Текст книги "Русская революция. Политэкономия истории"

«Итак, – заключал Деникин, – в русской армии вместо одной появились три разнородные, взаимно исключающие друг друга власти: командира, комитета и комиссара. Три призрачные власти. А над ними тяготела, на них духовно давила своей безумной, мрачной тяжестью власть толпы…»[758]758
  Деникин А. И.… т. 1, с. 237.


[Закрыть].

В довершение всего в конце апреля появился знаменитый «Приказ по армии и флоту», получивший собственное имя – «Декларация прав солдата». Она была подготовлена Советом и согласована с комиссией ген. Поливанова. «Эта «декларация прав», – по словам Деникина, – давшая законное признание тем больным явлениям, которые распространились в армии… окончательно подорвала все устои старой армии. Она внесла безудержное политиканство и элементы социальной борьбы в неуравновешенную и вооруженную массу, уже почувствовавшую свою грубую физическую силу…»[759]759
  Деникин А. И.… т. 1, с. 243.


[Закрыть]; «Вся военная иерархия была потрясена до основания, наружно сохраняя атрибуты власти и привычный порядок сношений: директивы, которые не могли сдвинуть армии с места, приказы, которые не исполнялись, судебные приговоры, над которыми смеялись…»[760]760
  Деникин А. И.… т. 1, с. 94–95.


[Закрыть].

Даже Гучков, протестуя против «Декларации», сложил с себя полномочия военного министра, «не желая разделять ответственность за тот тяжкий грех, который творится в отношении родины»: «в том угаре, который нас охватил, мы зашли за ту роковую черту, за которой начинается не созидание, не сплочение, не укрепление военной мощи, а постепенное ее разрушение»[761]761
  Цит. по: Милюков П. Н. История…, с. 95.


[Закрыть]. Гучков мотивировал свою отставку сложившимися условиями «которые изменить я не в силах и которые грозят роковыми последствиями армии и флоту, свободе и самому бытию России…»[762]762
  Письмо А. И. Гучкова генералу Алексееву в Ставку. (Милюков П. Н… с. 615.)


[Закрыть].

«Безысходной грустью и жутью веяло от всех спокойных по форме и волнующих по содержанию речей главнокомандующих, рисовавших крушение русской армии, на объединенном совещании Временного правительства и ЦИК Совета 2–4 мая: Генерал Брусилов: «…Есть еще надежда спасти армию и даже двинуть ее в наступление, если только не будет издана декларация… Но если ее объявят – нет спасения»; Генерал Алексеев: «…Реформы, которые армия еще не успела переварить, расшатали ее, ее порядок и дисциплину. Дисциплина же составляет основу существования армии… Свобода на несознательную массу подействовала одуряюще…»; Генерал Драгомиров: «…Трудно заставить сделать что-либо во имя интересов России. От смены частей, находящихся на фронте, отказываются под самыми разнообразными предлогами: плохая погода, не все вымылись в бане. Был даже случай, что одна часть отказалась идти на фронт под тем предлогом, что два года назад уже стояла на позиции под Пасху…»;

Генерал Щербачев: «Главнейшая причина этого явления – неграмотность массы. Конечно, не вина нашего народа, что он необразован. Это всецело грех старого правительства, смотревшего на вопросы просвещения глазами министерства внутренних дел… Я не буду приводить вам много примеров, я укажу только на одну из лучших дивизий русской армии, заслужившую в прежних войсках название Железной и блестяще поддержавшую свою былую славу в эту войну. Поставленная на активный участок, дивизия эта отказалась начать подготовительные для наступления инженерные работы, мотивируя нежеланием наступать… Причина – исчезла дисциплина, нет доверия к начальникам, слово «Родина» для многих стало пустым звуком… Если вы введете декларацию, то армия рассыплется в песок»[763]763
  Деникин А. И.… т. 1, с. 244, 251, 255.


[Закрыть].

