Текст книги "Каспийская книга. Приглашение к путешествию"

Для того чтобы это произошло, нужно было, чтобы нефть пришла в каждый дом, чтобы от нее зависело не только то, поедет или не поедет завтра ваш любимый автомобиль, но вещи жизненно важные: будет ли в доме светло и тепло, будет ли вода, чтобы заварить чай или смыть унитаз, будет ли питание для телевизора, телефона и компьютера, жизнь без которых сегодня непредставима.

Второй нефтяной бум начался с нефтяного кризиса 1973 года, в котором в один узел оказались сплетены политические интересы арабских стран и внезапное осознание конечности нефти как главного ресурса цивилизации, что, в свою очередь, привело к самоценности нефти и превращению ее в Мировой Товар № 1.

Интересны расчеты, в принципе доступные каждому школьнику, которые позволяют уяснить проблему в ее глубине. Так, со времен первого нефтяного бума Азербайджан не стал добывать существенно больше нефти. Во всяком случае, не в разы: 7,3 миллиона тонн против 11 миллионов тонн. Это цифры вполне сопоставимые. Разница в цене. Цены изменились во много раз. В 1970 году нефть стоила 1,8 доллара за бочку. Ну а сейчас она стоит примерно сто долларов. Легко подсчитать, что цена возросла в 55,5 раз или на 4900%. Если подобную калькуляцию произвести с любым другим товаром, будь то обувь или автомобиль экстра-класса, то мы нигде не обнаружим такого колоссального ценового рывка. Как только бум разразился, последствия явились во всей красе: и скороспелые цивилизации арабского Востока, возникшие из ничего и тем не менее утвердившиеся в своем могуществе; и политический исламизм, который стал «доктриной силы» этих цивилизаций; и невиданное удорожание жизни, вызванное желанием просто бизнесов приблизиться в прибылях к бизнесу нефтяному, для которого сказочная прибыль стала нормой. В свое время Маркс полагал, что производитель, имеющий больше 3% прибыли, обеспечивает расширенное воспроизводство и, следовательно, имеет дело с главным предметом его исследования – капиталом. Сегодня это смешно. Никто и пальцем не пошевелит ради прибыли, которая может быть исчислена однозначным или двузначным числом. Потому и чашечка «эспрессо» стоит не 3 и не 30 центов, как должна была бы стоить, а 5 долларов, потому что иначе продавец кофе будет выглядеть дошколёнком по сравнению с продавцом нефти. А он этого не хочет. Так же, как продавцы обуви или автомобилей. Один должен производить очень много дорогой и по внешнему виду очень хорошей обуви, которая снашивалась бы за один сезон, чтобы продажи были непрерывными. Другой – ежегодно выпускать новые и дорогие модели автомобилей, внутренний дизайн и сатанинская мощь которых затрагивали бы самые потаенные эрогенные зоны в душе покупателей, заставляя их менять новые модели на еще более новые. У производителей появились стратегии навязывания товара покупателям, а у покупателей – психологическая зависимость от приобретения все новых и новых товаров. Так в одно прекрасное утро человечество проснулось в мире одержимости.

Несмирившиеся дали бой. Все альтернативные движения конца 60–70‐х годов так или иначе были направлены против общества потребления и «одномерного человека». Но созданный цивилизацией потребления «одномерный человек» все-таки победил. Для тех, кто увидел в изобилии символ нового времени, не за что стало бороться. Изобилие подразумевает не борьбу, а почти непрерывный shopping.

Деньги – вот правда современности. Деньги – вот ее мудрость. А деньги – это нефть. Поэтому правительства стран – экспортеров нефти на территории бывшего Союза избавили себя от ненужной обеспокоенности: контроль за нефтью они оставили себе. Так всего за несколько десятилетий сложился новый мировой порядок и агрессивная идеология сырьевого империализма: «Из-за нефти мир сползает к большей конкуренции, большим трениям и к большему насилию. Из-за нефти Китай обхаживает Африку, Венесуэла выступает вместе с Ираном и Россией, у которой обнаружился шанс превратиться в реального игрока. Развивающиеся страны наконец-то поняли, что контроль над нефтью является не только сырьевым рычагом и конкурентным преимуществом, но и политическим оружием. Этот новый расклад побуждает США играть жестко, чтобы подавить, а лучше подчинить или уничтожить новых игроков» 5555
  Роберт Слайер. Нефть. Кто диктует правила миру, сидящему на нефтяной игле. М., 2011.


