Текст книги "Легенда о царице. Часть пятая. Царство мертвых"

Глава шестая. Сокрытое помещение

Остались позади царство Хатхор и долина Осириса.

Река мелела, появились обширные песчаные отмели и ладья постоянно задевала днищем песок.

Громада Рога Заката была видна сзади так же ясно, как и в начале путешествия. Вершина ее уже светилась в лучах, а впереди путников ждали мелкие заводи, поросшие тростником, и вестнику пришлось, в конце концов, тянуть лодку за канат.

Змея уютно свернулась в ладье и только поблескивала желтыми глазами. Воды становилось все меньше, песка все больше и, в конце концов, остался только он.

– Не оставить ли нам лодку?

– Не-е-ет. – прошипела Кебхут. – Ладья еще нужна.

Впереди раскинулась песчаная равнина, обильно сдобренная черными и серыми глыбами, освещенная багровыми сполохами от взлетающих где-то вдали огненных фонтанов. Какие-то громадные тела извивались в отсветах пламени.

– Четвертый час уж. – прошипела Кебхут. – Наш путь теперь туда и надо бы поторопиться. Теперь начнется само путешествие, а до сего момента была просто прогулка.

Вестник потащил ладью по песку. Мимо проплывали скалы причудливых конфигураций: желтые, слоистые, облизанные жадным ветром, черные граненые обелиски, гигантские арки, соединяющиеся ввыси. Ветер дул в лицо и то шипел по-змеиному, то завывал тоскливым шакалом. Иногда песок неожиданно начинал течь, и вестник прыгал в ладью и они плыли по песчаной реке некоторое время. Затем он опять тянул лодку, утопая ногами в песке, а Кебхут таинственно поглядывала на вестника и томно извивалась в ладье.

Змея явно, обдумывала нечто ее очень занимавшее. И не только обдумывала, но и решала что-то. Вестник терпеливо ожидал результата сих раздумий и тянул ладью. Мимо проплыли ряды ростров с человеческими головами. Головы внимательно смотрели на путников, но не издали, ни звука. Вестник, молча, покосился на столбы с экзотическим украшеньем и продолжил путь. Впереди показалась еще группа причудливо изогнутых столбов. На сей раз, подойдя к ним, вестник остановился. На хвостах неподвижно стояли змеи. Он подошел, вплотную разглядывая окаменевших чудищ.

Ближайшая зашипела и сделала молниеносный выпад. Вестник отскочил назад, кувыркнувшись через голову, а змея стремительно поползла к нему. Кебхут выскользнула из лодки встала перед змеей, угрожающе зашипев и несколько раз высунув язык, и оба чудовища закружились друг вокруг друга, делая выпады и уворачиваясь.

– Тащщщи, что смотришшшь. – яростно прошипела его возлюбленная змея.

Вестник с новыми силами потащил ладью, и Кебхут вскоре его догнала и теперь тоже уперлась сзади в корму и толкала лодку вперед.

Так они вдвоем тащили лодку по песчаной пустыне, и вестник обратил внимание, что поведение возлюбленной несколько изменилось. Она словно напиталась от пустыни грозной силой, движения были точны и сильны, а глаза горели все ярче, хотя и до сих пор порождение Дуата никак не было похоже на синий чулочек.

В песчаной пустыне, до сего момента относительно ровной, появились дюны, тянувшиеся параллельно их пути и Кебхут приказала тащить ладью на верхушку одной из дюн.

– Они не смогут забраться по склону – слишком тяжелы. – пояснила она свою мысль.

– Кто? – поинтересовался вестник.

Кебхут молча, показала вдаль, и он заметил те самые извивающиеся тела, что чудились ему с самого начала путешествия. Теперь они были видны в деталях. Чудовищные змеи ползали по равнине, иногда изрыгая пламя, то ли воюя друг с другом, то ли просто по сущности змеиной. И хоть он намаялся изрядно, на дюну ладью втащил так быстро, что и сам не заметил. Дальнейший путь шел по вершине, пока не дошли они до столба, уходящего ввысь и увенчанного громадными рогами.

Тут Кебхут сделала знак остановиться, и они улеглись на песок для небольшого отдыха. Кебхут некоторое время разглядывала вестника, словно увидела впервые, и, наконец, озвучила свои тайные мысли.