С Черноморского флота (25 апреля) слышался голос адмирала Колчака: «Мы стоим перед распадом и уничтожением нашей вооруженной силы во время мировой войны, когда решается участь и судьба народов оружием и только при его посредстве. Причины такого положения лежат в уничтожении дисциплины и [в] дезорганизации вооруженной силы и последующей возможности управления ею или командования. Если же мы будем продолжать идти по тому пути, на который наша армия и флот вступили, то нас ждет поражение со всеми проистекающими из этого последствиями»[764]764
  Колчак А. В. Сообщение в Офицерском союзе Черноморского флота и собрании делегатов армии, флота и рабочих в Севастополе // Колчак В. И., Колчак А. В. Избранные труды. СПб, 2001, С. 377–378, 380, 382. (Мельгунов С. П. Трагедия адмирала…, с. 15–16).


[Закрыть]. «Главное сказано, и это правда, – подводил итог генерал Алексеев, – Армия на краю гибели. Еще шаг – и она будет ввергнута в бездну, увлечет за собой Россию и ее свободы, и возврата не будет. Виновны все. Вина лежит на всем, что творилось в этом направлении за последние два с половиной месяца»[765]765
  Деникин А. И.… т. 1, с. 258.


[Закрыть].

7 мая Всероссийский съезд офицерских депутатов, военных врачей и чиновников открылся речью Верховного главнокомандующего М. Алексеева: «…Это, к сожалению, тяжелая правда. Россия погибает. Она стоит на краю пропасти. Еще несколько толчков вперед – и она всей тяжестью рухнет в эту пропасть…»[766]766
  Деникин А. И.… т. 1, с. 312.


[Закрыть].

* * * * *

«Фактически участие России в войне надо считать законченным в марте 1917 г., – приходил к выводу ген. А. Зайончковский, а именно с того момента, – когда выяснилось со стороны Временного Правительства и в частности со стороны объединившего в своих руках посты военного, морского министров и большинство функций Верховного Главнокомандующего Гучкова, полное непонимание сути военного дела, соединенное к тому же с большим самомнением и решительностью»[767]767
  Стратегический очерк войны 1914–1918 гг…., ч. 7, с. 39.


[Закрыть].

В оправдание своей политики, Гучков заявлял, что он стремился: «удержать армию от полного развала под влиянием того напора, который шел от социалистов, и в частности из их цитадели – Совета рабочих и солдатских депутатов, выиграть время, дать рассосаться болезненному процессу, помочь окрепнуть здоровым элементам»[768]768
  Деникин А. И.… т. 1, с. 351.


[Закрыть]. «Временное Правительство, – пояснял Гучков ген. М. Алексееву 9 марта, – не располагает какой-либо реальной властью и его распоряжения осуществляются лишь в тех размерах, которые допускает Совет Рабочих и Солдатских депутатов… В частности, по военному ведомству ныне представляется возможным отдавать лишь те распоряжения, которые не идут коренным образом вразрез с постановлениями вышеназванного Совета»[769]769
  Стратегический очерк войны 1914–1918 гг…., ч. 7, с. 40.


[Закрыть]. Неслучайно именно с этого времени «в примитивно политически мыслящем массовом офицерстве, – по словам ген. Н. Головина, – навсегда закрепилось убеждение, что всякий социалист, крайний или умеренный, должен быть, в конце концов, «предателем отечества»»[770]770
  Головин Н. Н. Российская контрреволюция…, т.1, с. 170.


[Закрыть].

Но Советы сами были заложниками разбушевавшейся стихии, той стихии, которая начала массовое дезертирство и избиение офицеров еще до февральской революции, – отвечал на подобные обвинения Керенский, «Достаточно на миг представить себе разгулявшуюся толпу, пока бесформенную расплавленную революционную массу, что бы понять, какую огромную роль сыграли Советы, энергично устанавливая во всей России и Петрограде революционную дисциплину»[771]771
  Керенский А. Русская революция…, с. 108.


[Закрыть].

