Текст книги "Я – меч, я – пламя!"

Глава 7

Двадцать пятого января на Ярославском вокзале незадолго до отправки поезда Москва – Владивосток встретилась вся группа, направляющаяся проверять Дальневосточную армию. Познакомили их друг с другом вчера. Комиссия подобралась солидная. Возглавил ее не кто-нибудь, а «Главный проверяющий» Сталина, Лев Захарович Мехлис, занимающий в данный момент должность заместителя наркома обороны и начальника Главного политуправления Красной армии. В комиссию вошли как представители Генштаба, так и бывшие военные из различных родов войск, перешедшие работать в новый отдел НКВД, занимающийся совместно с Генштабом проверкой воинских подразделений. Заместителем Мехлиса назначили слушателя академии Генштаба, полковника Ватутина Николая Федоровича. Ольга приложила к этому определенные усилия. Она долго перебирала в уме фамилии военачальников, которые всплывали в ее памяти, пытаясь понять, с кем из них можно попробовать обсудить будущую войну и попытаться проверить свои идеи. Ведь то, что она с уверенным видом предлагала вождю, было плодом ее личных размышлений.

На бумаге все получалось гладко, но Олю постоянно мучила мысль, нет ли по дороге оврагов, о которых она забыла. То, что Сталин обсуждал это с Шапошниковым и, возможно, не только с ним, перед тем как принять окончательное решение, сомнений не вызывало, да и, кроме укрепления западных границ СССР, где работы уже начались, и некоторой реорганизации войск, в нужном направлении в настоящий момент ничего не происходило. А планы имелись. Нужны были исполнители, и хотелось, чтоб они эти планы воспринимали как свои, тогда и дело будет. К сожалению, пока что доктрина ведения войны от обороны встречала активное сопротивление высших военачальников, несмотря на поддержку с самого верха. Никто в открытую оппозицию не становился, тихий саботаж тоже отсутствовал по причине того, что можно было легко лишиться всех званий и загреметь на пять лет в лагеря. Но одно дело, когда исполнитель уверен в правильности своих действий, и другое дело, когда он все делает из-под палки. Ольга с удовольствием пообщалась бы с Рокоссовским, но он и тут умудрился попасть под следствие, которое, впрочем, буквально через месяц было прекращено по личному распоряжению Сталина. Рокоссовского назначили на должность командира первого корпуса войск особого назначения. Узнав про эту историю, Ольга долго думала, как такое могло случиться, ведь список командиров РККА, на которых следует обратить внимание, у Сталина был давно. Потом решила – это можно рассматривать как пример трудностей управления большой Системой в ручном режиме, хотя не исключено, что запоздалая реакция имела другие причины. Ясно, что такого человека, как Рокоссовский, заместителем Мехлиса никто не поставит во избежание высоковольтных напряжений, которые, безусловно, возникнут между этими двумя фигурами. Да и занят он был по завязку. Становление нового рода войск – непростая история. Боевые уставы, стратегия и тактика применения, состав, вооружение и тысячи других не менее важных деталей нужно было создать и свести в единый механизм. И всем высокопоставленным командирам нового рода войск доставался свой кусок работы.

Поэтому выбор пал на Ватутина. Он был не только отличным штабистом, но прошел путь от солдата до слушателя академии Генштаба. Да и в практическом руководстве войсками проявил себя неплохо. Был, как и все, приверженцем атакующих действий, но выбрал тему научной работы «Роль укрепленных районов в современной войне», а это уже являлось темой возможных дискуссий. Самое главное, что о нем знала Ольга: Ватутин умел замечать таланты и давал им расти. Черняховский, Семен Павлович Иванов, Гречко, Хетагуров, Курочкин – все эти имена в воспоминаниях Ольги были связаны с Ватутиным. А эта особенность у руководителей встречается крайне редко. Куда чаще приходится видеть, как начальник душит толкового подчиненного изо всех сил.