– Скажи мне, а как у людей все это происходит?

Хоть змея и не обозначила точно направление вопроса, но вестник хорошо все понял.

– Женщина ложится на спину, раздвигает ноги или становиться на коленки или может стоя закинуть одну ногу на талию… ну и еще есть много вариантов и мужчина в нее входит.

– Как это в нее? Прямо внутрь?

– Да, в этом-то и фишка.

– А чем? Входит чем?

– Ну-у… есть чем.

– Покажи! – потребовала Кебхут.

– Прямо сейчас? – удивился вестник и удивился дальше. – Здесь?!

– А что? – все равно мы отдыхаем. Я ведь показала тебе любовь богини.

– Это справедливо.

Он потянул узел схенти.

– Вот.

Змея плавно скользнула к нему, уставилась вниз, некоторое время рассматривала, затем, хмыкнув, сделала заключение.

– Забавно. Такое маленькое.

Затем, не удовлетворившись визуальным наблюдением, протянула руку и начала ощупывать. Вестник закусил губу и прижмурил глаза.

– Ой! – растерянно воскликнула змея. – Оно из тебя вылазит! Оно похоже на змею.

Затем, стрельнув глазами на вестника, спросила.

– Так, что там мне надо делать. Лечь на спину?

Кебхут плавной волной отклонилась назад и оперлась на локти.

– Раздвинуть ноги. Ну, раздвигаю?

Богиня-змея раздвинула длиннющие ноги, согнув их в коленях, посмотрела между них и удивилась еще раз, пожалуй, даже больше, чем в первый.

– Ой! А у меня там ничего нет! Куда же это все войдет?

Некоторое время они смотрели друг на друга, затем одновременно засмеялись.

– Как у вас людей все грубо, запутанно и сложно. – смеялась змея. – у нас и проще и изящней. Нужны лишь чувства и немного ласки.

Кебхут прильнула к вестнику и зашептала на ухо.

– Отдохни. Возлюбленный, ты много потрудился и впереди еще много тяжелых испытаний. Освободи на время разум, отпусти погулять все мысли и освободи сознание.

И вправду, мысли все куда-то разлетелись, сознание в пространстве растворилось и вместе с ними размылся образ Кебхут, но он успел заметить, что змея чему-то довольно улыбнулась. Он понял, что опутан чарами, но это уже было неважно.

Очнулся от словно от удара хлыстом. Это был удар наслажденья, сотрясший его тело и первое, что он увидел это Кебхут сидевшая на нем. Освещенная багровым светом змея садилась на его фаллос, тело ее извивалось, глаза горели желтым огнем рассеченные пополам чертой зрачков, тонкие губы приоткрылись и раздвоенный язык облизывал их. Кебхут была полностью обнажена – видимо змея еще раз перелиняла, и шкура ее лежала на песке рядом. Теперь она выглядела как женщина, но только очень худая и высокая. Впрочем, впечатление худой она совсем не производила. Непременные атрибуты худобы – торчащие ребра и прочие кости, отсутствовали напрочь. Да, ноги были очень длинны, но стройны. Да бедра и плечи были узки, но талия еще уже, и переходы от одного к другому были плавны и изящны, а все тело умопомрачительно гибко и напружинено. Змея волнообразными движеньями садилась и слегка привставала с пениса и вновь садилась с каждым разом глубже и делала все это очень быстро. Она шипела от наслажденья и с каждым толчком все громче, а вестник получал мощные удары неизведанного чувства, сотрясавшие все тело и бившие по сознанию, вышвыривая из него все мысли и чувства.

У подножья дюны, на которой происходило соединенье любви божества и любви человека, скользили огнедышащие змеи, призрачные храмы и пирамиды отражали адский отсверк, вверху маячили гигантские рога, вокруг летали какие-то существа, словно вся преисподняя собралась посмотреть на их любовные забавы.

Змея, наконец, полностью вогнала в себя фаллос, и, обвив ноги вестника своими ногами, издала свистящий вопль, затем еще, еще и тело завибрировало с такой интенсивностью, что песок начал сыпаться и сползать с дюны. Тело вестника выгнулось дугой так, что Кебхут подняло над землей, и тоже извивалось волнами. Дюна плыла и расползалась, а они погружались в песок. Вот поток увлек их за собой и поглотил полностью. Но они не остановились и не оторвались друг от друга, лишь Кебхут сквозь закушенные губы прошипела:

– Не отпускай и не останавливайся.