[Закрыть].

Азербайджан подчинился, чтобы не быть подавленным. Это позволило правящей элите внутри страны жить на нефтяные деньги, не сообразовываясь с реальностью. Разумеется, сиюминутное могущество и чувство собственной важности щекочет самолюбие элит. Но если вы спросите о широком меценатстве и благотворительности, которыми славились нефтедобытчики эпохи первого нефтяного бума, то нам придется сегодня промолчать. Добыча нефти не дала в наши дни ни Кокоревых, ни Тагиевых, ни Нобелей. В зачет идет только прибыль национальных и международных нефтяных кланов, в жертву которой принесено все.

Панорама, открывающаяся с высоты Раманинской башни, врезалась мне в память навсегда: земля, обглоданная, как скелет, гниющие ребра дамб в мутной жиже отстойников, сетка электрических проводов, редкие фонари и несчастные домишки посреди бензиновых испарений. Представляю, как тут невесело зимой! Но вот – мы были там весной. И тоже, в общем, не праздник. Жалкие признаки зелени. Мертвая, изнасилованная Земля…

– Знаешь, чему я рад, Азер? – спросил я на вершине стены.

– Чему?

– Тому, что родился в 1960 году и этот мир изменился еще не настолько, чтобы я перестал узнавать его.

– Ты не представляешь, как быстро все это схлопнется, – спокойно и грустно сказал Азер.

Завтра – пятница. Последний день командировки. Его я приберег для поездки вдвоем с Азером в какое-нибудь красивое место. Теперь было ясно, что искать его надо за пределами Апшерона. Когда-то я мечтал съездить в заповедную Ширванскую степь: излюбленное место охот ширваншахов и Тимура Тамерлана. Там водятся джейраны – удивительно грациозные антилопы сухих степей и полупустынь. Можно понаблюдать, как они выходят к берегу моря…

– Чтобы там поездить, нужен джип, – сказал Азер. – Я не против. Но Ализар должен дать разрешение. Без него я не получу джип из гаража.

– Нам для этого надо заехать в офис?

– Лучше, если ты попросишь его.

– Тогда поехали, – легко согласился я. Визит к начальству больше не казался мне тягостным.

И действительно, Ализар был необыкновенно радушен:

– Василий, вы проявляете столько любознательности, что можете ехать, куда вам захочется…

– Для поездки в заповедник нужен джип, – на всякий случай напомнил я.

– Об этом можете не беспокоиться, – душевно улыбнулся Ализар.

XVI. Я ТЕРЯЮ И ВНОВЬ ОБРЕТАЮ АЗЕРА

Вечером позвонил Азер.

– Послушай, – сказал он. – Завра утром мы, наверно, с тобой не увидимся. За тобой заедут другие люди.

– В каком смысле? Мне именно с тобой хотелось поехать.

– У меня крупные проблемы с Ализаром.

– Что случилось?

– Ничего страшного. И завтрашние люди, это будут наши люди, друзья… Одного ты видел в офисе: это Фархад.

– Я не знаю Фархада. И почему их двое?

– Ничего, не волнуйся. Фархад нормальный человек. А вечером мы увидимся.

– Ладно, желаю тебе решить твои проблемы.

– О, кей.

Мысль о том, что я поеду куда-то не с Азером, была сначала невыносима. Мы крепко сдружились за две недели. Я не успел толком рассказать о нашей дружбе. Скажу только, что Азер был единственным человеком, с которым я мог быть откровенным. А он был откровенен со мной. Откровенность за откровенность. Мы говорили обо всем: о нежданных поворотах судьбы, о детях, о женщинах – и это давало мне необходимый в странствии витамин общения. И еще: Азер помог мне понять страну. Без него я бы не разобрался в том, что такое Азербайджан. И вообще – просто не заметил бы половину. Поэтому поездка в заповедник без него теряла смысл. Одно дело – гулять по степи или сидеть в ресторанчике с другом, и совсем другое – с незнакомыми людьми. Если бы не билет, как всегда, взятый на ночной рейс, лучше было бы вообще отказаться от такой поездки и отвалить домой. Но что делать целый день в Баку? И потом, я уже свыкся с мыслью, что увижу заповедную степь, берег моря и, если повезет, посмотрю, как джейраны выходят на берег на водопой. Они не пьют морскую воду, но едят мясистые стебли солянок – это стелющиеся по земле растения, сок которых действительно соленый, как кровь. Так джейраны утоляют жажду. Я хотел увидеть это. И решил, что пусть. Поеду с другими. Но все-таки день пройдет не зря. Мысленно я попросил у Азера прощения за малодушие и заснул успокоенный.