Пока Ватутин был у вождя на примете, и не только потому, что его отметила Ольга. Полтора года назад сводный отряд 28-й Горской особой дивизии под командованием Ватутина, в полном составе, без отстающих, взобрался на вершину Казбека вместе с артиллерией, пулеметами и установил там бюст Сталина. Потом бойцы провели учебные стрельбы и без потерь спустились обратно.

Включить его в комиссию на роль заместителя было нетрудно. Олю определили секретарем к Ватутину, поскольку реальной работой по проверке Дальневосточной армии должен был руководить он. Кто и как объяснял ему ее назначение на эту должность, Оля не знала, но Артузов заверил, что Ватутин будет прислушиваться к ее советам. Остальные члены комиссии о ней ничего не знали. Кто ее охраняет, Артузов не сказал, но одного она вычислила сразу. Вместе с Ольгой к Ватутину приставили нового порученца. То, что он новый человек, было заметно по их общению. Почему-то Оля решила – по совместительству он является ее телохранителем. Лейтенант Виктор Степанов – хмурый шатен выше среднего роста, осматривающий всех и все подозрительным взглядом, от которого хотелось сразу отвести глаза в сторону. Кому еще было вменено в обязанности за ней присматривать, она не знала, претендентов хватало. Была у нее еще одна страховка в виде кусочка белого шелка с текстом, подписью и печатью, вшитая в подкладку полушубка, но пользоваться ею не советовали. Только в совершенно безвыходной ситуации. Наверняка и телохранителей снабдили чем-то аналогичным для разруливания непредвиденных ситуаций.

Мехлису вменялось в обязанности осуществлять общее руководство, проверить местные партийные органы и совместно с Фриновским проверить работу НКВД. Фриновский должен был приехать чуть позже и привезти с собой бригаду поддержки из сотрудников НКВД. Вот тогда по всему Дальнему Востоку начнется сплошное веселье. Что-то вертелось в голове у Ольги, связанное с крупным чином НКВД, перебежавшим к японцам в результате такой проверки, но фамилия и должность не всплывали. В СССР события уже пошли по несколько другому течению, и все, что она знала, нужно было подвергать сомнению. Репрессии, если можно так сказать, имели место быть, но, объективно анализируя те факты, которые были в ее распоряжении, Оля находила, что пользы от них больше, чем вреда. Основная масса осужденных получала пять лет лагерей – это максимум, что могли присудить «тройки» вне судебного разбирательства. На суд тянули только тех, на кого могли собрать хоть какой-то материал. Заявление рабочего коллектива и партийной организации принималось во внимание как «тройкой», так и судом, и часто человек оставался в коллективе отбывать наказание условно, с понижением в должности или звании. Но кроме этого, Ежов умудрился за год навести порядок с милицией, так же безжалостно перетряхивая кадры и отправляя в ссылку или в небытие тех, кто не справился со своими задачами. И в городах стало спокойно. Исчезли беспризорные, попрошайки, карманники и другая мелкая шушера. Можно было без опаски гулять ночью по темным окраинам. Предполагать, сколько еще Ежов просидит в кресле наркома внутренних дел, было трудно.

Оля считала, что в конце тридцать седьмого Сталин его заменит. Логика «мавр сделал свое дело – мавр может уходить» действует в любой реальности. Инвариантом процесса замены наркомов она выбрала время, проведенное в кресле. Там за два года сгорел на такой работе, скорее всего, и тут будет то же самое.

Она осталась в своем прежнем звании – лейтенант НКВД, но звали ее по-другому – Татьяна Ивановна Захарова. Волосы ее потемнели до темно-каштанового цвета, приходилось наносить темные тени вокруг глаз, чтобы выглядеть старше – годков ей по новым документам было двадцать три, но это ее не портило. Пронзительные голубые глаза на фоне темных волос вспыхивали холодным огнем, невольно привлекая взгляд. Но ненадолго. Долго смотреть не хотелось. И любезничать с ней тоже не хотелось. За тот недолгий миг, когда чей-то взгляд встречался с ее взглядом, смотревшему становилось ясно: нужно срочно заняться чем-то содержательным, иначе недоумение, сквозящее в глазах этой девушки при виде пялящегося на нее бездельника, заставит чувствовать себя дураком.

