотри.

Страна Хатхор находилась в таинственном полумраке. Рогатый месяц, плавая над рекой, нежно изливал мягкий полусвет. Ароматы цветов, сменяя друг друга и переплетаясь, заструились вокруг, и разноцветные их струи были видны глазу. Струи ароматов сплелись в видимые струи и стали видны глазу и остальным чувствам. Шелест листвы на деревьях был мелодичен и музыкален. Огоньки двигались по речной долине, собирались в стайки и стремились к мерцающей реке.

– Что это? – шепотом спросил вестник, боясь грубым звуком человеческого голоса спугнуть резвящиеся огоньки, нарушить мелодию листьев и сдунуть аромат цветов.

– Дочери богини Нут. Но можешь говорить нормально.

– Так это…

– Ну да, это звезды. Пока великий Ра путешествует по верхнему миру, они своим светом рассеивают тьму кромешную Дуата, освещая мир блаженным душам.

Огоньки двигались к реке то, рассыпаясь, словно искры от костра, то вновь сбиваясь в стайки, и теперь видны были диковинные деревья, растущие в речной долине с ветками, покрытыми резными листьями и цветами. Кроны деревьев широко раскинули ветви, бережно прикрывая мир внизу. Высокая трава, росшая куртинами на берегу реки тихо колыхалась, позванивая чуть слышно, словно кто-то перебирал струны арфы.

– Почему здесь все так же, как и в мире верхнем? – спросил удивленный вестник.

– А что же ты хотел увидеть? – в свою очередь удивилась Кебхут. – Иначе здесь и быть не может. А вот одна уже явилась! Смотри!

На берегу сидела, болтая в воде ногами, девушка в прозрачном платье с зеленоватой короной-звездой на голове. Зеленое сияние освещало метелки прибрежной травы, и с них слетала искрящаяся пыльца и струйками поднималась ввысь. Звездная дева, улыбаясь, смотрела на проплывающую ладью и приветливо помахала ручкой.

Из под полога леса словно брызнуло разноцветным огнем – на берег высыпала стайка девушек, каждая с сияющей звездной короной на голове. То, что издали, казалось странной музыкой, на берегу реки обернулось девичьим смехом.

Девушки-звезды забежали в воду, с подвизгиванием, плескались друг на друга и беспрестанно смеялись, хихикали и хохотали.

Затем, сбившись в стайку, постреляли, улыбаясь, на вестника глазами и нырнули в воду. В светящейся воде, ставшей неожиданно очень глубокой, их силуэты видны были прекрасно. Они скользили меж диковинных водорослей, тянувших к ним зеленые космы, словно серебристые рыбки. Вынырнув у самой ладьи, звезды ухватились за борта, тянули к вестнику руки, и с хихиканьем шутливо брызгали сияющей ртутной водой.

– Привет вам звезды, наконец я среди вас. – вежливо обратился к ним вестник. – Всю жизнь мечтал об этом.

– Не говори с ними. – неожиданно запретила Кебхут.

– А…

– И не смотри на них. – тоном ранних заморозков добавила она.

– Но они такие милые.

– На меня смотри. – заморозки превратились в лед.

«Ах, вот оно в чем дело!» – подумал вестник.

– Да ничего подобного. – тут же среагировала Кебхут. – С ними бесполезно говорить.

– Они немые? Какая жалость.

– Вовсе нет. Просто здесь страна блаженных, и слова им не нужны, здесь все без слов понятно, и слова только все испортят. Заговорив с ними, ты будешь выглядеть полным придурком! Ведь сам же о моей любви не смог сказать словами. Ты же не хочешь выглядеть в глазах дочерей Нут полным идиотом?

– Но они же смеются.

– Это сколько угодно. То, что ты сказал им, на небесном языке, выглядело весьма смешно.

– А плакать они умеют?

– Заплачут, когда нужно будет.

– А улыбаться им можно?

– Да сколько угодно.

Вестник протянул звездным девам руки, жалея, что их всего-то две и улыбался, к своему удивлению совсем не похотливой улыбкой, а просто потому, что ему хотелось улыбаться.

Тут вдруг вестнику пришла в голову неожиданная мысль, и он застыл едва ли не с открытым ртом.