Прежние основы дисциплины, которые держались на военной силе и авторитете монархической власти, или, говоря словами Н. Головина на прежнем «политическом обряде», рухнули вместе со свершением в феврале буржуазно-демократической революции. Новую дисциплину необходимо было основывать на новых началах соответствующих новому политическому строю, в основе которых лежат гражданские права. Т. е. было необходимо, прежде всего, превратить «святую серую скотинку» в сознательных граждан. Именно эту цель и преследовал Приказ № 1, который, по словам представителей Совета, по своей сути, сводился к предоставлению солдатам гражданских прав[772]772
  Керенский А. Русская революция…, с. 155. См. так же Чернов В…, с. 301.


[Закрыть].

Солдаты поняли эти права по своему, в упрощенном и утрированном виде, как например, отмену отдачи чести или выборность командиров. Но можно ли было ожидать, какой-либо другой, более сознательной реакции от полуобразованной и веками забитой крестьянско-солдатской массы. В свою очередь проявление первых признаков гражданственности сразу же ставило вопрос о целях войны – ради чего солдаты должны были идти на смерть? И именно на этот ключевой вопрос, никакого определенного ответа, как отмечал британский посол Д. Бьюкенен, ни царское, ни Временное правительства дать не могли: «если русским солдатам скажут, что они должны воевать до тех пор, пока не будут достигнуты цели, указанные в этих (секретных) соглашениях, то они потребуют сепаратного мира»[773]773
  Бьюкенен Дж…, с. 290.


[Закрыть][774]774
  См. подробнее: Галин В. Первая мировая. // Политэкономия истории, т.2. Гл. Солдатская правда.


[Закрыть].

Если мы не хотим развала России, то мы должны продолжать борьбу и должны наступать.

Командующий Румынским фронтом

ген. Д. Щербачев, май 1917 г.[775]775
  Отчет соединенного заседания Временного правительства и Исполнительного Комитета Совета рабочих и солдатских депутатов 17 (4) мая 1917 г. (Головин Н. Н. Российская контрреволюция…, т.1, с. 86, 89, 93, 99).


[Закрыть]

«Было бы полным безумием дальше идти тем же путем…, – заявлял в мае 1917 г. уходя в отставку с поста военного министра А. Гучков, – Мы дошли до критической точки, за которой видно не возрождение, а разложение армии»[776]776
  Керенский А. Русская революция…, с. 171–172.


[Закрыть]. Должность военного министра вместо Гучкова, по рекомендации командующих выраженной ген. М. Алексеевым, занял А. Керенский.

Впечатление нового военного министра от первого посещения фронта, подтверждало выводы предыдущего: «Армия как будто забыла о существовании противника и целиком обратилась внутрь страны, сосредоточив свое внимание на происходивших событиях… Окопы стояли пустыми… Большинство офицеров пребывало в полной растерянности… миллионы солдат, предельно уставшие от войны, задавались вопросом: «За что мы умираем? Почему мы должны умереть?» Вопрос о смысле самопожертвования парализовал их волю»[777]777
  Керенский А. Русская революция…, с. 181–182.


[Закрыть].

Своей первой задачей А. Керенский поставил поднятие боевого духа солдат. Объезжая фронты он без конца выступал на многочисленных митингах, обращаясь к чувствам солдат, взывая к патриотизму, к защите революции и свободы…[778]778
  См. подробнее: Милюков П. Н. История…, с. 105–109.


[Закрыть] За свои усилия Керенский получил даже прозвище «главноуговаривающего».

Свою вторую задачу Керенский видел в «постепенной ликвидации «революционных» мер генерала Поливанова»[779]779
  Керенский А. Русская революция…, с. 177.


[Закрыть]. Новый министр не мог, не вызывая конфронтации с Советами, отменить «Декларации прав солдата», но внес изменения в еще официально не опубликованный документ: «Во время боевых действий на фронте офицеры вправе прибегать к дисциплинарным мерам, включая использование силы, в случаях нарушения субординации…»; вместо статьи Поливанова о праве выбора офицеров армейскими комитетами, «назначение, перевод и смещение офицеров» относилось к юрисдикции высшего командования[780]780
  Керенский А. Русская революция…, с. 278.