Вручив своему новому шефу его билет и оставив его дымить папиросой на перроне, Оля, забравшись на верхнюю полку, достала из чемодана «Боевой устав пехоты» и продолжила его изучение, ставя пометки в местах, которые требовали обсуждения.

Больше года прошло с тех пор, как Ольга предложила создать при Генштабе отдел, задачей которого было бы обобщать свой и чужой опыт ведения боевых действий и вносить изменения в боевые уставы различных родов войск. Но дело двигалось туго. С горем пополам за этот год удалось внести только несколько существенных изменений: истребители стали летать парами, танкам запретили атаковать укрепленные позиции противника без сопровождения пехоты или кавалерии, разрешили везти десант на броне. Для этого на все танки, способные нести десант, наварили скобы. В танковые бригады включили мотопехотные или драгунские части так, что отправить куда-то танк без пехоты стало невозможно или, по крайней мере, очень трудно.

Но это было только начало. Никак не удавалось изъять из уставов понятие штыковой атаки, которое Ольга считала крайне вредным. Атакуешь вражеские окопы – закидай их гранатами, добей сверху из винтовки или пистолета-пулемета и беги дальше. Рукопашная схватка – это из разряда писательских сказок, но никак не из реальной жизни. При современной плотности огня, которое развивает боевое подразделение из станковых, ручных пулеметов, ПП и винтовок, серьезно рассуждать о рукопашном бое как о тактическом приеме мог только фантазер. К сожалению, таких в Красной армии было с достатком. Рукопашные столкновения на поле боя возможны, но только как отдельные эпизоды, никак не влияющие на окончательный результат. Учить бойцов рукопашному бою нужно обязательно, даже если они эти знания не применят в реальном бою. Рукопашный бой в первую очередь воспитывает характер, стойкость, чувство уверенности в своих силах. А это даже более важно, чем умение метко стрелять. Но бежать с примкнутыми штыками на врага, вместо того чтобы давить его огнем из всех имеющихся огневых средств, – это был тактический прием девятнадцатого века. Атаковать обороняющегося противника в современном бою рекомендовалось совсем по-другому.

О штыковой атаке она и спорила в данный момент с полковником Ватутиным. Постоянно примкнутые штыки к винтовкам удалось отменить под шумок заговора военных, когда началась борьба с троцкизмом в армии. Теперь штык носился отдельно, винтовка пристреливалась без оного. Тогда же удалось пробить приказ о значительном увеличении шанцевого инструмента в пехотных частях. Полнопрофильный окоп можно вырыть и пехотной лопаткой. Если очень постараться, то и детским совком можно вырыть. Но большой лопатой значительно быстрее и проще. На этом прогресс закончился. Пробить Ольгину мечту – простой компенсатор к трехлинейке, чтобы ее так вверх при выстреле не уносило, пока не удалось. Военные отчаянно сопротивлялись, рассказывали любые небылицы, дескать, он будет мешать штык надевать, звук выстрела от него резче становится, это безобразие будет портить эстетическую картину бойца с винтовкой, и так уже изгаженную отсутствием штыка. Соглашались с ними и люди потолковей, в том числе и оружейники. Аргументы были другими, а именно: ничего компенсатор не улучшит, лишь удорожит и утяжелит винтовку. Снайперам для скрытости позиции компенсация эффекта задирания важна, им на винтовки решили ставить доработанный прибор, за основу которого была взята ее разработка.