Поток нес их долго, и вестник слышал только шелест текущего песка и шипящее дыхание Кебхут плотно обвившей его и вновь засунувшей свой язык ему в рот. Их крутило, переворачивало, несло куда-то в темную неизвестность, но расцепить объятий не могло, как не могло заставить прекратить любовную игру человека и подземной змеи-богини. Но вот движение начало замедляться и вскоре прекратилось и песчаный поток разжал наконец свои обьятья. Некоторое время они смотрели в глаза друг другу, и вестник видел, как играют змеиные зрачки, то округляясь, то вновь превращаясь в черту. Кебхут словно прислушивалась к тому, что происходит в ее божественном теле, наконец, она вытащила язык из его рта, растянула узкие губы в подобие улыбки и сказала:

– Мне понравилось. Все не так, но очень забавно.

Затем положила руку на низ своего живота, погладила очень медленно и добавила:

– Как странно.

– Да. – согласился вестник. – И даже удивительно. А где мы? И что это мы сделали с тобой?

– Мы в Сокрытом Помещенье. В глубинах Дуата, в царстве вечной тьмы.

– Но тьма весьма условна.

– А иначе как бы ты ее увидел? Как понял бы, что это тьма? Вот ее слегка и освещают.

Громадные колонны заполняли пещеру, поддерживая ее тяжкий свод и где-то там, между колонн, мерцал свет, словно кто-то бродил в темноте с редкими факелами, но шагов не было слышно и вообще неслышно было ничего.

– Идем, но только с-с-с. – Кебхут поднесла палец ко рту.

И они пошли в глубину бесконечных пещер. Свет по-прежнему прятался между колонн, а мимо опять проплывали ростры с расположенными на них головами. Вестник осторожно проходил мимо, поглядывая на головы. Те не проявляли пока никакой активности, индифферентно возлежали на своих постаментах с прикрытыми глазами.

– Что это? – шепотом спросил он Кебхут.

Та строго свела брови и вновь приложила к губам палец, а одна из голов приоткрыла один глаз и провожала им путников, пока они не удалились. Потом из-за колонны высунулся чудовищный атлет с бычьей головой и громадным серповидным ножом в руке, выкатил глаза и сказал:

– Ы-ы! – и замахнулся жутким оружием.

Кебхут резко изогнулась в его сторону, зашипела и высунула язык.

– Ым! – мотнул головой человеко-бык и нехотя отступил за колонну, откуда продолжало слышаться его сердитое сопение.

– Кто? – опять не удержался вестник.

– Зарезывающий ослов.

– Надо было набить ему морду – мой лучший друг осел, ну не то что бы совсем осел, он скорее…

– Скорее помолчи. С демонами не терпится сразиться? Насмотришься еще – здесь множество таких.

Действительно этого хватало. Змеиные тела извивались между колонн и иногда свешиваясь сверху. Тела, запеленатые в погребальные полотна, стояли стражами на лестницах, спускающихся вниз и вниз.

В следующей пещере на спинках тронов сидели птицы с человеческими головами и смотрели друг на друга склоняя головы направо и налево, затем все как один уставились на двух путников, а точнее именно на вестника.

– Бу ушедших владык. – шепотом пояснила Кебхут.

Души умерших властителей взмахнули крыльями и долго кружились над вестником и он услышал их голоса, а точнее мысли, но поскольку говорили они все вместе так ничего и не понял.

– Почему они здесь?

– Они здесь не все, а только те, что вынуждены в силу обстоятельств, происшедших в мире верхем.

– Каких?

– Вот неугомонный! Сам догадайся.

– А остальные?

– В разных местах, но все здесь в Дуате, пока в верхнем мире день, а ночью некоторые туда летают. Болтай поменьше – не для тебя пока что тайны мертвых.

– Но, то существо, за которым я пришел… она тоже из рода Гора.

– Хочешь побеседовать с душой усопшей? – Кебхут остановилась.