[Закрыть]. Эти изменения вызвали недовольство большинства в Советах, декларацию назвали «новым закрепощением солдата»[781]781
  Деникин А. И.… т. 1, с. 263.


[Закрыть].

Третья задача носила явно неординарный характер, по мнению Деникина, «несомненно, Керенский сделал это от отчаяния»[782]782
  Чернов В…, с. 287.


[Закрыть]. – Для возрождении боевого духа премьер-министр предложил … начать наступление: «переход русской армии к активным действиям после трех месяцев полного застоя категорически диктовало развитие событий внутри страны…»[783]783
  Керенский А. Русская революция…, с. 193.


[Закрыть]. «Приходилось выбирать ту или иную альтернативу, – пояснял Керенский, – мириться с неизбежными следствиями фактического роспуска русской армии и капитуляции перед Германией или брать на себя ответственность за начало активных боевых действий… Ни одна армия не может бесконечно бездействовать…», в противном случае она превращается «в никчемную, праздную, буйную озлобленную толпу, способную на любые крайности. Поэтому для предотвращения полного разгула анархии внутри страны, угрожавшей перекинуться и на фронт, у правительства оставался единственный выход»[784]784
  Керенский А. Русская революция…, с. 194.


[Закрыть].

Деникин в те дни посетил: «худшую часть… Мы подъехали к огромной толпе безоружных людей, стоявших, сидевших, бродивших на поляне за деревней. Одетые в рваное тряпье (одежда была продана и пропита), босые, обросшие, нечесаные, немытые, они, казалось, дошли до последней степени физического огрубения. Одержимые или бесноватые, с помутневшим разумом, с упрямой, лишенной всякой логики и здравого смысла речью, с истерическими криками, изрыгающие хулу и тяжелые, гнусные ругательства. Мы все говорили, нам отвечали – со злобой и тупым упорством. Помню, что во мне мало-помалу возмущенное чувство старого солдата уходило куда-то на задний план, и становилось только бесконечно жаль этих грязных, темных русских людей, которым слишком мало было дано и мало поэтому с них взыщется…»[785]785
  Деникин А. И.… т. 1, с. 368–369.


[Закрыть].

Попытки разрядить обстановку уступками не только не приводили к успеху, а наоборот лишь ухудшали положение. Примером мог служить приказ военного министра от 5 апреля «об увольнении из внутренних округов солдат старше 40 лет для направления их на сельскохозяйственные работы до 15 мая (фактически же почти никто не вернулся), а постановлением от 10 апреля вовсе увольнялись лица старше 43 лет. Первый приказ вызвал психологическую необходимость под напором солдатского давления распространить его и на армию, которая не примирилась бы со льготами, данными тылу; второй, – отмечал Деникин, – вносил чрезвычайно опасную тенденцию, являясь фактически началом демобилизации армии»[786]786
  Деникин А. И.… т. 1, с. 178.


[Закрыть].

Идею наступления, по словам Керенского, поддержали все политические силы: «не оставалось ни одной политической группировки, ни одной общественной организации (за единственным исключением большевиков), которые не считали бы восстановление боеспособности армии и переход в наступление первым, важнейшим, настоятельным национальным долгом освобожденной России»[787]787
  Керенский А. Русская революция…, с. 198.


[Закрыть]. «Воинственные призывы прессы звучали все громче и громче. Она пела гимны и трубила: наступление, наступление, наступление! Одного трезвого слова, сказанного против этого единодушного хора, – по словам лидера эсеров В. Чернова, – было достаточно, чтобы заработать репутации большевика, предателя, даже германского агента»[788]788
  Чернов В…, с. 283.


[Закрыть].