Также трудно продвигалось и новое вооружение. Деталей Ольга не знала, никто ее специально не информировал. Артузов вооружением не интересовался, Ольга это понимала. Внешняя разведка должна интересоваться вооружением потенциального противника, а не новейшими разработками отечественных оружейников. Если бы не короткий телефонный разговор со Сталиным накануне отъезда, она бы и не знала, что противотанковое ружье Дегтярева и пистолет-пулемет уже прошли военные испытания.

– Товарищ Стрельцова, вы уверенны, что противотанковое ружье и пистолет-пулемет необходимы нашей армии? Все военные в один голос утверждают, что данное вооружение совершенно бесполезно на поле боя.

– Могу я спросить, какая будет цена изделий при массовом производстве?

– Цена и качество изделий нас полностью устраивают, товарищ Стрельцова, я вас о другом спрашиваю.

– Товарищ Сталин, если пистолет-пулемет в массовом производстве будет стоить не дороже шестидесяти рублей, можете смело заказывать два миллиона для мобилизационного резерва и для текущих нужд армии. Соответственно, если ПТР выходит дешевле тысячи рублей, нужно иметь запас не менее пятидесяти тысяч единиц. Все это нужно изготовить за четыре года.

– Не слишком ли смелые цифры вы называете, даже не глянув на изделия?

– Военные комиссии у нас дотошные. Раз вы меня спрашиваете о целесообразности выпуска данных типов вооружения, можно смело предположить, что военную комиссию опытные образцы прошли. Поэтому для меня основным вопросом является цена. Что касается вопроса, полезное оружие или бесполезное, то это всем станет ясно после первого реального боя, а его ждать уже недолго. Не исключено, что названного мной количества окажется мало, и вы еще с меня будете спрашивать, почему я не назвала бо́льшие цифры.

– Так почему вы не называете бо́льшие цифры, товарищ Стрельцова?

– Надеюсь, что этого количества хватит, товарищ Сталин.

– Выпускать по пятьсот тысяч ППС в год – это очень много, у нас нет свободных мощностей на такое количество.

– ППС?

– Пистолет-пулемет Симонова – сокращенно ППС. Он отказывался от авторства, говорил, что по вашим рисункам любой оружейник опытный образец создал бы. Но мы его убедили.

«Какие интересные кренделя выписывает судьба. И в этой действительности его назвали ППС, колдовство какое-то. Впрочем, все, что со мной случилось, можно назвать колдовством, мне ли удивляться…» – устало подумала Ольга.

– Меньше двух миллионов никак, товарищ Сталин. Сократить выпуск винтовок, пистолетов, расширять производство. Когда припечет, будем в год по полтора миллиона клепать. Ну и соответственный запас патронов к ним не забыть, минимум по полторы тысячи на ствол. А лучше по три.

– Значит, вы уверены в том, что нужно разворачивать выпуск этого оружия?

– Абсолютно уверена, товарищ Сталин. Поверьте, тут ошибка исключена.

– Хорошо, ваша точка зрения нам понятна…

Как обстоят дела с другими рекомендованными видами оружия, Ольга совершенно не представляла. По ее расчетам, 45-миллиметровая противотанковая пушка уже могла проходить испытания, и ДШК тоже должен был быть готов. Начался ли выпуск этих изделий, надобность в которых не вызывала сомнений, она не знала. Никто с Ольгой по этому поводу не разговаривал и ее мнения не спрашивал.

– Николай Федорович, вы видели образец пистолета-пулемета?

– Нет, я лично не видел, но мне рассказывали о ППД. Дорогая, сложная в разборке и никому не нужная игрушка.

– Хорошо, представьте себе, что у вас половина состава вооружена ПП, который имеет простую конструкцию, безотказен, легко обслуживается. О какой рукопашной может идти речь? Вы представляете, какую плотность огня может развить такое подразделение как в обороне, так и в атаке?

– Таня, современный бой начинается стрелковым оружием с дистанции в километр, что будет делать, по-вашему, половина бойцов, вооруженных ПП, если они могут вести прицельную стрельбу с дистанции в сто метров? У вас половина подразделения выключена из боевых действий, потому что вооружена пукалками, а не полноценным оружием!