Утром меня разбудил звонок:

– Ты спишь? Позже перезвонить?

– Какое позже? Расскажи, как у тебя дела.

– Я написал заявление об уходе…

– О-па… Почему?

– Долго объяснять. Он говорит, что такие активисты, как я, ему не нужны.

– Так это из-за меня тебя уволили?

– Нет, это не из-за наших поездок. Скорее из-за детей. Я же возил их в детский сад. Они ко мне привязались. Ему надоело выслушивать от своих детей рассказы про меня. Так что не бери в голову, скоро за тобой приедут.

– А почему ты все время говоришь: «приедут»?

– Теперь у него новая концепция: шофер – это просто человек, который рулит и жмет на педали. Ты – гость. А рядом с гостем будет ездить куратор из офиса.

– Только этого не хватало!

– Еще раз тебе говорю: это хороший парень, у тебя с ним все будет в порядке.

– Как ты?

– Отлично, не поверишь! Осточертело его вечное недовольство…

– Но тебя же все журналисты, как говорится, заранее ангажируют…

– Это тоже его бесило…

– Тогда я не поеду.

– Не делай глупостей. Просто вечером позвони, когда приедешь…

В 11.00 к Yaxt Club, у подъехал Mercedes-Benz 4/4. Мне это сразу не понравилось. Это не джип. Это очень помпезная машина для гламурных придурков, воображающих себя trophy. За рулем неподвижно сидел мужчина в шляпе с загнутыми полями. Автомобильный ковбой. На меня он почти не реагировал. Сказал, как его зовут – и всё. Я с первого раза не запомнил. А на переднем сиденье действительно оказался Фархад – я его вспомнил – бонвиван лет тридцати пяти, слегка лысеющий и уже немного обрюзгший. Всю дорогу, пока мы ехали в заповедник, он почему-то рассказывал про свой желчный пузырь. Я понял, что он любит поесть и за это расплачивается здоровьем. Я узнал все о симптомах приближающихся спазмов желчного пузыря. Про выступающий ни с того ни с сего крупными каплями холодный пот, слабеющие ноги и, наконец, кинжальный удар боли. Лишь с третьей или с четвертой попытки я сумел сбить Фархада с излюбленной темы и тогда только узнал, что он учился в Москве, в МИМО 5656
  МИМО – Московский институт международных отношений. Престижное учебное заведение для будущих дипломатов.


[Закрыть], собирается стать дипломатом и работу свою в фирме Ализара считает временной.

Было странно, что он так спокойно рассказывает об этом в присутствии вечно молчащего шофера, но потом выяснилось, что у Фархада с Ализаром с первого дня его работы в фирме тоже возник конфликт. Ализару не понравилось, что тот приезжает на работу на автомобиле с личным шофером. Как начальник.

– Ну какое кому дело, как я добираюсь до работы? – посмеивался Фархад.

Я молча смотрел в окно: мимо проносились места, которые принадлежали нам с Азером: горы Гобустана. Вот Джингирдаг, где мы прыгали через речку… Главное плато заповедника… И Кягниздаг, разумеется. Грязевой вулкан, где невероятным образом родилась наша дружба.

Я спросил Фархада, знает ли он, что случилось с Азером.

– А, ерунда! – махнул он рукой. – Я его к себе шофером возьму. Пусть Ализар порадуется…

Фархад явно не собирался расставаться со своими привычками. Видимо, у него отец был крупной шишкой. Ализар не хотел с ним связываться.