Состояние армии, казалось, позволяло рассчитывать на решительный успех: еще в марте командующие фронтами единодушно констатировали, что: «1) армии желают и могут наступать; 2) наступление вполне возможно, это наша обязанность перед союзниками, перед Россией и перед всем миром…»[789]789
  Телеграмма командующих фронтами Брусилова, Баланина, Щербачева, Каледина, Балуева военному министру России о состоянии армии. Весьма срочно, весьма секретно. 18.03.1917. (Разложение армии в 1917 году. 1917 год в документах и материалах: М.; Л., 1925. С. 30) (Шацилло В. К…, с. 223)


[Закрыть].

Наступление было предусмотрено еще в феврале 1917 г. на Петроградском совещании союзников. На нем Россия обязалась начать наступление в соответствии с общим союзническим планом. И, несмотря на революцию, официальный Лондон и Париж требовали выполнения существующих договоренностей. Мало того «в Россию прибывали делегации социалистов стран-союзников, тесно связанных со своими правительствами и получавших от последних тайное задание уговорить русских предпринять более активные действия на фронте. Особенно сильное впечатление произвела на русских бельгийская делегация… Она тронула сердца многих рассказом о трагической судьбе бельгийского народа и просьбой спасти его, проведя наступление. Вся цензовая Россия стояла за это»[790]790
  Чернов В… с. 283.


[Закрыть].

Временное правительство в своей декларации от 9 апреля (27 марта) подтвердило полное соблюдение «обязательств, принятых в отношении наших союзников…», т. е. перейти в наступление[791]791
  Головин Н. Н. Российская контрреволюция…, т.1, с. 100.


[Закрыть]. Кадеты, чьи настроения отражали слова их лидера П. Милюкова, ставшего министром иностранных дел, были полны оптимизма: «Мы ожидали взрыва патриотического энтузиазма со стороны освобожденного населения, который придает мужества в свете предстоящих жертв. Я должен признать, что память о Великой французской революции – мысли о Вальми, о Дантоне – воодушевляли нас в этой надежде»[792]792
  Милюков П. Н. История второй русской революции. – София: 1921, т. 1, с. 42 (Уткин А. И… с. 302)


[Закрыть].

Правда всего десять дней спустя, после создания Временного правительства, Верховный главнокомандующий М. Алексеев уже сообщал военному министру А. Гучкову, что он не в состоянии исполнить обязательство, принятое перед союзниками на совещаниях в Шантильи в ноябре 1916 г. и в Петрограде в феврале 1917 г.: «Мы приняли обязательство не позже как через три недели после начала наступления союзников решительно атаковать противника… Теперь дело сводится к тому, чтобы с меньшей потерей нашего достоинства перед союзниками или отсрочить принятые обязательства, или совсем уклониться от исполнения их…»[793]793
  Милюков П. Н… с. 593.


[Закрыть].

16 апреля Алексеев снова писал Гучкову: «С большим удивлением читаю отчеты безответственных людей о «прекрасном» настроении армии. Зачем? Немцев не обманем, а для себя – это роковое самообольщение…». «Боеспособность армии понижена, и рассчитывать на то, что в данное время армия пойдет вперед, очень трудно, – подтверждал на совещании в Ставке ген. Лукомский, – Таким образом, приводить ныне в исполнение намеченные весной активные операции недопустимо… Надо, чтобы правительство все это совершенно определенно и ясно сообщило нашим союзникам…»[794]794
  Совещание в Ставке 18.03.1917. Секретно (Разложение армии в 1917 году. 1917 год в документах и материалах: М.; Л., 1925. С. 11) (Цит. по: Шацилло В. К…, с. 222)


[Закрыть]. И Гучков не решился на подготовку наступления. Вопрос вновь поднялся только с приходом Керенского.