– Николай Федорович, не надо давить авторитетом. У нас с вами научный спор по тактике. Вы ведь согласны, что тактика такая же точная наука, как и математика, и подчиняется своим объективным правилам, как игра в шахматы. Еще в четырнадцатом году пехота беспрепятственно подбиралась к укреплениям противника на расстояние триста – четыреста метров под прикрытием огня своей артиллерии. Дальность прицельного огня ПП – двести метров. Именно на этом участке вам необходимо создать максимальную плотность огня, не давая противнику подобраться на дистанцию броска ручной гранаты. С другой стороны, солдат солдату рознь. Уверена, больше половины бойцов типичного подразделения РККА на дистанции триста – четыреста метров не попадут из трехлинейки в ростовую мишень. Хорошо, если с двухсот метров попадут, в чем я сильно сомневаюсь. Так вооружите ту половину подразделения, которая неважно стреляет, автоматами, это я так называю ПП. Пусть они стреляют с дистанции уверенного попадания, но стреляют много и часто. Вторая половина, умеющая стрелять метров на четыреста, вооружена винтовками и начинает заградительный огонь сразу после артподготовки противника. А если у вас есть бойцы, умеющие стрелять на восемьсот метров, их нужно вооружить снайперскими винтовками, замаскировать в стороне от основных позиций так, чтобы они могли вести огонь по командному составу противника до и во время артподготовки. Тогда можно будет сказать, что вы правильно распорядились составом подразделения.

– Вот когда это будет в уставе записано, тогда и будем так делать, а пока, увы, все, что вы говорите, – это ваши фантазии.

– Тогда напишите предложение в отдел Генштаба, который правит уставы, или мне прикажете это сделать?

– Конечно, вам, Таня. Вы это придумали, вы и пишите.

– Я-то напишу, хоть и не женское это дело, а чем будут заниматься наши доблестные командиры?

– Будут готовиться за вас жизнь отдать на поле боя!

– Вот мы и добрались до основной проблемы командного состава РККА. Вам не кажется, Николай Федорович, что наш народ, отдавая все возможное Красной армии, требует от ее командиров не того, чтобы они отдавали жизнь на поле боя, а того, чтобы они забирали жизни у врагов Советского Союза. Чтобы они побеждали, а не умирали. Отдать жизнь – много ума не надо. Победить и остаться в живых, сохранить своих бойцов – вот задача командира. А штыковые атаки, желание отдать жизнь на поле боя – все это троцкизм, который въелся в кровь и плоть РККА, его нужно выжигать каленым железом. Или вы со мной не согласны, Николай Федорович?

– То, что с троцкизмом нужно бороться, тут я с вами согласен, Татьяна Ивановна. Со всем остальным – нет. Может, мы отложим пока наши споры и пойдем подкрепимся? Ребята, думаю, уже все в ресторане. И Лев Захарович уже там.

– Ну раз Лев Захарович, тогда конечно. – Не скрывая иронии, Ольга поднялась и направилась к выходу.

– Вижу, вы не очень любите Льва Захаровича?

– Я очень товарища Сталина люблю, на других не хватает.

– Язычок у вас, однако… сочувствую вашему будущему мужу, Татьяна Ивановна.

– Спасибо за то, что не исключаете такой возможности… – Оле почему-то стало грустно, вспомнились Сергей и ее «семейная» жизнь, продолжавшаяся так недолго.

– Что ж вы так взгрустнули, Таня… найдется и на вашу голову счастье. Мы, мужики, народ рисковый, нас длинным языком не испугать. Хотя учиться его придерживать – это вам не помешает, и до того, как счастье свое найдете, и после, – с задумчивым видом заметило начальство.