– Послушай, Кебхут, мы вот все плывем, плывем и все по стране блаженных душ и какой странный вопрос возникает вдруг – а… где ж они? Где Души эти самые блаженные? А? И где они? Вот дочери Нут вот они, здесь! А блаженные?

Кебхут грустно вздохнула.

– Что, в самом деле?! – ужаснулся вестник.

Кебхут вздохнула очень тяжело.

– Неужели ни одного за все то время, что род людской существует. – в отчаянии вскричал вестник.

Девушки-звезды участливо побрызгали на него хрустальной водичкой и нежно погладили по рукам.

– Величественные леса, обширные луга, прекрасные цветы с ароматами, которые даже можно видеть, источники с хрустальной водой, в общем, идиллия и пастораль и рай и ни единой души достойной, а может… о, боги!

Кебхут тоскливо зашипела.

– Да неужели ж мы, люди, такая дрянь на самом деле?! – в сердцах воскликнул вестник. – Мы, что все говно такое!?

– Все, все, все! Довольно! – захохотала Кебхут. – А то ты договоришься. Успокойся вестник.

Змея-богиня обняла своего спутника и нежно пощекотала языком.

– Есть здесь души достойные блаженства. Но их, конечно же, немного, ты и сам это понимаешь, если хорошенько на свою душу посмотришь. Кроме того, не все здесь они – некоторые уходят.

– Уходят от блаженства? Что вообще это такое и как здесь живут. В чем смысл существованья.

– А им смысл совсем не нужен. Зачем он им? Они достигли блаженства и больше нечего желать.

– Это же мучительно, наверно? Нечего больше желать! Мне такое представить невозможно.

– Просто ты обычный человек и не за тот конец палки ухватился. Не нечего больше желать, а всего уже достигли и более уже не надо. У них нескончаемо наслажденье от самого существованья. Вот ты чего еще хотел, когда достиг любовного со мной блаженства?

– Ну, как это! Я хотел бы еще… Совершенно ничего! – сам удивился вестник. – Просто еще того же хотел бы.

– А сейчас чего ты хочешь.

– Того же самого и оно меня все не покидает. Но мне вот что непонятно – страна эта на верхний мир похожа, но нет ничего, сделанного человеком – ни зданий, ни храмов и никаких строений.

– Вот глупый! Зачем им это? У них леса, поля, горы и реки. Они могут идти куда угодно. Им не нужны дома и не нужны слова, все и без слов понятно. У них есть красота мирозданья – чего же более?

– Но некоторым идиллия может и наскучить. Человеку нужно что-то делать, а некоторым для самовыражения необходимо разрушать.

– Тут ты адресом слегка ошибся. Сюда подобные просто не попадают. Для них другое совершено место.

– Но ты говорила, что кое-кто уходит.

– Когда здесь проплывает Ра на своей золотой барке, они вспоминают о верхнем мире и о том, что там творится, и некоторым становиться блаженство невыносимо, при мысли о существовании страданий. И они возвращаются в мир верхний, что бы рассказать людям.

– О чем же.

– О том, что можно жить в любви, и больше человеку ничего не надо.

– И, видимо, очень скоро попадают сюда обратно. Их, из того мира, очень быстро отправят обратно, с такими-то мыслями.

– По большей части да. Ты, видимо, очень хорошо мир людей знаешь. Но хоть кто-то прислушается к их словам на единый миг хотя бы. И может кто-то не кулак сожмет, а протянет руку. Кто-то не оскалится, а улыбнется. Не за нож схватиться, а даст краюху хлеба. Уже и то неплохо. Однако мы подплываем к третьему часу. Не хочешь ли сойти на берег страны Уэрнес и поискать там, то таинственное существо, что заставило тебя сойти до смерти в царство мертвых?

Вестник вздохнул и посмотрел на страну, проплывающую мимо.

– Конечно, я хочу. Очень хочу, чтобы это не кончалось. Хочу бродить по лесам, горам и долам. Плескаться в мерцающей воде со звездами в реке. Вдыхать запахи цветов и в блаженстве созерцать чудную природу…

Вестник замолчал.

– Но? – змея внимательно смотрела ему в глаза.

– Я точно знаю, что ее здесь нет. Это все не для нее. Честно сказать, она чудовище по сути.