В мае правительство и Совет снова обратились к командованию с вопросом о возможности наступления и услышали почти единодушный ответ: ген. Брусилов: «Наступление или оборона? Успех возможен только при наступлении. При пассивной обороне всегда прорвут фронт»…, ген. Гурко: «если противник перейдет в наступление, то мы рассыпаемся, как карточный домик»[795]795
  Отчет соединенного заседания Временного правительства и Исполнительного Комитета Совета рабочих и солдатских депутатов 17 (4) мая 1917 г. (Головин Н. Н. Российская контрреволюция…, т.1, с. 86, 89, 93, 99).


[Закрыть]. Одним из наиболее активных сторонников наступления выступил ген. Деникин.

Что им двигало? – ответить на этот вопрос попытался ген. Н. Головин: «Если вновь перечитать… обоснования ген. Деникиным наступления Русской Армии, нельзя не убедиться, что в основе всех его рассуждений лежат не стратегические данные, а вера в революционный пафос… В нашем командном составе это сказалось в том, что в своих стратегических расчетах оно ставило себе такие задания, которые выходили из пределов русских возможностей. Так было и в рассматриваемом нами вопросе о переходе нашей армии в наступление»[796]796
  Головин Н. Н. Российская контрреволюция…, с. 104.


[Закрыть].

Против наступления выступил ген. Вирановский, который «будучи сам противником наступления, заявил дивизионным комитетам, что он ни в каком случае не поведет гвардию на убой…»[797]797
  Деникин А. И.… т. 1, с. 205.


[Закрыть]. С военной точки зрения, утверждал ген. Брусилов, «на успех рассчитывать не приходится»[798]798
  Чернов В…, с. 284.


[Закрыть]. «У наступления нет ни малейшего шанса на успех…, – подтверждал ген. Данилов, – оно вызвано только политическими причинами»[799]799
  Чернов В…, с. 286.


[Закрыть]. Лидер эсеров В. Чернов фактически обвинил Керенского в провокации, поскольку «военная авантюра» с наступлением неизбежно провалится и приведет к краху армии[800]800
  Чернов В…, с. 284.


[Закрыть].

«Руководители русской революции…, – писал позже, уже став атаманом, Г. Семенов, – наивно верят в возможность двинуть в наступление армию, которую сами же усиленно разлагают. Разговоры о наступлении и подготовка к нему велись полным темпом, но нельзя было сомневаться в том, что из этого ровно ничего хорошего выйти не может. Солдаты воевать не желали и не существовало силы, которая при существующих условиях, могла бы заставить их идти в бой»[801]801
  Семенов Г…, с. 63.


[Закрыть].

Действительно «целые полки, дивизии, даже корпуса на активных фронтах, и особенно на Северном и Западном, отказывались от производства подготовительных работ, от выдвижения на первую линию. Накануне наступления приходилось назначать крупные военные экспедиции для вооруженного усмирения частей, предательски забывших свой долг»[802]802
  Деникин А. И.… т. 1, с. 226.


[Закрыть]. Кроме этого для наступления «стали формироваться особые отборные части…» В них собирались офицеры и лучшие солдаты из разлагавшихся войсковых частей, что «ускоряло процесс их гниения»[803]803
  Головин Н. Н. Российская контрреволюция…, т.1, с. 106–107.


[Закрыть].

Но дело было не только в настроениях войск, отмечал ген. Н. Головин: несмотря на то, что Русская Армия «вышла из катастрофы в боевом снабжении, все-таки оказывалась в 1917 году, по сравнению с далеко шагнувшей вперед в военной технике германской армией, более отсталой, нежели в 1914 г. Эта техническая отсталость Русской Армии не позволяла не только рассчитывать на сокрушающую победу на Русском фронте, но и вообще на большой и прочный успех, который, по словам ген. Деникина, оздоровил бы настроение армии…»[804]804
  Головин Н. Н. Российская контрреволюция…, с. 102.


[Закрыть].

Несмотря на все сомнения и колебания, вопрос о наступлении был решен. Оно началось 18 июня (1 июля). На отдельных участках «Начало атаки выглядело великолепно: части охотно шли вперед под красными флагами». 2-ой армии «австрияки, как обычно, сдавались целыми полками»[805]805
  Чернов В…, с. 286.