Вагон-ресторан был заполнен меньше чем наполовину. До обеда еще оставалось время, для завтрака было слишком поздно, но комиссия во главе с Мехлисом оккупировала несколько столов, наполнив вагон-ресторан командными голосами, широкими галифе, блеском ромбов и шпал. Заказав плотной официантке не менее плотный завтрак, плавно перетекающий в обед, товарищи военные руководствовались проверенным принципом: раньше начнешь – позже кончишь. Недовольно глянув на опоздавших, начальство решило отметиться.

– Почему опаздываем, товарищ полковник?

– Так не было приказа, товарищ армейский комиссар второго ранга. Да и товарищ лейтенант меня не выпускала.

Народ дружно заржал.

– Почему вы не выпускали товарища полковника к нам, товарищ лейтенант?

– Обсуждали боевой устав пехотных войск РККА, товарищ армейский комиссар второго ранга! – Звонко отчеканила Оля правдивый ответ, который вызвал еще более продолжительный хохот присутствующих. Даже вытаращенные глаза Мехлиса подобрели. «У него проблемы со щитовидкой, надо бы вождю намекнуть, чтобы к врачам отправил, может, не будет такой психованный. Хотя… он ему такой и нужен».

– Это другое дело. Будем считать причину уважительной.

Но на этом внимание к ее скромной особе не иссякло. Заметив, что девушка демонстративно отодвинула рюмку и налила себе в стакан минералки, начальство продолжило расспросы.

– Почему вы не пьете, товарищ лейтенант?

– Врачи запретили – умру, если выпью, товарищ армейский комиссар второго ранга.

– Что ж это с вами такое?

– Мне бы не хотелось об этом…

– Хватит вам стесняться, тут все свои.

– У меня зашита в вену капсула со специальным составом. При наличии алкоголя в крови она превращается в смертельный яд.

Все примолкли, сочувственно глядя на нее, представили себе жизнь с такой штучкой внутри и мысленно содрогнулись от страшной перспективы.

– Зачем это?

– Радикальный способ излечить от алкоголизма. Трудное детство, товарищ армейский комиссар второго ранга.

– Даже не знал, что такие методы существуют у наших медиков… а кто ваш непосредственный начальник?

– Капитан Сушко, киевское отделение НКВД.

– Слышал я, начальник ваш, товарищ Кацнельсон, умер?

– Да, но подробности мне неизвестны, меня как раз в Москву, в отдел контроля боеготовности РККА, вызвали, когда это случилось.

Все примолкли. Когда внезапно и при странных обстоятельствах умирает начальник, как правило, бывшим подчиненным это ничем хорошим не светит. Оля знала достаточно много подробностей скоропостижной кончины Кацнельсона, но информация была крайне секретна. Насколько ей было известно, даже Ежов остался вне круга посвященных. После того как Кацнельсона через сутки после ареста нашли в камере мертвым и поняли, что он разгрыз ампулу с ядом, его быстренько одели и доставили на московскую квартиру. Оставив труп и осколки ампулы, вызвали милицию, и теперь следователи НКВД искали причины самоубийства своего высокопоставленного сотрудника. Артузов ходил мрачный и нервный, получив серьезную «клизму» от вождя. Последние дни перед отъездом все бегали наскипидаренные, но следы жены с детьми нашли. Видимо, это было принципиальное условие Сталина. После этого все повеселели и начали копать, кто и как помог этой гражданке покинуть первое в мире социалистическое государство.

– Так вас что, переводят в Москву? – Мехлис все не успокаивался, глядя на нее характерным взглядом, обвиняющим во всех мыслимых и немыслимых проступках.

– Начальник группы, майор Валентинов, к которому я была отправлена, сказал, если проявлю себя хорошо, заберут меня насовсем к себе, говорил, у них не хватает специалистов моего профиля, но его смущает, что я женщина. Решил пока к товарищу полковнику в помощницы определить.

– А какая у вас специальность?

– Связь и войска особого назначения.

– Ну наконец-то разобрался. А то читаю список личного состава комиссии, а у полковника РККА секретарем – лейтенант НКВД, и никто толком не знает, откуда вы появились.