– Зачем же ты на поиски пустился?

– Я ей нужен. Я ее люблю. Она меня любит. Я здесь без нее зачахну, в стране счастливой Хатхор.

– А если я останусь здесь с тобой?

– Ты никогда не останешься здесь со мной, богиня чистых вод.

– Это почему?

– Ты богиня, а я человек, – мы можем любить друг друга, но мы разные, и любовь наша будет иметь окончанье. Рано или поздно.

– А с той чудовищной тварью не кончится никогда?

– Тоже кончиться, с нашим исчезновением из мира.

Второй час заканчивался. Девы-звезды все плескавшиеся вокруг ладьи, остановились у незримой черты и смотрели вслед, махая руками.

– Смотри, Кебхут! – удивился вестник. – Они…

– Ну да. Плачут. Что тут удивительного такого?

Действительно девушки плакали, но улыбаться не переставали и все махали и махали руками, а вестнику чудилось, что слезы их капают прямо на него. И как вскоре выяснилось, ему ничего не чудилось, а и на самом деле падали капли и вот уже не капли, а струи хлынули на ладью, и благословенная страна Уэрнес скрылась за пеленой дождя.

– Ну, вот и третьи врата и мы вступаем в час третий, и ты потерял возможность остаться в такой стране чудесной.

– Да что ты, девушка-змея, какой же из меня благословенный и блаженный?!

– А дело-то совсем не в этом. Без полного познанья своей сути, пребыванье там невозможно, а любой человек, себя до конца познавший, всегда ответит, что он недостойный. А если вдруг сочтет себя достойным, то тут же достоинство сие и потеряет.

– Тогда там никого и не должно быть. Достойных не найдется.

– Конечно же, ты прав – среди людей достойных не найдется, но все гораздо проще. Это само приходит, и тогда уже не ошибешься.

– Совсем как смерть.

– Верно. Это и есть смерть – смерть темной половины.

Дождь тем временем прекратился, вновь открылись звездные глубины Дуата, и мерцающая река несла свои воды дальше в неизмеримую бездну, но река стала заметно шире, а по левому берегу открылась широкая пойма, освещенная луной, набравшей уже полную силу.

Рванулись ввысь циклопические колонны, раскинулись вширь лестницы, ведущие от реки к храмам с монументальными пилонами, грозившими продавить землю. Гул голосов донесся до странников, путешествующих в подземных глубинах. Крошечные фигуры, упираясь в тяжелые глыбы, изнемогая, двигали их к строящимся храмам, несли на коромыслах воду к садам, окружающим титанические строения, обрабатывали мотыгами поля, изредка разгибаясь, чтобы утереть пот.

Некоторые, остановившись на миг, смотрели на проплывающую ладью.

– Это что за преисподняя? – спросил ошарашенный вестник. – Каторга для усопших?

– Царство Осириса. – щедро махнула рукой в сторону берега Кебхут, как бы приглашая вестника полюбоваться картиной и оценить по достоинству. – Поля Иалу, то есть Камыша!

– Ты, верно, шутишь, прелестная змея? У вас у змей такие шутки?

Кебхут внимательно посмотрела на вестника.

– Подгреби поближе к берегу, а то тебе, наверно, плохо видно.

Ладья приблизилась и заскользила у самого уреза воды, вдоль песчаных отмелей и зарослей тростника.

– Ну. – с гордостью произнесла змея-богиня и вскинула руку. – Смотри! Красота какая!

– На что? На каторжную работу на благословенных полях Иалу о которых каждый египтянин-роме мечтает с детства? Но у них там хоть была надежда, а здесь их запрягли опять и теперь уже навечно. Вот уж богам спасибо за такую райскую долину!

– Да куда ты смотришь? – удивилась Кебхут и даже повертела по сторонам змеиной головой. – Туда ли куда я показываю тебе или еще какую-то страну в окрестностях ты видишь?

– Это же та же самая Та-Кем, только храмы выше, а дворцы обширней и еще богаче. И людей намного больше.

– Конечно та же самая. А куда, по твоему, хотел бы попасть после смерти обычный роме, как не в свою любимую страну? О чем мечтали, – то они и получили. Здесь, все, то же самое, за одним лишь исключеньем.