– Вдруг она среди них?

Кебхут крепко сдавила руку вестника, взглянула прямо в глаза, сузив зрачки, и требовательно спросила:

– Кто она?! Отвечай немедля, ради твоего и ради ее же блага!

– Великая царица, с судьбою незаслуженно жестокой.

– Ах, вот как!

Кебхут постояла молча.

– Тебе, возлюбленный, бежать отсюда надо. Но некуда. Да и уже поздно.

Из зарослей подземной реки вышли, тяжко ступая две громоздкие фигуры. Один был великаном с телом человека и головой крокодила на плечах, украшенную бараньими рогами, торчавшими в стороны, на подземный мир взирал он желтыми, неподвижными глазами. Крокодилью голову венчала высокая корона из двух перьев и длинный парик, свитый в локоны. В руках существо держало посох и жезл в виде египетского креста– он же иероглиф «анх», что означало– жизнь и это несколько успокаивало, если не задаваться вопросом – чья это жизнь и в каком контексте ее ввиду имеют. Анх эту самую. В общем, если вестник и был шокирован этим явлением, то вида не подал.

Второе чудище оказалось еще того краше.

Туловище гиппопотама с его же огромной головой опиралось на львиные лапы, руки, правда, все же имело человеческие (между прочим, очень гладкие, округлые и женственные.), а так же весьма роскошную женскую грудь. И волосы. С каждой стороны головы свисали три роскошные и тугие косы, а сзади пышная грива доставала аж до пяток. В левой руке чудище держало жезл, напоминающий петлю.

– Г-р-р. – приветствовал путников крокодил, гулко стукнув мощными челюстями.

– Ке-ке-ке. – крякнуло второе чудовище, разинув объемистую пасть.

– Ш-ш-с-с. – ответила Кебхут.

Страшилища повернулись и мерными шагами пошли вперед, первый, волоча хвост, а другое – длинную гриву.

– Следуй за ними. – сказала она вестнику.

– Ну и страшилище. – восхитился вестник указывая на второе.

– Ага! – согласилась Кебхут и добавила. – Таурт – добрейшая душа.

– Но может и раздавить как жабу.

– Может, может.

Взглянув на вестника, улыбнулась.

– Но только врага.

– Тогда давай-ка побыстрей ей объясним что я не враг. Пока меня не проглотили ненароком.

– Можешь с ней уединиться и сам все объяснить.

– Это, в каком смысле?

– В том самом.

– Еще одна загробная шутка?

Кебхут с удивлением взглянула на вестника.

– Опять ты смотришь не так и не туда. Она роскошна, обаятельна и великолепна.

Таурт обернулась через плечо и, глянув небесной синевы глазом, чуть заметно улыбнулась. Не без кокетства. И вестник неожиданно, словно прозрев, увидел женщину с роскошнейшей фигурой, просто все у нее было чересчур. Ноги чересчур полные, но высокие и с гладкой кожей. Попа необъемна, но талия была на своем месте и всего с одною довольно соблазнительною складкой. Собственно из-за талии попка и казалась намного обьемистей. Крупная грудь вполне соответствовала всем прочим объемам и даже придавала им некоторую гармонию. Полное лицо, с полными губами, тронутыми улыбкой оказалось очень милым, а синие глаза и шесть кос, обрамляющих его, и длиннющие и густые волосы окутывающие спину действительно придавали существу очаровательную женственность. От мысли как он прикоснется к этому мягкому, податливому и обильному телу у странника пробежали мурашки и он – бр-р-р – затряс головой.

Таурт довольно уркнула и продолжила путь, а вестник понял, что богиня просто использовала свои божественные чары. Точней сказать – он так все понял.

– Ну как? – спросила Кебхут с интересом глядя на спутника.

– Это невероятно.

– И как?

– А она согласится?

– Она всегда соглашается.

– Разве и у богов есть такие.

Кебхут строго посмотрела на вестника.

– Ты ляпнул не подумав.

Вестник посмотрел на свою длиннотелую спутницу с тугим, словно скрученный жгут телом, представлявшую полную противоположность обильной Таурт.

– А ты?