[Закрыть]. В материальном отношении к началу июньского наступления русская армия была готова лучше, чем когда-либо: «Никогда еще мне (Деникину) не приходилось драться при таком перевесе в числе штыков и материальных средств. Никогда еще обстановка не сулила таких блестящих перспектив. На 19-верстном фронте у меня было 184 батальона против 29 вражеских, 900 орудий против 300 немецких; 138 моих батальонов введены были в бой против перволинейных 17 немецких». Однако в морально-психологическом плане армии не существовало. В результате после трех дней успешного наступления, 11-я армия «обратилась в паническое бегство… и при огромном превосходстве сил и техники уходила безостановочно»[806]806
  Деникин А. И.… т. 1, с. 378.


[Закрыть].

«Летнее 1917 г. наступление русской армии, когда артиллерия буквально смела с лица земли укрепления противника, велось отборными частями. Остальная пехота следовала неохотно, – вспоминал Н. Головин, – причем были случаи, когда полки, подойдя к бывшим позициям противника, возвращались назад под предлогом, что наша артиллерия так разрушила неприятельские окопы, что ночевать негде. Отборные части были почти полностью выбиты. В результате небольшой нажим немцев привел удачное на первых порах русское наступление к повальному паническому отступлению»[807]807
  Головин Н. Н. Военные усилия России…, с. 367.


[Закрыть].

Артиллерия смела только укрепления противника, но не его самого. Зная заранее, благодаря шумихе поднятой в прессе, о дате начала наступления, немцы на отдельных участках отвели свои войска с первого рубежа обороны на второй, и русская артиллерия несколько часов бомбила пустые окопы. Дальнейшее наступление на участке 7-й армии было остановлено проволочными заграждениями, не уничтоженными артиллерией, и оказалось беспомощным: «Они не были обучены для преодоления таких препятствий». Потрясенный главный комиссар армии восклицал: «С таким оборудованием атака под сильным огнем немцев не имеет шансов на успех даже в том случае, если боевой дух армии высок как никогда»[808]808
  Чернов В…, с. 286.


[Закрыть].

По мнению Чернова, полученный результат был предсказуем, поскольку наступление было начато «на авось»[809]809
  Чернов В…, с. 286.


[Закрыть]. Сам Керенский после возвращения с фронта заявлял: «Я не верю в возможность успеха наступления»[810]810
  Чернов В…, с. 286.


[Закрыть]. Ген. Корнилов потребовал «немедленного прекращения наступления на всех фронтах для сохранения армии…»[811]811
  Чернов В…, с. 287.


[Закрыть].

Донесения с фронта гласили: «Дивизии 11-й и частью 7-й армии бежали под давлением в 5 раз слабейшего противника, отказываясь прикрывать свою артиллерию, сдаваясь в плен ротами и полками, оказывая полное неповиновение офицерам. Зарегистрированы случаи самосудов над офицерами и самоубийств офицеров, дошедших до полного отчаяния… Озверелые банды дезертиров грабят в тылу деревни и местечки, избивая жителей и насилуя женщин»[812]812
  Революционное движение в русской армии с. 213. (Волков С. В…, с. 24.)


[Закрыть]. «С фронта бежали тысячами, грабя и насилуя в тылу»[813]813
  Киган Д… с. 432.


[Закрыть]. «И все пошло прахом»[814]814
  Деникин А. И.… т. 1, с. 394.


[Закрыть].

«Армия обезумевших темных людей, не ограждаемых властью от систематического разложения и развращения, потерявших чувство человеческого достоинства, бежит. На полях, которые, – восклицал ген. Корнилов, – нельзя даже назвать полями сражения, царит сплошной ужас, позор и срам, которых русская армия не знала с самого начала своего существования»[815]815
  Телеграмма Л. Корнилова – А. Керенскому 10 июля // Биржевые ведомости 13 июля 1917 г.