Я вспомнил всегда немного грустные голубые глаза Ализара. Со мной он любезен, к другим – нетерпим. Он карает, и карает жестоко. Что происходит с ним? Может, он втайне чувствует, что никому особенно не нужен? Это чувство ужасное… Но почему он решил избавиться от него, уволив Азера? Восток – дело тёмное. Никто здесь не станет обращаться со своими проблемами к психологу. Все решается, как решалось испокон веков: есть человек – есть проблема. Нет человека – и проблемы нет.

Мы отъехали уже довольно далеко от Баку, и по мере того, как мы преодолевали гравитацию города, природа набирала силу: уже не было свалок по обе стороны дороги, появились первые поселения, крепко вросшие в землю, полные каких-то кур, овец, коз, осененные прозрачными пока еще могучими деревьями, о возрасте которых оставалось только гадать, да и дома здесь совсем не походили на типовые, крытые свежей жестью, одинаково серые новостройки Апшерона; открылась огромная равнина, на которой пятнами лежали тени от облаков и обработанные поля, почувствовалась близость большой реки: мальчишки, стоящие вдоль дороги, протягивали в сторону машины куканы с золотыми карпами…

Но сколько я ни пытался расслабиться, у меня так и не получилось: все время направлять поток красноречия Фархада я не мог, а стоило мне пустить дело на самотек, как он начинал говорить… Нет, желчный пузырь, как тема, был, похоже, исчерпан. Но подсознание его рождало все новые и новые химеры плоти: «Балы´ гагана´». Рецепт мужской силы. Надо купить 3 килограмма сливочного масла, 15 яиц и 1 килограмм меда. Затем желтки отделить от белков, смешать желтки с маслом и медом, скатать шар. Хранить в холодильнике. Поджаривать на тонком слое подсолнечного масла…

В заповеднике, за железными воротами, нас никто не ждал. Мы посигналили. Откуда-то вышел заспанный мужичок в очках и в мятом пиджаке. Фархад о чем-то поговорил с ним, и он отворил ворота, чтобы машина смогла проехать. Мы взяли его в кабину провожатым и тронулись в степь… Цвел тамариск, птицы наяривали, за перелеском в прозрачных желтых, нежно-зеленых и розоватых пушистых облачках распускающейся весенней зелени вставали синие горы, нетронутая степь расстилалась перед нами. Она, пожалуй, бедна была цветом, голубовата, будто отраженное поверхностью земли небо. Побежали джейраны. Я попросил остановить машину, осторожно вылез, поснимал их на фото и на видео. Расстояние было великовато, но я подумал – ничего, это ведь только первая пристрелка, вот до моря доедем – тогда… Проселочная дорога петляла, приближалась к зарослям тростника, скрывающим, казалось, речку или ручеек, потом выруливала на сухое место, на котором ничего и не росло, кроме солянок, и так хорошо мы ехали, что я даже стал потихоньку ловить кайф от всего этого, залюбовался весенней порослью, скупыми красками апрельской степи, вдохнул ее терпкий запах… И хотя это было нечестно по отношению к Азеру, я уже не жалел, что оказался здесь без него. Лучше было бы с ним. Но что поделаешь? Не получилось…

За это маленькое предательство мне почти тотчас пришлось расплачиваться: машина вдруг остановилась. Наш провожатый в помятом пиджаке вылез, за ним стали вылезать Фархад и водитель. Снаружи был одноэтажный, с открытой верхней верандой кордон заповедника. Дымил плохо растопленный самовар. Я не очень-то понимал, зачем мы здесь остановились, сначала думал – просто ноги размять или высадить нашего провожатого. Но нет. Все вели себя так, будто мы добрались до цели. Приехали. Из домика появился здоровенный молодой парень с могучим торсом, в одних штанах, пожал всем руки, стал раздувать самовар. Типа, сейчас будет чай: гостеприимство. Я поднялся на верх домика, под крышу без стен, нашел здесь голую лампочку, почти черную от пригоревших комаров, и стол, изрезанный ножом, со следами пьянства. Морем и не пахло. Я понял, что ситуацию надо как-то выправлять, неправильно она всеми воспринимается: дальше ехать надо.

Я спустился вниз и подошел к шоферу:

– Мы тут ненадолго, надеюсь, остановились? Мне вообще-то до моря надо бы доехать. Тут по карте километров десять. Недалеко.