Мехлис продолжал сверлить ее недоверчивым взглядом. «Тертый калач, наверняка считает, что у меня спецзадание от Ежова собирать компромат на всех, а на него в особенности. Эти двое обожают друг друга беззаветно. Так бы и удушили в объятиях. Но вождь не дает. Любит создавать в Системе наборы противовесов, чтобы без него ни один конфликт нельзя было разрулить. Люди, считающие, что Сталин стремится к абсолютной власти, ошибаются хотя бы потому, что таковой в природе не бывает. Руководитель всегда зависит от подчиненных. Он может менять людей, но изменить их он не в силах. В этом вся проблема. Изменить себя человек может только сам. Но это мало у кого получается».

– Служба у нас такая, товарищ армейский комиссар второго ранга, чтобы никто ничего не знал, – радостно сообщила ему Оля, преданно глядя в выпуклые глаза. В них мелькнула угроза, но затем Лев Захарович натянул на лицо выражение бесконечной скуки.

– Посмотрим, какой из вас специалист. Ну что ж, товарищи, предлагаю первый тост выпить за вождя мирового пролетариата, дорогого товарища Сталина!

Вскочив первой со стула, подняв стакан минералки, Оля громко крикнула:

– Ура!

Ее дружно поддержали, слегка напугав официантку, несущую поднос с первым блюдом, грохотом падающих и отодвигаемых стульев. Но опыт не пропьешь, тарелки официантка донесла в целости и сохранности. Борщ испытал на себе сильное влияние грузинской кухни, и Оля, задумчиво глядя на него после нескольких съеденных ложек, пыталась разобраться, чему он больше обязан красным цветом – свекле или красному перцу, плавающему на поверхности. Но под тосты Мехлиса, которых он знал множество, и ни один из них нельзя было проигнорировать, перченое большинству заходило хорошо. Выловив из первой тарелки только мясо и овощи, глядя на принесенную аппетитную отбивную с картошкой, Оля подумала – если мясо будет таким же, как борщ, она обязательно сломает повару палец для повышения его личного кулинарного мастерства. Но повар был опытный и, видно, чувствовал угрозы еще до их зарождения. С удовольствием смакуя второе блюдо, Оля улыбнулась своим мыслям.

– Над чем вы смеетесь, товарищ лейтенант, я сказал что-то смешное? – Лупоглазый Мехлис снова уперся в нее своим тяжелым взглядом.

– Я не смеюсь, я от радости улыбаюсь. От ваших слов, товарищ армейский комиссар второго ранга, радость на сердце. – Оля преданно посмотрела в его глаза: «Чего ты, зараза, ко мне прицепился?»

– А у меня сложилось впечатление, что вы меня не слушаете.

– Ошибочное впечатление. Я вас очень, очень внимательно слушаю, товарищ армейский комиссар второго ранга. Должна отметить, что обычно люди уже после третьей рюмки начинают заговариваться, а вы седьмую подымаете и такие умные, правильные вещи говорите. – Ее глаза стали холодными и колючими. Оля в упор смотрела в глаза Льва Захаровича, пытаясь понять, вождь дал ему задание проверить ее на вшивость или это главный комиссар затеял от своей вредности. – С вашего разрешения, я покину вашу дружную мужскую компанию, у меня еще до вечера много работы. – Рядом с Мехлисом сидела его секретарь, пышная брюнетка в чине лейтенанта, но Оля этот факт проигнорировала. – Товарищи командиры, если кто в шахматы играть умеет и любит, прошу вечером ко мне на партию. Приглашаю только трезвых, с пьяными не играю. Приятного аппетита.