– Это, за каким же?

– Сейчас поймешь, возлюбленный мой, все видящий совершенно вверх ногами. Видишь дворцы? Слышишь, там музыка играет, слышишь, как поют, и тени на стенах мелькают – танцуют, а вон компания отправилась к реке, наверно слегка перебрали и решили освежиться. А вон там в тростниках, ах чтоб им, или хи-хи-хи, что вытворяют.

– Так вы бессмертные и здесь на сорта всех поделили?

– Но ты же знаешь, как представляли жители Земель Обеих поля Иалу – поля пшеницы в рост человека, тучные стада, прекрасные сады. Как все это может появиться без усилий?

– Постой! А ушебти? Должны же быть ушебти и выполнять работу. А вы вновь запрягли живых людей,…то есть мертвых,…то есть… тьфу!

– А ну не плюй у нас здесь! – строго сказала Кебхут. – А то меня, в конце концов, рассердишь. Запомни, вестник, здесь никто и никого не заставляет. Ты видишь хоть в чьих-нибудь руках хоть палку или кнут, иль хотя бы плетку?

– Да, вроде, нет.

– А ну без «вроде»! Видишь или нет?

– Нет! Не вижу!

– А это потому, что здесь их и не бывает. Здесь даже скотину не гоняют палкой. Но еще внимательней смотри на рабочих двигающих глыбы, и на водоносов. Ничто тебя не удивляет?

– О, Осирис, спаси нас и помилуй! – на них серебряные и золотые украшенья с драгоценными камнями!

– Пойми, каждый сюда прибывает с кучей ушебти, что бы в загробной жизни не работать. И все озирается и ждет – когда ж его погонят на опостылевшую еще в мире верхнем работу. Но, вот неожиданность какая! – никто его работать и не гонит и даже ушебти никого не интересуют, потому что все работы люди выполняют сами. А вновь прибывшие ходят, смотрят и все никак понять не могут в чем тут дело – все вокруг работают, а до них никому нет дела.

– Ага! и умершему вдруг становится так стыдно! – насмешливо произнес вестник.

Кебхут хихикнула.

– Вовсе нет. Первое время все в безделии проводят – едят, пьют, на бережку валяются, знакомятся друг с другом, родных вспоминают, друзей и знакомых ищут и балдеют. Затем, через некоторое время, их можно наблюдать в задумчивости сидящих, а чуть погодя во взгляде их замечается тоска и, в итоге, вскоре каждый занимается тем делом, каким и до смерти занимался. Скульптор изваяния ваяет, ювелир создает радующие глаз изделья, крестьянин поля пашет и собирает урожай, садовник цветы растит, зодчий с рабочими дворцы и храмы строит. Одно отличие лишь от Кемт – каждый работает столько, сколько хочет, а не для того, чтоб выжить или по обязанности тяжкой. Смотри, как здорово все получилось, что нравится мне и самой, – одна-единственная мелочь и жизнь из тяжкого существованья стала райским наслажденьем.

– Но ведь есть люди, для которых наслажденье сидеть на шее подобного себе человека. Фиг, когда они работать будут. Это они, наверное, во дворцах танцуют?

– Да что ты все про этих, да про тех? Как ты не поймешь – здесь царство Осириса, и все, попавшие сюда, прошли загробный суд. Во дворцах танцуют те кому просто пришла охота танцевать, либо те, кто танцем может услаждать глаз работающего и поет тот кто песней помогает работать. Здесь только достойные и, как сам понимаешь, совсем не те, что себя достойными наименовали в мире верхнем. Для тех совсем другое место. Вначале их Пожирательнице отдавали, а теперь… – Кебхут внимательно посмотрела на вестника и, понизив голос, продолжила. – Теперь за ними демоны приходят под предводительством какой-то мрачной жути, имя которой непроизносимо и увлекают в темные глубины и что там с ними происходит даже я не знаю и не особенно узнать стремлюсь. – далее Кебхут говорила обычным нежным шипением. – А сюда те попадают, кто жизнь прожил по справедливости и чести и не из страха перед жестоким, жадным и продажным богом, а просто потому, что жить так и надо. И во дворцах у нас тут все танцуют, кто хорошо перед этим поработал. Кто хочет танцевать – танцует, кто хочет строить – строит! Но, можно и меняться.