Шофер, до этого все время молчавший, повернул ко мне свое лицо. Это было лицо манекена: никаких чувств оно не выражало. И смотрел он как бы сквозь меня. И говорил как автомат, произнося каждое слово по отдельности:

– Дальше проезд запрещен. Да и дорога плохая. Я по ней не поеду. Охота мне бить ходовую!

Я посмотрел на шлагбаум: обычную палку на двух столбиках. Дорога за ней была нормальная – такая же, как та, по которой мы прежде ехали. Тут я понял, что плата за мой компромисс может быть слишком велика, и от негодования и стыда выпалил:

– Да тут «Жигуль» пройдет, не то что джип, мне к морю надо!

– Надо – заедем, – бесстрастно сказал шофер. – Но только не здесь. Я об эту дорогу машину бить не стану.

Вот ведь сволочь какая. Мелькнуло желание на все плюнуть и идти до моря пешком. И, конечно, надо было так сделать. Надо было сорваться: тем более что у меня появился бы отличный шанс в одиночестве прогуляться по заповеднику, потом вернуться, поймать машину, доехать до Баку и улететь самостоятельно. Нельзя же давать обстоятельствам загонять себя в ситуацию, которой ты не управляешь. Нельзя, но я дал. Еще не понял этой главной истины. Я не признавался себе в малодушии, пытаясь поверить в то, что шофер, видимо, знает дорогу получше и мы сейчас, подкрепившись чаем, все-таки отправимся к морю. Просто не умещалось в голове, что, проехав в глубь заповедника всего километров пять, мы с этим делом, так сказать, закончили. Но этот злосчастный день как начался с компромисса, так компромиссами и продолжался.

Фархад слышал, как я цапнулся с шофером, и что-то шепнул мужикам с кордона.

Сразу наше чаепитие стало сворачиваться: они поняли, что если я уйду, им придется ждать тут до вечера. И кончилось тем, что мы спешно уехали из заповедника. С самого начала я ничего хорошего от этой поездки не ждал, но что будет такая подляна…

Правда, поехали не в Баку, а дальше на юг.

Фархад с нежностью заговорил о каком-то рыбном ресторанчике. Я в этот момент так себя ненавидел, что мне вообще было все равно, что дальше будет происходить. Переехали Куру. Я почему-то очень поэтически представлял себе эту реку:

 
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагвы и Куры… 5757
  М. Лермонтов. Мцыри.


[Закрыть]
 

Почему-то казалось, что эти струи прозрачные, нежные: а тут несся вал мутной, грязной воды в обрывистых глинистых берегах. Был паводок, в горах еще, видно, снег только начал таять. Скоро мы подыскали ресторан: с улицы это выглядело как затрапезная пивная, но Фархада здесь хорошо знали и с почетом проводили во внутренний зал для особых гостей. Фархад придирчиво отобрал продукт: по два осетровых бока, по паре карпов… Водочки…

– Ты не пьешь? Ну, тогда четыреста… И зелени какой-нибудь…

В ресторанчике этом рыбу жарили на гриле – получалось аппетитно, но тяжеловато.

– Когда я гляжу на рыбу, – эпически предварил наше гастрономическое путешествие Фархад, разглядывая первое огромное блюдо, – мой желчный пузырь сам собою начинает мелко подрагивать…

Нам предстояло какое-то невероятное пиршество. Если вы никогда по-настоящему не ели осетрины, а довольствовались худосочными ломтиками, что подают на фуршетах разных званых обществ, представьте себе обжаренный, сочащийся жиром кусок рыбы, приправленной лимоном, в который можно вонзить зубы и вгрызться в него – потому что он величиной с баранью ногу. И половины такого куска хватило бы, чтобы наесться. Но за осетриной следовал целиковый карп. Увидев рыбину, я стал отнекиваться, но Фархад сказал, что если я ему не помогу, то его желчный пузырь не выдержит. Съели по карпу. Шофер несокрушимо молчал, старательно выбирая изо рта кости и изредка цыкая зубом. Когда мы всё доели, душно отдуваясь, в комнату внесли второе блюдо с рыбой. Это было невероятно. Даже шофер сказал, что с него достаточно. Фархад настаивал:

– Выпей водочки, всё и войдет.

– Я не пью.