Не дожидаясь разрешения, Оля направилась к себе. По реакции главного комиссара ей стало ясно, что это не последняя стычка. Формально она была из другого ведомства и могла посылать Мехлиса по всем вопросам, не касающимся деятельности комиссии, достаточно далеко. Но это было бы нехорошо. Ссориться с руководителем в ее задание не входило. «Да пошел он. Делать мне нечего – из-за каждого придурка расстраиваться. Между прочим, сейчас рабочий день, за который всем зарплату платят, так что тут еще как посмотреть, кто из нас прав».

– Где ты такую язву себе в секретари нашел, товарищ полковник?

– Вопрос не по адресу. Начальство позвонило, приказало любить и жаловать. – Полковник в подробности не вдавался, всем своим видом демонстрируя отсутствие желания обсуждать эту тему. Все задумались над емким ответом и возможными заданиями нового секретаря полковника.

Мехлис пытался вспомнить все детали разговора со Сталиным, касающегося данной командировки. Он вспомнил фразу, которой сперва не придал значения, но та заиграла вдруг новыми оттенками в свете последних событий. «Товарищ Мехлис, вы только среди членов комиссии врагов народа не ищите. Все товарищи проверенные. Ваша задача – Дальневосточная армия, партийные органы на местах, НКВД и пограничная служба». Главный комиссар раздраженно поморщился: «Непростая эта девка. Глазищами так и сверкает. На нее вождь намекал. Ладно, оставим пока ее в покое, но присматривать надо, неспроста девицу сюда приставили, неспроста. Раз мне Сталин ничего не сказал, значит, и за мной присматривает, дрянь».

– Ну что ж, товарищи, пора и честь знать, – вдруг после продолжительной паузы комиссар встал со стула, демонстрируя всем своим видом, что обед закончен. – С организацией и штатным расписанием Дальневосточной особой армии все ознакомлены. Завтра с утра обсудим планы проверки отдельных подразделений, которые вы сегодня подготовите каждый по своей специальности. Я договорюсь, чтобы нам забронировали ресторан с семи до полвосьмого. Другого подходящего помещения здесь нет. У каждого будет по три минуты для доклада. Вопросы имеются?

– Никак нет, товарищ армейский комиссар второго ранга, – дружно ответил народ, срываясь со стульев.

На следующий день Мехлис спокойно, без придирок выслушал и ее доклад. Прошлой весной согласно присланным из Москвы указаниям была проведена реорганизация отдельных частей Дальневосточной армии. Из одной кавалерийской, одной пехотной дивизии и отдельного десантного батальона в результате реорганизации были созданы: отдельная дивизия войск особого назначения, а также мотострелковые и кавалерийские батальоны, вошедшие в новый состав танковой бригады.

Проверка боеготовности отдельной дивизии особого назначения, согласно Олиному плану, включала в себя постановку перед ее командиром боевой задачи по проникновению в тыл условного противника с целью дезорганизации путей снабжения, обнаружения и ликвидации штабов противника. Проникновение в тыл должно было быть спланировано либо путем локального прорыва обороны противника с помощью приданной танковой бригады и артдивизиона, либо с помощью просачивания в тыл противника через труднопроходимые участки местности. Еще планировались проверка работы штаба дивизии по подготовке плана выполнения боевой задачи, развертыванию и выдвижению частей на рубеж перехода линии фронта, проверка организации связи на марше и при выполнении боевой задачи, проверка организации снабжения подразделений на этапе выполнения боевой задачи. Нужна была проверка взаимодействия авиации и отдельных частей в процессе выполнения боевой задачи. Заключительный этап – проверка боевых навыков личного состава. Срок проверки – три недели. На этапе проверки плана операции Олей было отмечено, что ей будет нужна помощь специалистов – пехотинца, танкиста и артиллериста.

Аналогичные планы предоставили остальные члены комиссии. Тех, у кого в плане отдельной строкой не стоял пункт «проверка связи», Ольга заставляла его вносить, а поскольку чистых связистов в составе комиссии не было, то она оказалась задействована во всех проводимых мероприятиях. Планы были отданы Ватутину для сбивки по срокам и задействованным специалистам с целью сверстать общий план проверки.