– Но зачем им все вот это. – вестник кивнул на храмы, дворцы, обелиски, стелы. – Зачем все это здесь?! Зачем ювелирам создавать украшенья? Здесь вся работа смысла не имеет. Вон те бедняги, мокрые от пота, что тянут обелиск – зачем он им?

– Но, тем не менее, с удовольствием потеют и еще улыбаются и шутят при всем при этом. А ты бы посмотрел, какое тут веселие начнется, когда строительство закончат. Они сначала, целую неделю будут вокруг ходить с разинутыми ртами, словно не веря, что могли создать такое, затем песни, пляски, а уж вина с пивом выпьют! И куда им только лезет. Но ты опять не так все понял. Здесь трудятся они совсем не для того – что бы! А совсем для иного, запомни, пожалуйста это, человечек, они работают всего лишь – потому что!

– Ну, все равно с идиллией не очень-то выходит. Здесь вон стада животных и их, конечно, режут – ведь мяса-то пожрать охота. Значит и здесь страданье, хоть и не человеческое, а просто живое.

Кебхут внимательно посмотрела на вестника.

– Ты это сейчас серьезно?

– Ну, а что? Животное такое же созданье, как и человек, и так же ощущает боль и страх и ужас смерти. На полях Иалу вообще не должно быть никаких страданий. Ну, я так считаю. Ну, так считал.

– А ведь ты и вправду серьезно. – поразилась змея и засмеялась шипящим смехом. – Мясссо… зарежжжут… ужассс сссмерти.

Отсмеявшись, она склонилась над вестником, глядя теперь уже с сочувствием.

– Ты все еще не понял, мой миленький дружочек. Мир плоти и вещей позади остался. Как можно тут кого-нибудь зарезать? Что именно ты собрался резать? – об этом мне расскажешь на досуге.

– Но они же и едят и пьют и вон даже храмы строят… постой… а вот храм-то!

– Дошло? Тысячелетья в верхнем мире все мечтали о полях Иалу и представляли их именно такими. После смерти они сюда и попадают, а там в верхнем мире продолжают о них мечтать и продолжают помнить об умерших и несут им подношенья: мясо, хлеба, вино и пиво. Но ведь плоть и вещь сюда попасть не может, а здесь всего в достатке. Образ Ку подарка-подношенья из верхнего мира переходит в нижний. Мысль и память лишь сюда доходят, а здесь больше ничего не нужно. И здесь творят точно так же, но не вещь – здесь создают душу творенья и душа эта улетает в верхний мир, мир вещей и плоти и образ ожерелья, созданного здесь, явится какому-нибудь мастеру там, в мире верхнем, и он создаст его воплощенье для живых. И так же храм, что здесь построен, будет возведен и там, ибо мысль о нем уже возникла и существует.

– Да. – прошептал пораженный вестник. – Да, так все и будет. Я узнал этот храм – это храм Амона-Ра, построенный в Уасте через тысячелетие. Как сразу я не узнал его и не догадался!

– Скажу тебе возлюбленный и больше. Взгляни внимательней в мерцающие воды.

Вестник глянул за борт, затем узрев нечто потрясающее, свесился, вниз вглядываясь в глубину. Там в прозрачной глубине, меж длинных грив водорослей, среди плавающих серебристых рыб он увидел страну. Он смотрел на нее из речных вод, но видел и берега, поросшие пальмами, папирус в воде и храмовые постройки и…и пирамиды.

Вестник откинулся на корму ладьи.

– Черная Земля! Ее отсюда видно.

– Конечно, по другому, и не должно быть. Из долины Осириса прекрасный вид на долину Хапи. Все могут видеть родных, друзей ну и остальное.

– А те, оттуда?

– Э нет! Вот этого не надо.

– Но ведь было бы лучше…

– Нет! Не было б. – твердо сказала Кебхут. – Твоя мысль понятна. Ты главное забыл: богам не важно, как человек живет – хорошо ли ему или плохо – главное как он прожил.

– Так я и думал. – с некоторой печалью произнес вестник. – Значит и здесь ее быть не может. Сюда ее не пустят боги.