– Почему не пьешь?

– Не хочу.

– Что за глупость такая?

В конце концов я ушел на задворки ресторана: там стояла глиняная печь, тандыр, и хозяйка как раз натопила ее, выгребла угли и выпекала очередную порцию хлеба, ныряя в жерло печи и налепляя тесто на раскаленные стенки.

Мечтал я об одном – добраться до города и позвонить Азеру…

Когда я вернулся в зал, Фархад мирно спал, уронив голову на стол.

– Фархад!

По счастью, сильно пьян он не был. Водка и жирные субстанции рыбы обволокли его мозг, и теперь он с добрейшей сонной улыбкой поглядывал вокруг…

Я сказал, что хочу вернуться в гостиницу, забрать вещи и съездить к Азеру.

– Видишь ли, у нас на сегодня другие планы…

– К черту планы, у меня другой план, поехали.

– Нет, план у тебя не другой: у нас он общий. Сейчас мы поедем на свадьбу, где будет все руководство фирмы вместе с Ализаром. Ты же не хочешь обидеть коллектив?

Я подумал, что мне, пожалуй, наплевать на коллектив. После пережитого дня мне стало ясно, что если Азера в этом коллективе не будет, то я услугами фирмы больше никогда не воспользуюсь и от журнала «Баку» в командировку больше не поеду. Лучше вообще не бывать мне больше в Азербайджане, чем пережить еще денек вроде этого.

Задача выглядела так: попасть в город и избавиться от Фархада. Парень он был цепкий и хитрый. Я понял, что выскользнуть из его рук и повидаться с Азером будет не так-то просто. Недаром учился он на дипломата. Теперь я видел рядом с собой другого человека: уверенного в себе, чуть пьяного, жесткого или даже жестокого.

– Видишь ли, пока мы не посадим тебя в самолет, судьба нам быть вместе, – вдруг, разом протрезвев, сказал Фархад. – Ничего страшного, побываешь на свадьбе, посмотришь, как это устроено у людей…

Потом поглядел на шофера и резко скомандовал:

– Поехали.

Мы некоторое время ехали по дороге, глядя, как дятлы, все в одну сторону, пока шофер не произнес:

– Вот.

– Что – вот?

– Ты хотел море. Вот море.

Это было даже не издевательство. Что-то похуже. Он выбрал место, где море подступает вплотную к шоссе. Тут по берегу рос тростник и кто-то его поджег – остались обугленные кочки и серая, мертвая вода. Какой-то отвратительный суп из обгорелых стеблей, золы и пепла. Волны покачивали эту муть, оставляя на песке неровные черные линии. Чуть справа в глянцевито-сером море виднелась буровая. Слева уже проступал сквозь дымку дрожащего, разогретого воздуха Баку.

Я уже не корил себя за малодушие: наоборот, с каким-то даже удовлетворением воспринимал удары судьбы. Это была расплата.

Я походил туда-сюда, прикидывая, как передать всю безысходную тоску этого обезображенного человеком побережья. Но так и не смог ничего сфотографировать.

– Готово? – не без злорадства спросил шофер, заметив, что я держал в руках фотоаппарат.

Я издал горлом неопределенный сдавленный звук: так шипит загнанный в угол зверек, готовый от ярости броситься на противника.

Шофер понял это и ухмыльнулся.

Вечерело, когда мы подъехали к гостинице.

– Сколько времени тебе нужно, чтобы собрать вещи? – спросил Фархад. Ему не хотелось пешком подниматься на второй этаж.

– Знаешь, Фархад, – сказал я, – ни на какую свадьбу я с вами не поеду. Делать мне там нечего. Если хочешь, скажи Ализару, что я захотел побыть один. И приезжайте за мной к девяти – отвезете в аэропорт.

Фархад посмотрел на меня и вдруг засмеялся себе в кулак, потом, продолжая посмеиваться, постучал этим кулаком себе по лбу и сквозь смех проговорил:

– Ну что ты, Василий? Куда же мы без тебя? Ализар захочет посмотреть в твои глаза. Если я приеду без тебя, он не обрадуется. У меня неприятности будут – и ты это понимаешь.

– У меня сегодня весь день одни неприятности, – сухо сказал я. – Но я ведь не жалуюсь…

– Ай, да. Молодец. Чем же ты заниматься будешь?