[Закрыть].

«Начатое германской армией 5 (19) июля наступление приобрело поистине катастрофический размах…, – сообщали Временному правительству комитеты и комиссары 11-й армии, – Ни доводы, ни убеждения больше не действуют, вызывая только угрозы, порой даже стрельбу. Некоторые части оставили позиции, даже не дожидаясь приближения противника… Бесчисленные колонны дезертиров, с оружием и без, растянулись на сотни верст, нисколько не думая о своевременном наказании. Порой таким образом дезертируют целые части… Уже сегодня главнокомандующий Юго-Западным фронтом (генерал Корнилов) и командующий 11-й армией отдали с одобрения комиссаров и комитетов приказ открывать огонь по войскам, покидающим свои позиции»[816]816
  Керенский А. Русская революция…, с. 267–268; См. так же: Головин Н. Н. Военные усилия России…, с. 368.


[Закрыть].

«Работа безответственных демагогов уже породила свои кровавые плоды на поле сражений. Вражда и замешательство проникли в ряды армии. А силы армии и ее боеспособность развеялись, как призрак…, – писали 13 июля в статье «Перед лицом неминуемой гибели» Известия Советов, – Армия разобщена и надломлена, недосчитывающие бойцов полки бегут от врага… они бегут прочь, обезумевшие от войны… Войска, которые храбро сражались под кнутом царизма, превратились в толпу жалких трусов сейчас, когда знамя свободы развевается над нами…»[817]817
  Перед лицом неминуемой гибели // Известия Советов, 13 июля 1917 г. (Керенский А. Ф. Прелюдия…, с. 27)


[Закрыть].

Однако, несмотря на полный провал наступления, Керенский назвал главу своих воспоминаний, посвященных этим событиям, – «Национальная победа». «С поражением русских войск на фронте, – пояснял Керенский, – во всей стране развернулась широчайшее антибольшевистское движение, которое почти полностью смело большевистские комитеты и печатные агентства… Число большевистских представителей в Исполкоме Совета… сократилось почти до нуля. Параллельно с исчезновением большевистского элемента из всего советского аппарата руководители Советов сами начали признавать, что такие Советы уже нельзя считать властным органом, а только переходным механизмом к новому хорошо организованному демократическому государству»[818]818
  Керенский А. Русская революция…, с. 226–227.


[Закрыть].

В середине июля «единогласным решением Временного правительства был издан приказ о восстановлении на фронте смертной казни и военных трибуналов. Одновременно правительство восстановило военную цензуру, предоставило МВД право с согласия военного министра закрывать газеты, запрещать собрания, проводить аресты без обычного ордера… принимать все необходимые меры для обеспечения обороны и безопасности страны»[819]819
  Керенский А. Русская революция…, с. 228.


[Закрыть]. И это было только началом, указывал Керенский, поскольку «мгновенно одним разом восстановить в армии дисциплину» невозможно[820]820
  Керенский А. Русская революция…, с. 278.


[Закрыть].

«Удар, нанесенный нам неприятелем на юго-западном фронте, можно рассматривать как благодеяние по отношению к России, – подтверждал министр иностранных дел М. Терещенко в разговоре с британским послом, – Несомненно, что неприятель спас Россию… Он сделал то, чего правительство со времени революции желало, но не могло сделать, т.-е. он способствовал тому, что правительство… обуздало крайние партии, укрепило… единение страны»[821]821
  Бьюкенен-Бальфуру 16 июля 1917 г. о беседе с Терещенко. // Красный архив. 1927, т.5 (24), с. 154–155).


[Закрыть].

После провала наступления, подтверждал ген. Н. Головин, «наступило некоторое отрезвление от революционного угара первых месяцев революции… наступление, приведшее к поражению, сыграло своего рода положительную роль, вызвав в солдатских и народных массах проблески инстинкта государственного самосохранения»[822]822
  Головин Н. Н. Российская контрреволюция…, т.1, с. 111, 113.


[Закрыть].