– Твоим языком глаголет сама натура смертная. Это у вас – твое, мое, чужое и свое, а у богов все вечное и все для всех. Что-то, получив, мы это сразу за спину не прячем. Если где-то возникает чувство, оно и чувствуется всеми и всех радует. Если вдруг случайно в верхний мир вернешься, то можешь жить по тем законам, а сейчас ты в божественных чертогах, у вечности в гостях, и сам подумай, что это будет, если любовь, возникшую однажды у двоих, только у них останется. До конца времен? Раз вечность впереди, то и любовь у всех со всеми и для всех. Но, пожалуй, времени у тебя уже не будет, а жаль.

– Мне тоже жаль. Что я не бог.

– А тебе и не надо. Достаточно быть человеком. Вы нам нужны не меньше, чем мы вам.

– Куда меня ведут? На суд Осириса?

– Осирис тут причем? Всем миром мертвых правит мой отец – могучий Инпу. А Осирис… ну сам подумай, как он может править, если его суть смерть и возрожденье? А что в промежутках? Осирис есть владыка Черной Земли возрожденный в Дуате. И правит он в своей долине, но не более того.

– Я точно знаю, что впоследствии владыкой мертвых Осириса признают.

– Да? – задумчиво спросила Кебхут. – Надо бы по приглядывать за ним и предупредить отца. Вообще-то такие попытки уже были. Пытались возрожденные владыки, достигнув царства вечности пожрать богов. Решили видно, что с вечностью обрели и всемогущество. Теперь вот сидят и удивленно друг на друга удивленно лупают глазами. – и Кебхут скосила глаза назад.

– Так что у вас тоже не все так уж безоблачно и гладко?

За этими непринужденными разговорами небольшая процессия, тем временем пройдя тайными путями, вошла в следующую пещеру царства Сокара, дно которой было выложено плитами, и в глубине каждой из них мерцала звездочка. Подсвеченные снизу звездным сиянием фигуры Себека и Таурт приобрели жутковатую монументальность, словно шагали тяжелые каменные изваяния. Кебхут тоже словно вытянулась ввысь, и резкие черты ее стали еще резче. В воздухе словно переливалась густая и упругая волна, создавая впечатление движения в воде. Чувствовалось приближение к центральным чертогам Дуата. Впреди уже маячили неведомые изваяния, скрывавшиеся верхушками во мраке.

Процессия остановилась. Далеко вверху, там, где скрывалась вершина центрального изваяния, загорелись два красных огня и уставились на прибывших. Не сразу понял вестник, что это глаза владыки царства мертвых.

– Почему ты в таком виде, дочь моя? – донеслись сверху слова, ударившие словно первый порыв песчаной бури.

Далеко вверху загорелось еще несколько огней, словно какие-то каменные исполины, очнувшись от тысячелетнего сна, открыли глаза и уставились на Кебхут. Та тоже глянула на свое обнаженное тело.

– Ну, я просто перелиняла, чтобы заняться любовью земною с человеком.

– Развратница! – гулко ударило сверху, и вестника слегка снесло с места и даже Кебхут немного попятилась. – Ты до того опустилась, что уже отдаешься смертным!? Кто этот мерзавец наглый, а теперь еще несчастный.

– Он. – Кебхут с готовностью указала длинным пальцем на своего спутника.

– Ты, ничтожный, посмел коснуться моей дочери!

Красные глаза уставились на вестника, и тот почувствовал жжение в груди, а следом на него же обратились и остальные парные огни других скрытых мраком исполинов.

– Отвечай!

– Да, собственно, она сама… я и не… Да! Да, повелитель мертвых, я касался твоей дочери прекрасной, и мы друг друга любили, и сделать все успели, что сопутствует любви. Мы испытали и божественную любовь, – ее мне показала Кебхут, и мы насладились земной любовью, ее я показал прекрасной твоей дочери Кебхут.

– Тогда ужасна твоя участь.

– Возможно, что и так, но не сейчас. – нагло ответил вестник.

Там, вверху, зашевелились тени – гигантские изваяния ожили, а вестник ощутил волну внимательного интереса к своей персоне, которая чуть не вынесла его из тайного помещения. Интерес имел несколько специфическое свойство, будто большая кошка рассматривала двухголовую мышь. Особенного-то, конечно, ничего – мышь, она и есть мышь, но две головы? Хм.