– Телевизор смотреть, – соврал я.

– Ну, тогда мы тебя здесь подождем…

– Ну, тогда ждите! – хлопнув дверцей, я вышел из машины.

Вошел в номер и одетым бухнулся на кровать. Как ни крути, я все равно в западне: гостиница Yaxt Club находится на искусственном острове, который соединен с берегом двухсотметровой дамбой. Длинная дамба, незамеченным по ней не проскочишь. Конечно, Фархад после рыбки и водочки может и задремать. Но этот, ковбой, точно не упустит… А иначе с этого острова никак не ускользнешь. Даже если вызвать такси, оно не проедет к гостинице без специального пропуска…

Я сел и набрал номер Азера.

– Привет, – сказал он. – Ну что, ты освободился?

– Черта с два. Меня тащат на какую-то свадьбу, где будет все руководство во главе с Ализаром.

– А-а, долгожданная свадьба сына нашего бухгалтера…

– Мне наплевать, чья она. Мне важно где? Где, ты знаешь? Что я должен сказать таксисту, чтобы он довез меня до твоего восьмого микрорайона?

– Послушай, – сказал Азер. – Они не хотят, чтобы я виделся с тобой. Но сам ты дорогу не найдешь. Договоримся так: в восемь часов ты выйдешь в холл ресторана, а я просто тебя заберу… О, кей?

Я быстро собрал вещи. Проверил, на месте ли диктофон, фотоаппарат, тетрадь с записями, паспорт. Надел свежую рубашку. Подумал и надел еще легкую куртку, хотя было тепло.

Едва я спустился по лестнице, как дверь черного «Мерседеса» приоткрылась и из-за двери выглянул Фархад:

– Надоело телевизор смотреть?

Я молча подошел к машине, кинул рюкзак и сумку на заднее сиденье, сел, закрыл дверь.

– Поехали.

– Ну, вот так-то лучше, – помягчев, сказал Фархад.

Через некоторое время мы оказались у ресторана, со всех сторон окруженного машинами. Уже смеркалось. Мальчишки за горстку мелочи подыскивали для подъезжающих место для парковки. Для нас оно нашлось лишь метрах в ста от ресторана. Фархад кинул мальчишкам бумажку и сказал:

– Вылезай, приехали. Только вещи в машине оставь.

– Деньги, документы и аппаратуру я всегда держу при себе, – как можно спокойнее сказал я.

– Ну, пожалуйста.

Мы прошли в ресторан. Десятки мужчин в элегантных костюмах и дам в тяжеловатых длинных платьях толпились в холле и прихорашивались перед зеркалом. Так. Вот сейчас нельзя ошибиться. Единственный шанс нельзя упускать.

– Послушай, Фархад, – сказал я. – А куда мы в таком виде, после заповедника? Неудобно…

– Всё учтено, – сказал Фархад, одновременно тоже поглядывая на себя в зеркало и оправляя свою одежду. – Никто тебе и слова не скажет.

– Но я хотя бы куртку сниму…

– Ну, разумеется…

Я подошел к гардеробу и сдал куртку, рюкзак и сумку. Хорошо бы еще, чтобы в холл выходил туалет. Точно, вот он.

– Ну что? – спросил Фархад. В его голове – это читалось по глазам – уже клубились иные какие-то соображения, помимо мыслей обо мне. Он стал менее внимательным. Иначе не упустил бы из виду, что я избавился не только от куртки, но и от вещей.

А дальше…

Просторный зал, круглые столы в четыре или в пять рядов. Десятки столов, и за каждым – человек по восемь. Справа от входа в зал, на концертной сцене, под ослепительным светом ламп – чтоб их было всем видно – сидят жених и невеста. У них до отчаяния счастливые лица. А рядом бьет музыка: целый оркестр народных инструментов. И под эту музыку топчутся, поводя руками, с одной стороны женщины, а с другой – мужчины. Почему-то мне бросилось в глаза, что никто не танцует вместе. Женщины – отдельно, мужчины – отдельно.

– Куда нам? – спросил я, потому что зал оказался огромный и яркий свет со сцены не добивал в глубину, там царил полумрак, и только видно было, что сотни людей сидят, закусывают и выпивают. Опять же – мужчины за своими столами, женщины – за своими.