Боги Дуата решили, наконец, явить свой облик, и громадные фигуры предстали перед маленьким человеком, взметнувшись ввысь.

Центральное место занимал черный собакоголовый Инпу, неприязненно взиравший на вестника по-прежнему горящими красным огнем глазами.

За спинкой его трона стояла, опираясь на него левым локтем, « госпожа обители» – Небетхет-Нефтида, облаченная в белый калазирис с короной в виде полушария помещенного на прямоугольник. Большие темные глаза ее взирали на подземное царство с некоторой ироничной полуулыбкой, но что-то еще в этом взгляде оставалось глубоко внутри.

С другой стороны трона устроилась, положив на него обе ладони, а на них львиную голову Тефнут. Она опиралась на трон, изогнувшись в пояснице, опираясь на левую ногу, зацепив ее стопой ноги правой. Видимо это и была та самая большая кошка, очень живо интересующаяся вестником. Действительно, она пристально смотрела на него и улыбалась одной стороной морды – то есть приподняв сбоку одну губу, словно видела что-то чего пока другим недоступно.

Тут же присутствовала «великая чарами» – прекрасная Асет-Исида, одетая в красный калазирис, и с короной в виде трона, ибо она и была матерью Гора, а следовательно и всех его потомков когда-либо занимающих трон Египта. Взгляд у Прекрасной трудно передать жалкими словами, ибо она была:

– Супругом и супругой,

– Женой и девой,

– Распутной и святой…

И к тому ж еще «женой и матерью своего супруга, родившая своего отца» и много еще чего такого, что непонятно смертным. Скажем просто – у нее были глаза богини. Глаза всей женской сути, то есть ровно половины мира и совсем иной, чем у той, что стояла чуть позади прочих.

Грозная Нейт, повелительница всех мертвых и прародительница всего живого, но, несмотря на это юная, смотрела строго, хоть и с изрядной долей сострадания, словно чувствовала печальную необходимость наказать свое неразумное произведенье. И вестник, взглянув на красавицу в красной короне, почувствовал себя маленьким нашкодившим ребенком, понявшим, что теперь его не просто пожурят, а, пожалуй, без жестокой порки вряд ли обойдется.

Громадный Себек подошел с почтением к великой богине и расположился у ее ног.

– Я уже беременна. – неожиданно сообщила Кебхут.

Вестник с удивлением взглянул на свою спутницу в загробном путешествии.

Мимо них прошла еще одна богиня с высокими рогами на голове, словно окутанная нежным мелодичным звоном. Она весело и озорно взглянула на обоих и даже улыбнулась.

– Бесстыдница. – подвел итог бог Инпу.

– А что такого? – нагло ответила Кебхут. – Мне выпал редкий случай познать человеческую любовь, и я его, конечно же, не упустила. Все так делают. Всегда.

– Ты глупа, нагла и своевольна.

– Хм. – Кебхут демонстративно стала смотреть в сторону.

– Как ты ведешь себя, нахалка! Да еще в присутствии смертного.

– Он не просто смертный. Он кое-что знает, и кое-что ему я рассказала.

– Ты посмела делиться знанием богов с ничтожным человеком. Мало того, что ты с ним спала!

– Ну, если он ничтожный, то от его знаний нам вреда не будет. Тем более я далеко не все сказала. Так, маленькую часть. И вообще -то я с ним не спала у нас с ним было более интересное времяпровожденье.

– Это понятно – все знание его куцее сознанье не воспримет.

– А я советую сказать ему все и посмотреть на то, что с ним будет – лопнет, треснет или разлетится? Нет, ну просто интересно.

Вестник, в продолжение сего семейного разговора, крутил головой глядя попеременно то на Кебхут, то на Инпу, понимая, что сейчас решается его судьба.

Самое неприятное в ситуации, впрочем, было не это. Там в верхнем мире его тоже частенько судить пытались, но там судили такие же как он. И что спрашивается, они с ним могли сделать? Ну, посадить. Ну, может быть, пытать и мучить. Ну, убить, как-нибудь больней, на крайний случай. И все! Единственно кто вызывал у него там настоящий страх – это царица Нейтикерт. Она была не такая, как все, и знала что-то запредельное о мире. Здесь же все сплошь были запредельные существа, и что они в силах сделать – покрыто тайной. Внезапно ему пришла в голову мысль – не так давно он ведь уже предполагал такую ситуацию! Там, в верхнем мире, сидя на дамбе и глядя в звездное небо, он думал, что возможно где-то в запределье сидят могучие существа и нехотя, с ленцой, решают его судьбу. Но тогда это была шутка разума, а сейчас явная реальность.

Впрочем, тут он явно заговорился, точней запередумался – какая еще реальность в мире теней! Тут он обратил внимание на то, что все боги внимательно смотрят на него, не перебивая ход мысли. Он мигом прекратил все мысли. Высшие существа переглянулись, как бы говоря друг другу – ну? Вестника это заставило насторожиться. Чего-то он недопонимает, но вот-вот поймет.

– Развеять по всему Дуату пока не поздно. – произнес Инпу.

– Растерзать на четырнадцать кусков. – посоветовала Тефнут облизнувшись.

– Вообще-то сорок два их было. – уточнила прекрасная Исида.

И тут до него дошло – боги разговаривают только для него! Между собой они общаются без слов. Он вспомнил, о чем говорила Кебхут – блаженным не нужны слова. А богам они, тем более, зачем? Их ведь много и каждый, с набором чувств определенных и определенных устремлений. Ярость, нежность, веселье, страх, а также – созиданье и разрушенье, материнство и убийство. Каждый из них часть сущности божественной Дуата, а все вместе – единая его сущность и общение у них, только мыслями и чувствами. Слова неуклюжи и неповоротливы – словами передавать ощущения и чувства все равно, что писать сказание, в котором на странице умещается только одна буква. Он ошарашено посмотрел на Кебхут, затем на божественное собрание. Вечные красавицы тоже смотрели на него. Кто с нежной материнской улыбкой, кто с веселым любованьем, кто строго. Тефнут улыбаясь, облизывала морду и скалила клыки.

– Отец. – сказала Кебхут. – Он сейчас поймет и все остальное.

И он понял – они его боятся. Зачем, иначе, говорить им на его языке и все с угрозами? Но это совсем его не обрадовало, ибо только страх заставляет убивать и нести в мир уничтожение. Из-за доверия и любви никто ни на кого еще не поднял руку.

– Нет. – усмехнувшись сказал Инпу. – Никто тебя среди богов, конечно не боится. Просто есть вещи опасные и для богов.

– Но я не хочу вам никакого зла.

– Это ничего не значит. Ты представляешь для нас опасность.

– Отец, а может быть наоборот? Может благодаря такому исключительному случаю все будет совсем иначе?

– Об этом после. Говори, зачем явился в нижний мир до срока.

– Я ищу царицу Нейтикерт.

Выдержка у богов, конечно же, была божественной, но он понял, что сказал что-то крайне неприличное. По залу даже пронесся порыв горячего ветра, приправленного запахом гари, ревом огня и далекими криками страдания.

– Зачем? – глаза бога мертвых вновь загорелись красным огнем.

– Она до срока покинула свой мир, и я заберу ее обратно.

– А с чего ты взял, что сам вернешься?

– Потому что я сам пришел, до того срока, что означено судьбой.

– Таких здесь ожидает ужасная судьба. Смерть приходит тогда, когда есть божественное соизволенье, а не когда кому угодно. Самовольно прекратить существованье, значит нарушить божественную волю, и твои сущности отныне будут вечно приносить сами себе страданья.

– Великий бог, ты меня не понял – я не кончал жизнь самоубийством и мое тело там, в мире верхнем живо.

Установилось молчание.

Тефнут медленно, по-кошачьи изгибаясь, спустилась по ступеням, причем, по мере спуска с божественного сияющего постамента, она принимала размеры, вполне человеческие. Только вот когти на ее ногах царапали камень и высекали искры. Богиня обнюхала вестника, заглянула желтыми глазами в его глаза, лизнула шершавым языком по лицу и выдала удивительный диагноз:

– Живой!

Затем неожиданно клацнула зубами перед лицом вестника.

– Гам!

И улыбнулась львиной улыбкой, выставив вперед нижнюю челюсть, словно собираясь поцеловать. Затем повернулась и вновь, медленно извиваясь, направилась вверх. Боги переглянулись и с новым интересом уставились на вестника.