– А вот, а вот, проходите, проходите, – вдруг оказался рядом с нами кругленький пожилой человек в черном смокинге. Я только тогда понял, что это – отец жениха, бухгалтер фирмы, когда он прямиком подвел нас к столику, за которым сидели все мужчины из офиса «АзТрейд»: Ализар, Али-бей, еще кто-то, и два свободных места было оставлено – видимо, для меня и для Фархада.

Посредине стола возвышалась горка в несколько ярусов, на которой были сервированы яства. На первом ярусе – мясо и балыки, слезящимися кусками нарезанная рыба – горячего и холодного копчения осетринка и севрюжинка – красная и черная икра в огромных серебряных емкостях. На втором – ананасы, клубника, гранаты, апельсины, зелень… На третьем ярусе были еще сласти: шоколад, конфеты, засахаренные фрукты…

Я понял, что не смогу обжираться второй раз за день, хотя повсюду рядом двигались сотни крепких жующих мужских челюстей и причмокивающих, подведенных помадой женских губ.

Ализар поглядел на меня своими голубыми глазами и спросил:

– Что предпочитаете: коньяк, водку, вино?

– Гранатовый сок.

– Вот как? – удивленно поднял он брови. – Как съездили?

– Отлично, – сказал за меня Фархад.

– Увидели то, что хотели? – упорно спрашивал Ализар.

– Сходили в рыбный ресторан, – сказал я.

Фархад, видимо, ждал, какова будет развязка всей этой истории. Поскольку я не высказал неудовольствия, он с облегчением налил себе коньяка:

– Ну, что же? Где наш Байрам? Надо поздравить его со свадьбой сына! Надо выпить за его здоровье!

Ализар согласился и все выпили.

– Что вам положить? – приветливо обратился ко мне Али-бей.

– Немного салата… Мы уже наелись сегодня на два дня вперед…

Чувствовал я себя чертовски неловко. Почему-то никто не разговаривал друг с другом. Выпили, что ли, мало? Или не принято? Ощущение было такое, что большинство людей никого не знало за пределами своего столика. Да и за столиками не разговаривали, как чужие. Общение заменили горы еды и музыка, которая оглушающе звучала без перерывов. Возле сцены, на которой все так же неподвижно сидели молодожены с застывшей улыбкой счастья, под музыку, переступая с ноги на ногу, как куры, танцевали какой-то птичий танец женщины… Я поднялся из-за стола, чувствуя легкую дурноту от всего этого.

– Ты куда? – придержал меня за рукав Фархад.

– В туалет.

– А…

Я вышел в холл. Прямо посредине холла, ни от кого не таясь, прохаживался Азер в своей неизменной джинсовой куртке.

– Поехали?

– Надо взять вещи. Вот номерок. Возьми…

Я на минуту исчез в туалете.

Иногда бежать необходимо, чтобы не потерять самого себя.

Когда я вновь вышел в холл, Азер помахал мне рукой из-за стекла входной двери:

– Машина ждет…

Я готов был вскричать: «Свобода»!

Так полегчало на душе.

Но сегодня мне задали хорошую трепку. Еще бы понять: зачем. Просто, чтобы я не был так привязан к Азеру. Друг моего врага – мой враг. Это Восток все-таки. Мы ехали по городу, среди вечерних огней. Азер улыбался тому, как мы ловко обделали это дельце, и с удовольствием курил…

– Слушай, а что это за свадьба? Никогда не видал более странного зрелища…

– Странного? У нас все свадьбы такие.

– Что, и у тебя такая же была?

– Я давно не женился…

– Но эта?!

– Да ничего особенного: 600 человек, по 50 манатов на человека – вот и весь расчет.

– Тридцать тысяч евро… Но там люди даже не знали друг друга…

– Василий, нельзя все в жизни мерять своей меркой…

– Это точно.

Я рассказал, как мы съездили в заповедник.

– Ты понимаешь, – сказал Азер. – Фархад неплохой парень. Но Ализар – нудный. Он голову проест, если что-то не так будет исполнено. Так что, уехав со мной, ты его обидел. Ты еще почувствуешь это на себе. В следующий раз.