– Развеять его по всему Дуату. – внес предложение Инпу.

– За что же?! – возмутился вестник.

– Да, почти что, ни за что. Так всяческая белиберда – до срока в загробный мир ввалился, расхаживаешь тут, с богинями шашни всякие заводишь, еще и цариц каких-то тебе подай, да и вообще ведешь себя дерзко. Перед богами надо трепетать.

– А божественная милость?

– Здесь суд последний! Причем тут милость. Вот весы, а вот перо Маат – давай сюда свое сердце и пусть оно расскажет о твоих деяньях.

– Напоминаю вам, что я еще живой и рано о моих судить деяньях. Один единственный поступок все может изменить. Только в какую сторону, к сожаленью, неизвестно.

– Тогда вон убирайся и, как положено, всем людям, умирай, а там мы посмотрим.

– Я уйду только с царицей Нейтикерт. – твердо сказал вестник.

– А зачем тебе именно Нейтикерт? – спросила Хатхор. – Разве там, в мире верхнем, больше женщин не осталось?

– Ну,…она… – вестник смущенно поводил по каменным плитам ногой. – Она сказала… ну в общем,…сказала, что меня любит. За миг до смерти.

– За миг до смерти она могла и соврать. – улыбнулась Асет-Исида.

– Такие как она не врут!

– И ты из-за этого сюда приперся, к мертвым? – то ли вопросил, то ли утверждал бог мертвых.

– Я ради этого даже вернусь к живым обратно. Такого ведь в истории еще и не бывало. Я в виду имею, чтоб женщина мужчину так просто полюбила. Обычно женщина влюбляется в возможности мужчины, либо в свою любовь к нему и, почти что, никогда в самого мужчину. А что бы так вот – царица и в бездомного и нищего бродягу – это единственный, наверно, в мире случай. Стоит ради этого спуститься в преисподнюю.

– Она мертва!

– Она мертва уже четыре тысячи лет, а я ее живою видел и не только видел, я помню запах от ее волос, я помню ее тело, живое, упругое и сильное. Это ей здесь четыре тысячи лет, но есть место, где ей всего лишь восемнадцать и ей я нужен там, просто не сразу это понял. И еще за мной невыполненное обещанье, и этот долг мертвой девушке-царице меня очень угнетает.

– Пойми, пришелец, то, чего ты хочешь, просто невозможно! Неизменны законы мирозданья.

Тут неожиданно резко засмеялся странник:

– Ты, великий Инпу, говоришь мне, что это невозможно! Как будто бы возможно было все то, что до сих пор происходило. Все, все, все, все! – ни слова более о невозможном.

– Откуда ты знаешь про тысячелетья?

– Этот срок нас с царицей разделяет.

– Ах, даже так.

– Что с царицей? Где она? – задал вопрос вестник. – Отвечайте, я без ответа не уйду. Какие бы бессмертные вы не были. Сейчас я для вас бессмертный – ибо я живой! Вы ничего не сделаете со мной – я бессмертный! Где моя любовь.

– Царица Нейтикерт несет заслуженную кару в глубинах Дуата самых мрачных ее безднах.

– Кару!? – вестник на миг онемел. – Ах, вот как. Кару!

– Заслуженную?!

Он недоуменно завертел головой, заглядывая в глаза каждому из присутствующих.

– Вы считаете, что в жизни ей страданий недодали? Тот мир был с ней жесток безмерно, а чем лучше этот?

– Не обвиняй богов в том, что там сами вы творите. Мы к тем событиям отношенья не имеем. – твердо сказал Инпу.

– Ах, вот как! О, да, конечно, вы в стороне. Мы сами сволочи такие, чего же нас жалеть, переросших обезьян. Значит, к тем событиям вы отношений не имеете, но здесь всех судите на основанье тех событий?! Ой, как мило! Проще сказать – божественно! Я вас поздравляю, мои божественные создания! А знаете, – я так именно о вас и думал. В том мире вы не можете избавить человека от незаслуженных страданий, но тут уж будете судить за малую провинность от души! А вот спросить хочу – подношения богам смягчают участь? Может быть договоримся?